Путешествие на стальном олене

В этом же лагере я встретил удивительного человека. Перевели его к нам с Камчатки.
-Глеб Травин, - отрекомендовался он. Десять лет за попытку нелегального перехода границы.
Статья по которой его осудили, чем-то близкая была мне, потому что я сам не раз нелегально переходил границу. Это видимо на первых порах и сблизило нас. У Глеба были поморожены пальцы на ногах  и он плохо ходил. И так совпало, что поселился он на нарах рядом со мной. Долгими осенними вечерами он все восхищался прелестями тундры:
-Кто не путешествовал по Северу, тот не знает удивительных красот его, - так он начинал свои рассказы.
-Ну, хотя бы проедите вы по Северной Двине, по Мезени, Печоре и вы получите такое удовольствие, которого не получали нигде. Не даром север издавна привлекал путешественников.
Я с ним согласился.
-А вы могли бы проехать на велосипеде по тундре вдоль Ледовитого океана? - вдруг задал он вопрос.
Я подумал, что он меня считает ненормальным. Убедившись, что он спрашивает серьезно, я ответил:
-Нет, это невозможно.
-Возможно, - вскакивая с нар, проговорил он. Я сделал это в 1929 – 1931 годах.
Теперь я стал его принимать за ненормального. Внимательно посмотрел на него и сказал:
-Интересно, как вам это удалось, расскажите?
Травин опустился на кровать и начал рассказ:
-Я поехал на велосипеде из Москвы. Это было осенью. Путь мой пролегал через Псков, Ленинград, Мурманск, Архангельск. Там ехать на стальном олене была лафа. Около Мурманска меня настигли морозы. Тундра, одетая мхом, замерзала медленно. Реки и озера быстро покрылись тонким, но крепким льдом. Этот лед заменял мне асфальтовые мостовые и я катил, крутя педали по восемь часов в день, ни разу не провалившись в воду. В Мурманск я прибыл с первым снегом. Там пришлось посетить соответствующее учреждение, где подарили мне карту, компас, лыжи и немного продовольствия. Нагрузив своего “оленя” до предела, я двинулся дальше. До Архангельска добрался благополучно держась притоков Северной Двины. Потом, пополнив свои запасы, я отправился на Печору. Катил, не встречая никаких препятствий. Вот пересек Мезень, место очень красивое, а люди, хотя хмурые, но добрые. С первым серьезным препятствием я встретился после пересечения Печоры. Повалил мягкий снег и его навалило так много, что я брел еле вытаскивая ноги. Велосипед пришлось тащить на себе. С выходом в чистую Большеземельскую тундру я встал на лыжи и на них шел до Югорского Шара. Получилось это неожиданно. Шел ночью в снежную пургу. Вдруг вдали увидел огонек, который то появлялся, то пропадал. Силы были на исходе и я подумал: “Галлюцинации, надо искать ночлег”. Еле, еле уже двигался, огонек горел уже не пропадая. Надо идти, - приказывал сам себе я, хотя идти уже не мог. Как дополз до домика не помню. Открыв дверь, девушка отпрянула назад и позвала мужчину. Я, увидев яркий свет ламп, рухнул на пол. Меня подняли, посадили на лавку и с трудом стали стаскивать замерзшую кожаную куртку. На голове шапки не было, я потерял ее в пути. Копна волос волос была стянута ремешком с козырьком. Мой сломанный велосипед остался за дверью. После того, как меня уложили около печки и отогрелся, я промолвил:
-Меня зовут Глебом Травиным. Я пробираюсь вдоль Ледовитого океана на Аляску. Вот мое удостоверение. Оно было выдано каким-то, не помню отделением “ОПТЭ” - “Обществом пролетарского туризма и экскурсий”. Когда меня посадили пить чай, я понял, что нахожусь на радиостанции Югорский Шар. Радисты, узнав, что я от Печоры до них добрался на велосипеде, были очень удивлены. Пришлось рассказать им подробно о своем путешествии: “От Печоры, чем дальше шел на Север, тем больше усиливался снегопад. Отдыхал два раза в день, зарывшись в снег. Потом поднялась такая метель, что сутками пришлось отсиживаться в сугробах. На льду иногда выступала вода, поднятая северным ветром. Скорость движения замедлилась. От взятого с собой запаса осталось очень мало. Пришлось перейти на режим экономии – пол плитки шоколада и ограниченное количество снега. Однажды я спал в снегу на льдине. Ночью из-под нее выступила вода и пропитала снег. Проснулся как бы в ледяном склепе, так как сильный утренний мороз сковал снег. Вся моя одежда вмерзла в лед. С помощью финского ножа и сильных рывков мне удалось вырваться из этого склепа. И, как на зло, нигде не было плавника, чтобы разложить костер и погреться. Днем я шел на лыжах и тащил за собой своего “стального оленя”. От этого сильно потел, а ночью – замерзал. Чехословацкий костюм, что был на мне, и взятая с собой обувь, без просушки, быстро расползлись по швам. Но я не сдавался, шел из последних сил и дошел”.
Хозяева видя, что я еле сижу, уложили спать. На радиостанции я хорошо выспался, отдохнул, просуши лодежду и обувь. Радисты помогли починить велосипед и я опять отправился на восток. На велосипеде по льду было ехать нельзя, так ка лед был очень не ровный. Пройдя пешком сутки, я хотел опять остановиться на ночлег, но вдруг увидел вдали, что-то наподобие мачты. Так и есть, это наш ледокол. Переночевал на нем. Капитан любезно предложил плыть морем до Анадыря, но я отказался.
-Дальше поеду на велосипеде, - заявил я.
-Это же безумие путешествовать по Таймырскому полуострову на велосипеде! - воскликнул он.
-Ничего проеду! - упрямо сказал я.
Ледокол ушел. Наступили длинные полярные ночи. Тонкий лед вдоль берега окреп. На небе стало показываться северное сияние. Я прекрасно катил на велосипеде до реки Пясины. Дельта ее большая, а лед тонкий. На середине реки лед проломился и течение потянуло меня под лед. К счастью, упавший на бок велосипед, оставался на льду. Я крепко ухватился за него и вылез на кромку проруби. Весь мокрый, забрал своего спасителя, мешок с продуктами, лыжи и побрел к берегу. К счастью, не далеко оказались чумы ненцев – оленеводов, которые очень приветливо встретили меня. Переодели в меховую одежду, накормили жирным оленьим мясом и напоили крепким чаем. На этот раз я провел ночь не в снегу, а в теплой постели из оленьих шкур. Дальнейшее путешествие по Таймыру было наслаждением. Природы я нигде такой не видел. Уплотненный ветром снег отлично держал велосипедиста. Отдельные снежинки отсвечивали на солнце искорками. Всюду встречались ловушки на зверя. По свежим следам охотников я легко находил чумы. Среди ненцев с быстротой молнии распространился слух, что в тундре находится странный гость на “стальном олене”. Отношение ко мне стало совсем хорошим. Где бы я не появлялся, шаманы говорили:
-Шайтан пошлет мор на оленя, если человек на “стальном олене” погибнет.
В октябре 1930 года я благополучно добрался до устья реки Хатанги. Вплоть до Анабара ехал на велосипеде. Там отдохнул у оленеводов и поехал к устью Оленека, проехал бухту Тикси и очутился в Устьянске. Оттуда до Индигирки шел олений тракт. Оленеводы рекомендовали поехать по нему на собачьей упряжке. Я послушался их, сложил все свои не хитрое имущество на нарты и собаки помчали меня на восток. Но это длилось не долго. У ближайшего стойбища возница сказал:
-Мне надо возвращаться обратно. Упряжку могут дать оленеводы этого стойбища.
Я не стал их просить и поехал дальше на велосипеде. До мыса Шекач добрался к весне 1932 года. Дальше путь решил продолжить по дрейфующим льдам. Весна создала для меня другие своеобразные препятствия. Лед местами отошел от берега. Во избежание частого “Купанья” я решил удалиться от берега в пустынные льды океана, по которым надеялся беспрепятственно двигаться на восток, но жестко ошибся. Там лед был залит водой и занесен толстым слоем снега. Чем дальше я шел на север, тем снег становился глубже. На пути стали встречаться широкие трещины, которые приходилось переплывать, таща за собой груз. Я обычно выбирался на лед, переодевался во все сухое, проветривал мокрую одежду и шел дальше. Так добрался до мыса Баллингса и взял курс на остров Врангеля. Шел по сносному льду и вдруг увидел, что нахожусь на льдине, отнесенной далеко от берега. Что делать? В таких условиях человек обычно теряется. Растерялся и я. Но, успокоившись сел и задумался: ”Придется дрейфовать на льдине, но долго это продолжаться не может, умру с голоду. Оставалось – сидеть ждать участи. Может появится ледокол и снимет меня со льдины.”
Просидел несколько суток, голодный, но вдоволь налюбовавшийся северной природой. Должен я все же выдержать – этим успокоил сам себя. Через день, к счастью моему, подул северный ветер, который понес льдину к берегу. Радости моей не было конца. Наконец я сошел на берег и облегченно вздохнул. По компасу определил маршрут на мыс Дежнева. Добрался до него с трудом. Решил освободиться от лишнего груза. Соорудил из камней “мавзолей” своему “стальному оленю”. Наверх его положил, отслужившие свою службу, продранные велосипедные шины и на них оставил записку о своем путешествии. Жалко было расставаться со своим “стальным другом”. Он ведь верно служил мне и однажды спас жизнь. Я прощался с ним, как с живым, поцеловал и слезы набежали на глаза.
Пошел пешком до мыса Уэлен. Территория советского Союза кончилась. Пришел в погранотряд и стал просить, чтобы пропустили на Аляску. Долго расспрашивали, потом делали запросы. Там видимо ответил, что обо мне ничего не знают. Тогда сделали вывод, что моя цель – бежать за границу. Сколько я не доказывал истинную цель – бесполезно. Арестовали и осудили на десять лет лагерей. Вот чем закончилось мое путешествие по побережью Ледовитого океана.
Травин заснул. А я долго лежал и обдумывал:
-Не у одного у меня такая сумасшедшая судьба. Вот он совершил невиданный подвиг, а его за это на десять лет в лагерь упекли. Есть ли на свете справедливость? Наверно нет, - ответил я сам себе. А будет ли? - наверно тоже нет. Вся природа так устроена, один другого пожирает, сильный давит слабого, хитрый обманывает глупого и все это совершается в жизни ради того, чтобы определенной кучке было хорошо жить за счет большинства слабых и обманутых.