Генетическая зависимость

На кухне засвистел чайник. Я оторвался от рукописи, сладко потянулся и отправился пить чай.
Мое настроение было испорчено с утра. Я заметил, что люди, недовольные собой и окружающей их жизнью, делают все возможное, чтобы угрюмость процветала на этой земле. Зачем? Они и сами этого не знают. Но их почему-то раздражает оптимизм других. И уж если таким людям стало плохо, то плохо, по их мнению, должно стать всем.
У  начальника  моей фирмы  с утра разболелся зуб, и  вместо того, чтобы отправиться к врачу, он стал высказывать первому “заму” свое недовольство по поводу работы фирмы. Тот краснел, пыхтел и дергался,  а потом побежал в наш  отдел выплескивать на сотрудников  свое испорченное настроение.
Цепная реакция началась... Мы сидели с раскрытыми ртами. Я уже готов был поверить в то, что я бездарь, получающий ни за что деньги, когда в моем сознании родился протест. Он рос, набирал силу и вдруг прорвался репликой:
- Не верю.
“Зам” на минуту замолчал.
- Что?
- Не верю, - спокойно повторил я. - Мы же заканчиваем проект раньше срока. Заказчик доволен. Что нам еще нужно сделать, чтобы не есть даром хлеб?
Воцарилась полная тишина. Арнольд Модестович (так звали первого “зама”) захлопал глазами и сказал неуверенно:
- Работать еще лучше.
- Ясно, - проговорил я, зачем-то подергал себя за мочку уха и притопнул ногой для убедительности.
Этот жест развеселил присутствующих и решил исход дела. Цепная реакция была остановлена.
- А ну вас, - махнул рукой Арнольд Модестович, - работайте.
 И побежал к себе в кабинет с чувством исполненного долга.
Все облегченно вздохнули, а мне стало грустно. Я всегда выступал в роли громоотвода, сам не желая того, а порой и не осознавая, что происходит.
Почему мы иногда упираемся в стену и не видим ничего, кроме нее? И даже наше знание о том, что за стеною мир не кончается, ничего не меняет. Мы  упираемся в стену и кричим от отчаяния в  попытке пробить ее головой. Ну, подними ты голову вверх, и увидишь голубое небо, мирно плывущие облака. И стена-то  всего метра три высотой, перелезть через нее можно. А теперь по сторонам посмотри. Оказывается, стоит эта стена посреди поля, а ты идешь, погруженный в мысли,  упираешься  в нее и раскисаешь. А если посмотреть на все это сверху, так просто смех! Кругом простор, а эта одиноко стоящая стена заставила тебя разбивать дурную голову, кричать от отчаяния, а проблема-то только в тебе... Это ты не видишь выхода, это для тебя стена – тупик.  Сядь, отдохни, оглянись. Может, ты и пришел к стене именно для этого. Нельзя глядеть все время под ноги. Мир объемен, он вокруг тебя и над тобой. Улыбнись своей глупости. Взберись на стену, и ты увидишь чудо: простор, до сих пор сокрытый от тебя, предстанет во всей красе!
     Стена - это не только тупик, но и место для отдыха, обозрения окрестностей... Научись использовать все во благо, и проснувшаяся фантазия подскажет тебе массу вариантов для  выхода из тупика.
Оказывается, только возле этой стены ты увидел себя таким, какой ты есть на самом деле, а не таким, каким ты создал себя  в своем воображении, отшлифовав поверхность до блеска, чтоб поразить ею других. Естественными мы становимся именно в таких ситуациях.  Может, и стены встречаются на нашем пути именно для того, чтоб мы стали, наконец, самими собой?
Настойчивый свист чайника вернул меня к действительности. Воспоминания и рассуждения  уносят меня порою слишком далеко. Этот свист напомнил мне, что я пришел на кухню пить чай, а не горевать. И утреннее недоразумение, случившееся со мной на работе, растворилось вместе с упавшим в мой стакан кусочком сахара.
Мой взгляд задержался на рекламном листке, извлеченном мною сегодня из почтового ящика:
Если вы не знаете, что делать со своей идеей, позвоните нам. Мы реализуем ее. Вы будете довольны.
Далее мелким шрифтом сообщались координаты фирмы, ее название, телефон и факс.
Эти яркие листочки кто-то регулярно мне присылал. Как только я забирал очередной листок, на следующий день в почтовом ящике лежал точно такой же. Эта история продолжалась вот уже несколько месяцев.
Когда я впервые прочитал рекламный листок, он меня развеселил, потому что у меня не было никаких нереализованных идей. К тому же я спешил на встречу с другом, обещавшим мне показать свой институт.
Эту бумажку я засунул в папку. Конечно же, можно было ее выбросить, но я рассудил иначе: если сейчас нет идей, то это не значит, что их не будет никогда.
Институт генетики, в котором работал мой друг, поразил меня  не своей ультрамодной архитектурой, а обилием кабинетов.
Я, простой смертный, никакого отношения к этому институту не имел, работал в фирме по оформлению этикеток для бытовых товаров и был счастлив. В процессе изготовления таких этикеток я отвечал за броское название в стихотворной форме. А по вечерам писал стихи для души и свято верил в то, что когда-нибудь сборник моих стихотворений появится на прилавках книжных магазинов и осчастливит человечество.
Зачем мне нужна была эта экскурсия, я и сам не знал. Друг предложил, я согласился. Вдохновения в стенах института генетики я не искал, это точно. Но что на свете существовало нечто мне неизвестное, несколько обескуражило меня. Причем понял я это только внутри самого здания. Я никогда не слышал ни о молекулярной генетике, ни о цитогенетике, ни об иммуногенетике и при этом спокойно жил и творил. И вот теперь я шел по коридору, читал названия табличек на дверях: “формальная генетика”, “клиническая генетика”, “биохимическая генетика”, “генетика соматических клеток”, “популяционная генетика человека”, ”генетика развития”, “генетика размножения”, “фармогенетика”, “генетика поведения”, - слушал пояснения моего друга, и все больше ощущал себя букашкой, заблудившейся в джунглях.
Голова моя постепенно загрузилась до такой степени, что ей стало тяжело думать. Я знаю, что бывает состояние опьянения от спиртного, слышал о пищевом опьянении, образное выражение “пьян от любви” я знал давно, а вот об информационном опьянении  никогда не слышал, зато испытывал теперь на себе.
     Глупая улыбка застыла на моем лице, потом я стал “выпадать”, то есть на какое-то время не слышать ничего. Что последовало бы за этим, трудно предположить. Дирон (мой добрый друг, организовавший мне эту самую экскурсию и выступавший в роли гида) посмотрел на меня и сказал:
- Загрузка выше нормы. Извини. Не рассчитал. Поэты - народ эмоциональный. Пошли на воздух...
     На улице я вздохнул, наконец, полной грудью.
- Нико, - услышал я голос своего друга, - ты куда?
- Домой, - радостно сообщил я и обнял фонарный столб.
Ноги мои были ватными, предметы расплывались перед глазами. 
- Я отвезу тебя домой, - пообещал Дирон.
Минут через сорок я уже принимал душ, после чего уснул как младенец. А когда проснулся, то понял, что очень люблю науку генетику, хотя, если быть откровенным, не мог вспомнить ни одного слова из лекции своего друга.
     Но это не обескуражило меня. Я написал хвалебную оду предмету моей любви. Затем последовала баллада, над которой я всплакнул в тиши своей квартиры.  Сочиненный акростих доставил мне много удовольствия, потому что из начальных букв каждой строки, если читать сверху вниз, составилось мое любимое слово “генетика”. Потом родился александрийский стих на ту же самую тему. Афоризмы типа: “свои пороки ищи в  предках” и “хочешь узнать о наклонностях деда, понаблюдай за внуком” - я решил шлифовать в процессе дальнейшего творчества.
Из-под моего пера вышел дольник, монорим, затем моностих, песня полилась сама собой, а послание, как крик души, написалось перед сном.
     Моя творческая индивидуальность ликовала. На смену четверостишьям пришли шестистишья, закончил же я мой цикл о генетике эпиграммой, хотя мелькнула мысль об эпитафии, но потом  решил, что это уж слишком: хоронить генетику было рано, пока она жила и процветала. Я почти успокоился, а ночью вскочил и трясущимися  руками записал: 
           Мысль о Вечности.   
           Все взаимосвязано.
           Смысл мирозданья.
     Я прочитал свое новое творение и улыбнулся: и оно было о генетике! 
     На этом стихотворный цикл, посвященный данной  науке, был завершен окончательно. Я это понял, когда ощутил в своей душе полный покой.
А после родилось желание познать генетику как науку. Но даже своему близкому другу Дирону я  не признался в этом.



                * * *
Я перестал отвечать по вечерам на звонки, потому что они отвлекали меня от любимого занятия. И если бы не работа, благодаря которой я имел средства к существованию, то убежал бы на время от общества.
Дирон периодически заезжал ко мне в гости, но, не обнаружив ничего подозрительного в моем поведении, успокаивался, чтоб через денек-другой заглянуть вновь.
     Я не обижался на Дирона. Его забота была мне приятна, и он чувствовал это. Поэтому Дирон часто поглядывал на меня из-под нахмуренных бровей, лукаво улыбаясь при этом.  А вот женщина, с которой я встречался до этого около года, не поняла моих новых увлечений. В конце концов, она  хлопнула дверью и ушла... Я испытал радостное чувство от этого.
Мне стало ясно со временем, что любить лес, восхищаться им и отправиться одному в тайгу или непроходимую тропическую чащу - две разные вещи. Леса, которые растут у экватора на Яве, на Цейлоне и в Африке люди называют “гелея”, в Южной Америке их называют “сельвой”. Один путешественник, изучавший эти леса долгое время, охарактеризовал их так: “Нет ничего, что было бы так же прекрасно и так же страшно!” То же самое можно было бы сказать и про генетику. Научные дебри притягивали меня, но страх окончательно в них заблудиться останавливал. Этот страх был защитной реакцией перед Неизведанным. Я не искатель острых ощущений, хотя многим поэтам присуща от рождения эта черта.  А вот умение терпеливо наблюдать и делать выводы было заложено во мне. 
Проблема человеческих судеб интересовала меня всегда, а после посещения института генетики - в особенности. Я давно обратил внимание на то, что некоторые люди как бы “повторяют” в своей жизни чью-то судьбу. Уточняю: повторяют по сути своей. Конечно же, эти люди разные.  Разные эпохи, места... Но сходство   их судеб каким-то образом объединяло их.
Я стал рассуждать. Всем известно, что существует биологическая наследственность: дети похожи на своих родителей. Этим постулатом начинались и заканчивались мои познания в  генетике. И если я не мог вспомнить всего того, о чем мне  рассказывал из этой области мой друг Дирон, то всегда имелась возможность обратиться к книгам.
Как хорошо, что многие свои наблюдения ученые подробно описывают в своих книгах!  Но мой восторг поутих, когда я взял в руки  книгу одного генетика и  в ней прочитал:
“Открытие химической структуры ДНК позволило понять молекулярные основы наследственности,  механизмы действия генов и их передачи - в форме молекул ДНК из поколения в поколение. Наследственная информация хранится в форме нуклеотидной последовательности ДНК; реализация наследственной информации основана на том, что нуклеотидная последовательность ДНК определяет последовательность аминокислот в белках. Единство всего живого прекрасно демонстрируется тем фактом, что код, связывающий последовательность нуклеотидов в ядре с последовательностью аминокислот, одинаков для всех организмов, будь то бактерии, растения, животные или человек”.
Нет, я не был полным кретином и смысл прочитанного уловил. Но почему большинство ученых  любит громоздкие фразы? На десятой странице, не сумев понять до конца многих важных моментов, я уснул. Но меня это не остановило. Я только решил изменить тактику самообразования.
Читать о жизни великих генетиков, самостоятельно размышляя при этом над смыслом их открытий, мне было гораздо интересней. Так я “познакомился” с монахом августинского монастыря Грегором Менделем. Этот монах обладал терпением, которого за монастырской оградой так не хватало многим ученым. Именно Мендель открыл основные законы наследственности.
“Интересно, - подумал я, - неужели генетика началась именно с него?” Оказалось, что нет. Еще Гиппократ писал в присущей его времени  манере:
“Относительно семени, однако, я утверждаю, что оно выделяется всем организмом, всеми его частями, мягкими и твердыми, и всеми выделяющими влагу тканями... Семя производит все тело, здоровое семя производит здоровые части тела, больное - больные. Раз, как правило, у лысого рождается лысый, у голубоглазого - голубоглазый, а у косого – косой, то ничто не помешает рождению длинноголовых у длинноголовых.”
Один афинский философ, живший  в пятисотых годах до нашей эры, рассуждал:
“... одно и то же семя несет в себе волосы, ногти, вены, артерии, сухожилия и кости, хотя и невидимые, поскольку их частицы чрезвычайно малы. Во время роста они постоянно отделяются друг от друга, ибо... как могут волосы произойти не от волос, а плоть не от плоти?”
Как только я задумался о философской стороне генетики, мне тут же попалась на глаза такая фраза:
“Генетику человека можно сравнить с двуликим Янусом: это фундаментальная и одновременно прикладная наука, ее практическое применение неизбежно оказывает сильное влияние на общество, поднимая новые и сложные философские и этические проблемы”.
Я взбирался по извилистой тропе в гору, не зная, что ждет меня на вершине, но я упорно продолжал восхождение. Иногда я останавливался, чтоб осмотреться. Вильгельм Иогансен, Морган, Бриджес, Бензер – о Боже! Сколько в этой области гениев на земле? Они постоянно что-то открывали, находили, подтверждали, доказывали...
От научных терминов у меня болела голова, и когда уже не было сил идти по дороге знаний дальше, я начинал ползти... Будто от моего движения зависела судьба всей планеты!
Засыпая, я бормотал, словно молитву, слова:
“Гены, определяющие различные признаки, наследуются независимо друг от друга”.
Чем больше я читал, тем больше поражался мудрости Создателя, в существование Которого свято верил. Жесткость и гибкость одновременно Он использовал при создании всего живого. Он давал свободу в одном и стабильность в другом. Наследуемая генетическая организация на протяжении всей жизни организма остается неизменной, совокупность же внешних признаков (это, прежде всего, физиология и поведение) могут изменяться.
“Если возможность изменяться запланирована, то когда-нибудь и я стану другим”, - размышлял я, понимая, что мутация - это реакция организма на изменение окружающих условий, необходимая для его выживания. Из этого следовало, что все  мы являемся мутантами в той или иной степени! Это простое открытие не повергло меня в шок.
А когда я узнал, что способность человека улыбаться является врожденной, то долго не мог успокоиться. Но ученые убедительно доказали это. Действительно, дети, родившиеся глухими и слепыми, все равно улыбаются в ответ на  чью-то ласку. А люди разных рас и национальностей от удивления поднимают брови. Значит, эта реакция тоже врожденная!
“Любое усовершенствование может быть обусловлено рядом различных мутаций”, - прочитал я в одной научной книге. Все верно, ведь на каждое требование у Природы имеется в запасе множество вариантов ответа. Правда, не всегда оптимальных, но зато вполне адекватных!
“Отбирается тот мутант, который присутствует в популяции в то время, когда среда предъявила этой популяции свои новые требования”. Я оторвался от чтения книги и задумался над тем, что бы это значило.
Чем больше я читал, тем больше понимал, как мало я знаю. Да и возможно ли было  познать до конца загадочный и необычайно сложный в своей простоте и отлаженности живой организм? В какой-то момент я даже усомнился в своей любви к столь загадочной науке. Генетика, тайная моя страсть, предмет обожания, восхищения и недоумения... Она сводила меня с ума, вскружила голову однажды и продолжала кружить ее, увеличивая обороты. “Выдержу ли?” - задавал я себе не раз этот вопрос, и все равно шел дальше. Что толкало меня на поиски? Только ли любовь к этой науке? Что я искал, что хотел найти, что мучило меня? И зачем вообще поэту знать генетику? Что это было? Жажда открытия, желание славы, потребность потешить свое “эго” или стремление успокоить гордыню? Что, что, что?
     На эти вопросы я должен был ответить сам. Но как это сделать? Я не мог пока разобраться в себе самом, в своих истинных чувствах и желаниях, поэтому оставил все, как есть.
Единственное, что я знал точно, так это то, что эта наука радовала меня не своими достижениями, а подтверждением того, что совершеннее того, что создал Бог, не создаст никто.
  А вскоре пришли и другие доказательства. Когда я прочитал, что известный ученый Уилсон допускает, что запрограммированность человеческого мозга выражена гораздо слабее, чем у других видов, и именно поэтому поведение человека намного пластичнее поведения животных, это вызвало во мне бурю восторга.
Я был согласен с учеными, что биологические законы влияют на индивидуальное развитие, и что определенные аспекты поведения в результате действия естественного отбора генетически запрограммированы.
Выдвинутое наукой предположение о существовании биограммы человека - некого набора потенциальных возможностей и ограничений, присущих этому виду, не испугало меня. Гены устанавливают пределы, в которых может развиваться той или иной репертуар поведения.
О, мудрость Создателя!
Я сразу согласился с выводами генетиков о том, что человек не может быть полностью автономен в своем поведении, что все-таки работа центральной нервной системы контролируется генетически.
Гены... Все дело в них. Есть гены, определяющие изменчивость, даже аномалии в поведении, которые, по-видимому, обусловлены дефектами одного гена.
Я не все понимал, а если честно, то мало что понимал, но это не смущало меня.
О наследственности таланта, характера, гениальности человека писал Гальтон и многие другие ученые. Они изучали родословные великих людей. Оказывается, высокая одаренность  не случайна. Великие люди имели среди близких родственников по мужской линии много знаменитостей.
В одной из книг я прочитал, что можно объяснить генетически склонность к преступности, психическим расстройствам, шизофрении, ко многим другим заболеваниям, в том числе и к неврозам,  гомосексуальности. Конечно, это спорный вопрос. Да и так ли это на самом деле, я не знал, но я не генетик, а у ученых свой подход, во многом не совпадающий с моим.
Ученые, оказывается, научились создавать искусственные гены, стали применять перенос генов для генной терапии. Наличие банков спермы уже не раздражало людей, генная инженерия расправляла свои могучие плечи...  а я вдруг затосковал.
Начитавшись соответствующей литературы, я стал понимать, почему ребенок, рожденный от родителей в более зрелом возрасте, чаще становился либо более одаренным, либо отпетым негодяем. Такие родители могли передать ребенку генетически больше информации, их жизненный опыт был богаче.  И теперь я не поверю, что у нормальных родителей может просто так появиться сын гомосексуалист. Ничего подобного. Значит, в его отце была заложена такая информация. Отец просто научился подавлять в себе этот порок, или, получив такой опыт, тщательно скрывал его от окружающих...  Но гены впитали в себя эту информацию и понесли дальше. Ты скрыл, а твой сын проявил. Возможно, даже единичный опыт в этой области может сыграть злую шутку с потомством. Мы накапливаем, закладываем информацию в себя и передаем ее потомству. Родовая память человека – не фантазия.
Но если к моменту передачи генетической информации потомству ты сам еще чего-то не осознал, не понял, не накопил, не испытал, не прошел, то и не мечтай, что это будет в твоем сыне. Потенциал к развитию и совершенствованию ты передашь, а уж использует он его или нет, зависит от многих факторов. Во всяком случае, так утверждают специалисты, а уж правы ли они, я не знал. И, тем не менее, если бы люди знали о передаче генетической информации потомству, может, они стали бы более осмотрительными, ответственными, думающими, стремящимися к честности, Любви...
Я тут же вспомнил, что в сказках многих народов мира младший сын всегда оказывался самым мудрым, умным и добрым, он брал на себя  заботу о своих родителях. Только раньше все это виделось и понималось иначе. Но опыт родителей мог быть и негативным, и тогда он тоже полностью передавался  их ребенку...
Бессонные ночи, сны наяву... Я не просто получал знания, но и пытался тут же переложить их на себя. Так я понял, почему я стал поэтом, откуда взялась во мне тяга к науке, отчего моя реакция на то или иное событие такая, какая есть. Я заново узнавал себя.  Судьба моя в свете полученной информации была не случайной.
Я  начал изучать судьбы своих предков, чтоб лучше понять свою жизнь.  Это занятие доставляло мне массу удовольствия. Более того, я понял, что смогу спрогнозировать на основании полученных знаний, что мне предстоит еще совершить. Даже тип женщины, которая станет моей женой, и результат нашего совместного с ней проживания я мог теперь предсказать. Я, наконец, понял, что существовала некая зависимость судьбы человека от его духовного восприятия мира.
И тут меня вдруг осенило. Раз генетики обнаружили гены, отвечающие за различные болезни, а также поведение человека,  если они уверены, что можно заменить один ген другим, изменить его или вообще  изъять  и при этом избавить человека от наследственного заболевания или еще от чего-нибудь,  то же самое можно проделать и с судьбой. Должен был существовать ген судьбы...
     У меня захватило дух. Боже!
     Эта идея все больше нравилась мне. Я представлял, как просто будет сделать человека счастливым, и чуть не терял сознание от переизбытка чувств.
“Что такое судьба? - рассуждал я. - Это некая гибкая программа, где определены судьбоносные моменты, обязательные для прохождения данной личностью. Суть этих моментов запланирована. Значит, существует несколько основных течений судеб. Например, семь вариантов, внутри каждого варианта - масса подвариантов, где эти судьбоносные моменты могут быть переставлены местами, но человек все равно пройдет через них, будет ли он  идти зигзагами или напрямую. И если человеку для этого не хватит одной жизни, он потратит их десять, двадцать,  пока не исполнит всю программу своей судьбы”.
Мне казалось, что достаточно “облучить” ген судьбы, немного подправить его, и человек станет счастливым. Я не думал об опасностях, таящихся на этом пути. Но чем глубже я погружался в тайну генетики, тем больше понимал изначальный замысел всего сущего на Земле. Я не мог выразить его словами, но чувствовал, что понимание растет где-то там, внутри, и однажды вырвется наружу. Хорошо это или плохо, я не знал. Как и не догадывался, что это даст мне лично и как изменит мою жизнь.
     А потом мне пришла в голову одна очень простая мысль: раз человеку дается какое-то испытание,  значит, оно зачем-то нужно?
Мы пытаемся объяснить сложнейший биологический механизм, созданный Богом, выхватываем то одно, то другое  не видя при этом целого.  Мы пытаемся  вмешиваться в процессы, о которых не имеем ни малейшего представления. Это все равно, что я подойду к компьютеру и попытаюсь припаять дополнительные детали, не зная даже, как устроен этот аппарат.
“Генофонд ухудшается!” - кричим мы, и зачастую сами в этом виноваты. Лекарства, что мы глотаем семь раз на дню, не дают организму возможности выработать  механизм защиты...
А может, мы, люди, всего лишь гены в едином космическом организме?
Я готов был снять шляпу перед величием Того, Кто нас создал, продумав каждую мелочь. Боже! Самое гениальное создание на земле - это человек.  И когда он только поймет, что Тот, Кто его создал, заложил в него всю мудрость Космоса? Осваивай себя, познавай, вспоминай и твори на радость всему мирозданью!
Сколь щедрой и любящей должна быть Душа Творца, чтоб частицу себя подарить человеку? Оценит ли только это когда-нибудь человек?
Мне стало страшно. Я забросил учебники. Нет, не хочу я ничего менять ни в своем теле, ни в своей судьбе. Если будет нужно, само все изменится... от моего выбора. Хотя... моего ли? Или каждый выбор на другом уровне тоже запланирован, а нам дали иллюзию выбора, чтоб учились. И В нужное время, когда я отработаю одну программу, ей на смену придет другая? И вовсе не обязательно будет при этом умирать. Сама смерть - это всего лишь переход от одного состояния к другому...  Только теперь я понял, на что по своему незнанию замахнулся и какую мог совершить ошибку.
Почти три месяца неустанного поиска, вынашивания безумной идеи, и к чему я в итоге пришел? Мне стало смешно.
     Конечно же, каждый из нас не случайно рождается в той или иной семье. И вопрос родовой кармы, наследственности, личной судьбы - лишь отдельные звенья единой цепи. Я всего-навсего дилетант, попытавшийся влезть не в свое дело... Поэт, решивший уподобиться Богу. Да и чем мне не нравилась моя судьба?
Я вдруг вспомнил о сбежавшей от меня женщине, о том, что на улице уже весна, что я давно не видел Дирона, что почти перестал  писать стихи... А пора бы... Невозможно только рассуждать. Рассуждения - это еще не жизнь. Ее определяют поступки. Душа ликовала.
Человек получает только то, что заслужил. Воистину, что посеешь, то и пожнешь.
В нашей судьбе есть запланированные точки, но промежутки между ними мы пишем сами. Хотя... Возможно, есть некая всеобщая прописанность, где каждый из нас винтик. Но нам дается иллюзия выбора. Тогда получается, что выбор есть и, одновременно, его нет. И противоречия в этом, возможно, нет. Уровневая система. Масштабы, которые мы не в состоянии вместить и понять. Да и замысел Бога на каждого из нас, на все, что Он создал, мы не можем вместить. Мы лишь микроскопические точки во всеобщем объеме, развивающиеся, набирающиеся опыта, стремящиеся познать себя и мир вокруг нас. И не следует завидовать тому, у кого все гладко сейчас, возможно, он получил аванс за свои прошлые заслуги. Осознай это и твори на радость Вселенной.
Программирование собственной жизни – очень увлекательная вещь. Но только от души идущие поступки будут засчитаны при создании новой программы, не забывай об этом и о причинно-следственной связи, о законах Бытия и о принципах, нам данных. А еще лучше, если ты как можно меньше будешь думать об этом. Живи по совести, здесь и сейчас, с ощущением достатка всего, и радуйся, бесконечно радуйся этой жизни!
Я облегченно вздохнул, собрал все рекламные листки с советом обратиться со своей идеей к кому-то, кто этого очень ждет, и бросил их в камин. Вспыхнуло яркое пламя, взлетел кусочек обгоревшей бумаги и аккуратно приземлился  возле моих ног. На нем было написано:
...знаете, что...
...будете довольны...
Мне стало смешно. Мне показалось интересным, что я получил первый из этих листков именно в тот день, когда Дирон повел меня в свой институт. И все три месяца моих интенсивных поисков в области генетики я регулярно получал их. Гены-модификаторы, гены-мутаторы, ортологичные гены - остались теперь для меня в прошлом. Я сформулировал идею изменения судьбы на генном уровне, а затем отказался от нее. Потому что многое понял в результате раздумий, поисков... Человеку всегда дается ровно столько, сколько он в состоянии выдержать. Божественный вариант судьбы – самый оптимальный для нас... Заменяя одно, мы порождаем  другое, и не всегда лучшее...
И тут я решил проверить свою догадку. Я схватил ключи от почтового ящика и побежал вниз. Рекламного листка в ящике на этот раз не оказалось. Надоело рассылать или здесь было что-то еще? Я решил позвонить в рекламную фирму. На обгоревшем  кусочке бумаги четко был виден телефон...
     - Здравствуйте, - услышал я приятный мужской голос. - Мы рады, что вы позвонили нам.
     Во мне говорило любопытство.
- Скажите, свои рекламы вы рассылаете всем?
- Конечно же, нет.
- Тогда по какому принципу вы это делаете?
- По мере зарождения необычной идеи у кого-нибудь в голове.
- Но откуда вы знаете, у кого она может родиться?
- Это профессиональный секрет, - услышал я.
- И что? Вы действительно претворяете любую идею в жизнь?
- Да, но с одним условием. Мы предлагаем клиентам испробовать воздействие их изобретения на себе...
- И они соглашаются? - опешил я.
- Только те, кто свято верит в то, что его идея принесет пользу... Например, протезы рук и ног, управляемые импульсом головного мозга... Ну, а вредные идеи отпадают сами собой. Люди не хотят рисковать и испытывать что-то на себе. Срабатывает  инстинкт самосохранения. А если он отсутствует, человек болен. Мы его лечим совершенно бесплатно...
- Но если вы не устраиваете клиента, он может найти еще кого-нибудь...
- Вряд ли. Мы - последняя инстанция. К тому же общение происходит не по телефону... Если идея вредна для общества, для всей планеты, мы стараемся нейтрализовать ее...
- Как?
- Неужели так важен способ? Важен конечный результат.
- Нет. Здесь важно все, - проговорил я.
- Я понимаю вашу тревогу, - услышал я. - Безусловно, человек не приносится в жертву. Мы просто “переключаем” его энергию на другую идею. Даем ему возможность подумать над альтернативным вариантом, совершенно безвредным. Или предлагаем ему работать у нас, где человек получает простор для творчества и для воплощения задуманного, но без выхода в свет. Или с ним работает наш психолог, и человек сам осознает вредность выношенной им идеи... Все проще, чем вы думаете.
- Объясните, пожалуйста, что значит “воплощение задуманного без выхода в свет”?
- У нас есть искусственно созданное место для таких вариантов. Человек как бы “проигрывает” свою идею, как в компьютерной игре, но с эффектом присутствия... “Эго” изобретателя при этом удовлетворено, а заодно обыгрывается и вредность от ее внедрения в жизнь... Мне бы не хотелось вдаваться в технические детали. Поверьте мне на слово. Человек, обратившийся к нам за помощью, получает ее. Это главное. И ему не за чем обращаться куда-нибудь еще... Он остается доволен. И мы знаем, что и с другой своей идеей он придет к нам, потому что мы поймем его и поможем.
- А почему вы прислали свою рекламу мне?
- Чтобы в случае чего избавить Землю от наказания, придуманного вами... Но вы оказались гораздо разумней.
- Что вы имеете в виду?
- Ничего. Наша фирма не нужна вам... пока.
- Почему “пока”? - опешил я.
- Вы еще очень плохо знаете себя!
- Кто вы? - вырвался у меня вопрос.
- Люди.
- Но как вы можете знать то, что недоступно многим?
- Поэт, изучающий генетику, мог бы догадаться сам. И потом... правильнее было бы спросить: “Откуда мы появились здесь?”
Я все понял.
- Но Бог дал нам свободу выбора, - возразил я. - Какое вы имеете право устраивать контроль над изобретателями и их изобретениями?
- Я с вами абсолютно согласен. Вы вольны изобретать все, что угодно. Вы свободны... А я имею право контролировать вас, потому что я тоже свободен.
- Логично, - произнес я. - И все не случайно?
В трубке послышался смех.
- И надолго вы к нам? - спросил я и услышал в ответ:
- Пока живут на вашей планете фантазеры и мечтатели.
- Значит, навечно, - проговорил я и положил трубку.


* * *
     После этого разговора я испытал облегчение, будто после длительного путешествия вернулся домой и сбросил, наконец, тяжелейший рюкзак, набитый камнями. А через неделю, окончательно освободившись от “генетической зависимости”, благополучно преодолев ломку, я отправился в гости к своему другу  Дирону.
- Привет! - заявил я, как только Дирон открыл дверь. - Ты один?
- Пока - да. Но через полчаса должна прийти Арина,  сотрудница моего института, - сообщил Дирон.
- Ты предлагаешь мне смыться до ее прихода? - осведомился я.
- Нет. Я просто предупреждаю. Ты в течение трех месяцев прячешься у себя в квартире, избегаешь женщин. Я уже и не знаю, что ты выкинешь в следующую минуту. Прости, проходи. Рад тебя видеть. Я приготовлю твой любимый коктейль, - проговорил он и удалился на кухню.
- Спасибо, Дирон! Ты настоящий друг! - прокричал я из коридора.
- Будешь издеваться, дам в морду, - пообещал он.
- Я искренен. Значит, не зря ты мариновал меня возле порога. Я дождался радушного приема с коктейлем, - проговорил я, заглядывая в кухню, где химичил с напитками Дирон.
- Пока я буду готовить твое любимое пойло, почитай стихи из своей папки с грифом “секретно”.
- Такой папки не существует, - улыбнулся я. - И свои рукописи я складываю в стол.
- Резонно. Стол больше, чем папка, - проговорил Дирон. - И что дальше?
- Ничего. Жду, когда количество перейдет в качество.
- Мне нравится твой подход, - улыбнулся Дирон. - По крайней мере, он самый безвредный. А как поживает Альберт Модестович? Не достает тебя больше?
- У нас с ним прекрасный творческий союз. Он кипит, а я  лью воду, чтоб не сгорел совсем. Я прозябаю, он теребит меня, чтоб не замерз. Я ему даже благодарен за это, хотя месяца три назад видел в нем врага всего коллектива или, по крайней мере, орудие возмездия. Признаю, что ошибался. Только его Арнольдом зовут, а не Альбертом.
Я уже допил свой коктейль, а знакомая Дирона  еще не появилась. Я уже решил, что она вообще не придет, поэтому устроился поудобнее в кресле, чтоб подремать, и в это время в дверь позвонили.
До меня донеслись радостные возгласы из коридора. Я медленно встал, дверь распахнулась, и я увидел ее. Дирон строил мне всяческие рожи из-за ее спины, но я не мог понять, чего он от меня хочет. Я онемел. Мой рот открывался, но звуков не было слышно. Наконец, Дирон не выдержал: подбежал ко мне и сильно  дернул за руку...
- Мой друг приветствует тебя, - он бросил испепеляющий взгляд в мою сторону.
Я продолжал молчать.
- Это Арина, - проговорил Дирон и толкнул меня в спину.
Я почтительно склонил голову.
- А это мой друг Нико, - он сделал паузу и добавил: - Поэт.
- Очень приятно, - объявили мы одновременно и рассмеялись.
Дирон успокоился: дар речи ко мне вернулся!
- Вы с Востока? - спросила она, глядя мне в глаза.
- Восток - Запад. Север - Юг. Относительно чего? - переспросил я ее.
Я увидел растерянность в  глазах Арины. От смущения ее лицо стало еще прекрасней.
- Вас смутило мое имя? Так это Дирон сделал его таким. На самом деле меня зовут Никон. Когда я появился на свет, мой отец изучал летописи. И этот процесс он увековечил в моем имени.  Мне мое имя не мешает жить, но Дирон считает, что в имени Никон присутствует что-то монашеское, строгое, и мой образ жизни должен как-то соответствовать его звучанию. А вот в Нико есть что-то легкомысленное, радостно-торжественное. Имя, подходящее поэту, любящему жизнь.
- Понятно, - проговорила Арина. - Дирон считает, что имя влияет на судьбу, не так ли?
- Это просто гипотеза, - ответил Дирон. - Я ничего не считаю. Пифагор выводил закономерности... интересные, между прочим. Философия мироздания, выраженная в цифрах... Цифровой код крови, человеческого бытия, духовного совершенствования - через цифры можно выразить все. И имя человека в том числе. Изменил имя - изменил что-то в своей жизни...
- Это спорный вопрос. Генетический подход мне ближе, – проговорила Арина. - И вообще, Пифагору было проще: с ним рядом была жена-оракул...
- Ты не путаешь? Вначале она была оракулом, а потом стала женой.
- Дирон, я принесла папку с моими набросками, - Арина не стала продолжать дискуссию о Пифагоре и его жене.
- Хорошо, я просмотрю их, - ответил Дирон.
- Мне надо уходить...
- Жаль, я думал, что ты посидишь немного с нами, - сказал Дирон.
- Может, хоть кофе выпьем вместе? - вмешался я.
Мне не хотелось, чтоб она уходила.
- Выпьем, если вы согласитесь сопровождать меня в редакцию. Мне надо сдать статью...  А потом мы могли бы посидеть немного в кафе.
Ее предложение меня порадовало. Я посмотрел на равнодушное лицо Дирона и согласился.
- Я забегу к тебе завтра, - пообещал Дирон.
- Зачем? - спросила Арина.
- Проведать друга. Просто так.
- Но мы на работе завтра увидимся...
Дирон рассмеялся.
- С тобой - да, а к Нико я все же собираюсь зайти...
- Извини, я не поняла.
Мне показалось, что Дирону доставляет удовольствие вводить Арину в краску, слегка подтрунивать над ней.
     Мы попрощались с Дироном, и от этого процесса я испытал чувство облегчения.
     А потом мы с Ариной сидели в кафе, говорили обо всем на свете. И я никак не мог отделаться от ощущения, что  где-то уже все это видел.  Смутное воспоминание о том, что когда-то я точно так же сидел с Ариной в кафе и пил кофе... приподнимало завесу тайны, и мне очень хотелось заглянуть, что же находится за ней...
- Ты где витаешь, Никон? - услышал я  голос Арины и вздрогнул.
- В дебрях своих воспоминаний. Где и когда я  мог видеть тебя раньше? Мне кажется, что я давно уже знаю тебя, но откуда во мне это ощущение, я объяснить не могу.
- Не мучайся. Так бывает. Может, память предков подбрасывает тебе очередной ребус?
- А может, я нашел, наконец, то, что так долго искал?
- А что ты искал?
- Свое душевное равновесие, утерянное с некоторых пор. И в твоем обществе оно внезапно возникло. Моя душа чувствует твою душу и стремится к ней... “Не исчезай, мгновенье, ты - прекрасно...” Это состояние просто невозможно передать словами...
- Никон, это называется проще, - Арина заглянула мне в глаза, - влюбленность. Самое смешное, что я чувствую то же самое!



* * *
     Спустя несколько месяцев,  мы поженились. И я уже больше не пытался заниматься не своим делом. Жена-генетик и муж-поэт - великолепный союз. В моей любви акцент сместился на первую часть сложного слова, и я был безмерно этому рад.
Но иногда я со странным чувством ожидания подхожу к почтовому ящику. А вдруг там опять реклама - предвестник новой грандиозной идеи?
От генов, видно, никуда не убежишь.

               
 
                * * *
А вчера Дирон получил рекламный листок с предложением реализовать его идею. От фирмы “Контроль” ничего не скроешь. Моя история повторялась. И теперь уже не Дирон, а я забегал к нему после работы, чтобы проверить, не сошел ли он с ума, вынашивая очередное безумство. Видно, так устроен человек. Мы находим необычное в обычном, пытаемся объяснить необъяснимое, разделить целое на части, чтоб потом в муках прийти к тому, с чего начали, и понять главное - совершеннее созданного Творцом ничего нет... А чтобы создавать, надо знать. Процесс познания  вечен, а вместе с ним вечен и процесс Творческого Созидания. Начни с малого - с познания самого себя. И, может быть, именно тогда в тебе родится новое, которое окажется хорошо забытым старым?  Но ты должен сам пройти этот путь и открыть все заново, чтоб осознанно прийти к главному. Дерзай же, ошибайся, набирайся опыта, твори и живи.
     И  вовсе не важно, чем ты будешь  заниматься в этой жизни, важно, чтоб душа твоя пела при этом. Кто-то рисует, кто-то пишет стихи, кто-то обрабатывает землю – важен каждый труд, ибо он приносит свой творческий потенциал в общую для всех копилку.
Ну, а уж если тебя занесет в бурелом, поверь, обязательно появится уж если не фирма, то кто-то, кто поможет тебе выйти из беды. Лишь бы чистые помыслы были в твоей голове и Божественный свет в  душе.
В нас очень многое заложено Творцом и ограничения в том числе. Не верите – изучайте генетику, она не врет. Гибкая программа – все равно программа... И она под контролем Создателя. А иначе и быть не может, мне так кажется.
И вообще, чем больше я узнаю, тем больше сердце мое наполняется Любовью и восхищением к Создателю. Люди-братья! Милые Божественные частички! Проснувшиеся и спяшие, мудрые и не очень, разные, всякие, летящие на свет, чтоб слиться с ним, и впитывающие в себя этот свет на пути, чтоб усилить основной свет своим собственным огоньком, не забудьте хоть иногда помянуть добрым словом Того, Кто вас создал, и послать Ему свой импульс любви. Поверьте, Он достоин этого.
Я, наверное, путано изъясняюсь. Восторженная душа поэта из витиеватости слов плетет полотно. Но мой холст чист и светел, это я знаю точно.
Рядом со мной сидит моя жена, что-то пишет в тиши, а я вижу у нее за спиной крылья. Нет, я не сошел с ума. Она мой ангел во плоти.
- Никон, опять ты за свое? – проговорила Арина. – Ты не даешь мне работать, я чувствую твой взгляд, он уносит меня в небеса, подальше от грешной земли.
- А разве это плохо? – спросил я.
- Нет. Полет прекрасен. Но мы же с тобой пришли сюда. Так давай попробуем все самое светлое пробудить к жизни здесь...
- Давай, - засмеялся  я и, подсев поближе к жене, стал целовать ее.
- Я не об этом, - она попыталась еще что-то сказать, но потом сама распахнула душу навстречу восторгу,  исходящему от меня.
- Пусть будет сын, - услышал я то ли ее шепот, то ли голос с небес.
Ни о какой программе, ни о генетической зависимости, ни о родовой карме, ни о судьбе прошлых поколений, ни о судьбе будущих я не думал в этот момент. Я любил, я растворился в океане Любви, из которого рождается все, и плавал, насколько хватало сил. Самые прекрасные слова сложились в песню Любви и понеслись к звездам. Никогда ничего подобного я не писал и напишу ли еще? 


* * *
Звонок телефона взорвал тишину.  Я оторвался от рукописи и вздохнул. Это мой друг Дирон решил сообщить мне о своем  срочном отъезде.
- Нико, я познакомился вчера с твоим Альбертом Модестовичем... Он очень милый человек. Он предложил мне сопровождать его дочь к морю...
- Какую дочь? - я не знал ничего о личной жизни “зама” моего шефа.
- Мари, - сообщил Дирон.
- А сколько ей лет?
Я подумал, что у Дрона все же что-то случилось с головой. Быть нянькой у дочери человека, которого он почти не знал... Может, у него финансовые затруднения, и он нашел такой своеобразный выход?
- Двадцать, - ответил Дирон на мой вопрос о возрасте дитяти.
-  Я ничего не понимаю,  -  признался я.  -  С  какой  стати  Арнольд  Модестович сделал  тебе  такое  предложение?  Может,  он  переутомился?  Я  только  сегодня разговаривал с ним. Он не был похож на идиота. Он что, стоял на улице, останавливал прохожих, сообщая им радостную весть о наличии у него двух путевок? А может, он анкетирование проводил?
- Не ерничай, - попросил Дирон. - Я знаком с его дочерью уже месяца четыре.
- Огромный срок! И ты скрывал от меня, что обхаживаешь дочку моего “зама”?
- Да я не знал ничего про ее отца.  Мари лишь вчера меня с ним познакомила. И он не твой зам, а  твоего шефа.
- Это не важно. Но хоть имя-то его ты мог запомнить? Интересно, почему ты его все время Альбертом называешь?
- Спроси что-нибудь попроще, - попросил Дирон.
- И что? Как только Арнольд Модестович увидел тебя, так сразу в путешествие  со своей дочкой решил отправить?
- У него нет выбора.
- Неужели все так запущено?
- Он в командировку на месяц едет. И дочку свою либо одну к морю отправлять придется, либо со мной...
- А с матерью или подругой она не может поехать?
- Видишь ли, жена Арнольда Модестовича умерла лет семь назад, а подругам Мари он доверять не может...
- А тебе может?
- Мы обручились, - сообщил Дирон.
- Когда?
- Два дня назад.
- Тогда почему ты не поешь от счастья, не скачешь на одной ножке, как кузнечик?
- Я толком не знаю, как это получилось!
- Делаешь девушке предложение и не знаешь зачем?
- Зачем, я знаю. Я только не знаю, с чего это вдруг я принял такое решение?
- Тебя опоили? Принудили? Тебя пытали? Она беременна? Тебе срочно захотелось на юге кости погреть, а денег, как всегда, не хватает?
- На все твои вопросы отвечаю сразу: “Нет.” Для мня самого остается загадкой мое поведение... - начал Дирон слабую попытку анализа своего решения.
- Непредсказуемый ты наш! А может, это любовь?
- Вряд ли. Мари мне нравится. Но не до такой же степени, чтобы на ней жениться!
- Подожди, Дирон. Когда ты уезжаешь на море?
- Через три дня.
- Мы можем встретиться до твоего отъезда?
- Конечно.
- Тогда я хотел бы подумать, прежде выдать рецепт...
- Значит, диагноз тебе известен? - спросил Дирон.
- От глупости лекарств нет.
- А что есть?
- Рецепт, - буркнул я. - Ты дашь мне подумать или нет?
- Думай, - разрешил Дирон и повесил трубку.


 
* * *
     На следующий день, так и не поспав в минувшую ночь ни минуты, я отправился к своему другу с честным намерением ничего ему не советовать, а просто выслушать его и, если понадобится, оказать помощь.
Мы мирно с ним беседовали, когда меня вдруг осенило спросить Дирона, над какой идеей тот в последнее время работал.
- А тебе это интересно? – спросил в свою очередь он. - Я пытался вывести математическую формулу идеального брака.
- И результат?
- Вывел. Меня распирала поначалу гордость. А когда я осознал всю глубину, в этой самой формуле заложенную, решил повременить с ее обнародованием. Кстати, я по этой формуле просчитал, что наш брак с Мари будет неудачен, развал неизбежен уже через полгода. И тут во мне заговорил дух противоречия. Мне захотелось проверить, так ли это на самом деле? И не успел все обдумать как надо, как уже сделал предложение этой девочке, а она почему-то согласилась. А дальше... что делать дальше, я не знал. Вернее, как раз мое знание абсурдности этой затеи и привело меня в замешательство. Я же не идиот, ты это знаешь. К тому же экспериментировать хорошо на мышках в клетках, а не на своей жизни.  Зная конечный результат, совать голову в петлю и при этом еще улыбаться... Я не мазохист, ей-Богу! Вся проблема  заключается в том, как теперь достойно отказать. По крайней мере, попытаюсь потянуть время. А не получится - испью всю чашу до дна. Многие врачи испытывали на себе новые препараты, сыворотки, прививки... А чем я хуже? По крайней мере, буду иметь подтверждения тому, что и так ясно, как Божий день. А не позвонить ли мне твоему Арнольду или Альберту... опять забыл. Короче, Модестовичу твоему не позвонить ли мне и не сообщить ли ему радостную весть о своей командировке от института на полгода в Штаты? Самое смешное, что я не совру: мне действительно предложили такую командировку!
Он тут же позвонил папе Мари и объявил, что сопровождать его дочь к морю не сможет. На другом конце провода вздохнули, но все поняли правильно.
Дирон уехал в Штаты, а через месяц Мари познакомилась с одним молодым человеком и страстно полюбила его, о чем и поведала своему “милому” в письме. Дирон  расторжение своей помолвки принял спокойно. А на ее свадьбу, к сожалению (или к счастью?), не успел. Поздравил молодых уже после своего возвращения из командировки.


* * *
А мы с Ариной с нетерпением ждем рождения своего первого ребенка. Мы знаем, что это будет сын, и мы решили назвать его в честь моего деда Елизаром. Иногда по ночам я вижу сны, в которых мой будущий сын восседает на прекрасном троне. Тогда мое сердце наполняется гордостью за него. Но как оно будет в реальной жизни, знает только Бог. Ну, может, еще гены, что мы передали своему сыну. Я мог бы просчитать, что будет ждать его здесь, на нашей земле, но не делаю этого. Пусть остается тайной то, что ему предстоит пройти. Мы же с Ариной будем радоваться и грустить вместе со своим сыном,  воздавая за все хвалу Всевышнему.
Зачем я рассказал вам эту историю, остается загадкой для меня самого. Надеюсь, что когда-нибудь и я пойму истинную причину своего поступка. А пока - не судите строго. Скрытый смысл важнее явного, и поймет его каждый в свое время.
Ищите и обрящите.
Август 1998 г.