Витя

Лето выдалось отличное. Именно, что выдалось, в нашем приморском городе лето не всегда лето, часто будто осень. А тут все сложилось. На улице двадцать шесть, не больше, ветра почти нет, не особо пыльно. Настроение было соответствующим, хотелось лежать на пляже, или вяло болтаться в прохладной воде моря. Общая умиротворенность чувствовалась во всем. Город стоял в вялых пробках. Люди или ехали на море, или возвращались оттуда.

Я также лениво проводил то лето, ездил к морю на электричке, лежал на песке, купался. Я не думал ни о чем. Это было последнее такое свободное лето, но тогда так не казалось. Думалось, что так будет вечно. Лето не кончится, воздух так и будет двадцать шесть градусов и девушки уже не оденутся в плотные осенние, а потом и зимние доспехи.
Я возвращался на электричке домой. Меня радовало все, потому что мне было все равно, абсолютно, все равно, что и как будет дальше. Важен был именно этот вагон старенькой электрички из моего детства - с тертыми лаковыми деревянными сиденьями, что казались мягкими, с окнами, которые не всегда откроешь, с попутчиками на чьих усталых лицах был отпечаток морского отпускного счастья.

Я курил в тамбуре, рассматривал мелькающие картины за стеклом. По другую сторону стояла девушка с длинными волосами, она тоже курила. Я посматривал на ее профиль и вдруг заговорил с ней. Мы познакомились и из поезда ушли вместе. Мы шли к ее дому, а город уже темнел, расцветал фонарями и все шло к теплой летней ночи, когда хочется сидеть на лавочке под каким-нибудь деревом, а лучше под липой и разговаривать, прерываясь на поцелуи. Такая вот сентиментальная романтика. Летний вечер любого сделает романтиком. Мы вошли в ее двор. Малышня играла в футбол, на веревках болталось белье и вдруг на весь двор раскатилось и разбежалось:
- Витяяяяяяяяяя, даааааааамоооооооооооооооой...

Я даже застыл на несколько минут, у ближайшего дерева, настолько этот вопль был мне знаком, настолько родным он казался. Крик моего детства. Детства в другом городе. Маленький пыльный шахтерский городок, но такой родной…
Так кричала мама смурого тихого мальчика Вити, который играл с нами в футбол и во все остальные детские игры от казаков-разбойников до пряток. Господи, как же она орала, что за тембр, что за напор. Чудовищной противности и силы голос. Я до сих пор уверен, что мое полное отсутствие слуха это последствие этого крика. Когда она звала сына домой вздрагивали все люди во дворе, а некоторые, я думаю, и дома вздрагивали, вместе с оконными стеклами.

После такого призыва Витя всегда шел домой, даже если он был последним не найденным в прятки, или если он стоял в воротах и шли решающие битвы нашего дворового чемпионата. Его даже никто не осуждал и не пытался остановить. Было страшновато. Я помню Витю именно таким - с опущенной головой он идет домой, маленький, крепкий и смурой мальчик. С ним никто и никогда нее дрался, будто понимали что бить он будет молча и очень больно. его вообще не задирали. Он приходил, и его принимали в команду или в игру.
В школе он был середнячком, его не трогали даже учителя. Он тихо делал что мог, не рвался вперед, но и не катился назад.

Как-то я был у него дома, меня из школы отправили за Витей, хотя он и учился в другом классе. Витя заболел, а в школе была олимпиада по литературе, учительница настояла, чтобы Витя участвовал и вот я шел за ним. Была зима, снежная и бурная. Мне было весело, меня сняли с уроков, я топал по мягкому снегу и периодически кидал снежки в таких же, как я тунеядцев.

Мне открыла Витина мама. Я впервые видел ее в естественных условиях квартиры и все ждал, что она сейчас закричит. Голос у нее оказался нормальным, даже приятным, кричать она не стала, просто позвала сына, обычно так, стандартно. Витя вышел, выслушал меня и ушел одеваться. Я стоял в обычной прихожей, рассматривал обувь и одежду , было жарко в зимнем пальто и шапке. Я уперся в стену и тоскливо ждал
Вдруг мне навстречу, из кухни выехала инвалидная коляска. В ней сидел аккуратно выбритый, причесанный, щеголеватый мужчина. Он протянул мне руку.

- Виктор Сергеевич, вы к моему сыну?
Я вздрогнул от этого "вы".
- Да, его в школу на олимпиаду зовут
- ух ты, а по какому предмету?
- По литературе
-Да? - он был очень удивлен - и по какой же?
Тут уж удивился я.
- По русской...
- Вы зря удивляетесь, молодой человек, Витенька очень любит французов, вы вот Бальзака читали на французском языке?
Мне стало стыдно даже. Я читал Бальзака, таскал книги у бабушки, и , в общем то, не считал себя глупым, а тут вот так...
- Нет. Я только по-русски читаю.
- Зря, учите языки, это открывает горизонты!
Виктор Сергеевич крутанулся передо мной на коляске и уехал обратно на кухню.

Мы шли с Витей в школу. Он молчал как всегда. А я думал о том, как все странно, вечно молчаливый даже отпугивающий Витя оказался полиглотом. Судя по всему, внутри там был другой человек. А вечная маска грусти и, правда, была маской. А может быть, он что-то такое понимал уже тогда, до чего я дошел позже. Кто знает.

Потом и мы уехали из моего родного города. Я вернулся лишь после первого курса. Витина семья так и жила в нашем доме, в четвертом подъезде. Я пораспрашивал о его судьбе. Оказалось Витя учился в военном училище и собирался стать профессиональным военным. его отец умер, а мама уж больше не кричала. Я все сидел на лавочке и ждал, что опять услышу этот вопль, и мое футбольное детство вернется.

Я ничего не знаю о Вите, да и не знал никогда. Может быть, в их семье была тайна или драма. Не знаю. Да и не важно это. Я цепляюсь за тот крик, потому что это такое же мое детство, как и пыльные вишни, как вареная кукуруза с солью, как футбол на поле в детском саду… Да много чего было, что занозой держит и не забудется. В детстве счастье ближе. Его можно трогать и брать.

Вот и сейчас я сидел на лавочке уже в другом городе, который стал мне еще роднее, с девушкой, а какая то женщина голосила на весь двор...

- Витяяяяяяяяя.... Домоооооооооооооой.

Причудлива жизнь, и непонятна мне память человека.