Самый одинокий человек

Как-то совсем не понятно устроена наша жизнь. В начале пути нам постоянно не хватает времени, и мы спешим совершить, испытать максимально возможное, что можно испытать. Мы словно бешеный неуправляемый ветер, на пути которого бесконечное число преград; но ветер обходит их. Или даже останавливается, то не надолго. Вперед, вперед и только вперед! Не оборачивайся назад, смотри вперед, краем глаза лишь посматривая по сторонам, что бы тебе никто не мешал! Время – твой главный враг, оно не дает отдышаться, успокоиться, собрать все свои силы. Ты будто находишься в скоростном поезде, мчащемся невыносимо быстро. Он останавливается лишь на станциях, но не на долго, что бы скорее дойти до конца пути. А там стоит знак «Стоп» и внезапно обрываются рельсы.
А для меня время больше не существует. Оно мне не нужно. Конец близок, и я чувствую его, но ничего не могу сделать: я беспомощен.
Я Джон Манаргел, хладнокровный наемный убийца. Мой рассказ начинается с самого последнего заказа, которые поступали от разных людей, но связной был всегда один. Альфред Винчи, человек крупного телосложения, но невысокий, с лысой головой и злыми, вечно бегающими глазами, одетый почти всегда в темные брюки, полосатый или клетчатый свитер и в ярко блестящие черные ботинки. Он находил меня всюду, куда я не переезжал, а переезжал я часто, в основном в мелкие гостиницы.
Холодным зимним вечером сидел я в своем номере у окна и думал о своей ужасной судьбе. Нет, совесть меня совсем не мучила, она словно отпустила меня на свободу. Все происходило как-то само собой. Убивать не трудно, но трудно себя заставить убивать.
Телефон разбудил меня. Хорошо знакомый холодный бас назвал место встречи. Я не сказал ничего лишнего, только согласился. А что я мог еще сделать? Деньги не растягивались, сколько не пытался. Обычно их хватала на 3-4 месяца, иногда на пол года. Хотелось много раз бросить все это, но не получалось. Ничего другого делать я не умел. А Альфред и его покупатели будто знали это и позвонили именно в это время.
Я посидел еще немного, а после пяти часов вечера вышел из гостиницы. Хотелось пройтись пешком, но небольшое некое подобие снежной бури пробирало до костей, и пришлось ловить такси.
Нужно было как-то выживать в этом мире. Каждый сам за себя, или все против всех. Я был более-менее спокоен за свое будущее. Киллеры всегда нужны. Я знаю, что чуть ли не каждый десятый хотел бы воспользоваться моими услугами. Людям не хватает места, денег, кислорода, их душит черная зависть и бесконечная ненависть. А что потом? Перебьют друг друга? Я рад, если ошибаюсь. Я потерял тогда веру. Не было страшно знать, что на следующий день не проснешься. А если так и случиться то что?! Это жизнь, чертова, пустая и бессмысленная жизнь.
Водитель что-то всю дорогу говорил, но я не слушал, а лишь пристальнее всматривался в маленькое, запотевшее стекло. Я старался не вести ни с кем знакомства и не имел друзей. Я был бесконечно одинок. Что мне до них? Все пусто и бессмысленно.
Закрыв глаза, я пытался представить себя в другом свете. Вот я, работник какой-то компании, а вокруг меня веселые коллеги, друзья. У меня новенький кабинет и хороший шеф. Все чудесно, но не вписываюсь только я, все такой же холодно спокойный.
Такси остановилось, я вышел и медленно отправился к неприметному ангару, подделанному под склад. Верзила, стоявший у входа кивнул мне и пропустил внутрь. Я не стал осматриваться, а сразу поднялся по старой лестнице наверх и зашел в кабинет.
Альфред сидел в полумраке. Он окинул меня взглядом и, достав из ящика стола папку, протянул ее мне.
- До пятницы, - сухо сказал он.
Я лишь кивнул. Все просто. А что тут может быть такого? Я получил задание. Теперь его надо было выполнить.
Погода немного утихомирилась, и я пошел пешком. Как-то было хорошо на душе. Не подумайте, что я получаю удовольствие от работы. Нет. Это обычное дело, как вынести мусор. Однообразность моей жизни навевала на меня такую смертную тоску, что даже хотелось покончить с собой. Надо было все бросить еще тогда.
Новое задание словно вдохнуло в меня силы. Вы, наверно снова подумали, что я какой-нибудь маньяк или псих. Нет. Каждый живет тем, чем он может. А впрочем, в какой-либо доле вы и правы.
Я вошел в свой номер и сразу же открыл пакет. Сверху лежали четыре пачки денег. Это был аванс, даже больший, чем обычно. Я достал фотографию жертвы и опешил. Это была женщина. Первой же моей мыслью было вернуть пакет обратно, ведь я ни разу не убивал женщин, и всегда отказывался, когда мне это предлагали. Вид денег утихомирил меня, и я согласился. Закрою глаза и выстрелю, подумал я. Но какое-то непонятное сомнение, тяжелое и давящее заложилось во мне тогда.
 Ее звали Синди Фаргелл. Она являлась вдовой и жила одна на окраине города.
Среда. Снег идет огромными пушистыми хлопьями. Утро было каким-то необычно теплым. Я шел по кладбищу. Где-то впереди стояла она. Нужно было лишь подойти ближе и нажать на курок, даже не вынимая рук из карманов. Кажется, она больше получаса стояла у могилы своего мужа. Потом наклонилась, положила у креста одинокий цветок и тихо заплакала. Наверно, сильно любила его.
Мне стало невыносимо это видеть, и, чтобы не тянуть, я осторожно стал приближаться. Мысль о том, что все случиться на кладбище, среди других мертвых, принудила меня отпустить пистолет, но я не свернул. Услышав меня, Синди обернулась, и скользнул по мне ее невыносимо грустный взгляд. Я успел разглядеть ее лицо, настолько измученное и тоскливое, но вместе с тем еще молодое и красивое. Она повернулась к могиле, а я уходил дальше. Две силы боролись во мне. Одна укоряла меня за беспомощность, за слишком долгое оттягивание убийства. Вторая подсказывала, хоть один раз проявить милосердие. В конце концов, я решил сделать все в четверг.
Я зашел в номер и не заметил, что был не один.
- Мистер Манаргел? – кто-то сидел в кресле, положив ногу на ногу.
- Да, - голос мой выдавал больше удивление, чем страх. Невольно рука моя потянулась к пистолету.
Он вдруг резко встал и рассердился, но продолжал говорить приветливым тоном. Это был человек лет сорока на вид, одетый в темно-серый полосатый костюм. На голове сквозь угольно-черные волосы проступала редкая седина.
- Вот только не надо сразу хвататься за свое оружие, - каким-то молниеносным движением он выхватил у меня из рук пистолет и приставил его к своему виску. Не успел я опомниться, как он выстрелил. Что было с ним дальше, я не видел, так как в дверь постучали, и я пошел спросить.
- У вас что-то случилось? – это был служащий отеля. Я покачал головой и сказал первое, что пришло в голову.
- Нет. Просто ваза разбилась.
Он все-таки не удержался и заглянул в комнату. Я мысленно выругался.
- Извините, - сказал он и ушел.
Я удивился, что он мне поверил. Но когда закрыл дверь и обернулся назад, то все понял. На полу лежали непонятно откуда взявшиеся осколки разбитой вазы. Я тут же подумал, что сошел с ума.
Старик неожиданно возник передо мной и, словно угадав мои мысли, сказал:
- Нет, вы не сошли с ума. Разрешите представиться, меня зовут Анатас. Можете звать меня просто Анат. Я вижу, вы не из пугливых. Обычно люди при встрече со мной ведут себя иначе.
Он протянул руку, и я пожал ее. Я тут же проникся к нему симпатией и даже верностью, как к старому и хорошему другу. Он снова сел в кресло и пригласил меня тоже сесть. Я был в замешательстве и лишь очарованно слушал, что он говорит, и не пропускал ни одного движения.
- Как вы уже поняли, - начал он, - я не простой человек. Прошу вас не удивляться и свыкнуться с мыслью о моих необычных возможностях. Я знаю все о вас и даже больше, чем вы сами. Знаю, что вы наемный убийца. Вы убили двадцать три человека, и на очереди новая жертва.
Как я не пытался спокойно отнестись к тому, что он говорил, у меня не выходило. Я даже сам не помнил точное количество смертей. Когда Анат назвал число, у меня вдруг все в нутрии похолодело.
Все время он смотрел не на меня, а как будто сквозь меня. Я взял неподалеку стоявшую бутылку коньяка и отпил несколько глотков прямо из горлышка. Анат улыбнулся.
- Как видите, я не растворился и не исчез.
- Вижу, - согласился я и протянул бутылку своему гостю, но он отказался.
- Обычно я редко прихожу к кому-нибудь так резко. Но мне стало скучно, и я решил немного с кем-нибудь поговорить.
- Мне нравится твоя работа, - продолжил он после некоторого молчания. – Она мне по душе. Не поймите меня не правильно. Возможно, даже я воспользуюсь твоими услугами. Ты ведь не против?
Я не ответил. Он встал и прошел на кухню. Я все еще не мог прийти в себя. Не каждый день встречаешься с этим. Все происходило как-будто во сне, в котором мне приходилось быть послушной марионеткой. А мой гость говорил все и за себя и за меня. На месте разбитой вазы теперь лежали пистолет и гильза. Наверно, как я и решил тогда, это все сон.
Анат наклонился над рукомойником, открыл горячую воду и, подождав немного, стал пить большими глотками. Я тоже выпил еще немного из бутылки и продолжал молча наблюдать за ним. Он, наконец, оторвался от воды и, сплюнув черно-красной кровью, выключил кран.
- Люди, окружающие нас – это ничтожные твари. Их нужно отстреливать, Джон. Они не достойны жить. Они – никто, ничтожество, беспомощное насекомое.
Анат повернулся ко мне спиной и продолжал уже немного грустным тоном:
- Как же люди сильно изменились, изменились в худшую сторону.  Куда подевалась былая настоящая вера в Бога, вера во всевышнего, вера в светлое? Жалкие людишки. Они превратили веру в отвратительное шоу представлений, приукрасив все великие события, все чему верили многие и многие поколения. Но что я беспокоюсь? Они сами должны жалеть, если бы, конечно, понимали, что происходит в их душах.
Но что-то я разговорился. Я вижу, что вы меня не до конца понимаете, но все же пытаетесь понять. Этого достаточно. Наверно, я пойду.
Перед самым уходом, Анат сказал:
- Я приду еще завтра, после того, как вы сделаете свое дело. Не забудьте оставить свою визитку. Если сможете, конечно.
Наверно, я еще минуту простоял у закрытой двери, соображая обо всем случившемся. Нужно было собрать все свои мысли в порядок, что бы не свихнуться. Сначала, я решил, что все приснилось. Но пистолет лежал на том же месте, а в обойме нее хватало одного патрона. Но как человек мог выстрелить себе в голову и при этом остаться в живых?
Он меня просто загипнотизировал. Но как же он про меня столько узнал? Я вернулся на кухню, выпить еще коньяка, но бутылка оказалась странным образом пустой, а стакан перевернутым. Я успокаивал себя хотя бы тем, что гость мой со странным именем, как мне показалось, Анат, по крайней мере, не желает мне зла. Он был похож на сумасшедшего, говорившего какую-то чушь, в которой даже присутствовала доля правды.
Вера не существовала больше в наших закрытых сердцах. Какое нам дело до нее? Сейчас самое главное, что стоит перед нами, - это деньги. Они заменяют нам все, даже веру, некогда непоколебимую и неразрушимую, которая была нашей самой последней надеждой, надеждой на спасение из этого ада, в котором мы сами – это демоны, вечно жаждущие крови. Нет, конечно, еще остались люди, которые все еще верят, но и они исчезнут рано или поздно. Это лишь вопрос времени. Я не отношусь ни к верующим, ни к другим, я лишь осознаю, что существует, а что ничтожная выдумка.
Анат обмолвился о визитной карточке. После каждого убийства я прикрывал чем-нибудь лицо мертвого. Это и была моя визитка, своеобразная последняя дань. Я понимал. Что все это выглядит смешно, так как я и был палачом, но они ведь не виноваты. Если бы это сделал не я, то мою работу выполнил бы другой. Ничего не изменится. Никогда.
Ночь пришла не заметно. Я лежал на кровати и не мог уснуть. Голова болела от бесконечных, невыносимо тяжелых раздумий.
«Завтра все свершится», - думал я.
Но откуда узнал так много про меня Анат? Он словно влез в мою душу и увидел все, что во мне творится. Но что ему до меня? Он сказал, что пришел от скуки. Но так ли?
Четверг. Весь день следил за домом Синди Фаргелл. Она никуда не выходила, часто садилась у окна и тоскливо смотрела на улицу, медленно ходила по дому, переставляла мелкие вещи. Я сидел на скамейке в заброшенном парке. За все время мимо меня не прошел ни один человек. Каким же одиноким чувствовал я себя! Наверно, ощущала то же и она. И надо было ее убить.
Погода стояла безветренная, но жутко холодная. Я пытался не обращать внимания на мороз. Лучше бы он меня сковал, заморозил, чтобы только не делать свою работу!
Пальцы мои занемели, и я встал и направился в ближайший бар. Немного выпил, чтобы согреться и собраться.
Наступил вечер, стало почти совсем темно, в доме Синди зажегся свет. Я медленно начал приближаться. Вокруг было все так же тихо и спокойно. Только холод увеличился. Я достал пистолет и навертел на него глушитель. Опять налетело сомнение. Нужно ли было ее убивать, уже убитую своим горем? Не пора ли все закончить? Но что-то заставило меня идти дальше. Дверь оказалась не запертой, и я легко толкнул ее. Она еле скрипнула. Я подождал немного, прислушался, а потом вошел. В доме было тепло. Свет горел на втором этаже, но я все же решил осмотреть, на крайний случай нижние комнаты. Она полулежала на диване, при полной темноте и, кажется, спала. Я не видел ее лица, и это было к лучшему: легче убить.
Я нацелил пистолет на затылок и снял предохранитель. Оставалось лишь нажать на курок. Но я не решался: пытался оттянуть время, хоть на миг. Как же было просто убивать раньше, и как невыносимо теперь! Что же со мной случилось? До меня словно, наконец, дошел весь ужас содеянного мной. Что же я натворил?
- Что же вы медлите? – внезапно спросила Синди.
Она не шелохнулась. Ее голос был настолько тихим и спокойным, что я оцепенел и, опустив руку, продолжал стоять. Она медленно встала и повернулась ко мне лицом. Я заглянул в ее глаза и все понял.
- Ну что же вы? Стреляйте. Вы ведь за этим сюда пришли? – Ее лицо было спокойно, и вместе с тем необыкновенно печально и грустно, словно она была рада смерти и лишь тоскливо ждала ее.
Я опустил голову и пошел к выходу. Разве мог бы я ее убить? Как же сильно она отличалась от остальных! Синди была особой, неповторимой, светлой личностью, в чем-то немного похожей на меня. Только она уже потеряла все свои силы и стала смиряться. Значит, я не был одинок в этом мире. Разве мог бы я убить сам себя? Нет, Синди должна жить дальше, и я не вправе вмешиваться. Я ощущал какую-то непонятную вину, будто нарушил покой святой в моих глазах. Как же я мог даже решиться на это? Следовало сразу отказаться, потому что ее жизнь и она сама несравнимы ни с какими деньгами в мире. Она как одинокий цветок в безжизненной пустыне.
Я не видел ее, пока уходил, но почувствовал так ясно, что она удивилась. Я распахнул входную дверь и на мгновенье остановился. Она стояла позади меня и ее тихий голос попросил:
- Подожди.
Она нашла во мне родственную душу. Я зажмурил от невыносимой своей беспомощности глаза и, повернувшись, улыбнулся ей слабой улыбкой. Я в последний раз смотрел на нее. Худая фигура, темные волнистые волосы, встревоженное лицо и глаза, молящие остаться. По моей щеке пробежала одинокая, обжигающая слеза. Мы еще долго смотрели друг на друга, но я так и не решился.
Осторожно прикрыв за собой дверь, я вышел в холодную и темную ночь. Я проклинал весь мир за несправедливость, но ничего не мог поделать.
Ледяной ветер хлестал по лицу, а дома Синди уже не было видно. Я вновь остался одиноким, бесконечно, безмерно одиноким.
Ноги мои заплетались, но не от алкоголя, а от ужасного моего положения в этом грязном мире.
Где-то незаметно для меня упал в снег пистолет. Душа моя плакала и стонала, а я разрывался на части. Почему все так получилось? Разве нужно было дальше жить? Я стал искать пистолет, но, не найдя его, упал на землю и остался лежать проклиная весь свет. Тело мое замерзало, но я не обращал внимания. Надо мной распростерлось безграничное черное небо, и не одной звезды не было на нем. Небо давило непомерной тяжестью, какую не способно осилить даже все человечество, потому что мы – ничто. А я – изгой, палач дьявола, сидящего в каждом из нас. Он смеется над нами, а мы ничего не понимаем.
Я встал и отряхнулся от снега. Еще раз посмотрел в ЕЕ сторону и пошел. Дверь в номер была открыта. Стало ясно, что Анат уже ждал меня. Он сидел в кресле и дремал. Я осторожно закрыл дверь, прошел мимо гостя на кухню и достал бутылку вина и одну рюмку.
- Плесни мне тоже, - тихо попросил Анат. Я взял и вторую рюмку и повернулся. Он уже сидел за столом. Молча выпили. Я налил себе еще и вопросительно посмотрел на гостя, но тот отрицательно покачал головой. В его взгляде я прочитал, что он уже все знает.
- Ты прав, - он вдруг поднялся и подошел к окну, - Видишь ты это красивое небо? Чувствуешь ли силу его необыкновенности? Наверно, нет. А я вижу все. Вижу край неба, светлые врата, подземный мир. Вижу смерть.
- А что после смерти? – осторожно спросил я.
Он ухмыльнулся, но продолжал стоять неподвижно.
- Что после смерти? Действительно ли ты хочешь знать это сейчас? – спросил Анат и, не дожидаясь ответа, продолжал. – Не все ли сейчас равно? Если рано или поздно узнаешь? Если это неизбежно. Ты потеряешь смысл жизни, если узнаешь.
- Я не вижу смысла в этой чертовой жизни, еще с первого своего убийства.
Анат вскипел, отошел от окна и сел за стол. Внешне он был также спокоен, но голос выражал ярость:
- Замолкни! Что ты говоришь? Ты! Настоящий человек. Как же сильно я в тебе ошибся! Неужели так трудно все понять! Забудь о других, они теперь для тебя ничего не значат! Ни один человек не способен сравниться с тобой! Они все одинаковы, словно клоны! Они – это стадо безмозглых и беспомощных овец! Ничтожества все до последнего. Разве достойны они хоть капли своей жалкой жизни, если они не имеют понятия о жизни? И они не стараются понять! А зачем им это? Ими движет совсем другое! Бесконечные развлечения и деньги, деньги, деньги. Они всегда были такими и никогда не изменятся. Уже никогда. Вы сами себя уничтожили и придумываете все новые и новые способы уничтожения. Вы дорожите не жизнью, а своим лишь благополучием! Вычисляете дату конца смерти, но быстрее он наступит в вас самих. Это неизбежно. Вы же и подталкиваете себя к этому, не соображая, что может получиться. Тьма накроет ваши дома и будет длиться вечно эта убивающая ночь, пока не умрет последний человек, пока не увянет последний цветок, пока не высохнет земля, и не исчезнет последнее море.
Анат опять подошел к окну, гнев его прошел. Я будто оцепенел. Разве не был он прав? Но неужели все так плохо и неизбежно? А если подумать, что может измениться? Ничего.
Но какое мне дело до всего этого? Я также никто, песчинка. Да и нужно ли обо всем этом думать? Все идет, как должно идти, и никто и ничего этого не изменит.
- Так все и останется. Если, конечно, не случиться второго пришествия. Но будет ли оно? Этого не знаю даже я. Если даже и будет оно, изменитесь ли вы? Есть ли в вас хоть одна ничтожная капля веры? Поможет ли она вам снова создать чистое и прекрасное море? Но сил и желания уже не осталось. Так значит не нужно даже и пытаться. Зачем пробовать изменить неизменяемое? Разве я не прав? Жалкие создания. Я вижу их никчемные души: они неизмеримо черные. Но твоя, Джон, душа серого цвета. Есть еще шанс для тебя. Неужели ты не хочешь все исправить? Тебе нужно просто убить ее, и все. Это просто, как ты делал уже много раз. Как могла твоя непоколебимая воля сломаться? – говорил Анат.
Я молчал. Нечего было говорить. Разве мог я объяснить, передать свое состояние и свои чувства? Их нельзя было знать или представить себе, пока их сам не ощутишь.
Я не старался даже думать кто такой Анат, как много говорил он непонятного и непостижимого для меня. Но разве смерть Синди Фаргелл – это для меня выход? Даже если так, то это не к лучшему. Я никогда не смог бы ее убить.
Было уже далеко за полночь, и глаза мои слипались. Хотелось забыться. Анат выглядел все таким же бодрым, словно и не хотел спать.
Он подождал немного, пока я все осмыслю, и продолжил:
- Забудь обо всем, что говорил я. Ничего нет. Нет и меня. Я – лишь дух. Смерти нет, а просто ты превратишься в дух.
- Я дам тебе последний шанс. Запомни мои последние слова. Если захочешь жить, когда, когда будешь сидеть на стуле, на котором еще никогда не сидел, скажи лишь: «Я согласен». Взамен я возьму твой покой.
Анат ушел, а я все сидел за столом и рюмками допивал кислое вино. От тяжелых мыслей болела голова. Разум постепенно покидал меня. Я выключил в номере свет, и свалился на постель. Значение последних слов Аната я понял лишь позже.
Пятница. Я проснулся от того, что кто-то громко стучал по двери. Голова невыносимо трещала. Я с трудом разлепил глаза, и яркий солнечный свет заставил снова закрыть их.
В дверь продолжали настойчиво барабанить, кажется, назвали меня по имени. Пришлось встать и посмотреть в дверной глазок. Там стояли трое полицейских. Нужно было срочно хоть немного времени, чтобы все обдумать.
- Подождите. Только оденусь, - соврал я, так как ложился не раздеваясь. Второй выход был через окно, и я побежал к нему. Но внизу стояли еще двое, которые внимательно наблюдали за окном моего номера. Итак, я был в капкане. Оставалось лишь открыть дверь. Я в мыслях приготовился к самому худшему.
- Джон Манаргел? – спросил меня офицер, нагло уставившись. Я старался не терять самообладания и твердо ответил:
- Да, это я. А в чем дело?
Офицер не дал мне договорить, а лишь улыбнулся и махнул своим подручным. Последние ворвались в номер, скрутили мне руки за спину и защелкнули наручники.
- Я капитан полиции Бруно Вайнер, - представился офицер. – Вы арестованы по подозрению в убийстве Синди Фаргелл.
По мне вдруг пробежал ледяной и обжигающий озноб. Сознание мое помутилось. Полицейские будто исчезли. Все вокруг покрылось черной дымкой. Я упал без чувств.
Потом спустя какое-то время послышался голос:
- Боб, плесни-ка этому в лицо водой.
- Не нужно, - попросил я и немного приподнялся, не открывая глаз.
- Очухался гад, - кто-то сказал сухим голосом и ударил несильно ногой под ребра. Я закашлял от нехватки воздуха и приоткрыл глаза Бруно и Боб стояли надо мной, еще один шарил по моим вещам.
- Мистер Манаргел, в ваших интересах сообщить нам, где вы спрятали деньги за убийство Синди Фаргелл. Ведь вы наемный убийца? – говорил капитан.
Я лишь молчал. Как невыносимо трудно было слушать его холодный и спокойный голос. Что он знал о Синди? Что он вообще мог знать о творившемся вокруг него хаосе? Ничего. Он уже давно закрыл на все глаза. Смерть, убийство – для него обычное дело. Он просто делает свою работу, как бесчувственный робот. Он – одно их тех ничтожеств, о которых говорил Анат. Но мне следовало взять себя в руки.
- Так ты скажешь, мразь? – сухим голосом повторил Боб. Я прислонился спиной к кровати и ответил:
- Я не убивал ее.
Боб рассвирепел.
- Этот гад ведь врет! Шеф?
- Погоди горячиться. Подождем, может, Ферли что-нибудь найдет, - успокоил Боба капитан.
Через минуту третий полицейский нашел кое-что. Он передал пакет с деньгами Бруно. По сравнению с теми, которые мне передал Альфред Винчи, их было раза в три больше.
- Не убивал, говоришь? А это что? – спросил капитан.
- Ладно, ребята, заканчивайте здесь и поедем. А то сильно есть хочется.
Через час я уже сидел в одиночной камере. Было время подумать. Как вдруг круто переменилась моя жизнь. Но разве не шло ли все к этому? Я обыкновенный преступник. Я почти смерился.
Но как возможна смерть Синди? Другой наемный убийца сделал за меня работу. А я не смог ее спасти. С ее смертью во мне умерло последнее то, что еще боролось за жизнь.
И почему обвинили меня? Они найдут первого встречного, что бы сделать из него козла отпущения. Все у них получается слишком просто. А я виноват.
Нужно ли наказывать за сегодняшний вред обществу, ибо общество – это для них самое важное, а отдельный человек – никто? Не берусь отвечать. Разве можно жить в таком обществе, в котором почти все бояться переступить хоть на миллиметр этот святой и грязный закон, а те, кто не боятся, либо живут спокойно на горе других, либо постоянно гниют в тюрьме и иногда даже выходят на свободу, но более вредные для общества? Разве общество это все? Только не для меня. Оно пожует тебя, использует в своих корыстных целях, а после выплюнет как уже не нужный мусор. И так со всеми, кто не может постоять за себя, у кого нет больше сил бороться в гордом одиночестве.
Наконец меня привели в более просторную камеру, где находились небольшой ржавый стол и такие же стулья, привинчаные к полу. На одном из них уже сидел адвокат. Он был одет в темно-коричневый костюм и серые, начищенные туфли. Казалось, что ему не больше двадцати пяти. Какой из него адвокат? Одного раза хватило мне, чтобы увидеть в его глазах и неопытность, и лицемерие, и презрение, и все то, что я обычно видел в других, ничем не отличающихся людях. Как же все это мне надоело! Я присел. Он улыбнулся мне фальшивой улыбкой.
- Мистер Манаргел, я буду вашим адвокатом. Мое имя – Жорж Альбен.
Я кивнул в знак приветствия и, не дав ему договорить, сказал:
- Ладно, Жорж. Давайте не будем тянуть резину, а сразу перейдем к делу. Итак, я хочу знать все подробности смерти мисс Фаргелл.
Адвокат удивленно посмотрел на меня, будто точно знал, что я и есть убийца. Как мне хотелось в этот миг ударить по его физиономии! Но я не стал этого делать.
- Да, да, конечно, - точно он вдруг опомнился.
- Мисс Фаргелл была убита в ночь с четверга на пятницу. На ее теле были обнаружены двадцать три ножевых ранения и одно огнестрельное ранение в сердце.
Что я почувствовал в тот миг трудно описать. Все внутри меня невыносимо сжалось, сердце замерло. Я закрыл лицо руками, словно представил весь этот кошмар. Кто мог сделать такое? Наверно, лишь сам дьявол. Ничего больше святого не оставалось в этом мире для меня. Умерла последняя надежда, погасла одинокая свеча в безграничной тьме. Если бы только я вышел на свободу и нашел этого палача. Что было бы? Только кровь убийцы могла залить мое внутреннее, непередаваемое и необъяснимое горе.
- Какие улики против меня? – тихо спросил я, не убирая от лица рук. Адвокат заерзал на стуле, достал папку с документами и открыл. Посмотрев на первый лист, он сказал:
- Кухонный нож, пистолет «GLOK» девятого калибра, - все с вашими отпечатками пальцев.
Даже как-то стало горько смешно. А что я ожидал? Все что угодно, но только не это. Это было выше уровня мерзкой грязи, которую я видел в людях. Это было уже слишком. Кто-то основательно решил меня подставить. Он использовал даже выроненный мной пистолет, а нож, наверняка украл из моего номера. И как все получилось красиво подстроено, кроме одного. Не должно было быть смерти Синди, кого угодно другого, но не ее. Ее смерть это и моя вина. Мне нужно было предвидеть такой исход и спрятать Синди, убежать куда-нибудь вместе с ней. Почему я не сделал тогда этого?!
- И еще кое-что, - продолжил Жорж. – Со стороны обвинения, есть некий Альфред Винчи. Он утверждает, что видел, как вы выходили из дома мисс Фаргелл как раз в то время, то есть примерно сразу после убийства.
Я не сдержался и изо всей силы ударил кулаком по стулу. Кажется, немного помял его, и две капли крови растеклись по полу. Но это было ничто по сравнению с моим сердцем, утопающем в крови.
Теперь все стало на свои места. Именно Альфред Винчи являлся организатором этого кошмарного убийства. И для него предназначена последняя пуля. Он хотел быть уверенным, что я сделаю свое дело, и следил за мной. А когда наступил последний день срока, и я не смог убить, он сделал всю работу, при этом выгодно подставив меня. Все подстроено и нет выхода. Он выиграл, а я проиграл, как и всегда. Все к черту! Зачем теперь жить? Выживают сильнейшие, разве не заслуживаю я такого исхода? Да, я согласен на все, даже на осуждение и пожизненное пребывание в тюрьме, но только не обвинение в убийстве святой, святой может быть только для меня. Это уже перебор. Оставался последний вопрос.
- Сколько мне светит? – спросил я.
Адвокат выждал миг, как будто показывал, что беспокоится о моем будущем. Неужели трудно было просто сказать? Когда же они, наконец, снимут свои маски, плохо скрывающие лицемерие и презрение?
- Ну, я не уверен. Но учитывая характер этого дела, то в лучшем случае заключение под стражу до конца жизни… я так думаю, - ответил Жорж.
- Понятно, - кивнул я, - а в худшем случае?
Я уже знал, что он ответит, но просто захотелось напоследок поиздеваться над ним. Пусть знает, что я не собираюсь вечно гнить в этой дыре.
- В худшем случае – вышка, - осторожно сказал адвокат, словно опасаясь, что я могу что-нибудь выкинуть. Но я лишь улыбнулся, положил ногу на ногу и сказал:
- Этот вариант мне подходит.
Жорж сильно побледнел. Можно было подумать, что его только что приговорили к смертной казни. Я наслаждался этим зрелищем.
- Но, если вы признаетесь все-таки свою вину, то казни не будет. Разве вы этого не хотите? – возразил адвокат.
- Нет. Вы, мистер Альбен, видно не поняли меня. Я не слабый, как вы все и не желаю гнить здесь! Вам ясно? Для меня лучше всего будет только смерть, пусть и за незаслуженное убийство. Но все же лучше.
Я резко встал и попросил охранника отвести меня обратно в камеру. А адвокат все сидел, не двигаясь, ошарашенный случившимся.

***

Прошло около трех недель. Время тянулось мучительно долго. Потом начался судебный процесс. Вначале я еще отвечал на многочисленные, сыплющиеся вопросы обвинения, но потом и это перестал делать и лишь молчал, поджидая момент, когда, наконец, выступит истинный убийца. Ждать пришлось недолго. Мне вдруг сильно захотелось его немедленной смерти, но железная клетка, в которую меня посадили, не позволяла этого сделать. Я был беспомощен. Он прошелся мимо меня на трибуну, даже не посмотрев в мою сторону. Я опустил голову. Невыносимо стало ждать конца этому всему. Я не слушал, что говорил Альфред. За время допроса, он не разу не взглянул на меня. Я же не отрывал от него глаз. Когда же его попросили сесть, он на миг посмотрел на меня, и я увидел на его лице злорадную улыбку. Что-то странное и незнакомое было в нем, но тогда я не обратил на это внимание, так как меня охватила черная злость. Это было торжество победителя над проигравшим. Меня вызвали в последний раз на трибуну для моего последнего слова. От этого решалось все. Как было странно. От моих последних слов, раньше ничего не значивших, раз и навсегда решался исход моей никчемной жизни. Я медленно прошелся мимо рядов и встал за трибуну. В судебном зале воцарилось небывалая тишина. Каждый человек в зале напряженно ждал моего ответа. Я знал, что для них всех ничего не значит смерть Синди, но одновременно для них доставляло удовольствие судить меня. Судья задал вопрос. Я охватил взглядом весь зал. Альфред, с видным любопытством, наблюдал за мной. Неужели они подумали, что я признаю свою вину? Это бы им доказало, что я ничего не стою, что я один из них. Но это далеко не так. Они глубоко ошибаются.
- Я не признаю себя виновным в смерти Синди Фаргелл, так как не имею никакого отношения к ее убийству, - мой голос прозвучал как гром среди ясного неба. Толпа ахнула.
Альфред все так же улыбался, словно и не сомневался, что я так скажу. Я ушел.
На следующий день – приговор. Я помню, как все одобрили его. Особенно радостным был Винчи. Он много улыбался и хлопал судье.
Имеет ли право общество судить отдельного человека? По закону – да. Но всегда ли этот закон справедлив? Ведь закон можно вывернуть так, что будет даже очень не справедливо. И снова общество – это все, а человек – ничто. Так было и так будет всегда.


***
Хорошо помню мое последнее утро в тюрьме. Я проснулся необычно рано, встал и прошелся по камере. Трудно было свыкнуться с мыслью о предстоящей смерти. Вспоминалось прошлое.
Как я стал наемным убийцей? Родился в неблагополучной семье. Рано умерли родители. Мне предстоял тяжелый выбор: либо продолжать нищенствовать, либо стать киллером. Тогда мне было лет шестнадцать. Первая жертва была примерно моего возраста. Я просто столкнул его с высокого моста. Его крик до сих пор звенит в моих ушах. Я захотел отказаться, но было уже слишком поздно. Следовало это сделать с самого начала. Как часто совершаем мы необдуманные поступки, о которых потом горько сожалеем. А всему виной слабость и нерешительность.
Моя камера находилась в отдельном корпусе для смертников. Напротив меня в камере сидел старик. Он тоже не спал, все качал головой, размахивал руками и шепотом разговаривал сам с собой. Эти серые стены могли свести с ума любого. Даже меня. Как я смог бы жить вечно здесь, если рано или поздно придет смерть. На миг мне показалось, что я сделал неправильный выбор. Но тут же все прошло. Уже было поздно что-либо менять, я смирился.
В девять утра за мной пришли двое охранников.
- Пойдемте, - даже как то вежливо попросил один из охранников. Я посмотрел ему в глаза. Он отвел взгляд и добавил:
- Время.
- Конечно, - согласился я, вставая с пола. Как всегда времени не хватало. Но хватит уде тянуть.
Я попросил, что бы мне не надевали наручников, и охранники просто повели меня по длинному коридору. Даже как то немного почувствовал себя свободным. По обе стороны коридора находились многочисленные камеры. Кажется, все заключенные прильнули к решеткам и как будто провожали меня в последний путь. Стояла гробовая тишина, никто из них не произнес и звука. Потом, как сговорились, стали ритмично стучать ногами. Это был похоронный марш. Я наслаждался им. И после, когда охранники и я стали спускаться по витой лестнице, топот еще был слышен. Мы прошли еще один коридор и свернули к левому блоку тюрьмы. Здесь находились обычные преступники, они кричали ругательства мне в след. По крайней мере, радует, что их я больше не увижу. Надеюсь.
Наконец мы зашли в небольшой зал с высоким потолком. В стене, напротив входа находилось застекленное окно. Оттуда за мной наблюдало несколько человек, в том числе капитан полиции Вайнер и Альфред. В самом центре зала стоял электрический стул. Меня посадили на него и прикрепили к нему мое туловище, руки и ноги. Оставалось еще надеть на голову шлем. Ко мне подошел священник и спросил:
- Сын мой, не хочешь ли ты помолиться и раскаяться в своих грехах?
- Нет, я не верю в Бога, - ответил я, и священник ушел, бормоча себе под нос.
Потом спросил охранник:
- Джон Манаргел, какое будет ваше последнее слово?
Кажется, я ждал этого мига всю жизнь. Вверху через маленькое оконце наружу пробивался лучик солнечного света и виднелся кусочек перистого облака. Как же сильно захотелось туда! Меня охватило неожиданное чувство страха за свою жизнь. Хотелось хоть еще немного пожить, вдохнуть чистого и освежающего воздуха.
Невольно вспомнились последние слова Аната, и я решился. Закрыв глаза, сказал:
- Я согласен.
Ничего не произошло. На меня надели железный тяжелый шлем, и все вышли из зала. Я испытал какое-то невыносимое отчаяние. Я чуть было не закричал, что признаюсь в убийстве. Отсчет до моей смерти пошел на секунды. Я старался держаться, еще раз оглядел все вокруг прощальным взглядом, сжал кулаки от своего бездействия.
- Дайте кто-нибудь мне сил, чтобы вынести все это, - совсем тихо проговорил я.
Потом ударил ток, схватило все тело. Тупая боль пробирала до костей.
   

***

Я оказался в каком-то непонятном сгустке темноты. Я стоял на чем-то твердом, но даже пола не было видно. Сколько я не всматривался, так и не заметил хоть какого-нибудь проблеска. Страх как-то сам собой пропал. Это и был тот свет, куда так спешили многочисленные самоубийцы, куда отправил я стольких людей.
Время шло. Но ничего не происходило. Всюду царил мрак. Было такое ощущение, будто меня положили в какую-то огромную коробку и закрыли сверху крышкой.
Я сделал первый неловкий шаг. Ноги наступили на твердую поверхность. Я стал идти в одну сторону и вскоре уперся в невидимую стену, пошел вдоль нее, касаясь ее левой рукой. Кажется, что прошло уже около получаса, но стена все не кончалась. Но если я шел по кругу? Тогда все мои старания не имели бы смысла. Так и всю жизнь можно проходить.
Внезапно я споткнулся и полетел куда-то вниз, в какую-то еще более темную бездну. Я должен был разбиться, так летел целую вечность. Однако упав на дно чего-то, не почувствовал даже и малейшей боли. Послышались какие-то голоса. Я открыл глаза. Здесь было немного светлее. Сразу стал виден бесконечно длинный коридор с низким потолком, который непонятно почему светил тускло-сероватым светом. Я медленно пошел вперед. Узкий коридор постепенно расширялся, тусклый свет становился чуть ярче.
Откуда-то сверху прямо передо мной упала каменная стена, преградившая дорогу. Я медленно обернулся и увидел их. Двадцать три человека стояли и смотрели на меня. Но в их многочисленных лицах я не видел ни ненависти, ни жалости. Они походили на бесчувственных каменных статуй. Что они чувствовали, когда увидели своего убийцу? Они могли разорвать меня в клочья, и были бы правы.
Толпа расступилась, и я понял, что прощен. Я очутился в огромном зале с бесконечными колоннами, уходящими куда-то в неизвестность. Пол светился голубоватым светом. В черном небе слабо мерцали редкие звезды. Откуда-то доносился звон падающих капель.
Откуда-то из темноты вышла она, все такая же красивая. Я был ошеломлен и не верил своим глазам. Синди, улыбаясь, смотрела на меня. Я бросился к ней, но на пол пути влетел в невидимую стену. Все померкло и снова обратилось в темноту. Где-то совсем близко раздался хохот, похожий на голос Альфреда, я потерял сознание.
Я очнулся и не сразу понял, где нахожусь. От свежего морозного воздуха кружилась голова. Это было кладбище. Я встал, так как лежал в снежном сугробе, и огляделся. Возле меня лежала надгробная плита с фотографией Синди. Я упал на нее и зарыдал. Ничто уже не могло ее вернуть. Но можно было еще отомстить, Анат сдержал свое обещание, и я жив.
Я встал, раскрыл надетое на мне пальто и пошел в сторону логова Альфреда. Чувство мести сладко жгло мое сердце. В кармане странным образом лежал мой пистолет.
Я вошел в ангар, не встретив по дороге никакого сопротивления. Поднялся и открыл дверь в кабинет:
- Джон. Заходи. Ты разве не умер? – спросил Альфред не своим, а каким-то чужим голосом. Он смотрел на меня, все время улыбаясь. Я не выдержал больше и выстрелил ему в голову. И снова раздался отвратительный хохот, от которого я на время оглох.
Теперь вместо Альфреда за столом сидел Анатас и хохотал. Я вдруг все внезапно понял.
- Ну что же ты? Ты ожидал чего-то другого? Разве не рад мне? – спросил Сатана, захлебываясь смехом.
- Ты все это специально подстроил? – спокойно спросил я, хотя зло и ненависть во мне пытались вырваться на свободу.
- Ты догадлив, мой друг. – Анатас встал и подошел ко мне, положив свою руку мне на плечо. – Я и был все время Альфредом Винчи. Но ты сам виноват, так как тебе не хватило сил убить какое-то ничтожество! Ты оказался слабым и ничтожным, как они все!
Я оттолкнул его и вышел из кабинета.
- Не забудь, Джон, ты мне кое-что должен! Я приду за твоим покоем через два дня! – крикнул Сатана мне вдогонку.
Поначалу, даже как-то не верилось. Ведь я увидел то, что по здравому смыслу не существовало. Я встретил Анатаса, но не смог сразу увидеть в нем дьявола, в которого всегда верил и которого видел чуть ли не в каждом человеке. А он хитро воспользовался мной, посадил меня в клетку, откуда не было выхода, кроме как вечного пребывания в тюрьме. А, наверно, я сам во всем виноват, так как не должен был давать воли своей мести. Альфред Винчи и был всегда Сатаной, заставляющим меня убивать святых, как я теперь понял, людей. Если не святых, то чистых, открытых, еще не запачканных грязью людей, которые были выше меня в тысячи и сотни тысяч раз , от которых я не должен ждать прощений, потому что не заслужил их и уже, наверно, никогда не заслужу.
Анат сегодня придет за моей душой. Неужели это конец? Я обречен на вечные скитания? Но разве есть у меня душа? Наверно, она есть, если я не убил Синди. А кто я буду без души?
Ведь она, это то святое, что еще может быть в человеке. Она – та малая частица, что еще просит добра и света. В кого я превращусь без нее? В бездушного убийцу, и Анат будет управлять мной как марионеткой.
Он уде совсем скоро придет. В обойме не хватает трех путь. Первую Сатана заряди в себя, показав тем самым, что бессмертен. Второй пулей он убил Синди. Как же хочется, чтобы этого не было!
Что же делать? Я сижу возле ЕЕ последнего пристанища. Свою рукопись, может, исповедь я положу возле мраморной плиты и… застрелюсь. Поможет ли это мне?
Господи, помоги решиться. А есть ли Бог? Наверно, да, так как существует и Сатана. Потому что есть только то, во что ты веришь. Я беру пистолет в левую руку. Смогу ли? А вы как думаете?