Шахматисты прошлого столетия - олег а

Перед самыми праздниками поползли слухи, что в нашей, и без того малочисленной фирме, в связи с общемировым экономическим кризисом планируется сокращение. Причём все шептались, что из десяти человек уволят двоих.
Наш начальник теперь проходил по коридору, засунув руки в карманы своего залоснившегося коричневого пиджака, ни с кем не здороваясь, потупя своими малюсенькие кротовьи глазки, за толстыми стёклами очков в роговой оправе. Добежав до кабинета, он в нём запирался и говорил секретарше Люсеньке, чтоб никого не пускала.
Судя по всему Валентин Степаныч, а именно так звали нашего начальника, находился в непростой ситуации. Он выбирал, взвешивал все за и против, приводил сам себе доводы и тут же выдвигал контрдоводы... И в конце концов так и не мог принять какого-то окончательного решения. Валентин Степаныч никак не мог выбрать жертвенное животное, для приношения его, безжалостному к людским страданиям, богу Экономики.
К слову сказать, все мы работали вместе больше пяти лет одним и тем же неизменным составом. И так притёрлись друг к другу, сдружились, что увольнение любого из нас, было бы равноценно потере мизинца на ноге. Вроде он особо и не нужен, можно прожить и без него, но теряется какая-то целостность. Ты уже начинаешь ощущать какую-то собственную ущербность. Неполноценность.

После работы я зашёл в кафе, заказал своё любимое пироженное "орешек" с чаем и стал думать. Прикидывать, так сказать, возможные варианты развития событий.
Итак нас десятеро в фирме. Валентин Степаныч сам себя вряд ли уволит. Остаётся значит деветяро. Нас, с моим другом Мишкой, тоже не уволят, на нас же всё и держится. Значит кто остаётся?! Люсенька - молоденькая хрупкая девушка, с дочуркой на руках. Да и дочка такая же как она сама, всё время болеет. Куда она пойдёт если её уволят? Она же на новом месте, даже если её и примут, не более двух месяцев со своими вечными больничными протянет. Три пенсионера - их то даже никуда и не возьмут. Мы, молодые нахалы, между собой, называли их шахматистыстами прошлого столетия. Так как в обеденный перерыв, один из них, непременно доставал из шкафа доску с гремящими внутри фигурами. Брал её подмышку и они втроём отправлялись за стол. Открывали доску и по комнате разносился еле уловимый запах шахмат. Сильнее всех пах белый ферзь. В какой-нибудь другой стране, эти бодрящиеся старички, сейчас бы разъезжали по туристическим маршрутам. У нас же они изо всех сил держались за свою работу. Потому что прожить на ту пенсию, что даёт наше государство, надо ещё суметь. Лаботряс Лёшка. Хороший добрый парень, вот только работать не очень любит. Наташенька - моя любимица. Недавно к нам пришла. Только-только закончила институт. Заглядываюсь, в тайне на неё.  Ещё бы год и я наверное сдался бы. Пригласил бы, кстати, в это самое кафе, а потом повёл бы к себе...
Через минуту прихожу в себя, трясу головой, улыбаясь своим мечтам. На чём я остановился. Вернее на ком? А, ну да, Наташенька... и Сашенька. Маленькая пухленькая сплетница. Все они мне были дороги...

В этот новый год, по известным причинам, мы уже не снимали часть ресторана, как во все прошлые годы. А скромно стали праздновать на рабочем месте.
Уже в разгар веселья, я чтобы сжечь все мосты, оторвал в пьяном споре Валентину Степанычу оба рукава от его поношеного пиджака. Только я знал его маленькую тайну. Этот самый пиджак подарила ему, ещё при жизни, его покойная жена, и до сегоднешняго дня он носил его, как форест гамп свои потрёпанные кроссовки..  Этим своим поступком я преследовал две цели: во-первых я желал освободить наконец вдовца от этого предмета. Я хотел чтобы он наконец встрепенулся и продолжил жить дальше. Ну а во вторых, я боялся, что когда приду к нему с заявлением, он начнёт меня уговаривать остаться. Теперь же ни о каких уговорах не могло быть и речи.

Я не курил, почти совсем не пил, был скромен в еде, и поэтому основная часть зарплаты за семь лет неторопливо оседала на банковской карточке. Я решил снять все деньги, ибо там, куда я собирался поехать они мне могли бы пригодится... Куда  я ехал? В Непал. Зачем? Я и сам не знал. Мне просто всю жизнь хотелось там побывать.