Куклы и подъемные краны. старый рассказ

Маремьян, несмотря на все свои метания и искания, неизменно надеялся заполучить таки, такую же как у всех, холёную с тонким парфюмерным запахом, мне кажется здесь лучше бы смотрелось «отдушкой», но мы же не о живописи в конце концов говорим, а ты лучше не спорь и сделай как я тебе советую, сам увидишь так будет гораздо лучше, ну хорошо, только отстань, вот так, что лучше то?
…а то что ты вот даже мысль не дал мне закончить, так вот, я говорю… здесь больше подошло бы слово «отдушка», приятель, итак я продолжаю - женщину с тонкими запястьями, цветными ногтями, аккуратно и умело обведёнными чёрной тушью глазами, похожую на сложно устроенную куклу, как он слышал от сведущих в этих вопросах людей, для этого ему, Маремьяну, необходимо было бы прежде всего совершить некоторую, кажущуюся на первый взгляд бессмысленной последовательность поступков, предпринять ряд поездок, долго говорить с определённой интонацией по телефону в поздний, возможно ночной час и всегда нужно быть готовым взять да и потратить, пусть даже одалживаясь, с тёмными кругами вокруг загадочно светящихся глаз, у близких и не очень, что поделать, бывает, друзей, ту или иную, а порой и ту и иную энную сумму. Только так и не иначе этот великолепный, сложно устроенный, благоухающий, нервный организм, эта каравелла, а собственно объект, возможно появится и будет, о водопад восторга, пребывать вблизи наших низких травянистых берегов, вблизи разрываемого инстинктами, воспалённого физического тела субъекта, в рассматриваемом нами выше, или ниже, случае Маремьяна. - Готов ли ты к этому? (гнетущая пауза) нет господа, смею предположить, что нет! -  чутко и строго обводя взглядом собравшихся, уверенно говорит некто с одухотворённым лицом, в стареньком аккуратном шерстяном костюме, а через секунду в добротного английского сукна френче оливковой расцветки.
Да готов он, готов! - покровительственно заверил за, уже едва не плачущего, Маремьяна авторитетнейшую комиссию, среди членов которой находились убелённые благородными сединами лучшие из лучших и даже, Шуйский с Меджибовским не сочли для себя зазорным благосклонно поприсутствовать в зале, заверил с лёгким поклоном, выдающим хорошее воспитание, почтеннейшую публику оплывший, с буйно разросшимися подусниками крепыш с продолговатым абдоменом, перетянутым брючным ремешком.
В зале суда распространился густой запашок столовки, как в детском дошкольном учреждении, которое маленькому Маремьяну некогда доводилось посещать и о котором он сейчас непонятно зачем вспомнил, хотя мог он вполне вспомнить множество других мест, в которых также царил этот тяжёлый хаотический запах картофельного пюре, апельсиновой кожуры, тушёной капусты, ввергающий только что казалось бы мыслящего едока в сумеречное состояние одурения и полусна.
Воспоминания о тех давних днях всплыли и величественно клонились теперь, будто бы на ленивых близких к штилю, успокоенных поварским маслом волнах, недаром в шторм выливали мореплаватели древности за борт один за другим бочонки оливкового, прованского масла. Так всплыли и расползлись, закачались радужные как нефтяные пятна воспоминания Маремьяна именно потому, что в незабываемые те времена Маремьян, боже как надоел он мне своим пошлым вымышленным именем, ведь звала же его как то бабушка, просто и кратко.. как бабушка вас звала? ах Гуля?!, Ляба?! нет, это не годится! …ладно, нам некогда… в те славные памятные времена Маремьян, изрядно  пропахший пюрейно-рвотными ароматами паровых биточков, входил... слушай, хватит! хватит о еде! фельетонист! дай до-рассказать, видишь - все уже устали, - отстань! пусти! ну-ка быстро убрал руки! ну вот, где я остановился?- теперь не найти, всё из за тебя, ага, вот вижу - со слова входил, ...входил в День Субботний в магазин с изумительным названием Детский Мир и там становился ликующим обладателем, двунадесяти шестиствольного жестяного револьвера, который брал он неловкими от счастья руками.
ТЩ-ТЩ-ТЩ-ТАХ-ТАХ-ТАХ - разбрызгивая слюну, стрелял он из дешёвого пружинного пистолетика.
ЭННА-ЭННА-ЭННА-ДРЫНН-ДРЫНН-ДРЫНН-ФФХХ-ЧЧХХ-! - рычал машиной маленький Маремьян, свободный от предрассудков, условностей и патологических, появившихся много позже состояний - быстрый, лёгкий как птица.
Маремьяна влекли игрушечные пистолеты, и машины, особенно автокраны с подъёмной стрелой.
Девочек, которые также приходили в Детский Мир - высокомерных, с капроновыми бантами в причёсанных волосах привлекали куклы, стоявшие в больших коробках с передней, сделанной из прозрачного целлулоида стенкой. Однажды, оторопев, Маремьян наблюдал, как одна из пришедших с мамой девочек, побагровев от счастья, раскрывала обьятия огромной кукле, выглядевшей для Маремьяна представителем чужой формы жизни…
Кстати, где мы тогда жили на даче?
В Мельничных Ручьях, - отвечает бабушка, может быть как и твоя, случайный читатель, неужели ты ещё терпеливо бежишь взглядом по этой строке, в комнатном лабиринте, где бабушка варит в этот момент морс, мусс или кисель, и кухонный воздух пахнет пирогами, блинами и сушёными грибами. Наверняка в Мельничных Ручьях были мельницы, которые работали, стоило упасть на соответствующие лопасти холодной воде ручьёв, почему же я ни разу их там не видел, бабушка? Что же изменилось в сознании молниеносно выросшего, пусть и вымышленного, Маремьяна, что совпало с появлением у него патологических психосоматических нарушений, что внушило ему навязчивое желание непременно, любой ценой быть обладателем такой же, как в Детском Мире, но ещё более сложной, большей по размеру, ещё более розовой, причудливо одетой хитрющими фабрикантами куклы.