Курортный роман

А было дело знойным, жарким летом, когда по венам быстро льется кровь. Когда любви охота, и сонетов, произошла история всерьез.

Каждый год в отпуск я ездила в Сочи. В специальный санаторий для граждан с кожными заболеваниями. Главврач санатория был очень хорошим дедушкиным другом, поэтому место в номере я получала исключительно с видом на море. Санаторий был построен на возвышенности, к морю надо было спускаться через танцплощдку по очаровательной серпантинной лестнице, каждый поворот которой открывал неописуемый вид на море. Если пройти вдоль берега - попадаешь в небольшой городок, где есть железнодорожная станция, неизменные шашлычные, пара туристических магазинов, сердце городка - рынок, кинотеатр под открытым небом, небольшой порт, где якорились местечковые рыболовецкие судна.

В санатории было нестерпимо скучно. Почти каждое утро маленькие автобусики развозили болезных на процедуры. Обычно это были сероводородные ванны или грязи. После обеда кожные страдальцы были предоставлены самим себе до вечера. По вечерам - либо дискотека у нас, либо в соседнем санатории. Еще можно было сходить в кино. Либо искать приключений себе на задницу в одной из шашлычных, где сразу начинали приставать местные жгучие аборигены, охочие до столичных тел. Особенно если прийти полакомиться шашлыком в одиночку.

В тот год моей соседкой по номеру оказалась Светка Соколова. Не вру! Никогда не забуду. Ей в то лето исполнилось 30 лет и на ее день рожденья местная дискотека пела бесконечно: "У Светки Соколовой день рожденья, ей сегодня 30 лет. Я несу в подарок поздравленья и красивый розовый букет." Светка была счастлива, ее глаза сверкали, юбка развевалась на ветру в такт танцу с очередным старпером, пригласившим ее. А я подпирала перила лестницы и в моей душе почему-то поднималась зависть, что мне вот песен не посвящают, даже с именем моим песен нет.

Мы ходили вместе гулять и купаться. Как-то раз на прогулке мы не выдержали и наломали себе несколько тяжелых, крупных веток с цветами магнолии. Приволокли их в номер и поставили в трехлитровую банку. Через пару часов магнолии налились тяжестью, открыли еще больше свои лепестки. Они были неимоверно прекрасны и пахучи. А потом у нас началась безумная головная боль и тошнота. Мы поочереди играли в ихтионозавра и никак не могли понять, что с нами происходит. Пока, уже не обессилившеие доползли до медсестры. Она резво выкинула магнолии с балкона и сообщила нам, что мы - идиотки, что их запах ядовит и именно поэтому мы тут кормим толчок и мучаемся от головных болей.

Вообще, как ни странно, мне тогда казалось, что в санаториях собираются только пожилые. Мне было немного за двадцать, весь остальной мужской контингент за сорок, что тогда казалось мне просто древней рухлядью. Ламбаду там никто не умел танцевать, "В городе Сочи черные ночи" считалось шлягером и мне хотелось удавиться.

Поэтому я старалась как можно больше времени проводить на пирсе, загорая и купаясь. Пирс этот был единственным за несколько километров от порта. У меня было "застолбленное" место, которое я выбрала себе и в течение нескольких лет приходила только на него. Достаточно далеко от берега, чтобы можно было нырнуть, не опасаясь, что вмажешься головой в каменистое дно. Я вообще не люблю входить в воду постепенно, особенно когда тело нагрето солнцем почти до температуры кипения. Лучше так, вниз головой - и не охнуть, не вздохнуть. Тело ракетой врезается в воду, на какую-то долю секунды перехватывает дыханье - а потом можно спешно натягивать трусики от бикини, съехавшие до колен в момент удара об воду, открыть глаза и плыть туда, в черную притягательную глубину пока не начинает звенеть в ушах. Я обожаю нырять и первое время вводила Светку в панику, долго не появляясь на поверхности.

Как-то утром мы пришли на пирс и я чуть не споткнулась о воздух. У пирса пришвартовалось небольшое судно. Мало того, оно пришвартовалось аккурат у моего лежбища но и еще с той же стороны пирса, где я ныряла. Этого я стерпеть не могла, поэтому, не слушая Светкин писк полезла на корабль. На носу корабля обнаружился мальчишка, одетый в штаны до колена и маленький, черно-белый котенок. Они с недоумением выслушивали мои обвинения в занятии моего, понимаешь-ли исторически застолбленного места. В какой-то момент кто-то постучал меня сзади по плечу. Ну, несанкционированные прикосновения для меня - это вообще как красная тряпка для быка. Я глубоко вздохнула и повернулась к новому противнику. И уперлась носом в грудь, так близко он стоял. Мне пришлось задрать голову вверх, чтобы увидеть чисто выбритый, треугольный подбородок, усы над верней губой и голубые глаза. И все. Я пропала. Это был он, мой курортный роман.

Я уже не помню, как его звали. Да это и неважно. Мой скандинавец, мой викинг, капитан корабля. Через пять минут после знакомства мне было разрешено разгуливать по кораблю и прыгать с борта. Это было намного выше, чем с пирса, поэтому пришлось купить совместный купальник, т.к. один раз во время прыжка в воду бикини просто снесло с меня и его нижнюю часть пришлось долго вылавливать.

Я познакомилась с коком, старым, обветренным мужчиной, от которого веяло отеческой добротой, которой мне так не хватало. На борту, кроме кока, мальчишки-юнги было еще по-моему трое или четверо матросов, но я их совершенно не помню.

Мы с викингом ходили каждый вечер в шашлычные и я гордо вплывала в кафешки, и знойные аборигены моментально захлопывали рты, едва заметив за моей спиной моего попутчика. Мы танцевали ламбаду на нашей санаторской дискотеке, мы ходили в кино под открытым небом, плавали ночами нагими в черном серебре воды и целовались до одури, до смерти. Он научил меня поднимать голову и видеть звезды.

Через несколько дней им нужно было выходить на неделю в море, на ловлю рыбы. Мне тоже оставалась еще неделя. И я попросила взять меня с собой. Светка только взвизгнула, что я ненормальная и что меня в санатории искать будут, но мне было все равно. И он меня взял. Раним утром, когда солнце еще только облизывало верхушки гор, он каким-то образом проник в санаторий, пришел в номер и разбудил меня. И мы убежали - я ощущала себя принцессой из какой-то ненаписанной сказки.

Отдали швартовы, заработал мотор и мы медленно отчалили от пирса. Сложно поверить, но это была моя самая первая поездка по морю на корабле. Я стояла на палубе и отчаянно пыталась впечатать в память уплывающий, все еще пустынный берег. Через пару часов бросили якорь. Во все стороны горизонта не было видно ничего, кроме водной глади. Все, кроме котенка и кока попрыгали в воду. И я пережила свое второе потрясение за это путешествие. Невозможно описать ощущения, охватывающие тебя в открытом море. Вода совершенно другого цвета. Цвета глубокого малахита, пронизанного лучами солнца. И ты понимаешь, что в человеческом измерении под тобой - бездна воды. И можно пытаться нырять до звона в ушах и крови в глазах, но есть незримая, но ощутимая граница, глубже которой море тебя не пропустит.

Накупавшись, полезли обратно по вертикальной веревочной лестнице. И я постыдно не смогла по ней взобраться, несмотря на то, что физически была очень сильна. В итоге, не помню как, меня отбуковали наверх, на палубу.

Сети находились на задней части палубы. Я помогала ставить деревянный "загон" для выловленной рыбы. Мы опять поплыли, сеть постепенно выпустили за борт и мы стали ждать. Мне выдали резиновые сапоги по бедро, перчатки и разрешили сортировать рыбу. Через какое то время сеть стали выбирать обратно. И "загон" начал наполнятся мечущимся серебром, изредка разведенным другими красками. Я уже совершенно не помню, какую именно рыбу они ловили. Помню лишь бочку, наполненную мелкой рыбехой, которую тут же засолил кок. И мы ели ее на следующий день. Вкуснее после этого я больше ничего не пробовала. Помню рыбу-лисицу - многоцветное чудо, которое мы отпускали обратно в море. Какую-то крупную рыбу, которую заботливо упрятали в трюм. Мой викинг сознался, что это контрабанда, они должны были эту рыбу выпустить. Но продадут с хорошим наваром частникам.

Многое стерлось из памяти, и как я не пытаюсь, я не могу восстановить многие части этой мозаики. Помню его маленькую каюту и узкую койку, в которой было так уютно вместе. Помню кубрик, в котором поедали вкусную рыбешку и играли в карты. Помню непередаваемое ощущение свободы.

Через семь дней мы вернулись. К тому же месту, в ту же точку. Причалили к пристани и понеслись за моим чемоданом, т.к. до самолета оставались считанные часы. Дедушкин друг, главврач отловил меня и успел вставить пару пистонов, что я не закончила процедуры и вообще пропала. Увидел мои бездонные от любви глаза, почему-то всхлипнул и пожелал удачи. Так чемодан я еще никогда не собирала. Я просто без разбору швыряла платья, туфли, ставшую уже на всю оставшуюся жизнь ненужную пижаму, зубную пасту в чемодан. А потом мы бежали вниз, к стоянке такси и уже когда ехали я сообразила, что не взяла выписку, что еще что-то не доделала. Но мне было все равно. Оставались последние часы, когда я могла прижаться к его груди и услышать этот особый стук сердца.

Мы успели. Мы успели все. Мы успели сказать, что любим, я успела на самолет, мы успели проститься и пообещать созвониться сразу, как только я приземлюсь в Москве. Мы успели все. Кроме того, что не успели обменяться адресами и телефонами. Такая малость. Это я осознала только в самолете. Больше мы никогда не виделись.