Клоунада

Мне хотелось стать клоуном. Не тем, с беленым лицом и красным носом, не тем, глупо падающим под дешевую радость публики, а другим, красивым, печальным, неприкаянным чудаком, заставляющим людей плакать. Не смеяться, а плакать. Мне хотелось задевать самые тонкие струны.

Маленький клоун с растрепанными волосами и огромной нарисованной улыбкой выходит на сцену в белом бесформенном балахоне и начинает, забавляя народ, мести подмостки развеселой цветной метелкой. Промахав ею от одного конца сцены до другого, он уморительно спотыкается о вешалку, на которой висят женский плащ, шляпка и шарфик. Это просто вещи, клоун с любопытством их разглядывает, робко дотрагивается до пушистого шарфа. И тут случается чудо: бездушный наряд оживает, и изящная молодая женщина, легко склонив голову, с неожиданной нежностью касается щеки уже не клоуна, но изнемогшего без любви мужчину, тающего под ее ладонью.
Помню, меня пронзил этот номер Вячеслава Полунина: так трогательно и чисто об одиночестве и потаенной тоске можно сказать только без единого слова.

Мне хотелось стать клоуном, хотелось говорить на мудром языке молчания.

Человек почти лежал на арене цирка. Сначала он лишь чуть шевелил ножками и ручками, потом стал приподниматься, научился ходить и побежал, полный детской радости и юной силы. Затем его шаг замедлился, взрослея, человек стал сутулиться и, старея, ступать тяжелее и склоняться все ниже и ниже к земле, пока, наконец, обессилев, не сжался в изначальный комочек и не затих совсем.
Великий мим Леонид Енгибаров, гений, мой самый любимый клоун. Только он мог рассказать мне, что такое жизнь. Что начало неотличимо от конца. Что самым сокровенным надо делиться молча. Что о главном надо рассказывать без затей.

Мне хотелось стать клоуном. Хотелось печалиться вслух, замирая в беззвучии плача и волнуя души одним лишь своим дыханием. Мне хотелось стать клоуном, но я не смогла. Не научилась молчать. Не сумела отказаться от слов, и вот теперь мне остается лишь изредка играть буквами.