Право на чувство. глава 3

Я отнёс Андрею всё, что могло бы ему понадобиться, и отправился на кухню готовить ужин.
Но уйти с головой в процесс мне так и не удалось. Самые разные мысли терзали меня, не давая даже секундной передышки.
Во-первых, я постоянно прислушивался к происходящему на улице. Взяв на борт этого пассажира, я перешагнул черту, о существовании которой никогда даже не задумывался.
Да что там – перешагнул черту! Я преступил закон!..
Можно ли считать нормальным человека, который скрывает у себя дома преступника. Ведь, судя по всему, Андрей и есть тот, кого разыскивают милиция и войска. Да он этого и не скрывает. Если верить словам соседки, то убил он нескольких своих… Кем были эти свои? Солдаты это были или офицеры? Что там вообще произошло?
Впервые я пожалел, что не дружу с телевизором. Телевизионщики уже наверняка оповестили всех о только что поступившей порции свежей крови! А что? Народу только и подавай: свежие трупы, тёплую кровь, изнасилованных пьяными подонками девочек и… прочие «новости». Да, будь у меня ящик, я бы уже всё знал. А от Андрея вряд ли чего добьёшься. Ему, судя по всему тяжело далось это «испытание». «Нет, – твёрдо решил я, – сам не расскажет, я его вопросами мучить не стану».
Прожарив как следует несколько приличных кусков мяса, я пошёл к двери в ванную, послушать – как там мой гость. Слышу – вроде плещется. Немного успокоившись, я продолжил свои кулинарные подвиги и настрогал огромную миску салата. Достал из холодильника ветчину, сыр, майонез. Нарезал покрасивее форель собственной засолки, которую сам же, кстати, и ловлю здесь, недалеко от посёлка, в рыбхозе.
Приготовление картофеля фри я отложил напотом, – его же лучше подавать, что называется, с пылу с жару, так что не время ещё.
Вроде всё готово, делать больше нечего. Чем бы ещё себя занять, чтобы снять ту нервозность, которая постепенно оккупировала мой неподготовленный мозг? Открыл аптечный ящик и, прочитав названия на всяких «валерьянках» и «валокординах», закрыл его с твёрдой уверенностью, что до этого опускаться никак нельзя. Не тот случай.
Налив себе полстакана «Каберне» и уже поднеся его к губам, я вдруг вспомнил про ружьё. Господи, да ведь это пугало там так и стоит!
Убрав ружьё на его законное противозаконное место, я вернулся на кухню, взял вино и, смакуя на ходу любимый напиток, пошёл в комнату. Увидев с порога монитор компьютера, я просто остолбенел. Это, каким же надо быть идиотом, чтобы забыть про Интернет!.. Ура! Вот оно!
Допивая на ходу вино, буквально набрасываюсь на компьютер.
Так-с… На «Мэйл. ру» никаких интересующих меня новостей нет. А вот здесь?
Открываю «Рамблер».
И здесь нет! Отлично! Ну, а здесь?
Что за чертовщина?! Все, обычно самые перегруженные сплетнями сайты, молчат про моего героя, как будто парень никого не убивал и ни откуда с оружием не сбегал!
Так! Поищем в «Яндексе». Сюда почти всё стекается… Ничего!
А если набрать в поисковике ключевые слова?.. Так, какое сегодня число? Ага! Теперь – поиск… Обалдеть! Ни одного документа, содержащего похожие слова, не найдено. Вот так результатик!
Если в Интернете об этом ничего нет, то телевизор кроме Петросяна ничего нового не покажет.
Чему, в конце концов, я удивляюсь?! Это с моей-то профессией не знать, сколько фактов, действительно достойных гласности, так и не попали на страницы газет. История – это не то, что происходит. История – это то, что мы помним. А о том, что нам надо помнить, позаботятся люди, которые в этом заинтересованы.
Смешно шаркая большими домашними тапочками, в комнату вошёл Андрей.
– Ну, ты хоть на человека теперь похож! – сказал я, и мы оба засмеялись.
«Всё ещё психуем и боимся», – подумал я, проанализировав наш с Андреем смех.
Парень, пройдя на середину комнаты, с нескрываемым интересом посмотрел на монитор. Я же, тем временем, решил повнимательнее приглядеться к своему гостю.
Моя старая, но хорошо сохранившаяся одежда сидела на нём так, как будто по нему и была сшита.
Лицо парня, ну, никак у меня не ассоциировалось со словом «солдат». На преступника Андрей тоже не был похож. Не было никакой этой некрасивой скуластости на лице славянского типа. Ни расплющенного вздёрнутого носа «картошкой», ничего, что обычно настораживает нас, как признак склонности человека к нечестности и дешёвой меркантильности, не было. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть правильные черты, прямой честный взгляд и красивый рот – не распахнутый, как у деревенского дурачка, а, я бы сказал – почти волевой. Посадка головы была чисто давидовской, но не такой вызывающе гордой, а, если так можно выразиться, в пределах нормы. И покоилась голова на шее, а не торчала круглым наростом прямо из плеч, как у гангстера из второсортного боевика.
Кивнув головой в сторону монитора, он спросил:
– Интернет?
– Интернет.
– Есть что-нибудь? – осторожно, вполголоса спросил он.
– В том-то и дело, что – ничего! – ответил я и пристально посмотрел в глаза паренька, как будто хотел найти там ответ на терзавшие меня вопросы.
Он не отвёл взгляд, просто на какое-то мгновение изменилась мимика. Как пресловутый двадцать пятый кадр, проскочило лицо уставшего, старого человека. С этой игрой мускулатуры лица знакомы все. Мысли человек может спрятать даже от самого себя, но эмоции скрыть невозможно. То, что происходит внутри нас, всё равно проявится и станет заметно окружающим. Это – как утопленник, который рано или поздно всплывает.
– У тебя волосы взъерошены, причешись. Там, в прихожей, у зеркала, найдёшь всё, что надо, и пошли в кухню. – Вспомнив, что ему незнакомо расположение комнат в доме, я показал рукой, где у нас кухня, – вон там, за занавеской вход. Давай, приходи, там уж всё готово.
В этот момент на улице послышался звук приближающегося автомобиля. В комнату ворвался свет фар. Машина резко затормозила, захлопали двери, топот ног и голоса людей сменили царившую до этого тишину. И опять послышался этот неприятный звук, доносящийся из динамика рации.
Мы с Андреем одновременно посмотрели друг на друга, и я понял, он знает, что я теперь их тоже боюсь.
– Сюда никто не войдёт, – перейдя на шепот, сказал я. – Ты, главное, постарайся, чтобы твоя тень не падала на занавески на окнах. Мой-то силуэт соседям знаком, а вот твой…
Некоторое время мы ждали, прислушиваясь к тому, что происходит на улице. Но там всё стихло. Шаги и голоса постепенно удалились.
«Да, похоже, что мы теперь на равных, – подумал я. – Теперь я боюсь уже не его, а их… – тех, у кого принято просить о помощи, когда в твой дом врываются преступники».
– Ну, пойдём. Там, вроде, угомонились, – сказал я более спокойным голосом, слегка подтолкнув Андрея в сторону кухни.
По пути на кухню я постарался подготовить этого напуганного человека к тому, что ему всё же придётся рассказать мне о себе и о том, что он натворил. Да и, вообще.
– Главное, – подчеркнул я, – ты, не в общих чертах должен мне рассказать о себе, а как можно подробнее.
– Вы что, на исповедь меня раскачиваете? – спросил он, резко остановившись.
– Не смеши меня! Какая ещё исповедь?!..
– Тогда, что это даст? Вам, что это даст? – спросил он меня каким-то бесцветным голосом обречённого человека.
«Он что, не понимает, в каком положении находится? – подумал я, и тут же, – а в каком положении теперь нахожусь я?»
– Ты в тупике, парень. Каким бы он тебе не казался длинным, но это всё же тупик. А я из-за своей вислоухости тоже могу оказаться в этом же тупике. А мне это совсем не нравится. Понимаешь?
Он кивнул, и я продолжил:
– Но у меня есть уверенность, что выход где-то рядом. Для того, чтобы его увидеть, мне нужна полная картина. Ясно?
Видимо, фраза «полная картина» пробудила в воспоминаниях паренька настолько яркую и полную картину о последних событиях в его жизни, что он даже, как мне показалось, вздрогнул.
– Ладно, идём… – подтолкнул я его. – В конце концов, ты можешь мне ничего не рассказывать. Это я так… в основном, для собственной безопасности спросил. Хочу знать, с кем имею дело.
Раскладывая по тарелкам мясо и картошку, я вспомнил про кишечную проблему моего гостя. Да, не хватало ещё усугубить его расстройство обильным ужином. Прикинув, что из медикаментов, хранящихся у нас в аптечном шкафчике, можно дать пареньку, достаю упаковку «Бесалола» и высыпаю на ладонь три таблетки «Ношпа».
– На вот, примешь это во время еды, а вот эту, – показываю на «Бесалол», – сразу после ужина.
– Спасибо, я, пожалуй, обойдусь без химии, – говорит он, демонстрируя откровенное недоверие.
– Зато я не обойдусь! Конечно, я в отношении тебя ничего еще не решил, но меня совершенно не устраивает твоя непредсказуемость относительно слабости кишечника. Если мы с тобой попытаемся переместиться из моего дома на более безопасное для тебя расстояние, я должен быть уверен, что ты мне машину не обделаешь, – сказал я таким тоном, чтобы возражений не последовало.
– Вы думаете… – начал неуверенным голосом мой гость, но я жестом остановил его.
– Пока я знаю только одно, Андрей. Тебе ни в коем случае нельзя задерживаться в посёлке. И если мы всё же решим все эти, терзающие меня: «как?», «куда?» и «когда?», то не будет у нас с тобой времени, чтобы каждые пятнадцать минут в лесок по нужде бегать!.. – добавил я.
Было заметно, как он поборол в себе желание сказать что-то ещё насчёт «химии», и молча взял таблетки.
– Налить? – спросил я его, откупоривая вино.
– Я не пью.
– Правильно делаешь! Я тоже не пью. В смысле… Ну, ты понял, да? А вот без сухого красного вина редко ужинаю. Очень, знаешь ли, способствует пищеварению, – сказал я, наливая себе треть стакана. – Если, конечно, это не бурда какая-нибудь, – поспешил добавить я.
– А я, увидев бутылку, решил, что вы кайфуете тут в одиночку, – извиняющимся тоном сказал Андрей.
– Конечно же – кайфую! – полушутя ответил я, и мы принялись за ужин.
Через некоторое время парень, нарушив молчание, сказал:
– А у нас в части, если пьют, то или водку, или абсент.
– Абсент?! – удивился я. – Это же полынная настойка! Да ты понимаешь, что, если он настоящий, от него же «крыша едет»! Картину Дега «Любители абсента», небось, видел, да? Хороши…
– А они говорят, что кайф от абсента – «не такой». В смысле – лучше, что ли.
– Ну да, представляю. Заторможенное мышление некоторые могут принимать за кайф. Только о колоссальнейшем вреде, который эта зелень психике наносит, никто не задумывается! Особенно под воздействием абсента не задумывается! – закончил я, и мы продолжили нашу трапезу.
Меня удивляла эта неосведомлённость современной молодёжи относительно всего, что они, не задумываясь, пихают в себя, с целью получить этот пресловутый «кайф». Не выдержав, я всё же сказал:
– Вообще, тема, касающаяся «получения кайфа», одновременно и очень популярна, и в то же время действует как проявитель на фотобумагу, проявляя тёмные уголки подсознания не только собеседника, но и мои, например, тоже. Вот, затронули мы с тобой тему абсента. А ведь сама причина употребления крепких алкогольных напитков кроется, всего-навсего, в накопившейся неудовлетворённости человека. Не секрет, что человек, привыкший не обязательно к абсенту, ну, а хотя бы просто к водке, никакого кайфа уже не получает. Он просто сменил честное отношение к себе, которое счёл невозможным, на самый доступный и никем не запрещённый способ спрятаться от своих, терзающих душу, мыслей, неизрасходованных чувств и не нашедших выхода желаний. В этом же списке и нереализованная мечта алкоголика, который, конечно же, себя таковым не считает. Но в этом случае он совершил двойную ошибку! Ведь всё, чем он заполнил пробелы в своей жизни, оказалось, со временем, такой же проблемой, как и то, от чего он хотел спрятаться в тумане из паров алкоголя. Всё равно, ошибка, или скорее даже жестокий обман, всплывёт и накажет.
– Вы думаете?
– Уверен. Ты… того, ешь, давай, не отвлекайся.
Мы ели некоторое время молча. Я наблюдал за поведением паренька за столом и не хотел отвлекаться от этого процесса болтовнёй. Андрей, видимо, боялся нарушить порядки, заведённые в доме, где его и гостем-то было трудно назвать.
Я бы не сказал, что он ест, как голодный солдат. Не спеша, правильно используя столовые приборы, он разделывался с кусками мяса на своей тарелке. Было заметно хорошее воспитание и, похоже, что армия его не испортила.
Периодически, вопросительно взглянув на него, я подкладывал ему то одного, то другого, жестами, указывал на тарелки с нарезкой форели, ветчины и колбасы. Он ни от чего не отказывался, но и не «подметал», как дорвавшийся до еды солдафон. Несколько раз он провожал взглядом мою руку с бутылкой вина, из которой я то и дело подливал в свой стакан пару глотков, но я так и не понял, осуждает он мою привычку запивать каждую порцию мяса красным сухим вином, или для него просто это в диковинку.
Как будто прочитав мои мысли, Андрей осторожно, чтобы никого не обидеть, сказал:
– Мне тоже всегда казалось, что к пьянству людей приводит неудовлетворённость. Особенно это заметно на тех людях, у которых наблюдаются какие-то проблемы с противоположным полом. – Подумав, он добавил, – или наоборот, пьянство становится причиной, так сказать, их неустроенности. Как вы думаете?
– Да, ты прав. Основа основ и причина причин – я имею в виду, конечно же, секс, – вот та печка, от которой должны плясать не только «пострадавшие за веру свою» простые люди, но и в первую очередь психиатрия, врачи, занимающиеся, как им кажется, душевными проблемами человека. Почему об этом не говорят правды? Почему всё сводится… Ёлки-палки, да к чему угодно сводится, но ни в коем случае не к сексу! В итоге – Ложь! Именно – Ложь, с большущей такой буквы.
Ложь, одетая в правдивые одежды! Не это ли имели в виду те, кто боялся пришествия Антихриста?
– Близко, конечно, но, как-то уж, извините, на мой вопрос не проливает свет то, что вы сказали.
– А я ещё ничего не сказал! Я только пока вслух размышляю. Закладываю, так сказать, основу, фундамент для вывода, который, возможно, сейчас сделаю. А что касается неудовлетворённости, то, если коротко, в твоих словах ответ уже и содержится!
Плеснув себе глоток вина и посмаковав вкусный напиток, я продолжил:
– Я, вообще, не понимаю каким образом секс стал закрытой или, правильнее будет сказать, неприличной темой. Не здесь ли кроется ответ? О! Кстати!..
Парень вопросительно посмотрел на меня.
– Кстати, Андрей! У тебя есть девушка?.. Ну, в смысле, была она у тебя до армии…
Судорожно проглотив кусок, Андрей положил руки на колени и, глядя куда-то в сторону, тихо сказал:
– Девушка… у меня есть… Только…
– Ну, ты меня извини, брат, если я больную тему затронул. Ладно?!..
– Тема – как тема. Только она не моя девушка, а я не её молодой человек…
– Знаю, знаю, я эти современные понятия. И даже где-то как-то приветствую. Человек не может принадлежать кому-то, как и ему никто не может принадлежать, да?
– Что-то в этом роде… Но у нас другое.
– Слушай, ну, нельзя же так расстраиваться из-за того, что мир устроен не так, как тебе с твоей девушкой хотелось бы… Давай-ка, ешь!.. А то вон и вилку бросил…
Как бы проснувшись, Андрей вернулся к еде.
– О чём я тут заливал, а? Не помнишь? – спросил его я.
– Вы сказали, что не понимаете, как секс мог стать закрытой темой.
– Точно! Ведь то, о чём не принято открыто говорить, можно превратить в товар, в кнут или даже в пряник. Чем люди и заняты почти постоянно. Сколько этих «несчастных» жён и мужей, не получивших в наказание за что-то порцию любви?! Да я с ними сталкиваюсь постоянно! Особенно по утрам, когда зимой удобнее ездить на работу на метро. И каждый раз, когда встречаю человека, «наказанного» таким образом, вспоминаю дурацкий способ наказания детей. Ну, это когда ребёнку отказывают в сладком. Когда ему не дают посмотреть мультфильмы и так далее. Господи, да ведь воспитание – это же не наказание или поощрение! Что же они все со своими детьми делают-то?!! Они что, забыли, как сами мучились со своими родителями? Неизвестно, кто вырастет из такого «обидевшегося» мальчика или «наказанной» девочки. Но очень даже может быть, что вырастет жуткий тиран! – сказал я, сделав ударение на слове «жуткий».
Видимо, с чем-то таким Андрею пришлось в жизни столкнуться. Парень слушал с нескрываемым интересом, не перебивая. Но всё же, по нему было видно, что в моих словах он так и не находит ответов на все вопросы. А с другой стороны, – я же не мудрец какой-нибудь! Так, случайный собеседник.
Но, как говорится – назвался груздем… И я продолжил:
– Да почти в каждой семье есть свой домашний деспот, свой маленький тиран. Так зачем же культивировать зло? При этом, как правило, рассуждая о благих намерениях! В истории этого несчастного человечества масса примеров того, как «правильно» воспитанные дети начинали «правильно» относиться к себе подобным, с радостью отдавая накопившуюся злобу своим ближним и уж тем более – людям посторонним. Вот, например, если потянуть ниточку причин и событий от девятого мая 1945 года к тому, с чего всё началось, то мы с удивлением узнаем, что причиной второй мировой войны были сексуальные проблемы ефрейтора Гитлера! Да-да!
– Вы думаете?! Это же многое меняет! Вся та путаница, которая царит в политике, в бизнесе, получается, уходит своими корнями в секс?!
– Андрюша, я в этом абсолютно уверен!
– Но, это же ужасно! Дело в том….
Он вдруг осёкся. Было видно, что он передумал что-то говорить и теперь лихорадочно искал, чем заменить непроизнесённую фразу. Наконец, он тихо произнёс:
– Просто, я об этом много думал и пришёл к тем же выводам.
Интересно… Мне всегда было интересно, что же не договаривают люди, которые вовремя «наступают себе на язык»!
Видя его смущение и зная, что затянувшаяся пауза может только усугубить неприятное чувство, я сказал:
– Да, конечно, это ужасно, когда такая мелочь, как неудовлетворённое сексуальное желание или просто комплекс неполноценности, влияют на судьбы миллионов людей. Но ведь не только «гитлеры» страдают неудовлетворённостью! Обычные люди – тоже. А это ничуть не лучше. Сколько загубленных водкой жизней, идиотских поступков, неудачных и удачных самоубийств! Жуть!
Нарушив свою привычку есть молча, я уже не мог остановиться. Видимо, эта редко затрагиваемая тема задела меня за скрывавшуюся в глубинах памяти «болячку».
– Пусть только мне не рассказывают сказки о том, что человек пьёт, потому что ему это нравится, – продолжал я, набирая обороты. Андрею, видимо, казалось, что именно алкоголь, так сказать, развязал мне язык.
– Короче, пусть не врут! А пусть лучше вспомнят, всё ли у них у самих в жизни так, как они хотели? Те или не те люди сейчас рядом с ними в качестве мужей или жен? Пусть вспомнят, разве не отказывали им, пусть даже в мягкой форме, те, ради кого они могли бросить всё и пойти на край света? Пусть вспомнят. Пусть подумают. А после – пусть помолчат. И вспомнят теперь другое – то, как оказались они рядом с теми, кого они не любят, а как это принято называть, – уважают? Вот что пусть вспомнят! Но вряд ли они станут вспоминать, кем и при каких обстоятельствах были изгнаны они из Рая, в котором пребывали в мечтах своих.
Посмотрев на Андрея и убедившись, что он не смотрит на меня, как на пьяного болтуна, я продолжил:
– Стерпится-слюбится, Андрей, это молитва слабых людей… Людей, изменивших самим себе. Ну, не всегда, конечно, по собственной воле, но всё же выбравших для себя в качестве религии самообман, – говорил я и одновременно думал, – не навредить бы!
Что за человек передо мной? Какая работа совершается в его голове? Готов ли он к тому, чтобы принять эту информацию? Сможет ли он сделать правильные выводы для себя?
Бегло изучив реакцию паренька на мои слова, я продолжил:
– Поэтому, когда «пьяный дурак» начинает крушить всё вокруг, я знаю – это перебродило неиспользованное чувство. Для него, для буяна этого, сейчас – все сволочи! Потому что сейчас, когда он «свободно мыслит и говорит», они (гады продажные) согласны с тем дурацким положением, в котором находятся. Они согласны с положением нелюбимых и нелюбящих, или любящих тех, кто их отверг. Они смирились с тем, с чем он (этот пострадавший) в корне не согласен!..
Я хотел, было, на этом закончить, но слишком уж много было в моих словах сказанного наспех и недосказанного. Решив, что пробел необходимо заполнить, я продолжил:
– Нет, они, конечно же, тоже не согласны! Но, что они сделали для того, чтобы мир изменился? Что они сделали кроме того, что постоянно занимаются самовнушением! Внушают себе и своим близким, что всё хорошо, что, если не задумываться о том, что жизнь не удалась, то вроде как и жить можно. Для них главное – смириться с положением маленького, не способного что-то изменить человека. Главное – объяснить своим детям, что мир устроен так, что счастья на всех не хватает. Не забывать и повторять, как мантру, всю эту чушь про то, что справедливости нет… Ну и так далее. После этого можно успокоиться! Ведь счастья, которого ты так и не добился, теперь ещё и твоим детям тоже не видать, как своих ушей. – Наконец закончил я и посмотрел на Андрея.
Он долго ел молча. Я тоже, честно говоря, немного устал от такого необычного для меня ужина. Было бы здорово, если темы эти мы больше не будем затрагивать. Ну, не способствуют они пищеварению! Тем более, что у меня и других мыслей хватает. Появление в моём доме этого паренька и та ответственность, которую я на себя уже взял, заставили меня совсем по-другому посмотреть на свои планы.
Я лихорадочно соображал, к кому из своих знакомых я могу обратиться, чтобы наверняка помочь Андрею. В каких только сферах не работают теперь мои бывшие ученики! И чем только они не занимаются в свободное от основной деятельности время.
Однажды, встретив своего бывшего студента на улице, я был приглашён им в какой-то жуткий подвал в самом центре Москвы, оборудованный и оформленный как самый настоящий бункер Гитлера!
Орлы, свастики, черепа… Официантки, вымуштрованные, как девочки-связистки из Люфтваффе. Короче, полный комплект.
Вход туда был возможен только по клубной карте, но меня не только запросто пропустили, а ещё и чуть ли не насильно повесили на грудь жуткого вида бейдж, из которого я узнал, что являюсь почётным гостем.
Через несколько минут у меня полностью исчезли все сомнения относительно того, где я нахожусь и кто сидит со мной за одним столом. Ребята гремели фашистскими наградами, как рыцари латами, а произносимые тосты, как мне показалось, я слышал в фильме «Семнадцать мгновений весны». Но происходило это всё вполне культурно.
Прихлёбывая на удивление вкусное пиво из черепоподобной кружки, я поинтересовался у пригласившего меня в этот бар знакомого:
– Макс, а из какого материала сделаны эти хипповые кружки?
Осушив одним махом добрые пятьсот грамм, Макс ответил:
– Ха! Это не кружки в виде черепов, между прочим… Это детские черепа, приспособленные под кружки. Была, если помните, одна скандальная история в одной детской больнице…
Увидев, как округлились мои глаза, Макс успокоил меня:
– Не, не, не!.. Никакой мокрухи не было!.. Просто, что касалось бесхозных трупиков… ну, кое-что уходило налево… Но ведь клёво получилось! Даже вы, проф, обратили внимание!
Весь следующий час я заказывал что угодно, только не пиво… Тем более, что пиво я, в общем-то, не люблю.
Вспомнив сейчас этого парня и его банду на мотоциклах, я сразу же отклонил его кандидатуру, как помощника в этой детективной истории. Макс сам рассказывал, что в их несколько националистической организации половина членов наверняка завербована МВДешниками, а то и ФСБешниками.
Организация только кажется серьёзной и крепкой, а на самом деле, даже трудно сказать, кто и куда стучит.
Нет, здесь Андрею не помогут. А вот «засыпаться» можно запросто. Да и не люблю я всех этих… не наигравшихся в детстве в зондер команды ребят. Здесь должен быть надёжный человек, который не шарахается от своих клубных знакомых на улице.
К знакомым, работающим в милиции, тоже, вроде не пойдёшь… Ещё быстрее заметут, чем с этими ряжеными фашиками вляпаешься.
Что делать-то?! Куда мне теперь этого паренька девать-то?
Мой солдатик, между тем, стал понемногу успокаиваться. Глядя на него, я тоже, хотя бы на время, решил отдохнуть от терзавших меня мыслей и сосредоточился на ужине.
Теперь наше молчание нарушил Андрей.
– Можно полюбопытствовать?
– Пожалуйста. И, это – ешь, давай. А то, вон сколько всего ты ещё не пробовал.
– Спасибо! Я вот что хотел спросить, там у вас шкаф, – он показал в сторону комнаты. – Это ведь Ди-Ви-Ди, если я не ошибся?
– Не ошибся. Там в основном кино, но есть и документальная хроника и концерты разных групп, а также научно-популярные фильмы.
– Много их у вас! Но книг, всё-таки, больше. Ну да, вы же историк.
– Ты знаешь, книги для историка иногда больше помеха, чем источник информации. Каждый писатель искажает действительность на свой лад, а мне нужны факты. За то время, что я живу, я наблюдал столько резких поворотов истории! Столько всего произошло и случилось! Но в книгах и фильмах всё показано с точки зрения, выгодной для того времени. Выгодной, я бы сказал, в кавычках. Но изменить-то уже ничего нельзя! Люди смотрят фильмы, читают книги, и у них складывается представление, запрограммированное создателями тех «шедевров» мировой классики, которые, всего-навсего, показали своё видение затронутой ими проблемы.
– Да, знаю. У нас в классе один чудик утверждал, что фильм «Турецкий гамбит» основан на исторических фактах.
– Да ты что! Серьёзно?!
– Совершенно серьёзно. Да, такая путаница сейчас повсеместно встречается. Вы что, не знали?
– Обалдеть! В таком случае, вся моя работа никому не нужна. Кроме меня конечно. Я же зарплату должен как-то отрабатывать.
– Вы, я смотрю, пессимист. Из-за какого-то двоечника, который не только историю не знает, а за свою жизнь не прочитал ни одной книги, уже на свою работу смотрите, как на никому, кроме вас, не нужное занятие.
– Да нет, что ты! Просто, когда каждый день сталкиваешься с таким дремучим невежеством, а пользы от своей работы не замечаешь, начинаешь подумывать, а кому это всё на фиг нужно!? Ведь, профессию выбираешь – как женщину! Чтобы любимая была и не бесплодная. Эх, да что там говорить, у нас ведь с тобой такая огромная разница в возрасте. Тебе сколько?
– Двадцать. А какое это…
Из комнаты донесся звук колокольчика, коротенькая мелодия из нескольких нот. Мы оба замерли с каменными лицами, настолько неожиданным был этот звук.
– Это почта, – с облегчением выдохнув, и как можно спокойнее сказал я.
– Какая почта? – спросил Андрей, и по его голосу я догадался, что парень не на шутку перепугался. Да я и сам, если честно, разве что стол с перепугу не опрокинул.
– Электронная почта. Скорее всего, это моя жена.
– Ваша жена?.. Пришла?!.. – он даже привстал. Одна рука вцепилась в скатерть, другая – нервно сжимает полу свитера.
– Да нет же! Это компьютер. Ну, почта! Интернет! Программа почтовая так оповещает о новом письме… Понял?
– Теперь понял. Извините. Просто, я никак не могу привыкнуть к своему положению. Привыкнуть к тому, что меня могут в любой момент забрать и посадить. Это всё так неожиданно случилось… Ну, может, конечно, и есть люди, которые готовы к тому, что им придётся скрываться… Готовые натворить что-то. Да, наверняка есть. Вся эта уголовная романтика не на голом же месте выросла! Но ко мне это не имеет никакого отношения! Я к этому не готов. И не хочу быть готовым к этому. – Всё время, пока говорил, он смотрел в сторону комнаты, в сторону источника звука, который нас испугал, и теперь, повернувшись ко мне и посмотрев в глаза, спросил, – вы мне верите?
– Если бы я тебе не верил, мы бы с тобой тут не сидели. Тебе не кажется?
– Простите! – и немного подумав, вдруг, говорит, – а как это вы сделали? Ну, я имею в виду ваш фокус с ружьём!
– Какой ещё фокус? – спрашиваю я его, а сам уже жалеть начинаю, что в «веришь – не веришь» играть вздумал с человеком, которого ищут до зубов вооружённые представители власти. Быстро я забыл, кто со мной за одним столом сидит. И обвиняется он, сами знаете, не в том, что по чужим огородам шнырял.
– Ну, ведь вы же на улице, когда с этой женщиной разговаривали, у вас же ружья не было! А как только вы в дом вошли, я же потихоньку стал по лестнице спускаться, а вы уже с ружьём!
– А, вот ты о чём! Да нет здесь никакого фокуса!
Сказать, или не сказать ему? Я, как мог, тянул время, надеясь, что он, потеряв интерес, сменит тему сам. Но парень продолжая что-то жевать, смотрел на меня, явно ожидая ответа.
– Там, в прихожей оно, в углу стоит, – сказал я таким тоном, каким обычно говорят: «Подумаешь – фигня, какая».
Смотрю, парень не понимает.
– Ружьё стоит в углу, а не видно его потому, что прикрыто оно шинелью, которая там же на крючке висит. А на полу, под шинелью, стоят сапоги. Вот ружья и не видно!
Заканчивая фразу, я уже начинал немного нервничать. Поэтому, чтобы успокоиться самому и заодно успокоить его любопытство, спросил:
– А что это тебя ружьё так заинтересовало? Я же, вроде, больше тебя на мушке не держу?!
– Извините. Просто так неожиданно появилось ружьё! А потом – бац, и снова пропало. Вы не думайте, я просто загадок не люблю. Они же все обманом пропитаны! Все загадки – это тесты на возможность «объегорить» собеседника.
– Ты так думаешь? – обрадовался я, что тема ружья себя исчерпала.
– Ну конечно же! Люди тестируют друг друга, как бы… Ну короче, кто лох – кто не лох. А выглядит всё, как игра. А на самом деле большинство загадок нечестные.
– Слушай, а ведь действительно, половина загадок, которые мне известны – нечестные! Обалдеть! Никогда об этом не задумывался!
– А вы, часом, ничего такого не подумали… Ну, что я вдруг про ружьё спросил?
– Всё нормально, Андрей! Чай пить будешь?
При слове «чай», он заметно оживился. Как будто это было кодовое слово, переключающее его в другой режим восприятия.
– А? Да, конечно! Только я пью очень крепкий и очень сладкий чай.
– Чифиришь помаленьку? – спросил я, заговорщицки подмигнув.
– Да нет, какой там чифирь! Пристрастился я, конечно, к чаю не на шутку, но чифирить мне не понравилось.
Я тем временем поставил на плиту свой, как его называет жена, «бронебойный» чайник и распахнул полку, чтобы продемонстрировать коллекцию чая.
Каждый, кто знает толк в чае и держит в доме несколько любимых сортов этого напитка, обязательно хвалится своим богатством перед гостями. Вот и я, открыв обе створки полки, театрально отошёл в сторону и многозначительно повёл бровью.
– Ого! А я, честно говоря, думал, что вы только в этом разбираетесь, – он показал на бутылку вина.
– Эх, Андрюша, сухое красное вино пьют те, у кого нехватка ферментов, необходимых для пищеварения. Можно, конечно, и в аптеке это всё купить, в таблетках. Но ведь это… ерунда какая-то, таблетки все эти! Вино – другое дело! Есть целые народы, которые с детства его употребляют. Что же касается меня, то посмотри – за весь ужин я не выпил и трети бутыли. А вот чаю я выдую столько, что мы потом выстроимся в очередь около туалета.
Он улыбнулся моей шутке и извиняющимся тоном сказал:
– Да я тоже, в общем-то, пошутить хотел.
– Даже если бы ты сказал серьёзно, меня таким не подденешь! Я запросто обхожусь без спиртного, но сухое красное вино – это для меня половина желудочного сока! Про винолечение слышал?
– Нет! – он удивлённо поднял брови, – а что, и такое бывает?
– Ещё как бывает! Давай лучше чай выбирай, а то я тебе сейчас целую лекцию закачу про ферменты.
– Хорошо. А вы ей отвечать будете?
– Кому? – не понял я.
– Жене, она же вам написала. Вы сами сказали – почта пришла.
– А! Вот ты про что! После чая. Мы с тобой сначала почаёвничаем, а потом в комнату переместимся. Вот тогда я ей и отвечу.
– У вас же телефон есть, а вы с женой переписываетесь…
– Телефон? Есть, конечно!.. В комнате он… На столе… Просто он завален всякой фигнёй, вот его и не видно.
– Вы так странно говорите. Переместимся, вместо – пойдём. Фигня, вместо того, чтобы сказать – хлам.
– А что, хлам, по-твоему, не фигня? И если мы куда-то идём, разве мы не перемещаемся?
– Перемещаемся.
– Ну, вот! Ты чай-то выбрал?
– Да, только можно, я себе сам заварю?
– По-другому и быть не может! Валяй!
Я наблюдал за тем, как он заваривает чай. Это был целый ритуал, в принципе, похожий на мой. Видимо, все чаеманы ведут себя одинаково. Сам чай подсказывает нам, как должен выглядеть процесс. У всех, кто подвержен какому-нибудь пристрастию, со временем вырабатывается привычный ритм, нарушать который нельзя. Однажды я своим вторжением нарушил процесс распития дешёвой водки группой студентов, где бы вы думали? В туалете! Когда я выходил, прозвучало слово, которое я запомнил на всю жизнь: «Кайфолом»! Представляете, меня назвали «кайфоломом» всего лишь за то, что я зашёл помочиться в специально отведённое для этого место! Со временем, мне это слово стало нравиться. Несмотря на своё явно сленговое происхождение, оно очень правильно отражало состояние души человека, которому сломали кайф.
Наконец, Андрей заварил себе чай и жестом пригласил меня, чтобы я заварил себе.
Демонстрируя Андрею своё искусство заваривания чая, я краем глаза заметил, что он наблюдает за мной, как наблюдал бы ученик за действиями шамана.
– А всё-таки, почему вы переписываетесь со своей женой, вместо того, чтобы позвонить? Ведь телефон-то у вас есть, – вдруг спросил он.
– В коротком письме можно сказать куда больше, чем во время телефонного разговора типа: «Привет! Как дела?». Мне больше нравится писать письма, чем мычать в трубку.
– Я тоже не люблю говорить по телефону. Письмо – другое дело! Тут я с вами полностью согласен, – сказал Андрей, напомнив мне причину своего появления в моём доме.
– Андрюш, а куда ты хотел позвонить? – спросил я тоном человека, которого это вроде и не очень-то интересует. – Может, в «Комитет солдатских матерей»? Или в Министерство обороны? Ведь ситуация у тебя, как я понимаю, непростая, да?
Закончив заваривать чай, я повернулся к нему и, поигрывая чайной ложечкой, спросил его уже серьёзно:
– Может, ты хотел позвонить в милицию? Или на телевидение, чтобы что-то рассказать? Что-то такое, что могло бы предотвратить твой арест? Или, может, ты хотел объяснить что-то?..
Парень сидел, сцепив пальцы, нервно сжимая и разжимая их. Было слышно как хрустят суставы. Он кусал губы, и по нему было видно, что мой вопрос застал его врасплох.
Наконец, совладав с собой, он сказал:
– Я шёл, чтобы позвонить своей…
– Матери?
– Нет, что вы?! – он так удивился моему предположению насчёт звонка маме, как будто я сказал какую-то неприличность.
– Значит, девушке?
– Да! То есть, нет! Не совсем, то есть… Своей…
С ним происходило что-то, что можно охарактеризовать как внутреннюю борьбу. Он явно метался между желанием сказать что-то важное и желанием послать всех к чёртовой матери. Всех, кто бесцеремонно лезет во что-то очень личное.
Он с трудом расцепил терзавшие друг друга руки, дыхание его стало прерывистым, и вдруг он заговорил.
– Я искал телефон, чтобы позвонить своей сестре. Я хотел заступиться! Она… У нас… Мы с ней…
Он вдруг вцепился пальцами в свитер у себя на груди и, не замечая с какой силой растягивает трикотаж, попытался продолжить:
– Однажды у нас так получилось… Мы тогда ещё совсем дети были…
Страшная догадка пронзила мой мозг! «Но ведь этого не может быть!» – подумал я.
– О господи! Только не это! – вырвалось у меня.
Андрей с ужасом смотрел мне в глаза. Видно было, как он сделал над собой усилие, чтобы совсем уже тихо произнести:
– У нас с ней… А они узнали…
– Вы с ней в близких отношениях? Ты это хотел сказать?
– Да… – выдавил он и медленно опустился на стул, даже не посмотрев, куда садится.
Не представляю, что происходило в душе человека, решившегося на такое откровение, но мне надо было срочно что-то предпринять, чтобы парень не натворил сгоряча чего-нибудь. Хотя, он уже, похоже, всё натворил.
Тем временем, на улице, преследователи моего непрошеного гостя вернулись к оставленной машине. Они довольно весело переговаривались по рации, из чего я сделал заключение, что усталость взяла над ними верх. Так ведут себя люди, которым надоела игра в «казаки-разбойники». Страх перед вооружённым беглым солдатом прошёл, когда они убедились, что посёлок живёт своей повседневной жизнью, и никто не подстерегает их с автоматом за каждым углом. А может, они решили, что Андрей подался в лес? Или это такой специальный трюк. Мол, ни черта мы здесь не нашли и потому уезжаем, а сами будут из засады следить, не потеряет ли солдатик бдительность, убедившись, что никто его не пасёт.
Машина полоснула фарами по дому и на довольно высокой скорости рванула прочь.
– Андрей, ты не думай только, что я осуждаю тебя, или как к извращенцу теперь стану относиться. Вовсе нет!
Парень или не слушал меня, утонув в своих мыслях, или впал в шоковый ступор. Он даже на шум на улице не обратил ни малейшего внимания.
– Послушай меня! История человечества сплошь кишит подобными случаями. И мне с этим сталкиваться – не привыкать. Ты разве забыл, кто я по профессии?
Не заметив никакой реакции на свои слова, я продолжал, боясь оставить его наедине с его собственными мыслями:
– Да что там моя профессия! Я тебе могу кое-что рассказать… И вообще, с возрастом я ко многим вещам стал относиться не так, как принято. В смысле – не так, как в обществе принято. И потом… Андрей… я не забываю, что добровольная сексуальная связь между совершеннолетними родственниками по российскому законодательству преступлением не является!.. Между людьми всякое бывает…
Оказалось, что он меня слушает. По крайней мере, когда он посмотрел на меня, взгляд его был вполне осмысленным.
– А как вы догадались? – спросил он бесцветным голосом человека, которому уже всё равно.
– Может, всё-таки выпьешь вина? Полегчает, по себе знаю.
– Если вам не трудно, дайте мне, пожалуйста, мой чай.
Я подал ему его кружку и обратил внимание, что руки у него не дрожат.
– Спасибо. Так как же вы догадались-то? Я же ещё и сказать-то не успел… – повторил он свой вопрос.
– Да ты сам почти сказал! Мне, что называется, оставалось только недостающее слово вставить.
Он поднял фарфоровую крышку и как заправский чаеман потянул носом аромат. Отпил. По лицу было видно – заварка удалась.
– Они бы не догадались. Даже когда она ко мне в часть приезжала не догадывались! Они её письма ко мне перехватывали в поисках фотографий. И читали их заодно. Сволочи!
Не имея опыта, как вести себя в таком случае, я осторожно спросил:
– Ты о ком? Кто такие, эти… они?
– Да были два урода в нашей роте. Они хотели….
Не договорив, он изменился в лице. Потом, закрыв на мгновение глаза, и, видимо, прогнав от себя какое-то неприятное видение или страшную мысль, коротко закончил:
– Сегодня утром я их убил. Прямо в караулке. Обоих.
«Ну, вот, кажется он всё и сказал, – подумал я. – Теперь с ним или истерика случиться, или ему полегчает. Так всегда с людьми бывает. Хотя, конечно, не со всеми».
– А сестре зачем хотел позвонить?
– Рассказать всё, – и уже совсем тихим голосом добавил, – и попрощаться. Ведь думал – расстреляют меня… Или я сам…
– Успокойся, никто тебя не расстреляет. Нет таких законов. Посадить тебя, конечно, посадят, но вот насчёт расстрела, это ты загнул.
– А можно от вас позвонить? – он спросил это с такой мольбой в голосе, что я чуть не сказал ему: «пожалуйста». Однако рассудительность взяла верх над эмоциями.
– Ты не думаешь, что твой домашний телефон сейчас на прослушке стоит?
– Блин! Точно! Ведь когда кто-то из части сбегает, его в первую очередь дома встречают. Скольких дураков так отловили. Мне про это бывший особист рассказывал. Почти все бегуны, – говорил он, – домой приходят.
Сказав это, Андрей о чём-то задумался, а я вдруг понял, что положение, в котором оказался я, ничуть не лучше. Теперь, когда я знаю, кто он и что натворил, я становлюсь соучастником, или как там это у них называется?
– Андрюш, пойдём в комнату. Надо что-то делать, а не яйца высиживать.
Грустно улыбнувшись моей шутке, он допил чай и пошёл за мной в комнату.
По дороге я отметил для себя, что уже спокойно отношусь к тому, что этот человек находится за моей спиной.