Золотая долина. Глава третья

    Отсутствие Аленки обнаружили уже сидя за завтраком. Сиротливо стояла наполненная кем-то из девчат чашка и кружка. Поначалу даже это не обеспокоило Павла Матвеевича. Мало ли – приспичило  девчухе не вовремя. Закончился, однако, ужин, уже собирали не доеденное со стола девчонки, а ее все не было.

      - Алена где? - вопрос как ждали - ребята переглядывались недоуменно, и тут только выяснилось, никто не видел ее с самого утра. Люся и Света, спавшие с ней в палатке, тоже не видели ее утром. Ложились вместе. Задумавшись на несколько мгновений, Люся неуверенно произнесла:
 - Она ночью, кажется, выходила. Спала я, наверное, как приснилось, что из палатки она выбиралась. Вскинув на Павла Матвеевича испуганные глаза, помолчала, добавила:
 - Уснула я, наверное, сразу потом. Не помню, как вернулась она.
      
     Беспокойство ворохнулось в душе, ночные тревоги, взгляды из тьмы вспомнились сразу. Не тот, основательный, хозяйский, а те, что перед ним, крадущиеся, нездорово и недобро любопытные.
 - Так, ребята, затихли все! Сосредоточившись, выдержав паузу, крикнул протяжно:
- Але-е-на-а-а-а!!! Э-ге-ге-й!!!  Выждал минуту - тишина стелилась кругом.
  - Всем здесь быть! Ни шагу от палаток! Я гляну кругом - он торопливо отошел на несколько десятков шагов и пошел вокруг лагеря. Приседая, временами оглядывал траву вокруг.  Роса еще не сошла, и дорожка следов была бы видна четко. Нашел-таки.    
Между лагерем и рекой, от натоптанной ими за прошедший день тропки, в нескольких местах пролегли стежки следа. Свежие следы, по росе уже. Дошел до речки. На прибрежных камнях следов, естественно, не было, но на противоположном берегу невысокий обрывчик берега осыпался свежей землей.

      - За каким же рожном ее на другой берег ночью понесло? Он, быстро скинув кроссовки, перебрел речку. Чуть в сторонке, чтобы не смять след, выбрался на бережок, подошел к осыпи. Неприятное чувство беды холодком прокатилось по спине. Тропка. Да не от легких, неуверенных девичьих шагов во тьме. Шел не один. Шел сторожко, стараясь не мять излишне траву, но прошло здесь несколько человек.
 
     - Туристы? Охотники? - Он задавал себе вопросы, уже зная ответы на них. И туристы, и охотники не стали бы, таясь, караулить их ночью.
- Хитники? Старатели?  - он назвал их старым, дедовским словом и это было единственное, что он мог придумать в тот миг...

                * * * * * *

       ... Аленка, вечно неунывающая хохотушка и заводила всех проказ, их Аленушка сидела на выворотне нагишом. Обхватив ногами ствол и опираясь на него руками, словно стремилась приподняться вверх, и оттого вытянувшись напряженным тельцем, смотрела на них распахнутыми невыносимой болью глазами, но ничего не говорила. Смотрела, не шевельнув ресничкой и, казалось, не смущаясь своей наготы. Почуяв неладное, Павел Матвеевич жестом остановив ребят, кинулся к ней и замер, оглушенный увиденным.
 
       Ноги девушки, схваченные у лодыжек сыромятными ремешками, были привязаны к повисшему на них бревну, и оно тянуло ее вниз, насаживая на вонзившийся в промежность сук. Струйки крови на ее бедрах уже подсохли, ступни ног посинели, перетянутые глубоко врезавшимися ремнями. Темные, почти черные пятна синяков и кровоподтеков сплошь покрывали тело. На животе и грудях отчетливо виднелись следы укусов. Она давно уже сидела на этом выворотне, он понял это как то сразу, и так же сразу понял, что она уже не видит их. Вообще уже ничего не видит здесь, в этом мире. Своими голубыми глазенками она уже смотрит туда, в ожидающую ее вечность, и он понял также, что ничем не сможет помочь ей, да и никто бы не смог ей помочь сейчас.

      Не торопясь, словно во сне, он подошел к ней, взмахом ножа пересек ремешки, даже не заметив, как рухнувшее бревно сильно ударило его по ногам. Попытался снять девушку, но только немного наклонил уже начинающее остывать тельце. Обошел выворотень, поднявшись на него, обхватил тело сзади, под мышки, потянул его вверх, напрягаясь изо всех сил, тащил ее с вонзившегося в тело сука, и, не удержавшись, свалился вниз, не выпуская ее из рук. Словно не почувствовав ушиба встал, подняв безвольно обвисшее тельце на руки, пошел к стоящим поодаль ребятам, машинально сдувая хвоинки с чернущей Аленкиной шевелюры, теперь словно засыпанной пеплом.
- Да ведь она поседела совсем - подумалось ему и в этот миг истошный девичий визг, врезавшись в уши, выдернул его из прострации, в которой он находился с того момента как увидел ее.
      
      Они шли к лагерю, растянувшись недлинной цепочкой. Павел Матвеевич нес остывающее тело девушки, временами поглядывая вперед, где перед ним мелькала белая футболка Толика. Паренек шагал перед ним, уже видны были палатки, когда белое пятно футболки выплеснулось бугром, и спина парня брызнула на него ошметками красного. Из рваной дыры фонтанчиком плеснула кровь. Сделав еще несколько шагов на подгибающихся ногах, Толик молча повалился вперед. Упал, застыл,  не шевелясь, тело его еще подергивалось рябью судороги и обмякло расслабленно. Только сейчас долетел до них гулкий раскат выстрела. Шедшие позади него ребята еще ничего не поняли и, ошеломленные смертью Аленки, машинально продолжали идти. Собравшись около него тесной толпой, стояли, непонимающе глядя на лежащее перед ними тело и все еще не понимая, что же происходит.
 
      - Ложись!!! - Павел Матвеевич выкрикнул это машинально, почти швырнул тело Аленки на траву, толчками и ударами сшибал с ног окружавших его ребят, расшвыривая их в траву и пытаясь при этом закрыть их своей спиной от следующих выстрелов. В несколько мгновений уложив группу, залег сам, уже понимая, что выстрелов больше не будет. За те мгновения, что они стояли около Виталия, стрелок мог выстрелить несколько раз. То, что стрелок отменный, он понял сразу, армейская выучка подсказала ему и примерное направление пули и место, где прятался неведомый снайпер. Метрах в трехстах от них, среди скальных нагромождений, всплывало облачко дыма.

      Мгла ужаса и непонимания затопила сознание.   
-   Что? Что творится здесь, в этой, затерянной в тайге, благодатной долине? Кто мог убить его ребят? За что? Вопросы шквалом неслись в голове, не находя ни ответа, ни объяснения. Талой водицей стекала жуть, унося годы и разбудив спящее прошлое. Суровая школа Вьетнама и Камбоджи, запрятанная в глубинах сознания, оживала в нем, превращая его в машину без эмоций, страха и жалости.

     - Порох дымный и, судя по облаку дыма и характеру ранения, калибр приличный. Похоже - кырла. Хотя, где сейчас найдешь это допотопное ружье? - он мгновенно прогнал это в мозгу, просчитывая уже, что же делать дальше.
Встав из густой поросли трав, они были бы как мишени в тире. Любое движение выдавало их невидимому стрелку, и Павел Матвеевич, резко выдохнув, скомандовал:
- Лежать всем, не шевелясь! Ждите, пока не вернусь, - быстро пополз к руслу пересохшего  ручья, скрываясь от стрелка за высокой травой. Не столько спасаясь,  он мог бы пробежать до него маятником, и даже профи не попал бы в мелькающую перед ним фигуру. Он хотел подобраться к нему скрытно и взять живым, чтобы узнать, что же происходит.
 
     Скатившись в русло ручья, рванул по нему, забыв про годы, с одной только целью - успеть, пока не ушел, не растворился в каменных лабиринтах этот невидимый снайпер. Через несколько минут он был уже под скалами. Обходя их, заметно сбавил темп, стараясь не выдать себя ни звуком, ни движением. Взобрался по камням сбоку и выше предполагаемой засады, осторожно выглянул из-за скалы.
 
       Прямо перед ним, чуть ниже и правее, на валуне спокойно лежал мужчина. Стрелок. Длиннющее, непривычного вида ружье, лежало рядом, а он, не шевелясь, смотрел в направлении их группы. Выждав несколько минут, определяя, нет ли тут еще кого-то, Павел Матвеевич плавным, расчетливым движением бросил свое тело вниз - на спину лежащего. Впечатал ноги в его плечи, ломая руки стрелка в суставах, исключая малейшую возможность сопротивления, но полностью сохранив для дальнейших бесед.
 
        Удар получился сильнее, чем он рассчитывал, и вышиб сознание из лежащего. Отключился стрелок, даже не вскрикнув. Павел Матвеевич перевернул его на спину, отметив неестественное положение рук.  Обе были или сломаны в предплечьях, либо выбиты из суставов.

        Перед ним лежал мужчина лет сорока, в рубахе и штанах из грубой материи. На ногах – сапоги кожаные. Лицо, сплошь заросшее бородой, было залито кровью. Пощупав артерию, он понял - живой стрелок. Мужчина действительно начал приходить в себя, застонал коротко. Чтобы ускорить процесс, Павел Матвеевич отвесил ему пару крепких оплеух. Глаза лежащего раскрылись, и он, зарычав, вскинулся, дернув перебитыми руками, рухнул на спину, глядя на него затопленными болью и нечеловеческой злобой глазами. Прорычал, хрипло выдавив пузырящимися кровью губами:
     - Убью! - и замолк, тяжело дыша, подтягивая для удара ноги.

       Не замахиваясь, коротким ударом пятки в лонную кость, Павел Матвеевич прекратил сопротивление в зародыше. Вновь, сдавленно зарычав, бородач лежал перед ним, корчась от боли.
- Поговорим... - Павел Матвеевич собирался сказать это равнодушно, но слова вырывались изо рта рычанием, в этот момент он хотел только одного, рвать лежащего перед ним снайпера, рвать его в клочья. Он несколько раз глубоко втянул воздух, загоняя эмоции внутрь.

      - Со Старцами говорить будешь, - бородач произнес это с явной угрозой, почти с издевкой, но он не отреагировал на это. Он уже вновь был машиной, бездушной и расчетливой.
- А ты, значит, говорить не будешь. Он присел перед мужчиной, легонько прикоснулся к его плечу, ощупывая место перелома легкими касаниями пальцев.
- Не буду, хоть режь меня, - в лицо ему бородач выплюнул слова с брызгами крови.

       - Ты не только говорить, ты у меня соловьем петь будешь, как воробушек зачирикаешь, - улыбнулся ему в лицо, сжал предплечье, повернув сломанную руку, услышал скрип костей и, впечатав костяшки согнутых пальцев в солнечное сплетение, остановил не успевший сорваться с губ бородача вопль.
Ощерившись в безмолвном оскале, тот корчился от боли.

       - Больно, что ли? – Павел Матвеевич спросил это почти ласково. - А можно еще и так, - пальцы его клещами впились в другую руку смещая раздробленную кость, и бородач забился от боли, молчаливо вопя широко распахнутым, задыхающимся ртом.
- И вот так, - пальцы Павла Матвеевича неторопливо ползали по телу лежащего, безжалостно выискивая нервные узлы и расчетливо увеличивая дозы боли, в то же время  не давая ему потерять сознания.

       Всплыло перед глазами истерзанное тельце Аленки и он, сдвинув руку в промежность бородача, сгреб яйца и сжал их, раздавливая пальцами и снова улыбнулся лежащему по-отечески нежно:
- Это разминка, считай, цветочки, я сейчас вплотную тобой займусь, небо тебе с овчинку покажется. Он усилил нажим, и вернувшееся к бородачу дыхание выплеснулось воплем:
- Все скажу, что спросишь, только убей потом сразу. Старцы мучить будут и на очищение отправят, так лучше сразу уж. Все одно - не жилец я теперя...

       Теперь он глядел уже без злобы, отрешенно и спокойно, словно перешагнув некую грань:
-  А вам не уйти все одно, поубивают всех и мучить будут. Парню твоему еще повезло, без муки отошел, - он вздохнул.
-Не уйти вам живыми от Старцев, так что спрошай, чего надоть тебе, - смотрел он теперь в небо, равнодушно провожая взглядом медленно плывущие облака. - Спрошай, да кончай меня.
Он коротко глянул ему в глаза, и Павел Матвеевич понял - мужчина не рассчитывает остаться живым, более того, не хочет, но отвечать будет без утайки и расскажет все, что знает.

       - Кто вы, что за Старцы такие и почему убили моих ребят?- спросил он его.
- Мы детки Божьи, воистину верующие, и от греха мирского в этой долине спокон веку таимся. От грязи вашей скрываемся, от соблазнов бесовских. Старцы - пастыри наши духовные, отцы-радетели и перед Богом заступники, учителя наши, ведут нас по пути истинному, да учат уму-разуму. Заученной тирадой лились слова, Павел Матвеевич засомневался даже – понимает ли смысл сказанного сам бородач.
       
        Не затянулась пауза, раздумчиво, как бы переживая сказанное, продолжил стрелок:
- Тяжко ученье то,  да Богу угодно, и муки наши ему радостны - хоть на кресте распятие, хоть огнь очистительный. Душа мукой очищается, и ангелы ее в царствие небесное на крылах своих возносят. Да это все сам увидишь, как к Старцам попадете, а бить вас больше не будут, живьем возьмут для мук очистительных, для искупления. А с молодкой твоей мужики наши побаловали, да Старцы про то прознают ужо - искупление тяжкое им будет. Парня твоего я стрелил, чтоб вас остановить, значит. Наши мужики путь ваш затирают, не найти вам выхода теперь, одна дорога - к Старцам на пытки, на мученичество искупительное, да на огонь всеочищающий...

        Словно позабыв о боли, бородач вдруг приподнялся и, приблизив лицо к учителю, словно заглядывая в самую душу, произнес быстро:
- Побей ты сам ребятешков, не отдавай на муки - все едино не видать им царствия небесного, так хоть помрут быстро и без мучительства, - он откинулся на камень.
 - Любят Старцы мучительствовать, ох любят… и муки ихние куда как твоим, куда страшнее будут и дольше. Бывало днями, неделями помереть человеку не давали, - он задумчиво смотрел на него.
 - Побей ты ребят, пожалей малых - не уйти вам - он замолк, все так же отрешенно глядя на него.

        - Сколько вас там и где живете? - Павел Матвеевич потянулся к мужчине, но тот только улыбнулся.
- Да не старайся ты... Не мучь понапрасну. Так все скажу... Деревня наша на ветер отседова, верст двадцать будет, мужиков душ под сто наберется, да баб с полторы сотни , да детишек малых - душ под пять десятков с лишком. Раньше много больше было - да Старцы последнее время лютуют шибко.  Много мужиков огнем причастили или на крест отправили. - Он усмехнулся.
- А сами бабам ихним путя истинные кажут, в кельях своих, да только путя те несладкие будут. По сему году уж три бабенки грех вечный на души приняли, сами в петли залезли, души свои навечно в геенну отправили.  Он вздохнул.

        -  Детишки ихние, грехи родителев своих искупали.
Он вновь взглянул на него, произнес равнодушно:
- Кончай меня теперь, коли спросить ничего не хочешь, - и закрыл глаза.

      - Да откуда взялись то вы здесь? - Павел Матвеевич представить не мог такую ораву, живущую в совершенной изоляции от всего мира. Как, когда и, главное - откуда взялись они здесь? Он выжидающе глядел на мужчину, ожидая ответа.
- Об тем, Пришлый, история долгая…