Путевые заметки про непутёвого попутчика

Этот город можно любить и не переносить на дух, восхищаться и плеваться, ругать и петь хвалебные оды. Одного не дано – быть равнодушным к Москве.

Она для каждого своя, для всех одна, была, есть и будет частичкой в сердце, а если нет этой частички, всё просто – вы не бывали в Москве.

В этот раз  всё для меня началось в поезде Львов-Москва. Из соображений экономии, поезда киевского формирования – фирменные и недешевые,  я даже не рассматривала. А в проходящих цены подемократичнее. Человек я нетребовательный, сплю в поездах с удовольствием, да и цена вопроса – одна ночь, подумаешь, невелика барыня.

Из Львова поезд уходит утром, к семи часам вечера, когда я села в Киеве, пассажиры, в основном, «заробитчане», едущие в Россию, наливаются водочкой  «по самое не могу». Духман алкогольных испарений, щедро приправленный носочно-ботиночным ароматом, в жарконатопленном вагоне сбивает с ног еще при посадке.

Особо ярким был мужичонка, обликом своим сильно смахивающий на Леонида Быкова, минус интеллект и обаяние актера, плюс мутные глазенки, немытокудлатая шевелюра и брюки из серо-черной непонятной ткани с часто продернутыми полосками золотого (!!!) люрекса.
( Юдашкин нервно курит в коридоре.)
 
Из непонятного говора (даже с моим неплохим знаем украинского языка, говор западноукраинцев частенько звучит для меня иностранной речью) различимыми были только маты, но так как было их процентов восемьдесят, то ясно было, что мужичонка чем-то сильно недоволен. Под стать ему были и остальные, замызганно-немытые, мятые и серые особи мужеского полу.  Мат перемежался с очередными возлияниями, водочку полировали пивком, щедро предлагаемым проводницей – атмосфера полнейшего кошмара.  Я, было, попыталась строго сказать, что призову правоохранительные органы для наведения порядка, но на меня особо не отреагировали, путешествие продолжалось.

Приближалась граница, и были розданы иммиграционные карты. Отдельный вопрос, на кого рассчитаны эти произведения типографского издевательства. Шрифт мелюсенький, в дрожащем вагоне, при неярком свете,  прочесть, а тем более, заполнить нужные клеточки размером 2 на 2 мм, может лишь зоркий сокол. Может, в трезвом состоянии эти дети Карпат  имеют неплохое зрение, но тут всё было сложнее.

Заполнение длилось долго, сопровождалось такими словами ненормативной лексики, которые даже меня заинтересовали, венцом всему явился ответ мужичонки на вопрос о сроках пребывания в России-матушке: «На усьо життя, бля!» - решил написать этот добродий. И тут я возликовала, справедливо рассудив, что с подобным  литературным изыском карту посчитают недействительной, и мухортыша снимут с поезда.

Потихоньку закончилось пиво даже в соседнем вагоне. Делать было решительно нечего, кое-как взобрался этот  маленький человек на верхнюю полку и захрапел.  Я от злорадства даже заснуть не могла, потирая руки и ожидая прихода погранцов так, как не ждала первого свидания в юности.

И вот хутор Михайловский. Я затаилась пантерой, вся в сладостнозлорадном предвкушении. Подошел румянощекий юноша и строгим голосом воззвал к туловищу на верхней полке: «Просыпайтесь, паспортный контроль!» Нечленораздельное мычание было ответом ему. Уже тоном повыше, сменив вежливое «вы» на панибратское «ты», пограничник потребовал: «Просыпайся, кому говорю!»

А и, правда - кому?! Некому, ибо туловище на полке молчало и сопело. Юноша в форме начал закипать: «Эй, ты, ну-ка, проснись!» совсем по-простецки обратился он к верхней полке. И тут туловище ответило: «Да пошел ты на  ..й!!!» Мою радость трудно было описать – кончились мои мучения!!! Снимут! Снимут!! Снимут!!! – пела моя душа.

Резким рывком страж границы рванул мужичонку с полки и опрокинул, в аккурат, на мои ноги. «Вставай!!! Предъявить паспорт!!!» - уже не на шутку гневался он. «Хи-хи, - подумала я, - ты еще его карты не читал!» На помощь ринулась проводница. «Где паспорт, куда ты его дел?» Тут, отступив от хода событий, замечу, что по-украински слово  «сволочь» - «наволочь». И вот она его костерит – «наволочь» да «наволочь». Я-то с ней согласна полностью, пограничник теряет терпение: «Из вагона, быстро!!!»

Подскакивают сотоварищи «Ой, хвилиночку, ой, заждить, наволочь, наволочь!» «Да, - думаю, - что-то лексикон обеднился. Из приличных ругательств только сволочь и знают». И тут раздался победный вопль одного из коллег этого бедолаги: «Ось вин, ось же – у НАВОЛОЧЦИ!!! Бач, куди сховав, Юдо, най тоби грэць-п…ець!»

Паспорт был извлечен, пограничник, уже одурманенный жарой, воплями, тяжким ароматом вагона, как-то невнимательно глянул на паспорт, на карту, отдал всё проводнице и кинулся прочь! Я готова была расплакаться от досады, но вспомнила, что впереди еще одна граница! «Братики, россияне, хоть вы помогите!» - мысленно взмолилась я.

Мы помчались в Брянск. За три часа пути «брюки с люрексом» опять задрыхли, но тут начеку была проводница. Она сдернула это чудо еще на подъезде к Брянску, ничего, что опять на мои ноженьки. Паспорт был добыт из тайника в наволочке уже заранее, российских пограничников встретили коллективом из дружка, затыкавшего рот «туловищу в люрексе», проводницы с паспортом в руках и грустной меня, уже понимавшей, что компанию этого джентельмена я обречена терпеть до златоглавой. Когда пограничники, даже не взглянув на «шедевр» в иммиграционной карте, покинули вагон, «ЭТО В ЛЮРЕКСЕ» глубокомысленно изрекло: «Бля, той забембало мэнэ ото войско!», и отбыл в объятия Морфея.  Задремав от пережитого, я проспала Калугу, где, за три часа до Москвы, высадились эти работнички.

Но… «ничто на земле не проходит бесследно» - на моих белоснежных пушистых тапочках гордо красовался грязный раздолбанный шлепанец-пидкрывець моего недавнего попутчика! Второй валялся недалеко, и казалось, нагло мне скалился -  а не злорадствуй, ...ля!!!

Теплым ноябрьским утром мы подъезжали к прекрасному городу голубых площадей и широких проспектов.