Синяк

               
               

        Ничем примечательным Ерофеев никогда не выделялся, а тут взял и явился на работу с синяком под глазом. Конечно, сразу же стал центром внимания, вызвал к себе повышенный интерес. Первым к нему подошёл Дейнека.
      - От чего синяк? – весело спросил он.
      - От переутомления на работе, - весело ответил Ерофеев.
      - Га-га-га, - деланным утробным смехом заржал Дейнека. – А на самом деле?
      - А на самом деле, - стал делиться с ним Ерофеев, - я пострадал от первого закона механики. Ехал трамваем, впереди стоял турист с рюкзаком. Трамвай затормозил, а меня по закону Ньютона понесло прямо физиономией на рюкзак. А в рюкзаке у него было чего-то железного понапихано – таганки какие-то, банки. Вот я и шваркнулся.
      Ну, посочувствовали Ерофееву, поохали и разошлись, но через час-другой вызвал его зав. отделом и, пытливо заглядывая в глаза, особенно в правый, подбитый, начал издалека:
      - Как у вас дела на семейном фронте?
      - На семейном фронте без перемен, - бодро отрапортовал Ерофеев.
      - С женой, детьми, тёщей, - отношения нормальные?
      - С женой, детьми, тёщей, - отношения идеальные, - слегка приукрасил Ерофеев.
      - Так-с, - забарабанил пальцами по столу зав. отделом. – Мы хотели повысить вас в должности, доверить вам сектор, но теперь вот..., - заведующий крутанул пальцем вокруг глаза.
      - Да это случайность, - стал горячо объяснять Ерофеев. – Первый закон Ньютона. Ехал я на работу трамваем. Впереди стоял турист с рюкзаком. В рюкзаке – котелки, банки, сапёрная лопата. Трамвай резко тормознул, я и ткнулся носом в рюкзак по инерции.
      - Каким трамваем ехали? – задал заведующий неожиданный вопрос.
      - Да какая разница каким, - удивился Ерофеев. – Восемнадцатым.
      - Насколько я помню, - откашлялся заведующий, - вы ездите на работу девятым. Что, не из дому ехали?
      - Ах, вон вы куда?! – поднялся с места Ерофеев. – Подлавливаете меня? Не верите, стало быть?
      - Нет, почему же, - длинно и путано стал формулировать заведующий, – людям надо доверять. Но и проверять.
      Ерофеев стрельнул в заведующего надменным взглядом адмирала Нельсона и с гордо поднятой головой вышел из кабинета. Внутри у него всё клокотало и бурлило, будто в душу ему набросали дрожжей. Мысль, что он находится под подозрением,  казалась ему невероятной и оскорбительной.
      - Где-то перед обедом в отдел заглянул предместкома Баранов и, вплотную подойдя к Ерофееву, конфиденциально шепнул:
      - Выйдем-ка на минутку.
      Они вышли.
      - Ты знаешь, как я к тебе отношусь, - доверительным тоном начал Баранов. – Мне, я думаю, ты можешь сказать всю правду.
      - Ты о чём? – сработал под простака Ерофеев, хотя сразу же понял, о чём пойдёт разговор.
      - Да всё о том же, - укоризненно произнёс Баранов. – У тебя с соседями отношения как?
      - Лучше не бывает, - похвастался Ерофеев.
      - Откуда же тогда бланж? – без экивоков спросил прямодушный Баранов.
      - Да я же говорю, - схватил его за пуговицу Ерофеев. – Ехал трамваем. Впереди турист с рюкзаком. Трамвай неожиданно тормознул, а я по закону Ньютона ещё продолжал движение. Пока в рюкзак не уткнулся.
      Баранов долго молчал, осмысливая, потом спросил:
      - Интурист?
      - Кто интурист?
      - Тот, с рюкзаком?
      - Да нет, - обрадовался Ерофеев. – Наш турист. Отечественный. И рюкзак у него наш. И котелки в рюкзаке наши.
      - А  Ньютон тут причём? – недоверчиво прищурился Баранов.
      - А притом, - пояснил Ерофеев, - что сперва он открыл свой первый закон, а я уже потом по этому закону «клюнул» рюкзак.
      - Проверим, - многозначительно пообещал Баранов.
      - Кого? – играя желваками, спросил Ерофеев.
      - Обоих. И тебя, и Ньютона.
      - А его зачем? – нахмурился Ерофеев.
      - А затем, что фонарь твой, хоть и посажен по писанному им закону, выглядит вполне-таки уголовно и накладывает на весь наш здоровый коллектив нездоровое пятно.
      - Да ничего ни на кого он не накладывает, - окончательно разозлился Ерофеев. – И вообще вопрос этот сугубо личный, я прошу больше на эту тему со мной не разговаривать.
      Он демонстративно развернулся через левое плечо и возвратился на своё место.
      Работалось ему трудно. Тоскливые предчувствия не оставляли его. К концу дня раздался  звонок  из приёмной  и секретарша распорядилась:
      - Ерофеева к директору.
      Ерофеев тяжело поднялся со стула. Он знал, зачем его вызывают, и решил держаться с достоинством.
      В кабинете директора сидели зав. отделом и Баранов.
      - Тут я собирался приказ подписать о вашем назначении на новую должность, - бодро начал директор, - но ко мне поступили сигналы, в новом свете рисующие, так сказать, ваш моральный облик.
      - А какой у меня облик? – подскочил на стуле Ерофеев.
      - Подпорченный, - вклинился сбоку Баранов.
      - Чем же он подпорченный? – задрожал Ерофеев и принялся в сотый раз рассказывать злополучную историю с синяком. В сбивчивом его изложении сплелись в один тугой узел рюкзак с Ньютоном, котелок с туристом и трамвай с сапёрной лопатой. Когда Ерофеев кончил свою пламенную речь, директор утомлённо посмотрел на него и сказал, обращаясь к Баранову и зав. отделом:
      - Я думаю, с повышением Ерофеева следует несколько повременить.
      Ерофеев вышел из кабинета директора. Секретарша смотрела на него взглядом, совмещавшим в себе природное женское сострадание и строгую служебную непреклонность.
      - Татьяна Михайловна, - попросил её Ерофеев, - дайте, пожалуйста, листок бумаги.
      Он взял поданный секретаршей листок. Пристроился на краешке стола и размашисто написал: «Прошу уволить по собственному желанию».