Вчерашний день

Телега жалобно поскрипывала, влекомая лениво бредущей блекло-пегой кобылой со спутанной гривой. Николай так же лениво помахивал хворостиной, то ли отгоняя от лошади мух, то ли намекая на возможность ускорения процесса движения, то ли борясь с дремотой.

- Далеко собрался, Николай? – Голос Кузьмы – друга послевоенного детства – заставил возницу встряхнуться и даже повернуть голову, пеленгуя источник неожиданного звука.

Кузьма сидел на вкопанной у самого дома обшарпанной деревянной скамье. В своем древнем, потерявшем форму еще во времена фараонов пиджаке, такого же возраста и состояния кепке, неизменных кирзовых сапогах, он олицетворял собой незыблемость деревенских устоев и твердость веры в светлое будущее человечества.

- За клевером. Для кролей. Мои из города приехали. Ну его! Пока Клава не наговорится с внуками, лучше мне подальше побыть, все равно не даст слова вставить. Как за стол сядут, я и вернусь. – Николай отпустил вожжи. Кобыла, пользуясь послаблением, встала на месте и радостно потянулась губами к редкой придорожной траве.

- Ух, ты! Никак Мишка пожаловал?

- Он самый. С женой и дитями.

- И как?

- Что «как»?

- Как они там?

- Нормально. Все здоровы. Машка школу заканчивает, год остался; Лешка в университете учится, на менеджера. – Слово «менеджер» Николай произнес по складам, без высокомерного иностранного «э».

- На ме-не-дже-ра? – В той же манере переспросил Кузьма. – Это что за зверь еще такой?

- Ну, как тебе объяснить? – Задумался Николай. – Вот наш председатель артели – Петрович -  к примеру, - менеджер.

Кузьма переварил информацию, шевеля губами, и, переварив, смачно и длинно сплюнул.

- Сука наш председатель! – Убежденно заявил он.

- Нет, это он по жизни сука, а по работе – менеджер, - возразил Николай.

- И по работе - сука. – Не согласился Кузьма. – Я на прошлой неделе его как человека просил: кум приезжает, дай отгул…

- И что?

- Что, что!.. Не дал. Я ж говорю: сука он. Пришлось мне с кумом самогон пить в самый, что ни на есть, рабочий день. Дело это разве, в рабочий день пить? А?

- Да-а… - протянул Николай, раздавленный весом аргументов собеседника. – И впрямь сука.

- Так, а я про что? – обрадовался Кузьма. – А лодки! – продолжил он, победно глядя на друга.

- Что лодки? – Не понял Николай. – Неужто и лодки пропил?

- Да нет! На месте они. Только разве ж это лодки? Это ж, в натуре, загнивающий империализм! – Продемонстрировал Кузьма стойкость советского воспитания. – На таких лодках на рыбу пойти – так та сама помрет, от смеха. И сетей не надо. Бери ее голыми руками – и в корзину.

- Так может он специально лодки не меняет.

- С какого переляку?

- Ну… чтоб голыми руками…

- Дурак ты, Николай! – Беззлобно ругнулся Кузьма, снова длинно сплюнув. – Это ж я так, для примера. Но на таких лодках рыбачить только идиёты могут… А ведь я всегда на таких ходил, с молодости... – Нелогично продолжил он.

- Да… - Снова протянул Николай.

- Постой! – Встрепенулся Кузьма. – Так твой Лешка что, после университета тоже сукой будет?

- Да нет! Не будет… - Не очень уверенно возразил Николай. – Лешка не будет, не такой он.

- Так его ж учат там. Глядишь, и научат таким быть, как Петрович наш.

- Да нет…

- Точно тебе говорю! Они там, в городе, все с ума посходили. Внучка моя, Светка, спит и видит, чтоб на этот… на по-ди-ум пойти. – Сказал он, ощутимо понизив голос. – И не стесняется.

- Иди ты!.. – Не смог найти других слов Николай.

- Ага. Вот же горюшко!

- А родители что?

- Мало я Нинку в детстве порол, ох, мало! – Сокрушенно признался Кузьма. – «Ты, отец, - говорит, - ничего в нынешней жизни не понимаешь. Так что не лезь»... Ты бы, Николай, съездил бы в город, сам бы посмотрел, что к чему. А то этих менеджеров развелось на нашу голову – спасу нет.

- Да ладно тебе пужать-то! – Прикрикнул Николай, потемнев лицом, видимо от нежелания сравнивать своего любимца Лешку с сукой-председателем. Сидишь тут, каркаешь! Нно-о, пошла-а! – Перетянул он несколько удивленную кобылу хворостиной – словно разговор зачеркнул.

Кобыла нехотя, липко, стронулась с места и, тяжело вздохнув, пошла вперед, по непонятному и смутному сегодня.