Путешествие сознания

Людской поток вынес Бавыкина  на гору. Проскочив мимо сручников, товар которых был разложен прямо на земле, Бавыкин оказался  у  полосатого шлагбаума, отделяющего рынок от прилегающей территории. Рынок поглощал движущийся людской поток. Волной из двух спикеров  раздавались истошные девичьи голоса: "Мама, я сошла с ума, мне нужна она…" У входа шустрили лохатронщики, но на Бавыкина они не обращали никакого внимания. Он, видимо достиг такого внешнего состояния, что перестал будоражить охотничьи инстинкты лохатронщиков. Постояв некоторое время в нерешительности, наблюдая  за толпой, Бавыкин почувствовал тоску и двинулся прочь вдоль длинного ряда коммерческих ларьков. Ларьки были совершенно одинаковые: сварные конструкции, обшитые металлическим листом, с приваренной решёткой и только узкая амбразура для денег чернела провалом. У последнего ларька Бавыкин остановился и принялся изучать витрину. Пёстрые этикетки портвейнов. Все эти Альб де Десерты, Лидии, Массандры. Бавыкин сглотнул слюну и вспомнил студенческую молодость.
Когда он учился в институте, где-то неподалёку располагался стадион, куда они всей группой ходили сдавать нормы ГТО. На сдачу норм выделялось два академических часа. Заканчивали обычно раньше. Возвращались длинным путём, проходящим где-то рядом. На месте рынка когда-то была городская, или белая свалка. Эту свалку Бавыкин помнил с детства. В эту счастливую пору своей жизни он с друзьями собирал здесь промышленные отходы. Для него это было настоящее "Эльдорадо". Здесь было всё: от пустых бутылок до драгоценных металлов. Когда он стал студентом, память места продолжала тянуть  на свалку, на месте  которой  образовался огромный рукотворный холм.   Он водил сюда своих друзей - одногруппников. Это у них так и называлось: «Пойти на горку». По дороге набирали полные сумки портвейна и, перейдя мостик через речку Красненькую, сворачивали в кусты праздновать день здоровья.
 В ностальгическом порыве Бавыкин даже слегка отдалился от ларька  и,  заглянув за угол, вспомнил то самое место под гигантскими зонтиками, которые росли там с незапамятных  времён. Прервав приятные воспоминания, Бавыкин вернулся к ларьку и начал размышлять, незаметно для себя шевеля пухлыми губами, что бы ему выбрать. По сути, все эти портвейны,  являются растворённым в воде   и подкрашенным пищевым красителем спиртом. От этой мысли ему стало весело, и он внезапно громко рассмеялся. Заметив на одной из этикеток надпись: "Композиция приготовлена из отборных сортов винограда правого берега" , Бавыкин ещё больше развеселился и спросил, обращаясь внутрь тёмной амбразуры ларька:
- Скажите, а "Массандра" урожая какого года?
     - Чего? - протянула молодая девица, с интересом, насколько это возможно выглядывая из амбразуры.
      - Да я просто хотел выяснить каков срок выдержки этого вина, - очень вежливо пояснил Бавыкин, тыча пальцем в витрину.
Массивная, стальная дверь с лязгом отворилась   и  в раме дверной коробки нарисовалась фигура человека-качка с мощным торсом,  испанской бородкой, в бейсболке и татуировкой на предплечье в виде божества с птичьей головой. Качок, опёршись одной рукой о дверную коробку, а  другой, теребя ручку бейсбольной биты,  поигрывая развитой мускулатурой,  принялся внимательно изучать Бавыкина. Хотя достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что его жизненная оболочка дала значительную трещину,  сам обладатель этой оболочки находится ниже ватерлинии и вот-вот  опустится на дно. Недельная щетина, не ставшая ещё бородой. На голове причёска-"ёжик в тумане», грязная футболка с надписью на английском языке - "Не могу, потому, что должен". Если к этому антуражу добавить ещё  истёртые до белизны джинсы, снизу заканчивающиеся бахромой  и  отсутствие носок, можно было с уверенностью сказать, что это - типичный представитель оставшихся не при делах новых созерцателей.    Носки он перестал стирать уже месяца два назад, старые и рваные он  просто выкидывал.  Кладезь носок был у него в никогда не убираемой кровати. Но, проснувшись сегодня утром, он буквально перерыл каждый участок кровати и не обнаружил ни одного целого носка,  зато был вознаграждён горкой мелочи, которую обнаружил тут же в тахте. Мелочь, скорее всего, высыпалась из карманов во сне и была очень кстати.  Бавыкин ещё некоторое время пошарил под тахтой, стоящей на книжных кирпичах большой советской энциклопедии и, ничего не обнаружив, пошёл на кухню, посмотреть не осталось чего-нибудь выпить со вчерашнего. Бутылок было море. Бавыкин даже удивился, как столько можно было выпить за день. Но тут же вспомнил, конечно, можно, если одному не выпить, друзья помогут. Кто же у него вчера был? Судя по количеству стаканов - трое. На одном следы помады, значит, была баба. Бавыкин в задумчивости потряс пустые бутылки над стаканом, но они были совершенно бессодержательны. Может, пиво в холодильнике оставили? Иногда такое бывало, но на этот раз ничего нет. Бавыкин вышел в коридор. Дверь открыта. Это обстоятельство его совсем не удивило. Должны же гости как-то покинуть его квартиру. Осмотрев замок, он остался вполне доволен. Замок цел, дверь не сломали. В его жизни уже были случаи, когда гости ломали двери и даже выносили кое-что из дома. А в этот раз  всё вроде обошлось, правда и выносить у него вообще нечего. Да и сама дверь типа: «Брать больше нечего». Телевизора у него уже давно нет, а радио он сам недавно расколотил по пьянке, и потому узнать какой сегодня день не было никакой возможности. Судя по обилию народа на улице, сегодня предположительно суббота или воскресенье. А впрочем, какая разница. Он уже давно перестал считать дни, но часы пока ещё наблюдал, так как к ним было привязано время работы винных магазинов. Солнце поднимается в зенит, значит, часов двенадцать по полудни. В конце концов, Бавыкин решил не грузиться, всё само собой как-нибудь устроится. "Погода стоит хорошая, вполне можно обойтись без носок",- вслух констатировал Бавыкин, выглядывая из окна,  влез в затёртые джинсы и, надев ботинки на босу ногу, двинулся поискать чего-нибудь на опохмел души, да и просто здоровье поправить. На душе было легко, солнышко приятно припекало и жгло спину, через футболку, словно утюгом, ветерок-озорник массировал косматую голову, в кармане звенела мелочь. Он в последнее  время заметил, что чем больше он скидывает груз бесконечных условностей, тем на душе становится легче. Появляется, говоря словами Милоша Кундеры, "необычайная лёгкость бытия". Вот только милиция косо смотрит. Раньше Бавыкин  всегда носил с собой паспорт с вложенной в него пятидесятирублевкой, и менты, бегло глянув в паспорт, с виртуозностью фокусников незаметно дематериализовывали купюру. После чего, как казалось Бавыкину, на глазах добрели. Теперь, когда деньги у Бавыкина кончились, те же менты смотрели волками и, хотя паспорт у него по-прежнему был всегда с собой, менты вели себя так, как будто он должен им денег. Завидев его издали, они обычно с криком: "Мужчина, можно вас на минутку», направлялись к нему. Бавыкин подчёркнуто вежливо протягивал паспорт старшему по званию, но милиционер, почему-то беспричинно начинал излучать ненависть. Полистав некоторое время паспорт, он, глядя куда-то в сторону, протягивал паспорт, туда, где должны были находиться руки Бавыкина, и произносил металлическим голосом  в пустоту: "Свободен, пока".
Бавыкин ещё издали заметил какое-то движение, суету и шум, происходящий у ларька, в котором он обычно брал спирт. Подойдя поближе, он заметил, что ларёк режут  циркулярной пилой  "болгаркой"  два  монтажника. Тут он вспомнил обрывки вчерашнего разговора на кухне с одним из рабочих, из которого следовало, что ларёк завтра снесут. Точно, он  познакомился с двумя рабочими, когда ночью ходил за спиртом, а они как раз пришли с инструментом. Но кто же была женщина? Возможно, это была продавщица. Из обрывочных воспоминаний, всплывающих в голове откуда-то из пустоты, он восстановил, что разговорился с женщиной, торгующей в ларьке, и она рассказала, что работает последний день, точнее последнюю ночь и завтра их  снесут, как рассадник контрофакта и криминала. На что Бавыкин громко предложил:
-А что, если нам исчезнуть отсюда?
-В каком смысле? - не поняла продавщица.
-Предлагаю вспрыснуть это событие у меня дома.
-Ну что вы, нам нельзя, хозяин будет недоволен, - сказала она, показывая рукой по направлению джипа "Чероки", у которого маячила фигура в бейсболке. Да вот и рабочие пришли, в голосе продавщицы Бавыкин уловил сомнение.
-Что нам хозяин! Мы же не рабы, а рабочих мы тоже пригласим. Мужики, все ко мне! Фалов ми даун, - крикнул Бавыкин и вся компания, побросав инструменты, двинулась за ним. Продавщица, перед тем, как закрыть свою точку, подошла к человеку в бейсболке, стоящему около джипа, и, перебросившись с ним несколькими фразами. Бавыкин с рабочими, руки которых были полны фугасами вермута, являющимся  мартини для нищих, ждали её чуть в стороне. Теперь, когда память более менее восстановилась   Бавыкина начало преследовать обычное чувство стыда. Уж не начудил он там вчера чего-нибудь? И, как будто в подтверждении этих опасений, рабочие, увидев его, дружно заржали, у одного даже "болгарка" из рук выпала".
- Здорово, кентуля, - крикнул второй, выключая машинку.
- Ну, как твоё ничего? Поправиться хочешь?- сказал второй, доставая откуда-то из-под прилавка половину четвертинки.
Бавыкин быстро выпил остатки водки и спросил:
-Мужики, а где здесь можно спирта взять?
-Здесь  нигде. Ты же знаешь, у нас, если идёт компания, палят всех. Если хочешь, дуй на рынок, там ещё одна точка работает. Самый крайний ларёк. А то хочешь, пивка, можем налить.
-Не мужики, пойду на рынок, пивом голову не обманешь. Как говорил Парацельс: "Подобное подобным". А он в этих вещах толк понимал.
-Ну, смотри, тебе жить. Раз этот твой Парацельс для тебя такой авторитет, иди, если, конечно, не в лом, - обиделся  работяга.
Ещё на подходе к рынку Бавыкин был, подобно щепке на периферии людских потоков, подхвачен толпой, в которой так  легко было ощущать себя ни кем, и вынесен к самому центральному входу. Бавыкин, усиленно работая локтями, выбрался из толпы. Попадать в жерло рынка ему совсем не хотелось. У него было ощущение, как будто старую вывеску: "Городская свалка" заменили  новой "Рынок", а так ничего не изменилось, только почему-то преследовало навязчивое ощущение, что  продают-то на этом рынке его.
Стоя в дверном проёме и  внимательно изучая Бавыкина качок, неожиданно для его комплекции высоким тенорком спросил:
-Проблемы?
Бавыкин, стоя у витрины, боковым зрением изучал качка и ему показалось, что он его где-то уже видел. Бросив на качка быстрый взгляд снизу вверх, Бавыкин торопливо заговорил, обращаясь к амбразуре:
-Сестрёнка, дай-ка мне флакончик спирта. Коктейль хочу приготовить, - пояснил он, обращаясь, почему-то к амбалу.
Бавыкин забросил мелочь в окошко и, получив пузырёк, свернул за угол и направился по тропинке к речке.
Сердце колотилось, в руках появилось  тремоло. Дойдя до мостика, Бавыкин свернул в кусты. Усевшись на пенёк у самой речки, разложил на стоящем неподалёку ящике газету и, плеснув половину флакона в пластиковый стаканчик, выпил. Горло и пищевод обожгло, но постепенно тепло растеклось по телесным перифериям, дрожь унялась, сердце успокоилось. Бавыкин огляделся. Напротив, через дорогу был залив и угольная гавань. Речка в этом месте была особенно чистой, а вода настолько прозрачная, что были видны камни на дне, поросшие  колышущимися от течения буро-красными водорослями. От воды тянуло умиротворяющей  душу прохладой, исходил неповторимый запах водорослей, залива и рыбы. На мосту  два рыбака ловили плотву.
По речке как раз проходила граница двух районов, и Бавыкин вспомнил, что читал где-то,  как неподалёку от этого самого моста, где рыбаки  ловили плотву, бригады убойных отделов двух соседних районов, поочерёдно выпихивали труп  на противоположный берег, чтобы не получить висяк в своём районе. Бавыкин поднял голову и увидел, что сидит в тени тех самых зонтиков, которые он помнил с детства. Что это были за растения, он не знал. Но здесь, в петербургском климате, они смотрелись совершенно нелепо. Они были скорее характерны для тропических лесов Юкатана. Бавыкин, как в детстве представил себя индейцем. Он ощутил такое блаженство, что всё стало казаться нереальным. Ему показалось, что ещё минут пять и всё кончится. "Неужели это всё происходит со мной", -подумал Бавыкин. Чтобы продлить это волшебное состояние, он тут же вылил остатки спирта в стаканчик и выпил. Но тут он почувствовал, что начинает плыть, голова закружилась в подступающем приступе диабета. Он достал из кармана шприц с дозатором и дрожащими руками начал устанавливать регулятор дозатора в нужное положение, но, похоже, промахнулся и установил слишком большую дозу. Переделывать времени не было, в любой момент мог случиться припадок и обморок. Вскрыв ампулу с инсулином, он быстро закачал её в шприц и, выпустив часть жидкости, с воздухом уколол себя в брюшину. В последнее время такие припадки участились, и он вполне свыкся с ними. Он даже испытывал определённый кайф от инсулинового шока. Тут главное не допустить передозировки. Этому его научили в больнице. Сначала ты как бы отделяешься от своего тела. Это называется астрал. Потом перемещаешься  в интересные места, как бы путешествуя в своём сознании. Тут главное вернутся обратно, а в больнице всё это происходит под контролем врачей. Сам  Бавыкин в такие путешествия сознания отправляться не отваживался, можно потом не вернуться. Однако на этот раз всё обошлось, самочувствие вновь отрегулировалось и всё опят встало на свои места и речка и солнышко и даже причудливые растения. Внезапно Бавыкин услышал музыку. Сначала он подумал, что может быть это глюк, но нет, музыка была живая. Это была бесконечно пронзительная мелодия латиноамериканского характера. Солировали дудки, тембрально похожие на звук морских раковин, которые обычно озвучивают фильмы про подводную жизнь. Хватая за душу, тонко вибрировали  струнные, по тембру похожие на домбру-пикколу, или высоко настроенную мандолину. Мелодия держалась на пульсирующем ритме индийских бонгов. Бавыкин незаметно для себя встал и пошёл на звук музыки. Музыка доносилась со стороны рынка.  Между автостоянкой и гаражами, на небольшой полянке стояли четыре музыканта-индейца. Почему-то у Бавыкина не возникло сомнения, что это именно индейцы. Нужно срочно выпить подумал Бавыкин. Но чего выпить под такую музыку? Конечно же, текилы. Он  взял в ларьке банку текилы, банку кока-колы и направился на поляну к музыкантам, где уже собиралась толпа.  Расположившись прямо на травке, он принялся наслаждаться звуками, запивая текилу кока-колой. Двое индейцев  одетых в пончо играли на дудках. Одна дудка была похожа на блок-флейту, а другая, которая и звучала, как морская раковина, внешне походила на наю, состоящую из множества, связанных между собой вертикальных трубок.  Третий музыкант, высокий с усиками играл на небольшой гитаре, а четвёртый - перкуссионист. Он был весь обставлен тамтамами, бонгами и ещё какими-то непонятными длинными и узкими бочками и широкими и плоскими литаврами и гонгами. Кроме того, рядом стоял синтезатор "Мелотрон", на котором барабанщик делал электронную подзвучку. Рядом с барабанщиком-креолом  находилась стойка с развешанными  для продажи  этническими инструментами.
Окончательно разомлев и расслабившись, Бавыкин лёг на травку и задремал в лучах заходящего солнца. Снизу от земли тянуло прохладой, а сверху припекало. Бавыкин, как кот, перевернулся на спину, закрыл глаза и погрузился в транс. Неожиданно он услышал над собой ласковый голос:
- Музыку любите?
Открыв глаза, Бавыкин увидел склонившегося над ним амбала-качка из ларька. От неожиданности он резко вскочил, так, что закружилась голова, и  качнувшись  опрокинул банку с текилой.
На этот раз амбал был одет в пёструю гавайскую рубашку, кожаные джинсы, на ногах лёгкие мокасины. Бейсболки на голове не было, вместо неё блестел совершенно голый череп, и даже брови были выбриты.  Под мощными надбровными дугами  искрили  удивлённо раскрытые глаза. Они- то в первый миг так напугали Бавыкина. На узком лице обтянутом белой кожей блуждала потусторонняя улыбка, образуя две крупные складки ото рта к подбородку. Немного придя в себя,  Бавыкин опять вспомнил, что уже где-то видел этот череп.
- Лежите, лежите, молодой человек, - ещё более ласково сказал лысый, мягко усаживая Бавыкина на травку. Высокая музыка, не правда ли? Музыканты - настоящие индейцы, потомки ацтеков. Ацтеки - великая цивилизация, которую не мог победить никто, даже испанские конкистадоры. Их жгли на кострах, уничтожая целыми городами, но, в конце концов, ацтеки  вырезали сами себя,  принося в жертву тысячи  соплеменников множеству своих богов. На месте их храмов найдены горы человеческих черепов, среди которых были детские. Детские черепа, принудительно деформированные в форме кукурузного початка. Необъяснимая жестокость.
Бавыкин  попытался сглотнуть слюну,  со вкусом медного купороса, но в горле возник спазм. Он потянулся к банке текилы.  Лысый мягко взял у него из рук банку и вкрадчиво  проговорил в самое ухо:
-Что за гадость вы пьёте? Под такую музыку надо пить настоящую текилу. Я сейчас принесу золотую, с гусеницй. А вы пока пейте Коку. Он протянул Бавыкину лежащую на траве банку. Кстати, раньше в  колу добавляли толчёные листья коки. Не желаете попробовать?
Бавыкин впал в ступор, а Лысый, видимо расценив молчание как согласие, достал из кармана аккуратно свёрнутый   квадратик чека, разверну, высыпал  в банку  кока-колы белый порошок и тут же куда-то исчез. Бавыкин лихорадочно выпил, отшвырнув банку в кусты, почувствовал некоторое облегчение. Было такое ощущение, как будто горло заморозили перед операцией. Приблизительно такое же состояние он испытывал в детстве, когда ему удаляли гланды. Сначала холодно, потом нечего не чувствуешь. Тут опять появился Лысый с большой бутылкой текилы, пластиковыми стаканчиками и лимоном. Он быстро плеснул текилы и протянул Бавыкину стаканчик с ломтиком лимона.
-Вообще-то положено занюхивать солью, но соли нет. Лимончик тоже неплохо.
Они выпили. В горле сразу потеплело, и Бавыкин подумал, что это как раз то, что нужно.
Музыканты продолжали извлекать из инструментов какую-то бесконечную мелодию. Лысый прислушался:
-Слушайте песню ветра. Каждый индеец знает свою песню. Он слышит её у дерева, у озера, у реки, в орлиных перьев.
Сначала Бавыкин подумал, что это говорит Лысый, но тот молчал, с блуждающей улыбкой уставившись в одну точку. Тут Бавыкин понял, что голос звучит в его голове. "Ну вот, глюк пошёл", - подумал Бавыкин, надо бы завязывать с пьянкой. Лысый плеснул ещё и заметив, что Бавыкин отстраняет свой стаканчик, оживился:
-А хотите, я вас с музыкантами познакомлю. Это мои  друзья.
 Тут как раз возникла пауза, музыканты положили инструменты и уселись на траву. Лысый, размахивая бутылкой, двинулся к ним.
- Алоха, амигос,- приветствовал Лысый музыкантов. Каман, комрад, - крикнул он, обращаясь к  Бавыкину и жестом приглашая присоединится к ним.
Когда Бавыкин подошёл, бутылка уже ходила по кругу. Барабанщик, отхлебнув протянул Бавыкину, значительно опустевшую бутылку. Бавыкин сделал большой глоток и взялся изучать индейцев. Вблизи индейцы были похожи на вьетнамцев, с которыми он когда-то учился. Вьетнамцев тоже было четверо. Бавыкин даже помнил их имена: Чан Мин Тунг, Нгуен ан  Туан,  До ван  Тхинь и  Чан Мин Хао. Бавыкин себя то не всегда помнил, а вот, поди же ты, вьетнамцы врезались в память. Индейцы были такие же низкорослые, с слегка раскосыми монголоидными глазами, прямыми, чёрными волосами и жёлтоватой кожей. Носы были размазаны по щекам, только у вьетнамцев - курносые, а у индейцев - горбатые. Глотнули ещё по кругу.
-Из источника, из источника,- кричал Лысый.- Так злее забирает.
Он всё время о чём-то лопотал с индейцами на тарабарском языке. У Бавыкина сложилось впечатление, что они его тоже не понимают. Они рассеянно переглядывались и, тихо переговариваясь между собой, иногда смеялись. Когда текила была допита, Лысый обращаясь к Бавыкину, сказал:
-Предлагаю продолжить в клубе "Кукарачос". У них там сегодня выступление.
-Да я, честно говоря, сегодня ни при деньгах, - вяло возразил Бавыкин. Текила уже попала ему в нюх и он, что называется, завёлся.
-Какие проблемы, я угощаю. Сейчас возьмём упаковочку пивасика, что бы ехать нескучно было, и мигом домчимся.
Они взяли пива и направились вниз к джипу "Гранд Чероки" с  кенгурятником и лебёдкой на носу. Лысый сел за руль, Бавыкин на место штурмана, а индейцы  с инструментами разместились сзади. Сев на переднее сиденье и хлебнув пивка, Бавыкин задремал и проснулся, когда джип выехал на Фонтанку. Было уже очень темно, хотя, когда они выезжали, только-только начинало смеркаться. "Сколько же мы ехали?", - подумал Бавыкин, ощущая смутное чувство тревоги, но тут же решил не грузиться. Действительно, дело к осени и день убывает. Он отхлебнул пива и подумал, что всё-таки пока всё хорошо. Вот он едет в кабак на навороченной машине, а  дома опять придётся остаться наедине с самим собой. А так хоть весело и чувство тревоги потихоньку улетучилось.
 Подъехали к небольшому подвальчику  с несколькими ступеньками вниз. Дверь мгновенно распахнулась, и их встретил  охранник. Они быстро проскочили во внутрь, и Лысый коротко распорядился, обращаясь к охраннику: "Никого не впускать, никого не выпускать". Тут же, как бы в ответ на приказ, охранник захлопнул массивную дверь и лязгнул тяжёлым затвором. Внутри длинного и узкого зала, с множеством ниш и закутков, оштукатуренные стены были покрыты эзотерическими  изображениями идолов. Особенно часто встречалось изображение с телом человека и головой сокола. За столиком, около небольшого возвышения в виде подиума, сидел человек с изъеденным оспой лицом, похожий на каменного идола. Музыканты прошли в конец зала и расположились на подиуме, а Бавыкин с Лысым сели за небольшой столик в глубине зала, под аркой. Тут же набежали официантки. Маленькие, очень похожие на вьетнамок.
- Что будем заказывать? - обратился Лысый к Бавыкину.
Бавыкин совершенно не знал, что надо заказывать в подобных случаях, но тут вспомнил мексиканский фильм: "Грибной человек", который смотрел в детстве и с  апломбом заявил:
-Грибы.
-Грибы  нам с комрадом, - громко обратился Лысый к официанткам, и они тут же исчезли.
Бавыкин принялся  с видимым интересом озираться вокруг. Стены были отделаны штукатуркой, называемой «шубой», но как-то очень необычно, как бы имитируя какой то неизвестный камень, отчего внутреннее убранство зала напоминало  языческий храм, а  роспись стен имитировала манеру древних художников пещерной живописи. И точно, внутри клуб был похож на пещеру  или на катакомбы. Заметив интерес со стороны Бавыкина, Лысый пояснил:
-Мы являемся герметическим братством "Сокола", но чтобы держаться на плаву,  нужны деньги, поэтому занимаемся коммерцией. Власти нас всячески душат. Недавно закрыли несколько точек, товар завис, складских помещений не хватает. У вас нет на примете какого-нибудь помещения, которое можно было бы снять в аренду? Мы могли бы платить, ну скажем, тысячу долларов в месяц.
Бавыкина тут же осенило: "Да ведь у меня квартира почти пустая, чем не склад? Тысяча долларов?!»,- чуть не крикнул он , мысленно переводя сумму в рубли. -Это ведь можно каждый день "Мартель" пить!
 Вслух же сказал:
-У меня в принципе квартира свободная, так что если это вас устроит, я могу ещё и сторожем.
На лице Лысого нарисовалась благодушная  улыбка, а глаза загорелись огнём.
- Это было бы просто великолепно. Значит, будем считать, что наше дело состоялось, - сказал он, протягивая крупную  руку. Так надо это дело вспрыснуть. Я сейчас распоряжусь, - он вышел из-за стола и исчез где-то за пределами зала, но тут же появился с другой стороны.
- Я только что посоветовался с  вождями братства. Они дают добро. Небольшое условие: для общего дела вы должны стать членом нашего братства. Вы согласны?
- Согласен, - нисколько не сомневаясь ответил Бавыкин, вспоминая про тысячу долларов.
- Тогда, небольшой ритуал посвящения.
- Этого ещё не хватало, - подумал Бавыкин. - Ритуалы какие-то. Не люблю я всю эту муть.
Уловив сомнения в его взгляде, Лысый тут же успокоил его. Ничего страшного, никаких клятв, постановок на колени и прочих там страстей не будет. Он тут же хлопнул в ладоши и две смуглые мулатки-официантки принесли два стакана и поставив перед ними исчезли. Увидев стакан с текилой, Бавыкин успокоился.
-Священный напиток - кактусовая водка. Расширяет сознание. А теперь, вашу руку.
Бавыкин протянул руку. Лысый крепко сжал  её и неожиданно быстро полоснул чуть выше запястья непонятно откуда взявшимся ножом. Кровь брызнула на стол. Лысый плеснул на рану из стакана, а затем  направил несколько капель из раны в стакан Бавыкина и в завершении манипуляций плавными пассами рук остановил кровь.
Бавыкин залпом выпил слегка розоватую жидкость.
- Поздравляю, теперь вы член нашего братства. А сейчас, сущая безделица. Необходимо подписать договор на хранение, - сказал Лысый, доставая откуда-то из-под стола отпечатанный бланк. Бавыкин покосился на ещё слегка кровоточащую рану на руке, но  Лысый, перехватив его взгляд, успокоил, доставая  из кармана рубашки ручку:

 - Не бойтесь, подписываться  кровью  не понадобится.
Тут подоспели официантки с грибами. Грибы были похожи на порезанные крупными ломтями мухоморы. Слегка подсушенные и с отслаивающейся  буроватой кожурой. Они  были беспорядочно разбросаны  на подносе и напоминали тушки кальмаров, порубленные для салата. Бавыкина пробило на хавчик, и он начал жадно поглощать грибы. По вкусу они напоминали наваристый грибной суп. Съев ещё несколько горстей для полного  насыщения,  Бавыкин отвалился на спинку стула и закурил.  Лысый всё это время  смотрел на  Бавыкина плотоядным взглядом   и, наконец, спросил:
-А что, если нам устроить небольшое такое шоу?
Бавыкин давно заметил этот взгляд и, честно говоря, он его тревожил. В голову лезли тёмные мысли. Тысяча долларов за здорово живёшь? А может он педераст?  А ну как  отрабатывать заставит? У них там, в шоу- бизнесе, все такие. 
Но тут его мыслей ход прервали индейцы, которые  заиграли "Кондор идёт" и на подиум выскочили официантки-мулатки в бикини.  Мулатки зажигали  чувственный танец румбу, сверкая смуглыми, смазанными маслом телами и активно подёргивая бёдрами. В голове Бавыкина зароились эротические мысли, тем более  что танцовщицы вышли в зал и стали медленно приближаться к нему. "А вот интересно, кто их маслом натирает? Вот такую бы работёнку найти", - подумал Бавыкин и уже хотел поделиться своими мыслями с Лысым, но у того зазвонил сотовый, и он весь погрузился в разговор, прикрывая рукой трубку. До Бавыкина доносились только отдельные обрывки фраз, в целом из-за громко звучащей музыки смысл разговора уловить было нельзя, хотя говорил Лысый довольно громко. Бавыкин слышал только, через определённые промежутки одни и те же фразы: "Когда деньги отдашь…", "Я к тебе приеду и очко …". По мере приближения одной из танцовщиц Бавыкин заметил, что с ней, что-то не то. Тело как будто покрылось шерстью, а вместо лица возникла собачья морда. Танцовщица-оборотень приблизилась вплотную к Бавыкину и стала протягивать к нему руки, где вместо пальцев оказались когти. Бавыкин опять повернулся к Лысому, что бы узнать: "Что за дела в вашем шалмане?", но Лысого  не было, а на его месте сидел идол с человеческим телом и головой сокола. Сокол сидел совершенно не подвижно и только головой водил из стороны в сторону. Внезапно Бавыкин услышал каменный голос , который он уже слышал на поляне. Голос вплывал в мозг откуда-то со стороны: "Это страж порога, задуши её, или она убьет тебя». Сокологоловый продолжал сидеть неподвижно, и только оперённая шея двигалась в том месте, где у людей обычно бывает кадык. Собакоголовая в это время вцепилась в него когтями и потянула на себя. Бавыкин, вскочив с места, повалил тварь на пол и , что есть силы, вцепился ей в горло. Тварь захрипела, но хватку ослабила. Тогда Бавыкин,  собрав остатки сил, ещё сильнее впился ей в горло. Тварь несколько раз дёрнулась в агонии и затихла, испуская кровавую слюну, а Бавыкин напоследок ещё  порвал звериную пасть.
Измученный борьбой Бавыкин приподнялся, тяжело дыша. Перед глазами всё поплыло. Музыка тоже превратилась в какофонию, а очертания сокологолового стали множиться и расплываться. Голос в голове вновь зазвучал  медным колоколом: "Ты победил. Добро пожаловать в путешествие сознания. Мы открываем двери в невиданное". Бавыкин вылетел в какую-то чёрную дыру  в  стене. Потом он очутился на воле и в свободном полёте воспарил над землёй. Выше - только звёзды, а между ними абсолютная пустота и совершенно чёрная бездна. Такое ощущение Бавыкину уже приходилось испытывать в своих инсулиновых полётах. Внизу проносились страны и народы, джунгли древние храмы ацтеков, в которых они праздновали свои кровавые тризны. Бавыкин поднимался всё выше и выше. Вот уже и землю почти совсем не видно, а впереди мрак, пустота и холодные звёзды.
Очнулся он в большой белой комнате. Из согнутой в изгибе локтя руки торчала, прикреплённая с помощью лейкопластыря, игла капельницы. Через некоторое время в комнату вошёл человек с бородкой в белом халате. Приблизившись к Бавыкину, он спросил:
-Ну что, прочухался?
-А где я? - спросил Бавыкин.
-В больнице пока, но мог бы быть на том свете, - весело пояснил доктор.
-А что со мной было?
-У тебя дружок тут целый букет:  инсулиновая передозировка, наркотическое отравление гликогенами, попытка суицида, а теперь ещё как выясняется амнезия.
Бавыкин скосил глаза к левой руке и заметил чуть выше запястья ещё не зарубцевавшуюся рану от пореза.
-А как я здесь очутился?
-По скорой привезли. Ты ходил как зомби по территории юго-западного рынка.
-А когда мне домой можно?
-Дело в том, что у тебя, похоже, нет больше дома. При тебе обнаружен паспорт. С прежнего адреса ты выписан.  Квартиру ты, похоже, продал.
-Ничего  я не продавал!
-Ну, это ты уж сам разбирайся.  Выпишем тебя через пару дней, вот и разбирайся, кому ты там что продал.
Бавыкин глубоко задумался, благо времени было много. Рядом с ним лежал молодой парень Славик, и когда они вышли в курилку, Бавыкин решил посоветоваться со Славиком. Он довольно подробно рассказал всё, что помнил. Внимательно выслушав Бавыкина, Славик сказал:
-Похоже, развели тебя на квартиру.
-Как-то есть развели, что ж я кролик? Я же ничего не продавал.
-Тебя, скорее всего, пасли ещё у ночного ларька, где спиртом торгуют. Там обычно черные риэлторы  ошиваются. Вот тебя  и срисовали. Опоили  дрянью, накачали дурью, а дальше дело техники. Ты же сам говорил, что какую-то бумагу подписывал. Ты  договор  этот читал?
-Нет, - признался Бавыкин.
-Так вот это, скорее всего, и была генеральная доверенность на твою квартиру. Нотариус  заверил. Он у них наверняка  под рукой. И всё, как говориться, чешите грудь.
Бавыкин опят почувствовал надвигающийся припадок. Он ухватился закрай раковины и поплыл. Славик, подхватил Бавыкина, но тот спокойно отстранился и тихо сказал: "Всё под контролем, позови сестричку, пусть сделает укольчик, может опять полетать удастся ".