Настальгия Postоты

Мне опять приснился кошмар. Я проснулся, вскочил на ноги, и тяжело дыша, подошел к окну. Внизу, на земле неслись машинами на пролет дороги, уравновешивая порядок. Сложно думать о великом, когда в висках собирается кровь, холодеют руки и ты чувствуешь себя сутью поэзии в революционном Петрограде.
Нужно попробовать вспомнить сон и разобрать его, чтобы понять, чем загружено мое подсознание. Этот способ управления самолетом с пробитым баком стал известен с самого детства. Из маленькой семечки – запахнутой розы, вырос целый анализ поведения в реальности, посаженной в глубокий сон.
Кажется, что я преданное солнцу дерево. Такое крепкое, растущее в вечнозеленой стране под легким ветерком, который берет, а не отбирает листья, чтобы дать мне отдохнуть и не держать весь мир на плечах, пока Персефона становиться мифом.
Сейчас было особенно тоскливо в подлунном мире. Внутри пролетающих по комнате мыльных пузырей, пробивая белую негу, тянулись на мрак одуванчики, превращаясь с возрастом в солнца. Жатва могла все испортить…
Не об этом. Не об этом мы думаем всю жизнь, пока стоим на крыше высотки с грязными мыслями о последней безнаказанности. Я прислонился к герметичному стеклу лбом и никому не сказал, что в этой комнате есть пригодный воздух.
Мы уже были и цветками и плодами, и даже нефтью в жилах матери. Теперь вот люди, а они звери. А мы бегаем по парку, пытаясь поймать в сачок ветер. Любой воздух, это смирный ветер…ручной, я бы даже сказал, в мере кошки. Вроде и греет, но и убежать в любой момент может, если не кормить.
«Христианство по мотивам буддизма», подумал я и отошел от отражения, которое с каким-то опозданием рисовало на запотевшем от дыхания стекле по контуру легких слово “MIR”. Символы, которые не находят своего адресата просто камни на старой оборванной взлетной полосе.
Город все равно больше лес, чем плато или там Дзенский сад камней, это уж кому, что по душе.
- Тебе по душе истина? – Спросил я у себя по другую сторону реки.
- Летом все по-другому, ответил вроде бы мой голос, но не из меня. Извержение вулкана, взрыва под водой – все это казалось каким-то ничтожным, по сравнению с возможностью беседовать с нулями людей внутри меня. Парадоксально, что почки в отжившем дереве имею голос… 
Я бы прыгнул в твои объятья, если бы сослагательное наклонение не давало повода сомневаться в прочности рук.
Непонятно смотрелось открытое окно в колющем небо скребе и одинокий прыгающий вниз человек, шелест чьих-то других листьев и звуки сирен, которые слабо заменяли музыку. Синий свет в конце тоннеля и желтые ленты вокруг вросшего по середине магистрали дерева.