Посестры. Повесть. Глава пятая

Глава пятая. Пашенька, ты шагнул в пропасть.

Это она, Эмма, во всем виновата. Если он не пришел, то это она что-то сделала не так. Эмма не знала, что именно она сделала, не знала, чем она отпугнула своего Пашеньку, но она хотела это понять. Эмма решилась. Она так сильно его любила, что не хотела больше ждать. Ни единой секунды. Она не вынесет эту ночь. И целый день. И еще черт знает сколько.
- Я сдохну, если не услышу его голос, - отчаянно сказала она Богородице.
Богородица не ответила. Эмма сняла трубку. Телефон все это время был рядом: Эмма уже перестала ждать Павла Павловича к себе, но до этой, последней и решающей секунды надеялась, что он хотя бы позвонит, поэтому и принесла телефон, и пристроила его на диване, у своих ног.
Она хотя и решилась, но еще довольно долго слушала продолжительный гудок из телефонной трубки. Наконец-то она набрала номер, который, хотя и знала наизусть, но еще ни разу по нему не звонила.
Трубку сняла Камилла. Эмма сразу поняла, что это именно она, хотя Камилла не сказала даже «алло». Скорее почувствовала, чем поняла. Эмма не представилась, не поздоровалась (попросту забыла), но поспешила извиниться за столь поздний звонок. Извинившись, она замолкла, дабы услышать хоть что-нибудь в ответ. Но в ответ только дышали: нервозно дышала мама и совсем рядом, сопя, копошился ребенок. «Его ребенок… и ее ребенок…» Эмма еще раз извинилась и попросила позвать Павла Павловича.
- … Алло?
- Здравствуй, Пашенька. Это я. Прости меня. Прости, что позвонила тебе. Я хотела услышать тебя. Просто я хотела услышать твой голос. Прости… Слава богу, что с тобой все в порядке… я переживала за тебя. Я тебе больше не буду звонить…
Эмма положила трубку, но тут же ее сняла опять. Она забыла сказать Пашеньке, что любит его, забыла попрощаться. Но из трубки, как приговор, слышался безнадежный протяжный гудок. Она водворила трубку на рычаг.
Вот и свершилось то, чего она так опасалась. Она не сдержалась, не смогла совладать со своими эмоциями, со своим страхом. Эмма разоблачила свои отношения с Пашенькой. Теперь она знает, что ее Бог жив и здоров. Это главное. Слава Богу. Теперь она винит себя за то, что позвонила. Глупый и необдуманный поступок. Дура. Как она могла!
Эмма отнесла телефон, прошла на кухню и уже бог весть в какой раз нажала кнопку электрического чайника. Чайник сразу же недовольно заурчал. Эмма взяла пачку «Мальборо», открыла и обнаружила, что она пуста. Надо же… Тяжелая каменная пепельница была полна окурков; Эмма выбрала который побольше, и закурила.
«Что я наделала! – мысленно воскликнула она, растирая пальцами виски. – Что я наделала!»
Эмма осеклась; ее вдруг осенила новая неожиданная мысль. «Боже мой, она все знает! Иначе откуда такое напряжение? Ни единого слова, одно молчание. Да и Пашенька… будто и не он вовсе… одно слово, одно единственное – «алло» и все. Он даже не поприветствовал меня в ответ. Что-то все-таки случилось. Определенно что-то случилось. Она все знает. Камилла знает обо мне… о нас с Пашенькой. Но как?.. Хм… Боже, неужели он сам?..»
Эмма раздавила в пепельнице уже тлеющий фильтр. Она встала из-за стола, подошла к окну, и очень тихо произнесла, глядя в ночь:
- Пашенька, ты шагнул в пропасть.