Семь сорок

Голоса по русскому телевидению звучали ненавязчиво, не отвлекая от  творческого процесса: в это время дня, как всегда, Лиза  готовила обед. Для неё это занятие было чем-то вроде полёта, импровизации или игры в «а ну придумай», хотя результат её фантазии для голодных едоков был всего лишь едой. Поэтому, максимум на что она могла рассчитывать - это быстро забываемая оценка «вкусно». Ну что ж, она тут сотворила в одиночку, соединила идею с ингридиентами, дух её взлетел и приземлиться пока не хочет, а уже пора мыть посуду. И так каждый день. Вот и сейчас, плод её творчества уже почти готов и она  стала больше прислушиваться к тёплому голосу Ливензона, ведущего передачи «Семь сорок» на израильском канале. Трудно поверить, что эти весёлые люди живут постоянно рядом с войной. Не то что мы, австралийцы: каждый  в своей невторгаемой обители. Правда, твои проблемы остаются только твоими – хочешь медитируй  или пиши картину, расслабляйся как можешь, только никого не трогай. Лиза давно освоила эти маленькие премудрости выживания, необходимые даже в такой  спокойной стране.

Весёлые голоса сменились на официально-призывный тон рекламы: «он позорит нашу алию» - смотрите на нашем канале в следующей программе. На экране вдалеке появился мужчина, сидящий в обречённой позе на скамье подсудимых. Тело его выглядело
беспозвоночным, повисшим на чём-то ненадежном. Всё больше надвигающаяся на него камера наконец-то выхватила взгляд утомлённых, молящих о помощи глаз, обращённых ко всем, кого камера соединила с ним.

По Лизиной спине пробежал холод. Она знала эти глаза, только тогда они были совсем другими: искрящимися и интригующими, нежными и живыми. Яшкиными глазами! Она помнила их всю жизнь такими и не могла поверить в увиденное.Забыв про обед, Лиза в оцепенении уткнулась в экран.

Трансляция из зала суда, где судят Якова Боренбойма, уроженца города Черновцы, гражданина Израиля с 1993 года. Последний день суда - вынесение приговора. Защитник женщина («слава богу»). Иврит звучит неприемлемо к Яшке, к её Яшке. Но спасительный русский перевод даёт Лизе надежду на, пока ещё, не известно что.

Как они познакомились, Лиза точно не помнила, - стёрлось в памяти за давностью лет. Помнила только свои ощущения когда он вошёл в комнату. Всё засияло им! Он был солнцем, она это точно знала. Сразу друг, сразу весь свет. Она всегда ждала такого - чтоб без разбега, на всю катушку. Лиза всё время смеялась и не боялась показаться дурочкой. Как он её смешил! Как будто хотел, чтобы она насмеялась вдоволь на всю жизнь вперёд. Наверно знал, что долго смешить её не будет. Яше пришлось уехать учиться в какой-то далёкий русский город, где при поступлении в университет не обратили внимания на его внешность и фамилию. В Черновцах к его приезду на каникулы готовилась вся семья: мама и золовка пекли его любимую плацинду с тыквой, брат запасался дефицитными напитками. Ведь Яшка приезжает! Несколько раз Лиза была участником таких встеч. Она окуналась в семейное тепло, оказывалась, как и все, в поле весёлых Яшкиных  шуток. Хотелось, чтобы этому не было конца.

Она влюбилась без памяти в его голос, так нежно произносивший «как ты, моя веточка?», в его сильные руки, которые, как ей казалось, носить должны только её. Лиза ждала его редких писем, не задумываясь особо, почему они редкие, пока не узнала, что Яшка женился.Не знала тогда Лиза, что через тридцать лет эта история будет выглядеть довольно банальной и, может быть, даже не историей вовсе.Но тогда она чувствовала, что всё рухнуло и что дальнейшие события её жизни будут всегда строиться на обломках Яшкиной эры...
 
«...Уважаемый суд, уважаемые присяжные заседатели! От лица моего подзащитного я прошу вашего снисхождения и человеческого участия. Неисповедимы мысли и поступки отца неизлечимого ребёнка, ради которого не только свою жизнь отдашь, но и с чужой жизнью не посчитаешься. Мой подзащитный прожил сложную и, я бы сказала, не для каждого мужчины посильную жизнь. Рождение в семье Боренбоймов неизлечимо больного сына оказалось трагедией для Якова и Ольги, но не разрушило семью. Надежда на улучшение состояния здоровья ребёнка была одним из мотивов эмиграции в Израиль. Но, к сожалению, медицина..»

Обхватив руками голову Лиза причитала: «Нет, нет, нет, не может быть, это какое-то наваждение».

«...из-за усилившихся приступов агрессии Митя был помещён в интернат для детей-инвалидов. С этого времени надежда, которой жил Яков, сменилась на отчаяние, и даже при полной поддержке и заботе со стороны более уравновешенной Ольги, постоянное чувство вины и разрывающей душу боли не оставляли Якова ни на минуту. Он устроился разнорабочим в тот же интернат, чтобы быть полезным сыну. Было ли Яше легче рядом с сыном-инвалидом, который всё реже узнавал своего измученного отца? Боюсь, что эту ситуацию можно сравнить только с выбором казни: вы предпочитаете гореть на костре или быть повешенным?»

На экране появилось Яшино лицо. Тихо лились слёзы  по проторенным глубоким морщинам, где когда-то располoгались обаятельные ямочки. Потеряв на какое-то время внимание к речи защитника, Лиза слилась с Яшкиной бедой и рыдала вместе с ним.

«...В тот день санитар Хусим не смог справиться с разъярённым Митей и ударил его прямо на глазах заглянувшего к сыну Якова. Переполненный накопившимся до краёв горем,  не сдержав взрыв гнева, Яков стал неистово избивать санитара. И если бы медицинский персонал вовремя не вмешался...»

«Яшка, я с тобой, помнишь ты меня или нет, я с тобой добивала бы эту скотину и сидела бы сейчас рядом с тобой, ведь понимаю я тебя, как никто», - Лиза шептала свою молитву, чувствуя, что какой-то незримый проводник поможет Яше услышать её.

«Ваша честь, давайте попытаемся, как это ни сложно, поставить себя на место Якова. Никто из нас не хотел бы оказаться родителем неизлечимо больного ребёнка, но, как и Яков, могли бы им стать.Так же и у Якова мог бы родиться здоровый мальчик, закончить школу, университет, жениться. Что это – случай, злой рок, судьба? Ответа нет, но есть милосердие, надеюсь, что в этом зале суда.»

Показали Яшу. Он больше не плакал. Когда суд огласил решение снять обвинение, его выпустили из под стражи, но Яша не двигался. А потом камера потеряла к нему всякий интерес, как к отработанному материалу. Передача закончилась и какая-то крикливая реклама заняла экран.

Она увидела в окне, как к дому подъехало такси. Из него появился её сын на инвалидной коляске. Лиза совсем забыла, что у него сегодня презентация в университете. По его лицу она поняла, что всё прошло хорошо. Сегодня за обедом она постарается быть в хорошем настроении, они будут обсуждать его будущую диссертацию, может быть, планы на каникулы. Лиза не будет думать о Яше и о схожести их судеб. По крайней мере не сегодня. Вечером они всей семьёй посмотрят классную передачу «Семь сорок», и, как всегда, их согреет голос ведущего Ливензона.