Заброшенный дом

Мое рождение на свет оказалось преждевременным, но сказать об этом сразу я не мог, а мой крик никого не удивил и не расстроил, а, скорее, обрадовал.
Врач улыбался мне и хлопал по красной попке, приговаривая:
- Богатырь, красавец какой!
Но для констатации этого факта совсем не обязательно рукоприкладство. Хотя он это воспринимал иначе. Его радость передалась окружающим.
Мать расплакалась от счастья. Медсестра подхватила меня и побежала мыть, взвешивать, привязывать бирочки на руки и пеленать.  При этом она что-то напевала. Мой крик нисколько ее не раздражал.
- Певун... Голосистый у тебя парень, мамаша, - заявила она, показала меня еще раз матери и потащила куда-то.
Я осмотрелся, но так и не понял, где нахожусь. С одного бока кто-то сопел, с другого - кряхтел.
- Поспи, милый... Тебе это на пользу. Во сне детки растут...
Мне не хотелось спать, но орать все время я тоже не мог, да и не желал вовсе, поэтому затих и решил подумать.
- Смышленый, - протянула медсестра.
На основании чего она сделала такой вывод, я не понял, но услышать о себе правду мне было лестно.
Это был мой первый урок: людям приятно слышать о себе хорошее!
“Что ж”, - начал я рассуждать и не заметил, как уснул.
А затем каждый день я делал для себя какое-нибудь открытие. И оно озадачивало меня порой. Взрослые вели себя более чем странно: зачем-то щелкали пальцами перед моими глазами, гремели погремушками, издавали какие-то звуки, качали головой... Они радовались, если я при этом недоумевал и пытался понять, что это с ними? Зачем они все это делают, чего хотят от меня? Я устал искать ответы на эти вопросы. А потом я вдруг понял, что это очень важно для взрослых: это они так играют...
Странные игры вскоре прекратились, и появились другие. Обо мне не забыли, меня кормили и старались вступить со мною в контакт... Правда, их методы были столь несовершенны... Но, пытаясь понять взрослых, я стал терять нечто, с чем родился, и все больше становился похожим на них. Это вызывало бурю восторга с их стороны.
Разве деградация и потеря совершенных способностей может кого-то радовать? Оказывается, может.  Взрослые же радовались! А годам к пяти я стал таким же, как и они, забыв о своих способностях. А были ли они вообще у меня? Я уже не мог сказать наверняка. Но иногда во мне просыпалась тоска по чему-то далекому, непонятному, но очень родному.
Когда мне исполнилось семь лет, родители решили вывезти меня перед школой за город, чтоб я окреп физически.
Сосновый лес более всего подходил для этой задачи. Родители сняли домик у старых знакомых, и мы отправились отдыхать.
Всю дорогу я задавал вопросы, мне было интересно знать обо всем, что меня окружало.
Дед с гордостью смотрел на меня, но отвечала на мои вопросы бабушка. Мать читала книгу, а отец делал вид, что спит. Он боялся моих вопросов. Однажды я спросил его: “Почему падают звезды?” И он два часа рассказывал мне об образовании звезд, их структуре, гипотезах и научных открытиях. Он говорил очень много, но вот почему они падают, я не услышал. Тогда я решил, что папа забыл мой вопрос и задал его вновь. И опять астрономические открытия стали заполнять пространство вокруг меня...
- И все же, почему звезды падают? - я смотрел на папу и не мог понять, почему он так быстро забывает, о чем я его спросил.
- Но я же объяснил тебе...
- Нет. Ты не ответил на мой вопрос... - настаивал я, а папа моргал глазами и чесал затылок.
И тут появилась бабушка.
- Звезды тоже умирают, хотя и живут гораздо дольше человека. И когда наступает такой момент, они уступают свое место для рождения новых звезд, а сами улетают... Их полет - их прощание перед уходом в Вечность...
- Мама, - протянул мой папа, - это не научно: у ребенка сложится ложное представление...
- Почему? По-моему, все верно, - возразила бабушка.
- Я понял! Звезда уходит туда, где мы ее не можем видеть. Она не падает вовсе, а улетает... - закричал я, чем удивил и расстроил папу.
С тех пор на мои вопросы всегда отвечает бабушка. У нее это лучше получается - так решили все и были счастливы при этом. Все-таки как хорошо, что есть на свете такие люди, как моя бабушка!
Сосновый бор поразил меня не огромными размерами, а своими запахами. Я уселся на пенек возле дома, в котором мы должны были жить, закрыл глаза и с удовольствием заработал обеими ноздрями...
Мне казалось, что этот дом один единственный во всем мире, что вокруг только сосны, шумящие, шепчущие и поскрипывающие от удовольствия...
     Ласковый ветер прошелестел вдруг возле моего уха... Наверное, он хотел рассказать мне о своих путешествиях, но я уже не помнил его языка, и поэтому ветер не задержался возле меня, а полетел дальше... Какая-то птаха прощебетала приветливо, но диалога со мной у нее так и не получилось... Через какое-то время она повторила попытку завязать знакомство со мной, но вышло то же самое. Больше я эту птаху не видел...
- Здоровья вам, - услышал я совсем рядом и сквозь прищуренные веки увидел полную женщину в платочке и длинном  платье.
- Здравствуйте, - ответила моя мама.
- Соседи мы, те, что справа...
Я стал соображать... Справа от чего? Если я буду смотреть на наш дом... а если спиной повернусь или встану боком? Видно, на лице моей мамы возник тот же вопрос.
- Туточки, - она показала пальцем куда-то.
Я раскрыл глаза, вскочил на пенек и посмотрел в ту сторону, но ничего не увидел...
- Дома не видно, один фундамент пока. Купили участок с развалинами, теперь вот строимся... - она вздохнула. - Здесь тихо, хорошо. А где деревня, вы видели, когда со станции шли... А здесь - больше никого поблизости... За вашим домом, если по тропиночке идти, на развалины старой церкви можно выйти. Возле нее - заброшенный дом. Про него плетут всякое... Но покупать этот дом никто не хочет. Говорят, председатель даже бесплатно предлагал... только возьмите, но желающих не нашлось...  Темный народ, суеверный!
Мама кивнула головой и промолчала. А остальным было не до общения, поэтому дружеской беседы пока не получалось. Мама улыбалась, соседка - тоже...
Меня поразили слова соседки... Развалины старой церкви - это так интересно!
- Бабушка!.. - истошно завопил я, стоя на пеньке.
- Что случилось? – спросил отец, выскочив из-за дома. 
Он увидел соседку, поздоровался и посмотрел на меня.
- Бабушка! - повторил я свой призыв.
На веранде появилась бабушка  и спокойно спросила:
- Развлекаешься, Даниил?
- Нет. Там развалины церкви, - я показал рукой за дом. – Пошли...
- Я не могу бросить свои дела. Нужно все доводить до конца... Иди, поможешь мне разобраться в доме, а потом мы сходим на твои развалины... И не обязательно сегодня. Ты понял?
Я все понял. Нужно вначале сделать что-то хорошее, чтобы получить желаемое... Я был погружен в свои мысли, поэтому не слышал, о чем моя бабушка разговаривала с соседкой, что жила где-то там, “справа”... Я очнулся только тогда, когда эта женщина  исчезла.
Мы с бабушкой вначале убрали комнату, потом разложили вещи, разгрузили сумки с продуктами, включили холодильник, приготовили ужин, помыли посуду...
Когда я вышел на веранду, стояла глубокая ночь. Я поднял голову и чуть не закричал от восторга...
     Звездная сыпь преобразила небо. Казалось, за каждой звездою скрывался таинственный мир, не видимый с земли.  Месяц выглядывал из-за сосен, которые в темноте стали похожи на гигантских рыцарей, окруживших наш дом. Мне показалось, будто эти рыцари маршируют на месте и тихонько напевают свою строевую песню. Я долго смотрел на них и вдруг понял, что очень  хочу спать...
На следующее утро, едва солнечный луч коснулся моей щеки, я был уже на ногах. Мы отправились с бабушкой в деревню за молоком, сметаной и творогом. Но хозяйка навязала нам еще и яиц, а потом и масло, и при этом не хотела брать деньги за них.
- Чего там, ешьте... Все равно пропадет!
В ее глазах было столько доброты, что бабушка согласилась взять подарок, чем несказанно обрадовала бабу Маню.
После завтрака бабушка посмотрела на мою опущенную голову и вздохнула:
- Никогда ничего не обещай, если не можешь выполнить... Идем, Данечка, на развалины!
Бабушка бросила фартук на стул, взяла меня за руку, и мы заспешили по тропинке, пока мои родители не опомнились.
Меня мучил вопрос: “Почему церковь превратилась в развалины, кто виноват в этом?” - и я задал его бабушке.
- Время и люди, - ответила бабушка. - Но больше люди. Любое строение от времени разрушается.  Время неумолимо. Посмотри: оно и меня не пожалело... Но хороший хозяин ремонтирует то, что построил. И тогда время отступает... Но в нашей истории был период, когда церкви разрушали сами люди... Это было смутное время, когда забыли о Боге... Но Он не забыл о нас...
Бабушка замолчала, вздохнула и перекрестилась.
Печальное зрелище предстало перед нами... То, что было когда-то красивым храмом, стало грудой камней, поросших бурьяном. Лес вокруг развалин превратился в чащобу. А подлесок воинственно встал колючим частоколом... Казалось, деревья хотели оградить это место от окончательного разрушения и не пускать сюда людей... Строго смотрел на нас крепкий дуб, выросший в самом центре развалин.  Он многое смог бы рассказать, если б умел говорить, но он молчал... Это был другой лес, печальный какой-то... И только где-то там, вдали, снова возвышались сосны... Да и небо здесь было другим, каким-то разорванным, потерявшим цельность,  посеревшим. А еще совсем недавно, когда мы шли сюда, оно казалось мне перламутровой раковиной...
Мне стало грустно. Неподалеку мы увидели старый дом, о котором говорила наша соседка.
- Пошли посмотрим, - потянул я бабушку за руку.
- Это чужой дом. Входить в него без спросу нехорошо...
- Но хозяев же нет. У кого спрашивать разрешения?
- Тогда и заходить незачем.
- Ну, бабушка... - начал  я. - Это же дом  тайны...
- Вот именно. Некоторые тайны хороши только тогда, когда их не тревожат и не пытаются вытащить из прошлого... И потом - всему свое время...
- А откуда ты знаешь, что время раскрытия этой тайны не пришло?
Мой вопрос поставил бабушку в тупик. Она долго молчала, а потом крепко сжала губы:
- Пошли.
Что-то странное творилось в моей душе. Мне вдруг показалось, что я сплю, потому что я никогда не испытывал такого состояния.
Перекошенные от горя окна-глаза изумленно смотрели на нас. Забор давно развалился, и только калитка по-прежнему висела на своем месте и даже иногда поскрипывала от ветра. Было в этом что-то таинственно-притягательное. Мы остановились перед калиткой в нерешительности. Тропинка, ведущая к дому, когда-то выложенная булыжником, на удивление хорошо сохранилась и даже не заросла бурьяном. Новый порыв ветра толкнул одиноко висевшую калитку, и она заскрипела, освобождая проход.
Мне показалось это хорошим знаком. Я потянул бабушку за руку. Она перекрестилась и поклонилась развалинам церкви, затем снова перекрестилась, глядя на заброшенный дом, и вздохнула, после чего мужественно пошла вперед.
- А вдруг там привидения живут? - спросил я.
- Тогда давай вернемся домой!
- Ну, уж нет. Пошли... - я подтолкнул остановившуюся бабушку.
Мы подошли к маленькому крыльцу и с удивлением обнаружили, что дверь, недавно еще прикрытая, вдруг оказалась открытой...
Мне стало страшно, но какая-то неведомая сила влекла меня вперед...
В доме было уютно и светло, пахло ладаном. Мы удивленно осматривались по сторонам. Было ощущение, что хозяева только что покинули этот дом, оставив дверь открытой. За этим домом явно кто-то присматривал. Возле икон в переднем углу горела лампадка, а на столике под ними стоял старинный подсвечник с огарком свечи. Довольно-таки крутая лестница вела на чердак... Мое любопытство толкало меня заглянуть и туда!
- Вот это да... - воскликнул я. 
Столько старинных церковных вещей я никогда не видел... Мне все было интересно.
- Даня, не трогай... - произнесла бабушка, когда я схватил какую-то статуэтку и стал вертеть ее перед своими глазами.
Сквозь небольшое окошко на чердаке заглядывало солнышко, и пыль на предметах казалась серебристой. Мой взгляд вдруг задержался на  корабельном штурвале,  на котором стрелочкой было показано, в какую сторону надо его поворачивать.  А ниже было написано что-то по латыни. Я умел читать, учил английский язык и, не понимая смысла, произнес три слова, написанные там, а затем не долго думая повернул штурвал в нужном направлении...   
Дверь на чердаке, которую мы не видели раньше, неожиданно  распахнулась - за ней мы увидели маленькую комнатку... Свет неимоверной силы исходил из нее. Мы молча, словно завороженные, смотрели на этот свет... В душе появилось ощущение истинного блаженства! Я сделал несколько шагов к двери, когда почувствовал, что бабушка схватила меня за рубашку и тащит назад.
- Не надо туда заходить... Мы же не знаем... Закрой эту дверь, - пролепетала бабушка.
Я попробовал повернуть штурвал в обратную сторону, но он не двигался. То ли его заклинило от времени, то ли слова надо было знать особые, то ли сил у меня маловато было, не знаю...
- Не могу, бабуля, - прокряхтел я и сделал отчаянную попытку вернуть все в исходное положение.
- Пошли отсюда, Данечка, - бабушка схватила меня за руку и  потащила к выходу.
Мы спустились вниз и, как ошпаренные, выскочили на улицу. Мы бежали, не оборачиваясь. А когда отважились посмотреть на дом, то чуть не потеряли дар речи. Огромный столб света струился от крыши дома и уходил высоко в небо!
- Боже! - бабушка прикрыла рот ладошкой и с удвоенной силой потянула меня домой...
На следующее утро, когда мы покупали молоко у бабы Мани, на пороге появилась ее  старая,  испуганная мать и вздохнула:
- Вся деревня гудит, словно улей!
- Что такое? - насторожилась моя бабушка, хотя уже знала, в чем причина.
- Как же! Свет над развалинами церкви сияет вот уже сутки... Кто-то Даниила Заточника и его жену освободил... Сказывают, что Даниил священником был той самой церкви, что разрушили коммунисты, а Марфа - его матушка, жена то есть... Когда церковь взорвали, Даниил не захотел убегать, остался в своем доме при церкви. Время было смутное. Кто враг, кто друг - разобрать было трудно...  Священников не любила новая власть. Вот ночью и пришли к нему солдаты, пальбу устроили, как им приказали. Матушку, которая кинулась с кулаками на ихнего начальника, убили сразу, а Даниилу аж семь пуль в грудь всадили и ушли. А тот возьми, да и очнись... Оплакал он свою Марфу, отнес ее тело в келью на чердаке и стал усердно молиться. Говорят, столь сильна была его вера, что обратились они с матушкой в свет, который  устремился в небо... Увидел тот свет начальник, который приказ отдавал их погубить, и струхнул шибко. “Убрать!” - кричит. А как убрать тот свет, никто не знает.  Вспомнил рассерженный начальник про священника из соседнего села. Притащили к нему этого священника и давай его пытать, что да как. А священник им и ответил, что нельзя, мол, тот свет трогать. Пригрозили его тогда убить, если тот свет не уберет.  Говорят, священник всю ночь молился, обращался к Богу и к Даниилу... На утро свет исчез. А священника не отпустили, в район свезли.  И вот через восемьдесят лет - снова тот свет...
- Темный народ, - вмешался сын бабы Мани, – да  это просто природное явление. Свечение из разлома в земле...
- Какого разлома? - удивилась бабка. – Да там дом стоит...
Мы с моей бабушкой переглянулись и молча  пошли домой...
- Видишь, Данечка, что мы с тобой натворили?
Я молчал. А ближе к обеду решил: я натворил, я и исправить все должен!
     Поэтому тихонько выскользнул из дома и побежал на развалины...
Столб света продолжал исходить от крыши дома. Я, с трясущимися руками, поднялся на чердак, встал на колени перед дверью  и стал читать молитву, которую выучил вместе с бабушкой:
- Отче наш... - но от страха забыл все слова!
- Что мне делать, Господи? - взмолился я, но ничего не услышал.
Тогда меня осенило...
- Данила, - позвал я, -  скажи, как тебе помочь?
И тут я увидел, как в келье стали проявляться два силуэта: полноватой женщины и бородатого мужчины...
- Спустись вниз, возьми икону и подсвечник, - услышал я, но не мог сказать, откуда исходил тот голос: то ли Даниил заговорил, то ли Бог, то ли внутри меня родился этот голос...
С выпученными от страха глазами, я побежал вниз, схватил икону и подсвечник и вновь вернулся  на чердак.
- Иди сюда, поднеси икону к нашим губам... Мы не можем двигаться: на нас заклятье  наложили... Не бойся. Освободи нас из заточения... Мы должны уйти, а не можем... Помоги!
Я уверенно зашел в келью и ощутил такое блаженство, что слезы ручьем полились из моих глаз...
     Свеча загорелась сама собой. Я поднес икону к полупрозрачным головам светящейся пары... Даниил и Марфа  облегченно вздохнули.
- Свободны! - словно дуновение ветра, прошелестело рядом. - Спасибо тебе, Даниил! Как нам тебя отблагодарить?
Я прижимал икону к груди и плакал. У меня не было никаких желаний. Я просто хотел вспомнить что-то давно забытое, но очень важное...
- Данечка! - услышал я в наступившей тишине голос бабушки. - Мой милый...
     - Свершилось! - донеслось откуда-то издалека, и я увидел, как две тени полетели по коридору света...
- Я освободил их, бабуля!
Бабушка обнимала меня и все приговаривала:
- Чудушко ты мое!
Я задул свечу. Столб света заискрился, ярко вспыхнул и исчез совсем... Я повернулся к бабушке.
- Иди, поставь икону и подсвечник на место! - попросила она.
  На улице все так же светило солнце, зеленела трава, и пели птицы, и облака все так же неслись по небу, с любопытством поглядывая вниз. Но что-то, как мне показалось, изменилось... В лесу было так хорошо!
     Я поднял почерневшую от времени палку, лежавшую поперек тропинки, и вдруг отчетливо услышал, как кто-то сказал за моей спиной:
    - Осторожней, он может и кинуть в тебя... Я знаю этих мальчишек!
    - Не попадет: он городской...
    - Ты их плохо знаешь. Уж я-то полетал по свету, всего навидался! Был я и в Африке, и в Португалии, и везде-везде... Они на все способны! Ты сидишь здесь, в лесу, чистишь свои  перышки, и ничего не знаешь о них...
     Я быстро повернулся и увидел  птицу, сидящую на дереве. Она косила  своим черным глазом, с любопытством разглядывая меня...
- Я говорил тебе: вот, уже повернулся... - прошелестело где-то  рядом, и я понял, что это ветер говорил с птицей...
      Из-за деревьев показалась длинная процессия деревенских старушек и стариков. У многих из них в руках были иконы. Одни крестились, другие смотрели в небеса. Когда процессия поравнялась с нами, кто-то предложил:
- Присоединяйтесь к нам: мы идем на поклон к Даниилу Заточнику...
- Спасибо, мы спешим, - ответила бабушка и пояснила, - у меня суп варится на плите...
- Оставь этих дачников в покое, они ни во что не верят... - сказал кто-то другой, и вся процессия двинулась дальше.   
А мы с моей бабушкой облегченно вздохнули.
Когда мы уже подходили к нашему дому, я посмотрел на  палку, которую все время держал в руке, и подумал:
“Я же на разбойника с этой дубиной похож! Бросить ее, что ли? Вот если бы она была зеленой...”
И тут  на моих глазах сухая палка стала пускать яркие, зеленые побеги...
- Когда ты этому научился, Данечка? Что происходит? - спросила меня изумленная бабушка.
- Наверное,   вспомнил то, что знал и умел когда-то, -  загадочно улыбаясь, ответил я и воткнул в землю свою ношу: пусть вырастет еще одно дерево!


1998 г.