В Чили

Однажды я задержался в одной радушной семье в Чили. Поздно вечером пришел на берег навеселе. Искал, искал шлюпку, но не нашел. Присел на прибрежный камень и задремал. Море было тихое. Казалось гавань, как и я, тоже дремлет. Место красивое, красивое. Я подумал:
-Награждает же природа счастливчиков такой красотой. Незаметно заснул. Разбудил меня пинок ногой. Открыл глаза и вижу: стоят американец и полицейский-лодочник. Они кое-как объяснили мне что шлюпка ушла и другой не будет. Я начал возмущаться:
-Как это не будет! Должна быть! Штурман обязательно пришлет ее.
-Не пришлет, - сказали они. После полуночи никого не должно быть в гавани. Такой обычай нашего порта. Если хочешь, то мы можем доставить тебя на пароход.
-Конечно хочу, - с радостью ответил я. Вот спасибо. Какие у вас культурные порядки.
Они  посмотрели друг на друга и почему-то усмехнулись. Меня посадили за руль. У берега было мелко. Пароход стоял далеко. Они гребли, а я опять начал дремать.
-Стоп! - крикнул лодочник.
-Как стоп, - удивленно спросил я, протирая глаза. Парохода еще не видно.
-Плати!
-Заплачу у парохода.
-У нас по зонам.
Заплатил и они опять стали грести. Я перестал дремать. Стал подсчитывать сколько будет стоить эта поездка. Содрали они с меня втрое.
-Ладно, - подумал я, - наверно ночная такса такая. Но, хорошо, если первая зона означает полпути, а если треть, то пезет у меня не хватит. Следующая зона кончилась последней моей монетой.
-Вылезай!
-Куда? Кругом море.
-Плати!
-Нечем.
-Плыви!
-А акулы?
-Тут наших нет, а “странники” заходят. Сколько еще есть в кошельке и будь спокоен.
-Ничего нет, я отдал все.
Несколько гребков и лодка подошла к огню, который почему-то одиноко болтался в море. Я сразу не понял в чем дело.
-Вылезай на буй и спи, как младенец! - последовала команда. Утром придет полицейский катер и снимет тебя. Это их дело собирать вас на рейде. Им и оплатишь последнюю зону.
Высадили меня на буй, взмахнули веслами и исчезли во мраке ночи. Я огляделся. Кругом море. Буй – это огромный железный поплавок, который устанавливается для указания фарватера или для ограждения мели. Буи бывают белые, красные и черные, светящиеся, вроде маленького маячка, и звучащие. Они раскачиваются на волнах и автоматически бьют в колокол или воют, как сирена. Мой буй был красный, пробковый и воющий. На мелкой зыби он не выл, а немного поскуливал, как щенок и ехидно подмигивал одним глазом на мачте. Взвесив все, я пришел к выводу, что положение мое еще не из самых  плохих. Буй только издали казался маленьким, как поплавок у удочки, а когда на нем сидишь, то представляешь, как Робинзон Крузо, ты находишься на необитаемом острове. Надо этот остров изучить, знать когда за какую скобу держаться, к чему прижиматься, куда упираться ногами, чтобы не сползти в воду. Он не стоит на месте, все время болтается и в начале это действовало на меня успокаивающе. Я смотрел на звезды и думал, что если бы был штурманом, определил бы сейчас широту и долготу. Вобщем для штурмана тут было много астрономии, но я стюарт и стал смотреть в глубину моря. Там плавали всякие животные: морские звезды, скаты, группами плыли стаи маленьких рыбешек, которые меня не очень волновали. Больше всего меня интересовали акулы. А что, если лодочник сказал правду, что местных акул нет, но иногда заходят “странники”. При этой мысли меня бросало в дрожь и я невольно поднимал глаза к небу. Я очень боялся, а вдруг какая-либо “странница” схватит меня за ноги. Раньше я знал, что они могут быстро выброситься из воды и схватить добычу мгновенно. Пришлось карабкаться по откосам мачточки к ее вершине, где периодически мигал огонек. Забравшись выше, начал жалеть, что не знал ни одной молитвы из библии. В этот момент я бы с удовольствием прочитал ее. Внимательно посмотрев на воду, я заметил, что начинается прилив. Мой островок начал качаться быстрее, его огонек мигал также, а сирена стала выть протяжнее. Потом ее поскуливание перешло в плач, а затем в вой и, наконец, - в страшный рев. Мель видимо тут была самая дрянная и на ее бурунах сирене жилось не сладко. Все хуже становилось и мне. Разбивавшаяся на отмели волна окутывала с ног до головы и превратила в свежепросоленную селедку, а потом огромными языками пыталась слизать этот деликатес. Буй начал прыгать как поплавок во время клева и я уже чувствовал себя на плохоньком плотике во время шторма. Вот тут я и  вспомнил рассказ своего капитана, который читал псалмы на мостике, когда во время шторма у мыса Доброй Надежды мы чуть не утонули. Однако прилив при полной воде немного успокоился. Они тем хороши, что придерживаются определенных правил. Я заметил, что утихомирилась и сирена, а огонь стал мигать слабее. Под утро он зевнул и совсем потух, как будто ему пришло время спать. На буе был дальтонов огонь, который автоматически на заре потухает. Наконец из-за Анд на мой рейд выглянуло солнце. Оно начало припекать и сушить меня. В тропиках одна беда сменяет другую. Так начало жарить, как картошку на сковородке. Жгло не только сверху, но и внутри от горько-соленой воды, которой я ночью вдоволь наглотался. В такой обстановке можно ждать только черта. Я только подумал, а он тут как тут. Сначала у меня в сознании появилось, что это приведение, но вглядевшись внимательно, я увидел, что кто-то черный плывет ко мне на маленькой лодочке.
-Алло! - Посторонитесь, - крикнул я.
-Терпение сын мой, - услышал ответ. Терпение не постыжает, - говорил апостол Павел. Давай подумаем вместе о твоей душе, а о теле потом будем думать, - услышал я слова маленького человечка из лодки. Говорил он по-немецки с большим англосаксонским акцентом. Человечек близко не подплывал ко мне. Когда он повернулся ко мне лицом, то я понял, что это пресвитер. Сложив весла, он встал, вынул из кармана библию и провозгласил:
-Возблагодарим создателя!
-За что? - спросил я.
-Он ниспослал мне тебя.
-Ого! - сообразил я. По твоему я Пятница, а ты Робинзон?
Пресвитер уже ничего не слышал, он усердно читал псалмы и молился. Потом как бы очнувшись, произнес:
-Готов ли ты, сын мой, к будущей жизни?
Я ответил уклончиво, боялся, что он не возьмет меня в лодку.
-Так я и знал, - сказал он. Сколько раз ты крещен?
-Два. В купели, - когда родился, и на экваторе - в парусе.
-Так вот, я проповедую три крещения. Погружайся в воду.
-Зачем?
-В воду! Собачий сын и немедленно.
-Но простите, божий человек, а акулы?
-О-о-о, маловер! Не хочешь, так я тебя заставлю.
Спорить с ним было бесполезно. Я почувствовал себя грешником, которому за грехи приходится расплачиваться жестоко. Я встал во весь рост, накренился и шлепнулся в океан. Он же взял весла и стал грести от меня, заманивая подальше от буя.
-Куда? - крикнул я, плывя за ним, а он еще больше налегал на весла и ехидно говорил:
-Погружайся, сын мой, меня не перехитришь. Ныряй, а то веслом прихлопну.
Пришлось подчиниться. Вынырнув, я увидел, что пресвитер стоит в лодке и, протянув руки к небу провозглашает:
-Во имя отца и сына...
Тут я приналег, расчитывая захватить его врасплох. А он заметил, быстро сел за весла и начал грести. Уплывает и приказывает:
-Погружайся!
Пришлось опять нырнуть. На этот раз я решил его обдурить. Хорошо, что я в детстве научился плавать на Немане, когда сплавляли с отцом лес. Пришла мысль подплыть под водой к шлюпке, схватиться за борт и окрестить самого пресвитера. Так и сделал, нырнул и оказался около шлюпки. Увидев меня, схватившегося за борт, пресвитер приставил дуло пистолет к моему виску и холодно крикнул:
-Ах ты анафема, ты готовишь мне таинство.
Пришлось нырнуть опять. После этого, по его мнению, обряд был совершен и он принял меня в шлюпку. Она помчалась к нашему пароходу. Когда я стал подниматься на палубу, пресвитер  сунул мне маленькую библию и доллар.
-Прими на память мой первозванный, – сказал он.
Я от всего этого обалдел и хотел набить ему морду, но передумал, чтобы скрыть все это от команды. Вечером библию выбросил в море, а доллар оставил в кармане. Как я не скрывал, но все равно на пароходе узнали, где я был целую ночь. Все удивились, почему с буя меня сняли не полицейские, а пастор. Хорст и матросы пришли к выводу, что это не законно и сообщили в полицию. На другой день все они съехали на берег и прихватили меня. У лодочников я оказался зарегистрированным, а в полиции – нет. Полицейские очень обиделись на духовного жулика, который тайно отбирает у них доходы и стали просить меня помочь поймать его.
-Как это он может сделать? - спросил Хорст.
-Мы посадим его опять на буй. Пресвитер завтра опять непременно выедет в море на ловлю погибающих. Там мы его и сцапаем.
-Нет, нет, - начал отказываться я, но полицейские настойчиво потребовали этого.
В утешение моего возмущения они дали три бутылки рому. И вот я снова сижу на буе, точнее сказать на якорной бочке, которая не поет и не подмигивает. Колышется она тихонько и стоит торчком. Попивать ром на ее плоском дне очень удобно. Обе ноги я просунул в рым, то есть в скобу за которую крепится якорная цепь. Так удобнее, - решил я, волной не смоет и акула не сразу сглотнет. Выпив ром, я так захмелел, что стал кричать:
-Человек за бортом!
 Кричал, кричал и заснул. Утром произошли та же картина. Только солнце начало подниматься над Андами, шлюпка тут как тут. Его благочестие, увидев добычу, затянул благодарственный псалм, но, узнав меня, остановился в недоумении:
-Что это опять ты сын мой! Что же мне с тобой делать?
-Раскрещивай! - крикнул я и швырнул в него бутылку из-под рома.
Он уклонился от нее. Пролетела вторая. Он наверно бы раскрестил, если бы у меня была еще третья бутылка. К сожалению ее не оказалось, она упала из-под ног в море. Увидев, что у меня больше нечего бросать в него, пресвитер взялся за весла и начал удирать, но тут показались катер и лодки. Полицейские сняли меня с буя, а пресвитера посадили на мое место. Что было дальше, я не знаю. Наш пароход в тот день ушел. Потом мне рассказывали разное. Одни говорили, что пресвитер просидел на буе две ночи, а потом его сняла полиция и предложила покинуть порт. Другие утверждали, что его снял с буя, проходивший мимо, английский пароход, а может к нему случайно подкралась акула - “странник” и слопала с аппетитом религиозного фанатика.