Туман и тени

Он прижался к земле, молясь, чтоб трава скрыла его от охотников. Металлический привкус крови разливался в воздухе, пронизывая сводящим с ума запахом сырую землю и влажный вечерний туман. Они всегда приходили с туманом – а может, приносили туман с собой.
Не поднимать голову, не вскочить и не побежать – сейчас это опаснее, чем в грозу, под молниями... Вжимаясь в дрожащую под тяжелыми копытами землю, он мог только ждать, сдерживая рвущийся наружу крик.
Они взяли то, зачем пришли, и грохот копыт сгинул в отдалении. Только тогда он осмелился подняться на колени и осмотреться.
Смятое ведерко валялось среди прибитой к земле травы, ягоды рассыпались широким алым полумесяцем. Напуганные, смятенные селяне начали поднимать головы из травы, выбираться из-за бочек и поленниц, вытискиваться из закоулков меж домами, словно жуки из расщелин. Пришла пора считать, кого недостало.
Мальчик выронил из рук ведерко, куда начал было собирать уцелевшую бруснику. Он увидел, что стало с его домом. Резные ставни сбиты наземь, прозрачный пузырь, затягивавший окно, лопнул от удара – а подоконник запятнан красным, словно за него хватались окровавленными руками…
Отец привалился к стене, будто очень устал после пахоты, только вверх от него, на добрых пол-сажени, до пробитой копьем дыры тянулась полоса крови. Ни брата, ни сестренки. Только материн платок, сорванный с седых волос, подобрал он в траве у окна. Запах в доме стоял странный, словно масляный…
 - Бегите! – не своим голосом закричал старый Кумак, завидев граненый флакон, закатившийся под разоренную кровать. Люди бросились прочь из избы.
И снова – запах мокрой травы и земли. За спиной колдовское, нечистое пламя пожирало дом, и кричали люди, ведрами бросая бесполезную воду. Больно – воздух молотом ударил сзади… Беззвучно. Темно.

Пожар попортил четыре двора, сгубил скотину в двух хлевах. Дурбал погиб во вспыхнувшей избе – погиб, потому что в спешке и страхе люди сшибли его наземь, не заметили под ногами. Кумак хотел его вытащить, да к дому было не подойти – пламя жарило так, что вода не долетала, испаряясь, а осина у входа завяла и почернела. Всего погибли четверо, а девятеро пропали без следа. На следующий день из леса появилась заплаканная девушка, дочь одного из убитых – ее не похитили, она убежала в чащу и пряталась там, боясь даже выглянуть. Стало быть, угнали восьмерых – чуть меньше прошлого раза.
У лачуги травницы коротали время обожженные и раненые – им нельзя было далеко отходить, чтоб добрая Колата могла менять им припарки и повязки, когда положено. Поодаль, у последнего не занятого под варку снадобий котла, хлопотала толстая Мальда, которую отрядили кашеварить для больных. Сидел здесь, нахохлившись, и в одночасье осиротевший паренек. Он не уходил, хотя ожоги на его спине уже затянулись, - да и куда ему было идти? Его жалели, предлагали свою долю еды, но мальчишка лишь отворачивался. Но минула пара дней, и он, все так же молча, начал помогать поварихе и знахарке – колол дрова, отыскивал травы, стоило только показать ему нужный листок. Так он и остался у Колаты, когда страдальцы наконец разбрелись по домам.

 - Как же тебя зовут, милый? – спросила травница, подливая в наваристый суп пахучий зеленый настой. Мальчик жил у нее уже месяц и лишь недавно начал обмениваться с ней словом-другим. Как и все селяне, она знала его лишь по отцовскому имени – вон, дескать, Зарбин малец побежал.
 - Стрикой зовут, - неохотно произнес тот, на странный манер растянув «и». – Сыном Зарбы.
 - Странное имя. Ешь, ешь – это от болезней…
 Близилась осень, время ветров, несущих с болот дюжину сестер-лихорадок – каждую Колата знала, с каждой умела бороться, но лучше б от них оградиться пораньше. Темными осенними вечерами появлялись и всадники на черных конях – как болотная зараза, являлись непрошеными, хватали слабых – и не было способа защититься от них.
 - Говорят, это варвары с севера, - задумчиво промолвила знахарка. Она уже привыкла рассказывать мальчику разные истории, не ожидая ответа, но в этот раз Стрика слушал с необычным вниманием. Быть может, ей удастся его разговорить? – Знаешь, они жили тут давным-давно, до того, как люди пришли из-за гор и отвоевали у них землю. Их осталось мало, вот они и сбежали за болота. Они сильные, злые твари, потому не могут просто так умереть – а ведь любой человек умер бы там от холода и голода – и пробираются в наши края, проклятые грабители… Даже кони у них нелюдские, скачут по топи, сквозь чащу, как по ровной дороге.
 - Зачем им люди, Колата? – спросил Стрика. Видно было, что вопрос мучил его уже давно, но она не решилась рассказать ему о своих мрачных думах и догадках.
 - Кто ж их знает, - развела руками травница. – Колдуны они, вот и все. Чем нам горше, тем пуще они веселятся.
 - Хохочут… - мальчишка скрипнул зубами. Колата протянула руку, желая сочувственно потрепать его по волосам, но Стрика увернулся и уткнулся в тарелку. Она помнила, как пряталась когда-то в бочке, и слышала смех охотников, заглушающий крики уносимых ими людей. Они прекрасно видели, кто где затаился, и выволакивали приглянувшихся им девушек и детей из укрытий. Молодая еще, рыжеволосая дочь травницы не пришлась им по нраву, и они с хохотом пустили бочку по склону, прямо на камни у реки... Не одна луна сменилась, прежде чем срослись все кости, - спасибо матери! Но с тех пор левая рука Колаты была сухой и тонкой – кость, обтянутая бледной, старой кожей. Стрика дотронулся до нее и почувствовал, как она холодна.
 - А зачем люди пришли сюда? Разве за горами нет хорошей земли?
 - Никто не знает, что за горами, - покачала головой Колата. – Один мудрый человек, родом из Абара, говорил мне, что там дикие пустоши. Траву и лес съела болезнь, оттого людям и пришлось идти сюда.
 - А что же в горах стоят часовые? Мне отец о них говорил. Смотрят, чтоб болезнь к нам не перевалила? – глаза Стрики наконец живо заблестели, как у обычного мальчишки, стоит завести речь о неизвестном.
 - Может, и так. Звери там рыщут, да и варвары – приноровились к болезни, только злей от нее стали…
 - А… - мальчик набрал в грудь воздуху побольше и выпалил быстро, опасливо, словно украдкой затянулся из отцовой трубки: - А как их убить?
Колата помолчала, глядя в окно. Солнце на прощание тронуло золотом верхушки деревьев и угасло, утонув в облаках – к непогоде… Темное время – не для рассказов. Она протянула здоровую руку к заляпанному свечным салом подносу, на котором сгрудились четыре разномерных огарка. Темное время – для света…
 - Их… можно убить? – спросил Стрика. В глазах его один за другим загорались отраженные огоньки.
 - Можно, милый мой, можно, - медленно проговорила она. – В былые времена, говорят, их убивали, и от них не оставалось и следа. Говорят ведь, что кровь у них черная – значит, кто-то пускал им кровь…
Колата рассказывала до ночи, вспоминая старые сказки и детские истории, а Стрика слушал да переспрашивал. Под конец, когда догорела последняя свеча, и сама знахарка стала верить в то, о чем говорила. Но погас фитиль, и боязливо трепетавшие на стенах тени вдруг налились силой и сомкнулись над ними. Где-то в лесу заухал филин.
 - Заболтались мы, милый… - опомнилась старушка. – Ночь на дворе, а мы о нечисти этой… тьфу! Давай-ка на боковую. Не забудь только перед сном оберег прочитать.

продолжение следует...