Порги и Бесс

«Пора, пора от него уходить» - думала Бесс.
Она сидела на пустынном берегу бушующего океана и сканировала ту точку слева от горизонта, где красноватая окружность заходящего солнца уже купала светящиеся лучи в мокрой воде штормящихся волн. На пляже была гробовая тишина, нарушаемая только грохотом прибоя.
Придя на берег, она сняла с себя все, оставшись голой и пытаясь в этот изнывательно жаркий июльский полдень хоть немного загореть. Она всегда страдала от того, что была альбиносом.
Расположившись на песке, Бесс достала из сумочки книгу, которую намеревалась все-таки дочитать до конца, и подумала: «Нет, пора от него уходить, пора!».
Она любила Его, несмотря на то, что они были такие разные.

Он. Очень потрясающий. То спокойный, как нежный ветерок, то неистовый, как Везувий, то ласковый, как нежный зверь… То молчащий, как рыба, то неистовствывающий, как ураган.
И она. Бесс. Она была молода и талантлива. В свои девятнадцать она уже успела обзавестись всем тем, что вызывало такую зависть у ее подруг по музыкальной консерватории. Она уже участвовала в областных соревнованиях по игре на виолончели, объездив с инструментом наперевес всю область! Да и не только участие в соревнованиях - мест она там не занимала - были причиной их завистнической зависти. Бесс не раз ловила завистливые взоры подруг, садясь в свою «Волгу» и укатывая в компании роскошных самцов в направлении ближайшей филармонии… У неё был большой дом на берегу Яузы с бассейном, которым, впрочем, Бесс не пользовалась, так как не умела плавать и вообще, боялась воды… У нее была яхта с персональным геликоптером, которым, на самом деле, она пользовалась только один раз, когда необходимо было срочно слетать за контрацептивами…

А еще у нее был талант и некоторые другие способности. Завистники говорили, что она будет играть для гостей московской Олимпиады-80 этим летом только потому, что ее папа… Но это было не так. Она была способна.
Те из ее подруг, которым были не свойственны зависти по поводу ее материальных достижений - они все «были в Искусстве»! - также находили повод для завидования, ведь Бесс никогда не пила и не курила.

А еще, она встречалась с Ним. Он составлял главную секретную загадочную тайну ее жизни, которой Бесс жестоко делилась с подругами. Бесс, эта маленькая, но беззлобная злючка, специально рассказывала подругам о встречах с Ним, чтобы они специально ей завидовали и испытывали к ней всяческую зависть.
Но главным ее достижением были, конечно, два голубых глаза на мягком овале ее загорелого лица, и столько же ног, стройных, как линии. Глядя в эти глаза, невозможно было не влюбиться в Бесс и не полюбить ее. Но…
Любил ли ее Он? Она не знала. Да и не важно… Главное, что Бесс любила его. Любила? Нет, любит по-прежнему, и всегда будет любить, но… «Пора, пора от него уходить» - снова подумала Бесс в своем подсознании и почесала кадык.
«Какая тихая и безмолвная тишина!» - подумала она внутри себя.

Только сейчас Бесс заметила над гладью океана трех аистов. Но второй из них, уже улетел, оставляя подругу наедине с неумолимой стихией бушующих волн и дующего вперед ветра. «Журавушки» - шепнула себе под ухо Бесс и выплюнула жвачку из своего рота. Не отрывая взгляда своих глазниц от бескрайней бесконечности моря, она перелистнула страницу книги, продолжив чтение.
«Колобок, колобок, я тебя съем»… Нет. Книга «не шла»… Надо придумать себе другое занятие, чтобы отвлечься от тягостных мыслей о предстоящей разлуке с Ним.

Бесс достала из кармана пальто портсигар и привычным движением закурила зажигалкой сигарету. Та послушно задымила. Портсигар был необычным. Он был изготовлен из породистых сортов алюминия и стоил сумасшедших денег. В центре его крышечки была выгравирована инкрустация в виде надписи «ЗОЯ». Этот портсигар достался ей от оца. Это были его инициалы. Зиновий Олегович бросил их с мачехой двадцать два года назад, оставив маленькую кареглазую ягозу с неродной мачехой. С тех пор Бесс никогда в своей жизни не встречалась с оццом. Хотя, впрочем...

Это случилось несколько дней назад, в дождливый осенний понедельник, когда какофония осени гремит аккордом генеральной паузы по велению великого дирижера, имя которому Октябрь. Отец позвонил и пришел к ней, принеся с собой бутылку Токайского и пакетик рассыпчатых бланманже, поджаренных заботливой рукой повара из соседнего итальянского ресторанчика, в котором Бесс и сама любила бывать, когда удавалось скопить немного денег…
В этом ресторанчике Бесс любила бывать не столько из-за прекрасного суши (и других вегетарианских блюд), сколько из-за пианиста, великолепно игравшего на деке старинного черного рояля. Бесс любила джаз. И была его знатоком – она с легкостью отличала звучание поршневой флейты от бас-геликона, а ля-диез от си-бемоля, чему так завидовали не только ее подруги по консерватории, но и один преподаватель сольфеджио, который клеился к ней вот уже восьмой год. И небезуспешно. На последней пересдаче по теории музыки она сама таки смогла уговорить его... Нет. Это уже совсем другая история…

Папироса погасла и Бесс взяла из пачки вторую. Но прикурить ее не удалось, так как спички окончательно отсырели и отказывались делиться с ней горящим пламенем огня.
Она снова принялась созерцать на океан.
«Подумать только! Как на пейзажах Модильяни». Бесс любила полотнища этого художника, как и остальных итальянских импрессионистов, выделяя среди них Брейгеля, Фернана Леже, Эдварда Мунка и особенно Леонковалло с его великолепными морскими натюрмортами. Но сейчас ей вспомнились именно морские пейзажи Амедео Модильяни. Она вспомнила свою покойную подругу Монику, с которой поссорилась из-за Модильяни всего пару часов назад.
Пейзаж ей надоел и Бесс снова попыталась читать.
«Не ешь меня, я тебе еще пригожусь»...

Вдруг зазвенел телефон. Она специально поставила на звонок эту мелодию – одну из самых любимых своих музык. Бесс была немного тщеславна, и когда ее телефон звонил в компании малознакомого красавца она, услышав позывы своего аппарата сначала как бы слегка задумывалась, а потом громко, как бы вспомнив что-то, объявляла: «Боже мой! Это же Григ! Ля-минорный рэгтайм.». И начинала петь, опережая, правда, музыкальные события на пару тактов. Пела она фальшиво, но ее новый знакомый уже был сражен наповал блестящей эрудицией, готовясь к поездке на «Волге» к берегам Яузы.
- Вот это да! – говорил он,- Буквально с первых музыкальных нот узнать Грига!!!

Сибелиус (о котором Бесс думала, что это Григ) играл и играл из дырочек телефонного аппарата. Она пожалела, что рядом нет какого-нибудь завалящего красавца, и сняла трубку. Она знала, кто звонит и как можно игривей пропела в телефонный аппарат:
-Хэлло-у!
Она слушала с минуту и, ответив уже другим голосом: «От такого же слышу!», положила трубку.
Чтобы остыть от диалога, Бесс решила искупаться в океане. Она прикурила очередную папиросу, медленно вскочила и, размахивая ногами, засеменила к водоему.
Раздвинув гладь водной поверхности точеной ногой, она попробовала температуру. Температура была теплой и Бесс вошла в жидкость.
Полный штиль, вот уже неделю сковывавший океан, продолжался, и Бесс это было по душе. Она плыла к горизонту. Плыть против течения всегда тяжело – струйки пота скатывались по морщинистому затылку и падали в океан, наполняя его следами ее присутствия. Струйки дыма, попеременно вырывавшиеся из ее ноздрей, делали ее похожей на морской пароход. Но она не думала об этом.

Она была словно одна в космической вселенной. Ее разум пульсировал синхронно с созвездием Водолея. И далекий Меркурий вторил ей своими сизыми кольцами и лохматостью протуберанцев. И галактики распускали свои, похожие на осьминожьи щупальца, павлиньи хвосты. И пёс Лайка, нажимая на педали ракеты, держал курс на Сатурн, Луну и другие звезды. Он мчался, как комета Галилея навстречу своей не такой уж и минуемой гибели.

Бесс почувствовала двойную необходимость в туалете и на минутку прервала заплыв. Как только проблема была наполовину решена она возобновила купание. Махи по-мужски сильных ладоней несли ее как бабочку по поверхности раздела фаз. Иногда она, как подводная субмарина, ныряла в глубь воды, и, открыв свои зеленые глаза, украдкой наблюдала за стайкой карасей, грациозной опрометью переплывавших из одной части водной среды в другую.
Так она проплыла около десяти кабельтовых, оказавшись за горизонтом. Неприятный осадок от телефонного разговора уже осел на дно того, в чем она плавала, слегка приподняв уровень мирового океана. Но, и здесь жестокая мысль о предстоящем расставании не дала покоя.
«Пора, пора от тебя уходить» - мысленно обратилась Бесс к тому, от кого теперь уже точно собиралась уйти.

Вскоре плавание набило оскомину. Запыхавшись и сильно вспотев, Бесс повернула назад и обомлела, испытав мгновенный шок от прозрения того, что внезапно увидела. Возле ее куртки стояла незнакомая собака и обнюхивала ее вещи. От одной мысли, что та напустит в белье собачьих слюней, ее передернул страх, и она нехотя кинулась в обратный путь.
«Пошел вон!» кричала Бесс собаке, но та не понимала по-русски и продолжала искать в пожитках, оставленных Бесс на берегу, какой-нибудь провиант.
Когда до берега оставалось не более двух шагов, Бесс почувствовала, что силы покинули ее, и наметилась сильная тенденция к потоплению. Будучи не готовой утонуть, Бесс сделала сильный рывок вперед и вылетела на берег моря.
Оказавшись в сухопутном состоянии, у нее уже был план действий и она прикинула расстояние до собаки.
«Пора, пора в тебя бросать!» снова явственно пронеслась в подсознании мысль.
Меткость камнеметания всегда была сильной стороной Бесс, и собака, получив каменным булыжником по лицу, опрометью поплелась к деревянной березе – единственному укрытию на этом пустынном берегу, за которым можно было укрыться, или, хотя бы, спрятаться.
Бесс подошла к месту своей прежней дислокации и, сняв свой желтый купальник, разложила его на песке. Сушиться. Требуха, которую Бесс купила по дороге на море в одном ресторанчике, была, к счастью, съедена лишь наполовину. Вареные кости собака вообще не тронула и кое-какие перспективы на пикник, который Бесс намеревалась устроить по случаю предстоящего расставания с Ним, еще сохранялись. Слегка успокоившись, женщина погрозила кулаком укрывшемуся за березой представителю флоры и фауны, который без удовольствия дожевывал изрядный фрагмент требухи из местного ресторанчика.

Вдруг Бесс вспомнила о фотографии, которую всегда хранила в кармане пальто. Боже! Эта стерва могла ее испортить.
Дрожащими тонкими нервными пальцами она в одночасье вырвала снимок из кармана куртки. Фотография была в полном порядке, как и тот, кто смотрел из ее глубины. Это была младшая из трех ее дочерей. Изис. На фото ей было лет шесть. Не больше. Она унаследовала от матери карие глаза, длинные волосы и клетчатую юбку. Девочка стояла на берегу бассейна, держа в руках морковку.
Бесс встряхнула кучерявыми кудрями волос, сунула фотографию обратно в портсигар и, на всякий случай пересчитала деньги. Все шесть долларов и двенадцать пенсов были на месте и девушка, окончательно успокоившись, принялась за остатки требухи.
Аппетит не шел к ней и она вновь попыталась читать.
«Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел» - слышалось из лисьего живота…».

Вдруг, она ощутила чье-то присутствие. «Опять этот кобель!» - подумала Бесс, стараясь незаметно протянуть руку к гантеле, лежащей в дюйме от ее обнаженной ягодицы.
Но это был не кобель. Впрочем, Бесс засомневалась в этом, сразу же, после того, как оценила внешность этого неизвестно откуда возникшего незнакомца. На загорелом овале его загорелой физиономии Бесс сразу же заметила зеркальные очки с зеркальными стеклами. Неизвестный незнакомец кивнул своей головой и присел рядом.


Бесс тоже тряхнула шеей и посмотрела на его руки. Грянула молния! Бесс вздрогнула, как эхо далекой звезды и стала медленно смотреть ему в глаза. Холодная синяя глубина взгляда его глаз растопила лед ее одинокого прозябания. Синева его смотрящих зрачков напомнила ей те голубые глубины, которых она так боялась и которыми ее так манил тот, которого она решила все же покинуть.
«Геометрическая рапсодия» – красиво подумала она и тайно, чтобы он не заметил, улыбнулась в душе раскатистым смехом своей улыбки. Бесс посмотрела на Бесс в зеркальце и, оставшись довольной тем, как выглядит, решила заняться иностранцем и осторожно выяснить, не найдется ли ей место в его послужном списке. Раз уж она решила уйти от того, о котором все время думала. Тот факт, что между ней и купальником добрых два метра плохо согласовывался с маской недотроги, которую собиралась примерить Бесс. И она надела резиновую шапочку, показав улыбкой, что готова к расспросам.

Через четверть часа выяснилось, что мужчина оказался не только незнакомцем, но и иностранцем, и понимал по-русски также плохо, как и собака, все еще находившаяся в укрытии. Разговор не клеился… Но незнакомец продолжал викторину, смысл в которой таял на глазах.
- Как фы рапота?
- Как я работаю? Ой, пашу, как лошадь.- Ответила Бесс.
- Лошать? Фы рапотать ф театр?
- Ну, в каком-то роде. – Сказала Бесс, подумав, что, в сущности, гардероб филармонии и театра – родственные синонимы.
Незнакомец оглядел ее с головы до ног, задержался на указательном пальце левой ноги, укутанном лейкопластырем. Затем он проделал процедуру осмотра в обратном направлении, не задерживаясь уже ни на чем, кроме цыпок на кистях ее пятипалой руки.
- Наферное похоше получаться. И часто фы исображать лошадь ф фаш театр?
- Что? Какую лошадь?
Бесс поняла, что беседа пришла к окончательному концу, и решила ее решительно прекратить.
- Отвечу очень интеллигентно - а не сходить ли вам в ж…?
Иностранец не понял смысла сказанного, но эмоциональная окраска произнесенного не требовала перевода.
Он пожал плечами, встал и, присвистнув, позвал:
- Порги! Порги! Ком цу мир!
«Итальяшка хренов» - подумала Бесс. - «А может, венгр...»
Собака, выскочила из-за укрытия и подбежала к незнакомцу только тогда, когда он отошел от Бесс на значительное расстояние. Она все еще не решалась проглотить кусок добытой требухи. И, подойдя к хозяину, уловила упрек в его голосе.
- Порги! Порги! Вас хинтер дер шайзе фон дир рихт?*
Человек и животное направились к выходу. Мужчина в зеркальных очках шёл, насвистывая мелодию "Love me or leave me" из репертуара группы "Бони М".
- Эй! Э-э-эй!! Синьор! А я знаю, что это за мело... Эт... Из мюзикла. Это... Этот, самый.. Григ! Гри-и-иг!! - Бесс перешла на крик. Ей так хотелось напоследок сразить иностранца чудовищными глубинами своей эрудиции, но он не обратил внимания на вопли сумасшедшей женщины. Только Порги обернулась и испуганно посмотрела на нее.

Шторм усиливался. Океан бросался в Бесс горстями холодных брызг и гравия.
Бесс собрала остатки снеди в футляр от виолончели, надела почти высохший фиолетовый купальник, жилет и, пристегнув жабо, лениво вскочила на ноги. И вновь мучительная мысль пронеслась в ее черепе.
«Пора уходить от Него! Пора, пора, пора!»
Она снова встала и начала идти ногами в сторону, противоположную от океана, уже ревущего.
Ревела и сама Бесс. Слезы катились из ее зрачков, как валуны из Ключевской сопки.
Она уходила все дальше и дальше.
Скоро океан совсем скрылся из виду, Ольга обернулась, посмотрела в ту сторону, где остался Он и сказала:
-Ну, вот я и ушла от тебя, мой Океан.
Океан ничего не ответил, но, почему-то, сразу же перестал штормить.


* - Что за дерьмом от тебя пахнет (нем.)