38. Две груши

38. Две груши

У края леса рядом с деревушкой и
         по соседству с покосившейся избушкой

Росли, под солнцем нежась, в тепле купаясь,
                две груши,
Насколько непохожие и разные, настолько же
                не родственные души.

Одна в цветы-глаза другую пыталась уколоть,
                их повредить,
И от себя подальше оттолкнуть
                свою подружку веткой-лапкой,
Терзать соседки плоть и мстить,
                плоды  гнилинкой повернуть,
Засыпать редкою листвой и прошлогоднею
                травой,
Закрыв от солнца куцей шапкой.

Она мечтает отобрать её красу,
                плодов божественный нектар,
                листвы косу
И пить, блаженно наслаждаясь, соседки
                сладкий сок,
И запастись им для достатка на годы,
                впрок.
Она букашкам, таракашкам всё будто
                понарошку
Преградою стремилась стать или
                подставить корень-ножку,
Всё пакости творила, над ними хохотала,
                и так свои плоды, смеясь,
                по жизни все и растеряла.

А в гневе всё твердила, что норовят её
                спилить и сжечь,
Плоды в огне, на жарких углях безжалостно,
                испечь,
И все их быстро стремятся съесть, не чистя,
                скушать,




Без промедления сожрать,
                банально слопать,
                оставив от неё
                лишь угольки да копоть.
Вот так, завидуя, всё злобой пухла,
                а корнем, неминуемо, всё сохла.

Вторая – улыбалась солнышку застенчиво
                в ответ,
Всех награждая сладкой, сочной
                своею мякотью плодов,
                их отрывая от себя               
                без сожалений и обид,
Как видно, грушевое сердце ко всем любовь
                полнит,
Как плакала одна и с дождиком страдала,
               и с ним суровую соседку
                тёплым душем поливала.
Всё, видно, груши душу отогреть мечтала,
               к её корням свои плоды
                без устали носила,
Хотела подружиться, в сон на мгновение
                погрузиться,
За шалости её простила, заставила себя
                забыться
И тихим шёпотом навязчивость свою
                простить просила.
Вот так бы жили, кто добро, кто пакости
                творили,
Но вдруг соседку за горькие и страшные
                плоды спилили,
На сучковатые дровишки споро, дружно
                распилили.

Частично сбылось, что пророчила в
                недавнем прошлом груша,
Её плоды никто не скушал, никто не
                покусился слопать.
Их вместе с нею, брезгливо морщась,
                в печке и спалили,
Погасли угольки, вот-вот развеет копоть.

В тоске по неприветливой подруге вторая
                груша зарыдала.

В рыданиях ветки сотрясались,
                плоды срывались
                и о землю разбивались.
Поникла груша, разом похудела, в страдании
                горьком тихо замолчала,
Не слышно в ветках птиц небесных былую
                радостную трель.
Встречала, плача одиноко, одна весну,
                роняя наземь слёз капель,
Грустила, тосковала и головою-кроною
                одна качала.

И обессилев, ее склонив, свой взор на землю
                опустив,
От удивления вздрогнула и замерла, застыла
                от волнения,
Невольно стала жизни новой виновницей
                рождения.
С земли, пропитанной грушёвыми слезами,
                вверх потянулись
                кое-где местами,
Где сочные плоды разбились оземь, взошли
                коричнево-зелёные побеги,
От одиночества, тоски и грусти, от бед на
                счастье обереги.