Право на чувство. глава 2

Смех – смехом, а мозг у нас, как известно, из двух полушарий состоит. Поэтому, подчинившись более практичной половине содержимого своей головы, я быстренько поднимаюсь по лестнице в надежде обнаружить автомат, про который мне Галина говорила. Парень-то из части сбежал с оружием, так что надо найти, куда он его спрятал. А то он мне тут усыпляет бдительность всякими естественными потребностями организма, а что у него на самом деле на уме, я ведь могу узнать… когда мне это уже и неважно будет.
Поднимаюсь на второй этаж и бегло осматриваю комнату. Любое, самое незначительное изменение в привычном расположении предметов должно броситься в глаза. Однако, всё на своих местах, и посторонних предметов, похожих на автомат, тоже, кажется, не видно.
Нельзя мне надолго оставлять его одного, пусть даже и в уборной. Надо постоянно держать его под контролем. И вообще – что я себе позволяю! Милиция ловит человека, который преспокойненько, с моего разрешения, справляет нужду в туалете у меня дома, а я хожу и ищу какой-то автомат, из которого, скорее всего, меня в ближайшее время расстреляют! Нормальный человек давно бы уже поднял шум и избавился бы от непрошенного гостя и заодно от грядущих проблем, а я… Ничему меня жизнь не научила!
Послышался звук спускаемой воды. Ага, облегчился, значит.
Быстро, но бесшумно, схожу вниз и занимаю прежнюю позицию.
Вот болван! Мне бы за это время патроны найти, а я упустил шанс, великодушно предоставленный судьбой, и теперь буду за это расплачиваться.
Стою. Топчусь с ноги на ногу. Ружьё, опять же, держу как для стрельбы с бедра.
Секунды тянутся, как резиновые.
Чего он там застрял-то?.. Ненавижу такого рода неизвестность! Слишком много она всяких неожиданных поворотов скрывает. Да и вообще, разве можно было оставлять такого опасного человека без присмотра? Вот он там сейчас вооружится чем-нибудь, и что я со своей палкой делать буду?..
Что-то я из-за его неожиданного «в туалет хочу» совсем бдительность потерял…
Стоять напротив двери в туалет, как часовой на посту номер один, мне показалось неприличным, что ли, поэтому я прошёл в комнату и сел в кресло, приняв позу «хозяин», по пути поставил ружьё, облокотив его о край журнального столика.
Это уже потом, анализируя своё поведение, я понял, что подняться из глубокого кресла мне было бы гораздо труднее, чем вскочить с табурета, который стоял тут же.
За дверью послышался звук льющейся в раковину воды. Он ещё и руки моет! Ну-ну!
Сижу, изображаю грозного дядьку, поймавшего мальчишку забравшегося в огород, а ведь на моём месте другой уже и патроны нашёл бы, и по телефону куда надо позвонил бы. А у меня и телефонный аппарат грудами бумаг завален так, что пока он сам не зазвонит, ни за что не определишь, какая горка на столе телефоном является.
Пока я всё это обдумывал, за дверью прекратились звуки льющейся воды, и через некоторое время появился мой гость. Руки и лицо мокрые – умывался, значит. Головной убор куда-то делся, а без него он сразу перестал походить на солдата.
– Скажите, а что можно в качестве полотенца использовать? А то я как-то постеснялся теми, что тут висят, руки вытереть.
Вопрос был настолько для меня неожиданным, что я как открыл рот, так и замер.
Видимо, моё замешательство он принял за реакцию на его наглость, поэтому стал нервно вытирать руки об одежду, а потом вытащил из-за ремня некое подобие кепки, служившее ему головным убором, и вытер лицо.
– М-да! С гигиеной у тебя проблем, явно, нет, – говорю я ему. – У тебя же одежда не чище той бетонки, что у вас в части от казармы до столовки тянется.
Парень виновато на меня смотрит и с ноги на ногу переминается.
Вот это его поведение и предшествовавшая, чисто детская просьба посетить туалет, видимо, меня и подкупили. Мы же все люди, и ничто человеческое нам не чуждо.
– Ну, ладно. Ты – проходи. Только дистанцию держи. Мы с тобой всё же немного в «Петровку» поиграем. И, это, ты свою эту ортопедическую бейсболку перестань, наконец, мять!
– Это – кепи называется, – обиженным тоном говорит он и запихивает кепку обратно за ремень.
– Проходи. Не топчись там.
Озираясь, солдатик входит в комнату и направляется прямо к креслу, которое стоит напротив того, где сижу я.
– Нет-нет! Ты уж меня извини, но соблюдать дистанцию, я всё же думаю, будет невредно. Давай, чтобы я тебе больше об этом не напоминал. Так что, ты на диван садись, – говорю я и кивком головы показываю в сторону дивана.
– Ладно… – отвечает. – Только ружьё-то теперь ко мне ближе, чем к вам. В смысле – мне его схватить будет сподручнее.
Я буквально врастаю в кресло. Страх сковал меня теперь уже по-настоящему.
Но паренёк спокойно проходит и присаживается на самый край дивана. Скромничает.
Поборов волну страха, пытаюсь сделать вид, что его замечание насчёт ружья меня не интересует.
– Да ты садись поудобней. Что ты ведёшь себя, как в приёмной у командира части. Можешь даже развалиться, если твоя трясучка того потребует. Как она, кстати?
– Если мне опять в туалет понадобится, пустите?
– Ну, а что ж, мне тебя на улицу с твоей проблемой гнать?
– Нет, правда – не выгоните?
– Давай-ка, эту тему пока трогать не будем. Я ещё много чего не знаю, поэтому будем считать, что ты пробрался ко мне в дом, а я даже и об этом ещё не знаю. Я в ванной. Понял?
Но по нему было видно, что он меня совсем не понимает. Сидит на самом краешке дивана, ручки на коленках сложил, глаза круглые – непонимающие. Но не глупые!
Указав ему кивком головы на дверь, из которой он только что вышел, поясняю.
– Я там. Моюсь я. Понял? Душ принимаю, и всё такое…
– Понял. А долго вы в ванной будете?
– А вот это мы с тобой сейчас и узнаем.
Ещё раз, обведя комнату взглядом, солдатик говорит.
– Книг у вас, ну прямо как у нас на старой квартире было! Вы кто? Работаете в смысле кем?
Вижу, не хочет он, так сказать, на злобу дня говорить. Ну ладно, думаю, не буду свежую рану трогать, сам заговорит. Так всегда бывает – проверено.
– Я историк. И если ты в школе учился, то должен быть знаком с моими работами. Я один из авторов того скандального учебника, который хотели запретить…
– Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история! – Вдруг улыбнувшись, сказал паренёк.
– Что? – не понял его я. – Ты о чём это?
– Ну, как только вы сказали, что вы историк, я Воланда вспомнил! Помните?
– А! Ну, конечно! Самое время – книжки вспоминать! – говорю я и отмечаю для себя, что парень-то меня совсем не боится. Или, может, бдительность усыпляет?
– А вы один тут живёте?
– ???
– Ой, простите, это я машинально спросил. Ну, чтобы говорить о чём-нибудь. А то, как представлю, о чём вы меня спрашивать станете, так уже жалеть начинаю, что автомат свой в реке утопил.
Отмечаю для себя и сей интересный факт! Но, не подавая вида, что меня он вполне устраивает, говорю.
– А то, что? Избавил бы меня от излишнего любопытства?
– Опять вы! Я его выбросил, ну… чтобы себя не застрелить. А то, глупость какая-то выходит… Отвечать-то я за свой поступок, конечно, не собирался. Впрочем, я и совершать-то его не собирался…
Смотрю, совсем ему эта тема сейчас не нужна. Видимо, вышла какая-то ошибка, недоразумение какое-то, а парень явно не из тех, которые спокойно могут это пережить. Ну, да что голову-то ломать! Просто надо с ним, как с бомбой, – аккуратно то есть. Как там, в Библии сказано? – «Всё тайное станет явным». Вот. И не надо события торопить.
Немного помолчав, он уже более спокойным тоном продолжил:
– Я ведь шёл сюда, чтобы позвонить, – сказал и смотрит на меня, как будто хочет по каким-то приметам определить, поверил я ему или нет.
– У нас в части телефон, конечно, есть, только там меня сразу повязали бы, – добавляет он.
Некоторое время парень молча меня разглядывает, видимо, ожидая моей реакции на его слова, а потом продолжает:
– Мобильник у меня, конечно, есть. Только он у каптёра остался… Нельзя в караул с телефоном…
– То есть, ты ко мне в дом забрался, чтобы позвонить по телефону, что ли? – не скрывая своего удивления, спрашиваю я.
– Ну да! В этой комнате его, ну, телефона то есть, не оказалось. А сколько времени у меня на всё, я тоже не знал. Вы с этой женщиной поговорили и пошли куда-то. Я из-за машины, ну, где прятался от неё, а потом и от вас, сразу в дом – шасть! А телефона-то нет! А я, как вошёл в дом, заметил лестницу на второй этаж, ну думаю, там-то точно должен быть. Здесь ведь не деревня, правильно?.. Телефоны у всех есть. И номер городской… Про это у нас в части каждый знает.
Говорил он всё это, сбиваясь и путаясь от волнения, но кое-что очень даже прояснил.
Вот зачем солдатики по пустующим домам шныряют, осенило меня. Много раз замечали, что в оставленные без надзора дома кто-то проникал, однако, вроде ничего не украдено. А они, значит, позвонить приходили. Теперь объясняется и появление счетов за междугородние переговоры… Вон оно что!..
– Ты москвич?
– Да.
– Я почему-то так и подумал, когда тебя увидел. Ну, продолжай!
– Я на второй этаж стал подниматься, а тут вы с ружьём, ну, я и понял – кранты мне.
Вот, пожалуйста, ещё откровение! Он, оказывается, как меня с ружьём увидел, так сразу и сдался. А я даже не знал, что в доме кто-то есть, пока запах не почувствовал.
– Думал, пробежать мимо вас к двери, но представил, как вы мне в спину жахнете из двух стволов, и решил, что надо по-хорошему. А тут ещё живот скрутило. Ну, в общем, кончились мои бега.
– Почему же кончились? Я ведь не опергруппа и не следователь, как ты правильно заметил. Можешь в любой момент уйти. Только давай договоримся: здесь тебя никогда не было. Мне статья за укрывательство не нужна. Понял?
Вижу, парень опять сник. Видимо, он только почувствовал моральную поддержку, а я тут же из-под него стул-то и выдернул. Ну, как с ним быть? Я же понимаю, что у него стресс за стрессом, и всё, как говорится, по голове. Педагог или психолог там – из меня никакой. А в такой ситуации – тем более. Скорее, навредить могу.
– Тебя как зовут?
– Андрей.
– Вот что, Андрюха, можешь называть меня Михаилом, но из опыта общения со студентами знаю, что не всем нравится такая фамильярность, поэтому, на всякий случай, я тебе и отчество скажу, – Юрьевич я по батюшке. Как Лермонтов… Но предупреждаю, – пока я ещё ничего относительно тебя не решил, – мы с тобой не знакомы. Ясно?
– Хорошо. Понял, то есть.
Некоторое время мы сидели молча. Парень явно ждал моего решения относительно его дальнейшей судьбы, а я, честно говоря, запутался совсем.
Господи! Ну, почему я не могу ему сказать, чтобы он уходил?! Ведь получилось же раз! Так, что же теперь мешает? Если бы не это его – «мне в туалет надо», – выпер бы его давно за дверь, да и дело с концом!
Вообще, если честно, он мне с самого начала не показался опасным. Просто, неожиданно всё как-то…
Да я и преступника-то впервые живьём вижу! Как себя с ними вести?.. Гнать их ко всем чертям или входить в положение?.. И опять же, может, он в какое-то недоразумение вляпался? По закону, он, конечно, преступник, но…
Надо мне эту дурацкую футболку с черепушкой снять. А то одет я, как эсэсовец! Вон, парень всё время на это ублюдство косится, которое мне подарили знакомые студенты с целью приобщения меня к «великому современному подходу к бренности бытия». У них все шутки с суицидом связаны. Вот друг перед другом и выпендриваются, – кто кого круче. А я теперь, по их милости, как пугало выгляжу. Особенно в моих трениках, растянутых на коленках так, что со стороны я должен быть похож на присевшего на корточки кузнечика со сломанными в обратную сторону коленками. Жуть! Стыдоба! То-то парень меня разглядывает, как в кунсткамеру попал. О! Гляди-ка, оживился!
– Вам бы на голову бандану повязать, вы бы здорово на крутого байкера смахивали! – совершенно серьёзно говорит парень. – Знаете, такие в голливудских фильмах на мотоциклах рассекают, а сзади у каждого по девушке…
– Ага. Особенно в этих исподниках! – срезаю я его подковырку, показывая на свои тренировочные штаны.
– А это – имидж такой! – поясняет солдатик. – Ну, типа – «Чё пялишься»?!
– Спасибо. Буду знать. А то я как в магазин приду, так все деревенские только и делают, что на меня, как ты говоришь, пялятся. А в этих портках я их просто наповал всех свалю, чтоб не пялились! Так, что ли?
– Вы про бандану не забудьте!
И ведь серьёзно говорит-то! Стервец! На моих «скубентов» он, ну, совсем, не похож! Они все какие-то, как сейчас принято говорить, – инкубаторские. Или, нет, – предсказуемые! Во! Точно! Они – предсказуемые! А этот – живой и нестандартный!
Но что же делать-то?! Что же мне с этим нестандартным делать-то?!
Ума не приложу!
Ладно, буду время тянуть, авось, всё само собой и решится. Ну, а пока…
– Давай-ка вот что мы с тобой сделаем: ты сейчас пойдёшь в ванную и вымоешься как следует, а я, тем временем, поесть чего-нибудь сварганю.
Пока я это говорил, у парня глаза размером с блюдца сделались. Но я, как ни в чём ни бывало, продолжаю.
– И вот ещё что: там, в ванной комнате увидишь, ведёрко стоит. Ну, так вот, ты своё шмотьё туда покидай, а оденешься в то, что я тебе сейчас принесу. Мне для этого придётся на второй этаж подняться, вся старая одежда у нас там, в шкафу храниться. Могу я тебе доверять? Не вытворишь чего?
– Ничего я не вытворю. Только вот возиться со мной как с дитятей не надо. Ладно?
– Возиться?!.. Парень, да ты же благоухаешь, извиняюсь, как самый крутой бомж с «трёх вокзалов»! Ты здесь минут тридцать, наверное, находишься, а духан от тебя такой, что кошка сюда даже нос не кажет А она у меня ко всему привычная зверюга. Поверь, я сам служил в армии, и запах портянок и немытого тела мне знаком. Но ты все мои понятия об этих ароматах далеко переплюнул! Так что давай, подготовь там, в ванной, всё, что тебе понадобится, а я сейчас принесу тебе одежонку. Комплекция у нас с тобой почти одинаковая… В смысле я такого, как ты, сложения был ещё лет… пятнадцать назад, так что, всё моё старьё будет впору. Давай, вперёд! Шнель, шнель!
Смотри-ка… послушал! Пошёл ведь!..
У самой двери в ванную комнату, которая посовместительству ещё и туалетом является, Андрей вдруг резко остановился и спросил.
– Скажите, а меня расстреляют?
Вот, что ему ответить? Ведь это не тот вопрос, от которого отмахнуться можно. Человек ведь о жизни и смерти заговорил не после просмотра душераздирающей трагедии.
– У нас, вроде, не расстреливают, – не уверенно сказал я. – Но сколько тебе дадут, я, честно говоря, даже представить не могу. Во-первых, я не только не следователь, я ещё и не прокурор. А, во-вторых, я же не знаю, что ты там натворил. Давай-ка, иди лучше, смотри, что тебе из банных принадлежностей может понадобиться. Лезвия на полке совсем новые, сам найдёшь. И, это… без глупостей. Хорошо?
– Да. Хорошо. Полотенце, если не сложно, дайте, пожалуйста!
– Конечно! Ну, давай!
Он, как-то совсем уже по-настоящему, если так можно выразиться, улыбнулся и пошёл в ванную.
«Чёрт знает, во что я ввязался! – думал я, перебирая вещи в платяном шкафу. – Неприятностей я себе наживу, это уж точно. Ну, разве может это всё хорошо кончиться? А с другой стороны, кем я себя буду считать, если сдам парня властям? Как мне потом с этим жить? Завтра должна приехать жена. Её что, тоже во всё это впутывать? Нет уж, сам всё заварил, сам и расхлёбывай!
Придётся мне каким-то образом паренька из посёлка вывозить. Да ещё это надо успеть до приезда Марины сделать…
Ну, хорошо, вот я его вывез за пределы посёлка. А дальше – что? – Пока, Андрюха! Будь здоров, не кашляй! Пиши почаще! – Так что ли?»
Выключаю свет в комнате. Для всех сплетниц в посёлке свет на втором этаже нашего дома – сигнальная ракета. Если горит свет, значит, Марина дома. А мне на сегодня гостей уже хватит.
Замечательный американский писатель Роберт Хайнлайн сказал как-то: «Если вы взяли бездомного котёнка на руки, то позаботьтесь тогда и о его дальнейшей судьбе».