Луна и тисовое деревце

«The Moon and the Yew Tree»

This is the light of the mind, cold and planetary
The trees of the mind are black. The light is blue.
The grasses unload their griefs on my feet as if I were God
Prickling my ankles and murmuring of their humility
Fumy, spiritous mists inhabit this place.
Separated from my house by a row of headstones.
I simply cannot see where there is to get to.

The moon is no door. It is a face in its own right,
White as a knuckle and terribly upset.
It drags the sea after it like a dark crime; it is quiet
With the O-gape of complete despair. I live here.
Twice on Sunday, the bells startle the sky --
Eight great tongues affirming the Resurrection
At the end, they soberly bong out their names.

The yew tree points up, it has a Gothic shape.
The eyes lift after it and find the moon.
The moon is my mother. She is not sweet like Mary.
Her blue garments unloose small bats and owls.
How I would like to believe in tenderness -
The face of the effigy, gentled by candles,
Bending, on me in particular, its mild eyes.

I have fallen a long way. Clouds are flowering
Blue and mystical over the face of the stars
Inside the church, the saints will all be blue,
Floating on their delicate feet over the cold pews,
Their hands and faces stiff with holiness.
The moon sees nothing of this. She is bald and wild.
And the message of the yew tree is blackness - blackness and silence.

«Луна и тисовое деревце»

Это и есть свет разума,холодный,межпланетный.
Деревьев умы черны. Свет голубой.
Травы срываются от горя к моим ногам,они примкнули,
Как перед богом,
Кусают по щиколотку и бормочут о своем смирении.
Смешные, движущиеся дымки проживают здесь,
Отделенные от моего дома грудой надгробных камней.
Из-за них совсем не вижу куда мне ступить..

Луна не дверь.Своего рода лицо,
Белая,как костяшка,её печальный лик
Таскает за собою море,словно тёмное преступление; томное молчание,
Лишь зевание,в трущобах,
Этой глуши.Я здесь живу.
Дважды, по воскресеньям, тут звонят колокола,содроганием небес —
Восемь великих языков знаменуют господне воскресенье..
В самом конце они гулко отбивают свои имена,
Двенадцатым ударом полуночи..

Тисовое дерево устремляется вверх.У него готическая форма.
Глаза поднимаются вверх и находят луну.
Луна — моя мать. Она не так мила,как леди Мэри.
Её голубоватый плащ выпускает маленьких летучих мышек и сов.
А как хотелось бы верить в нежность —
Лицо чучела,тенью от свечи, преклонившееся
Ко мне — особенно, его нежный взгляд.
Я утопаю в этих глазах.

Лечу вниз,километрами..Собираются тучи
Синие и таинственные,разместились над звёздами.
Внутри церкви, святые все будут также синими,
Всплывая на хрупких ножках по холодными скамьями,
В невесомости воздуха,как пара ангелов.
Их руки,их лица,окаменевшие от святости.
Но лунный свет ничего не замечает. Луна лысая и дикая.
А тисовое дерево посылает ей в знак темноту — вечную ночь и вечную тишину.