Мужской клуб или Кто получит Лео?

Мужской клуб или Кто получит Лео?

И какое мне дело до цвета,
И до формы руки и ноги,
Я поэт, и зовут меня Света,
И люблю я носить сапоги.

Глава I. Воздух свободы. ДЕТСТВО.
«Остановка «Площадь Свободы. Осторожно, двери закрываются, следующая остановка «Проспект Независимости». Троллейбус, дыша теплом из раскрытых дверей, подбирает зимних жителей  Минска. Две девочки вскакивают в троллейбус, чуть запыхавшись,  бредут по качающемуся салону, и немного неуклюже плюхаются вдвоем на переднее сиденье. Двери с шипением затворяются, и троллейбус медленно тащится в объезд на кольцо. В салоне жарко. Они под большими искусственными шубами. Устроившись, одна из них со знанием дела достает из школьной собойки два разлагающихся на крошки бутерброда с котлетами и банку кефира, обернутую в пахучий целлофановый пакет. Ничуть не смущаясь и даже гордясь и эпатируя публику, они разворачивают бутерброды и принимаются их есть, запивая кефиром. «Остановка «Проспект Независимости». Осторожно, двери закрываются, следующая остановка Интернациональная». Пассажиры искоса поглядывают на девочек, а те намеренно и с тайным удовольствием ловят их обеспокоенные взгляды. «Остановка «Интернациональная». Осторожно, двери закрываются, следующая остановка «Площадь Свободы». Покончив с бутербродами, девочка запихивает остатки собойки в сумку, и они притихают, думая, чего бы еще такого утворить. Под руку попадается пионерский галстук, мокрый и теплый от дыхания, который болтается на шее, мешая торчащими алыми концами. Девочка берет галстук, пропускает его под подбородком на манер повязки, которую делают при больных зубах. Концы галстука она связывает вверху на голове, распустив их так, что получилось два уха, как у зайца. Прыснув, подружка тут же делает то же самое. Вид получается совсем дурацкий – без смеха сложно взглянуть. «Остановка «Площадь Свободы». Подружки, давясь от хохота и делая серьезный вид, чинно сидят на самом видном месте троллейбуса. Повинуясь смутному порыву, одна из них обнажает зубки и скалится, как зайчик. Подружка чуть не падает с сиденья. Пассажиры с трудом удерживают серьезный вид и отводят глаза. А им хорошо. Это их любимое занятие – привлекать внимание. Им принадлежит весь мир.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГОРОД.

Да, этот мир не так уж плох,
Когда в порядке исключенья
Из правил
вместо «Чтоб он сдох!»
Ты говоришь «Он мне до фени».


Глава II. Дорога. ПОКОЛЕНИЕ. ИГРА. МОДА.
Лео вышла на дорогу и принялась ловить такси. Она привычно стряхнула с себя жадные взгляды тюкающих за забором гастарбайтеров, слегка поморщившись от их возгласов, понесшихся ей вслед. Она привыкла привлекать внимание, но какого они решили, что имеют право что-то говорить ей вслед? Она принадлежит себе, и больше никому, а все остальные пусть держат свое мнение при себе. Так-то. Однако это неизбежно. Она притягивала.
Лео принадлежала к тому редкому типу девушек, которые, не прилагая особенных усилий со своей стороны, всегда оказываются в центре внимания. Нельзя сказать, что она была красавицей. Или обладала идеальной фигурой. Нет, ее можно было назвать скорее симпатичной. Но было что-то в ее облике такое, что придавало ей тот незримый налет индивидуальности, который так привлекает взгляд, резко выделяя ее из стройных рядов одинаково модных девиц. Из тех, с равномерно длинными ногами и вытянутыми лицами, узкими джинсиками, хвостами и сумками, которых еще называют мартышками. И с пустыми глазами, хлоп-хлоп. Нет. Она притягивала. Просто она знала тайну. Тайна состояла из множества мелких деталей: продуманного и точного гардероба, всегда состоящего не более, чем из трех, а чаще из двух тонов. Шлейфа дорогих аксессуаров – маленьких элегантных вещиц, пудреницы, телефона, редких духов, создающих особенный, изысканный ореол. И, главное, сознания собственной значительности, делающего осанку прямой и подтянутой, взгляд насмешливым и слегка ироничным, а манеры уверенными и плавными. Высокие каблуки, темные очки в пол лица – и вот перед вами особа исключительной важности. По крайней мере, так считала сама Лео.
И в самом деле, чего ей было еще желать? Прекрасная интересная работа – яркие журнальные будни. Насыщенная светская жизнь – все стоящие люди и события в городе. Отличные условия проживания в дорогом районе Москвы – строящиеся элитные многоэтажки, река и парк. Образцовый стиль жизни, образцовое общество.
Лео принадлежала к тому поколению, которое все поспешили назвать потерянным. До них ровно никому не было дела. Когда она заканчивала школу, это был единственный выпуск, на который всем было насрать. В то смутное время всем было не до того. Работоспособная часть населения была занята тем, как бы выдрать побольше из той внезапно свалившейся лавы благ, которая шла мутным потоком, огибая менее жизнеспособныых. Или как выжить во вдруг поменявшемся мире, где диплом искусствоведа или звание кандидата наук оказалось вдруг совсем не востребованным. Они же, юные и наивные, со своими проблемами оказались вдруг никому не нужны. В то время, когда развалился большой нерушимый, им было лет по 12-14 лет. Еще толком не осознав, что произошло, они с таким же здоровым любопытством, с каким играли в пионеров, без сожаления утопили свои галстуки в школьных туалетах и принялись за видеомагнитофоны, «Сникерсы» и жвачки. В то время, как их старшие товарищи уже разворовывали страну по кусочкам, они покупали себе майки с капюшонами, учили движения группы «Кар-мэн» и ходили на концерты «Технологии». Когда их старшие товарищи скрывались за границей, выгрызая себе новое качество жизни, они читали Ницше и Кундера и искали смысл жизни под депрессивные мотивы Курта Кобэйна. Когда они, наконец, выросли, то, напоенные воздухом свободы, вдруг обнаружили, что в этом государстве провозглашенных свобод свободных мест мало. Они легко поменяли свои ненужные дипломы инженеров и филологов на  востребованные специальности сисадминов и мерачандайзеров, и, если о чем и жалели, что не попали в тот бурный поток 90-х, и вместо того, чтобы стать хозяевами жизни пришли на уже возделанные пашни в роли наемных работников. Ее знакомые сверстники, специалисты по ракетостроению и искусствоведы трудились маркетологами и PR-менеджерами, Лео со своим консерваторским образованием нашла себя в журналистике. Она полагала, что совсем неплохо устроилась. В ее повседневность входили дорогие машины и модные бутики, пафосные рестораны и закрытые вечеринки. Ее общество составляла та особая порода людей, которые живут по определенным заведенным ими самими правилам, обсуждают только им понятные вещи, функционируют по свободному расписанию, летом ходят в шубах, а зимой в открытых платьях, постоянно то что-то едят, то чего-то не едят, то вдруг начинают изучать йогу и пилатес, то повально увлекаются боксом, а на звонок по мобильному «Ты где?» отвечают: «В Москве», - потому что с тем же успехом могут быть и в Париже, и в Шанхае. Они, по выражению Лео, и входили в «первый эшелон», то есть всегда были «в курсе». В курсе модных новинок и актуальных тенденций, в курсе того, как правильно одеваться, в какие места ходить, с кем общаться и как нужно жить. В общем, в курсе всего.
По ее представлениям, современная жизнь строилась по определенным законам, тон в которой задавали избранные, а все остальные лишь подхватывали ее, являясь в лучшем случае эхом. Роль системы координат играла мода. Мода по теории Лео возникала из двух источников. Первый – политическая и бизнес-элита. Лица, занимающие место на первых полосах газет и идущие под номером один в теленовостях. Их привычки и хобби тут же становились предметом обсуждения, а после – и подражания. Второй источник – серые маркетинговые агентства. Никому не известные люди, занимающиеся только тем, что путем кропотливых аналитических изысканий планирующие, какие же темы будут хэдлайном в общественной жизни в ближайшие годы. На взгляд Лео, так определить это было довольно просто. С ростом прогресса и мегаполисов ясное дело, что все более востребованным станет все натуральное и природное. Изможденных узников сверкающих стекляшек будет все больше и больше тянуть на травку – отсюда мода на натуральные продукты и растительные мотивы в одежде, посуде и даже мебели. С ростом благосостояния населения и проникновения в их повседневную жизнь типично буржуазных вещей, вроде хорошего автомобиля, загородного дома, уютных ресторанов и породистых домашних животных, среди касты избранных не иссякнет спрос на любую экзотику, начиная от карликовых домашних верблюдов и заканчивая поеданием живых осьминогов – надо же чем-то выделиться. Ну, а первые лица государства дополнят набор модных увлечений своими горными лыжами и вольной борьбой. Это первый этап формирования моды. Второй – когда ее подхватывает «первый эшелон», те самые хэдлайнеры жизни, среди которых, по ее мнению, Лео и вращалась. Они первыми узнавали, что в этом сезоне пилатес уже не в моде, а модно иметь личного тренера по йоге. Что носить принято этнические ирландские сумки, а читать Кортасара. Кстати, в этом месте Лео относилась к моде с юмором. Она сама любила подпусать слушок о том, что популярно и модно – с ее работой это было легко, гордилась правом выступать в роли законодателя. И стойко презирала массовое попугайство, когда вдруг целое общество начинало зачитываться каким-нибудь Мураками, обсуждая его на все лады, только потому, что это модно. Лео всегда читала то, что хотела и носила то, что хотела. И не преминала подтрунить над этой падкостью при случае, - во всяком случае, при ней в гостях у знакомых Мураками стыдливо смахивался со стола. На третьем этапе мода спускалась еще ниже – в мир «менеджеров среднего звена», уже приобретая характер масс-маркета. И тогда в каждой второй девушке можно было точно угадать скрытую поклонницу Мураками, зеленого чая с жасмином и большого тенниса, с поддельным Louis Vuitton за плечом. Лео особенно веселил этот вид – только в Москве можно встретить эту особенную форму клонирования, когда вдруг все модные девушки в одно лето приобретают такой нелепо одинаковый вид – узкие джинсики, шпильки, маечка какая-нибудь аляповатая, и сумка такая не в тон, но со стразами. Мужчины – все поголовно поклонники горных лыж, суши и Паоло Коэльо. Эти волны накрывали город с головой, возникая из центральных дорогих прибежищ элиты, прокатываясь по всему городу, рассыпаясь брызгами по всяким мелким точкам и выливаясь безобразной зловонной пеной на окраинах. Так было с суши, словом VIP и горными лыжами. Со словом VIP вообще случилось что-то страшное. Из вполне функциональной аббревиатуры оно превратилось в грязноватую символическую наклейку, которую вешали на себя все кому не лень, чтобы придать себе лоску. Ну разве может быть Очень Важной Персоной ресторан или кафе? Или казино? Или обслуживание? Со словом «эксклюзив» вообще получилось интересно. Практически в каждом магазине можно увидеть надпись: «Эксклюзивная кофта». Три цветовых решения, все размеры. Так же станет со словом «гламур», в этом Лео была убеждена. Через некоторое время произносить его станет почти неприлично, потом его заменят на более нерастасканный «глянец», а когда и тот засалится, на смену им придет и вовсе безличный и универсальный «люкс». Что же до увлечений, то они будут неизбежно вытекать из вкусов политической верхушки, ну и плюс то незримое течение мейнстрима, которое неповоротливо приносит тяжелой волной все хорошо забытое, в соответствии со старинной пословицей.
На самом деле все эти тенденции вполне понятны. Лишь люди первого эшелона могли выбирать себе увлечения по вкусу. Вы никогда не обращали внимания, сколько энергии исходит от олигархов? Насколько у них сконцентрировано ощущение важности и значительности происходящего? И это не только потому, что через них проходят потоки информации, во много раз превышающие возможности обычного человека. Но и потому, что именно они задают тон жизни. Это единственные люди, которые не смотрят по сторонам и не оглядываются. Это на них все смотрят. Второй эшелон – это все те, кому повезло оказаться поблизости. Внутри своих удельных княжеств они – тоже короли. Они задают тон и моду. Но посмотрите, как все меняется, когда поблизости оказывается суверен. Мощный волк с крупными зубами превращается в банальную шавку. В принципе отсюда и вытекают все эти вкусы и моды – у второго и третьего эшелона они используются, чтобы как-то приблизиться к предыдущему, то есть в чисто практических целях. Ниже же это воспринимается подсознательно, потому что «так надо», и потому что это модно. Просто модно. Да, вот так формируется мода, и возникают модные веяния. Что потом с ней происходит дальше, когда мода медленно переливалась в провинцию, Лео даже боялась думать, - ее достаточно поразил вид ветхого вонючего сарайчика, подсмотренного как-то из окна поезда, на котором красовалось большими масляными буквами: «VIP-сауна. Возможно все».
Словом, жизнь была хороша и удивительна. Не хватало только одного – какой-то вершины. К ней Лео и шла.
Жизнь похожа на игру – для начала нужно хорошенько натренироваться. Хорошо выглядеть, интересно держаться, грамотно разговаривать. Производить впечатление – это называется блеф. Потом нужно научиться делать ставки: чем больше ставишь, тем больше выигрываешь. Иногда многого можно добиться и при простом блефе – ты ничего не делаешь, но все думают, что ты бог весть что. Эффектный выход, несколько загадочных фраз – и один раунд отыгран. Но настоящего успеха можно достичь, только делая ставки. Чем больше поставишь – тем больше получишь. Можно и проиграть. Но это удел слабаков. Повседневная реальность состояла из множества маленьких игр, которые в сумме складывались в огромную увлекательную партию, где основные события разыгрывались на поле, но игроки за столом были не видны.
Утренняя игра называлась – Поездка.  Лео находила нецелесообразным тратить деньги на такси. Ездить на троллейбусе она считала ниже своего достоинства. Естественным выходом стало: как добраться до работы, не потратив при этом ничего? Оказалось очень просто. Для игры требовались два условия: изысканный внешний вид (в наличии имелся) и определенная доля терпения и уверенности. И то и другое было. Каждое утро Лео становилась в боевую позицию и начинала ловить такси. Она уже почти наизусть знала все, что случится дальше, плюс минус несколько вариантов, поэтому действовала уверенно и привычно. Первой, конечно, остановится какая-нибудь разваливающаяся на ходу «шестерка» со ржавым днищем и небритым кавказцем за рулем. Даже если бы у нее были деньги, и она опаздывала в аэропорт, она никогда бы не села в такую машину. Кавказцев она боялась, а «шестерки» презирала и называла «кубики». Поэтому она с особым наслаждением скажет: «Остоженка, 30 рублей». Кавказец сначала вылупится на нее, думая, что ослышался, потом злобно захлопнет дверь, и, проорав что-нибудь типа «На троллейбус иди!» рванет с места. Ну и поздно – она уже давно отойдет дальше, а рядом остановится следующая машина. Это будет какой-нибудь старенький «Фольксваген» или «Опель» с дедушкой или тихим дяденькой в очках. Тут она поведет себя более вежливо: «Остоженка, 50». В душе она, конечно, лучше пешком пойдет, чем сядет в «Фольксваген» или «Опель» - ну разве можно это назвать машиной? Как говорят немцы, каждая машина рано или поздно становится «Опелем», а насчет «Фольксвагенов» Лео и вовсе была убеждена, что ездить на таком способны только «пеньки». Но ссориться с ними она не хотела, поэтому расчет был такой: меньше, чем за 80, они все равно не повезут – менталитет такой – но и оскорблять 30-ю рублями не стоит. Дедушка молча отъедет. Потом обязательно остановится какая-нибудь служебная «Волга» с казенным лицом. «Волг» Лео боялась, – ее в них укачивало, - поэтому вердикт был осторожным: «Остоженка, 80», - но верным. Меньше, чем за 200, «Волги» не соглашались никогда, что для Лео было всегда удивительным, – все равно ведь мотается без толку, но видимо, это была какая-то корпоративная политика. И, наконец, вдалеке замаячит «то, что надо». Это могли быть разные варианты: молодежный – спортивная Mazda или «девятка» с юным созданием – такие соглашались сразу, только Лео являла свой лик. Элегантный – Toyota или Nissan с хозяином средних лет – те тоже брали без проблем, если было по пути. И, наконец, представительный – Mercedes или BMW бизнес-класса – тут могло быть осложнение в виде водителя, но чаще всего это была та самая удача. И тогда Лео с полным комфортом катила на работу на заднем сиденье, из-за толстого слоя роскоши глядя на тут же приобретающие несколько нереальный вид улицы и воображая себя Мадлен Олбрайт. С молодыми Лео обходилась щелчком – обаятельная улыбка и пункт назначения, с опытными требовался контрольный выстрел: «Остоженка, 10 рублей». Как правило, человек соглашался хотя бы потому, чтобы посмотреть, «кто это на Остоженку за 10 рублей ездит». Эта игра позволяла значительно сэкономить на бюджете.
Процесс тоже нравился Лео. За несколько лет она наловчилась ездить так много, и делала это так часто, что могла без труда раскусить самый «твердый орешек». Если в начале получалось договориться, Лео спокойно садилась назад, и следовала на работу, не утруждая себя разговором. Если с самого начала было видно, что фрукт не из легких, Лео опускалась рядом на переднее сиденье, во время пути отпускала несколько фраз по части удачного выбора модели, которая удивительно подчеркивает мужественность, и, как правило, это срабатывало. В самых крайних случаях она напускала на себя неприступный вид, загадочно звонила по телефону, роняя фразы насчет съемок, закатывала глаза, и водитель благоговейно доставлял ее на место в уверенности, что сегодня повстречал звезду. Гнилые приемы типа забытого кошелька или не взятых с собою денег Лео берегла на старость и пока не использовала.
Постепенно она изучила психологию, умела практически с каждым найти общий язык и находила даже в этом определенное удовольствие. Своего спутника она всегда выбирала сама (просто посмотрев в глаза), и зачастую даже пропускала удачные случаи, если ей чем-то не нравился будущий попутчик. Она разделила водителей на несколько классов, среди которых были кубики, пеньки, спортсмены, дачники, менеджеры, водители, свободные художники, любители и бомбилы, и для себя раз и навсегда определила предельную совместимость со спортсменами, менеджерами, художниками и любителями (частично – с водителями, в зависимости от времени суток), и зареклась когда-либо оказаться в одном салоне с кубиками, пеньками, дачниками или бомбилами. Особую ценность для нее представляли те самые комфортабельные лайнеры представительского класса, за которыми как правило всегда скрывалась какая-нибудь Значительная персона. Общение с ними омрачалось тем, что обладатели Mercedes, которые Лео обожала, по неизвестным причинам останавливались крайне редко, а как правило попадались BMW, которые Лео терпеть не могла. С BMW было связано несколько страшных случаев.
По забавному совпадению, все они приключились, когда Лео ехала в бассейн. Во всех случаях за рулем оказывались примерно одинаковые типы – полноватые одутлые «костюмы» в очках, типичные представители власти или крупного бизнеса. Первый подстерег Лео днем. Он тут же принялся пространно объясняться о своем семейном положении (недавний развод), мнении о жене (старая дура), текущими занятиями (знакомства в Интернете), и планами на будущее (неопределенными). Зато очень определенными были взгляды на женский пол в целом и на ту его часть, которая попалась ему лично, в частности. Он оказался маркетолог. Сразу же приняв Лео за представительницу того же круга «избранных» («Ну, ты меня понимаешь, мы же элита»), он тут же начал обильно делиться своими наблюдениями по части женщин. Картина рисовалась ужасная: «Ты понимаешь, большинству под тридцать. Все остальные – дуры. Поголовное большинство – приезжие, многие разведенные, ищут второй шанс. Красивых – очень мало, в основном все страшные. И что самое ужасное – всем ТАК хочется замуж. Они готовы на все, это прямо в глазах читается. Чувствую себя просто верхом совершенства». С отвращением посмотрев на «верх совершенства» и прослушав откровение, Лео, молча доехав до места, с облегчением выпрыгнула из машины, и чуть не расхохоталась, когда вслед ей донеслась просьба оставить телефон. После этого она подумала, что никогда не выйдет замуж за маркетолога.
Следующий случай произошел под вечер. Начало было менее драматическое. Ее собеседник представился депутатом Госдумы и вообще произвел впечатление довольно значительное. К обоюдному удивлению у них обнаружились общие знакомые из медиа-среды, что и решено было отметить чашечкой кофе – Лео не возражала. Они мило поболтали, и тут-то и проявилась сущность, по сути своей мало чем отличавшаяся от предыдущего. У нового знакомого была мания – он имел четкое убеждение, что все покупается и все продается, и, чтобы добиться чего-то в жизни, нужно обязательно совершить какую-нибудь ужасную вещь. Все карьерные вершины достигались у нее только двумя способами – через постель или преступление, третьего он просто не видел. Причем сам он к этому относился совершенно спокойно, как будто так и надо. На вопрос Лео, чем бы он сам пожертвовал ради результата, он ответил что, чем угодно. «Даже если бы тебе пришлось… (она подумала минуту) переспать с мужчиной, например?» «Да легко!» – тут же отрезал он. Следующие полчаса прошли в жарких спорах. Лео с пеной у рта доказывала, что все, чего она добилась, она достигла сама кристально честным путем, ее спутник ей упорно не верил. В качестве аргументов выступали все его знакомые – директора каких-нибудь холдингов или крупные чиновники, все обязательно гады и подлецы, а также их подруги – все сплошь продажные суки. Когда Лео затошнило от всего этого, она отправилась домой. Но впопыхах оставила в машине пакет со всякими бассейными принадлежностями – тапочками там и полотенцами. Тут-то и разыгралась основное действо. Когда на следующий день Лео позвонила, чтобы ненавязчиво забрать свой пакет, ее знакомый вдруг оказался дико занятым, и на следующий день тоже, и так продолжалось на протяжении недели. Когда же через неделю Лео позвонила и просто из принципа потребовала вернуть ей пакет, он закатил ей настоящую истерику, заорав в трубку, что «она отвлекает его от важной работы, и вообще как-то потерялась в жизни, и думает, что все ей должны». В итоге он сказал, что выкинет пакет на Курском вокзале около колеса белой «шестерки», и пусть она сама его оттуда забирает. Поскольку дело происходило в очередной машине, а за рулем был симпатичный «любитель», он проявил участие к Лео, которая впала в ступор от шока при таком обороте дела, и даже отвез ее на Курский вокзал. По дороге, правда, он вернул ее в нормальное состояние, спокойно объяснив, что у господина, видимо, не все в порядке, и не стоит обращать внимания, и потеря пакета в такой ситуации, в общем-то, гораздо приятнее потенциального знакомства с таким товарищем. Лео в общем, согласилась.
Третий случай был совсем коротенький, но окончательно убедил Лео в странностях владельцев BMW. Когда после всего перечисленного перед ней притормозила очередная «семерка», Лео, как-то опасаясь продолжения, применила тактику отторжения, предложив ему «тариф «Волга». Следующий диалог: «Остоженка, 80. – 100. – 90. – 150. – 60. – Хорошо, поехали». – поразил ее настолько, что она без слов села и в полном молчании проехала весь путь, и даже заплатила обещанные 60 рублей, под впечатлением происшедшего. С тех пор она пообещала себе, что никогда не выйдет замуж за маркетолога и владельца BMW. А фразой, которой можно было за полсекунды вывести ее из себя, стала: «Чтоб у твоего следующего поклонника BMW был».
Итак, Лео ловила машину. Сначала все шло по плану – кубики, «Фольксвагены», «Волги». Но поскольку начал накрапывать дождик, Лео начала понемногу переминаться с ноги на ногу. Она повнимательнее стала присматриваться к водителям, и уже было подумывала о том, не решиться ли на довольно приличную «девятку», как вдруг вдали замаячило удлиненное серебристое чудо и – ах! – затормозило рядом с ней. Ее любимый AMG 55 – неужели? Как раз то, что ей нужно сейчас. Внутри сидел представительный ласковый дяденька в сером костюме. «Остоженка… она уж было собралась было произнести сакраментальное, но, повинуясь, какому-то внутреннему голосу, улыбнулась как можно очаровательнее и закончила: «Центр». Дяденька чуть заметно пожал плечами – «Не по пути». Но не тут-то было! Лео и не думала сдаваться. «А куда вы едете?» – «В сторону Маяковки». – «Подвезете туда? Мне это тоже удобно». – «Ну что ж». И Лео радостно погрузилась в пахнущий кожей сумрак.
За окном проплывали проспекты и набережные, проносились машины, перед которыми Лео чувствовала смутное превосходство. Когда они выехали на Садовое, Лео заметила крупную вывеску, которая раньше не попадалась ей на глаза. Стильный черный прямоугольник, подсвеченный проблесковыми лампочками. «Мужской клуб «Офис» – красовалось на нем. «Странно, - подумала Лео, - а почему меня не пригласили на открытие?»
В дороге разговорились. Лео тут же сообщила все свои пристрастия по части автомобилей и продемонстрировала познания в чисто автолюбительских моментах:
- А знаете, чем отличается Mercedes от BMW?
- Чем?
- Тем, что BMW – для водителя, а Mercedes – для человека.
Тот улыбнулся:
- Тонко. У меня все друзья Mercedes предпочитают.
- А почему водители BMW никогда не здороваются, знаете?
- Нет, почему?
- Потому, что ни уже утром поздоровались, на сервисе.
- Хм.
- Мне больше всего нравится, как расшифровывается BMW.
- И как же?
- Братаны, Машина Во!
Тот засмеялся.
- А вообще, знаете, я заметила, по машине можно определить характер человека.
- Да ну?
- Да. И даже чем занимается.
- Вы психолог?
- Нет. Просто наблюдение.
- Интересно. И чем же я, по-вашему, занимаюсь?
Лео попала впросак. Да, следовало ожидать такого вопроса. А он еще как назло такой непроницаемый. Ну, ничего толком не скажешь. Ладно, попробуем выкрутиться.
- Ну, вы… у вас работа, я думаю, связана, короче, вы очень много общаетесь с людьми.
- Да, есть немного.
- И еще я думаю, она связана с транспортом, - брякнула Лео наугад.
- Точно, - хохотнул тот. – Отправляю людей.
- Куда?
- В Сибирь.
Лео искоса посмотрела на него. Кажется, шутит.
- А вправду, я угадала?
- Почти. Я подполковник ФСБ.

Споткнулся, – падай! Так всегда вначале,
Роль заучи, несыгранный герой;
Нас все равно, убили иль украли,
Из лучшей жизни выведет конвой.

Глава III. Вас зовут Дима? ПРЕССА.
Лео остановилась посреди улицы. Еще под впечатлением встречи с подполковником, она уже на излете прокрутила пару вариантов, стоило ли продолжать ей это странное знакомство, или нет, и, решив, что не стоило, а может быть и да, да ну и ладно, вздохнула, и потащилась в редакцию. Лео была журналисткой. Она работала в глянцевом журнале. Глянцевая журналистика в Москве зародилась относительно недавно, году этак в 95-м. Это сейчас кажется, что она была всегда. А начиналось все с маленькой комнатки в Доме российской прессы, куда вселился новый заграничный журнал ELLE. В комнатке сидело четыре человека, и делали то, что в последствии станет одним из хэдлайнеров глянцевой журналистики. Тогда это выглядело как худосочная помесь каталога OTTO с журналом «Крестьянка». Люди заново учились верстать, писать и мыслить, открывая для себя магические понятия Chanel, Dior и couture. Потом журнал разросся, благодаря постоянным вливаниям из сетевых агентств, у него появились соперники – Cosmo, Bazaar, и, наконец, Voque. Журнал переехал в большое здание на Мясницкой и в конце концов превратился в филиал типичной западной компании, с множеством комнат, поделенных перегородками, как в птичнике, за которыми сидели такие же курицы, с раздутым штатом, вальяжными редакторами и разветвленной сетью интриг.
К тому моменту, как Лео ступила на изрядно потоптанную ниву глянцевой журналистики, в Москве было зарегистрировано порядка 400 журналов, что примерно в 40 раз превышало потребительские нужды и в 5 раз количество газет. Все дело было в том, что любой дурак думал, что журнал – это очень удобный и прибыльный способ зарабатывать деньги. В самом деле. Что может быть проще? Открываешь журнал. Набираешь журналистов, кропающих статьи и штат, чтобы подбирали фотографии и общались с пресс-службами, и, главное, армию менеджеров, которые собирают рекламу. Сидишь и ждешь прибылей. Компаний в Москве великое множество, реклама так и валится, знай сиди и собирай деньги.
И так было. До определенного момента. Пока количество журналов не стало превышать все мыслимые размеры. Кроме гигантов, разросшихся в многожурнальные холдинги, таких, как Independent Media, Hachette Philipachi и т.п., питающихся от неиссякаемой реки сетевых рекламных агентств, развелось огромное количество мелких фирм. Всех этих бесконечных Dolce Vita, Стиль жизни, Меню развлечений и Что-бы-еще-придумать для наших клиентов, которые усиленно лизали клиентов, обещая обширный охват мифической категории людей под названием «люди с достатком выше среднего».
О, эти люди с достатком выше среднего. Гений, придумавший эту формулировку, мог бы сделать состояние, если бы ему платили каждый раз, когда произносят это сочетание, хотя бы по центу. Как только стало понятно, что среди населения появились люди, готовые тратить деньги, они моментально превратились в желанную добычу для армии голодных ртов. В роли ртов стали выступать многочисленные производители роскоши – бывшие челноки, быстро сообразившие, что продавать низкосортные бриллианты гораздо легче, чем таскать клетчатые сумки. К ним присоединились рекламисты, армия шакалов, несущаяся с тявканьем перед обладателями бриллиантов, и, наконец, журналисты, громко завывающие голодные псы, которым время от времени перепадают куски от шакалов. Постепенно с ростом разрыва между бедными и богатыми образ клиента стал полумифическим – никто никогда его не видел, но все упражнялись в умении угадать его желания и получше лизнуть. Впрочем, нет. Лизать полагалось только высокопоставленных клиентов. Все прочие воспринимались в роли тупого быдла, легко поддающееся на простое зомбирование. Все это превратилось в индустрию с красивым названием масс-медиа.
Индустрия складывалась из нескольких взаимопроникающих каст. Первой, и, определяющей, была уже упомянутая каста рекламистов. Это такие особые люди, смысл жизни которых – засорять нам мозг с целью личного обогащения. Скажем, если взять на примере первобытной общины, то среди мирных жителей, живущих средствами своего труда, рекламист – та ехидна, которая приходит из ниоткуда и вдруг начинает орать на всю деревню: купите тухлые яйца, купите тухлые яйца! Через некоторое время срабатывает фактор внушения, и яйца все-таки покупают. Но рекламисту этого мало. Он хочет наладить Устойчивый сбыт. Устраивается акция, на которой тухлые яйца раздаются бесплатно. Он начинает расписывать тухлые яйца на все лады. И, если у него это получается достаточно хорошо, то объем его продаж увеличивается. Он повторяет свою фразу по 27 раз в день и нанимает специальных людей, чтобы они кричали ее через равные промежутки времени на всех концах деревни. Через неделю у жителей уже не возникает вопросов, а собственно, почему они должны покупать тухлые яйца. Проводятся семинары и обучающие тренинги по впариванию тухлых яиц. Устраивается торжественное поедание, где красивые девушки обмазывают себя яйцами и сексапильно запихивают их в рот. Сочиняются красивые слоганы. Вся деревня завешивается крупными изображениями тухлых яиц в соблазнительных ракурсах. Устраиваются вечеринки. Тухлые яйца становятся модными. Параллельно проводятся исследования в специально созданных институтах по исследованию тухлых яиц, где научным путем доказывается, что тухлые яйца намного полезнее свежих. Потом появляется несколько степеней тухлости. Потом несколько видов. Их продают со скидкой – два в одном. Потом выделяют отдельный сорт – лимитированный выпуск, который стоит в десять раз дороже обычных. На самом деле он представляет собой просто свежие яйца. Он продается в специальном магазине. Их покупают богатые люди. Через некоторое время обычные жители деревни забывают, что были еще какие-то яйца кроме тухлых. Жители других деревень, до которых еще не добрались рекламисты, объявляются вне закона, с ними прекращаются всяческие сношения. Распространяется информация о страшных болезнях, которые передаются от тамошних птиц к людям. Жители деревни в страхе продолжают глотать яйца. От несварения желудка у них начинаются многочисленные болезни. Но тут вступает еще одна армия рекламистов, толкующих о пользе лекарственных корней. Проводится аналогичная акция. Поскольку богатые питаются нормальными яйцами, у них все в порядке. Бедным же постоянно приходится покупать лекарства, чтобы бороться с диареей, вздутием живота, почернением зубов и плохим запахом изо рта. Деревня превращается в стадо веселящихся тяжело больных людей. И так из года в год.
Рекламисты такого уровня, а именно те, кто сочиняют рекламу, прекрасно понимают то, чем они занимаются. Но не испытывают при этом ни малейшего стыда или сожаления – для этого у них слишком большие зарплаты и веселая жизнь. А с угрызениями совести туда просто не пробиваются. Помельче плавают разнообразные маркетологи – занимающиеся исследованием спроса, потребительского рынка и прочей ерундой, не требующей специальных знаний. Они в перерывах между загулами строчат отчеты и мнят себя великими комбинаторами, способными предсказать взлет и падение той или иной марке. Хотя на самом деле они не больше, чем моськи, с упоением следящие за движением своей тени, и думающие, что управляют ей.
Третий уровень  - это директор по рекламе. Это обычно самый главный человек в журнале/газете, потому что это Тот, Кто Приносит Деньги. Он может быть сущей бездарью, он может днями просиживать в своем кабинете, он может не представляет из себя ничего как личность, потому что всю работу за него выполнят шакалы-менеджеры. Все, что ему нужно – это уметь надувать щеки и грамотно лизать начальство. Как правило, это хороший друг владельцев изданий «еще с тех времен». Когда компания каким-то образом богатеет, они становятся коммерческими или генеральным директорами, и заводят себе собачек-директоров по рекламе, закончивших курсы MBA, но ничего не смыслящих в подковерных интригах, и намертво запираются у себя в кабинете (рядом с кабинетом хозяина), предварительно сослав весь отдел во главе с директором в другой офис.
Наибольший кошмар – это менеджеры. Менеджеры благодаря дикости и хаосу российского рынка, а также постоянной востребованности этой специальности, превратились в несметную орду. Состоящую из разнородных элементов, преимущественно женского пола, как правило, драчливых, довольно вульгарных, шумных, глупых, в глазах которых навечно застыли 2%. Лео так и звала их – 2%. В этой армаде иногда попадались случайные птахи вроде выпускниц филологического или архитектурного, но они плохо приживались. Лучше всего там культивировались нахрапистые крашеные тетки в ярких нарядах, которые чувствовали себя в постоянно галдящем курятнике, которым по сути являлся любой рекламный отдел, как рыба в воде.
Менеджеры отличались тупостью, жадностью и прожорливостью. Они питались падалью. Они могли притащить в журнал все, что угодно, и это прокатывало, потому что у них был главный козырь – деньги. Это они – авторы бестселлеров, бесстыдно подающихся под соусом «редакционной поддержки» о средствах от геморроя и способах борьбы с импотенцией, а также познавательных статей о том, что такое идуридупунтктура и гидроколонотерапия. Если вы увидите в каком-нибудь журнале большую статью на разворот с занимательным чтивом на тему глистов, и снизу нелепо приляпанный крошечный рекламный модуль – знайте, это они. Модуль стоит примерно 100 долларов, и занимает ровно 1/16 площади. Прочую площадь, ценой в 2000 долларов, занимает увлекательно чтиво, приляпанное к нему, как воздушный шар к какашке. Лео помнила, как в одном из еженедельников в ее изысканной рубрике о столичных бутиках – Jadore-Dior-Amor – замаячили две полосы. Ровно за день до сдачи, Лео посмотрела на свои авторские художества и обомлела. Рядом с потрясающе красивым платьем стоял макет статьи газетным шрифтом под названием «Ветеран на колесах». Статья была о каких-то левых магазинах, в которых можно было заказать дешевые продукты по телефону, на который отвечала снулая пэтэушница (фото прилагалось). Причем, как выяснилось позже, это была замаскированная реклама какого-то депутата, короче, дичь. В тот раз Лео не выдержала. Разразился grand scandale. Дело дошло до издателя. Лео кричала, рыдала, и грозилась уйти из журнала. Все закончилось легким предупреждением менеджеру. Макет пошел. Для себя Лео лишь перестала с ним разговаривать и окончательно вывела для себя эту касту в разряд неприкасаемых. Но это не меняло сути. Менеджеры – властелины творческой мысли.
Это они заставляют журналистов писать всякую хрень о замечательных салонах красоты, в которых проводятся изумительные омолаживающие инъекции (старая грязноватая армянка всаживает в лицо иглу с мутным раствором). Это они приносят в редакцию все самое плохое, украшают номер новостями группы «Волшебники двора» и вестями из ближайших супермаркетов. Это они изматывают редакторов сроками сдачи макетов, просьбами отредактировать очередную ахинею, послать «нормального» журналиста к их «лучшему клиенту», который шарахается от вида диктофона, и изводят редакцию бесконечными звонками с личными просьбами. А еще они пишут: «препораты». Лео чуть не обомлела, когда увидела подобное изысканиие, но это была чистая реальность. Менеджеры рекламного отдела – порождение святой инквизиции. Они способны убить все живое на земле. Или заменить его фекальными массами.
Иногда Лео думала, что рекламный менеджер – это призвание. Потом она склонилась к мысли, что это приобретенный навык. Лео подозревала, что у них не хватает некоторых долей мозга. По крайней мере, они обладали некоторыми особенностями, которые вызывали сомнения в их способностях. Например, они не умели общаться по и-мэйлу. Щелкнуть два раза в окно для них представляло непреодолимую преграду. Зато они обожали звонить по телефону. Всегда. В рабочее время телефон становился естественным продолжением руки, напрямую сообщающейся с мозгом. Они никогда не помнили, сколько у них должно быть макетов. Также они не в состоянии были составить список, – системное мышление отсутствовало как факт. Макеты подавались таким образом: «Ну, у меня там будет один клиент, – ну ты помнишь, я тебе говорила, зубы. Да не те зубы, те другие (длинное отступление). Так вот, там макет надо взять, вставить лицензию, – ну у меня тут на бумажке записано, и телефон у них уточнить. Ну, и с клиентом согласовать, конечно». Согласованием занималась редакция. Это был мучительный процесс – борьба профессиональной грамотности с «профессиональными познаниями». Когда Лео в одном из журналов натренировала свой рекламный отдел до такой степени, что они согласились утверждать макеты сами, на следующий день одна из менеджеров заболела (от перенапряжения мозга видимо, хе-хе), а прочие сказали, что они не на каторге, и не намерены выполнять чужую работу (а чью же еще?). Яркой особенностью менеджеров было абсолютное отсутствие критичности к тексту, – опус о бактериях в толстой кишке они читали с тем же выражением, что и рецензии о гениальном спектакле. И редкие бойцовские качества, – в противостоянии между модулем с двумя голыми задницами и восхитительной статьей про Исландию у последней не было никаких шансов.
Еще у них не было памяти. Их любимое занятие было сказать что-нибудь типа – «Не забудьте там в конце поставить адреса». На логичную просьбу положить адреса отдельным файлом в папку или, чего доброго, прислать по и-мэйлу, следовало долгое молчание (по-моему, мы зависли) с читаемым вопросом в глазах (а разве это моя работа?). Или, например, просьба принести диктофон. Одна менеджер доканывала Лео этим на протяжении недели. При этом на логичное предложение позвонить и напомнить вечером она делала круглые глаза («Ну я же не могу это запомнить!»), при этом, видимо, полагая, что Лео-то обязана помнить все. Когда Лео наконец принесла в редакцию диктофон, но без кассеты и батареек, менеджер не придумала ничего лучшего, как предложить Лео купить батарейки и кассеты, сама она это сделать была не в состоянии. У Лео не нашлось слов. Таких просьб за день накапливалось штук 20-50. Видимо, они принимали других людей за органайзер, компьютер, и и-мэйл одновременно, призванных хранить всю их ценнейшую информацию. Справляться с этим было просто. Сделать глубокомысленный вид и кивнуть. А еще лучше сопроводить требованием о и-мэйле (знаете, я воспринимаю информацию только в печатном виде – это моя особенность). Скорее всего, через десять минут все вылетит у них из головы. А если не вылетит, то вылетит через двадцать. А если и этого не произойдет, то и-мэйлом мы пользоваться не умеем, ха-ха. Гейм овер. Через несколько дней произойдет перезагрузка, старая информация всплывет, и все повторится снова. А еще они все поголовно считали себя лучшими журналистами, редакторами и дизайнерами. Рекламного менеджера хлебом не корми, дай посидеть с верстальщиком, ваяя свои гениальные творения. С этим бороться невозможно. Поэтому, если главный редактор хоть что-то смыслит, он на версту не подпускает менеджеров к редакции. Пусть достают по телефону.
Конечно, среди менеджеров тоже попадались люди. Иногда они даже были осмысленные и понимающие. Они интересовались жизнью журнала и предлагали свежие проекты. Но таких было мало. Очень мало.
Отдельное дело – PR-щики, точнее, пиарщицы, так как, они, как и рекламщицы, преимущественно были женщины. Это была та половина, не нашедшая себя в рекламе, то есть не обладающая достаточно волевыми качествами, чтобы выбивать из клиентов деньги, и занимающиеся по сути неблагодарным занятием впаривания никому не нужных проектов, причем за бесплатно. Из-за отсутствия образования и опять таки при этом постоянного спроса профессиональных пиарщиков на рынке практически не наблюдалось. Наблюдались опять же разные люди непонятного рода деятельности, так или иначе примкнувшие к этому делу. Вчера он продавал бананы, сегодня он пошел в PR. Были мажорные пиарщицы, – устроившиеся по блату в какое-нибудь жирное место, вроде представительства французской косметической компании, или итальянской обуви, целыми днями просиживающие в офисе и развлекающиеся тем, что изводили придирками неопытных журналисток, потому что больше им делать было ровным счетом нечего, и им было смертельно скучно. Сами они ни на что, кроме серых пресс-релизов с вечными «элегантно-эксклюзивно-изысканно» не были способны, и болезненно реагировали на все выделяющееся. Их любимым делом было забацать какой-нибудь совместный с редакцией проект, чтобы потом по и-мэйлу терроризировать журналистов и редакторов бесконечными просьбами накреативить что-нибудь «эдакое». А в конце сдачи номера лично заявиться в редакцию и потратить полдня рабочего времени на перестановку фотографий («Вы что, здесь же логотипа не видно!») и сочинение подписей к ним (что-нибудь в духе «Какая женщина! Какой мужчина!» (про директоров филиала, например) или «Ай да обувь!»). Оживлялись они только несколько раз в год по поводу приезда иностранных боссов, в периоды чего приходился пик активности их ИБД . Остальные пиарщицы представляли собой энергичную безликую массу с натянутыми лицами, искренне представляющих свою деятельность как бесконечное обзванивание по телефону редакций с однотипными предложениями, сначала приглашениями на презентацию, а потом вопросами «а-в-каком-это-выйдет-номере?». Стоило задать углубленный вопрос по теме, или спросить просто, не знают ли они, не их ли дизайнер в Европе прославился тем, что разослал всем редакторам глянцевых журналов живых куриц, случался завис. Мелкое хихикание, и, после продолжительной паузы, опять за свое. Иногда были случаи, когда, например, на презентацию какого-нибудь нового дизайна майонеза приглашали главного редактора лайфстайлового издания, при этом забывая, как его зовут, или путая фамилию, или не узнавая в лицо. А потом звонили, и спрашивали, а в каком номере журнала, перепутав название, выйдет их новость. В таких случаях главный редактор мрачно обещал, что, если они еще раз позвонят, мы напишем, что их презентация стала провалом года. Были и хорошие пиарщицы. По русской традиции, превращающие работу в узкосемейную тусовку для своих. С перешептываниями, значительными глазами, передаванием ценной информации, нужными знакомствами, и более-менее осмысленным общением. Но их было мало. Очень мало.
Если описать современную редакцию, то, пожалуй, больше всего она напоминает старательно замаскированное рабство. Роль суверена исполняет главный редактор, функции которого сводятся к отсматриванию того, что наваяли его подчиненные, зависанию по тусовкам, более или менее престижным, в зависимости от издания, и делании умного вида перед издателем. Прочий персонал уподобляется рабам на галерах, денно и нощно трудящихся на благо редакции, свято верящих в свой священный долг, и даже не подозревающих, что в глазах большинства аудитории их продукт годен разве что на использование по прямому назначению. Ключевую роль играют редакторы. Они корпят над редактированием той мути, которой присылают им внештатные журналисты. Сообразительные быстро смекают, что в принципе можно расслабиться, отделываться незначительными правками, и отправляются зависать по тем же тусовкам, иногда приходя в редакцию «набрать материал». Подлинную ценность журнала составляют внештатники, которые за копейки, как пчелы, приносят в соты мед-«фактуру», которую читают трутни-редакторы, и, пренебрежительно фыркая, кромсают его по своему усмотрению.
Отдельную статью составляют персонажи под названием «ответственный секретарь». Если человек попадется в самом деле ответственный, то это станет его крестом. Он пропадет. Он начнет дневать и ночевать в редакции. На его плечи свалится все – собирание статей, расстановка макетов, общение с рекламным отделом и надоедливыми журналистами, оплата телефона и интернета, выдача гонораров, выслушивание помоев из уст редакторов, рекламного отдела, журналистов и всех, кто так или иначе попадает в редакцию. Если попадется бездарь или проныра, это станет кошмаром для всей редакции. Журнал будет бесконечно задерживаться, макеты не согласовываться, журналисты таинственным образом пропадать (равно как и все ценные файлы из папок), а редакция напоминать бродячий табор. При этом он, ответственный секретарь то есть, будет пребывать в уверенности, что уж без него-то точно журнал неминуемо загнется, тогда как, стоит его только удалить, как плеврит, и только тогда, возможно, начнется его расцвет. Лео помнила, как один из таких деятелей как-то сказал ей, когда она уже не работала в журнале: «А дела-то знаешь как? Журнал-то закрыли. Ну, как мы-то ушли (мы – это я и очередная тупая менеджер), так все и умерло». Лео было смешно. Самый тяжелый труд у фоторедакторов и верстальщиков. Фоторедакторы в поте лица ищут картинки, чтобы иллюстрировать журнал, всеми правдами и неправдами стараются сделать это максимально дешевле, на это уходит все их время и жизненные силы. Хитрые начинают подворовывать, подставляя дешевые картинки и выписывая гонорары на родственников. Таких ценят, а трудяг презирают, и подвергают постоянной критике.
Еще были стилисты – это такие люди, которые подбирают шмотки для фотосессий. Это тоже были прожженные бестии – любой через пару месяцев уже входил в раж, начинал левачить на заказы от магазинов и втираться в доверие к звездам, а также выяснял, что шляться по презентациям значительно веселее, чем по магазинам. Тогда он поручал все фотографу, и погружался туда же, куда и редакторы. Плохие стилисты начинали приворовывать, делая за визажиста макияж, и мухлюя с вещами. Событие жизни стилиста – обнаружить после сдачи в магазин забытые в мешке часы от Vacheron Constantin. Хороших стилистов Лео не встречала. В принципе, у журнале мухлевали все, начиная от авторов, сдирающих друг у друга статьи, и пихающих одно и то же во все журналы, заканчивая редакторами и фотографами, левачащами направо и налево. Иначе было не интересно. Не было того драйва. Единственными людьми, которым это не удавалось, по крайней мере легко, были верстальщики.
Верстальщиков обычно набирают ровно в два раза меньше, чем нужно, что заканчивается для них сутками на работе в бесконечных перестановках, внесении правок, выравнивании по краю и подбивании регистров. Они живут в мониторе, их лица печальны. Однажды, в одном из журналов, все пришли на работу, а вместо верстальщиков после очередной «смены» остались только пустые стулья. Их никто не мог найти. Они просто ушли. Они даже тапочек не взяли. Лео оценила момент. Это был свободный выбор.
Лео была редактором. Поскольку редакторов больше не было, поэтому она была почти главным редактором – точнее, выполняла всю его работу, но на обложке стояла не ее фотография.
Она работала в маленькой компании, и это было хорошо. Она работала в хорошем журнале, по крайней мере, ей не стыдно было показать его, и сказать название. Она прошла через копи еженедельника, мелкого местечкового журнала, с вечными салонами красоты и мракобесием вроде народных целителей, которых целомудренно называли «волшебниками», и теперь попала туда, куда и хотела. Издателям пришла в голову гениальная идея. Успех любого журнала строится на трех китах: редакция (не самое главное) – т.е. удачное наполнение. Распространение – тоже не самое главное, но все же хорошо, когда журнал можно найти и о нем знают. И, главное – реклама. Поскольку главный доход любого журнала строится именно на рекламе, то издатели здраво рассудили, что для успешного бизнеса вовсе не обязательно заморачиваться такими вещами, как распространение и тому подобная фигня. Они просто выпустили журнал, набрали относительно постоянный круг рекламодателей, и умело делали вид, что распространяют журнал, тогда как весь тираж (примерно 2000 против 50 000, заявленных на обложке), рассылали тем рекламодателям, которые покупали у них макеты. Иллюзию ИБД удавалось поддерживать уже 8 лет. Гонорары выплачивались ровно через три месяца, и только тем авторам, которые обрывали провода, и брали штурмом редакцию, что тоже позволяло значительно экономить бюджет. Фотосессии воровались из французских журналов.
Штат был маленький, атмосфера семейная, но смысл тот же – умело замаскированное рабство. Это выглядело примерно так, как если бы рабам, посылаемым на строительство египетских пирамид, внушили, что они творят детище века и делают великое искусство.  И они с беспримерным рвением изо всех сил стараются сделать нечто действительно суперское, в полной уверенности, что их труд по достоинству оценят современники, и он войдет в историю. При этом у них поднимают корпоративный дух, и они внушают сами себе: мы же команда! Так протекали рабочие будни. Иногда было весело – например, заголовки. Заголовки – это топ журналистской деятельности. Грамотно придуманный заголовок иногда мог спасти статью. Лео гордилась своим умением выдумывать хлесткие и запоминающиеся заголовки. «Борьба с умом», «Prada, только Prada», «Смех сквозь мех» – это все были ее творения, многочисленно тиражируемые и повторяемые другими изданиями. Иногда они не проходили, хотя ей и очень нравились, например, своим самым удачным детищем она считала «Дело пахнет мокасином». Но истинный бестселлер родила не она. Это было творение неизвестного автора, еще в еженедельнике. Под статьей про Путина, катающегося на лошади, красовалась подпись: «Верхом на друге». Это действительно вошло в историю.
Лео относилась к той категории людей, которые то ли по глупости, то ли по неисправимому перфекционизму относятся к любой своей работе, как к делу жизни. Но только при условии, что она им нравится. Так, например, устроившись на хорошую должность в тот самый мракобесный журнал, проработав полгода и разочаровавшись в стремлении что-либо изменить, она просто перестала ходить на работу. Сначала она приходила в два, потом в три, потом в четыре, пока это не заметили. Еще два месяца она плавала, потому что уволиться не хватало духу. Наконец, когда ее к себе вызвал генеральный, она сослалась на плохие условия и сказала, что добилась бы гораздо больших результатов, если бы ей дали личного помощника и отдельный кабинет. После этого ее, наконец, уволили. Она сделала головокружительную карьеру, за три года превратившись из внештатного журналиста заштатного сайта в редактора модного глянцевого журнала. При этом набрав звездную команду из журналистов, много превосходящих ее в профессионализме, и организовав все – и отличные авторские фотосессии, и оригинальные рубрики, и нестандартную подачу материала таким образом, что это все стало примером для подражания и многочисленно растаскивалось различными журналами и журнальчиками. При этом она выгодно отличалась от типичных редакторов, и гордилась этим. Редакторы состояли из двух категорий. Или это были толстеющие неопрятные тетки с не сложившейся личной жизнью, – именно они пишут в журналах типа Cosmo, давая советы несмышленым подросткам о том, как зацепить мужчину своей мечты. К ним примыкают неухоженные спортивные обозреватели с пивным животиком, слыхом не слыхивающие не то, что о фитнесе, но об элементарной зарядке, или музыкальные редакторы без слуха, или театралы с внешностью немецких бюргеров. Второй подвид составляли молоденькие редакторши глянцевых журналов, по незнанию находящиеся в упоении от своего золотого рабства, и от свалившегося на них счастья в виде бесплатных посещений пресс-конференций со звездами, открытий бутиков (где подарки дают) и различных светских мероприятий. Их можно было сразу узнать – затравленный взгляд, нелепый наряд, состоящий из самошитого платья, кулончика из дешевого серебра, подаренного на презентации Tiffani, и нелепых зеленых чулок. Все дешевое, но с претензией. Это был разряд девушек, которые тратили ползарплаты, заходя в бутик Escada, и покупали платочек.
Ей нравились фотографы, - они были тихие и послушные. Это была самая честная профессия, но и ее умудрились изгадить. С появлением цифры расплодилось огромное количество не-пойми-какого-вида мальчиков, шныряющих по светским тусовкам, щелкающих знаменитостей, и напускающих на себя такой вид, словно они Терри Ричардсоны, только на том основании, что у них знакомый стилист в Tony&Guy. Появился разряд капризных фотографов, которые изматывали редакцию претензиями «Это я снимаю, это не снимаю», и грозились поговорить с главным редактором, и доставали его по поводу гонораров. Одновременно развелось огромное количество мошенников. Поскольку для большинства журналов нужен был вал отснятых вещей, на этом стали неплохо зарабатывать. Лео лично знала одного сержанта милиции, который в свободное от работы время занимался тем, что фотографировал все это барахло, которое пристраивала в журнал его жена. В месяц выходило что-то около 2000 долларов.
Главным человеком в журнале был издатель. Они тоже бывали разные. Затравленные бесконечными проблемами с одной стороны и дикими просьбами с другой. Неприступные, холодные, отгороженные огромным штатом. Жадные, хитрые рвачи, только и мечтающие, чтобы обобрать своих подчиненных – не столько жалко денег, сколько принцип важен. У Лео был нормальный издатель – спокойный и пофигистичный, но довольно хитрый, конечно.
Атмосфера в журналах была разная. В еженедельниках – постоянная истерика по поводу номера. Звонки на мобильный, бессмысленная суета и ор. В крупных журналах – скрытая и напряженная подковерная борьба, когда каждый сидит на месте и не знает, придет он завтра на работу или нет. Там выживали только сильнейшие – тетки и иже с ними. И еще – геи. Их было несметное количество. Кажется, все они скучковались где-то около глянца, найдя его оптимальным для своих возможностей – ловкого умения изображать ИБД, наведя гламурный вид, при этом пиная балду и издеваясь над честными тружениками. Конечно, у них тоже была специфика – они дрожали перед боссами, выкручиваясь, как свиньи на веревке, и идеально владели подхалимажем, но это все были мелочи.
В больших журналах время проходило за увлекательной борьбой – против кого дружим. Перестановки и увольнения обсуждались в курилках из месяца в месяц с неизменным ажиотажем. Сюда добавлялись еженедельные пьянки по поводу дней рождения сотрудников и обсуждения главных редакторов. В еженедельниках они менялись часто. Например, за год работы Лео там поменялось три главных редактора, а когда она потом встречала бывших коллег, первая новость была: «А ты знаешь? У нас опять главный поменялся». Смысл передвижения заключался обычно в следующем: первый главный редактор кардинально менял политику журнала, превращая его в нечто человеческое, а прочие занимались систематическим разрушением созданного с привлечением для этого в журнал всех своих многочисленных знакомых и родственников. Все это очень напоминало набеги саранчи. В мелких журналах все протекало более мирно. Дни проходили за шляньем по мероприятиям, время сдачи номера – в истериках и дикой суете.
Лео быстро остыла к такого рода развлечениям, и посещала их чисто иронически. Зная, что половина журнала уйдет к рекламодателям, которые в лучшем случае бросят его на стол, а половину сожгут на свалке, она, тем не менее, делала все, чтобы выпустить его интересным и красивым, для себя и узкого круга друзей. Ей нравилась эта игра.
Лео зашла в редакцию. В комнате сидели две верстальщицы с сосредоточенными лицами. Где-то в лабиринтах фотобанка пропадал фоторедактор, ответственный секретарь отсутствовал. Начинался обычный рабочий полдень. Лео плюхнулась на свой красивый стул, и начала просматривать почту. Собрав информацию о ближайших мероприятиях, и похихикав над шедеврами, присланными авторами, выслушав отчет о состоянии дел в редакции от фоторедактора, она зевнула и вытянула ноги. Делать было совершенно нечего.
И тут позвонил Дима. Дима был концентрацией того, что преследовало Лео всю жизнь. Все дело в том, что с течением времени у нее выработался четкий образ того, кто, предназначенный судьбой, должен был встретиться ей и стать Человеком ее жизни. И, разумеется, унести ее на вершину мира и все такое прочее. Лео, полагая себя особой совершенно неординарной, считала, что подходящей парой ей может стать только такой же неординарный человек. И образ нарисовала в строгом соответствии со своими вкусами и общепризнанными ценностями, сквозящими в главных сюжетах масс-медиа. Итак, это должен быть: человек несомненно большого ума и достоинств. Как определить степень ума, Лео не очень представляла, поэтому сосредоточилась на достоинствах. Так, он должен быть непременно симпатичным. Не красивым, а именно симпатичным – такой обаятельной мужской красотой, которая не бросается в глаза, но непреодолимо влечет тех, кто хоть немного смыслит в этом деле. Дальше шли чисто бытовые приметы. Место жительства – обязательно центр. Или Юго-Запад. Более того, Лео устраивали только две улицы в городе – ее собственная, Мосфильмовская или же Остоженка, символ нового качества жизни. Все прочее не рассматривалось. Машина – естественно, Mercedes. Желательно серебристый, но черный тоже ничего. И еще он должен был любить хорошую кухню, быть не чужд медиа-среды и как-то быть причастным к самолетам – Лео неудержимо влекло все, что связано с воздухом. Она как-то совершила экспромтом авантюру на одном из уик-эндов, заметив на причале два спортивных самолета, упросила пилота прокатить ее на одном из них. В полете разбаловалась, и даже сделала пару виражей. Это стало одним из самых сильных впечатлений в ее жизни. Словом, как только наступило осознание, Лео поставила за цель найти себе такого спутника и принялась за поиски, внимательно высматривая нужные приметы, рыская по городским джунглям.
Все это было прекрасно, только беда была в том, что Лео попадались все больше совершенно не то. Например, она имела большой успех у «менеджеров» – особой касты людей в белых рубашках с закатанными рукавами и галстуках, купленных в Tom Taillor, с гарнитурами в ушах. Их смысл жизни заключался в дневном мельтешении по офисам, посещениях курсов английского или подготовкой к сдаче MBA, занудном обсуждении новинок аудио и кино, массовых рассылках приколов по Интернету и вечерних походах в недорогие японские рестораны и на концерты группы «Чайф» и «Зимовье зверей». Их Лео сбивала наповал, стоило только появиться в каком-нибудь страшно розовом платье в обтяжку и отпустить пару своих фирменных фраз типа «Коэльо? Это же вчерашний день. То есть век» или рассказав невзначай анекдот на японском. Менеджеров Лео не то, чтобы на дух не переносила, но как-то не включала в свое поле зрения – раз попробовав haute cuisine потом вряд ли будешь кайфовать в «Шоколаднице». Юные создания взирали на Лео с обожанием, – это была еще одна группа ее поклонников, которую она использовала вовсю, – как для поездок по городу, так и для развлечения – ей нравилась молодая кровь. Была, правда, особая категория молодых мажоров – студентов МГУ или МГИМО, которые Лео стойко бесили. Являясь по сути теми же щеночками, что и прочие, они так старательно пытались произвести на нее впечатление, припорошенные всякими благами жизни, свалившимися на них еще с рождения, вроде стажировок за границей, работы в какой-нибудь иностранной компании и костюма Alexander McQueen, что она с неизменным наслаждением издевалась над их иерархией ценностей, делая им как она выражалась «химию на мозги». Так же ее раздражали тридцатилетние бездельники, работающие в топ-менеджменте крупных корпораций, и так и не вышедшие из абстинентного периода своей молодости, проведенной в клубах типа «Птюч» в рэйвово-кокаиновом угаре. Свой цинизм они заливали на кухнях пятисотдолларовым коньяком, размазывая сопли под Высоцкого и мучительно задавая друг другу один и тот же вопрос: «В чем смысл жизни?». Символом этого поколения Лео считала одного из директоров известного холдинга, который на ее глазах весь вечер посвятил тому, что искал входа в закрытую дверь туалета. Она произвела фурор, как-то зайдя на поэтический вечер, устроенный среди творческой молодежи, – в основном бедные актеры, музыканты. Появление такой особы, как Лео, можно было приравнять к выходу павлина в курятнике – конечно, все мальчики сразу были ее, а среди девушек она заслужила стойкую ненависть. Как, впрочем, и всегда. Но главное, среди всей этой толпы не было даже ничего похожего на ее желанный идеал.
Была странная закономерность. Лео отметила, что у нее всегда складывались определенным образом отношения с молодыми людьми, чье имя заканчивалось на –ша. Паши, Леши, Саши появлялись вокруг нее практически всегда. Практически никогда не получалось пересечения с Андреями, хотя они ей и нравились, и вовсе были исключены Константины, Игори и тому подобное. Лео вывела некоторую закономерность, и даже разработала маленькую теорию по именам и характерам. Например, Паши обычно были довольно скромные, но с неплохим чувством юмора и преданные. Леши – несколько нервные, сентиментальные и мягкие. Саши – прирожденные лидеры, резкие, крупные, несколько категоричные. Ее кошмаром были Димы. Димы ей попадались всегда, в гигантских количествах и никогда не пропускали мимо. Ужас заключался в том, что все Димы отличались страшным занудством – что-то в их характере было заложено таким образом, что они неизменно производили унылое впечатление, но, видимо, по тому же закону, летели на исключительную своеобразность Лео, как мухи на мед. За свою жизнь Лео подсчитала, что знакомых Дим у нее было как минимум 25. Дима был неизбежен, как конец капитализма.
Этот был свежим приобретением. Лео довольно долго общалась с ним в сети, – ей нравился его подчеркнутый интеллектуализм, иногда удачные силлогизмы, а он было видно, как тянется к ее живой непосредственности. Его особенность была в том, что он был из Питера, поэтому ко всегдашнему занудству прилагались еще постоянные сравнения типа «Знаешь, почему Москва женского рода, а Питер мужского? Потому что Питер – город, а Москва – деревня». И постоянное подчеркивание своей культурности по сравнению с местными – необразованными аборигенами. Плюс маниакальное выискивание во всех сферах своих, «питерских», которые повсеместно «дают жару» здесь, в Москве. Среди знакомых он слыл как неординарная личность, и в принципе ей уже любопытно было с ним повстречаться, вот она и решила, почему бы и нет? Порешили на Соколе. Делать в редакции было совершенно нечего, и Лео с легкой совестью отправилась на встречу, прикрывшись походом на какую-то вечеринку.
Так как Лео в своей манере сразу огорошила его своими требованиями, то ему волей-неволей пришлось соответствовать, а она радостно приняла эту позицию, подрисовав себе образ. Словом, она ожидала увидеть что угодно, только не то, что предстало перед ней сейчас. На эскалаторе торгового центра стояла худощавая фигура с узкими плечами невысокого роста. Он обернулся – и единственное, что поразило Лео, это большие светлые глаза, очень пронзительные. Она никогда таких не видела: они как бы фокусировали на себя все внимание, рассеивая все остальное, так, как будто его и не было. Глаза быстро так просканировали ее, и, видимо, удовлетворившись результатом, стали матовыми и чуть поблекли. Но впечатление первых секунд было убийственным.
И тогда Лео решила напиться. Желание возникло не сразу, но, ощутив его, Лео почувствовала то приятное ощущение в животе, которое обычно предшествовало хорошему вечеру за душевным разговором. Они немного посидели за столиком.
- Чай? Кофе?
- Коньяк.
Лео с удовольствием проследила за движением бровей и пододвинула к себе пачку Vogue. Они поболтали ни о чем. Лео принялась резвиться. Первой жертвой пал официант. Это тоже была игра. Называлась Клиент.
- Чем-нибудь могу вам помочь?
Лео доверительно придвинулась и зашептала:
- Можете. Вы не знаете, чего я хочу?
Официант в недоумении пожал плечами.
- Тогда зачем спрашивать? – лукаво прищурилась Лео. – Ну ладно. Скажите, вот салат «Куриный» у вас с чем?
- В смысле с чем?
- Я понимаю, вы хотите ответить, что с курицей. Но, видите ли, по составу – салат, курица, пармезан – он очень напоминает то, что обычно называется «Цезарь». Скажите, это «Цезарь»?
- Ну, может быть, и «Цезарь».
- Там еще должны быть такие легкие сухарики – он у вас с сухариками? Или с чем?
- С «Кириешками».
Дима с интересом наблюдал эту комедию.
- Так, с салатом ясно. А скажите мне, что это у вас такое – «ВСОП»?
- Это? Коньяк.
- А. Ви-Эс-Оу-Пи, наверное, имеется в виду? Тогда «Хо» уже не спрашиваю. Тогда чай.
- Какой?
- На ваш вкус.
- ?
- Ну, любой. Только не зеленый жасминовый.
Задумчивая пауза.
- Ладно, дайте мне двести грамм вашего ВСОПА, нет, лучше Хо, кириешек не надо, спасибо.
Официант отошел. Дима, скрывая улыбку, посмотрел на нее:
- А ты всегда так с людьми разговариваешь?
- Да, а что?
- Ничего, – и он углубился в меню.
- Чем больше я общаюсь с людьми, тем больше мне нравятся животные. Бу-га-га!
Отхлебнув коньяк, Лео развеселилась. Следующей жертвой по всему должен стать Дима. Она даже знала, как все будет. Сейчас она развернет еще одну свою любимую игру – отвечать на типичные вопросы самым диким образом. И развернула.
- Ты очень необычная.
- Да? Прямо не знаю, хорошо это или нужно срочно куда-то стараться.
- А ты чем занимаешься?
- Собой.
- В смысле работаешь или учишься?
- Работаю. Над собой.
- В смысле?
- В смысле самосовершенствуюсь.
- И как?
- Страшно.
- Почему?
- Ну, представь, стану я совершенством. Это же очень тяжело. Сразу возникает проблема найти себе пару. Ты бы смог жить с совершенством?
- Хм. Не знаю, никогда не пробовал.
- Попробуй.
- А чем планируешь заниматься?
- О, знаешь, говорят, хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах.
- Да. А он улыбнется, и скажет: добро. Дерзай, в смысле. Зависит от планов.
- О, я думаю снять фильм. Знаешь, я такого хорошего мнения о себе, что, думаю, этим обязательно нужно поделиться с человечеством – нельзя же все хорошее таить в себе.
- Я, кстати, думал как-то открыть свою киностудию, - как-то мимоходом сказал Дима.
- Да? – почти не обратила внимания Лео. – Давай. Забьем баки Голливуду и все такое.
- А идея есть?
- О, идей громадье. И даже название такое запоминающееся, - ой, только сейчас забыла. Что-то провалы в памяти начались, - видимо, возраст.
- Пока ты еще помнишь свой возраст, значит, это не возраст. А следовательно, не провалы.
- Ну, например, можно снять фильм про шпионов. Ты приходишь после работы в бар. Вздыхаешь, заказываешь стопку коньяка. Когда ж наступят выходные? Тут вхожу я. Наступаю тебе на ногу и говорю: Никогда.
- Ага, вот так и палятся советские разведчики за границей. Кто ж коньяк стопками пьет.
- Хаага.
- Разведчик в ресторане просит красного вина. Официант уточняет, какого именно, но наш разведчик смеется ему в лицо, уверенный, что есть только два сорта – красное и белое.
- Ну, тогда можно про Чебурашку. Снимем римейк. Я буду играть куклу Барби, которая в магазине встречается с Чебурашкой. Они устраивают чайную церемонию, веселятся, пьют чай, а потом бьют часы, и она засыпает. Ну, или можно что-то более маргинальное.
- А Барби с Чебурашкой за чайной церемонией не достаточно маргинально?!
- Ну, можно и так.
- Чебурашку жалко.
-  А меня? У меня, может, кроме этой (го) Чебурашки ничего и нет…
-  Так ты-то спишь. А вот Чебурашка… один… в ночи… с остывшим чаем… Нет. Так обращаться с Чебурашкой может только Барби.
Лео сделала умильные глазки и промурлыкала:
- Сделай мне монтаж…
Дима сделал небольшой звонок, чему Лео не придала значения, и спросил:
- Ну? Куда пойдем?
Лео, прикончившей свой бокал, хотелось праздника.
- Только не кино и не японский ресторан. Что-нибудь будоражащее.
- Любишь играть?
- Только этим и занимаюсь.
- Может быть, кино?
- Я не особенно люблю смотреть фильмы. Больше книги.
- Последнюю книгу я купил лет десять назад за 1 рубль. А на сдачу взял вина. Это было очень грамотное вложение денег. А ты смотрела фильм «Необратимость»?
- Нет, но слышала. Говорят, редкостная гадость.
- Врали. Отличный фильм.
- Про что?
- Так толком не расскажешь. Смотреть надо.
- Ну так давай посмотрим.
- Ты же не хотела в кино. Но в принципе можно купить и поехать посмотреть у меня.
- Так и сделаем. Обожаю ходить в гости.
Это была правда. Лео действительно обожала ходить в гости. Во-первых, это было интересно, – кто как живет. Во-вторых, сразу все становилось понятно о человеке, можно встречаться полгода и ничего не узнать, а стоит оказаться в квартире, и можно сразу решить, стоит с ним иметь дела или нет. Насчет Димы Лео ничего такого не планировала, но все равно было интересно, – сказался охотничий инстинкт. По дороге они купили еще коньяку – специально для Лео – и самого лучшего шоколаду, какой только можно было найти, – она решила покапризничать. Квартира Димы ее ничем особенно не поразила – жилище как жилище, пожалуй, слишком тяжелая и старомодная мебель, слишком явная претензия на более высокий класс. Так, средненько.
- Как у тебя пустынно.
- Я люблю быть один.
- А как же друзья?
-  Они мешали мне заниматся работой. Не давали сделать карьеру. И заставляли с ними пить и делать другие ужасные вещи… Пришлось от них избавиться.
- И ты сделал карьеру?
- Конечно, нет. Но хорошо хоть от друзей избавился.
- И что ты делаешь по вечерам?
- Ну вот, например, недавно. Стоял чудный майский вечер, цвели одуванчики, и уже во всю пахло луговыми травами… В тот вечер я как раз удачно избавился от своего одного нового друга... Собственно именно… этим мне тот вечер больше всего и запомнился… Я тогда ничего не делал. Пораньше лег спать, чтобы утром не проспать работу. Эх… были же времена!
Лео повернула голову:
- ?
- Молодец. У тебя тоже неплохо получается задавать вопросы.
- Знаешь, как называлась моя курсовая?
- Странно… но нет. Как?
- Вопрос, оставшийся без ответа. Все еще удивлялись, как можно написать двадцать страниц о пьесе, которая занимает две страницы. Да, были времена. А теперь у меня есть только моя работа и вот этот телефон.
- Хороший телефон.
- Я очень люблю этот телефон.
- Настолько, чтобы иметь с ним троих детей?
- Хорошая идея насчет детй. Я теперь именно с этой точки зрения буду оценивать людей.
- Я хочу иметь с тобой внуков.
- О. Лучший комплимент, что мне доводилось слышать.
Лео скосила глаза в сторону. Все это становилось немного скучно. Да и фильм ее не очень впечатлил – слишком много грязи и насилия, к чему все это, может быть, кто-то и находит удовольствие в этом копаться, но только не она. Зачем превращать свою жизнь в мусор, не лучше ли выбирать красивые вещи и любоваться ими и на то тратить свою жизнь? Поэтому ей из всего фильма запомнился только один момент – там, где героиня лежала на режуще-зеленом поле, камера постепенно отъезжала, рисуя ее белую фигуру на зеленой траве, и это было так светло, так красиво. Она методично попивала коньяк, с удовольствием разжевывая шоколадом, и получала удовольствие, гнобя, как заправский критик, не пришедшийся ей по вкусу фильм. Дима, напротив, смотрел с явным удовольствием, пристально вглядываясь в отдельные моменты.
- Ты не понимаешь, - сказал, наконец, он. – Это невероятный фильм. Он удивительно точно отражает жизнь.
- Жизнь? Вот все эти сношения в переходах и мордобой в гей-клубах? Это не моя жизнь.
- Откуда ты знаешь, какая жизнь твоя?
Лео чуть не поперхнулась.
- Моя – жизнь, которую я выбираю. Я выбираю красоту, гармонию и успех. Это моя жизнь. А другие пусть выбирают себе то, что они хотят. Ни о чем не думать, жить и наслаждаться.
- О, наслаждение… Скользить по краю, замрите, ангелы. Знаешь, у них (он кивнул на экран) поначалу все было так же, как и у тебя, если ты заметила. Но фильм как раз про то, что мы ничего не выбираем. Жизнь выбирает нас. И когда-то наступает определенный момент, когда ты ничего не можешь сделать с тем, что происходит. И твоя жизнь идет не так, как ты хочешь, а так, как ей следует идти. И ты ничего не можешь с ней поделать.
- Ну да. Скажи еще, что ты фаталист.
- Нет, я не фаталист. Но я имею на это право. Потому что большинство людей даже не отдает себе отчет, по каким законам движется их жизнь. А я это знаю.
- Ты? – Лео с улыбкой уставилась на него. – Да откуда?
Дима помолчал немного.
- Знаешь, какое самое большое удовольствие в жизни?
- Догадываюсь, но интересно послушать вариант.
- Идти по подземному переходу с мобильным телефоном в руках. И знать, что в этот момент ты управляешь миллионами.


Плевок вчерашних новостей,
Гламур, лямур, враньё, реклама…
Не лучше ль спрятаться в постель?
Ведь бой с собой - он трудный самый.

Глава IV. Франция my love. ГЛЯНЕЦ.
Лео, болтая головой направо и налево, ехала в машине, напевая французскую песенку. Рядом с ней сидел ее новый приятель – тоже француз. Французы недавно приехали с консалтинговой группой, чтобы проводить исследования в среде российских масс-медиа. И, как любопытные птицы, высматривали по сторонам в надежде, что им попадется что-нибудь интересное. Им на глаза попалась Лео. Естественно, их босс тут же пригласил ее отужинать и обменяться культурными впечатлениями о столице. Лео была не то, чтобы в восторге, но и не против. Французы не входили в круг ее интересов – о, она была патриоткой. Но почему бы не уделить несколько мгновений жизни познанию чуждой цивилизации? А потом со знанием дела небрежно бросать среди знакомых: «А вот мой знакомый француз говорит, что то, что в Москве зовут французской кухней, на самом деле помесь воображаемого с желаемым».
Кроме того, Франция была родиной всего того, что стало новым смыслом и новой культурой на ее родине. Называлось это словом «гламур», тоже, естественно, французским.
История гламура довольно показательна и довольно точно характеризует все аксиоматичные черты процессов, происходящих в разные периоды с одним и тем же народом. Так исторически сложилось, что всякая смена власти непременно сопровождается сменой идеологии. Для такой большой страны, как Россия, это особенно актуально, потому что с таким огромным, наивным и свободолюбивым народом необходима сила, которая будет крепко его объединять, служа связующим звеном между народом и властью. В свое время такой силой было самодержавие. На этой мощнейшей идее держалась нация не одно столетие, свято веря в «батюшку-царя» и Бога. С приходом коммунистов идеология резко поменялась в сторону идеи народовластия, но суть ее осталась той же. Как коммунистическая идея была замешана на основных библейских принципах, так и идеология нового социалистического рая подразумевала такую же слепую и безоглядную веру в силу коммунистической партии.
У каждой идеологии должна быть культура – тот образ, на который положено равняться. В 20-е годы культурологической парадигмой стала молодость нации, обновленный социалистический строй, и молодой народ, начинающий строительство молодого государства. Культовым образом стала фигура молодого человека с накачанными мускулами и средним образованием. Ум ни к чему идеологии – ведь он может обнажить ее скрытую сущность. Культ личности никуда не делся, но образ батюшки-царя сменил образ отца народов, жестокого палача и убийцы, за которого готовы были отдать жизнь миллионы, причем совершенно искренне. Когда идеология исчерпала себя, а идолы стали больше походить на разлагающиеся старые пни, культура себя исчерпала. Крохи общемировой культуры, заложенные гимназическим образованием, начисто выветрились, и началось зловонное болотце без ярко выраженных признаков какой-либо духовной жизни. Забавно, но в России расцвет культуры неизбежно наступал после тесного взаимодействия с западной культурой, и в противовес ей. Наоборот мы можем, а вот сами – никак. Когда советской власти пришел конец, вместе с долгожданной свободой в страну мощным потоком хлынула западная культура, рождая новые ценности и жадно приживаясь на новой почве. И начался праздник. Пришла новая власть, из тех же, что и раньше, но теперь она маскировалась под либералов и кормила народ обещаниями. Одуревшие от воздуха свободы, опьяненные легкими деньгами, люди кинулись безумно прожигать жизнь. Видя, как легко в один момент рухнуло одно из самых громадных государств в мире, они уверились, что в мире нет ничего постоянного, и принялись черпать жизнь большой ложкой. Надо постараться успеть все сегодня, ведь завтра может и не наступить. Прибавьте сюда русскую широту души, и вы поймете, откуда взялись русские балы, катания на медведях и стрельба из пушек икрой.
Когда первичное удивление, дележ территории с разборками и народные гуляния на русский манер прекратились, тем, кому удалось запрыгнуть на вершину и стать царем горы, захотелось большего. Перед глазами был Запад – изысканный, надменный и безумно привлекательный. Гламур подкрался незаметно. Знаете, какие майки первыми появились на рынке – черные такие, с разноцветными буквочками? Вы не поверите – Gucci. Конечно, майки были вовсе не Gucci, а китайские, но это слово было выбито прямо на груди, теми самыми разноцветными буквочками, и в сознании людей, еще не отдающих себе отчет в значении этого слова, уже откладывалось его волшебное звучание. Особенно раздражало то, что Запад ничего не желал знать о России, и, несмотря на обилие свобод, не хотел принимать ее в свою компанию, и даже просто признавать какое-то место на самоопределение, по-прежнему считая ее всего лишь дикой провинцией. Это было особенно тяжело пережить, с детства впитав тезисы о самой большой территории, самом непобедимом народе, самой глубокой культуре, самом богатом языке, и вообще всем самом-самом. И тогда русские стали покупать самые дорогие машины, ходить в самые дорогие рестораны, и ездить на самые дорогие курорты, где ходили в самые дорогие рестораны и оставляли самые большие чаевые, навсегда испортив репутацию и сервис этих мест, и спровоцировав массовое бегство оттуда иностранцев.
И тут вдруг выяснилось, что все, что составляло предмет гордости и вызывало слезы умиления за свою страну, не более, чем грандиозная иллюзия. Язык Пушкина и Толстого не котировался на Западе вообще никак, а из всей богатейшей русской литературы, так насаждаемой в школе, Запад предпочитал только Достоевского, писавшего об ужасах и несправедливостях российской действительности. Живопись, наполнявшая грандиозные залы музеев, по которым водили школьников, оказалась настолько вторичной по сравнению с европейскими мастерами, что о ней даже говорить не хотелось. Архитектура и вовсе практически целиком копировала лучшие находки на Западе – даже предмет всенародной гордости, высотки, построенные на крови и костях политзаключенных, оказались не более, чем бледной копией нью-йоркских небоскребов. Российское кино ни в какое сравнение не шло с голливудской продукцией. В России не умели шить одежду и обувь, производить автомобили и предметы бытовой техники, не умели делать компьютеры и мобильные телефоны, словом, почти ничего. Правдой оставалось только одно: Советский Союз навсегда застолбил за собой первенство в покорении космоса, – и с этим ничего нельзя было поделать, и это особенно бесило.
Европейцы со снисхождением смотрели на попытки России по-быстрому устроить у себя капиталистический рай, а страна задыхалась в кровавых судорогах, распинаемая властью под холодными взглядами владельцев крупных состояний. А ее жители при этом, как аборигены, накинулись на сомнительные блага западной цивилизации, радуясь возможности наконец попрать табу.
И настал хаос. Это напоминало пир во время чумы. Вдруг стало совершенно необязательно скрывать свои доходы, напротив, стало модно их афишировать. В России появились самые дорогие автомобили, открылся ряд статусных магазинов, а жены политической и бизнес-элиты стали напоминать представительниц племени Мумбо-юмбо в день праздника урожая. Все скрытые желания вылезли на поверхность. Эллочка-людоедка все еще жаждала отомстить Вандербильдихе, и никогда не была так хороша. Откуда-то вдруг взялись местные кутюрье, рестораторы, и звезды шоу-бизнеса, составившие тот тесный кружок, который и задал тон той нескончаемой ярмарке тщеславия, которая продолжается до сих пор. Бесчестно нажитые состояния жгли карман их обладателям. Счастье казалось недолговечным, и нужно было его побыстрее растратить. При этом жгучее желание продемонстрировать свой успех спорило в душе с генетическим страхом перед расплатой. Поэтому на лице застыла вечная гримаса как бы неудовлетворенности своим богатством – мол, да, все так, но я к этому не причастен. И начался карнавал под названием «светская жизнь».
Посмотрите на любое кладбище бриллиантов – последние полосы глянцевых журналов, где кучкуется новоявленная российская элита. Все они выглядят как-то неестественно – как на чужом празднике. Сквозь отполированный до блеска имидж проглядывает неуверенность и недовольство собой. Западные костюмы сидят на них как-то криво, и одеваются в странных сочетаниях. Русских можно всегда безошибочно отличить от иностранцев – по странной одежде и напряженному выражению лица. По глазам. По звуку. И уж точно – по запаху. Страна перестала гордиться своими кумирами. Взамен видных научных деятелей и ударников труда на сцену вышли ничем конкретно не занимающиеся никому не известные люди, вся ценность которых заключалась в том, что их могли ограбить на несколько сот тысяч долларов, или они могли закатить вечеринку, на которой Элтон Джон танцевал на рояле. Быть бедным стало не почетно, а позорно, а быть богатым – зазорно, но престижно. Их ненавидели, им подражали и им завидовали. Они стали новой элитой общества и примером для подражания, а главным достижением стало не сделать научное открытие, или написать роман, а съездить на Канары или купить виллу в Испании. А не можешь – читай, как это сделали другие. Попасть в богему оказалось достаточно просто – для этого всего лишь нужно дружить со всеми без разбору и настойчиво лезть в ящик. Несколько удачных показов – и тебя уже знают. Самым популярным занятием стал дизайн во всей проявлениях, самой популярной профессией – стилист. Все стало легким и поверхностным.
Вопросы искусства отошли на второй план. Страна больше не гордилась тем, что воспитала Тургенева, Тютчева и Скрябина, зато гордилась тем, что в мире всего два настоящих бутика Vacheron Constantin – один в Женеве, а другой в Москве. Третий бутик, кстати, открылся, угадайте, где? Конечно, в Москве. Москве, видимо, он нужнее, чем всему миру вместе взятому. Обсуждать вопросы литературы и искусства вдруг оказалось дико скучно. Спросите у кого-нибудь, что он прочитал за последнее время, или кого он считает апологетом русского акмеизма? На вас, скорее всего, посмотрят как на ненормального. Зато если вы начнете перечислять свои любимые дизайнерские марки, разговор тут же окажется очень оживленным – в Москве стыдно не знать, кто такой Филипп Старк.
Когда страну накрыла первая волна робкого возроптания, власть поняла, что нужно что-то делать. Она не стала утруждать себя разработкой национальных программ или реформированием социальной сферы. Она просто выдумала новую идеологию. Точнее, та пришла сама собой. Новой идеологией стал гламур. В то время, как глянцевые журналы количеством 400 наименований с тысячи полок разноголосо провозглашали новую манию роскоши, книжные магазины окончательно избавились от дурной привычки выставлять на видное место классику, а телевидение захлестнула волна дурнокачественной рекламы, в которой в облегченном более тупом и навязчивом варианте излагались те же тезисы, что и в глянцевых журналах, на общество снизошла новая идея. Идея была такова.
Плохо быть бедным и старым. Бедным быть стыдно, а старым  нельзя. Иначе это не твой мир. Плохо быть непродвинутым и нединамичным. Непродвинутым можно быть только лохом, а без динамичности ты никогда не заработаешь денег на то, чтобы стать молодым и богатым. Плохо быть некрасивым. Благодаря жестокому диктату жестких стандартов некрасивость и непохожесть на идеал еще никогда не унижалась с такой изощренной жестокостью со времен древней Спарты. Плохо быть неспортивным и несовременным. Плохо быть неактуальным. Плохо быть заурядным, но лучше быть таким, как все, чем выделяться среди тех, кто спортивен, современен и актуален. Плохо не иметь стильной стрижки, хорошей машины, но иметь волосы под мышками, кариес и плохой запах изо рта. Плохо быть плохо одетым. Короче, плохо – быть НЕМОДНЫМ. Например, по велению моды из жизни исключались слова, понятия и целые направления. Говоря о музыке, чтобы прослыть высококультурным и просвещенным человеком, надо было забыть такие слова, как «рэйв», «техно», «соляк», «кислота» и «гранж». Все это было страшно немодно. И неважно, что твои дети играли в свободное время именно гранж. Они называли это «эмо» . Играли они так же паршиво, как и ты в свое время, но это ничего не меняло. Вот влияние гламура. В это всеобъемлющее понятие вкладывалась такая глубокая идея, которая начисто лишала людей самооценки и поглощала их целиком. Мода – вот кто стал новым инструментом власти. Новым миром стал светский мир. Где отсутствовали такие явления, как старость, бедность, уродство и смерть. А новой культурой стал гламур.
И хотя на телеканалах стыдливо ограничивали формат лимитированным количеством показов картин чужой богатой жизни, гламур все равно проникал в страну со страниц глянцевых журналов, с пересудов, со сцен на улицах, с вестей, доносившихся с рублевских полей, постепенно заполняя сознание. Всем хотелось красивой жизни. Это раньше подборки шмоток в глянцевых журналах с семизначными ценами были чем-то запредельным, а теперь эти названия знает каждый школьник. И хочет ими обладать. Но для этого надо было работать. Нужно было много денег, чтобы чувствовать себя человеком в этом новом мире. Чтобы быть хорошо одетым, молодым, красивым, спортивным, богатым и актуальным. Если этого нет, ты превращаешься в пустое место. Ты – пария. Ты жив, но тебя не воспринимают. Люди смотрят мимо тебя, к тебе приклеивается клеймо лузера. Поэтому надо стремиться. Надо стремиться стать таким, как все. Или хотя бы похожим. Когда есть стремление, нет нужды делать революцию. Поэтому гламур непобедим.
Советская власть сменилась светской, культ личности перешел в культ личностей. Люди совершенно спокойно воспринимали новость о гибели 150 людей во время авиакатастрофы, но с живостью обсуждали пластическую операцию или новый роман заметного светского персонажа. Что характерно, в любом, даже тоталитарном режиме, обязательно присутствует контркультура. Неважно, что это, террористы-бомбисты, поэты серебряного века или барды. Альтернативной гламуру культуры нет. Точнее, она есть. В интернет-собществах немытых программистов, на досуге пописывающих в стиле «эхма, жисть-то какая», в сборищах таких же немытых бардов на грушинских фестивалях. Но назвать эти крохи культурой даже как-то язык не поворачивается. Самые умные и развитые нашли себя в критике. Когда ничего невозможно создать, остается только грамотно ругать происходящее. Особенно в России – нас хлебом не корми, дай плюнуть в душу. Круг замкнулся. Запад победил. Он победил самой страшной победой – в сознании. Зачем вести войны, если есть средства массовой информации? У людей не осталось ни одного повода для гордости, – а разве может быть какой-то повод, если ты, проклиная своих врагов, в то же время носишь одежду, которую они сделали, ешь их еду, слушаешь их музыку, да еще и восхищаешься ей, гнобя при этом свое, родное? Запад хищно улыбался. Россия плясала в угаре. Отчаянном, непонимающем, и трагичном. На самом деле у России была одна исконно русская черта, которая даже этому мракобесию придавала некий смысл. Это любимое русское стремление во всем найти глубокий смысл. Этим пронизано все современное искусство, – попытки подложить какую-то философскую основу под гламурные изыски. Но из этого, как правило, ничего не получается, потому что никакой философии в гламуре нет. И от этого стремления выглядят еще более нелепо и жалко.
Россия захлебнулась в волне чуждой цивилизации. То, что цивилизация все же чуждая, Лео поняла с первых же мгновений. Во-первых, разговор сразу не заладился – ну, обсудили события в сфере СМИ, обменялись своими взаимными познаниями в чужой культуре (круассан-фуа-гра-Люк-Бессон – матрешка-Ленин-Кремль) и как-то примолкли. Несколько минут делись филологическими познаниями:
- Я знаю по-французски несколько слов. Мон шер, мон ами, ма шери. Сюр ле ман э бон сувари? – выдала Лео. Словарный запас француза оказался несколько шире. Для удобства он написал:
Ya tibia loublou
Privet
Aeroflot lol
Matriochka
Kaya… Kaya is… mm?
Poccaba – Russia
Doulag
Kamarad lol
Niet… da… thats all )
And what did you trying to say?
Во-вторых, поехали ужинать не во французский, и даже не в русский ресторан, как ожидалось, а в какую-то кофейню в «Атриуме». Там было ужасно людно, шумно, отдавало масс-маркетом, и Лео себя чувствовала как на похоронах – неудобно и не торжественно. И главное, что ей совсем не понравилось, что от ее нового знакомого так и веяло превосходством – по всей вероятности, он считал Россию третьим миром, и не скрывал этого. Большинство иностранцев тайно считают Россию третьим миром, а москвичи – третьим Римом. Такая вот путаница. Они, французы то есть, только что приехали из Китая, он саркастически рассказывал о сообразительности, в кавычках, и дикости (без) китайцев, и по всему было видать, что и от работы в Москве он ожидает примерно тех же впечатлений.
Несколько оживился француз, когда Лео поинтересовалась, как обстоят дела в стане французской демократии. На ее удивление он разразился политической тирадой, в ходе которой Лео было доложено, что французы на самом деле очень несчастная нация. Они первыми в Европе изобрели демократию, но первыми же и пострадали от нее.
- А, понимаю, - попыталась ввернуть Лео. Все эти ваши забастовки.
Но, как выяснилось, забастовки француза совершенно не волновали – они были во Франции рядовым явлением, чем-то вроде национального спорта, наподобие внутренних чемпионатов страны по футболу. Бесило его совершенно другое. Он, коренной парижанин, не понимал, почему любой араб, приехавший в его страну без всяких видимых на то причин, тут же получал отличное жилье, прекрасную страховку и разнообразнейшие льготы, о которых настоящий француз (а таковыми он считал только людей вроде себя) может только мечтать. Париж по его словам представлялся инфернальной колонией, оккупированной эмигрантами, от которых бедные французы вынуждены шарахаться на улицах, из боязни быть привлеченными к ответственности за расистское, суть не демократическое поведение. Его любимым фильмом был «13-й квартал», где белые полицейские стирают с лица земли неблагополучный латино-арабский пригород.
Дело приобрело еще более фарсовый оборот, когда Лео попыталась вывести разговор на любимую на ее родине стезю – порассуждать там о литературе, философии, различии менталитетов и характеров. Француз вообще не понял, о чем она говорила. А когда она попыталась объяснять, пожал плечами:
- О, вы, русские, так любите все усложнять. Вы из всего делаете проблему?
- По-твоему, задаваться элементарными вопросами о смысле жизни значит делать из всего проблему?
- Конечно. А зачем вообще думать о таких вещах?
- Ну, хорошо, а в чем для тебя как для француза заключается смысл жизни?
- Смысл жизни? Во Франции?
- Ну да.
- Для мужчин или для женщин?
- Какая разница. Ну, ладно, для мужчин.
- Сыр, вино и женщины.
- И все?
- И все.
- А для женщин?
- Сыр, вино и мужчины.
- Так просто?
- Oui.
- Ну, а ты не задумываешься, что будет с тобой после смерти?
- Нет. Зачем?
Тут Лео не нашлась что ответить. Она с отвращением отставила «зеленый чай с жасмином», и заторопилась домой. Нет, не понять им русского менталитета, в дороге подумала она. Словно в подтверждение ее слов, дверь в машину с ее стороны резко распахнулась и в салон заглянула осоловелая небритая рожа.
- Закурить есть? – просипела рожа.
Лео, сама немного в шоке, все же краем глаза скосила на француза. На того было жалко смотреть. Он остолбенел, как будто увидел проявление внеземной цивилизации.
- Нет, - спокойно ответила Лео. Рожа так же спокойно убралась.
- Это у вас нормально? – пролепетал француз, когда к нему вернулся дар речи.
- Это Россия, - сказала Лео даже с некоторым наслаждением, - и потом, нечего с открытыми дверьми ездить.
Короче, француз ей не понравился. Возможно, это был отдельный представитель, но он коренным образом повлиял на ее представление о стране. Отныне французы в ее воображении рисовались все такими: надменными, некрасивыми снобами в байковых свитерах на молнии, разглагольствующих о демократии. Да, и еще у него был «Опель». Представительский и служебный, но какая разница. И имя-то у него было противное – Себастьян. Как у куклы из керамики. Поэтому знакомством с еще одним выходцем Республики она сначала даже пренебрегла. Они познакомились совершенно случайно, на улице, – он искал какой-то дом в закорюченных московских переулках, она оказала ему квалифицированную помощь, а после этого он стал ей звонить. В один из сорвавшихся вечеров она снизошла.
Как ни странно, Анри оказался очень милым. Он был гораздо симпатичнее, мягче, и вообще казался каким-то несчастным, с того самого переулка. У них нашлась масса тем, может быть, оттого, что он не был боссом иностранной компании, а может быть, оттого, что они родились почти в один день. Снобства у него не наблюдалось, и он был из Лиона. Машины, правда, тоже не было. Зато обнаружилось прекрасное чувство юмора и приятная общительность.
Лео и тут проявила себя. В первый же вечер, когда они договорились, она приехала на час раньше. Нетерпеливо прождала 15 минут, и, разозленная, отправилась домой. Когда через час раздался звонок, она приготовилась уже было выдать все, что она думала о Франции вообще и о французах в частности, но вдруг вспомнила, что назначено было действительно на час позже. Посмеявшись, договорились на следующий день. Лео приехала минута в минуту. Но у кафе опять никого не оказалась. Когда она позвонила, Анри с удивлением сказал, что, они, вроде, договаривались на завтра. Лео чуть не убила себя, но Анри к ее удовольствию легко и послушно приехал. Позабавившись над особенностью Лео, он наконец сказал, что у нее собственное ощущение времени. «It’s Leo time”, - так он это назвал.
Лео нашла новое впечатление даже приятным, и решила использовать его – хотя бы для практики во французском языке, который вдруг показался ей очень музыкальным. Они прекрасно проводили время за рассказами забавных случаев из жизни, уроков русского и французского и приятными шатаниями по небуржуазным, но довольно приятным местам города. Подруги уже начали подшучивать над Лео, уж не собирается ли она во Францию, и Лео впервые задумалась, а выйдет ли что-то большее из этого неожиданного, но, в общем, приятного знакомства. Как раз в этот момент Анри предложил провести уик-энд в Петербурге.
Это было прекрасно. После некоторых колебаний (связанных с тем, как это должно сказаться на развитии отношений) Лео согласилась. Тем более она никогда не была в Питере. Тем более у нее там оказались знакомые знакомых, которым надо было что-то там передать, и которые оказались настолько милы, что обещали провести ознакомительную экскурсию по городу. Анри спросил, не возражает ли она, что с ними будет еще его друг с девушкой, Лео не возражала, и в один из вечеров они отправились на вокзал. По дороге они должны были заехать за другом и его девушкой. Другом оказался Себастьян. Девушкой – «Таня с Краснодара».
Еще не разобравшись толком, что ее больше уязвило – двухэтажная квартира Себастьяна на Арбате, догадка, что Анри, судя по всему, был его подчиненным, или «Таня с Краснодара», явно подобранная по случаю на один день, компания с которой для нее была вопиющим моветоном, Лео, решив скоротать время, с подчеркнуто равнодушным видом съела весь салат, что нашла на кухне за просмотром фильма «13-й квартал». С молчаливого согласия решили поступить по-европейски, – сделать вид, что никто ничего не знает. Лео перешла на английский, тем самым сконцентрировав внимание на Анри и отрезав «Тане» всякие возможности для сообщения.
В поезде несколько оживились. Лео все еще подумывала, не совершила ли она ошибку, согласившись на это мероприятие, но было поздно, да и лень, да и глупо все менять. И потом, наверное, не стоило жертвовать впечатлениями от Питера из-за такой ерунды. Таня тем временем выводила ее из себя ужимками, то пытаясь накормить Себастьяна, то сообщая об их грядущей поездке на Канары. Общение не клеилось. Пытались поиграть в какие-то народные забавы, типа в дурака или в города, но французы, в отличие от русского азарта во что бы то ни стало выиграть, быстро сдулись и заскучали. От нечего делать Лео стала теребить дорожный пакет, пока не раздербанила его на составляющие, вытащив сиротскую булку, масло в кульгавом пакетике, уродские пластиковые приборы и железную банку, в которой было нечто. Как всегда, когда она думала, Лео проголодалась. Банка привлекла внимание Себастьяна. В компании он стал еще более надменным и прямо весь раздулся от сознания собственной значительности.
- Что это? – брезгливо спросил он.
Лео демонстративно открыла банку. Она уже знала, что во Франции трудно найти человека, который не был бы щепетилен в еде. Знала, что французы едят только свежие продукты, покупая их неподалеку от дома на рынке, брезгуя даже замороженными. Знала, что они воспринимают кухню как разряд искусства, посвящая ей одно из главных мест в своей жизни. Поэтому она с наслаждением отвернула жестянку. По купе распространился знакомый с детства аромат.
- Фу! – закричал Себастьян – что это?
- Куриный паштет.
- Паштет? – он никак не мог взять в толк это название, или запах действовал ему на мысли. – What is pashtette?
- It’s… - Лео попыталась найти удобоваримое объяснение, мешая английский с французским.- Someting like chicken purreau.
- Chicken purreau? – с французом случилась истерика. – О боже, CHICKEN PURREAU! – когда он закончил хихикать, он недоверчиво спросил, - и вы что, это едите?
- Ну да, - невозмутимо ответила Лео, и, получая даже некоторое удовольствие и эпатируя публику, достала вилку, намереваясь намазать ЭТО на хлеб. Анри смотрел с непонятным выражением. На лице Тани запечатлелся ужас, который бывает у людей, которые боятся потерять нажитое непосильным трудом добро.
- Но это же… Вискас! – наконец взвизгнул Себастьян.
- Мяу, – сказала Лео и отправила в рот ароматный кусочек.
Общество было шокировано.

Что меня держит в убогой стране
Мелочных, злобных уродов?
Где ничего настоящего нет,
Даже прогнозы погоды
Врут: «Будет солнечно завтра, тепло».
Новости зырю для смеха.
Верить всему мне давно в западло,
Только вот некуда ехать.

Глава V. Где-то в Питере. ПРОВИНЦИАЛЬНОСТЬ.
В Питере оказалось волшебно. Лео бегала по нему, как завороженная. Она смотрела на красоту лепных проспектов, любовалась просторами Невы. Особенно ее восхитили чугунные решетки, всеми своими завитушками и фонариками свидетельствующие о твердом намерении градостроителей создать доведенную до абсолюта красоту. Она тут же стащила у Себастьяна фотоаппарат и фанатично щелкала все впечатлившие ее виды, и тащила своих спутников в музей. Они же, напротив, вели себя как-то вяло, и вообще было такое ощущение, что они приехали в Питер совершенно не за тем. Что ее огорчило, Анри тоже не проявил энтузиазма. Тем не менее, ей удалось вытащить его на встречу с друзьями – Себастьян с «Таней» остались валяться в отеле.
Вообще попадая в Питер, очень явно ощущаешь проблему столичности. Такая проблема стоит только перед провинциалами. Они сами себе ее придумали, и, тем, что так страстно желают от нее избавиться, только усугубляют ее значение. Все дело в том, что жить в столице необозримо прекрасно. В чем именно заключается эта прекрасность, не каждый столичный житель объяснит, но это очень хорошо чувствуют провинциалы. А дело в том самом, неуловимом ощущении значительности всего, что происходит, которое знакомо любому жителю мегаполиса. В самом деле, разве не приятно ощущать, что где-то здесь, за этими стенами, решается судьба страны? И тем самым и ты каким-то образом к этому причастен. В столице случается все самое интересное. Сюда приезжают лучшие люди, здесь жизнь кипит. Даже негатив, вроде отключения света во всем округе или забитых свай в метро в столице приобретает такой шоу-статус, и широко обсуждается. Жители почти гордятся уровнем преступности на своих улицах. Жить в столице интересно. В столице ощущаешь себя человеком первого сорта – как колбаса, которая попадает, прежде всего, на московские прилавки.
Москвичи очень хорошо ощущают эту свою первосортность. Проблема только в том, что первосортность эту можно ощутить только по сравнению с провинцией. И с тем же чувством, с которым они заглядывают в рот Европе, с тем же энтузиазмом столичные жители готовы гнобить провинцию. Они рубят капусту, и не представляют, что в провинции ее варят в чану на душном заводе. Они очень не любят смеяться над собой, при этом самое любимое развлечение – хохотать над провинцией. Это очень жестокое и гадкое занятие. Примерно то же самое, что смеяться над увечным. Но это частности. В большинстве своем москвичи просто не подозревают о существовании провинции. Они не знают, что такое жить на прожиточный минимум. Как бы ни был беден москвич, дом его всегда будет лучше, чем у провинциала. Москвичи живут в иллюзиях. Они полагают, что во всем мире так же ездят красивые машины по городу, люди так же одеваются, так же ходят в рестораны и так же зарабатывают много денег. Они не представляют себе жизни без магазинов Benetton и Sash, гипермаркета “Рамстор”, “Шоколадницы” и “Планеты суши”. При этом москвичей всегда можно вычислить по выражению постоянного недовольства на лице. Каким бы высоким уровнем дохода не обладал москвич, ему всегда будет мало. Он чувствует себя неудовлетворенным. Прекрасно одетая девушка дефилирует по улице с выражением брезгливости на лице. Ее вид сообщает о том, что ее место не здесь – в Париже. На самом деле все просто. В Москве особенно чувствуется разрыв между богатым и бедным населением. Стоя в пробке (в лучшем случае) в потрепанной иномарке или на автобусной остановке (если совсем не повезло), и, провожая взглядом пролетающие бронированные эсминцы, чувствуешь себя особенно жалко. В Москве нет предела достоинству. Оно измеряется количеством денег, и всегда найдется человек, у которого их больше, чем у тебя.
При этом москвичи очень гордятся своим званием. Любой обитатель Южного Тушина будет чувствовать внутреннее превосходство по отношению к жителю центра Екатеринбурга. Даже если он живет в старой пятиэтажке, и главное событие в его жизни – это поход в соседний гастроном. А тот владелец модного клуба и ведет светский образ жизни. Даже если первый страшен, глуп и необразован. А второй красив, спортивен и моден. Потому что это – Москва. Москвичи с неистребимым презрением относятся к провинциалам. Их можно понять – провинциалы, этот наглый плебс, наводняет их город с каждым годом, отбирая рабочие места и место под солнцем. Столичных жителей это бесит. А провинциалы ненавидят москвичей за их снобизм и презрение, изо всех сил при этом стараясь быть похожими на них, и проклиная судьбу, что им не довелось родиться в Москве. Для москвичей весь мир делится на две половины – Москва и провинция. Причем к провинции относится все вплоть до столиц соседних государств. Лео, родившейся в небольшой, но все же столице, была знакома эта проблема. В детстве, когда все было невинным и неосознаваемым, и еще не так чувствовалась, почему-то все же они (она и ее ближайшие подруги) общались только со своими, с теми, кто жил в Минске, а девочки из других городов – между собой. Когда она выросла, она ощутила проблему несколько шире – например, ее раздражали девицы из провинции, приехавшие в город и каким-то образом вымутившие себе блага, которые и не снились ей подругам. Провинциалов всегда можно определить по напускной живости в сочетании с нелепым нарядом, всегда немного «слишком», слишком открытым, или слишком модным, или слишком дешевым, и выражению постоянной готовности в глазах. В этой связи она понимала москвичей, перед которыми проблема усугублялась в разы. И с легким презрением относилась к провинциалам, которые из кожи вон лезли, только бы походить на коренных жителей.
У себя дома провинциалы, как могут, придают себе столичный блеск. Когда сидишь в кафе в провинции, иногда трудно понять, где ты находишься. Разговоры только о том, кто когда куда поехал, и кто куда собирается. Только и слышно, Москва, Швеция, Турция. Все куда-то перманентно собираются. В городе никто не живет. Или пребывают в иллюзии, что не живут. Делают это очень просто – через названия. Например, только на территории нашей страны можно увидеть такой адрес: г. Минск, Московское кладбище, Невский проспект. Или, например, село Париж. Которое со сменой власти наконец-то переименовали в первоначальный Новодруцк. Так что вы думаете, бывшие парижане всем селом возмутились, и с помощью многочисленных кляуз добились-таки, чтобы им вернули прежнее ласкающее слух название.
Москвичам свойственно быстро забывать, откуда они родом. Нигде в мире так не стесняются места своего рождения, как в Москве. Ассимиляция провинциалов – долгий и болезненный  процесс. Вначале они приезжают в столицу. Неотесанные, старомодные и полные уверенности, что только их тут и ждали. Шок наступает быстро. Лучшая защита от провинциалов, которую придумали в Москве – это цены. Нигде в мире не стоит так дорого найти квартиру, прокормить себя и придать себе столичный вид. Особенно девушкам. Она будет краситься дорогой косметикой, при этом питаясь пшенной кашей или пюре из пакетиков. Она доведет себя до анемии, но не будет мазать на рожу дешевый крем. Она хочет выглядеть как москвичка. Провинциал снимет грязную комнату на окраине Москвы и купит в кредит подержанный джип. Поначалу они общаются со «своими», и ищут корни. Потом они обживаются, первоначальный шок проходит, они находят какие-то работы (из-за своей гиперактивности зачастую более успешно, чем москвичи). Они работают долго и упорно – они не хотят ехать домой. Ведь, как бы они себя не чувствовали, там нет концертов Спивакова, и туда не приезжает Мадонна. Даже если они на них не ходят, это греет их сознание. Года через два у них пропадает провинциальный акцент, они делают себе модные стрижки, покупают стильный пиджак, учатся легко тратить деньги, выглядеть более умытыми, и заводят приятелей-москвичей. Делают это они на грани фанатизма. Например, при знакомстве с девушкой провинциал поведет себя так. Вначале он сделает вид, что он москвич. Если она быстро его раскусит (а сделать это очень легко, потому что основной темой в его разговорах будет Москва и москвичи), он признается, что он с Урала. При этом будет долго оговариваться, оправдываясь, что «вот уже целый год» он живет в Москве, и вообще приезжал сюда еще в школе. А лучше еще выдумает какую-то историю, из которой будет ясно, что по каким-то трагическим обстоятельствам он был в детстве вывезен из Москвы и вынужден прожить в глухой провинции, но вот, справедливость восторжествовала. Потом, испытав облегчение от признания, он начнет долго и мучительно обсуждать и сравнивать москвичей и не москвичей, раскрывая свой комплекс неполноценности. Когда девушка утомится, она вежливо попросит его закрыть тему. Он тут же поспешно согласится. А через минуту спросит: «Так ты москвичка?» Попадание провинциала в тусовку москвичей сродни крупному выигрышу в лотерею. При этом перестают общаться со «своими», и быстро забывают корни. Это происходит особенно стремительно, если провинциалу удастся устроиться на какую-нибудь значительную должность, и его захлестнут корпоративные будни.
И все равно он будет чувствовать себя чужим. Потому что москвичи сидят на своих местах и втыкают, и только он пашет, как упорная лошадка, чтобы заработать на квартиру, машину, и новый уровень самооценки. У москвичей есть мамы, папы, дедушки, и дачи в выходные, а он остается в офисе, чтобы разгрестись с отчетом или написать новые тезисы к ТЗ. Он постоянно дрожит за свое место, он приходит раньше всех и уходит позже всех, он выполняет всю сверхурочную работу, потому что, стоит ему допустить промах, и на его место придет какой-нибудь легкомысленный москвич, или его выпихнет такой же, как он. А его просто выкинут, воспользовавшись тем, что у него нет разрешения на работу и постоянной регистрации.
Провинциалы в большом городе ужасны. Это они тиранят мирных жителей вопросами, как пройти к Красной площади или к ближайшей станции метро, не подозревая, что часть людей легко ориентируется по карте и с помощью указателей, и спрашивают, где находится туалет. Это они привносят в город ту истерию модности, стремясь во всем походить на москвичей, и приобретая при этом уморительно гипертрофированный вид. Это они на все лады обсуждают снобизм и жлобство москвичей, при этом тайно желая быть такими же. И это они добиваются главных успехов, составляя главную часть бизнес-элиты и шоу-бизнеса. 99% известных людей выходцы из провинции. Даже в час своей славы они будут стесняться старых знакомых и фотографий, где вместо вылощенного лица на них будет смотреть их доморощенное детство. 
В Питере эта проблема приобретала несколько забавный характер. Поскольку питерцы никак не могли избавиться от ощущения бывшей державности, и ни в коем случае не желали, наконец, причислить себя к провинциалам, они прикрылись тем, что провозгласили свой город культурной столицей, при этом снисходительно презирая Москву, с ее перенаселенностью, отсутствием духовных ценностей и блеском светской суеты, но при этом также страстно желая окунуться в эту суету как можно глубже. Лео не любила питерцев, которые ненавидели свой город – нигде она не встречала такого стойкого отчуждения по отношению к своей родине.
- Как у нас дела? Да что у нас может быть? – кривили они губы.
Москвичей всегда убивает, когда какая-нибудь статья о Питере начинается словами: «Мы, жители большого города…» И далее про то, как им сложно живется в бешеном ритме мегаполиса. Питерцам хочется думать, что их город именно мегаполис. С другой стороны маниакальное желание во всем поставить Питер на первое место. И поэты здесь жили, и композиторы творили, и даже лучшие европейские умы делали свои знаменитые открытия именно почему-то проездом в Питере. В провинции это выглядит более выпукло – «у нас проездом Пушкин был», а в Питере этим байкам стараются, как могут, придать правдоподобность. При этом питерцы очень обижаются, когда их город считают древним и историческим. Они почему-то хотят видеть его современным и динамичным.
Такие питерцы жадно хватались за любое событие, происходящее в городе, неизменно возводя его в ранг международного масштаба. Например, выступление питерского ди-джея на Ибице трансформировалось в тезис о том, что Питер – клубная столица мира. Какой Лондон? А скандал с вырезанием похабной фотосессии из питерского клона московских глянцевых журналов объяснялось кознями английской королевской фамилии (на том основании, что в качестве идеи для фотосессии использовался образ голой королевы). При этом питерцам было очень обидно, что, по сути, все события, происходящие в их городе, были только бледным эхом того, что творилось в Москве, то есть страшно вторичным. А других событий у них не было.
Зато москвичи любили Питер гораздо больше коренных жителей. Они выезжали в Питер на уик-энд, считая его подмосковной деревней, в это время питерцы демонстративно сваливали на дачи, не желая наблюдать это нашествие. Питерцы ненавидят москвичей. За то, что их всегда слышно, за то, что они громко разговаривают, за то, что они более живые, агрессивные и успешные, а главное – за то, что у них больше денег. Питеру очень не хватает денег. Хотя деньги бы его испортили. Вследствие этого всего со временем питерцы приобрели такой нездоровый циничный вид с вечно поджатыми губами. Лео тоже имела свою версию насчет того, почему Москва женского рода, а Питер мужского. Потому что Москва – дородная купчиха, а Питер – обедневший дворянчик. Обитатели города – его дети.
Впрочем, настоящие питерцы по-настоящему и искренне любили свой город. С ними общаться было одно удовольствие – они могли рассказать массу интересного. Главное было – не совершить ошибку. И не заговорить о Москве.
Экскурсия по Питеру, проведенная коренными питерцами, была чудесной. Лео пришла в телячий восторг, несмотря на то, что ее тяжелая дубленка сразу же заляпалась по самые уши, в отличие от питерцев, у которых, благодаря тому, что они как-то по особому, как цапли, переступали, не забрызгались даже ботинки. Плюс к этому им было абсолютно не холодно, хотя стоял февраль – самое противное питерское время. Лео тоже, в общем, не мерзла. Зато Анри в своей легкой куртке совсем продрог. Друзья с интересом смотрели на него, и приветливо общались, но он словно намеренно держался позади, мужественно выдерживая променад. Наконец, Лео сжалилась над ним, и они вернулись в отель. Там Анри оживился, и даже частично вернул веселый вид.
Тем временем приближался час X. Так Лео обозначила для себя первую ночевку в отеле. Она не знала, должно ли что-то произойти, да и не отягощала себя этими мыслями, положившись на обстоятельства. И вот теперь, когда они, наконец, расположились у телевизора, и Анри потянулся к ней, ей показалось вдруг это таким неестественным, что она инстинктивно, почти грубо отстранилась. Несколько минут прошло в осторожной с борьбе, с напускной веселостью, потом Лео как-то зло даже высвободилась.
- Что такое? Почему? – не понял Анри.
Лео было лень объяснять. Но она все же попробовала.
- Понимашь… я не могу так сразу, – завела она пластинку.
- Но почему?! – он искренне не понимал.
Лео не могла объяснить. К тому же ей очень хотелось курить. Как правильная девочка, планируя развитие отношений, она не призналась Анри в своей вредной привычке, и теперь очень страдала. Поэтому она поднялась и вышла из номера. Она поднялась на этаж выше, в лобио. Оценила зеленые кожаные диваны. Достала пачку Vogue, посмотрела. С наслаждением зажгла сигарету. И провела несколько минут блаженства. Когда она вернулась в номер, было уже темно.
На следующий день они собрались в вестибюле. Себастьян с «Таней» были немного помятые и какие-то пошлые. Анри – собранным и немногословным. Когда Лео с интересом спросила, «а мы куда?», «Себастьян с Таней» объявили, что идут по делам, а Анри сказал, что у нее есть время до вечера – «Можешь встретиться со своими друзьями» – не без сарказма произнес он. Лео опешила. Такого поворота событий она не ожидала. Пока она приходила в себя, она уже смотрела в три удаляющиеся в противоположных направлениях спины – две и одна. Ничего себе! И все это из-за такой ерунды? Подумаешь, обидели мышку, накакали в норку. Да, такого она даже от французов не ожидала. Хотя, впрочем, следовало. Ты просто забыла о том, что они другие. Настолько другие, что никогда не смогут понять русский менталитет. Им чуждо чувство стыда за отсутствие денег перед девушкой. Они никогда не поймут, как можно, не имея копейки в кармане, проматывать состояния на дорогие подарки. Им не доступно понимание русской задушевности, выразившейся в архетипической фразе: «Ты меня уважаешь?» Только в русском языке слова «Гад», «Дурак» и «Подонок» употребляются в ласкательном ключе. Ни в одном языке двойное утверждение не означает отрицания. В русском – может: «Ага, конечно».
Они никогда не поймут, почему русские всегда громко кричат и пьют в самолетах. У них совершенно другой подход к жизни. У них будет двухэтажный особняк и несколько машин в гараже, но он не будет ходить в костюме от Brioni, посверкивая Patech Philipp, а его жена не будет рассекать в шубе пополам с бриллантами. А все потому, что у них счета в зарубежных банках, а у нас – в ресторанах.
Да, вероятно, так оно и есть. И что же она будет делать одна в незнакомом городе целый день? Конечно, можно позвонить друзьям, – но как она объяснит, что она без Анри? Глупо. Одной? Куда? Она терпеть не могла оставаться где-нибудь одна. И потом, что она скажет вечером? Примет беззаботный вид, как будто ничего не случилось? Когда ее элементарно покинули! Ну уж нет! Лео решительно вернулась на стойку и потребовала чемодан. «Уже уезжаете?» – совершенно спокойно поинтересовался портье. «Н-да» - процедила Лео. Схватив чемодан, и стараясь не обращать внимание на персонал, она отправилась прямиком на Московский вокзал, купила билет на ближайший экспресс и через несколько часов мучительного размышления уже хохотала с каким-то петербуржцем, который поил ее чаем и рассказывал питерские анекдоты. Когда, подъезжая к Москве, она получила SMS «Ты где?» она сначала даже не поняла, от кого это. И только сообразив, легко засмеялась и отправила в ответ «Don’t worry». «Ты едешь с нами?» - принеслось в ответ. – «Нет», - с наслаждением послала Лео. Даже сквозь свой Samsung t500 почувствовала, как на том конце удивились. Ответа, впрочем, не последовало. Когда Лео позвонила потом в Москве, чтобы забрать фотографии, ей никто не ответил.

Кто-то считает, что интересен...
Кто-то ведёт себя как святой...
Кто-то упился своей правотой...
Рад за вас, граждане жители города,
А за себя - увы...
Может, я должен чувствовать гордость,
Что я не такой, как вы?..

Глава VI. Кошечка? МЕГАПОЛИС.
Нет ничего лучше, чем ночь в Москве. День с его пылью и суетностью, запотевшими шеями и предприимчивыми взаиморасчетами, затягивал Лео, погружая ее в какой-то малоприятный круговорот, спасением от которого были только ее неизменные шутки и выверты, скрашивающие его прожорливую механистическую сущность. Иногда, впрочем, она отдавалась ей, с каким-то внутренним интересом, замечая, что, к примеру, ее скорость удара на компьютере достигла той степени, что могла бы поспорить с «Трансцендентными этюдами» Листа. Что за день она набирает несколько десятков одинаковых номеров, по которым задает несколько вариантов одних и тех же вопросов, получая одни и те же ответы. Что может предсказать заранее, что ей скажут на линии по очередному звонку. Что может расписать все будущие диалоги, как будто это была некая давно запланированная пьеса для механического человека. Иногда она разрушала эту игру, отвечая своими дикими ответами на банальные вопросы, что приводило в замешательство ее собеседников, вызывая недоумение и улыбки. «Здравствуйте, у меня будет сюжет на тему моды и красоты» – «И вы хотите взять у меня интервью?» – «Ну, если вы модный и красивый». «Вы получили мое предложение?» – «Это которое «Привет, хомяк? Да, уже с утра обсуждаем». «Как я вас узнаю?» – «Ну, я блондинка в зеленых носках». И так далее.
День был подвластен бездушным роботам. То, что они роботы, Лео убедилась со всей серьезностью. Ну, разве может быть живым человек, который из тысячи фраз, которые можно составить из всеобъемлющего и красивого русского языка, выбирает несколько стандартных, насыщенных до предела иностранными оборотами, с помощью которых он и общается в течение дня? «Вы протестили концепт стратегии по девайсу, пресс-кит на который я вам приаттачил на и-мэйл?» Посчитайте-ка, сколько в этой фразе русских слов.
Они загоняют себя в пыльные офисные клетки. Они сидят, упершись в монитор, и пытая его, добывают информацию. Их движения механичны и поверхностны, их мысли заняты отчетностью, повышением производительности и какими-то личными проектами. Единственное, на что у них хватает времени, это заехать вечером по пути домой в ближайший супермаркет, и купить полуфабрикатов, чтобы проглотить их, не до конца разогретыми, уставившись застывшим взором в бессмысленный диалог по телевизору. Они роботы. В этом нет сомнений.
Жителя мегаполиса можно определить на первый взгляд. Он всегда довольно сносно одет, при этом имеет такой вид, как будто готов одновременно и к недельному сидению в офисе и к недельному загулу по клубам. Его глаза пусты и оживляются только, когда ему расскажут одному ему понятный анекдот или пришлют очередной прикол по интернету. Со стеклянными глазами он приходит на работу, со стеклянными глазами он общается с друзьями, дополняя это хаотичными расслабленными движениями.
Большую часть времени он треплется. Он треплется ни о чем, хотя ему его речь кажется очень осмысленной. В большинстве своем он обсуждает различные способы зарабатывания денег. Это смысл его жизни. В этом заключается его цель и его лотерейный билет – с помощью денег он сможет себя почувствовать в этом странном городе хоть немного лучше. Но весь его треп проходит впустую. Москва – как раз тот город, где 90%  разговоров ради разговоров, и лишь 10 из них приводит к конкретным действиям. При этом всем кажется, что они жутко заняты, и это дело их жизни. У них не хватает больше времени ни на что – ни чтобы отдохнуть, ни по-человечески выспаться, ни завести детей.
- У вас есть дети?
- Пока нет.
- А почему?
- Да времени нет пока.
Вот стандартный ответ. На самом деле отговариваться можно чем угодно – отсутствием квартиры, низкой зарплатой, туманностью перспектив, вот сначала устроимся, а потом и детей заведем… Это все вранье. Реальность такова, что детей почему-то больше в бедных семьях. С плохими жилищными условиями, низкими зарплатами и полным отсутствием перспектив. Потому что у них мозг не засорен посторонними вещами, а сознание не зомбировано процессом постоянного трудового усилия. В Москве плохо иметь детей. С ними негде гулять, их негде растить, а все детские сады и школы словно специально переполнены. Само ощущение не предполагает наличия рядом ребенка. На это просто нет времени. Коллективное сознание мегаполиса заставляет человека постоянно вращаться в замкнутом пространстве, затягивает его в мир офисов, встреч и деловых коммуникаций, не оставляя пространства ни для чего прочего. Лео иногда думала, что в этом есть некая задумка крупных боссов, – таким способом они стимулировали своих рабов. Чем больше денег, тем меньше шансов. Сразу резко становится «не до того». Нужно сделать этот проект, закрыть квартал, открыть свое агентство. И так далее. И никто не задумывается о том, что разве может быть рождение ребенка менее важно, чем сочинение дурацких слоганов с целью очередного продвижения генномодифицированного продукта или организация пиар-компании очередной политической твари? Об этом просто никто не хочет думать. Ведь есть гораздо более зримые и ощутимые цели.
Главное – это быть на виду. Главное – быть в движении. Быть в обществе. Когда в твоих руках сосредоточены все ниточки, а ты – та фигура, которая играет немаловажную роль.
- Я в этом году опять без отпуска.
- Почему?
- Да работы навалилось. А без меня – конечно, никак.
Это произносится с тайной гордостью. Человек гордится тем, что его эксплуатируют. Он горд трудоголизмом. Он искренне верит в то, что без него все пропадет. Он наслаждается движением. Он ищет больше нагрузок. Это его питание. Как подзарядка. Самое страшное – это оказаться не у дел. Выпасть из обоймы. В мегаполисе так жить нельзя. Это в провинции можно засесть под яблоню с ноутбуком и проводить время, меланхолично жуя малину с кустов и пописывая мемуары. В мегаполисе, как только ты выпадаешь из обоймы, ты чувствуешь себя отбросом общества. Тебе перестают звонить. Твой дом пуст. Без ежедневных рейдов по городу и ежевечерних тусовок ты с особой ясностью ощущаешь всю пустоту жизни. Тебе незачем жить. Ты – никто. Тогда лучше сразу уехать. Забыть. Но пока – ты жив, и ты движешься.
Под вечер время скручивалось в трубочку или мятую бумажку, которая, в зависимости от погоды и напряжения, промокала от пота или вот-вот готова была вспыхнуть. События наслаивались одно на другое, Лео летала с объекта на объект, не забывая посетить модный бутик или заглянуть на открытие очередного ювелирного магазина, куда как обычно привезли какую-нибудь отцветающую западную звезду. Болтала с подружками, выкраивала время для передвижения, вызванивала водителей, знакомилась наобум и к концу дня приобретала состояние заводной куклы, когда остановиться можешь только оттого, что все стимулирующие деятельность события закончились. Провод выдергивался. И тогда наступала ночь.
Ночью город приобретал совершенно другой вид. Исчезала жара, пыль, и грязный повседневный вид. Москва приобретала парфюм прохлады и свежесть вечернего платья. На улицах появлялись люди, которым ничего не надо было друг другу доказывать, впаривать, проворачивать и крутить. То есть это, конечно, происходило, но как-то более спокойно, ненавязчиво и без того фанатизма, который свойственен дневным менеджерам. Вечером случалось все самое приятное. На вечер откладывались сладкие встречи, планировались важные события, и эффектные разговоры, в которых перебродившие события дня выливались, как из дорогого бокала, в сбалансированной и элегантной форме.
Лео обожала вечернюю Москву. Столики в центре города, усаженные комфортной и уютной публикой, собиравшейся тут каждый день. Стремительно проносящиеся за окном автомобиля набережные, глянцево сверкающие ночной водой. Вечером случались самые приятные знакомства и самые неожиданные события. Лео называла это «Поймать приключение». Но еще больше она обожала ночь. Когда город совсем притихал, хотя сквозь обманчивую нежность и было слышно его скрытое мощное дыхание молчаливых каменных глыб. Уходило все повседневное и наносное, а ему на смену являлось все необычное и загадочное. Ночи были самыми запоминающимися в городе. На улицах оставались самые неординарные персонажи, и можно было как проехаться с ветерком до дома на Harley Davidson, остановившемся вместо случайного такси, так и наткнуться на сбитую машиной собаку, и ее хозяина рядом, который гладит пса, а потом убирает его в машину и, не плача, увозит куда-то. Лео находила определенное удовольствие возвращаться домой именно ночью, когда на последнем дыхании с жужжащей головой заходишь в ночной супермаркет, машинально выбираешь разогревательную еду, и, не чувствуя ног, выходишь на прохладу улиц, ощущая только кружащий запах голову городской ночи, с легкостью выдувающий из головы все сознательное и рациональное.
Примерно в такой сомнамбуле Лео находилась перед кассой, когда вдруг за ее спиной раздалась какая-то возня. Перед ней стояли два супчика, пара кошачьих консервов, и тяжеленная упаковка Catsan, весом в пять килограммов.
- Котик, - заметили рядом.
- Кошечка, - машинально откликнулась Лео.
- Тяжело, наверное.
- Да уж не пух.
- Хотите, поможем?
Лео впервые обернулась на голос. Рядом с ней стояли два молодых человека, студенты на вид, один очень высокий и лысый, с болезненно одухотворенным лицом и ямкой на голове. Второй маленький, с подвижным черным лицом. Они подхватили Catsan и вышли с Лео из магазина.
Сначала сзади разносилось невнятное бормотание:
- Как ты думаешь, она красивая?
- А что толку, я-то некрасивый.
- А красивые девушки, это какие, по-вашему?
Лео решила нарушить диалог.
- У вас голова как у Каппы, - сказала Лео.
- Простите, что? – осведомился высокий.
- Каппа. Это такой водяной из японской сказки. Он хотел жениться на дочери крестьянина, и у него была выемка на голове.
- А. И что было дальше? Вы где-то здесь живете?
- Угу. Вон в том доме. Она ему подарила пустую тыкву, чтобы он ее утопил. Ну, он и топит ее с тех пор.
- Жестокая девочка.
Они окружили ее с двух сторон и принялись наперебой расспрашивать.
- Вы явно любите свою кошечку.
- Похоже, она вас тоже.
- Вы, наверное, недавно здесь живете.
- Мы-то здесь всех знаем, а вот вас ни разу не видели.
- А вы давно приехали?
Лео, чуть сбитая с ног, осадила:
- Так, стоп. Не так быстро.
- Это, наверное, какая-нибудь история.
- Ну да, леди Винтер.
Лео рассмеялась:
- Какая еще леди Винтер?
- Ну, три мушкетера, слышали?
- Кошечка, это раз. Катсан, это два. Ночь, это три. Во-первых, вы явно с работы. Или с учебы, вы слишком непонятно выглядите, чтобы определить, работаете вы или учитесь. Но для учебы поздновато, значит, с работы. Если вас никто не встречает, значит, логично предположить, что вы живете одни. Потому что на месте вашего молодого человека я бы вас никуда одну не отпустил. А раз так, значит, какая-нибудь история, потому что, глядя на вас, сложно представить, чтобы вы добровольно были одни.
- Леди Винтер.
- Леди Винтер.
- Дайте, я угадаю. Значит, было так. Вы познакомились с д’Артаньяном. Он был во всех смыслах привлекательный молодой человек, и вам он тоже, в общем, был симпатичен, только он работал каким-нибудь специалистом по компьютерам и у него не было BMW и квартиры в центре.
- Я не люблю BMW, - пробормотала Лео, впрочем, немного заинтригованная.
- Неважно. И тут появляется Атос. Вполне себе Атос какой-нибудь владелец мелкооптовой фирмы по торговле мебелью, и вы конечно тут же к нему переметнулись. Ну, д’Артаньян естественно в шоке. А у Атоса оказывается друг Арамис, с которым вы знакомитесь у Атоса на Дне рождения. Он то же самое, что и Атос, только в два раза моложе и в три раза симпатичнее. Ну, вы, конечно, в волнении – кого выбрать. Атос, естественно, это замечает, все волнуются, Арамис вызывает Атоса на дуэль на валиках от диванов, дуэль заканчивается смертью Арамиса, и тут появляется д’Артаньян, который с помощью компьютерного вируса проник в оптовую сеть Атоса и нагадил ему с его конкурентами. Короче, все погибают, д’Артаньян на последнем издыхании приползает к вам проститься, и тут вы добиваете его журналом ELLE в четыреста страниц. Ну, как, похоже?
Лео смеялась.
- Да.
Ее новые знакомые ей явно понравились.
Оттащив Catsan, решили прогуляться. Была волшебная московская ночь. Молодые люди достали откуда-то фотоаппараты и потащили Лео на реку – была в их районе такая маленькая незаметная речушка, которая протекала в ложбинке, как ручей, и была в общем неприметна, но при ближайшем рассмотрении оказалась даже загадочной и романтичной.
- Как вас зовут?
- Лео, а вас?
- Георгий.
- Георгий.
- Ну и как я буду вас различать? Ага, я буду называть вас Ге (это относилось к молодому человеку с каппой) а вас – Оргий, да?
- Нет.
- Я буду.
Тем временем Ге достал из рюкзака хитроумный штатив, и стал устанавливать его, прилаживая сверху высокочувствительную камеру. Оргий носился вокруг Лео, пока не нашел удобное положение, и внезапно ослепил ее вспышкой. Лео, вся в летнем, и почти босая, не ожидала такой атаки, и принялась закрываться.
- Ненавижу фотографироваться, когда я не в виде.
- Все отлично, стойте так, - и Оргий засверкал вспышками. Они были ослепительно-белые, фосфорецирующие, и небольшой уголок на реке, где они расположились, осветился мертвенным лимонным светом. Ге тем временем направил камеру в небо и стал методично снимать.
- Вы астрономы?
- Нет, просто любители. Ходим иногда снимать по ночам.
Лео по-прежнему стояла, озаренная вспышками. Наконец, ей это надоело, и она стала петлять по тропинке, увиливая от камеры.
Наснимав, решили еще немного побыть вместе, - всем было жалко отпускать ночь. Отправились в гости к Ге, где Лео тут же принялась себя вести как Винни-Пух, устроив разведку на кухне на предмет сохранившихся продуктов. Ге тут же пресек ее попытки, насильно усадив на диван, и отправившись на кухню за кофе и булочками. От избытка нереализованного движения Лео принялась кружить по комнате. Оргий уселся за компьютер, и, не отрываясь от какого-то процесса, принялся в прежнем темпе бомбардировать ее вопросами.
- Так, товарищи, если у меня сейчас ФШ накроется, я просто начну ругаться по-старомакедонски.
- А это как? С двух рук?
- Ага, и ногами так, пинаться, пинаться.
- А ФШ это что?
- Ну. Фарш, фашизм, фэн-шуй, наконец. Но, вообще-то фотошоп. Черт, никак не могу соединиться.
- А что говорят?
- Говорят, соединение есть. И еще, что сервер меня считает… не буду говорить кем, и, возможно, я в он-лайне.
Лео вывела его за пять  минут, уболтав в своей любимой дикой манере.
- А вы работаете где-то?
- О, да.
- Где?
- Какая разница. В журнале.
- О, да? А в каком? А что вы курите?
- Epique. Символичное название, да? Угадайте.
- Наверное, «Афиша» или Bazaar. Если скажете фамилию, я скажу, читал ли я вас.
- Еще чего. Вы же свою не говорите.
В дверях показался Ге.
- А мы и не скрываем. У меня, к примеру, известная грузинская фамилия. А вы что скажете о своей?
- Красивая. Мне подходит.
- Откуда у вас такое имя?
- Сама выбирала.
- Да?
- Да. Я была на редкость самостоятельным ребенком. А вы студенты, да?
- Да. Мы студенты. Юридической академии.
- Наверное, какой-нибудь третий курс.
- Да, - Оргий посмотрел на нее. – Всего лишь третий курс. Вас это смущает?
- Да нет, в общем. О, булочки.
- Только не свинячьте.
- Свинобелка – это моя кошка.
- Свинобелка? Это такой новый способ словообразования?
- Ну да. Очень удобно. Например, свиномафия – российское правительство.
- Отражает.
- Ага. А еще можно употреблять семантические наречия. Например, атмосферно. Даже и не переведешь. Или, например, такой фильм питательный.
- Мне недавно такой анекдот питательный рассказали.
- Какой?
- Идет девочка в школу. Вся в белом платьице, с белым бантом, в белых носочках. Такая вся радостная. И тут вдруг из люка высовывается сантехник и кидает на нее лопату говна. Девочка стоит в шоке. Сантехник на нее смотрит несколько секунд, а потом говорит: «Что, не нравится? А ср..ть тебе нравится?!»
- Фи, как грубо. То есть готично.
Ге поставил на стол тарелку с булочками и кофе. Лео тут же принялась жевать, не прекращая своего движения по комнате. Ге чуть раздражился:
- Слушайте, вы не можете сесть? Вы мне всю мебель испортите.
- Но я же не по диванам хожу, - Лео, впрочем, села. – И вообще, если сравнивать ценность вашего интерьера и мою…
- О, конечно, конечно. Вы живете в самой прекрасной квартире на самом прекрасном этаже самого прекрасного дома. И вообще вы самая прекрасная в мире девушка. А если кто-то думает не так, значит, вы не его девушка.
- Ха-ха-ха. Ну да.
Тем временем Ге достал сигарету и по всем правилам ее набил. Некоторое время провели в молчании, созерцая дым. Потом Лео потянуло на размышления.
- Я тут недавно смотрела новости, как спутник запускали и пенсионера из колодца вытаскивали.
- Интересно, это взаимосвязанные вещи? Вот бы здорово, если б да.
- Кстати, я недавно видела, как должен выглядеть человек, чтобы прожить до 140 лет. С острыми ушами, огромным задом, коленки назад, корпус вперед, и копытами. С коготком.
- С каким коготком?
- Ну, мужичок. С коготком.
- Ну и кого это напоминает?
-  Вас напоминает.
- Ха, я думал, кого вы выберете, меня или его.
- Но вы не отчаивайтесь.
- А я и не отчаиваюсь. На фига тогда жить, если знать, что один хрен закопают, и еще чему-то отчаиваться.
- Поедемте в Кушку.
- О Боже. Кушка. Как это мило.
- Хорошо сказал.
- А ты думал. Я ведь все-таки не безработный мойщик трупов.
- Да. А то так бы и ходить в мужичках с коготках.
- Все, не могу. Коплю на Кушку.
- Кстати, тебе тетя передает восточномалазийский привет. Я бы на всякий случай не стал принимать – мало ли. 
- А пальцы должны быть тонкими, чтобы попадать по клавиатуре. И шерсть. В смысле не шерсть, а шесть.
- Про шерсть, это вы замечательно сказали.
Сигарета подходила к концу, поэтому разговаривать стали медленнее, а смысл сказанного приобрел более глобальное значение и обогатился эмоциональной нагрузкой.
- А вы, я смотрю, людей не очень-то жалуете? – меланхолично заметила Лео.
- Меня интересуют только две личности. Это Христос и Будда, - очень быстро ответил Ге. Все остальное не стоит внимания.
-  Какой вы неверующий. Прямо Достоевский. Он очень хотел поверить в Бога, не мог – орган атрофировался, - без всякой связи сказала Лео. Но ее поняли.
- А какой орган отвечает за веру?
- Я думаю, душа.
- Ну, он, я полагаю, полностью атрофироваться не может. Максимум – скукожиться.
- Намаскар.
- Что?
- Бойцовский котик.
- А вы случайно, не йог?
-  Да нет, я вполне обычная. Хотя в позе кувшинки посидеть люблю.
- Это как?
- Ну ладно. Ради тебя сурья намаскар покажу, но учти, тетя может завязаться в узлик и не выпутаться, учти.
- Так вы йог?
- Сколько можно повторять? Не йог я! (гневно почесала пяткой правое ухо) – сама себя прокомментировала Лео. И выдала свежую идею, – это все ненастоящее.
- О да. Ненастоящая жизнь, кто ж от нее не устанет.
- Я не устаю. Хотя, смотря как жить.
- Да. И смотря, сколько так жить.
Лео изобразила падахастасана. Оргий на нее посмотрел.
- У меня еще есть хаста устанассана, - объяснила Лео.
- У меня в комнате кто-то сопит, - как-то деревянно сказал Ге.
Лео тут же подобралась.
- Пойду к соседям, - хищно сказала она, - послушаю.
- Еж. Или муж.
- Пыльный ежик.
- Симбионт.
- Черт, у меня атерома болит, - Оргий дотронулся до губы.
Лео моментально вернулась в нормальное состояние. И с отвращением на него посмотрела.
- Перестаньте сейчас же.
- Вам не нравится слово «атерома»? – Оргий, обнаружив хоть какую-то слабость, как мальчишка, придвинулся ближе и стал демонстрировать Лео губу, бубня, – Атерома, атерома.
Лео аж затряслась.
- Прекратите немедленно! Я же ем!
Но Оргий уже не унимался.
- Знаете, она появилась у меня несколько дней назад. Я проснулся, смотрю – атерома.
- Если вы сейчас же не прекратите, получите булкой по голове.
- В принципе, атерома – ничего страшного, просто такое гнойное образование, но лучше, чем там бородавка или нарыв.
- Я уже кидаю булку.
- Я вот думаю, если расковырять ее иголкой, то…
И тут Лео запустила в него булочкой. Булочка была круглая, мягкая, с кремом внутри. Она ударилась о голову, проскакала вниз по рубашке и скатилась на брюки, оставив большое жирное пятно. Оргий опешил.
- Вы что?
- Я же предупреждала.
Оба смотрели на Лео, ошарашенные.
- Это же булочка!
- Да, точно, - Лео подумала, что и впрямь сделала не очень хорошо. – Пожалуй, придется ее съесть. – Она подняла булочку с пола, и, дунув, засунула ее в рот. Ее собеседники не нашли слов. Наконец, Оргия прорвало:
- В меня! Булкой! Нет, ты видел это? – он был так оскорблен, что даже стал чуть-чуть заикаться.
- А что такого? – невозмутимо сказала Лео.
- Что такого?! А вы всегда в гостях булками кидаетесь?
- Нет, первый раз, честное слово.
- Это же черт знает что? Блин, она испортила мои любимые Versace. – Оргия было не унять. Вскочив, он помчался в ванную. Ге смотрел на Лео с осторожностью.
- На самом деле это был не самый продуманный поступок.
- Пожалуй. Но зачем он стал рассказывать про эту атерому.
- Он же просто баловался.
- Ну, и я баловалась.
- Похоже, вы его обидели.
- Да? Ну что ж, придется это пережить.
- Вы думаете?
- А что, это так страшно?
- Ну, все зависит от противника, - отвлеченно сказал Ге. – Когда идешь на риск, всегда лучше отдавать себе отчет, с кем имеешь дело.

Жить хочешь - так бей, унижай и дави

Того, кто с тобой, главарём, не согласен…
Цинизм – это джокер в жестокой игре
Любой, где на кон ставят доступы к власти
И выиграть в ней – наказуемый грех:

Глава VII. Халява джаз. ХАЛЯВА.
В пятницу Лео собралась в ресторан. Точнее, собралась – это громко сказано. Просто из кучи приглашений, валявшихся у нее на столе, она наугад выбрала одно, и, заглянув в него, обнаружила: «Ресторан «Семь пятниц». Вечер американской музыки». Ну что ж, почему бы и нет. Поскольку она терпеть не могла ходить в ресторан одна, она позвонила Антону. С Антоном они познакомились недавно на одной из презентаций, и Лео тут же отнесла его в разряд идеальных спутников – он так же, как и она, обожал ходить на тусовки, вращался в тех же кругах, и был абсолютно безопасен, в смысле девушками не интересовался. Антон был забавным существом. По всем внешним признакам он походил на типичного мажора – жил в центре, носил бархатные пиджаки и часы Alain Zilbershtein, ходил по всяким модным местам, работал на должности менеджера по VIP-клиентам в Citybank’е, и как любопытная птица, клевал на любые наживки-волшебные слова вроде «телевидение», «haute couture», «Bentley», «Prada». Лео забавляла его наигранная пафосность, местами напоминающая клоунаду, подчеркнутый снобизм и уникальная изворотливость в общении с высшим обществом, к которому он себя причислял. У Антона была idee fix: он был из тех, кто считал Москву третьим Римом, а сам себя – патрицием, смысл существования которого заключался в том, чтобы наслаждаться жизнью, в то время как плебс в поте лица трудится над его благосостоянием. Он проявлял беспрецедентное презрение ко всем, кто находился, по его мнению, ниже его, и столь же беспрецедентный трепет к вышестоящим. Еще больше Лео веселило другое. Антон был еврей, хотя уверял, что он татарин. За все время их общения Лео ни разу не увидела, чтобы он где-то потратил хоть копейку денег. Если они встречались на презентации, он пользовался услугами фуршета. На обеде в ресторане или вдруг оказывались третьи лица, которые все оплачивали, или они шли в тот ресторан, где у его банка был бартер. О том, чтобы заплатить за Лео, речи вообще не шло; если бы это произошло, это было бы равносильно тому, что посреди лета пошел снег. Свои мажорные костюмы, судя по обрывочным диалогам, которые Лео довелось услышать, Антон добывал по подарочным сертификатам, которые раздобывал разными способами. Аксессуары – и того проще. К примеру, на одном из ужинов он пристал к одной женщине, у которой ему дико понравились очки. И все так мило и непринужденно. Словом, на следующий день очки были уже на Антоне. Он с неподражаемым пафосом оценивал ту или иную вещь, падкий только до исключительной роскоши, но не гнушался мелкими подарками, если они доставались ему бесплатно.
Страсть к халяве, – это вообще национальная русская черта. Но в искусственных условиях они приобретает такой же искусственный и нездоровый вид. Вообще, когда люди хотят, чтобы им дарили подарки – это естественно. Когда народ валом валит на презентации, где наливают бесплатно пива, и при этом не скрывает своих намерений – это тоже естественно. Хуже другое. Хуже та утонченная страсть к халяве, которая маскируется под брезгливым снобизмом. Когда человек приходит на презентацию и начинает критиковать фуршет. При этом методично поедая все, что есть на столе, демонстративно выбрасывая то, что ему не нравится. Когда посетители пятизвездочного отеля воруют халат. Когда на лотереях, устраиваемых престижными марками, известные актрисы и телеведущие заранее договариваются с бренд-менеджерами о своих выигрышных номерах. И, получив очередную сумку, с совсем не высоким актерским мастерством ненатурально изображают неожиданную радость. Когда толпы тусовщиков шляются по известным адресам, между собой с кислыми минами критикуя все, где им доводилось бывать, но при этом не пропускают ни одного события.
В Москве появилась даже особая категория халявщиков. Они каким-то образом разузнавали про все презентации, проходящие в городе,  крутились вокруг них, уныло выклянчивая пригласительные у тех, кто уже вышел. Каким-то непостижимым образом им удавалось проникнуть туда. Это были халявщики высшей категории. Они не набивали целлофановые пакеты остатками с фуршета, как более мелкие их собратья. Их целью были подарки и лотерея. Наиболее пронырливые из них даже умудрялись выиграть все, что можно в этой беспроигрышной лотерее – именно так однажды случилось на презентации Escada, где все дорогущие сумки и аксессуары размели парторговского вида дедки.
Лео бесил такой подход, но, в конце концов, с Антоном она выработала оптимальный вариант общения, таская его на презентации, где ей было скучно одной, или иногда выдвигаясь вместе на променад. Лео забавлялась его подчеркнуто выпендрежному общению, – к примеру, он уверял, что ведет исключительно особенный образ жизни, живет один, никогда никого не приглашая в гости (потому что брезгует), подолгу ни с кем не общается, часто меняет знакомых. Ни с кем не дружит, никого не любит – зачем? Единственный человек, с кем ему комфортно, это он сам. В свою очередь Антон тоже явно уделял повышенное внимание Лео – возможно, его заводило то, что она никак не велась на его замашки, не смотрела ему в рот, а могла и запросто обсмеять, во-вторых, он чувствовал какую-то похожесть, а в-третьих, им просто было пока интересно вместе. Вот и сейчас она позвонила ему, и объявила, что ждет его в ресторане «Семь пятниц». Антон обещал быть.
Лео принялась ловить машину, и в скором времени погрузилась в черный прохладный Land Cruiser. За рулем сидел плотный мужчина в водолазке и черном пиджаке, стриженый коротко, и с Кругом в магнитоле. Не хватало только золотой цепи,  что Лео отметила, улыбнувшись в окно. Тот, тем не менее, повел себя довольно интеллигентно, по крайней мере, сначала сделал вид, что не очень обращает внимания на Лео. Ее это раздразнило. Она решила поддеть.
- Ой, - картинно взмахнув рукой, произнесла она, как только машина тронулась с места.
Тот вопросительно посмотрел на нее.
- Как он мощно двигается, - сладким голосом произнесла Лео.
Тот тут же прибавил газу, и машина тугим движением набрала скорость и прижала Лео к сиденью.
- Класс, - неподдельно восхитилась она. – Вообще-то мне только в одной машине до этого было комфортно. Это Mercedes. Но это, пожалуй, что-то новенькое.
- У меня был Mercedes очкастый, – без всякого пафоса произнес ее спутник. – Решил поменять, надоел. Тот я называл «мальчик». А этот – мужчина.
Лео посмотрела на него с интересом. Дело приобретало более любопытный оборот.
- Так, а вам куда? – в это время осведомился водитель.
- Мне к ресторану «Семь пятниц», знаете, где это?
- Нет. Я как-то не хожу по ресторанам.
- Почему? – искренне удивилась Лео, - это же так здорово.
- Да как-то времени нет. Работа.
- А кем вы работаете? – Лео продолжала нахальничать.
- Я хирург.
- Да-а? – округлила Лео глаза. – А я думала…
- Я бандит? Да, иногда путают, - засмеялся тот.
Тут Лео решила перейти в наступление. В это время как раз зазвонил телефон. На том конце раздался голос Антона: «Слушай, я застрял в дикой пробке, так что опоздаю, может быть на полчаса. Так что дождись меня, окей?» - «Окей» – процедила Лео. Она терпеть не могла где-то оставаться одна. И тут ее осенило.
- Слу-у-шайте, вы можете мне помочь?
- Ну, если это в моих силах.
- Конечно, в ваших. Короче говоря, я договорилась встретиться в ресторане с другом, а он опаздывает. Пойдемте со мной? Я просто ужасно боюсь оставаться в ресторане одна. Заодно и вы сходите. Ну, пожалуйста.
- Я думаю, это плохая идея.
- Почему?
- На месте вашего друга я бы не понял.
- Ах, это. Ой, даже не думайте. Это такой условный друг, который на самом деле подружка.
- Подружка?
- Ну да. Подружка-друг.
- А, - улыбнулся тот.
- Ну, пожалуйста, соглашайтесь. Вы бы так меня выручили.
- Что, вот прямо сейчас? Я не одет.
- Да какая разница! Я, по-вашему, одета? – Лео в своем черном платье от Vivienne Westwood, скроенном по косой и с разными рукавами, конечно, слукавила.
- Ну, ладно, - неожиданно согласился тот.
- Ура, – объявила Лео. – Меня Лео зовут.
- Меня Дима.
- Ой.
- Что такое?
- Нет, ничего, поехали.
Ресторан, к ее удивлению, оказался ужасно милым. Он уселись на открытой веранде, изучили меню, которое тоже порадовало Лео – по виду все было вкусно и очень дорого. Со сцены доносилось творчество группы «Корни» дрожащим голосом, которое Лео тут же обхихикала, и все было прекрасно. Лео заказала себе помпезный десерт, ее спутник ограничился мясной закуской. За едой разговорились. Лео обмолвилась о своей принадлежности к глянцу, как ни странно, ее нового знакомого это совершенно не впечатлило. Он из вежливости поинтересовался, в чем состоит ее работа. Лео начала пространно рассказывать:
- Ну, как я всем говорю, я формирую жизнь. Занимаюсь тем, что рассказываю людям, что модно, а что не модно, то есть составляю им определенный образ жизни.
- А разве это можно составить?
- А как же. Вот вы, например, интересуетесь светской жизнью, читаете журналы? Вам же надо знать, как выглядеть, как себя вести, что модно, что актуально, чтобы не опростоволоситься.
- Не-а. Я вообще как-то далек от этого.
- Хорошо, но хоть в какие-то места вы ходите?
- Нет.
- А чем же вы занимаетесь?
- Работаю.
- Весь день?
- Сутки.
- Но это же ужасно скучно?
- Мне нет.
У Лео рухнул весь ее запас приоритетов. Ну, о чем можно говорить с таким подходом в жизни?
- Но ведь эти вещи и составляют главную жизненную прелесть!
- Это вам так кажется.
- Вовсе нет. По-моему, главными человеческими желаниями являются получать удовольствие и стремиться к успеху, разве не так?
- У вас очень романтичное представление о жизни. Далекое от реальности.
- Хорошо, а как, по-вашему?
- На самом деле все очень просто. Вы никогда не слышали о шкале потребностей?
- Нет.
- Существует всего пять или десять вещей, без которых человек обходиться не может. Это, на первом месте, сон. На втором – еда. На третьем – секс. На четвертом – здоровье и там дальше все остальное, я точно не помню, в какой последовательности, да и не важно. Как только возникает трудность с одной из потребностей, другие тут же отпадают. И наоборот, удовлетворив первичные, тут же возникает следующее желание, по шкале. По сути самыми основными вещами являются первые три, все остальное неважно. Поскольку я врач, то я волей-неволей отношусь ко всему более цинично. Я слишком много видел, чтобы рассуждать о каких-то там желаниях и способностях. В экстремальных ситуациях все люди ведут себя примерно одинаково, срабатывает инстинкт. И больше всего их волнует собственная жизнь и здоровье, все остальные вещи – искусственные.
- И все вот так просто?
- Ну да. Просто я отношусь ко всему без романтизма. Говорят, самые циничные профессии – хирург и военный. А я военный хирург – судите сами.
Лео посмотрела на него с уважением. С одной стороны, ее просто поражал такой образ жизни, такой далекий от ее праздного блеска, с другой – она чувствовала какую-то силу и знание, исходящее от этого человека.
- А сейчас вы тоже оперируете?
- Нет, сейчас у меня свой небольшой бизнес.
- Какой?
- Ну, кое-какие научные разработки. Не хочу рассказывать, пока гордиться нечем.
- Ну, расскажите.
- Незачем.
Лео замолкла. В это время появился Антон. Он выглядел совершенным контрастом – весь тонкий, как гусеница, в своих дизайнерских брючках, вечном пиджачке. Он смерил взглядом Диму, и, явно сделав вывод, принялся верещать с Лео.
- Ой, такая пробка, такая пробка. Весь Кутузовский, до самого Арбата.
- Познакомься, это Дима.
- Ага, очень приятно, Антон. Слушай, я тебе хотел рассказать… - и он взахлеб принялся шептать ей что-то на ухо какие-то ерундовские сплетни. Лео, морщась, старалась взглядом удержать Диму, уже жалея, что она вообще вытащила Антона, и немного стесняясь одного перед другим. Чтобы скрыть стеснение, он принялась с тем же азартом болтать на те же темы, старательно поблескивая громкими именами своих знакомых и названиями дорогих марок. Через некоторое время она отвлеклась, а когда вернулась, Димы уже не было. Он неожиданно исчез, как они впоследствии узнали, предварительно оплатив счет.

Жаль, что котлеты
Не по вкусу пришлись нам…Опять
Находить нужно мясо нам где-то
А для этого…Да! Убивать!

Трам-пам пам пам,
Скрип ручки затих,
Если б он был…
Да и черт с ним, приехали.

Глава VIII. МАЖОРНО.
От злости Лео решила свалить всю досаду на Антона.
- Ой, ну как же ж можно ж. Терпеть не могу, когда платят за меня.
- Да? А, по-моему, это должно радовать.
- Да, но если с моего ведома. А вот так, уйти, оставив в должниках, – по-моему, просто невежливо.
- Ну, ты тоже не очень-то уделяла ему внимания.
- Да? Это было так заметно?
- Еще как.
Не зная, чем поднять испортившееся настроение, Лео принялась тормошить Антона:
- А какие у тебя планы на вечер?
- Да думаю пойти в Leto.
- Это клуб?
- Ну да. Ты что, там никогда не была?!
- Нет.
- Ну, ты даешь. Это же самый модный клуб в городе.
- Я не хожу по клубам.
- Даже если ты не ходишь по клубам, ты просто обязана посетить Leto. Потому что туда ходят все. Так положено.
- Да? И что же там такого интересного?
- Увидишь.
- Ладно, уговорил, возьми меня с собой.
- Ой, не знаю, не знаю. Я вообще-то с подругами собирался.
- Ну ладно, брось. Подумаешь, подруги.
- Ладно, поехали. Только предупреждаю, о наших отношениях – никому – это конкурирующая фирма.
Лео позабавилась «нашим отношениям», но Антон имел в виду вот что. Как-то на одной из тусовок им пришла в голову мысль, что неплохо было бы организовать собственный проект. Лео уже поднадоело ишачить на журнал на вторых ролях, Антон, который занимался тем, что в основном развлекал богатых клиентов, а прибыль от этого приносил в банк, тоже мечтал о личных горизонтах. «Это же золотое дно! Ты не представляешь, насколько легко выкачивать из них деньги! Нужно только придумать что-нибудь интересное, и на этом можно иметь колоссальный доход!»
И тогда Лео пришла в голову интересная идея. Каждый человек мечтает о том, чтобы хоть раз показаться в журнале или по телевизору. Это не чуждо и той самой полумифической касте под названием «люди с доходом выше среднего», которая благодаря стараниям армии профильных СМИ превратились в желанную добычу всех пиарщиков, развлекателей и рекламистов, каждый из которых жаждал урвать свой жирный кусок с их сверхприбылей. Сложность заключалась в том, что они после нескольких лет такой навязчивой достачи стали скрываться, разлюбили публичность, и перекрыли «доступ к телу» всеми возможными способами. При этом у них не пропала детская радость при виде себя на страницх журнала или на телеэкране, но параллельно развилась аллергия на журналистов, которые часто склоняли их и позорили всяким образом, или писали разную чушь. Решить эту проблему Лео предполагала гениальным способом: выпустить реалити-шоу для своих. То есть устроить реалити-шоу под названием, условно говоря, «Стиль жизни», в котором запечатлевать всю ту красивую и богатую жизнь, которая лилась рекой благодаря успехам в бизнесе, а потом распространять это либо на дисках, либо в отдельном журнале, либо на закрытом телеканале, без выхода на широкую аудиторию. Антон поддержал идею, сразу уцепившись за возможность срубить с участников денег за участие в шоу с одной стороны и с возможных спонсоров с другой стороны. Он сразу же потребовал с Лео четкой схемы и разработанного плана, чтобы начать, как он выражался, «делать бизнес». У Антона было первое ключевое звено: база самых богатых клиентов банка, которую он мог спереть из компьютера City. У Лео было другое: вращение в масс-медиа и знание технологий. Они тут же договорились создать совместное предприятие, причем Антон брался взять на себя все юридические формальности, а Лео должна была полностью подготовить концепцию и план. Загвоздка случилась, когда они стали обсуждать название фирмы.
- Я предлагаю назвать ее «Антон и Со».
- Отличная идея. Это я, значит, получается, Со?
- Ну, хорошо, «Антон и Лео».
- Да ну, как-то глупо. И к тому же не звучит.
- Тогда можно Антоний. Мне нравится имя Антоний. Будет так в античном стиле.
- Да какой Антоний? При чем тут вообще имена?
- Потому что все солидные западные компании называются именами владельцев.
- Мы не западная компания.
- Надо стремиться к лучшему.
- Хорошо, ну тогда надо придумать что-то более звучное. Может быть, ну хотя бы «Тони и Лео»?
- Типа как «Toni & Guy»?
- Ну да. Хотя плагиат получается.
- Кстати, Leo тоже есть. Какая-то итальянская компания.
- Ну, вот видишь. А нельзя никак без имен обойтись? Ну, к примеру, что-нибудь вроде Dolce Vita.
- Пошло.
- Да, пошло.
- Это должны быть непрямые ассоциации.
- Непрямые.
- У меня есть идея. Давай назовем нашу компанию Montes Auri. По латыни это означает «Золотые горы». По-моему, очень символично.
- А мне нравится, - улыбнулась Лео.
На том и порешили.
- И вообще не спорь со мной, - капризно заявил Антон.
- А то что? – насмешливо спросила Лео.
- А то можно и по башке получить.
- И кто же это интересно мне по башке даст?
- Вот я и дам.
И вот теперь, с сознанием тайны, они отправились в самый пафосный московский клуб. Лео была наслышана о нем, о том, что там происходят невероятные вещи, что туда стекаются все самые заметные люди в городе, что там легендарный фэйс-контроль, делающий проход в него иногда делом жизни. Но, поскольку была далека от клубной культуры, то специально туда не стремилась. Но было любопытно. По дороге они встретились с подружками Антона, оказавшимися тоже из журнала, но более мелкого, так что Лео сразу примерила снисходительность. Антон подходил ко всем походам с той же позиции, что и Лео, и подружек, видимо, держал в роли наземного транспорта, что в очередной раз позабавило Лео. Они, в отличие от нее, подошли к походу очень серьезно. В крошечной машинке оказались коробки с костюмами и платьями. Остановившись в неприметном переулке, подружки и Антон в мгновение ока переоделись, сменив унылый беловоротничковый офисный вид на, по их представлениям, «клубный». Лео, отвернувшись, скрыла улыбку, про себя подумав, что лучше бы они этого не делали. С Антоном все было в порядке – он лишь сменил на более неформальный пиджак и повязал пижонский галстук. Подружки превратились в нечто невообразимое. Одна, как видимо, желая принять, по ее мнению, богемный образ студентки МГИМО, вычитанный в журнале, сочетала прозрачную бесформенную кофточку с безобразной юбкой до колен и остроносыми туфлями без каблуков. Лео не сомневалась, что вещи сами по себе, возможно, были и хорошими, но в сочетании смотрелись, как у бабушки на именинах. Другая, сделав ставку на сексуальность, натянула отвратительно бледное облегающее атласное платье с кружевами, напоминающее комбинацию, и обнажающее ровным счетом все особенности фигуры, из которых сложно было отделить достоинства от недостатков. В сочетании с ярким макияжем и унылым выражением лица, на котором читался многолетний напряженный поиск пары, это выглядело немного дико, и становилось чуть жалко ее обладательницу.
Но Лео тут же забыла об этом. Поездка по вечерней Москве захватила ее своей упоительностью. Воздух дышал отлетающим зноем и ароматами легкой жизни, на всех перекрестках встречались знакомые, выезжающие в поисках развлечений, и обитатели их маленькой машинки высовывались из окон и светились. Подружки болтали о, видимо, привычных для них вещах – обсуждали кавалеров и бойфрэндов, хвастались «статусными», как они выражались знакомствами, со вздохами и закатыванием глаз.
- Да, я как раз сейчас занимаюсь тем, что одну статусную подругу прогуливаю. Ей, бедняжке, сложновато с общением, зато денег… знаешь, кто у нее папа?
- Кто?
- «Святой источник».
На этом месте все дружно расхохотались. Только рассказывающая  не поняла.
Наконец, подъехали к Leto. Перед входом парковались дорогие автомобили и клубилась довольно тучная толпа.
- Что это? – удивилась Лео.
- Фэйсконтроль, - бросил Антон.
- То есть они все стоят в этой ужасной очереди, только чтобы их пропустили?
- Ну да.
- Я бы никогда не стояла. Если бы в какое-нибудь место меня посмели не пропустить, то к черту это место.
- Не все так считают.
Сориентировавшись в ситуации, Антон отправился на разведку, - у него имелся знакомый фэйсконтрольщик. Подружки выкатились из машины и присоединились к толпе, чтобы не пропустить его. Лео презрительно отказалась – еще чего, толкаться в очереди как за колбасой. Она позвонила Антону и закапризничала:
- Ну, ты где?
- Я в клубе. Подходи.
- Что значит подходи? Я не буду протискиваться сквозь это стадо.
- А иначе никак. Подходи, я выйду и тебя встречу.
- Ну, уж нет. Выходи ты.
- Да ты представляешь себе, как я выйду? Сюда попасть целая история.
- Ничего не знаю. Я буду ждать тебя в двухстах метрах у церкви, – заявила Лео и повесила трубку.
Минут через десять она позвонила опять:
- Ну и где ты?
- У церкви. А ты?
- Ах, уже? Иду.
И она королевским шагом прошествовала к условленному месту. Антон посмотрел на нее, как бы заново оценивая:
- Знаешь, еще ни один человек не позволял себе вести так со мной.
- Подозреваю, - как ни в чем не бывало, ответила Лео. – Так мы идем?
Антон взял ее за руку и начал проводить сквозь толпу. Пребывание в таком плотном скоплении людей вызвало у Лео приступ рвоты:
- А без этого никак нельзя было? – всю дорогу ныла она.
Антон, не отвечая, продолжал работать локтями.
- Ну и где твой фэйсконтрольщик? – опять заканючила Лео.
- Сейчас подойдет.
В это время два каменных столба охранника выставили руку и перекрыли им дорогу. Это вывело Лео из себя.
- А какого черта нельзя было договориться? Я не буду тут ждать, - и она уже развернулась было, и собралась уходить. Но в это время появился фэйсконтрольщик – богемного вида молодой паренек. Он сделал легкий жест, и руки охранников образовали щель, сквозь которую они смогли просочиться под завистливые взгляды.
- Ну, у тебя и запросы, - отметил Антон, когда они, наконец, оказались в пространстве клуба.
- Кто бы говорил, - отпарировала Лео.
После этой фразы Антон надолго загрузился.
Клубы в Москве – это отдельная тема. В этом городе они приобрели невероятно значительный статус и завоевали себе нишу лучшего способа развлечься. Клубы могли быть самыми различными. От маргинальных подвалов с немытыми полами и раскрашенными лавками, где тусовались панки, неформалы и настоящая, в полном смысле этого слова, богема, до полубуржуазных местечек с популярной музыкой, куда стекались обитатели Чертаново и Южного Тушина. В этих скоплениях куча людей с напряженным выражением лица пыталась изобразить видимость веселья, чему мешало отсутствие должного количества денег, сочетая это с нелепыми непропорциональными движениями. Это непобедимая русская особенность, - бедные страдают от скуки оттого, что денег у них слишком мало, богатые вешаются со скуки, потому что денег у них слишком много. Лео больше всего запомнился поход в латиноамериканский клуб, где среди черных тел и ритмов этнических барабанов возникала такая зримая волна энергии, что, казалось, ее можно было взять в руки и размять, как пластилин. Там было по-настоящему драйвово. Но, конечно, большинство ее знакомых никогда не пошли бы туда, презрительно считая это «местом для черножопых». Отдельную категорию составляли клубы «для избранных», в один из которых они сейчас и притащились. Это были полуэлитные заведения, главной отличительной чертой которых была сумасшедшая дороговизна и закрытость, потому что больше ничего, что бы напоминало хотя бы отдаленно Studio 54, там не было.
Тем временем она осмотрелась. Они прошли сквозь входную трубу и оказались на танцполе-арене. Клуб был устроен по принципу лилипутского колизея, с круглым танцполом, и амфитеатром в несколько уровней, с возвышениями и шестами, вокруг которых крутились модели с безупречными данными. Что сразу бросалось в глаза, это расфранченная публика, половину из которой составляли красивые дорого одетые люди, особенно женщины, которые интересно контрастировали с другой половиной, странно выглядящих мужчин. Это был тот редкий случай, когда публика мало отличается на вид от охраны. То и дело на глаза попадались какие-нибудь персонажи с медведями на голове или звезды, а также те, кто к ним себя причислял, иногда мелькающие в таблоидах и на телеэкране. Словом, все это создавало ореол такой концентрированной богемности, которая, видимо, и была основным привлекательным элементом, тем, за что платились дикие деньги (как слышала Лео, столик в «амфитеатре» стоил порядка двух тысяч долларов) и выдерживались разнообразные унижения. Вторым элементом, видимо, была та самая исключительная дороговизна, закрывающая сюда дорогу кому бы то ни было «обычному». Лео с интересом оглядывалась вокруг.
Часть публики составляли мажоры. Мажорство – это отдельная часть московской жизни. Нигде в мире нет таких невоспитанных, надутых и полных ощущения собственной значимости детей. В каждой стране есть аристократия, но нигде нет такого показного цинизма и бесстыдного сознания собственного превосходства. Да это и не аристократия в полном смысле. В России так и не сложилось четких признаков принадлежности к элите, поэтому главным критерием остается один – количество денег. Практически везде в Европе есть прослойка наследников крупных состояний и потомков знаменитых фамилий. Их отдают в привилегированные учебные заведения, где спартанский образ жизни и жесткие порядки быстро делают из них дисциплинированных и самостоятельных молодых людей. В России богатым детям можно все. Они с детства впитывают, что, обладая деньгами и фамилией их родителей, можно вести себя как заблагорассудится и абсолютно плевать на интересы всех прочих людей. Им плевать на возраст и положение. Единственное, что их может поколебать – это встретившийся им на пути человек с более высоким статусом. К ним они относятся снизу вверх. Они с детства запоминают, что не имеет значения ни способности, ни талант, а имеет значение только одно – связи. Они оценивают своих сверстников не по тому, какой у них интеллект, или какие достижения в спорте, а на какой машине они ездят и из каких мест возвращаются с каникул. Первый вопрос – кто твои родители. Например, описывая своих знакомых, они никогда не скажут: «Это тот Петя, который отлично рисует», или «Это та Лена, которая самая красивая». Они скажут – это тот мальчик, у которого отец в прошлом году купил 30% «Норильского никеля», или это та девочка, к которой мы ездили на День рождения на курорт, построенный ее папой. При этом проявляя удивительные познания в экономике и расстановке сил в российском бизнесе. Их легко узнать. Они всегда безупречно средни. Средне подвижны, средне оживлены, средне любопытны, средне модны, средне заинтересованы. Они закрыты и холодны. Они полны сознания собственной важности. Они расслаблены и равнодушны. Их ничто не интересует – все, что нужно, они знают наперед.
Их общение снисходительно-расслабленно. Они не утруждают себя проявлениями вежливости по отношению к другим людям, как это делает большинство. Они меряют новичков холодными взглядами, они прямо говорят то, что они о тебе думают. Или не удостаивают ответом. Тон общения – иронично-сниходительный. На самом деле ошибочно думать, что это какая-то искусственная и намеренно отчужденная форма общения. Это естественное отношение современного человека к себе подобным. Просто одни маскируют это защитной окраской – нормами приличия, а другим нет нужды этого делать. Защитная окраска обычно применяется для того, чтобы случайно не напороться на кого-то более сильного, который может ответить. Если ты занимаешь более высшую ступень, то количество потенциально сильных сокращается, поэтому и позволить можно гораздо больше. На самом деле так, как мажоры, думают и ведут себя все. Но не всегда об этом говорят.
То, что является их прерогативой – это вечная скучливость. Единственное, что их оживляет – это картины бедной жизни. У мажоров удивительная страсть ко всему маргинальному. Они обожают тюремные истории, могут слушать шансон. Одни знакомые Лео в свободное от учебы время развлекались тем, что фотографировали бомжей. При этом они никогда не будут общаться с человеком ниже себя. Это интуитивно. Они боятся порчи.
Лео терпеть не могла мажоров. Она издевалась над ними при всяком случае. Они же, ошибочно принимая ее за свою, зачастую искали знакомства и признания своей исключительности, – их задевал нигилизм и бесшабашность Лео, и это же одновременно привлекало. Лео любила с ними общаться, но до определенного момента.
- Заметила? Тут все в образе, - нашептал ей на ухо Антон. – Половина выходит показать себя, как театре, половина на них глазеет.
Лео отметила, что иногда он удивительно четко попадает в точку, и тут же приняла независимый вид, желая принадлежать только к первой половине.
- Как-то, по-моему, они на меня неодобрительно смотрят, - шепнула она Антону.
- Да? А я так тебя просто обожаю!
Тем временем становилось жарко. Народу на удивление была тьма, - Лео поражалась, как можно находить удовольствии в толкании среди себе подобных. Они обосновались тесным кружком, Лео, Антон, и две подружки. Да еще, откуда ни возьмись, к ним присоединилась девица довольно странного вида, - в юбке и какой-то нелепой кофточке, как шепнул ей Антон, дочь какого-то крупного милицейского чина. Милицейская дочь с ужасом озиралась на жизнь богемы, и мучительно пыталась влиться в ритм. Лео это удалось гораздо легче. Она тут же начала ненавязчиво пританцовывать, и уже через некоторое время начала ловить на себе несколько заинтересованных взглядов. Она по привычке насмешливо сбросила их с себя. И исподтишка принялась рассматривать публику.
- Кто это? – спросила она, глядя на сильно заросшего человека кавказского вида с горящими угольками глаз.
- Владелец компании «Русский стандарт», - ответили ей.
Лео улыбнулась.
- А это? – в сторону полного потеющего человека с толстой пачкой купюр в руках.
- «Ренессанс-страхование». – «Ваши деньги в надежных руках».
Через некоторое время Лео почувствовала легкую усталость и вышла подышать в коридор-трубу. Через дверь все заходили нарядные люди, - гости съезжались на бал, Лео стояла у парапета и  дымила своей тонкой Vogue. Неожиданно возле нее очутился паренек-фэйсконтрольщик. Паренька звали Никита, у него были мягкие вьющиеся волосы и мечтательные глаза.
- Шампанского? – он держал два бокала в руках.
- О, нет. Боюсь, всей зарплаты не хватит, - засмеялась Лео.
- Подарок клуба, - он вручил ей бокал. Она отпила прозрачный обжигающий напиток.
- Откуда такое внимание?
- Клубу нужна свежая кровь, - загадочно произнес Никита, пристально глядя на нее, - без нее он погибнет.
- А как же работа?
- А, подождут.
- Благодарю за внимание.
- Не стоит, - он смотрел вдаль мечтательным взглядом. – А ты, правда, работаешь в журнале? – он смотрел на нее, как на богиню.
- Да.
- Наверное, интересная работа.
- Пожалуй.
- Наверное, часто бываешь на таких мероприятиях?
- Просто не выхожу с них.
- Может быть, сходим куда-нибудь как-нибудь вместе?
Лео с удивлением посмотрела на него:
- С удовольствием.
- А ты никогда не ездила с нашими в Лондон?
- С кем это «с нашими?»
- Ну, с нашими. Знаешь, одно время была целая компания, они ездили по разным местам, клубам. Расширяли сознание.
- А. Нет, я наркотиками не балуюсь.
- А там дело собственно не в наркотиках. Точнее, не только в них.
- А в чем?
Никита не ответил. Он опять как-то праздно посмотрел в потолок.
- Какой ты странный.
- Не больше, чем ты сама. Ты же с утра создаешь себе этот мир, потому что тебя ему научили.
Лео немного насторожилась.
- Знаешь, у меня есть один приятель. Он хочет познакомиться.
- Хм. Что ж, удачи ему.
- Знаешь, если он хочет познакомиться… то это не просто так. В Москве вообще все не просто так.
Лео подумала, что столкнулась с типичным наркоманом. Видимо, перебрал кислоты, – расширил сознание, вот и слова странные появились.
- Думаешь, я наркоман? – улыбнулся Никита. – Нет, я наркотиков не употребляю.
Интересно, что же тогда, подумала Лео.
- Просто понимаешь. Иногда бывает так, что ты делаешь один шаг, - как-то неправильно себя ведешь, или просто привлекаешь внимание, - и твоя жизнь вдруг начинает меняться, и ты понимаешь вдруг, что она тебе не принадлежит, и идет по каким-то своим законам, а по каким – ты понять не можешь.
Лео посмотрела на него почти с опаской. Ей вдруг стало не по себе.
И тогда она сделала то, что делала всегда в сложных ситуациях – предпочла закрыть глаза.
- Знаешь, мне на самом деле пора. Было очень приятно с тобой познакомиться, и все такое.
- Ты еще появишься? – вдруг засуетился он.
- Возможно. Мне, правда, понравилось у вас.
- Приходи. А можно я тебе позвоню, и мы куда-нибудь сходим?
- Конечно, звони, - пообещала Лео, и с облегчением вышла вон.
Когда Лео снова оказалась на улице, толпа еще стояла у дверей. Да, забавно посмотреть на эту ярмарку тщеславия, но уж больно душно и тесно там. Правда, музыка хорошая. Странный все-таки этот Никита. Что он этим хотел сказать? Ну да ладно, видимо, просто хотел произвести впечатление. Лео выпорхнула на проезжую часть, лавируя между Lamborgini и Hammer’ами, нарочито брезгливо выбрала относительно свободный пятачок, и подняла руку. В то же мгновение перед ней со свистом остановилась ярко-красная спортивная машина. «Ого», - подумала Лео и заглянула в салон. За рулем сидел худощавый парень в костюме гонщика. Лео выдохнула и, чуть подумав, произнесла с придыханим:
- «Мосфильм».
- Поехали, - кивнул тот, и Лео нарочно погрузилась на заднее сиденье.
Машина со свистом тронулась и в спортивном стиле стала маневрировать по плотному потоку. Несколько минут проехали в молчании. К ее удивлению, он не высказал никаких эмоций, что она села на заднее сиденье, только поплотнее захлопнул дверь. Лео потихоньку изучала водителя, стараясь не привлекать внимания, - это было что-то новенькое в ее арсенале, и она не хотела спугнуть впечатление. По виду – худощавый парень, довольно вихрастый, с грубо высеченным скуластыми лицом и уверенным манерами. Интересно.
Раздумывая, как бы начать диалог, Лео собралась было завести привычную пластинку на предмет особенностей автомобиля, когда водитель вдруг непринужденно обернулся к ней:
- Представляешь, а мне не повезло сегодня.
- Занял второе место? – тут же включилась Лео.
- Ну да. И главное, кто обошел – какой-то «Гольф» паршивый, представляешь?
- Да, нас тоже раз «Гольф» на перекрестке обошел. Они такие обманчивые на вид, но ужасно противные.
- Главное, я уже сколько лет гоняюсь, первый раз так обидно, - продолжал свое парень.
- Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, - многозначительно произнесла Лео. Впрочем, намек был слишком прозрачный.
- А тебе прямо на Мосфильм? Ничего, что на ты – я обычно без церемоний.
Лео, которую обычно прямо передергивало от малейшей фамильярности, на этот раз легко кивнула. Машина тем временем продолжала показывать чудеса на дороге, заставляя шарахаться и сигналить соседние тачки.
- У тебя неплохой стиль вождения.
- Нравится?
- Мне – да. А вон тому парню в Audi – по-моему, не очень.
- Ничего, у меня, если что, разговор короткий. Битой по лицу. Все сразу снимают претензии.
Лео улыбнулась.
- А что это за машина? Что-то не могу определить, - продолжила она.
- Alfa Romeo. На самом деле у меня таких две, но эта любимая. Я ее своими руками сделал, даже в выставке участвовал.
Положение становилось все более интересным.
- Да-а? Я как раз недавно делала материал по ретро-автомобилям. Ужасно интересно.
- Ну, это не ретро, - обиделся водитель.
- А, ну мне показалось, что это такой авторский вариант, - начала сумбурно выпутываться Лео.
Водитель, смягчившись, тут же продемонстрировал особенности разгона и кусочки красной кожи, которые лично выдумал сам. Лео понимающе покивала.
- Тебе на сам Мосфильм?
Лео немножко похолодела. И решилась.
- На самом деле я еще хотела заехать на Киевскую купить гамбургер. Я ужасно проголодалась. Если ты не спешишь, то было бы супер, и почти по дороге.
- Да нет, в общем.
У Лео отлегло с души. Она уже, было, приготовилась приступить ко всестороннему обсуждению автомобильных новинок, но в это время позвонила мама.
- Ты где? – был стандартный вопрос.
- В Москве, - Лео с удовольствием отметила быстрый взгляд водителя в зеркало.
- Ну, я приезжаю послезавтра.
- Уже послезавтра?
- Да. Ты будешь меня встречать?
- Конечно, - Лео лихорадочно соображала, как она могла упустить такой важный момент. Нет, ей в последнее время не везет со временем.
- Да, договорились, в 19.15. Пока, до послезавтра, – она выпустила воздух и повесила трубку.
Время до Киевской Лео провела в раздумьях, как же ей совместить все эти вещи. Они остановились у «Макдональдса», и Лео сказала: «Я на минуточку», но ее спутник поднялся за ней, со словами: «Я тоже проголодался», - и к ее удовольствию, они отправились вместе. Когда он подошел к ней у стойки, она испытала легкий шок. Перед ней вырос двухметровый гигант, который с высоты своего роста смотрел на нее с интересом и чуть насмешливо. Чуть поперхнувшись, она сделала заказ, и, еще под впечатлением, вернулась к машине, и пересела на переднее сиденье.
- Уж если нам предстоит поужинать вместе, думаю, так будет удобнее, - объяснила она.
По дороге разговорились.
Лео развернула пахучий пакет и зажмурилась в предвкушении.
- Обожаю Макдональдс. Хоть это и чип.
- Что?
- Чип. Ну, дешевка.
- А я тоже люблю. Мне плевать, главное, чтобы быстро и вкусно.
Они приехали на Воробьевы горы, по желанию Лео, - она предпочитала, чтобы даже такой незамысловатый перекус был оформлен красивым видом. Найдя укромный уголок на набережной, остановились. После нескольких минут жевания завязался разговор.
- А вы гонщик?
- Ты.
- Да. Ты.
- Нет, я вообще на таможне работаю.
- Где? – распахнула глаза Лео.
- На таможне. Что, не похоже?
- Честно говоря, в жизни не видела ни одного эээ таможенника.
- Ну, может, я еще не влился, - я только из армии вернулся.
- А я очень уважаю людей, которые отслужили в армии.
- Я потому и пошел. Мог бы отмазаться сто раз, но не стал. У меня отец бывший разведчик, - доверительно пояснил он. – И прадед работал в НКВД.
- Да? – усмехнулась Лео. – А моего чуть не расстреляли в 37-м, он был первым директором Художественного музея. Семье повезло, он умер.
Они посмотрели друг на друга. Но с современной жизнью не вязалось понятие «классовые враги».
- Когда нас должны были распределять, сказали, что в Чечню отправят. Мы уже собирались все. И только в последний момент пришел приказ, что нас в другое место перебрасывают.
- Повезло.
- Ну да. Хотя здесь мало кто представляет, что там происходит на самом деле. Я как-то был на одном Дне рождения, - там одна девочка пела песню. Про то, что мы стояли, как пни молчали, приказа ждали, а в этом время в нас ножи кидали и что-то там еще. Некоторые даже прониклись.
- Лучше об этом и не знать.
- Ну, да. Я как подумал, как там придется, - нам перед отправкой фильмы разные показывали, как там нашим ребятам духи головы отрезают, и тому подобное, для поднятия боевого духа.
Лео замахала руками:
- Нет, нет, не рассказывай. Слышать не хочу ни о чем таком.
- Это жизнь.
- Это не моя жизнь. Моя жизнь совсем о другом. Поэтому я не хочу даже знать ничего о том, что там происходит. Хорошо, пусть это будет, но без меня.
Иван посмотрел на нее, но ничего не сказал.
- Ну, в принципе, когда нас в область отправили, там тоже весело было. Меня деды в первую же ночь попытались построить. Ну, у меня разговор короткий…
- Битой по лицу?
- Ну. Одному сразу голову разбил, так они там собрались, целой бригадой, собирались нас мочить, москвичей. Ну, я думаю, дело плохо. Пришлось вызывать наших, они приехали тут же, с автоматами. Ну, в итоге разобрались.
- Все это мужские игры.
- Да, я тебе могу сказать, что мне в этом городе вообще никто не страшен. Потому что я могу делать здесь все, что хочу.
- Своеобразный патриотизм.
- А сейчас этого очень не хватает. Мэр распустил всех, позволил тут наехать говна всякого черного, так что не вздохнуть. Ну, ничего скоро это кончится, - он недобро сверкнул глазами.
Лео посмотрела на него:
- Вы работаете в этом направлении? – чуть насмешливо спросила она.
- Да, - совершенно серьезно ответил тот.


В моей истерзанной Отчизне
Нет для меня таких Свобод,
Чтоб стать без подвига героем
И кем бы ни было вообще.
Мне не хватает здесь чего-то,
Вернее, ничего совсем.

Глава XIX. Если вы не чувствуете опасности, это еще не значит, что вами никто не управляет. РЕКЛАМА И МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ.

А на следующий день Лео поехала в командировку. Это вдруг как-то неожиданно случилось, что она вспомнила, что у нее на сегодня билеты в Питер. Она позвонила в свою редакцию, предупредила, что едет на два дня в командировку, и, срочно собрав вещи, отправилась в аэропорт. Поначалу ничто не предвещало беды. Правда, ее взбесило, что рейс был в пять утра, но что делать – вызвала такси. Освещать предполагалось интересное во всех смыслах мероприятие, а именно – фестиваль по кайтсерфингу. Как объяснили Лео, это когда по волнам на воздушных змеях плавают. Лео прибыла в аэропорт, и, чтобы произвести впечатление, стала в свободное время вырисовывать японские иероглифы. Постепенно подтянулся основной народ. В основном это были люди неформального толка, что Лео называла «экстремальщики». Из тех, что ходят в брезентовых куртках, обязательно с какими-нибудь рюкзаками за спиной, с обветренными лицами, прищуром в глазах и заводными разговорами, в которых проскальзывало «покатушки», «влетел», «Дахаб». Она обосновалась в холле и принялась расспрашивать ближайшего к ней человека с рюкзаком:
- О, эсктремальные виды спорта. Наверное, это здорово. А вы на горы там поднимаетесь, да?
- Ну да, бывает.
- А на самолетах летаете?
- Да, приходилось пару раз.
- Прямо да?
- Да, - человек был с большим рюкзаком и фотоаппаратом, болтавшимся через голову.
- А чем вы занимаетесь?
- Я фотограф.
- А для каких журналов снимаете?
- Для разных. В Москве, в Европе.
- В Европе?
- Ну да. Ездить много приходится, поэтому живу то там, то здесь.
- И в Европе тоже летали?
- Да, летал. У меня даже удостоверение есть, - человек стал немного нервничать, - что мне еще рассказать, чтобы показаться нормальным?
Лео устыдилась.
- Ну что вы. Я и так вас очень уважаю.
На выходе на ВПП  Лео заметила еще две колоритные фигуры, которые привлекли ее внимание. Один, очень высокий, два метра ростом, и лысый, стоял, не обращая на нее внимания. Рядом крутился человек поменьше с аппаратурой, волосатый, с хвостиком и вызывающий ассоциации своим видом со словом Gorillas. Лео отметила про себя эту парочку, и решила при случае познакомиться с ними поближе.
Поездка оказалась довольно невнятной. Суть ее сводилась к посещению того самого фестиваля по кайтсерфингу, который устраивался спонсорами мероприятия – энергетическими напитками Red Bull. Все это должно было происходить на берегу залива, и иметь вид красочного действа. Организовано при этом было все из рук вон плохо, - палатки были не готовы, спортсмены не собраны, а размещением гостей занималась заполошная девочка, которая, видимо, первый раз выступала в роли организатора такого рода мероприятий, и, брошенная своим начальством в горячую точку, мучительно волновалась и старалась соответствовать. Увидев в Лео представителя глянцевого издания, она тут же попыталась войти с ней в контакт, стала интересоваться, нельзя ли у них устроиться на работу (что сразу о многом сказало Лео о ее компании), но, когда она спросила, нравится ли ей в Red Bull, она спешно стала уверять, что, конечно, там все круто-круто. Она отдала Лео билет, извинившись, что фамилия неправильно написана («Это ничего, там допускается до трех ошибок»). Лео взглянула на свежее написание и хмыкнула. Она тут же поинтересовалась, а кто же этот лысый, на что девочка сделала большие глаза: «Ты что, это же наша звезда. Передача «Точка отрыва». Лео коротко хохотнула. Короче, со всей этой суетой Лео с трудом выбила себе отдельный номер, чтобы почувствовать себя комфортно хотя бы сутки – назавтра она собиралась быть в Москве. Вообще ее королевские замашки сразу не нашли понимания и даже вызывали некоторое неодобрение в коллективе. Так, весь ее вид, в джинсах Levi’s 111, розовой спортивной кофте и розовой же кепке, благоухающей туалетной водой Salvatore Ferragamo, разительно контрастировал с трудовым облачением прочих участников. Беспрерывно болтая по своему Samsung t500 о каких-то туссе и организации спонсорских взаимоотношений, она прямо спиной чувствовала испепеляющие взгляды. И, наконец, по-королевски выйдя из автобуса и обратившись с чемоданом к заинтересовавшей ее парочке: «Поможете, мальчики?» она получила в ответ такой недвусмысленный взгляд, который может исходить только от тридцатилетних закоренелых в боях холостяков. С номером тоже вышло не очень. Оказывается, всех предполагалось расселить по двое, но Лео, тут же выкатив весь свой пафос, надавила авторитетом на девочку, и та в итоге отдала ей единственный резервный номер, предупредив, что отправит к ней кого-нибудь только в крайнем случае. Лео обозревала своих спутников – спортивного вида молодые люди и неопределенного вида девушки – того особенного разряда, которые обычно бывают среди экстремалов, бардов и байкеров. И ей стало очевидно, что день потрачен впустую. В таком настроении она потащилась на банкет.
На банкете принялись в духе советских времен сидя за длинным столом пожирать разложенные на столе закуски и пить водку. Тягостное молчание по мере наполнения рюмок сменилось оживленной беседой. Парочка из лысого и Gorillas расположилась как раз напротив Лео. Gorillas сначала буравил ее сумрачным взором, потом, наконец, решился и приступил к расспросам, видимо, мучившим его.
- А ты, значит, вращаешься в гламурном обществе?
Лео про себя хмыкнула и осторожно ответила:
- Вроде того.
- И как? Не улетела еще?
- А каком смысле?
- Ну, вы же там все ударяете по белому.
- По чему мы ударяем?
- Ну, по первому.
Лео сделала вид, что не поняла. И решила перевести разговор в более доступное ей русло:
- А вы в Москве в какие места ходите?
- Да ни в какие. А ты?
- Я люблю «Грин». И «Бульвар», например.
Но Gorillas видимо решил не отступать от интересующей его темы.
- У меня многие друзья, которые попали в гламурную тусовку, очень быстро сторчались.
До Лео наконец дошло.
- А. Ты это имеешь в виду. Нет, я наркотиков не употребляю. Я вообще против каких-либо зависимостей.
- В жизни всегда от чего-нибудь зависишь, - неопределенно заметил Gorillas, - от еды, например. Или от кофе. Наркотики – так же зависимость, они ничем не отличаются от всего прочего.
Лео не желала разговаривать на не интересующие ее, и довольно опасные темы. Поэтому она, как смогла, попыталась увильнуть.
- А в каком районе Москвы вы живете?
- В Подмосковье.
- А…
- А ты?
- Я на Мосфильме, - с видимым превосходством объявила Лео.
- Да, вот такие мы лохи, - видимо, почувствовав ее настроение, начал ерничать Gorillas.
- Ну что вы, я этого не говорила.
- Да у тебя просто все читается. Ты же даже не имеешь понятия о настоящей жизни, - вдруг завелся Gorillas, - ты не знаешь, что такое зарабатывать, потому что у тебя больные родители. Не знаешь, как бывает, когда тебя тормознут на границе с Казахстаном с килограммом дури, тебе никогда не били по почкам, ты летаешь там в своем глухом гламуре и думаешь, что это и есть настоящая жизнь.
Лео стало окончательно не по себе.
- Мне искренне жаль, - начала она, - но я действительно считаю, что каждый человек сам определяет свою жизнь, и сам выбирает вещи, которые его окружают. И если что-то не так, то виноват в этом никто иной, как он сам. И самое глупое, что можно придумать, это сидеть, ныть, и жаловаться на жизнь, вместо того, чтобы что-то исправить.
А вечер все не кончался. Лео несколько раз бросала взгляды в окно, ожидая, когда стемнеет, но за окном было по-прежнему светло. Наконец, кто-то из тренеров предложил отправиться на залив, где должен был приехать ди-джей. На вопрос, который час, Лео с удивлением узнала, что уже полдвенадцатого. И тут она вспомнила – ну конечно, белые ночи.
Хороши белые ночи в Питере. Синий бархат словно отодвинули, и позволили солнцу не укрываться надолго, из-за чего в небе повис непрекращающийся, переходящий в рассвет закат. Воздух как-то по особенному чист, и из-за этой солнечной аномалии жалко тратить это светлое время на сон, а хочется заняться чем-нибудь совершенно легкомысленным, - например, протанцевать всю ночь до утра. Тем более что она мало чем от утра отличается. Лео решила так и поступить. На берегу залива разносилась ритмичная электронная музыка, люди в куртках вяло пританцовывали, и в целом было такое нереальное ощущение оторванности от настоящей жизни, и казалось, что время застыло в своем течении. Впрочем, скоро стало скучно. Надышавшись воздухом, Лео отправилась в номер, где приготовилась заснуть. Но стоило ей оказаться в постели, как дверь распахнулась, и в номер ввалились два пьяных подростка. Молча сбивая на ходу предметы и покачиваясь, они завалились на соседнюю кровать и тут же захрапели. Лео поднялась, посмотрела на них, но, решив, что будить их бесполезно, и что она утром разберется, мирно заснула.
Утром, едва проснувшись, она опять взглянула на кучу из двух тел на соседней кровати. Это были почти дети – лет по семнадцать. Она растолкала их, они, взъерошенные, с ужасного похмелья, ничего не понимающие, как две птицы, уставились на нее. Она молча подала им стакан воды и указала на дверь. Они попробовали робко протестовать, но Лео была непоколебима. Подростки удалились.
Днем разразился скандал. Как поняла Лео, ее поступок вызывал резкое осуждение среди тусы, и был признан антиобщественным. В свою очередь Лео вылила всю порцию своего раздражения на девочку-организатора, высказав, что это первая поездка, которая так гнило обставлена, что она впервые сталкивается с тем, что надо еще оговаривать отдельный номер, что ей не предоставили личного автомобиля, и что она вынуждена испытывать всякие лишения, недостойные ее высокого статуса, с приведением в пример разнообразных поездок, где к ее услугам было все, что только можно, и так далее. На это ей было отвечено, что поездка предполагалась изначально для людей, которым интересен спорт, а не отдельные номера и машины, что нельзя так себя ставить, и что вокруг все люди, и что она заигралась, располагая себя в любой ситуации по центру.
- Ну да, - саркастически заметила Лео, - зависть – это желание иметь то, чего у тебя нет.
И добавила, что дело не в спорте, и если уж их замечательная компания претендует на какую-то миссию, то и держать себя надо соответственно, а не экономить на туалетной бумаге, пытаясь создать видимость высокого брэнда. И что она вообще считает, что энергетические напитки страшное говно, а теперь окончательно в этом убедилась, и когда она приедет в Москву, она непременно расскажет на страницах своего журнала все, что она об этом думает. Дело кончилось страшным скандалом с обещаниями позвонить начальству и всеми вытекающими.
Девушка, которая вдруг приобрела несколько надменный вид, как будто знала что-то, о чем Лео не догадывалась, вдруг спросила ее:
- А ты всегда себя противопоставляешь обществу? Считаешь себя звездой, да?
- Да мне по фигу ваше общество, - откровенно выдала Лео. – Я живу так, как я привыкла, и если кто-то этого не понимает, то я ему быстро объясню, что к чему.
- Ты знаешь, вообще опасно так себя выставлять. Можешь очень круто нарваться. И тогда с тобой уже не я буду разговаривать, а совсем другие люди.
- Ой, как страшно, - рассмеялась Лео, подумав, что речь идет об угрозе обратиться в отдел маркетинга.
В общем, вышло нехорошо. После этого Лео стала ощущать себя чужой. Особенно разозлила ее сцена на пляже. Организаторы поставили несколько палаток, где, по их замыслу, должны были питаться спортсмены и гости мероприятия. Лео, решив подкрепиться, зашла в одну из палаток. За стойкой сновал молодой бармен с очень интеллигентным лицом и большими светлыми глазами. Скользнув взглядом по Лео, он принялся протирать стаканы. Лео заказала себе что-то из еды. Порывшись в карманах, она обнаружила только десять рублей, но подумала, что это не проблема – потом принесет. Однако бармена не устроил такой ход. При ней у него затоваривались спортсмены, беря все, что нужно, но Лео он выразительно отказал. Лео, взбешенная таким подходом попробовала ему доказать, что она все равно здесь, и никуда не денется, и что просто нелепо гонять ее за деньгами, когда ей даже не могут предоставить машину. Бармен был непоколебим. Лео, голодной и злой, пришлось сходить в свой номер за два километра, чтобы принести несколько десятков рублей. Когда она вернулась, выяснилось, что еда уже закончилась. Бармен смотрел  с насмешливым интересом. Разозлившись, Лео демонстративно уехала в Питер, решив встретиться со знакомыми, вместо того, чтобы идти на их дурацкий фестиваль.
- Так, ладно, на меня набросились срочные дела, так что я вас покидаю, товарищи. Но радоваться рано.
Сначала она вообще хотела тут же уехать из города, но тут выяснилось, что в билетной кассе ее авиабилет не принимают. Лео посмотрела на него поближе: какой-то Aeroclub. В кассе ей сказали, что у них собственная схема распространения билетов, и ей лучше обратиться в компанию. Лео позвонила по указанному телефону, там подняла трубку женщина из тех, кто сидят в телемагазинах, и стала что-то путано говорить про безналичный расчет и прочие вещи. Лео уже подумала, было, подъехать к ним в офис в Москве, но тут выяснилось, что адреса, указанного на конверте (Цветной бульвар, д. 1/11), просто не существует. В этом Лео была уверена, – она отлично знала центр. Более того, телефоны компании оказались мобильными. Лео и вовсе впала в недоумение: что это за компания, которая дает билеты только по безналичному расчету, у которой нет ни телефона, ни адреса? Все это крайне подозрительно. Но делать было нечего. И Лео решила остаться в городе. В Питере она отлично провела день. Она гуляла по улицам, спускалась в метро и рассматривала надписи. Ее поразило, насколько тонко в Питере подмечали дыхание времени. Например, на Приморском шоссе (аналоге Рублевки) попадались такие населенные пункты, как «Мартышкино» и «Лисий нос». В метро большими буквами красовалась социальная реклама: «Россия – страна возможностей». Особенно Лео понравился журнальчик с ненавязчивым названием «Все такое». Ну, и, конечно, «Собака». Издатели может быть, даже сами не понимали всей глубины смысла названия журнала, издававшегося для второго эшелона, страстно мечтавшего приблизиться к элите. Она только к вечеру позвонила девушке, сообщив, что ей нужно заехать за вещами. Та недружелюбно отправила ее к менеджеру, сказав, что те будут в городе, и если она хочет, то может присоединиться к ним, и они отвезут ее обратно. Лео потратила минут двадцать, перезваниваясь с различными менеджерами, которые все, как одни, именовались какими-то странными именами, вроде «Xibit» или «Паук», и футболили ее от одного к другому, пока, наконец, не добилась, чтобы один из них предложил ей подъехать к месту, где они стояли. При этом он долго выяснял, где же именно они находятся, потом, наконец, сообщил, что это место называется Невский проспект, при этом все равно забыв уточнить точное месторасположение. Прошерстив весь Невский, Лео, наконец, заметила несколько разрисованных Mini с банками Red Bull на крыше, напоминающих крашеных муравьев. Она выловила менеджера и спросила, когда же они собственно поедут назад. Выяснилось, что у них еще большие планы, и если она хочет попасть с ними обратно, то ей предстоит прокатиться. Делать было нечего, и Лео уселась в одну из машин.
Начался рекламный марафон. Лео впервые участвовала в таком мероприятии, и ее поразил способ, с которым компания Red Bull продвигала себя на рынке. Он заключался в том, чтобы произвести максимально больший эффект при минимуме затраченных средств. Так, купленные дорогие машины разваливались на ходу. Девочки, которые должны были символизировать красоту и притягательность моделей, выглядели, как бабы с Ленинградки и имели такой вид, как будто не спали три ночи, держась на ногах только благодаря энергетическим напиткам. Менеджеры за рулем все поголовно в черных очках походили на наркодилеров. И сама схема распространения слегка напоминала общение наркоманов. Человек в черных очках развинченной походкой подходил к другому, совал банку Red Bull  с негромким вопросом «будешь?» и тут же отходил, и, такой же развинченный, и начинал, пошатываясь, переться в ритме Orbital. К тому в свою очередь покатывал другой человек, с вопросом «есть что?», тот давал ему банку Red Bull, и таким образом общение продолжалось в режиме нон-стоп. Все поголовно с банками, все поголовно развинченные, со стеклянными глазами и пританцовывающие в своем личном пространстве. Таким образом они передвигались по городу. Останавливались на общественных точках, больших площадях и местах скоплений молодежи, разворачивали свою подпольную сеть, пока к ним не подходила милиция и не начинался сутяжный диалог. Все это напоминало нелегальную операцию, со всеми полагающимися атрибутами – незаконным товаром, рейдами органов внутренних дел, и запахом ночного клуба и каталажки. Мероприятие достигло апогея на Васильевском острове, куда вся компания поехала на концерт, посвященный Дню выпускника. На празднике «Алые паруса» они смотрелись, как исключенные из школы за неуспеваемость хулиганы, которые пришли на выпускной попить водки и дунуть в туалете, а заодно набить морду кому-нибудь из отличников, если не погонят. Нагруженные Red Bull’ом представители компании окончательно приобрели вид недогнавшихся наркоманов, а их кодовое общение, с отрывистыми фразами, увиливающими движениями и напускной веселостью, напоминало операцию по разложению молодежи, предпринятую в масштабе целого города. Все делали вид, что им весело, деланно энергично общались, и говорили только на тему Red Bull, строя общение примерно в духе «А Макс с Кокосом уже там»? - «Ух, ты, крутняк!» – «У тебя есть?» – «Нет, у Таксы возьми» - «Вы где?» – «Мы на Васильевском» – «А на Невском уже были?» – «Да, мы на Невском, едем к вам». Все это походило на нелепый рэйв, и казалось, что только кончится ночь, и они все пропадут, развеются, так же как постепенно бледнеют их утомленные лица. Вероятно, это и есть система BTL – одна из самых эффективных современных систем коммуникаций. Забавно, но одна из самых разветвленных маркетинговых систем построена по принципу распространения наркотиков. И, вероятно, приносит не меньше прибылей. Тем временем, праздник выпускников был в разгаре. Каким-то подозрительным способом они просочились и туда, и теперь с той же скоростью распространяли свою отраву среди розовощеких школьников, в то время как на сцене бесновались оголенные девицы, вращая бедрами и принимая неприличные позы. Глядя на это, Лео вдруг посетило странное чувство. Ей показалось, что она находится среди зомби, которых настроили на определенную волну, и они могут общаться только однотипными фразами, потому что большего не предусматривает их программа. Молодежь уже отравили пивом, в которое всегда добавлялось немножко амфетамина, или кока-колой с кокой и марихуаной, и вот теперь на очереди энергетические напитки. Они посылают сигналы другим зомби, которые покупаются на их отраву, и смотрят на голых девиц, а жирные боссы радостно потирают руки, и считают денежки, которые доверчиво принесли им розовощекие школьники взамен на их энергетическую отраву а может быть белые пакетики, которые после этих пакетиков станут с такими же бледными лицами с опухшими веками и расширенными зрачками, а может быть, пополнят ряды зомби-дилеров, и все это под девизом заботы о молодежи и продвижения здорового образа жизни.
Лео посмотрела на мир другими глазами. А ведь этот Gorillas прав. Весь мир – всего лишь большая система. Ты рождаешься в системе и в системе умираешь, и все твои мечты и желания, устремления и порывы не более, чем перемещения внутри системы. Уже в роддоме, где ты появляешься на свет, на тебя вешают бирку, которая обозначает следующее: «Ты родился в обычном роддоме в Бирюлеве. Это значит, что в ближайшее время ты не сможешь претендовать на сытое детство и учебу в лондонской школе. Твой максимум – это стандартный детский сад, стандартная школа, где тебя будут окружать такие же дебилы. И стандартное детство со сломанными качелями и перекошенной каруселью. Тебя будут окружать ранние акселераты и хулиганы. Они научат тебя пить, курить и нюхать клей. Возможно, к 18-ти годам у тебя проявится талант, и ты захочешь вырвать себя из этой жизни. Но тебе это вряд ли удастся, потому что к тому времени ты будешь абсолютно равнодушным ко всему накуренным и упитым слесарем четвертого разряда. Твой организм слаб, твои мысли туманны». Или же. «Ты родился в хорошей семье в центре Москвы. Даже если у тебя нет ни грамма таланта и способностей, ты все равно окажешься в лучшей школе в городе среди таких же евреев, как ты. Тебя ждет сытое детство с дорогими игрушками и занятиями на скрипке. Ты будешь окружен такими же талантами. Когда вы подрастете, вы заполните пустующие ниши в министерствах или ведомствах при посольствах, куда вас пристроят родители». Дети, родившиеся в великой стране, были обречены на воспитание на костях былых ценностей, обросших жирным мясом западного мировоззрения.
Где-то на подкорке у них сохранились еще в сознании фразы о величии и былой мощи, но в реальности были совсем другие герои. Красивые, успешные, с ограниченным словарным запасом, произведения западной фабрикой грез. Тонкие и манерные со сладкими голосами, поющие о чужой сладкой жизни. Чтобы им соответствовать, требовалось не просто желание и способности. Для этого нужна была та жизнь. Но ее не было. Жизнь была неприглядной и серой, полной кавказцев на рынке и злых ментов. Ты задыхаешься от несоответствия картины идеального мира и реальности. И тогда на помощь приходят идеологи. Они предлагают простое решение. Разве можно уподобиться Джонни Деппу, Киану Ривзу и Анжелине Джоли? Для этого надо обладать неземной красотой, большими средствами и проводить целые дни на диете и в тренажерном зале. Но. Можно легко уподобиться им, ПОТРЕБЛЯЯ то же, что и они. Они ведь такие же люди. Тоже пьют воду и едят йогурты, пользуются туалетной водой и бумагой. Сделай выбор в пользу тех же продуктов, и ты станешь такими же, как они. «Получив Нобелевскую премию и сделав весомый вклад в политику и науку, можно встать в один ряд с Уинстоном Черчиллем, Теодором Рузвельтом и Альбертом Эйнштейном. А еще можно сделать это, просто надев бабочку», - было написано в одном модном журнале. Вот новая идеология. Зачем делать что-то, если можно потреблять? Просто купи шоколадку и станешь умным. Купи чипсы, и станешь таким же, как Рональдиньо. Купи Chanel, и на тебя снизойдет аромат Николь Кидман. И так далее. Индустрия заработала.
На этом стали делаться огромные деньги. По сути, большая часть рекламы строится на желании людей приобщиться к образу. Почувствовать себя на ступеньку выше, чем они есть. Не можете себе позволить дорогую машину? Купите туалетную воду Ferrari и будете в касте. Менеджеры среднего звена, зарабатывающие на Египет и Турцию, главные потребители соков Rich, в рекламе которых избалованный метросексуал блаженствует на дорогой яхте где-нибудь на Мальдивах за стаканом сока. Юное поколение стараются убедить в том, что они смогут придумать, как украсть миллионы, чтобы купить себе футбольный клуб, всего лишь поедая батончики Nuts. Дети вырастают с сознанием того, что у нормального человека должен быть дезодорант Old Spice, телефон Nokia последней модели и Lexus.
Но это еще полбеды. Когда речь идет о европейских странах, где производитель скован различными конвенциями, там реклама бьет только на подсознание, заставляя выбирать тот или иной продукт. В странах же с развивающейся экономикой, где собственная промышленность пока не может противостоять тому валу некачественной продукции, который сваливают на нее европейские страны, реклама направлена на то, чтобы убедить, что эта продукция не только качественная, но и самая полезная в мире. Круглосуточно по всем каналам транслируются сигналы непрерывной лжи. Людей убеждают в том, что им не обойтись без зубной пасты, избавляющей их от всех признаков проблем в полости рта, хотя, по сути, она является абсолютно бесполезным продуктом. Или жевательной резинки, якобы укрепляющей зубы, которая на самом деле состоит на 40% из кислоты, которая разъедает эмаль. Или без дезодоранта, забивающего поры. Или без йогурта, одного из самых калорийных продуктов, с помощью которого можно похудеть. Или без быстрорастворимого пюре – прямого пути к гастриту (невероятно вкусного и полезного!). А вы заметили, сколько эфирного времени занимает реклама лекарств? Добропорядочной и благополучной Европе лекарства не нужны. Она ведет здоровый образ жизни, хорошо питается и ложится спать в девять часов. И только Россия, изможденная употреблением разрекламированных чипсов, измученная полуфабрикатами и химическими напитками, остро нуждается в лечении. Их убеждают в этом. Купите лекарство, не откладывайте на поход к врачу! День занимает реклама  модифицированных продуктов и лекарств, избавляющих от их последствий. Вечером страна погружается в пивной алкоголизм. Экран захлестывают волны пива, соблазнительно изливающиеся со всех телеканалов. Время после десяти, официально разрешенного для показа пивной рекламы, заполняется перечислением тридцати сортов пива, с помощью которого народ определяет право на самобытность. Вы думаете Россия – это литература и музеи? Вы думаете, это покорители космоса и балет? Нет, самое ценное, что есть в России – это народ, так говорит реклама. Народ, находящийся в бесконечном алкогольном опьянении. Безусловно, для производителей пива народ действительно составляет основную ценность. А днем в силу вступают народные целители и клиники, кодирующие от алкоголизма. Разумеется, за неумеренную плату.
На подкорку откладываются навязанные рекламой образы, и человек уже не является творением свободной воли. Определяющую роль играют рекламисты. Это они определяют, что есть, пить, и в чем ходить, и внушают это с убийственной точностью, до малейших нюансов рассчитывая количество показов. Это раньше было двадцать сортов домашних яблок, а теперь остались только три – желтые, красные и зеленые. Это раньше были разнообразные сорта овощей, а теперь есть только два вида огурцов – короткие и длинные. Кто сейчас воспользуется советской зубной пастой? Нет, вы выберете или Colgate или Blend-a-med. Только из этих двух. И будете свято верить, что дорогой стиральный порошок избавит вас не только от пятен на одежде, но и на репутации. Рекламисты учат потреблять. При этом, даже не стесняясь в выражениях. Бытие определяет сознание. Реклама определяет образ жизни. Обратите внимание: если речь идет об обычном потребителе, тон рекламиста становится снисходительно-поучающим: «Ты этого достойна». Но посмотрите, как все меняется, когда речь идет о ком-то выше него! «Это достойно вас». Все просто. Если у вас есть деньги, у вас есть выбор из того, что мы можем предложить, а если нет, то у тебя, дурак, и выбора нет – и так съешь, и не подавишься. Реклама для бедных строится по принципу тупого впаривания: «Купи. Купи. Купи!» Чтобы в нужный момент перед полкой супермаркета сработал инстинкт. Для богатых все более изысканно. Реклама просто присутствует в самых дорогих местах – центральных площадях города, центральных разворотах глянцевых журналов. Чтобы в нужный момент, не обнаружив такого же логотипа дома, человек подумал: «И действительно. Как-то странно». Реклама преподает настоящую, концентрированную ложь. Переворачивая ровно на 180 градусов смысл и суть сказанного. Утолить жажду предлагают напитками, которые ее и вызывают, - для этого в них добавляют специальные вещества. Поправить желудок – пельменями и полуфабрикатами. Избавиться от запаха изо рта – с помощью пастилок, вызывающих образование желудочного сока. Ну, и так далее. При этом изначально вырабатывается сознание того, что все эти продукты жизненно необходимы. Рекламисты преуспевают в этом. Например, заставляя предпочесть японские автомобили. При этом, нагло говоря тебе в глаза: «Свобода выбора, свобода передвижения». Или «Тойота. Управляй мечтой». Как бы подразумевая, что это и есть твоя мечта. Или «Ниссан. Превосходя ожидания». Как будто мы от них чего-то там ожидали. Они услужливой рукой расставляют на полках продукты таким образом, чтобы именно к ним потянулась твоя рука. Они заманивают в супермаркеты тихой музыкой и не отпускают, пока ты не пройдешь весь лабиринт. Они завешивают весь город яркими плакатами, меняя его лицо. Москва становится городом МТС и Билайн. Ночи проходят в ритме Мегафон. Народ передвигается с площади Pepsi к гостинице «Балтика», и сидит в офисах под знаком Mercedes и Samsung. Они парят над городом, символизируя новую власть. Могущество той или иной корпорации  определяется площадью, которую они могут покрыть в городе своей рекламой.
Нигде в мире нет такого несвободного государства, как государство демократических свобод. Как и все, это понятие было перевернуто с ног на голову, где людям нагло предлагают свободный выбор, которого у них-то как раз таки и нет. Один швейцарец, посетив Советский Союз, был поражен: «У вас такие свободные люди! У нас все продавцы похожи на роботов. Они улыбаются заученными улыбками, говорят заученные слова, боясь, что их уволят. У вас же продавец может запросто накричать на покупателей и сказать: «Так, если сейчас не встанете в очередь нормально, я вообще уйду». Вот истинная свобода. И это действительно так. При любом тоталитарном режиме существует контркультура, которая ему противоречит. Тоталитарный режим лежит как бы на поверхности, оставаясь внешним врагом. Он хорошо виден, с ним хорошо и удобно бороться. Мозги остаются свободными, и их употребляют на критику. Но с чем бороться, если мозги изначально засорены? Если с детства голова наполнена побудительными сигналами-символами, призывающими неустанно потреблять, потреблять, потреблять? Если раньше неугодных репрессировали, то теперь просто стараются подогнать под одну гребенку. Прокрустово ложе работает без выходных. От этого нет спасения. Только уехать в глухой лес. Никогда еще власть не была так сильна, как власть рекламы. Большой Брат ожил и превратился в реальность. Он каждый день смотрит на тебя с телеэкранов и журнальных страниц, преследует тебя наружной рекламой и сообщениями по радио. Джорджу Оруэллу и не снилось, насколько он оказался прав. Свобода, провозглашаемая на каждом углу, отсутствовала как факт. Любой мог говорить и делать все, что он хочет, но… он этого не делал. Вроде бы и выбирал то, что хотел, только вот выбирать было не из чего. Пресса и телевидение превратилось в обслуживающий персонал политических партий и крупных производителей средств бытовой химии и личной гигиены. Журналисты гордились своим правом писать то, что они хотят, не подозревая, что их мысли уже были настроены по определенному сценарию, а творчество ограничено жесткими рамками формата, запрещающего какую бы то ни было критику по отношению к власти или рекламодателям. Причем если в отношении власти еще допускались какие-то вольности, то по отношению к последним – никогда. Обратите внимание, как чутко реагируют масс-медиа на малейшее изменение в политическом или ином курсе. Как вдруг начинают замалчиваться целые темы, как будто их и не было, или, напротив, весь год муссируют некое дело, которое вдруг стало делом жизни всей страны, хотя рядом всю жизнь было еще двести подобных. Вы думаете, темы для телевизионных сюжетов выбираются по принципу того, что интересно? Как бы не так. Даже если вы смотрите восхитительный фильм о свойствах воды, в котором рассказывается, что вода несет в себе всю закодированную информацию, и может меняться в зависимости от того, какие слова над ней произносятся – проклятия, или молитвы. Будьте уверены, все это лишь для того, чтобы стимулировать продажи очередной корпорации по продаже «обогащенной» воды. Самыми свободными вдруг оказались государства с сохранившимся диктаторским строем. У них был живой и зримый Президент, который запрещал им общаться с Европой, гнал на Америку, и облагал драконовскими налогами. Зато любимым развлечением была критика существующего режима. Они были свободны от всепроникающего диктата гламура и моды, их мозги не были засорены чужой иерархией ценностей. И самое умное, что сделал их Президент – это навязал им потребление своих же продуктов, произведенных на собственной земле. У них была свобода выбора. Свобода возникает там, где ее запрещают. Где есть несвободы. Там люди свободны внутренне. Революция начинается, прежде всего, в мыслях. Так же, как и разруха происходит в первую очередь в голове. Бытие определяет сознание. Ныне сознание определяет бытие. А сознание определяется масс-медиа. А масс-медиа определяется… а вот это было самое интересное.   
Лео не могла больше смотреть рекламу. Она внушала ей страх. Ей казалось, еще немного, и у нее начнут двоиться мысли. Воспользуйся нашей косметикой. Через некоторое время ты заметишь, что твоя кожа уже не может обходиться без нее. Ты удивишься, как жила без этого. Вот что говорили рекламные призывы. Особенно пугали предложения обменять старую баночку крема на новую бесплатно. Смахивало на первый укол героина. Энергетические подпитки, витамины, антиоксиданты, пищевые добавки, - по всему, выходило, что для жизни современного человека нужно столько дополнительных опций, что если их убрать, он просто перестанет функционировать. Лица с телеэкранов хищно усмехались. Они чувствовали свою власть. Жители города превратились в рабов. Они не были личностью, они были носителями той или иной культуры – Coca Cola, «Макдональдс» или Red Bull. Они делали выбор в пользу того или иного сегмента системы. Например, системой координат Лео был Samsung t500, Vogue и Mercedes. Для кого-то это был Parker, «Русский стандарт» и RADO. Для кого-то – «Опель», Pringles и «Арсенальное». Система брэндов такова, что на каждой позиции существуют два потенциальных конкурента, и аудитория делает выбор в пользу того или другого в зависимости от своих вкусов. Mercedes и BMW. МТС и Beeline. Samsung и LG. Nike и Adidas. Брэнды получают определенную эмоциональную окраску, и, выбравший одно в первой группе, автоматически выбирал подобное в другой. Например, Mercedes, МТС и Nike. Против BMW, Beeline и Adidas. Адепт одной группы никогда не переходил в другую и не понимал ее системы ценностей. Сейчас она сидела в машине, и общалась с зомби, которые смотрели на нее стеклянными глазами, смеялись механическим смехом, и разговаривали заведенными фразами. И девочка-организатор превратилась в такую же зомби, и даже не способна была уже на какие-то скандалы, а только прозрачно смотрела на нее и произносила деревянным голосом:
«Будешь? Зря. А наши там сегодня зажгли. Да? Вы где? Мы едем обратно. Вы на Невском еще? Ну, крутняк. Давайте, вливайтесь». «А помнишь, год назад тоже с Red Bull’ом ездили?» И дальше серия историй такого же плана, непонятно о чем, непонятно о ком, как кто-то когда-то куда-то съездил, где-то потусовался, и все было крутняк. И там были все, и даже Ксан с Морфеусом, и от всего этого у Лео начало рябить в глазах, и она испугалась, что превратится в такую же зомби, поэтому она попросила остановить машину, и вышла.
Болтовня тут же прекратилась. Девушка как-то сникла, и по всему было видно, что у всех шок. Ситуация была не предусмотрена программой. Девушка на минуту вернулась в нормальное состояние, что-то пролопотала насчет билетов и самолета, Лео покивала, захлопнула дверь, и с облегчением нырнула в ночь Питера. Несколько часов она погуляла по городу, сбрасывая с себя наваждение, потом поймала такси, доехала до пансионата, и без снов заснула.
На следующее утро Лео не покидало ощущение какой-то странности. Вместо автобуса в аэропорт поехали на затонированном микрофургончике. Туда погрузились несколько человек из компании, в том числе Gorillas, который, судя по всему, играл тут ключевую роль. Он сидел с ноутбуком, и рулил чем-то по телефону, остальные расположились стратегически так, чтобы окружить Лео со всех сторон. С ней никто не разговаривал. Когда она попробовала обратиться, девушка и парень сделали вид, что ее не слышат. Видок, кстати, у всех был что надо. В темных майках и джинсах, сутулые, с потухшими глазами и короткими неровно выстриженными прическами, похожие на обкурившихся волчат. С ожиданием в глазах. Лео еще раз попробовала вступить в контакт, но, не получив ответа, подумала, ну и фиг с ними. И приготовилась ехать, наплевав на все. Тогда в автобусе как по команде начались разговоры. Разговаривали в основном о вчерашнем, как они круто потусовались, кто был где, и через слово Red Bull Red Bull. При этом работала какая-то техника, говорили намеренно громко, как будто только с той целью, чтобы создать невыносимый звуковой фон, или как будто шла запись. Gorillas следил за чем-то на компьютере. Через некоторое время Лео почувствовала, что все это начинает ее дико раздражать. Она намеренно отвернулась и уставилась в окно. Тут же, как по команде, все повернулись в окно и начали обсуждать то, что они там видят: «О, какой дом. Смотри, смотри, собака». И все это так намеренно и нарочито. Лео почувствовала себя как-то неуютно. И тут она заметила радугу. Она невольно восхитилась и обернувшись к Gorillas отметила: «Гляди, радуга». Все тут же повернулись и начали восхищенно обсуждать: «Радуга, радуга». Лео тут же заткнулась, вжалась поглубже в кресло и, надвинув кепку, отгородилась ото всех. Тогда автобус остановился, и все высыпали наружу. «Нужно выйти – у нас по плану посиделки в кафе», - сказал Gorillas. «По какому еще плану?» – спросила Лео. «Ну, мы фильм снимаем отчетный, для спонсоров. Так надо». От мысли, что она попадет в какой-то фильм вместе со всеми этими маргиналами, Лео стало дурно. «Я никуда не пойду», - заявила она. Gorillas пожал плечами, и оставил ее в автобусе, предварительно убедившись, что дверь закрыта. Лео осталась одна, с водителем странного вида. Такой вид имеют распространители бумажных листочков, кидалы на вокзалах и сотрудники фирмы Herbalife. Есть такая категория людей без определенных занятий, которые становятся адептами тайных сект под названием «сетевой маркетинг». Туда обычно приходят совсем отчаявшиеся. Если вы зайдете в любой офис, в который попадают по объявлению «Хорошая работа. Возраст 23-55 лет. Образование неважно. З/п от 1500 у.е.», вы найдете там самую полную энциклопедию людского горя и мытарства. Скопище вдов, беженцев, пенсионеров и офицеров запаса. Которых «зажигают» совковые тетки, навязывая им новый взгляд на жизнь и новые возможности. Откуда потащатся бесконечные потоки впаривающих таблетки для похудения, щетки в электричках и наборы бытовой техники по низкой цене. Их всегда можно узнать по дешевому костюму, нарочито оживленному виду и запрограммированности в глазах. Это другая жизнь, и другой мир. Лео не могла представить, как после такой работы человек приходит в семью и разговаривает с детьми. Было бы более реально, если бы после этого он отключался, как автомат, и замолкал под сводами того же вокзала или электрички. Водитель вздохнул и закурил сигареты LD, процедив что-то типа «Ну вот, как всегда». Это заинтересовало Лео.
- А что, вы часто так ездите? – решила прозондировать почву она.
- Ну да, они ж постоянно приезжают.
- Кто они?
- Команды.
- В смысле спортивные?
- Да нет. А вы что, не с ними что ли? – водитель насторожился, подумав, что сболтнул лишнее.
- С ними, с ними, - успокоила Лео. – И как в этом году? – решила она пойти осторожнее.
- А вы что, в первый раз что ли?
- Да.
- А. Да как, как обычно. Этот у них главный, с компьютером, а так все по плану.
Лео решила дальше не выяснять. Что-то ей в этом всем ей совсем не понравилось. Какие-то команды, планы, Gorillas этот с компьютером, водитель левый. Снимают что-то непонятное. Какое-то реалити-шоу. В это время все организованно погрузились в автобус, и тронулись дальше. По дороге они останавливались иногда, чтобы заснять какой-то объект, Gorillas рулил, параллельно связываясь с кем-то по телефону.
Лео попыталась выяснить у него:
- А что вы снимаете?
- Так, кое-какие объекты. Сейчас, например, у здания ФСБ находимся, – со вчерашнего дня он сбросил весь несчастный вид и выглядел как серый кардинал, управляющий каким-то важным процессом.
- Интересно. А вас тут не скрутят, как на границе с Казахстаном?
- Мы сами, кого хочешь, скрутим, - усмехнулся тот, - один звонок, и здесь будут все, кто надо.
- Прямо да?
- Прямо да.
- Ты какой-то молчаливый сегодня.
- Так устаешь от этого трепа, - вдруг прооткровенничался он.
Дорога в аэропорт продолжилась в том же странном духе. Лео решила не обращать внимания на весь этот треп, и сосредоточилась на окружающих пейзажах. Но внутри ей становилось все более и более нехорошо, - раздражали эти люди, как-то странно влияющие на нее, весь этот процесс, напоминающий реалити-шоу, и вообще вся эта история. Она вдруг почувствовала такую неустойчивость, как будто потеряла привычную систему координат – ее работа, ее дом, ее положение в обществе, все вдруг могло куда-то исчезнуть, и Лео это чувствовала. Поэтому, когда она попала в аэропорт, и машину остановил пост из-за очередной проблемы, она, не желая больше иметь ничего общего с этими людьми, выскочила из машины, хотя ее чуть ли не силком пытались оставить, и поскакала с чемоданом на ВПП. На этом кошмар должен был кончиться.
Однако этого не произошло. Когда Лео вошла в самолет, она с раздражением заметила, что он тут же наполнился наполовину теми же странными людьми, которые сконцентрировались вокруг нее, а другую половину заняли китайцы. Сам самолет был каким-то странным, ободранным, неприглядным, и по всему напоминал левый чартерный рейс. Люди вокруг Лео не отрывали уха от мобильных телефонов, связываясь с кем-то и докладывая обстановку. Абстрагировавшись от всего, Лео порешила мужественно долететь до Москвы, и там окончательно избавиться от этого наваждения. Но стоило ей оказаться в аэропорту, как она заметила, что за ней непрерывно кто-то идет. Люди из компании сообщали что-то по мобильному, не отрывая взглядов от нее. Она демонстративно прошла мимо них и направилась к автобусу. Самолет прилетел в такое же дико неудобное время после полуночи, когда не осталось ни рейсового транспорта, ни какого-либо способа добраться до дома. Эти организованно погрузились в такие же подозрительные черные «Волги» без номеров и отчалили. Лео села в первый же попавшийся автобус, и только в дороге поняла, что он идет не в Москву, а в Шереметьево. Нервов ей добавило то, что за ней увязался какой-то мерзкий тип, который неотрывно держался сзади, так же тихо разговаривая по мобильному, и в упор глядя на нее. Выглядел он так же маргинально – дешевые брюки, испитый вид, голые руки под пиджаком. Это отметили и другие пассажиры, с интересом поглядывая за ними. Оказавшись в Шереметьево, Лео поискала взглядом какие-то автобусы. У платформы стоял автобус, в котором оказался водитель, в таком же пиджаке, что и тот, в Питере. Он слащаво пригласил Лео садиться. Убедившись, что пассажиров нет, Лео наотрез отказалась. Спиной она продолжала чувствовать хвост. Навстречу ей попалась пара мамы с дочкой, которые оказались в такой же ситуации. Они тут же принялись советовать Лео, как ей поступить:
- Лучше всего остаться в аэропорту. Автобусов нет. На такси ехать страшно. Лично мы так и сделаем. И вам советуем. Знаете, какие случаи бывают.
Лео рассеянно покивала, но оставаться не собиралась – еще чего. Она, старательно избегая каких бы то ни было предложений, направилась к стойке такси. Теперь то точно можно будет оторваться. Она забронировала место, и пошла к машине. Испытывая то же неприятное чувство, что за ней следят, она погрузилась в машину. Вроде все было нормально. Она ехала по шоссе, вот уже они въехали в город. И тут она увидела луну. Она была размером с тыкву. Лео вперилась в нее глазами, не веря в то, что она видит. Луна была красная и плыла по небу.
- Ну и луна, - невольно сказала она.
- Где? Я ничего не вижу, - отозвался водитель.
И тут он достал мобильный телефон и стал негромким голосом сообщать:
- Да. Да, я везу ее. Да, все в порядке. Пока вроде ничего не замечает.
Лео накрыло. Она стала усиленно соображать. Что, собственно, происходит? Так, ну идиотские шутки этих зомби из компании еще можно было объяснить – они, видимо, решили затеять такую своеобразную игру, чтобы показать ей, как неосмотрительно игнорировать интересы общества. Но все остальное? Этот тип в аэропорту, все эти типы с мобильными. И этот водила. И луна. Что с ней? Может быть, она объелась каких-нибудь галлюциногенов? Но она вроде ничего такого не принимала. Или может у них в Red Bull уже все добавлено? Что с ней происходит? Лео накрыла волна такого неприятного ощущения, что она ничем не управляет. В порыве она попросила водителя остановиться не у ее дома, а, не доезжая, у памятника Леонову. И тут позвонил Ге.
- Вы где? – требовательно сказал он.
- Я в Москве, - не скрывая облегчения, ответила Лео. – Слава Богу, что вы позвонили.
- Да? А мы тут Георгия провожаем. Он уезжает завтра.
- Куда? – машинально спросила Лео.
- На Тибет. Заходите в гости?
- О, с удовольствием. Только я с чемоданом.
- Так мы встретим?
- Да, отлично. У памятника Леонову.
- Договорились.
Когда они подъехали, Лео с теплотой увидела три фигуры, которые двинулись по направлению к такси. Они влезли в машину, и она увидела Ге, Оргия. Ге сказал:
- А это наш друг. Петя.
И тут Лео увидела того самого бармена, с большими светлыми глазами. Он смотрел на нее и усмехался. Лео впала в ступор. Она стала искать деньги, и обнаружила, что у денег нет. Она сообщила об этом шоферу, тот тут же принял неприступный вид, и стал гундеть насчет того, что у него «график», и некогда ему тут возиться, причем выглядело это настолько ненатурально, как будто он исполнял роль советского таксиста. Тем временем Ге негромко показывал ему дорогу, так, как будто сто лет знал, где Лео живет, а Петя смотрел на нее светлыми глазами и мечтательно говорил в потолок:
- Я знал одну девочку. Она была пианистка. И тоже думала, что она японка. А потом попала в одну очень неприятную историю. Осталась без пальцев. Не боитесь, Лео?
Таким образом, добрались до подъезда. Лео подождала, пока ей помогут с чемоданом, но Ге с Петей заболтались, а Оргий выскочил и стал с кем-то связываться по мобильному. Ошалев от всей этой ситуации, Лео вытащила чемодан на улицу, и поволокла его к подъезду. Только оказавшись у себя в квартире, она перевела дух. И тут позвонил Ге:
- Лео, ну платить-то будем? Тут водитель уже волнуется.
Лео вышла на балкон и взглянула вниз. Эти молодые бездельники веселились под подъездом, хлопая друг друга ладонью, как будто провернули удачное дело. Водитель, развалившись, курил в машине. Разозлившись, Лео зашипела:
- А может, вы сами заплатите?
Ге рассмеялся:
- Лео, вы что? Откуда у бедных студентов такие деньги? Вы бы предупредили хотя бы. Давайте, давайте, спускайтесь, а то он сейчас милицию вызовет.
Словно по команде, из-за угла показался милицеский УАЗик.
- Давайте, давайте, не заставляйте нас подниматься, - увещевал в трубку Ге.
Выругавшись, Лео порылась у себя в пылесосе, и, обнаружив только 100 долларов, спустилась.
- У меня только 100 долларов, - объявила она.
- Хорошо, что не испанских пиастров, - отметил Ге.
Водитель нечленораздельно выругался, оставаясь в образе.
Тем временем двери в милицейской машине распахнулись и оттуда вырулили три фигуры, во главе с улыбающимся сержантом. Форма на нем сидела как-то нескладно, и вообще он был похож на переодетого актера. Он подошел к Лео и, не переставая улыбаться, очень вежливо поинтересовался:
- Так. И что у нас тут происходит?
Ге с Оргием перемигнулись:
- Интересно, как она будет выкручиваться.
Лео вконец обалдела от всей этой истории.
- Я поняла. Это какое-то шоу, да? Типа розыгрыш. Ну, и где букет и скрытая камера?
Все это очень не понравилось сержанту. Он как-то ласково на нее посмотрел и сказал:
- Это никакое не шоу. Все очень серьезно. Вы воспользовались услугами такси и отказываетесь платить. Это не положено. Что ж это вы издеваетесь над человеком при исполнении.
Водитель всем своим видом подтвердил свой ущемленный статус.
- Ничего я не отказываюсь. Вот деньги, - она помахала бумажкой. – Вот я. Просто нужно поехать и разменять.
- Ну, конечно! – обрадовался сержант. – Давайте поедем и разменяем!
- Ну, мы пас, - сразу заскучал Ге. – Мы пошли домой. – И они исчезли.
Тем временем Лео погрузилась в такси, и, в сопровождении УАЗика, торжественно поехала в обменник. Разменяв деньги, и заплатив водиле еще 500 рублей «за ущерб» она отпустила его, радостного, а сама решила пойти домой пешком. За ней поехал УАЗик. С непреходящей улыбкой сержант настойчиво предложил:
- Может быть, вас подвезти?
- Нет, спасибо, - резко отказалась Лео. И, наконец, добившись одиночества, зашагала по проспекту.

Теперь твой выход, одиночка.
В неравно-весовой борьбе
Тела переставляют молча
В кругах, предписанных тебе.


Глава X. «Я просто хотел познакомиться…» ГОРОД.

Утро грело нежным светом. Улицы постепенно заливало персиковым отсветом,  а небо разгоралось багряным пламенем. Лео шла и пила утренний воздух, еще находясь под впечатлением происшедшего. Утро в Москве, пожалуй, еще лучше, чем ночь. Лео только сейчас это поняла. Утром пропадает все, что было ночью страшного, непонятного и ненужного. Утро приносит прохладу, нежность, и ощущение новой жизни. Жители большого города не замечают его красоты. Они не знают, как нежно подсвечены крыши утром. Как причудлив рисунок многоэтажек, из-за которых проглядывают старые здания и шпили высоток. Как свежа и загадочна утренняя река. Как чисты проспекты. Выйдя на Мосфильмовскую, она обнаружила, что улицы как-то неестественно пусты. В них не было всегдашнего движения, которое не останавливается ни на миг в большом городе, согревая его даже в самые ранние утренние часы. Сейчас было удивительно пустынно и тихо, как будто целый район искусственно оградили, перекрыв въезд обычному транспорту. С периодичностью проезжали лишь одни и те же машины с тонированными стеклами: «Фольксваген» – «Десятка» – «Жигули». Черного, серого и белого цвета, все довольно ободранные. Да еще милицейский УАЗик. Все в заданном ритме. Лео принялась раздумывать: неужели это та же игра? Ну, хорошо, они поиздевались в Питере, провели ее до Москвы. А сейчас? Что, перекрыли весь район, устроив импровизированную киностудию в масштабе всей Мосфильмовской? А главное, кто все это устроил? Ну, развлечения по мобильному, допустим, шутки молодых мажоров – со своей стороны они вполне могли это устроить. Но это? Тут уже масштаб посерьезнее. Кто? И тут вдруг Лео стало ужасно весело. Подумать только, целый район. И она совсем одна здесь. Так значит, она может делать все, что захочет? Она рассмеялась и вышла на середину дороги. Машины, появляющиеся в той же последовательности, стали аккуратно объезжать ее. Она села посреди дороги. Все то же самое. Смеясь, она пошла против движения и подняла руку, как будто ловит такси, но наперерез. Тут же остановился милицейский УАЗик.
- Так вас все-таки подвезти? – раздалось оттуда.
- Кто все это делает? – прямо спросила Лео.
- В смысле что?
- Ну, вот это, все, - она выразительно показала рукой.
- Вы имеете в виду наши патрули? Это распоряжение мэра Москвы, Юрия Ивановича Лужкова. Для обеспечения надлежащего порядка в городе, - как ребенку, объяснил ей сержант.
- А-а, - сверкнула глазами Лео, - так вот КТО все это устроил!
Сержант странно посмотрел на нее. Ничего не говоря, Лео задумчиво двинулась дальше. По дороге домой она развлекалась тем, что то поднимала руку, то опускала, устроив из машин произвольный балет. Поворот домой она пропустила, – как-то совершенно не хотелось идти туда, более того, она боялась того, что, войдя в квартиру, обнаружит там какого-нибудь человека в штатском, который встретит ее казенным вопросом: «Ну, что-с? Сотрудничать будем?» Поэтому она направилась в сторону Киевской. И в это время ей пришло SMS. Номер был незнакомым. На дисплее светилось:
Молчит телефон отключенный и время летит в пустоту...Лишь ник мой японский свет и радость несет
Лео опробовала набрать номер. Но он не отвечал. Она попробовала набрать еще какой-нибудь номер, но связь оказалась заблокированной. «Что за черт, - пробормотала Лео». И тут же прозвенело еще одно сообщение:
Путь скозь сеть смутен и неясен
Отрадно видеть лицо знакомое
Лео остановилась в недоумении. Ни один номер не отвечал. Связь  отказывалась работать. Фантастика.
Тогда она попробовала нажать replay. «Кто это?» – написала она. Сообщение отправилось. И тут же, словно автоматом, ей пришло:
Мгновение мечты, до рассвета
Уродливый город и цветы...
Пыльный воздух домой провожает
Путь пылен, туманен и неясен
И цель пути страшит
Так. Японский робот. Волшебно. Только этого нам и не хватало. Заинтригованная, Лео снова нажала replay и отправила пустое сообщение. Тут же капнуло:
Что-то расклеилось вместе с погодой
Прошлое смешалось с настоящим, будущее калеча
Постукивая посухом, продолжаю жизненный путь. Куда спешить?
Действительно. Куда спешить? Зачем? Идти по пустой улице, разговаривая с японским роботом. Что может быть чудеснее. Посухом. А мы еще и неграмотные. Вот вы себя и выдали, нихои-сан. Ну, что вы нам еще посоветуете, сэнсей? Ей пришло:
Сомнения и шаги. Строчки будут забыты, а путь пройден. Зеркало криво ухмыляется мне
Утро убьет царство безумия. Но день - пройдет
Как это утешает. Кажется, мы плотно погрузились с мир безумия. И конца этому и края не видно. И точно:
Жизнь течет, как свет меж пыльных улиц
Один поворот ведет через мосты запыленные, другой - в излучину реки
Иной  - в кабак.
Иной -  еще куда нибудь
Иду своим путем. Немного странным, но красивым. А ты?
Ага, значит, ты все-таки осмысленное создание. Лео решила поддержать поэтический диалог:
Однако путь мы сами выбираем
Когда в душе покой
Любой путь к красоте ведет
На это ей тут же было отвечено:
Твои слова светлы и хороши. Когда светит солнце и дует ветер, успех неизбежен
О, да! Чудесно. Великолепные слова. Лео страшно развеселилась. И решали углубить тему:
И что меня ждет?
Ответ не заставил себя ждать:
Перерыв в занудстве так приятен
Впереди два дня солнца ослепительного и белого льда
Пусть они не будут пустыми
О, это вдохновляет. Пусть так и будет.
Так она благополучно дошла до моста, и только собралась перейти границу района, как около нее притормозила милицейская машина, и оттуда высунулась довольно неприятная рожа, - совсем не как давеча у сержанта.
- Куда? – строго спросила рожа.
- Туда, - глупо ответила Лео.
- Туда нельзя, - так же тупо объявила рожа. – Возвращайтесь домой.
Это было сказано таким голосом, что Лео подумала, что лучше, наверное, согласиться.
- Вы меня хорошо поняли? Домой, - в таком же приказном тоне отрезала рожа.
- Да, пожалуй, вы правы, - наконец, согласилась Лео, и развернулась в другую сторону.
Ее поддержали:
Фонарь за окном светит на дерево вечное
Танцует сигаретный дым
Сон успокоит
Дорога домой оказалась трудной. Через каждые пятнадцать метров возле нее тормозила машина с тонированными стеклами, и из нее вылезал какой-нибудь странного вида молодой человек, что-то говорил кому-то по мобильному и начинал приставать к Лео:
- Девушка. Вы такая красивая девушка. Давайте я вас подвезу?
Лео неизменно отвечала решительным «Нет», и тогда все говорили одну и ту же фразу:
- Я просто хотел познакомиться, – и улыбались.
Так продолжалось, наверное, минут двадцать, причем молодые люди были самые разнообразные – от «пеньков» до «менеджеров», а когда из гнилой шестерки вылез какой-то таджик и закончил тем же сакраментальным:
- Я пирёсто хатель познакомиться, - Лео не выдержала. Она бегом помчалась к дому, подлетела к подъезду и лишь мельком отметила дежурящую у подъезда «шестерку» с тонированными стеклами. Там сидели два человека, которые (естественно!) разговаривали по мобильному, причем Лео уловила пару фраз вроде «Да, мы ее взяли. Есть», - и приготовилась прошмыгнуть в подъезд. Но не тут-то было. Из шестерки моментально появился какой-то странный молодой человек и рукой перекрыл ей вход в дверь. Лео подняла глаза, выражая немой вопрос.
- Я просто хотел познакомиться, - нахально улыбаясь ей в глаза, ответил он.
- Черт, - искренне сказала Лео. – Что вам надо?
Она ужасно устала, ей хотелось спать, хотелось растянуться в ванной и спрятаться, наконец, а назавтра проснуться и забыть обо всем этом.
- Я просто хотел познакомиться.
Он выглядел ужасно противно – расстегнутая мятая «гавайка», сквозь которую было видно волосатую грудь, светлые брюки, и взъерошенная давно немытая голова. Изо рта у него отвратительно несло перегаром. При этом глаза были удивительно чистые и внимательные, - Лео еще никогда таких не видела, как будто он специально загримировался по-бомжацки, для выполнения какой-то особой миссии.
- Черт с вами, - наконец, сдалась Лео. Если уж ее взяли на крючок федералы, пусть и продолжают в том же духе, спорить с ними бесполезно. Противно только, что они ничего не говорят, что им надо. Самой что ли спросить? Ну уж нет уж. Пусть будет доволен, что выполнил возложенную миссию, выиграл ход, и получит очередную звездочку или что у них там. Он освободил ей проход, и она стала подниматься наверх. Когда они оказались у нее на этаже, Лео обернулась:
- Вы что, и в квартиру со мной пойдете?
- А вы разве меня не пригласите?
- Вот уж нет.
Тогда человек сел у нее под дверью, с таким намерением, как будто собирался здесь и заночевать. Он даже немного покачался, как будто действительно перепил слегка.
- Вы так и будете тут сидеть?
- Да.
- Какой идиотизм.
- Работа такая. Вы-то спать сейчас пойдете, а мы – двое суток на ногах.
- Я, между прочим, сама вторую ночь не сплю, - сварливо возразила Лео. – Ладно, мне надоело тут с вами возиться, спокойной ночи и прощайте.
- До свидания, - выразительно сказал ей человек. Мы еще обязательно встретимся.

Когда вернулся на распятье,
Осело время на висках…
Кто слаб по-рабски, трижды платит
За недовылеченный страх.

Глава XI. Золотые горы. РУССКОСТЬ.
На следующее утро Лео проснулась, как ни в чем не бывало. После происшедших событий Лео приняла здравое решение бросить пить. Ну, и курить заодно. Стряхнув прошлое наваждение, она отправилась на работу, там провела полноценный рабочий день, а в обед встретилась с подружкой, которой поведала обо всех своих приключениях. Они на радостях взяли бутылку шампанского, но, поскольку не смогли ее открыть, то так и оставили на столике. Разговор был примерно следующим.
- Ну, как дела?
- Распрекрасно.
-  И как это тебе удается так распрекрасно?
-  Не знаю. Как-то само собой. У меня и друзья все такие, радуются все время, хотя вроде бы и нечему.
- А вы не на Ямайке живете? Мне про нее как раз подобное рассказывали.
- Знаешь, в мире происходит что-то странное. Дети убиваются Red Bull’ом на центральных площадях. Мне недавно бомж журнал «Гламур» подарил.
- Настоящий бомж?
- Ну да.
- Вот уж воистину гламур всепроникающ. А где это было?
- На Мосфильме.
- Так может, он в образ вживался?
- Ага. Когда меня милиция в первый раз в жизни остановила на Мосфильме, и при этом все вежливо улыбались, я тоже думала, что кто-то вживается в образ.
- А ты там делала что-то противозаконное?
- Ну, нет, в общем, просто в три часа ночи буянила и отказывалась платить за такси.
- И за это останавливать? Беспредел!
- Ну. И главное, если бы не таксист, они бы так мимо и проехали, но блин настойчивый оказался.
- С ума сойти! Вымогатель! И милиция была явно с ним заодно, вот так я тебе и скажу.
- Я вот точно так же и подумала. Но что меня насторожило, что они были очень милы и вежливы.
- Да. Престранно. И таксист тоже?
- Нет. Таксист был харя харей.
- Тогда еще куда ни шло. А то выходила бы опять сплошная Ямайка.
Далее Лео поведала обо всех своих приключениях. Подружка упоенно выслушала, прокомментировала всегдашним: «И откуда у тебя что берется? Почему со мной ничего такого не происходит, а у тебя вечно что-то случается?» Еще минут двадцать они оживленно обсуждали, в самом ли деле Лео заинтересовалось ФСБ, или ей это просто все показалось, и, решив, что запросто может быть и то, и другое, и что Лео нужно продолжать вести обычную жизнь, возможно, чуть с большей оглядкой, на этом разошлись. После обеда к Лео подбежала девица из рекламного отдела и зашептала: «Ты мне срочно нужна». Лео удивилась: они с девицей не то, чтобы были особенно близки, да и по работе редко пересекались. «Дело вот в чем, - тем временем продолжала шептать девица, - у нас сюжет должен быть по Грузии, а главред едет в Сочи, сможешь его заменить? Очень надо». «Грузия, - попробовала на вкус слово Лео, - а там не страшно?» «Да ты что! – замахала руками девица, - там вас встретят из солидной компании, провезут, устроят экскурсию, напоят вином там, короче, с вас глаз не спустят. Соглашайся!» – и Лео согласилась. В принципе, другого варианта у нее не было, - отказываться было не в правилах корпоративной этики, да и предстоящая поездка рисовалась во всех смыслах заманчивым мероприятием. Правда, сегодня приезжала мама. Да, мама. Ну, ничего, через три дня она вернется, и у них еще будет куча времени.
На радостях Лео напела знакомый мотив, и ей захотелось позвонить Ивану. Этот человек как-то въелся ей в память, и ей приятно было общаться с ним. Иван был настоящим русским человеком и концентрацией всего того, что Лео знала о России. Россия – загадочная страна. Полная противоречий и вопросов. У русских обостренное, подчас болезненное ощущение своей исключительности, зачастую ничем не подкрепленное. Поэтому никто так неистово не любит и не ненавидит свою Родину одновременно. Почему русским так свойственно ощущение своей вторичности? Почему, вместе с какой-то бесшабашной верой в то, что они все равно лучше, при этом все время присутствует какой-то комплекс неполноценности? Почему они стесняются своих за границей? Почему испытывают смущение всякий раз, когда покупают что-то отечественное? Как будто это признак лоховтсва или крайней бедности. Почему лучшим способом выделиться является не придумать что-то свое, а содрать чужое, лучше западное? Предмет постоянных шуток – наши там, «ихние» здесь. Почему вообще произведенное что-либо отечественным авторами вызывает скептическую улыбку и неодобрение, в то время как то же самое, исходящее от Запада, считается продвинутым и крайне интересным? При этом в определенных местах Россия по-прежнему себя позиционирует центром мира. Предполагается, что это единственная страна, взрастившая А.С.Пу и А.П.Че. Это, конечно, что касается старшего поколения. Молодое-то, наверное, уже ассоциирует эти аббреваатуры с енотом и команданте. И никому не приходит в голову, скажем, признать те же привилегии за жителями Новой Гвинеи, скажем, или Того. Наша исключительность в этом работает не за, а против нас. Русские упиваются своим чувством собственной неординарности. И от этого им немного легче. А во все остальное время им очень плохо.
- Недавно прочитала две книжки – одну француза, а вторую русского. Вторая далась мне гораздо легче, - оказалось, мне гораздо доступнее плохие эмоции, потому что они мне знакомы.
Русские перманентно пребывают и культивируют состояние депрессии.
- Меня стало тошнить от людей. Я прочитала «Тошноту» Сартра и меня стало тошнить еще больше.
Любое физиологическое состояние приобретает оттенок экзистенциального, потому что главное происходит у русских в голове.
- Мне ужасно скучно. Так скучно, что кажется, что все уже было, и ничего больше не будет, и все, что случится, всего лишь повторение прошлого. Наверное, это депрессия. Меня стало все бесить. А потом я поняла, что это ПМС.
Кстати, любое присутствие Запада считается в России чем-то вроде хорошего тона. Русский язык кишит иностранными словами, вместо того, чтобы выражаться простым и доступным языком люди предпочитают максимально перегружать его иностранными заимствованиями. Очень много английских слов. Эсэмэсы, диэйчелы. Менеджеры ресерчат с лэп-топами в поисках вай-фая. Иногда это приобретает патологические формы. Особенно чувствуется это в провинции, где к каждому слову добавляют «евро». Евроокна, евровагонка, евросервис. При этом мало кто говорит по-английски, поэтому евро становится чем-то вроде знака качества и заклинания одновременно. Парадокс, несмотря на старания, в России любое явление приобретает национальный колорит. Забавно, как действуют в этом случае установки, навязанные массовым сознанием. Русские, приезжая в Белоруссию, и видя крупную надпись «Вырабы из скуры» , очень пугаются. Им кажется, что это послание обращено к ним: «Вы – рабы». Никому другому в голову такое не приходит. Доезжая там же до последней станции в метро, они не выходят. Потому что им кажется, что дальше есть еще одна станция, которая называется «Пасадки няма» . На Украине они видят развешанные повсюду плакаты «Скажи наркотикам HI”, и их сознание, замусоренное англоязычным сленгом, тут же подсовывает вариант прочтения «Скажи наркотикам хай». Только в русском театральном вузе могут дать задание для творческого этюда: стул, мыло, веревка. А, к примеру, зайдите в обычный день в отдел какого-нибудь магазина по продаже электронной техники. Техника, продается, естественно, иностранного производства. Но в устах наших даже эти чуждые для слуха слова приобретают замысловатые формы. К примеру, приходит какая-нибудь немолодая потеющая пара и просит продать им пылесос LG Сукинг (Cykling). Или Samsung Сыкломакс (Cyklomax). Если продавца при этом зовут Макс, он реагирует особенно болезненно. Есть целый ряд вариантов произнесения слова bluetooth. Мы-то произносим это слово незамысловато, «блютус», для удобства. Оказывается, нет. Есть граждане, которые произносят его в разных транскрипциях, блютут, блютот, блютон, и даже, о Боже! блютуth. Вообще наши граждане производят в любом иностранном отделе впечатление Пятниц, попавших сюда прямо с острова. Дедушка, свежеподключенный абонент, пугливо спрашивающий: «Девушка! Алло, что? Ой, подождите… Положила трубку» («Абонент временно не доступен или находится в вне зоны действия сети»). Любое английское слово может произноситься как угодно. Например: «Продается машина. Жип». А надписи на рынке? «Ветчина «Докторская». Вкус детства! Обалденное мяско!» Или незатейливо: «Кожа и кости. Пр-во «Главзверторг». Инструкции переводятся тоже оригинально. Чай: «Заваривать из расчета один пакетик на человека плюс один пакетик для чайника». Брюки: «85% заячья шерсть, 15% полиэтилен. Гадить при t; 40. При этом очень позитивно считается в любое название включать английские слова или писать их английскими буквами, причем не целиком, а частично. По всеобщему мнению, слово Leто выглядит гораздо более привлекательно, чем просто «Лето». Сюда же 5’nizza, Ума2rmaН и РублеVка life. Все это звучит более гламурно в умах обывателей. Напишите любое слово с применением английских букв – Sовок, 4айNICK, краноVщиTSа, и оно тут же приобретет нужный идеологический налет. Русский язык тоже приобретает новые формы. В тот же магазин заходят пользователи «Положить на Мегафон». Самый популярный вопрос к Президенту звучит как «Превед, как вы относитесь к медведу?» (подпись «Красавчег»). Вообще формируется какая-то особая форма русского языка, на котором разговаривает подрастающее поколение в районе Новогиреева. Они общаются идиомами. Отсюда растут корни непереводимых выражений «Типа привет», «Вот сап» и «А че так?» Лео не принадлежала к тому поколению, которое общалось междометиями и писало в сочинениях «Египед», поэтому на превращение великого и могучего в жалкий и аморфный реагировала плохо. Ее убила фраза, прочитанная однажды в журнале, автором которой был один из участников популярного реалити-шоу: «И тогда я был вынужден броситься в драку. Я встал, подошел, Андрей вскочил, попытался ударить ногой, не попал, потом я попытался попасть, но в итоге, очень быстро налетели ребята, и как таковой драки не было. Я побежал за бейсбольной битой, которая лежала в моей комнате. Я хотел от обиды компенсировать свой недостаток роста и веса по сравнению с Андреем. Но Оля и Антон меня задержали. А Чуев в этот момент стоял с бревном и ждал меня".
 Однажды к ней в аську постучался как раз такой тип. Общение началось с типичного «Превед, че делаишь?» Потом последовал вопрос, «В каком районе проживаем?» Лео отвечала односложно, после чего ее спросили: «Тебе что, ничего не интересно??». Она ответила: «Отчего же. Интересно. Положение на Ближнем Востоке, например. Или глобализация». На что последовала гениальная фраза: «А ты не простой чел». Любить такое действительно невозможно. Может быть, поэтому русские так не любят Россию? Например, главный редактор Лео после каждой командировки во Францию возвращался с видимым страданием на лице, подолгу смотрел в окно, а на отчеты подчиненных о произошедших в городе событиях ронял: «Слушайте, вы какие-то пещерные люди». На вопрос Лео, за что он так не любит свой родной город, он ответил: «Я в нем живу. Но я живу не в той России, в которой живет большинство. Не в городе пивных палаток и небритых рож. У меня свой круг и свой мир, из людей, которых я сам подобрал. Чего и вам советую». Наших людей всегда можно безошибочно определить за границей. По глазам. По звуку. И уж точно по запаху. Почему русские так не любят все свое?  Почему они так стесняются всего исконно национального? Так спешат высмеивать все, что создано на родной почве? Сочный провинциальный говорок, самовары и валенки? Матрешки, пряники и пуховые платки? Может быть, они подсознательно чувствуют, что и эти национальные символы не более, чем заимствование? Самовары из Китая, матрешки из Японии. А еще это периодическое желание прорубить окно в Европу еще со времен Петра? Любой продукт в России превращается в клон. Зачем изобретать что-то свое, когда можно посидеть с западным журналом, или с несколькими, выбрать то, что тебе кажется наиболее уместным, и грамотно содрать? Именно так работает большинство дизайнеров. Профессионалов. Да, так-то.
А может быть, это подсознательное ощущение вторичности, вбитое масс-культурой 90-х? То осознание, что все, и гламур, и великолепие, и шик, уже давно и прочно было в Европе. В то время, как у нас были свитеры Boys, пуховики и лосины, куртки Facket из жатого синтепона и налаченные челки. Спортивные костюмы с зелеными лампасами, джинсы, вареные в кастрюле и очереди в обменниках. Поеду на Веснянку, куплю огурцов банку. Доллары-марочки, желтые скварочки. Какое-то убогое ужасно несчастное детство.
Великая русская литература. Имея такие примеры для подражания, современные писатели не находят ничего лучше, как калькировать западные образцы, гордясь правом называться русским Бегдебером, русским Сэлинджером и т.д. И ни у одного не возникает желания быть первым. Ивановым. Но первым. А также журналисты, телевизионщики, фотографы, певцы и певицы, актеры и так далее. Татьяна Миткова не более, чем копия Софии ?. У большинства российских актеров можно найти копию в Голливуде. Машков – Джордж Клуни. Янковский – Джон Малкович. Меньшов – Энтони Хопкинс. Догилева – Зеллвегер. Заворотнюк – Сальма Хайек. Но почему так все? Может быть, это все еврейские происки? Послушайте их разговоры, в них всегда тотальное высмеивание России и всегдашнее преклонение перед Западом. Это при том, что они живут именно в этой стране. Почему Кока-кола, эта дешевая химическая отрава, без боя побила вкуснейший русский квас? Почему в России едят бразильское мясо вместо того, чтобы выращивать свое? Почему в России, одной из самых огромных стран, продовольственный импорт составляет более 30%? Почему они покупают модифицированную кукурузу и полуфабрикаты, вместо того, чтобы готовить борщ из свежих овощей? Почему они едят йогурт с консервантами вместо ряженки и чипсы с холестерином вместо ржаного хлеба? Почему вместо чудесных русских сказок на ночь читают истории про Покемонов или Человека-паука? Почему лучшие русские часы называются Zenith и покупают их в основном иностранцы? Откуда вообще вся эта тяга к названиям типа Smirnoff, Davidoff и Nemiroff? Почему русские так не любят все свое? Зато с неподражаемой верой сразу же принимают все, что сыплется изобильной рекой с чуждого нам и по сути враждебного Запада?
- Что-то я сегодня крайне патриотично настроена, - пробормотала Лео, - точно температура повышена.
Лео мысленно поставила рядом Ивана и Анри. Иван явно выигрывал.
Размышляя обо всем этом, Лео искала нужное имя в телефонной  книжке. Повода позвонить особо не было, и тогда Лео осенило. Она набрала знакомый номер, и сразу перешла к делу.
- Привет. Слушай, у нас тут одно дело затевается. А ты, помнится, выражал желание поучаствовать в каком-нибудь арт-проекте. Так вот, шанс как раз представился.
- Да? А что за он?
- Потом расскажу – это не по телефону. Давай встретимся сегодня, и все узнаешь.
Тут нужно сказать, что со стороны Лео это была типичная подстраховка. При всем своем жгучем желании срубить крупный куш она обладала мелочной подозрительностью. Она, конечно, не имела ничего против Антона. Но что-то ее в нем настораживало, - уж больно он был хитрый. Вот она и решила подстраховаться Иваном.
Они договорились на вечер. Осталось только придумать место штаб-квартиры. Место нашлось быстро. Лео набрала номер Ге.
- Алло, вы там еще не в нирване? Есть дело.
- Да?
- Вы же юристы? Боюсь, мне понадобится квалифицированная юридическая помощь.
- Запишитесь на консультацию.
- Кроме шуток. Мы с приятелем собираемся открыть фирму.
- Я и не шучу. Вы позвонили в юридическую фирму. Мы как раз тут тоже открываемся.
- Ладно, хватит болтать. Вам это интересно или нет? Мы действительно собираемся кое-что затеять интересное.
- Да? Какого плана? Какой уставной капитал? Сколько учредителей?
- Ой, вы мне сразу такие вопросы задаете. Это все обсудить нужно.
- Ну, а о чем мы тогда сейчас говорим?
- Ладно, короче, сегодня мы с ним встречаемся, можем к вам заехать и все рассказать.
- Во сколько?
- Часа в четыре.
- В четыре. Да, я свободен.
Лео улыбнулась:
- Договорились.
В четыре часа Лео сидела у Ге и вдохновенно излагала ему свою идею. Ге смотрел на нее как на специалиста высокого уровня и мучительно соображал, насколько ему удастся сопроводить полет ее фантазии грамотной юридической помощью. Поскольку он был хорошим студентом, он уже успел посоветоваться с надежными знакомыми по вопросу о регистрации фирм, проработал кучу информации по этому поводу и теперь анализировал, насколько может быть полезен. Лео, которой казалось, что вопрос юридического сопровождения говно вопрос, убеждала его, что на самом деле требуется только официальная регистрация и положения сторон, чтобы все было официально, и чтобы потом не возникло вопросов, «когда деньги делить будем». В свою очередь Ге видел множество трудностей, которые он мучительно пытался предугадать, чтобы со своей третьекурсной позиции не облажаться. За этим занятием они провели некоторое время, а Иван все не шел. Как истинный перфекционист, Ге начал нервничать, и предложил позвонить ему. Лео так и сделала. Мобильный не отвечал. Тогда она набрала домашний номер. В том конце в трубке раздался веселый интеллигентный голос:
- Да?
- Здравствуйте. А можно Ивана?
- А Ивана нет, - радостно сказал голос таким тоном, как будто знал Лео всю жизнь, - а кто его спрашивает?
- Леона.
- Лео-о-на, - протянул голос, - а вы знаете, я когда-то довольно долго жил в городе под названием Лион.
- Лион на И. А я на Е, - не совсем понятно пояснила Лео, и повесила трубку.
Ничего себе. Значит, это и есть его отец. Подумать только, он и через столько лет общается так, как будто он представитель иностранной дипломатической миссии. Ге молча слушал диалог.
- Ну, и что?
- Его нет.
- И все? – он заметно раздражился. – Дайте я позвоню.
Он набрал номер и тоном, не уступающим тому, на другом конце провода, начал:
- Алло? Простите, bon suar, меня еще раз, все дело в том, что мы должны встретиться с Иваном, и ввиду его отсутствия стараемся выяснить, собственно он помнит о встрече или нет? Еще раз прошу великодушно простить.
 С того конца полилось:
- Да, он как раз недавно уехал на какую-то встречу. Вероятно, поехал к вам, - голос был таким же свежим, но по сравнению с Лео стал более строгим и серьезным.
- Большое спасибо, - повесил трубку Ге. – Сейчас будет.
И точно, в этот момент раздался звонок и на пороге показался Иван. В квартире он производил еще более массивное впечатление своей рубленой фигурой, и Ге уважительно подался в сторону, пропуская его. Некоторое время приглядывались. Помялись, перекинулись стандартными фразами, причем Иван успел сообщить, что работает на таможне, Ге тоже невнятно отрекомендовался. Потом Лео повела диалог.
- Так вот, собственно, о чем я хочу сказать. Намечается один проект. Реалити-шоу для своих. Что мы хотим сделать. Мы хотим создать своеобразное реалити-шоу, такую dolce vita, где запечатлеем жизнь людей, которые любят, чтобы их показывали по телевизору, но не хотят светиться. Взносы за участие и спонсорские пакеты составят основную прибыль. Учитывая то, что это телевидение, а также уровень аудитории, я думаю, понятно, какого рода она будет. Но, конечно, на первом этапе может потребоваться первоначальное вложение.
Иван тут же вступил:
- Я готов поддержать без вопросов. Я как раз сейчас думаю над тем, работать мне дальше на таможне или заняться чем-то своим. Если будет хорошая идея, я с удовольствием вложусь, – думаю, двадцатку смогу дать. Кстати, никому не нужна партия серых мобильников – у меня в Калининграде лежит? – это к Георгию. Тот отрицательно помотал головой.
- Супер, - подытожила Лео. - Этого как раз будет достаточно на аренду офиса, там компьютеры всякие, секретарша и сайт. Теперь о юридической стороне.
- Да, - вступил Ге, - в общем, я изучил специфику вопроса, в принципе ничего сложного тут нет, только надо будет заплатить за регистрацию, и определиться с учредительным составом и уставным капиталом. Да, и начиная с этого момента, нужно будет платить налоги.
- Налоги? – это слово неприятно поразило Лео, - даже если мы не будем работать?
- В любом случае.
- Да на фиг это нужно! – вмешался Иван. – Как все это делается. Берется на вокзале какой-нибудь бомж. Потом битой по голове. Берется его паспорт. На него регистрируется фирма. И если что, с него и спрос.
- Это типа Фунт что ли? – вспомнила классику Лео.
Ге от такого вопиющего попрания основ своего образования даже не нашел, что сказать. И вообще как-то съежился.
- Или вообще можно взять уже существующую фирму, - продолжал сыпать идеями Иван, - например, у моих знакомых есть одна помойка – со счетом, со всеми делами. Ею пользуются все, по случаю. Могу устроить.
- Я одного не понимаю, чем тебе не нравится официальный вариант? – настаивала Лео, - я как раз, наоборот, за то, чтобы все было прозрачно.
- Понимаешь, мы в России, - сказал Иван. – И когда к тебе придет какой-нибудь ОБЭП или еще какая хрень, а он обязательно придет, то будет без разницы, прозрачно у тебя все или не прозрачно.
Лео стало тоскливо.
- Ой, как это противно все. Ладно, решайте, как знаете, я все равно в этом ничего не понимаю. Помойка так помойка.
Иван с Ге обменялись парой квалифицированных мнений, после чего решили, что помойка, вероятно, оптимальный вариант.
- Теперь, значит, надо определиться с составом, - вынесла Лео второй вопрос повестки дня. – Значит, что мы имеем. Мы имеем меня – автора идеи и основного исполнителя. Мы имеем Ивана – наши финансовые возможности.
- Ну, ни фига, я тоже хочу быть автором идеи.
- Конечно, конечно, у нас же равноправие. И креативить всем придется. Дальше, мы имеем Георгия, которого мы планируем привлекать в качестве юриста в перерыве между тяжелыми периодами сессии. И еще мы имеем Антона, который мой приятель, и который имеет базу тех самых клиентов, которые и будут нашими основным и участниками. Итого четыре человека.
- Еще Георгий, - мрачно заметил Ге, – он, когда вернется, наверняка захочет поучаствовать.
- Итого пять. Значит, так и запишем.
- А кого вы планируете поставить в учредители? – уточнил Ге.
- В каком смысле?
- Ну, как вы прибыль делить будете?
Иван прямо посмотрел:
- Я так думаю, что пятьдесят на пятьдесят?
- Согласна, - без колебаний ответила Лео. – Остается вопрос с Антоном, но я думаю, мы возьмем его миноритарным акционером – в долю его брать опасно, он хитрый. А база нужна.
Иван хмыкнул.
- Теперь с названием. Антон же предложил неплохую версию – Montes Auri, что в переводе означает «Золотые горы». Как тебе? – она повернулась к Ивану.
- А давайте назовем наш проект: «Русский» – предложил Иван, - я давно замечаю, что и в СМИ, и на ТВ особенно, очень не хватает всего русского. Давайте рассказывать в этом проекте о настоящей русской жизни, о том, что интересно настоящему русскому человеку….
Краем глаза Лео заметила, как Ге натянул тонкую улыбку. Выслушав Ивана до конца, она посмотрела на Ге. Тот откинулся и глядя в потолок вежливо произнес:
- Понимаете, в чем штука. Это все, конечно, прекрасно. Но, боюсь, как только выйдет первый выпуск вашего замечательного проекта, который, как известно, посвящен элите нашего общества, к вам придут видные представители этой элиты в лице скажем г-на Джабраилова или г-на Аликперова, и очень вежливо поинтересуются: «Вы что же это делаете, многоуважаемый? Уж не способствуете ли к разжиганию межнациональной розни?» И ваш прекрасный проект так же плавно прекратит свое существование, как и начал.
Это прозвучало так искренне, и так забавно, что Иван с Лео невольно рассмеялись.
- Да, «Русский», правда, как-то узковато. Хотя я полностью за, но многие из наших участников живут в Европе, им вообще эти проблемы как-то не близки.
- Ну, ладно, - нехотя согласился Иван. – Хотя идея хорошая.
- Хорошая, хорошая, - успокоила Лео. – Но так можно очень далеко зайти. К примеру, мне рассказывали дивную историю о Белоруссии. Там приняли поправки к закону о рекламе, по которым в рекламе отечественных товаров может сниматься только белорусская модель. И вот, значит, реклама ковров. А у них там на ковре нога стояла. Так что вы думаете, к ним пришла комиссия и оштрафовала их за то, что на ногу не было соответствующих документов, что она белорусской национальности.
Георгий встрепенулся:
- Потрясающе! Вот это я понимаю, защита национальных интересов – нечего совать чужие ноги на наши ковры. А что-то в этом все-таки есть, вы не находите?
- Нахожу. А еще там холодильники запретили.
- Насовсем или на лето только?
- Насовсем. Но только с Кока-Колой.
- А вот интересно, - Ге явно понравилась эта идея, - а если кто-нибудь захочет свой дом покрасить в цвета Кока-Колы, его тоже запретят?
- Он даже не докрасит, я думаю.
- Ой, да оно вам надо, Кока-Кола, - вмешался Иван, - надо во что-нибудь поприродней красить.
- Так вот, - вернулась Лео, - нам нужно уходить в сторону некоей космополитичности. Понимаешь, сейчас одна из тенденций – это следить за собой и за своим стилем жизни. Первичное быдланство ушло в прошлое, роскошь напоказ тоже устарела, и новоявленная буржуазия потянулась к аристократии. Вот помяните мое слово, через два года станет безумно модно все аристократическое, наших как один потянет в Лондон с одной стороны, а с другой отыскивать какие-нибудь глубинные дворянские корни, и подчеркивать свою сословность станет чем-то вроде хорошего тона. Еще и французский язык вспомнят – как в старые времена. В конце концов, язык Бодлера и Монтескье официальный язык Канн и Куршевеля. А мы станем первыми, кто это провозгласит. И покажем, как живут истинные аристократы. Каково?
- У меня, кстати, предки настоящие князья, - пробормотал Ге.
- А у меня – дворяне, - живо подхватила Лео, - у нас даже свидетельство есть, от императора.
Иван вмешался:
- Вообще все это конечно круто, но вот лично я бы замутил такую тему: писать только правду и только то, что интересно обычному человеку. Вот, например, про шашлыки там, про музыку настоящую, про то, куда податься молодежи…
Лео с Ге многозначительно переглянулись.
- Это прекрасно, - осторожно сказала Лео, – но это совсем другая история. Мы обязательно сделаем ее, если у нас все получится с этой.
- Так, ну ладно, - волевым решением подвел итог Иван, - вроде все выяснили, остается начать действовать.
- Да, - поддержала Лео, – значит, с вас, Георгий, информация о регистрации, с тебя, Иван – самое главное. Визитки.
- Надо сделать их красивыми. На толстой бумаге, чтобы солидно выглядело.
- Да, точно. И золотыми буковками Montes Auri.
- И должности. Я у нас кто буду?
- Генеральным директором, по всей видимости.
- А я думал, генеральным ты будешь.
- С вашими ОБЭПами? Нет уж спасибо.
- Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют, - хмыкнул Иван.
- Короче, генеральным у нас будет бомж.
- А мы кто тогда?
- Да какая разница? Напишем просто имена, и будет хорошо и стильно.
- Ладно, в ближайшее время займусь этим.
- Значит, договорились. Я сегодня улетаю в командировку, а как только вернусь, мы сядем и обсудим все в деталях.
- А куда летите? – поинтересовался Ге.
- В Грузию.
- О, - улыбнулся он, - представляю, что там с вами сделают.
- Надеюсь, что ничего, чтобы меня сильно испортило - отпарировала Лео.
- Ладно, как вас записывать в итоге?
- Как учредителей. И обязательно пропишите все детали долевого участия.
- А может, там на месте разберемся? – попытался вывести на неформальное русло Иван. Лео солнечно улыбнулась ему:
- Ну, мы же не семейное предприятие.
Тот согласился.
Под конец Ге достал из заначки початую бутылку виски, и предложил Ивану отметить это дело. Тот согласился, и они с удовольствием чокнулись, так, как будто дело касалось только их, а Лео, так, мимо проходила. Видимо, это была такая особая мужская тактика, из разряда тех вещей, которые Лео не могла себе объяснить, поэтому она решила не обращать внимания. Хотя последующий диалог ее позабавил.
- А мне Лео говорит, намечается такое дело. Приедет человек, он будет нашим соучредителем. Ну, я думаю, кто такой? Она звонит – Иван. У меня от сердца отлегло, – я думал, там француз какой-нибудь уже хотел на дуэль вызвать.
- А я тоже совершенно спонтанно согласился, просто всегда мечтал заняться чем-то медийным, а тут случай подвернулся, да и время свободное пока есть. Ну, ладно, не поминайте матом. Я пошел.
Попрощались. Лео поехала на вокзал встречать маму, отвезла ее домой, немного поговорили, и она отправилась в комнату собирать вещи. В это время позвонил Никита:
- Привет.
- Привет.
- Как дела?
- Отлично, как у тебя?
- Все здорово. Вот, сегодня День рождения.
- О, да? Поздравляю.
- Спасибо. Ты придешь? Мы будем отмечать здесь, в Let’е.
- Ой, не знаю. Я в командировку собираюсь, да еще мама приехала.
- Да? И куда летишь?
- В Грузию.
- О-о.
- Слушай, ну я, если успею, обязательно заеду тебя поздравить.
- Да, будет здорово. С Антоном приходите.
- Ладно.
Но позвонила Лео вовсе не Антону, а Ивану.
- Слушай, тут такое дело. У одного моего приятеля День рождения, и в принципе надо было бы заехать. Сможешь меня подвезти?
- А где это?
- В Let’е. Я только хочу зайти и поздравить его, но очень не хочу туда тащиться одна.
- А это нормально будет, я же там никого не знаю?
- О, брось, я тоже с ним только на днях познакомилась. Совершенно нормально.
- Ну, как скажешь.
Лео быстро окинула взглядом комнату. Нашла два варианта для подарка – модный диск и зеркало в виде обложки для журнала. Схватив оба, она облачилась в легкое аквамариновое платье от Versace и легкие босоножки с синими прозрачными камешками, и, как лесная нимфа, выпорхнула из дома.
- Какой подарок лучше? – спросила она у Ивана, - диск или это?
- Диск банально. Я бы выбрал вот это, - кивнул он на «обложку».
- Значит, так и сделаем.
И они поехали в клуб. Выходные в Москве дивно хороши. Машин почти нет. Забываешь о всегдашних пробках, и город приобретает чуть легкий неформальный вид, как в легкой футболке с кроссовками. Ощущаешь свободу и скорость полета. Машины носятся с легкой музыкой из открытых окон и лица не по-будничному расслабленные. Они быстро промчались по набережной и, наконец, оказались около входа. С лестницы сбежал Никита, который заглянул в машину и сказал:
- Привет. Как хорошо, что ты приехала.
- Привет. Это тебе – Лео вручила «обложку». – Кстати, познакомься, это Иван.
Они обменялись взглядами.
- О, а вы на машине, - сказал Никита очевидную фразу, - подвезете нас, нам надо за тортиком съездить?
- Да, без проблем, - согласился Иван, видимо, рад быть вовлеченным в процесс.
В машину сел еще один приятель Никиты, и они поехали. Немного помолчали, потом начали непринужденно переговариваться. Заехать нужно было на Цветной бульвар. Никита с другом расслабленно обсуждали последние коллекции, Иван сначала слушал (причем Лео никак не могла определить, с каким выражением), потом, когда те отпустили пару фраз по поводу машины, неожиданно включился:
- Да, своими руками делал. Я на таможне вообще работаю. Тайное увлечение.
Он резко прибавил газу и продемонстрировал особенности тюнинга. Никита с приятелем вежливо покивали. Они представляли собой как раз ту новоявленную группу золотой молодежи, которая появилась в последнее время, и которая в массе своей раздражала Лео. Но эти ей нравились. В них не было щенячьего восторга и напускного пафоса, общение было непринужденным и ненавязчивым, а манеры – легкими и приятными. Иван, по всем атрибутам и статусу тоже тянущий на эту группу, тем не менее, обладал замашками воинствующего пролетариата помноженного на исконно русскую широту души и предприимчивость, а также тягу к серым схемам в бизнесе – специфика профессии. Лео наслаждалась, находясь между двух полюсов, притягивая и того и другого своим магнетическим центром.
Проезжая по ночной Москве, она как бы внутренне прощалась, совсем ненадолго, но все же. И ловила эти последние минуты, упиваясь необыкновенной легкостью бытия.
На День рождения они не остались, к заметному огорчению Никиты. Отвезя тортик, они разъехались каждый по своим делам – Лео домой, собираться в командировку, Иван на Воробьевы горы, на ночные гонки. В эту ночь Лео совсем плохо спала, - все думала о грядущем проекте, представляла, как она приедет, и они все организуют. На душе было сладко, и какая-то потаенная струнка щемяще ныла в предвкушении близкого и ощутимого счастья.

Твой ход ответный, одиночка.
Под ставку отдавая жизнь,
Среди волков и сам по-волчьи
Живи. Иль проиграв, уймись.

Глава XII. Viva Georgia. ПРО НАРОДНОСТИ.

В Грузию долетели без приключений. Журналистов туда отправляли двумя партиями. Лео летела в первой, и приехала в аэропорт сильно заранее. Обдумав все предупредительные слова о Грузии, она решила подстраховаться и все же не светить особо своей внешностью, - действительно, мало ли что. Поэтому она тщательно выбрала дресс-код. После недолгих колебаний она остановила свой выбор на длинной, в пол, темной юбке с витиеватым узором, закрытой кофте под горлышко, и на всякий случай взяла с собой просторные белые брюки, неброскую синюю тенниску на случай похода в горы. Свою неправдоподобно светлую голову она прикрыла платком, приобретя вид революционерки конца XIX века. Такой вид ее вполне устроил.
В аэропорту ее встретила представительница компании, которая скептически посмотрела на ее наряд, но ничего не сказала. Через некоторое время к ней присоединилась еще одна девица, и они вдвоем отправились на терминал. Девица оказалась полной противоположностью Лео. Высокая, с растрепанными русыми волосами, она была одета в джинсы и рубашку, застегнутую на одну пуговицу, открывавшую грудь и живот. Посмотрев на Лео, она всполошилась и начала спрашивать:
- Ой, а ты специально так оделась? Там может быть, действительно страшно?
Манеры у нее были как у ребенка. Она говорила все как бы в сторону, блуждая глазами по сторонам и растягивая слова. Лео снисходительно ее успокоила. Тогда девица предложила отправиться в дьюти-фри, где немедленно купила бутылку Baileys, которую и предложила распить. Лео, которая с недавних пор не пила, вежливо отказалась. Они пошли в бар, где Лео заказала себе чай, а девица вылила в кофе добрую порцию содержимого бутылки, принялись болтать. Точнее, болтала в основном девица. Как выяснилось, ей оказалось не 20, как вначале предположила Лео, а 28 лет, и она была девушкой одного из спецкоров, который по неизвестной причине устроил так, чтобы взять ее с собой. У нее был ребенок от этого спецкора, девочка, и, собственно, это было все, что она могла сказать о себе. Она как на инопланетянку, смотрела на Лео, отмечая, как здорово, что она работает, и столько всего делает, и немного вздыхая, что сама как-то не нашла времени, чтобы реализоваться. На это Лео возразила, что она выполнила главную женскую миссию, на том и порешили. В самолете девица недолго утомляла Лео беседой, – неуклонно уменьшающиеся запасы Baileys дали о себе знать, и через несколько десятков минут Лео, рядом с мирно похрапывающей соседкой, уже смотрела в иллюминатор на проплывающие за окном красоты. Это было ее любимое занятие.
Лео обожала летать на самолетах. Ей нравилось все – сиденья в несколько рядов, ощущение полета, когда ты, чуть урча, упруго разгоняешься и вдруг взмываешь от земли, испытывая невыразимо радостное чувство. Она тут же вырыла газету, находящуюся в кармашке переднего сиденья. Это оказался «КоммерсантЪ Спорт». Некоторое время она посвятила изучению. Ее внимание привлекла заметка на последней полосе: «В столицу Грузии Тбилиси отправилась делегация из российских бизнесменов. Они прибыли на вечеринку, посвященную большому событию – свадьбе, которую устроил известный грузинский магнат Бадри Патаркацишвили. Ожидается приезд представителей крупного бизнеса, в том числе известного олигарха Бориса Березовского. Торжество пройдет на вилле Патаркацишивили, который, как известно, выкупил в свою собственность бывший дворец бракосочетаний». Лео понравилась новость, - вот было бы забавно оказаться на этой вечеринке! И она с еще большим наслаждением отдалась полету. Больше всего она любила смотреть в окно иллюминатора на маленькую землю, на которой так отчетливо вырисовывались контуры человеческой цивилизации, и на плывущие мимо гряды облаков. Когда они уже совсем подлетали. Лео снова посмотрела в окно, и увидела – Горы. Ах, она впервые видела такое зрелище. Выросшая на равнине, никогда не видевшая ничего выше высотки в Москве, увидев вдруг это великолепие находящих друг на друга отрожистых хребтов, накрытых ослепительным сахаром белого чистого снега, Лео на мгновение задержала дыхание, чтобы ощутить и помедлить перед этой красотой. Затаив дыхание, она следила за приближением нереально красивых суровых гор, пока не разглядела в их синем сиянии очертания уютного объемного города, причудливо расположившегося среди их неровностей.
Это был Тбилиси. Еще под впечатлением увиденного, Лео вышла в аэропорту, где их сразу встретили два темпераментных мужчины, под управлением не менее темпераментной женщины, которые сразу стали эмоционально переговариваться на местном наречии. Гортанно споря и жестикулируя, они обсуждали какой-то вопрос, касающийся гостей, в результате чего их машина остановилась, и некоторое время стояла, как если бы у них случились нелады с законом или неполадки в двигателе.
- Ну вот, началось, - посетовал кто-то, и всем стало чуть-чуть не по себе. Впрочем, все быстро уладилось, и они отправились в аэропорт. Помимо Лео и ее спутницы, имя которой она никак не могла запомнить, поэтому про себя назвала ее Юлей (то, что больше к ней шло), в автобусе к ним присоединились еще несколько журналистов. Это были полная жизнерадостная рыжеволосая тетушка, всем своим видом выражающая довольство жизнью. Очень бородатый фотограф, как и все фотографы, обладающий тихим голосом и пугливыми манерами. И неприятного вида журналистка с каким-то потасканным лицом и острым взглядом. Была еще тетенька, с худощавой фигурой и тонкими волосами, в ярком каком-то слишком коротеньком платьице, из тех, что носили во времена ее молодости, слишком молодежной прической (из тех же времен), накрашенная розовой помадой, слишком молодящаяся, и оттого выглядящая немного нелепо и жалко, и, может быть, уже сознающая это, отчего у нее было выражение испуга в глазах. Словом, Лео не обнаружила для себя ничего интересного. Проследовали в аэропорт, где их провели в специальную комнату, вместе с двумя гордыми грузинскими женщинами в темных одеждах. Женщины-журналистки тут же устроили суету с заполнением регистрационных карточек, у всех забрали паспорта, и только Лео вернули, сказав, что виза не понадобится. На ее удивленный вопрос объяснили, что такое положение существует для граждан Белоруссии. Чувствуя внутренний подвох, Лео, тем не менее, согласилась, испытав некоторую гордость. Поставив визы, поехали в отель.
Как и всегда в подобных случаях, журналистов поселили в пятизвездочный Marriott в самом центре Тбилиси. Из дороги Лео больше всего запомнился контраст между страшно обшарпанной, как после взрыва, пятиэтажкой на окраине, и ухоженным, застроенным причудливыми извилистыми улочками с каменными домами, центром. В отеле почти не было людей, – исключение составляли пара человек в лобио, и то сидевшие как-то искусственно, то  ли для антуража, то ли для наблюдения. Персонал был приветлив и состоял преимущественно из черноволосых девушек и юношей. Позавтракав кофе с микроскопическим печеньем, принялись ждать вторую группу. Вскоре приехала и она.
Эта состояла преимущественно из мужчин. Единственное исключение составляла полная энергичная женщина с внешностью борца. Интересного тоже ничего особо не было, Лео скользнула взглядом по оператору, с круглой лысой головой и испуганными круглыми глазами. По спецкору с Первого канала, симпатичному вихрастому мужчине со светлыми глазами, чьей подружкой оказалась Юля. По сухощавой фигуре руководительницы группы, маленькой еврейке с длинными волосами, плоским телом и коротенькими ножками, с колючими глазами и уверенными манерами, которой предстояло вести их от начала до конца. После непродолжительных сборов была объявлена программа на сегодня, включающая экскурсию и дегустацию, и журналисты разбрелись по номерам отдохнуть с дороги.
В отличие от Марриоттов в других странах, которые Лео доводилось видеть, этот поражал какой-то особенной домашнестью. Номер, отделанный темно-вишневым деревом и зеленым бархатом, напоминал папин кабинет в старом поместном доме. Это впечатление подчеркивала и зеленая тишина за окном, несмотря на то, что отель располагался в центре города. Огромная кровать дышала средневековьем, а под тяжеленным хрустящим одеялом можно было почувствовать себя принцессой. Обставлено все было по первому разряду: у себя на столике Лео нашла красочную тяжеленную книгу «Грузины», подробное расписание по часам их поездки, оформленное, как дорогое меню, и продолговатый ящик, покрытый лаком, внутри которого оказалась бутылка вина, подписанная персонально ей. Вот это да. Потрясающий прием. Лео почувствовала теплоту к этому месту. Немного отдохнув, она в прекрасном расположении духа спустилась вниз, где уже собирался народ на экскурсию.
После всегдашних в таких случаях продолжительных сборов, бегания по этажам, поиска одного опоздавшего, наконец, погрузились в автобус, и под предводительством женщины экскурсовода – худенькой черноглазой грузинки с хвостом и челкой – отправились познавать историю города. Лео, как и все, почти не слушала комментариев, тем более что они были довольно монотонными и, как всегда в таких случаях, поверхностно-информативными, а целиком захватилась красотой и притягательностью города. Он словно лежал на изгибах холмов, как легкий шелк и бархат лежит на изгибах роскошного тела на картине эпохи Возрождения. Он и напоминал картину – переливающимися абрисами старинных улиц с яркими звездами-вершинами средневековых замков, кажется, сохранившихся с незапамятных времен, и своим неприступным видом молчаливо хранящих какую-то тайну. На улицах почти не было женщин. Зато было много мужчин, которые толпились группами в несколько человек, органично вписываясь в ландшафт и с интересом провожая автобус. Все это слегка напоминало Сицилию; даже напевы у них были похожи. Дыхание старины не нарушало ничто, кроме редких потертых надписей вроде Coca Cola, и то выполненных этнической вязью.
За несколько часов экскурсии они несколько раз выходили из автобуса, поднимались на какие-то склоны, карабкались на какие-то скалы, слушали рассказы про какие-то давние времена, из которых Лео ровным счетом ничего не запомнила, кроме того, что главным именем в Грузии считается Георгий. Она несколько раз настойчиво пыталась выяснить, кто же теперь живет в этих замках, но неизменно получала уклончивый ответ. Замки прямо манили ее – она представляла, как должно быть, захватывающе жить вот так на вершине горы, - Лео живо вообразила себя царицей Тамарой.
Однако экскурсия затянулась. Они непрерывно ездили по городу, осматривали достопримечательности, слушали пояснения, а дело тем временем клонилось к вечеру. Они ничего не ели, ужасно устали, и, главное, никто не рискнул прервать экскурсовода, и поинтересоваться, когда же, собственно, будет обед, - так, как это незамедлительно произошло бы в любом другом месте. Тогда Лео решила взять инициативу в свои руки.
- А когда будет обед? – с детской непосредственностью спросила она.
Экскурсовод, прерванная «на самом интересном месте», как-то недружелюбно на нее посмотрела:
- Хочешь есть?
- Да. И пить, - объявила Лео.
В руках ее спутников тут же появились бутылки с минеральной водой, которые те стали наперебой предлагать Лео. Но она, со своей всегдашней брезгливостью, упрямо отказалась, предпочитая умирать от жажды в ожидании поездки в ресторан. Тогда экскурсовод взяла ее за руку и все поехали обедать. Точнее, ужинать.
Ужин должен был состояться в одном из самых замечательных ресторанов в городе. Лео это поняла, как только они там оказались. Ресторан располагался на одной из многочисленных возвышенностей. Его стеклянная веранда, как балкон, нависала над ущельем, по дну которого протекала река. Вид был невозможно красивым и поэтичным. Вся компания расположилась за уже накрытым столом. Вначале должна была состояться дегустация, которая постепенно плавно должна была перейти в обычный банкет. Стол был уставлен типично грузинским яствами – вниманию дорогих гостей предлагались свежие овощи, сациви, какие-то закуски и соусы, названий которых Лео не знала, а также вино и чача. Дегустация, которая началась очень торжественно, закончилась как-то незаметно, из-за того, что принимающая сторона в лице отдела маркетинга и руководящего состава, которая, впрочем, по виду мало отличалась от тех мужчин, что Лео видела на улицах города, наперебой и очень настойчиво стала предлагать гостям вино и чачу. Лео, в планы которой совершенно не входило пить, тем не менее, просто не смогла отказаться, волевым решением избавив себя только от чачи и сосредоточившись на вине. По мере того, как за окном темнело, а бокалы наполнялись, за столом поднялось заметное оживление. Пошли тосты одни за одним, запахло застольем советских времен, унылость которого, впрочем, нивелировалась за счет яркого национального колорита. Рядом с Лео как-то незаметно оказался какой-то редактор весь в черном – черной рубашке, черных же брюках и черных очках, которого она в начале даже и не заметила, но который, тем не менее, оказался из довольно известного журнала. Он разговаривал очень тихим голосом, иронически ухмылялся, и наливал чачу сидящему напротив оператору с испуганными глазами. Тот, напротив, разошелся, покраснел, и уже доходил до той стадии, когда русский человек встает из-за стола и в порыве чувств начинает изливать широту души, предлагая выпить за братство народов и мир во всем мире. Сосед Лео смотрел на него иронически и кривил губы в улыбке. Тем временем, веселье достигло пика, на гребне которого в зал вошли несколько музыкантов. Они подхватили народные инструменты, и лихо исполнили такую захватывающую вещь, что сидящие за столом просто рты пооткрывали. Дикие, горные ритмы неслись в воздухе, создавая дрожание и ритм энергии невероятного накала. Закручиваясь спиралью в стремительном крещендо, звуки бубна и рожка будили самое первобытное, полузабытое чувство – так, наверное, впадали в транс наши предки под бешеный ритм древнейших напевов. Маленькая еврейка, не выдержав, а может быть, следуя корпоративной традиции, выбежала из-за стола и пустилась в пляс, стуча ногами и подкидывая руки на манер грузинского танца в паре с каким-то аксакалом из компании. Сидящие за столом азартно хлопали. В качестве алаверды тут же прозвучала «Хава нагила», услышав которую, сосед Лео очень оживился, захлопал и даже пустил ностальгическую слезу, гордо посмотрев на Лео. Словно в продолжение темы тамада, который торжественно предоставлял слово каждому из присутствующих, вдруг посмотрел прямо на Лео и сказал:
- А теперь мы хотим услышать тост от самого скромного нашего участника. Пусть это будет тост о мужчинах. Пожалуйста.
Лео страшно растерялась. Она терпеть не могла говорить какие-то тосты, и никогда этого не делала. Однако она понимала, что отказаться было бы верхом неприличия. Слабо поартачившись и лихорадочно придумывая на ходу, как бы сказать что-нибудь умное, одновременно продемонстрировав свое уважение к традициям принимающей стороны, она после недолгих колебаний поднялась  и произнесла:
- У меня есть один знакомый грузин. Он менгрел. Он рассказал мне о том, что здесь, в стране гор, еще живы настоящие традиции, когда мужчина был по-настоящему мужчиной, а женщина женщиной. Он для меня всегда был примером настоящего мужчины, такого, о котором может только мечтать каждая женщина. И приехав сюда, я убедилась, что все так и есть. Что бы ни говорили там политики и в прессе, я вижу то, что у меня перед глазами: это чистота, это невероятная красота этого места и это настоящий дух истинно мужских качеств, по-моему, не выветрившийся со времен средневековья. Так давайте выпьем за то, чтобы было побольше настоящих мужчин, которые бы любили нас, заботились… дарили подарки (на этом месте по столу пронесся облегченный смех) и вообще мужчин, с которыми бы мы себя чувствовали настоящими женщинами. Все.
Она села. У нее сложилось неоднозначное впечатление, все ли она так сказала, а по непроницаемым лицам хозяев определить что-либо было совершенно невозможно, но Лео успокоилась на том, что она выполнила свою миссию, и все на этом. Веселье достигло размаха, когда сидящий напротив оператор вдруг наклонился и стал что-то втирать сидящему по диагонали от него грузину с веселым лицом. Лео даже не заметила, как это произошло, но за столом, как по проводам, пошло какое-то напряжение. Внешне все было так же, но по тому, как натянулись лица гордых хозяев, и по тому, как нервно спецкор с Первого стал набирать что-то на своем мобильном, Лео поняла, что случилось что-то не то.
- Судя по тому, Илья, как ты строчишь SMS, ты думаешь о том же, что и я, - саркастически сказал сосед Лео спецкору с Первого. Тот имел очень озабоченный вид, и, несмотря на то, что изрядно выпил, сейчас как-то собрался и по всей вероятности решал какую-то проблему. Из его действий Лео поняла, что он связался с какой-то грузинкой, которая когда-то работала у них на канале и просит у нее помощи разобраться в какой-то щекотливой внутриполитической ситуации.
- А в чем, собственно, дело? – обратилась она к своему соседу. Кажется, его звали Дима, а может, и не Дима, впрочем, какая разница.
- Да так, небольшая неувязочка.
- Это серьезно?
- Посмотрим, - как-то злорадно подхихикивая, сказал он.
Тем временем общение продолжалось, и Лео показалось, что ситуация приобретает критический оборот.
- Да в чем дело, наконец? – взяла она Диму за жабры. Тот наконец, снизошел.
- Короче, знаешь, бывают такие люди. Которые, в общем-то, ничего из себя не представляют. Которые на самом деле просто мусор. Но которые думают, что они могут делать все, что им вздумается. Видишь этого придурка напротив? (он взглядом показал на оператора). Он как раз из таких людишек. Это жалкий оператор, который даже не понимает, куда он попал, зачем, причем относительно как этой ситуации, так и своей жизни. Этот человек ровным счетом не играет на телевидении никакой роли. Вот Набутов – вот это человек. Или Соловьев. Это фигуры. А это – плесень, пыль, сдунешь и не заметишь. Проблема в том, что он назвал за столом имя не того человека. И теперь вся группа из-за него оказалась в полной жопе. Так что неизвестно еще, вернемся ли мы в Москву. Именно этим вопросом сейчас и занимается Илья.
- Что, прямо да? – Лео все же не верила в возможность такого поворота.
- Да. И не переживай за него, это ж типичное быдло.
Лео не любила слово «быдло». Оно ее страшно раздражало. Кажется, ни в одной стране нет такого исключительного презрения к собственному народу, выразившегося в этом емком понятии. Поэтому Лео встала на дыбы:
- А что ты подразумеваешь под словом «быдло»?
На это Дима неожиданно разразился длинной тирадой:
- Быдло – это состояние души. У быдла и дегенератов усиливаются
личные чувства, гордость и самомнение, что ведёт к личной переоценке, неуважению и презрению к людям. Гордость у
дегенератов является такой же глубокой чертой характера,
как и гнев. При таких болезненных чертах характера, объединение с людьми, в семье и обществе является делом нелегким, всякое возражение дегенерату представляется нападением на него, а всякое несогласие – обидой и оскорблением. Для быдло непонятно идеальное общественное, а понятно личное. Тем самым дегенераты лишены общественного стыда, важных и нравственных основ жизни. В своих действиях они руководствуются личной совестью, которая легко затмевается страстями, в особенности гневом. Благодаря указаным основным чертам характера, дальнейшая жизнь, начиная с юного возраста, направляется по такому нравственному руслу, которое приводит не к совершенствованию, а к упадку и быдлости. С дегенератом невозможно ни обсудить что-то, ни поговорить о чем-то, ни поделится какими-то радостями или печалью. Любой разговор обрывается через несколько секунд грубым окриком, истерикой и скандалом. Каждое быдло обладает ещё многими качествами и достоинствами, не обязательно нам известными. На мое предельно корректное, и дружественное замечание он разражается дикой истерикой и матерщиной. И теперь я думал, что в спокойной обстановке наступит примирение, но как всегда ошибся, так как с ним это невозможно. Печально это.
- И ты так спокойно об этом говоришь.
- А что я? – растянулся в ухмылке тот. Я лишь наблюдатель. Я услышал, что он сболтнул. Перевел стрелки. Я управляю мыслью. И теперь смотрю, что из всего этого получится. На самом деле я медиум, - доверительно сообщил он Лео.
Лео слегка отодвинулась. Все это выглядело довольно бредово.
- Слушай, а ты не…
- Да нет, я в порядке. Я раз в год ем кислоту, расширяю сознание. Просто делаю апгрейд, небольшую перезагрузку. Но сегодня не тот день, - и он принялся совершенно спокойно глушить дальше чачу.
Находиться за столом Лео стало совершенно невозможно. Она вдруг почувствовала все напряжение, свалившееся на нее за последнее время, ей ужасно захотелось спать, и вообще она устала от всяких передряг. Она поднялась, подошла к руководителю группы и тихо спросила: «А когда мы поедем в отель»?
Словно услышав ее вопрос, тамада тут же объявил: «Ну, дорогие гости, я вижу, вы уже утомились, поэтому мы не будем вас задерживать, а отвезем в гостиницу. Но мы бы очень хотели, чтобы некоторые из вас поехали с нами в ночной клуб», - и он выразительно посмотрел на Лео. Она метнулась к руководительнице и конкретно зашипела:
- Послушайте, а можно без всяких ночных клубов? Я так устала, так устала.
Та посмотрела на нее и успокоила:
- Не переживай. Сейчас отвезем тебя в гостиницу.
Лео с облегчением вышла из ресторана и направилась к автобусу. Она уселась на сиденье и принялась ждать. Тем временем на улице творилось что-то невообразимое. Дима как-то незаметно просочился в автобус и неслышно заземлился около нее. На улице же несколько представителей компании окружили уже изрядно пьяного оператора и настойчиво уговаривали его поехать с ними в ночной клуб. Там же под раздачу попала и молодящаяся тетя с испуганным лицом. Тот активно сопротивлялся, так что дело затянулось на несколько минут. К ним присоединился Илья, который пытался что-то прогнать, но, после внушительной фразы одного из грузин, погрузился в автобус и устало откинулся. Оператора в итоге забрали и усадили в машину, и автобус тронулся.
- И что теперь с ним будет? – пораженная, спросила Лео.
- Да ничего особенного, - равнодушно ответил Дима. – Он даже не поймет, что с ним произошло. Сначала он потеряет кошелек. Потом паспорт. В Москве он обнаружит, что попал в переплет. Когда он приедет, он обнаружит, что с его жизнью что-то происходит. Он потеряет работу. От него уйдет девушка. И жизнь покатится по наклонной. Какое-то время он еще будет предпринимать какие-то усилия, но быстро смирится с ситуацией, решив, что настала черная полоса. Причем когда все это будет происходить, он так и не допрет, что же собственно случилось. Таков удел ничтожеств.
Лео посмотрела на него с изумлением. Она впервые видела, чтобы человек так цинично и спокойно рассуждал о чьей-либо жизни. Но, поскольку ее и так насторожили излияния по поводу медиумов и кислоты, она предпочла просто забыть об этом. Как всегда в сложных ситуациях. Поэтому она постаралась как можно скорее достичь своего номера, и нырнуть под надежное тяжелое прохладное одеяло. Ее немного штормило, но она еще успела подумать, где-то сейчас несчастный оператор. Но быстро заснула без снов.

Уютен мир для тех, кто слаб,
Они ему приносят прибыль…
Пуск! Мозг включён! Ведь я не раб
И против всех иду…На гибель…

Глава XIII. Шпионская сходка. ИГРЫ РАЗУМА.
На следующее утро все спустились в лобио, как ни в чем не бывало. Лео с удивлением обнаружила всех представителей компании, своих спутников, и в их числе оператора, который выглядел довольно свежим. Дима напротив имел неважный вид, и, когда Лео попыталась пошутить на счет вчерашнего, сделал вид, что смутился, и попросил:
- Ой, забудь. Меня вчера понесло.
Сегодня ожидалась не менее плодотворная программа, - они должны были поехать в Кахетию. Собственно, это и была основная часть визита, – им должны были продемонстрировать виноградники и заводы, чтобы вселить уверенность в неоспоримом достоинстве и беспримерных вкусовых качествах грузинских вин. По дороге Лео как обычно вертела головой во все стороны, изучая особенности флоры и фауны. В небольших деревнях, которые им попадались мимо, виднелись беленькие домики и дворы с портретом Сталина. За три часа поездки все немного устали, а у некоторых стало шуметь в голове и закладывать уши – у бедняги оператора даже пошла кровь носом. Как выяснилось, они поднялись довольно высоко над уровнем моря, и единственный, кто совершенно не страдал от разреженности атмосферы, это Лео, которая продолжала живо интересоваться окружающим пейзажем, бегая к экскурсоводу, спрашивая у нее всякую глупость и донимая водителя анекдотами.
Через некоторое время они все же приехали в живописное селение, которое, впрочем, оказалось каким-то диким, или просто жители куда-то подевались на некоторое время. Их провели через небольшую поляну и вывели на бескрайние простирающиеся до горизонта виноградники. Они побродили мимо лоз, прослушали лекцию на английском, из которой Лео почти ничего не запомнила, хотя Илья устроил почти научный диспут, продемонстрировав значительный познания в этой области. В заключение все сфотографировались на фоне золотой таблички, посвященной приезду российской прессы. Особенно Лео восхитили именные лозы, на которой она обнаружила и свою фамилию - хозяева обещали, что на следующий год из каждой из них сделают бутылку превосходного вина, которую пришлют ей лично в офис. Словом, все было прекрасно.
После прогулки по виноградникам собрались за обедом. Он был более неформальным, - в меню предлагалось несколько видов шашлыка, приготовленного тут же, неподалеку, домашний лаваш, также изготовленный женщиной прямо здесь, на стенках специальной печи, а также свежие овощи. Лео, проголодавшись, как каннибал, набросилась на шашлык, и уже после первой порции пожалела об этом, посмотрев на сегодняшнего тамаду – пожилого гордого грузина, который с аристократическим изяществом отрезал от шашлыка микроскопические кусочки, и выбрасывал остальное, зная, что попробовать придется не менее пятнадцати перемен.
Сегодня Лео посадили прямо по левую руку от тамады. Рядом сидел Дима, в той же черной рубашке, который не снимал черных очков. Лео даже в голову не пришло, что он выглядит так же, как и она. Наискосок сидел Илья с девушкой, имеющий уставший вид, и несчастный оператор. Через некоторое время появилась молодящаяся тетенька, которую привезли на машине. Она выглядела очень испуганной, и перейдя к столу, сразу же обратилась к тамаде: «Мне надо будет обязательно поговорить с вами», - «Конечно-конечно», - милостиво ответил тот, и все засмеялись.
За столом опять предложили тосты, на этот раз первое слово предоставили Лео. Вспомнив вчерашнее двоякое впечатление, она подумала и произнесла:
- Вчера мы познакомились с сердцем Грузии – Тбилиси. Сегодня мы находимся в Кахетии. Так давайте же выпьем за всю землю, что так чудесно нас принимает, и за то, чтобы наши народы любили друг друга, ибо они этого достойны.
Тост был встречен на ура. Тут же поднялся оператор, и сказал что-то общепримиряющее и настолько органично с юмором, что все сразу расслабились, почувствовали себя лучше, а Дима прокомментировал:
- Ну, наконец-то. Теперь можно и отдохнуть по-настоящему.
Затем поехали в старинный монастырь. Он находился сильно на отшибе, и, чтобы в него попасть, нужно было вскарабкаться на очередной холм. Это было полуразрушенное здание, старинной кладки, и наполненное силой. Лео по-прежнему дефилировала с неприступным видом и не снимая черных очков. Дима крутился неподалеку, и в один момент со словами «Все, не могу больше», сорвал очки с переносицы. Но через несколько минут успокоился и опять надел. На входе им предложили накинуть сверху юбки – холщовые передники серого цвета, которые завязывались на две веревочки. Все женщины тут же это сделали, как будто сто раз посещали подобные места. Лео тоже неловко завязалась. Войдя в храм, она, испытывая внутреннее благоговение, подошла к алтарю и попыталась поставить одну свечку. Свечка была тонкая, и никак не хотела устанавливаться, то наклоняясь в одну сторону, то в другую. Группа столпилась вокруг экскурсовода, зевая и слушая ее рассказ, часто перебивая громкими вопросами и тыкая пальцем на интересующее изображение. Лео покоробилась такому поведению и намеренно отошла подальше, занимаясь своей свечкой. Поодаль стояли несколько молчаливых посетителей. Лео все мучилась со своей свечкой, когда сзади к ней неслышно подошел оператор, взял свечку, выровнял ее, некоторое время подержал в руках, и она осталась стоять прямо. Лео посмотрела на него с удивлением. Тем временем он отошел. Вся группа разбрелась, разглядывая храм, громко переговариваясь и иногда невежливо, фальшиво смеясь. Оператор достал фотоаппарат и принялся фотографировать. Лео не выдержала, и сказала ему:
- Разве здесь можно фотографировать?
- А разве нельзя?  - удивленно посмотрел он на нее. Лео вышла на улицу. За ней тут же вышла вся группа. Оператор сел напротив нее, болтая ногами.
- Куда теперь? – спросила Лео.
- Не знаю, надо подождать.
От нечего делать она стала разгребать землю ногами. Оператор заметил вдалеке человека, работающего на поле, и тут же прицелился в него фотоаппаратом.
- Тебе не кажется, что ты ведешь себя неприлично? – снова попыталась Лео.
- Почему? Что я делаю такого? Вот ты надела юбку на штаны, и думаешь, что соблюла приличия? Может быть, мне тоже надеть юбку?
Лео тут же сняла юбку и предложила ему. Оператор, дурачась, нацепил юбку и стал показывать, как она сидит, всем присутствующим. Подошедшие из группы рассматривали их, и веселились. В это время мимо них прошла женщина в темном, гневно посмотрела на оператора и Лео и что-то процедила не местном наречии. Лео тут же забрала юбку, и надела ее обратно. Она почувствовала, что совершила что-то необдуманное. Дальше она поехала в задумчивости и немного в грустях.
Следующим пунктом остановки было какое-то имение. Группа приехала туда в середине дня, и по правде говоря, Лео уже довольно сильно хотелось есть, но вместо обеда им было предложено ознакомиться с особенностями быта то ли аристократии XIX века, то ли крупных партийных бонз. Имение представляло собой одноэтажную усадьбу с бесконечным количеством комнат. Усадьба располагалась посреди огромного парка с туями и кипарисами, походившего на лабиринт. Лео, залюбовавшись растениями, тут же отстала, а когда нашла группу, то обнаружила, что они разбились на несколько маленьких группок по несколько человек, найти которые  в огромном парке было очень сложно. Как только Лео подходила к какой-нибудь паре или тройке, например, к Илье с девушкой, они тут же доставали сигареты и начинали курить, при этом громко разговаривая так, как будто и не замечали Лео. Лео, которая  бросила, и находиться возле курящих для нее было мучительно, некоторое время выдерживала, потом срывалась и начинала искать другую пару, но только для того, чтобы обнаружить и их за сигаретой и отвлеченной беседой. Когда Лео спрашивала что-нибудь вроде того, когда будет ужин, или где экскурсовод, ей только улыбались в лицо так, как будто она сморозила несусветную глупость. Ей ужасно хотелось пить. В усталом недоумении она направилась к дому и нашла там всю группу. Они пробовали какое-то вино из пиал, которое наливал местный житель. Ей тут же предложили пиалу, из которой пили женщина-борец и другие, но она, немного посмотрев, спросила, есть ли отдельная. Местный житель посмотрел на нее как-то странно, и, кряхтя, вынес еще одну пиалу. Вино, прозрачное и золотистое, было какого-то странного вкуса, но очень приятное. Лео моментально развеселилась. Она прошла вслед за группой в дом. Никакого экскурсовода и в помине не было. Роль гидов выполняли два сотрудника компании, тот самый грузин с веселым лицом и еще один, которые просто болтались рядом. Группа, все так же громко разговаривая и смеясь, ходила по музею, тыкая пальцами и трогая картины. Лео, в страхе от такого поведения, старалась держаться от них подальше. Когда они перешли в зал с роялем, веселый грузин со спутником, каким-то образом проведавшие про ее музыкальное образование, вдруг предложили:
- Может, сыграешь?
Лео, поразившись, покачала головой. Ей хотелось сказать, что разве можно играть в музее? Хотелось вообще спросить, что происходит. Но вместо этого она молча прошла в другой зал. Веселый с приятелем перемигнулись и разочарованно поцокали языком. Лео почувствовала, что сделала что-то не то. Да и вся группа принялась ее уговаривать сыграть, но она упорно отказывалась. Тогда все отстали и угрюмо замолчали. Повисло напряжение. Перейдя еще несколько залов, Лео, опять обнаружив рояль, не выдержала и предложила: «Хорошо, я сыграю». Но грузины тут же приложили палец к губам и зашипели: «Тс-с-с. Здесь нельзя». Группа неодобрительно на нее посмотрела. Лео, уже ничего не понимая, отошла от группы  и принялась самостоятельно изучать усадьбу. Она смотрела на красивый паркет, на резные шкафы и мебель. Обстановка была довольно странная – почти пустые залы, в которых стоял одиноко какой-нибудь рояль или шкаф. На стенах было очень много портретов, изображающих каких-то давно ушедших аристократов, с тонкими чертами лица и грустными лицами. Кто-то из грузинов рассказал трогательную историю о том, как хозяин усадьбы женился на русской княжне и привез ее в Грузию. Он очень любил ее, и, чтобы она не чувствовала себя здесь одиноко, устроил здесь дом, как можно более напоминающий русские старинные поместья. Особенно сложно было привезти рояль и клавикорды. Лео, еще раз бросив взгляд на обстановку, восхитилась. Откуда-то сзади незаметно материализовался Дима, и, словно прочитав ее мысли, поддел:
- Вот так бы жить, да?
- Да, - непроизвольно вырвалось у Лео. Дима коротко хохотнул. Из соседней залы раздалось бренчанье на запрещенном рояле, громкое, грубое и бездарное. И смех.
Лео вышла в сад. Она подошла к лабиринту из зарослей туи, и, повинуясь внезапному порыву, вошла в него. Ей показалось очень интересным бродить по зарослям, не зная, найдешь ты выход или нет. Тем временем выход нашелся довольно быстро. Группа уже подтягивалась к автобусу, подошла и Лео. У автобуса возникла суета, как ей показалось, довольно искусственная. Искали бородатого фотографа, который куда-то пропал. Делали обеспокоенные лица, и спрашивали друг друга: «А он точно был? А у тебя есть его мобильный?» Никто никак не мог вспомнить, где он его последний раз видел, и ни у кого не оказалось его телефона.
- Ну, нельзя же его здесь оставлять! – волновалась женщина с благостным лицом.
- Мы должны его найти, - поддерживала женщина-борец.
Два человека отправились на поиски, отчего группа задержалась еще на час. Так никого и не найдя, они вернулись, и, спокойно погрузившись в автобус, отправились дальше.
Через два часа они приехали на какую-то ферму. Это было довольно красивое сооружение, состоящее из небольшого одноэтажного строения, окруженного зелеными аллеями и лужайками. Вдалеке виднелись какие-то промышленные строения, а наверху, около домика, была деревянная веранда, на которой Лео с облегчением разглядела стол, который был накрыт белой скатертью. Когда она в очередной раз спросила, когда будет обед, ей было строго отвечено: «После экскурсии». Оказалось, они приехали на винзавод. К ним вышел дядечка в дорогих очках, который должен был провести экскурсию. Он невозможно долго рассказывал о специфике получения вина на английском, и вся группа стояла и внимательно слушала. Постепенно Лео отметила некоторую странность, которая появилась в их поведении. Они, сгрудившись вокруг дядечки как дети, внимательно слушали его, словно получали какие-то инструкции. Только Дима стоял недалеко от Лео, время от времени внимательно на нее посматривая, и принимая такие же позы, и выражение лица, как и она. В один момент Илья посмотрел на него, и тогда Дима снял черные очки, нервно рассмеялся, пробормотав: «Блин, не могу больше», но тут же взял себя в руки, опять одел очки, и стал возле Лео.
- Нет, ну какая скучища, а? – словно озвучивая ее мысли, громко сказал он, - кому вообще нужны их тухлые виноградники? Я умираю от голода и жажды.
Лео, которой было невыносимо скучно, услышав это, инстинктивно отодвинулась. И принялась бродить вокруг. Откуда-то появилась стройная девушка с длинным черным хвостом и большими глазами, которая, идя с ней рядом, сказала: «Надо слушать». Вместо этого Лео попросилась в туалет. Девушка отправилась ее провожать. Когда Лео направлялась или сворачивала не туда, девушка брала ее за руку и говорила: «Туда нельзя». Они отошли на сто метров и остановились посреди деревьев.
- Что? – спросила Лео.
- Можно здесь, - на ломаном языке ответила девушка.
Лео посмотрела на рабочих, которые иногда ходили туда-сюда, и недоуменно повернулась:
- Я не буду здесь? Здесь же люди ходят!
Девушка, словно не слыша ее, отвернулась. Лео, обнаружив поблизости какие-то кусты, постаралась как можно плотнее влезть в них, и, кое-как скрывшись, справила свои потребности. На обратном пути, немного повеселев, она спросила у девушки:
- А сколько будет экскурсия?
Так недовольно покачала головой, как будто не понимала, о чем идет речь. Лео опять вернулась к группе, которая все так же стояла, слушая дядечку. Она изнемогала от голода и жажды. И ничего не могла поделать. Она некоторое время попыталась послушать. Потом отошла. Потом принялась бродить туда-сюда. И, наконец, села прямо на газон, пренебрегая условностями и приличиями. Девушка с неприятным лицом из группы влезла на цистерну, и словно повторяя ее мысли, закричала:
- Моя жизнь в ваших руках! Можете делать со мной, что хотите!
Дядечка тут же закончил выступление, и группа двинулась дальше. Вошли в прохладное помещение, весь пол которого был испещрен глубокими ямами. Дядечка показывал на ямы и объяснял, как будто рассказывал принцип действия ловушек. Все внимательно слушали. Лео заглянула в одну из ям, и ей стало не по себе.
- Не хотелось бы в такую попасть, да? – раздался рядом с Лео ласковый голос благостной тетеньки, - там можно и несколько лет просидеть.
Лео вздрогнула. Тетенька угадала, о чем она думала. Они перешли к винограднику, где дядечка, поднимая лозы и, показывая, опять принялся что-то объяснять. Лео, уже ничего не соображая, спустилась вниз и села на какую-то скамейку, возле ангара. К ней подошли Илья с девушкой. Они принялись болтать о своем, причем, будто стараясь угадать ее мысли.
- Так есть хочется, да?
- Да, ужасно. Просто умираю.
- Еще этот дурак со своей экскурсией.
- Кому они вообще нужны, эти виноградники?
- И это вино их дурацкое. Ужасная гадость.
- Да, я вообще не пью вина. Ну, так, выпила, чтобы не подумали, что я брезгую.
- Хоть бы накормили чем.
- Ну. Будто мы сюда приехали про их дурацкое вино слушать. Нет, чтобы обед уже устроить или там еще что.
Тут Лео не выдержала. Разозлившись, она решила пойти в контрнаступление. Не обращая внимания на девицу, она повернулась к Илье, и принялась его расспрашивать:
- А ты часто в такие поездки ездишь?
Он обрадованно вступил в диалог, причем тут же вернул себе нормальный вид:
- Да, постоянно. Хочешь сигарету?
- Нет, спасибо, я не курю.
- Что так?
- Бросила недавно.
- А, - он меланхолично выдул дым. – В нашем деле без этого никак.
- Слушай, а у тебя, правда, грузинские предки?
- Ну да.
- Здорово. Я бы и не подумала.
Девица, переминаясь с ноги на ногу, наконец, спросила:
- Я вам не мешаю? Может, мне уйти?
Илья серьезно ей ответил:
- Без тебя веселее. Но с тобой интереснее.
Лео расширила глаза. Он читал ее мысли! А Илья поднялся и пошел к ангару. Дверь ангара распахнулась, и их глазам открылось промышленное помещение с огромными котлами. Они туда направились. Илья оглянулся на Лео:
- Ты с нами?
Она кивнула и направилась вслед. Они взялись за руки, девица положила ему голову на плечо, и они принялась демонстративно обниматься и целоваться. Лео стало противно. Она намеренно отвернулась, и пошла в другую сторону. Ну, и фиг. Как говорится, с вами хорошо, а без вас еще лучше. Илья с девицей тут же остановились и как-то растерянно посмотрели ей вслед. Но ее уже несло. Она решительно прошагала прямо к веранде, поднялась на нее, обнаружила, что кроме белой скатерти, на столе ничего нет, спустилась вниз, и обессиленно опустилась на деревянную лавку.  Она подумала, что если сейчас же чего-нибудь не съест, то просто не знает, что с ней случится. И тут к ней подошел высокий полный загорелый дедушка. Ему на вид было лет семьдесят, но было видно, что он потрясающе сохранился. У него было круглое доброе лицо и большие глаза. Он опустился на лавку рядом с Лео и ласково посмотрел на нее:
- Ну, что? Не интересно? – и улыбнулся так, как будто знал ее всю жизнь.
- Интересно, - неискренне призналась Лео. – Очень есть хочется, - это уже было искренне.
- Скоро обед будет, - успокоительно произнес он.
- Я не могу уже, - как-то совсем по-детски призналась Лео.
Дедушка так же ласково посмотрел на нее, поднялся, неторопливо пошел в дом, и через некоторое время появился, неся в руках кусок черного хлеба и стакан воды.
- Ничего, что не так изысканно? – сверкая искорками в глазах, спросил он у Лео.
- Ничего, - ответила она и схватила хлеб. Вкус обычного черного хлеба и питьевой воды показался ей божественным. Как будто она сроду не пила и не ела ничего вкуснее. Медленно разжевывая кусочки, чтобы продлить удовольствие, она зажмурила глаза, и вся отдалась наслаждению, смакуя прелесть момента. Дедушка с одобрением смотрел на нее.
- Вкусно?
- Очень, - от всей души сказала Лео.
- Это ерунда. Сейчас настоящее угощение будет.
- Мне и это приятно, правда.
- Это что? Собачья еда, - сказал дедушка. Словно в подтверждение его слов, к ним подбежала маленькая собачка. Она заискивающе болтала хвостом и смотрела дедушке в рот несчастными затравленными глазами. Дедушка кинул ей последний кусок хлеба. Лео, проглотив слюну, посмотрела на него. Собачка, схватив кусок, жадно съела его, не переставая крутить хвостом и так и норовя потереться о ноги дедушки.
- Видишь? Слушается, - весело посмотрев на Лео, сказал он. Лео, испытав какое-то странное чувство от этой аналогии, немного подумала, и отложила свой хлеб.
- Не хочешь больше? – спросил дедушка, и, отломив от него кусочек, кинул собачке.
Собачка, съев хлеб, принялась ластиться. Лео почему-то подумала, что ее много били. Потом еще немного подумала, и сделала единственное, что могла сделать в такой ситуации – тоже кинула кусок собачке. Дедушка же больно отпихнул ее ногой. Собачка, чуть взвизгнув, отпрыгнула, но тут же перевернулась на живот, задрав лапки. Лео с ужасом увидела набухшие соски и поняла, что она беременна.
- Понимает, - с удовольствием отметил дедушка.
И тут вдруг Лео поняла, что он легко управляет, этой собачкой, как будто держал в руках какой-то предмет наподобие пульта дистанционного управления. Он шевелил им, а собачка подчинялась каждому его движению. Она переворачивалась с боку на бок, подползала ближе, а потом, как будто по мановению движения, поднялась и убежала.
- Смотри, - сказал дедушка.
На дорожку тут же выбежало множество муравьев. Они бегали и жужжали, складываясь в причудливые узоры, как будто управляемые невидимой рукой, как механические. Лео с восхищением смотрела на это движение, и вдруг ощутила себя так, как будто находилась возле человека, от которого все зависело. Он управлял вещами, которые были никому не подвластны. И только он знал, как сделать так, чтобы они подчинились ему. Прямо волшебник. Лео почувствовала, что здесь, вот на самом этом месте, решается ее жизнь.
- Ты же умная девочка, - сказал дедушка.
- Нет, я глупая, - разочарованно сказала Лео,  - если бы я была умная, я бы давно все поняла, и сделала все так, чтобы добиться того, что мне хочется.
- А чего тебе хочется?
- Сейчас или вообще?
- Вообще.
- Вообще… - Лео задумалась. И на поверхность, сквозь извилины тайных желаний и мыслей, преодолевая сплетение серого вещества, выплыли ее мысли, которые она тайно скрывала, не признаваясь, может быть, даже себе, и она почувствовала, что, наконец, может дать им силу. – Вообще я хочу стать актрисой. С мировой славой. Как Одри Хепберн.
- Одри Хепберн, - повторил дедушка так, как будто знал ее. – Да-да. Хорошая девушка. Римские каникулы?
- Да. Она чудесная. Я хотела бы стать такой же. Конечно, не повторяя ее образ.
- Ты и будешь такой же. А где же Грегори Пек? – он хитро прищурился.
- Есть, - уверенно сказала Лео, и почему-то представила Ивана. Все показалось ей легким и таким достижимым.
- Умей ждать. Ценишь только то, что отдаешь, пусть даже это только чувства.
Она вдруг ощутила прилив волны восторга.
- Спасибо вам большое, - в порыве вдруг сказала она дедушке.
- За что? – удивился он.
- За все.
Он похлопал ее по плечу.
- Не бойся. Все будет хорошо.
- Как вас зовут? – повинуясь какому-то безотчетному желанию, спросила Лео.
- Георгий, - ответил дедушка.
- А по отчеству?
- Иванович, - как-то усмехнулся он. И ушел.
«О Боже, - подумала Лео, - Иванович». И ее охватило такое чувство, что теперь все точно будет хорошо.
И все стало хорошо. Тут же появилась группа. Они прошли на веранду. Появились женщины, которые быстро накрыли на стол. Там появилось вино, вода, и самые изысканные блюда, которые можно только было себе представить. Лео чуть не расплакалась. Она некоторое время посидела на скамейке, потом, когда все собрались, торжественно поднялась на веранду и присоединилась к гостям.
- О! – ее встретили с восторгом. Она почувствовала, как изменилось настроение гостей. Хозяева смотрели на нее радостно и ласково. Ее провели, усадили на место, которое она пожелала. По правую и левую руку от нее сели веселый грузин и его приятель. Во главе стола сел дядечка в очках, - сегодня он был тамада. Лео немного посидела, потом, по какому-то безотчетному желанию, перешла на другой конец стола, где сидела группа, и села между женщиной с благостным лицом и руководительницей. Они приняли ее как подруги. Тамада произнес тост.
- Сегодня у нас был трудный день. Мы многое пережили и многое поняли. Мы собрались за этим столом, и я рад приветствовать наших новых друзей. Мы рады, что наши друзья, которых мы узнали раньше, не забывают нас, и приезжают, и мы рады, что у нас появляется и свежая кровь. Выпьем зато, что, что бы ни происходило в мире, мы всегда находили время, чтобы собраться за одним столом, и чтобы между нами никогда не было никаких препятствий и границ.
Лео оглядела взглядом гостей. Сегодня за столом  собралось очень много человек. Помимо группы, которая смотрелась как новички, за столом сидели разнообразные люди, в основном среднего возраста, например, особенно Лео запомнилась одна пожилая пара, которая походила на чету опытных дипломатов. Словно в подтверждение ее слов, пара поднялась, и женщина сказала:
- Я помню, как впервые попала сюда. Это было еще советское время, мы приехали из Ленинграда. Я тогда ужасно боялась, как бы со мной ничего не случилось, - по столу прокатился понимающий смех. – Но потом я поняла, что нахожусь в компании друзей. Более того, в одной семье. И вот уже много лет я чувствую, что эти люди по-настоящему стали моей семьей. Я не представляю своей жизни без них, и не знаю, что было бы со мной, если бы не вы. Я хочу выпить за наше сообщество, за то, чтобы мы всегда оставались такою же дружной семьей, и за то, чтобы к нам присоединялись и новые лица.
Тамада поднял бокал. Все выпили. Лео усиленно соображала. Что же все это означает? Все это походило на какую-то шпионскую сходку. Дядечка выглядел, как инструктор, который собрал своих бывших учеников, а все походили на тайных агентов, которые собрались с разных концов света, чтобы обсудить последние новости, узнать новую тактику, и поучиться у стариков.
Женщина-борец тоже рассыпалась в воспоминаниях:
- А посвящение? Я помню, никак не могла дойти, что от меня надо. Только потом осенило. Сейчас так смешно уже вспоминать – и как на карачках ползала, и как воду из ведра пила.
Все понимающе засмеялись. Атмосфера была крайне необычная. Да и сам ужин походил на какое-то тренировочное занятие. Лео заметила, что гости берут только определенные блюда, глядя на то, что ест старейшина. Никто ничего не пил, - лишь пригубляли из бокала, оставляя их полными. Словно в подтверждение ее мыслей, веселый грузин наклонился к ней и принялся тихо пояснять:
- В чужой стране всегда выбирай то, что едят хозяева. Так ты произведешь впечатление своей. Смотри, как они едят, и повторяй их движения.
К Лео подошла женщина, которая подкладывала блюда. Повинуясь указанию, Лео отказалась от того, что она приносила, видя, что никто этого не берет. Она с удовольствием отметила, что оператор положил себе большую порцию. Отхлебнув воды из своего бокала, она вдруг каким-то шестым чувством почувствовала, что у нее странный вкус – не такой, как всегда. Повинуясь догадке, она задержала воду во рту, извинившись, вышла из-за стола, и, отойдя на безопасное расстояние, так, что ее никто не видел, выплюнула. Когда она вернулась, тамада снова произносил тост.
- Я особенно рад приветствовать в наших рядах представителя новой страны. Она хорошо проявила себя. Мы, старые волки, иногда забываем, что и молодые могут преподнести такие сюрпризы, что удивят и нас, стариков. Мы были довольно жестоки в своих испытаниях. Но она доказала, что хоть она и маленькая, но ее трудно игнорировать. За картошку, которую не выбросишь в окошко! – посмотрев на Лео, провозгласил он.
Все выпили, уважительно посмотрев на нее. Viva! – крикнул оператор. Лео почувствовала себя гордой. Так вот кто она! Представительница картофельной страны! Новое лицо в их сообществе! Ну что ж, она постарается не оплошать. Она уже примерно поняла, как все действует. И будет вести себя сообразно кодексу, оставаясь при этом самой собой. Она посмотрела новыми глазами на своих спутников. Так вот кто они! Бойцы невидимого фронта, посвятившие свою жизнь тайной работе, прикрытой блестящим флером красивой жизни. Жизнь и вправду была красива, - постоянные разъезды по разным странам, приемы и банкеты, но все с обратной стороной, все с тайным умыслом. Интересно, а как же семья? Она придвинулась ближе к руководителю группы и женщине с благостным лицом и принялась расспрашивать:
- А ты давно так ездишь?
- Да. Уже лет десять, наверное, - ответила руководительница. Лео почувствовала к ней теплое чувство, как к старшей подруге.
- Ты замужем?
- Нет, - удивилась та, - зачем?
- Ну, как же. Одной плохо.
- Мне нет, - беззаботно ответила та. – Мне хватает впечатлений от жизни. И тебе хватит, поверь.
- А что ты делаешь в свободное время?
- Я хожу на йогу.
- О, йога. Наверное, здорово.
- Конечно, здорово. Вот приедешь в Москву, вместе сходим.
- Ну, а ты? – обратилась Лео к женщине с благостным лицом.
- Я замужем. Но с мужем не живу.
- Как же так?
- А вот так. Он в другой стране живет.
- Не волнуйся, - успокоила ее руководительница группы. - Мы и тебе мужа придумаем. Если уж тебе так непременно хочется замуж.
- Но я хочу настоя-а-щего, - протянула Лео.
- Будет тебе и настоящий.
И тут вдруг Лео осенило. Иван. Без определенных занятий. С дорогой машиной и странными привычками. Отец – бывший разведчик. О, неужели? В это время пришли музыканты, и вдарили музыку. Это была совершенно необычная музыка. Лео никогда не слышала ничего подобного. В ней сливались бешеные ритмы и протяжные напевы, заунывные музыкальные инструменты и веселые голоса, в ней была соль земли, и словно сплелись все национальные мотивы, без возможности определить какой-то отдельный.
- Это в мажоре или в миноре? – спросила Лео, подчиненная магии мелодии.
- Не знаю, - пожала плечами руководительница.
И тогда Лео позвонила Ивану. Она загадала, что если окажется в мажоре, то все будет хорошо, она примет новые условия и начнет ту жизнь, которую ей предлагали. Если в миноре – ничего не получится. Иван очень быстро снял трубку:
- Это в мажоре или в миноре? – без предисловий спросила Лео, тут же подняв телефон так, чтобы в него лилась музыка.
Иван немного послушал:
- Кажется, как будто в миноре. Но заканчивается в мажоре, - ответил он.
Лео рассмеялась. Да, решать придется самой. Она поднялась  и подошла к руководительнице группы, которая тихо беседовала с тамадой.
- Хорошая группа, - донеслось до нее, - не без вопросов, конечно, но в целом довольно подготовленная.
- Ну, как, нравится у нас? – когда Лео подошла, спросил ее тамада.
- Очень, - искренне ответила Лео, – а вам?
Тот засмеялся:
- А ты молодец.
- Хочет вот замуж, - пожаловалась на нее руководительница группы. Тот посмотрел на нее внимательно:
- Ничего, это пройдет…
- А куда я буду ездить?
- Ну, поначалу на мелкие задания. В качестве журналиста. В основном страны бывшего соцлагеря.
Лео, которая почувствовала себя уже звездой, засопротивлялась:
- Ну, нет, я так не хочу!
- А как ты хочешь?
- Как они, - показала она на понравившуюся ей пару. Женщина сидела, ведя светскую беседу с хозяевами, ее муж аристократично ел.
- Так пока не получится. Это высший уровень. Чтобы его достичь, нужно много работать, изучать этикет.
- Я все выучу! – заверила Лео.
- Все равно, пока рано.
Лео встала на рога. Она столько уже пережила, что ей казалось, что ей непременно должны были отвести самую значительную роль, тем более, что она ее достойна. Работать еще много лет непонятно кем, на вторых ролях? Ну, уж нет, это не для нее. Ну что ж, она сумеет объяснить, чего она стоит. Тем временем все засобирались. Когда подошли к автобусу, Лео краем глаза увидела, что поодаль остановилась большая черная машина, и пара погрузилась в нее. Группа постепенно наполнила автобус. Лео вдруг показалось невыносимо ехать в автобусе, с этой дурацкой группой. Она встала посреди прохода и заявила:
- Я не хочу ехать в автобусе!
Ее никто не услышал.
- Я не хочу ехать в автобусе! – повторила она уже громче и топнула ногой.
Руководительница подошла к ней:
- Так, что опять?
- Я хочу ехать в машине!
- Машин нет, - сказала руководительница. Лео, которая отлично видела, как отъезжала машина, уперлась рогом.
- Я прекрасно знаю, что есть! Какого черта я поеду в автобусе, когда я хочу в машине!
- Так, сядь и успокойся. Поедем на автобусе. Никакой разницы нет.
В автобус прыгнули последние пассажиры, и он отъехал в темноту. Лео спесиво плюхнулась на сиденье, и демонстративно отвернулась. Но не тут-то было! Группа, заметно накачавшись вином, оказывается, взяла с собой еще несколько бутылок, и обосновалась сзади, распивая их, громко хохоча и распевая песни. Словно угадывая выражение Лео, они затянули:
- «Не надо печа-а-литься, вся жизнь позади, вся жизнь позади…»
Рядом с ней неслышно материализовался Дима, как будто был к ней приставлен. Лео, чтобы прервать этот бред, принялась за расспросы.
- А куда ты ездил?
- Ну, много куда. В Швецию, в Швейцарию.
- О, в Швейцарию! Супер.
- Да. Женева. Шпионский перекресток мира.
Хор послушно затянул «Там, там, там, та-да-да-дам» Таривердиева.
- Мечтаю поехать туда.
- Поедем.
- «Эти глаза не про-о-тив…», - обрадовался хор.
- Там, наверное, охренительно здорово.
- Да. Мы когда летели в Швейцарию, пилот, видимо, что-то напутал и полетел над Эльбрусом. В результате мне довелось обозреть самый красивейший вид, который только можно представить.
- «Лучше гор могут быть только йоги…» – фоном выступал хор.
- О-о…
Лео как будто вживую увидела все это и сглотнула слюну.
- А как мы туда поедем?
- Да как угодно. Хоть на поезде, хоть на самолете.
- «Увезу тебя я в тундру, увезу тебя в Тибет…» - забубнил хор.
- А на машине?
- И на машине.
- Ух ты, здорово! И Ивана возьмем?
- Возьмем. Сейчас ему позвоню.
И все показалось вдруг таким достижимым, таким естественным. То, что он знает Ивана, то, что они поедут в Швейцарию на машине. Лео чуть не подпрыгнула от радости. О-ля-ля!
Единственное, что ее дико раздражало, это завывания за спиной. Дима незаметно откинулся и тоже стал напевать: «Поскольку наша встреча вполне приятно импонирует мне… И я без напряжения смотрю на все что происходит вокруг…»
Лео с омерзением посмотрела на него. Тот невозмутимо продолжал: «Меж мной и вами полный контакт! И женщины вибрируют в такт... А что их манит, что их ведет? Логичное движение нооог… Внимание, соло!» Лео решительно пошевелилась и по-пионерски проскрипела: «Все просто, все без всякой тайны! Сегодня вечер уникальный!» Дима удивленно оглянулся на нее:
- Ах ты! Ты знаешь мою песню? – он тут же зевнул, - с кривыми пальцами и соло-то нормального не дашь.
- Для вас наверняка, - сварливо ответила Лео, - а позже, а тогда.
- Надо же, всю песню знает, - отметил Дима.
Лео тем временем пыталась сосредоточиться, не обращая внимания на хор.
- А тебе снятся сны?
- Снятся. Я тебе как-нибудь потом расскажу.
- А почему не сейчас? Не надо откладывать.
- Ты неподражаема.
- Знаешь, мне иногда во сне снятся разные страны. Разные люди, как будто что-то происходит как не со мной. А потом, когда я уже совсем забуду, это случается, и тогда я испытываю дежа вю.
- Все будет хорошо, - сказал Дима.
- Да. Осталась только одна вещь.
- Какая?
- Найти Грегори Пека, - улыбнулась Лео.
- «Он очень смел и очень крут, Скажите, как его зовут?» - разошелся хор.
- Так ты же вроде определилась? – не понял Дима.
- Ну, это еще не точно все, - неопределенно сказала Лео.
- Женщины… - вздохнул тот.
- «Желтые тюльпаны… вестники разлуки… цвета запоздалых утренних ментов» – отметил хор.
Тем временем Лео, устав от завываний, перешла в начало салона, чтобы немного отдохнуть. За ней оказались веселый грузин и руководительница группы, рядом опустился Дима, который ходил за ней, как привязанный. Руководительница обсуждала что-то с грузином, кажется, завтрашний поход в баню. Грузин делал ей массаж, она расспрашивала, какая именно баня и уточняла, кто пойдет. Лео, поразмыслив, и решив, что это, вероятно, еще один вариант посвящения, живо представила, что придется раздеваться, и принимать участие в какой-то оргии, и ей внезапно стало очень страшно.
- Я не пойду в баню! – обернувшись, заявила она.
Руководительница, выйдя из себя, отрезала:
- А ты вообще завтра в Москву поедешь.
- Как? А как же еще два дня? – Лео стало вдруг очень жаль покидать гостеприимную Грузию.
- «Три счастливых дня… было у тебя…» – тут же подхватил хор.
- Тебя вызывает начальство. Хочет с тобой поговорить. Ты, видимо, незаменимый человек, -  не без сарказма отметила она.
Лео вздохнула. Ну что ж, так – так так. Жалко, конечно, но ничего не поделаешь. Видимо, в Москве начинаются дела.
- Завтра в семь внизу – предупредила руководительница. Лео кивнула.
Лео решила немного отдохнуть, но не тут-то было. Дима тут же начал болтать. Он нес какую-то несусветную чушь, Лео даже не понимала, что именно, и никак не могла уловить суть, но из вежливости кивала. Наконец она совершенно утомилась, шатаясь, перешла на соседнее сиденье в другом ряду, и улеглась на него, сложив ноги.
- «Спя-а-т усталые игрушки, Лео спят» – тут же откомментировал хор.
Некоторое время Лео полежала, стараясь заснуть, но через некоторое время что-то коснулось ее ноги. Подняв голову, она увидела, что Дима лежит в такой же позе, и ногами касается ее. Издав нервный смешок, Лео села. В это время автобус остановился, и руководительница объявила, что если кому-то нужно выйти, то можно сделать это сейчас. Лео решила, что ей нужно. При этом ее не покидало ощущение, что за ней кто-то наблюдает. Шагнув в темноту, она постаралась найти самое укромное место, где бы ее никто не увидел, и справила свои надобности. Тем временем, когда она вернулась к автобусу, она заметила, что подъехали две представительские машины, и веселый грузин с приятелем с ними о чем-то переговаривались, а руководительница группы в чем-то их убеждала, так что через некоторое время они отъехали. Лео хотела было заикнуться опять о машине, но решила, что не стоит. Почти бз сил она доехала до отеля. Не чувствуя ног, она вошла в гостиную и поднялась наверх.
На этаже тихо играла тема из «Завтрака у Тиффани». Лео улыбнулась и окунулась в невыразимо романтичную мелодию. В баре стояла свежая бутылочка Pepsi. Лео улыбнулась еще шире. Тут же раздался звонок, и милый голос горничной вежливо напомнил насчет семи часов. Она подошла к зеркалу в ванной, и вдруг ее осенило. Черт, а ведь у них вполне вероятно могут стоять камеры. Если уж они устраивают такие тотальные игры, то логично предположить, что они будут изучать поведение и за пределами игры. Очень неприятно предположить, что в то время, как она раздевается и готовиться принять ванну, за ней кто-то наблюдает. А в ванну так хочется. Ладно, черт с ними. Показав язык зеркалу, Лео наполнила ванну, зачем-то на всякий случай задернула занавеску, и с головой погрузилась в пахучую прозрачную влагу.
Наутро, Лео, быстро собравшись, спустилась вниз. В ресторане был готов завтрак. Она присела и с наслаждением съела омлет, свежие фрукты и выпила чашечку кофе. К ней присела уставшая экскурсовод, которая, по всей вероятности, должна была ее сопровождать. Принесли счет. Лео посмотрела на него, но там вместо цифр было написано: «Good start!» Начиналась волшебная жизнь. Усмехнувшись, она написала вместо подписи в ответ: «Thank you» и в прекрасном расположении духа отправилась в холл. На ресепшн стояла девушка с голубыми глазами и белыми волосами. Лео посмотрела на нее, как на родную. Ей нужно было разменять деньги, чтобы оплатить телефонный разговор. Она протянула несколько долларов, и ей выдали квитанцию, на которой стояло: 10  y.e. = 20 GEL. Лео почувствовала, как будто окунулась в условный мир, где денег не существует, и всю их глупость обозначили тем, что меняют бумажки на гель. Выйдя на улицу, она увидела подъезжающее такси. Это оказался белый Hundai. Лео, поморщившись, подумала: могли бы найти что-нибудь и поприличнее. Она было засопротивлялась, но руководительница группы с экскурсоводом подхватили ее под руки и усадили в такси.
- А ты произвела впечатление на наших мужчин, - сказала руководительница. – Они в восторге, - Лео приосанилась.
Они приехали в аэропорт.
Он оказался неприглядным зданием, наподобие сельского аэровокзала. Туда-сюда сновали местные жители с коробками и пакетами. Лео с омерзением оглядывалась.
- И вот это аэропорт? А почему такой маленький? – презрительно спросила она.
Экскурсовод вздохнула. Руководительница пошла что-то там выяснять, тем временем Лео так же спесиво продолжала оглядывать аэропорт, шатаясь туда-сюда. Когда к ней направилась руководительница группы, и проводила ее до самолета, ее вдруг накрыла волна безотчетного страха:
- А ты разве не полетишь со мной?
- Нет, ты полетишь одна. Надо, надо, - увещевала ее та. – Не волнуйся, через два дня я прилечу в Москву, и все будет хорошо.
- Пойдем на йогу?
- Пойдем на йогу, везде сходим. Давай, давай, - и она чуть заметно, с силой стала подталкивать ее ко входу. – Смотри, какие люди тебя провожают.
Около Лео нарисовался какой-то дедушка, наподобие того, кто разговаривал с ней на винзаводе. Он взял ее под руку и повел через коридор.
- А вы кто? – непосредственно спросила Лео.
- Я? Директор авиакомпании.
- А. Ну хорошо тогда.
Лео все еще терзали смутные сомнения, но в этот момент она увидела отца. Он стоял около входа, худой сухощавый и в синей спецовке. Лео, проглотив все слова, смотрела во все глаза. Он посмотрел на нее, и покивал, что, мол, все хорошо. В каком-то оцепении Лео прошла сквозь коридор и оказалась на летном поле. Во всю ширину его заполняли огромные самолеты, и Лео невольно захватил масштаб зрелища. Она вздохнула.
- Да, - сказал дедушка, - это наш маленький аэропорт.
Лео подошла к самолету и тепло попрощалась. Дедушка нацарапал что-то на бумажке, и сказал, что если что, чтобы она звонила. Лео развернула бумажку, там оказался пятизначный номер.
- Как вас зовут? – спросила она.
- Георгий, - улыбнулся дедушка.
- А по отчеству?
- Сергеевич, - подмигнув, ответил он.
«О боже, - подумала Лео, - Сергеевич».
Войдя в самолет, она вдруг подумала, что она не покупала билета, и не проходила паспортный контроль. Но все решилось очень просто. Дедушка провел ее самолет, кивнул экипажу и стюардессам, - причем все вытянулись перед ним, - и Лео прошла в самолет. Ей в голову вдруг пришла идея:
- А можно я полечу в кабине?
Ей захотелось полететь с пилотами.
- В другой раз, хорошо? – сказал дедушка. И она, чуть разочарованно, прошла в салон.
Самолет был очень модный, наверное, Boeing 747, подумала Лео. Направление и курс полета объявили не на русском, а на английском и японском. Лео, хоть ничего и не поняла, но с удовольствием отметила такую продвинутость. Кресла стояли по три в ряд. Публика оказалась довольно представительная, соседками Лео оказались рыженькая довольно испуганная девушка с длинными волосами медного цвета и еще одна девушка, по виду студентка, с голубыми глазами, светлыми волосами и очень уверенная на вид. Лео, решив, что диалога не выйдет, вынула из кармашка предыдущего кресла газету. И развернула ее. Это оказался все тот же «Коммерсантъ Спорт». Только на этот раз название звучало так: «КоммерсантЪ Спорт. И все такое».
На первой полосе был заголовок: «На так просто не возьмешь!» – и подзаголовок: «Женская сборная – главное оружие России». Лео, засмеявшись, углубилась дальше в газету. На следующей странице было фото, где футболист, поверженный мячом, был заснят в падении. Лицо у него было отчаянное. Над фотографией красовался заголовок: «Как хоронили Сергея Перхуна». Лео с интересом оценила текст: «Вчера на товарищеском матче между сборными России и Грузии, прошедшем в Тбилиси, упорная схватка между российским агрессивным стилем и грузинским гостеприимством закончилась убедительной победой россиян. На трибунах особенно выделились французские болельщики, сопровождавшие матч сиянием разноцветных фонариков и создававшие атмосферу праздника. Событием дня стал промах Сергея Перхуна. Судья не оценил того вклада, который внес Сергей в общее дело, и, по всей вероятности, он будет вынужден закончить свои соревнования».
«О боже, - неужели все это для меня?» – прошептала Лео. Сюрреалитичность происходящего накрыла ее. Игра продолжалась. Так, соображала она, значит, мы перешли к новой стадии. Но напечатать газету специально для нее – это супер! Надо же, какая идея. Она стала дальше листать. «Пить или не пить», «Нам голод-жажда нипочем», «Командный дух или индивидуальная игра?», «Подвиг разведчика», - в хлесткой и насмешливой форме излагались события прошлого дна. Лео читала с упоением, – ей еще никогда не приходилось читать газеты, полностью посвященной ей. Наконец, она дошла до последней полосы: «Беларусь требует больше звезд», - прочитала она, - «Пройдем ли французов без Сафина?» Лео закрыла газету, и ее накрыл нервный смех. Она смеялась, и не могла остановиться. А ведь верно, все верно! Интересно. Это что же, они сейчас летят во Францию?
Она с любопытством высунулась в окно. Ничего не было видно, кроме пушистого одеяла из облаков. Лео, завороженная их солнечным сиянием, не отрывала взгляда от иллюминатора. Ну, во Францию так во Францию, решила она. Даже интересно.
Она повернулась к своим соседкам с твердым намерением поболтать. Ближайшая соседка посмотрела на нее испуганно, и всем своим видом показала, что общаться она, наверное, не сможет. Она сжимала в руках ручку, на которой было написано: «Slovenia». Ага, понятно, братские народы, подумала Лео. Однако другая, как ни странно, живо присоединилась к беседе. Та  самая студентка. Она действительно оказалась студенткой, только не университета, а курсов MBA, и гражданкой США к тому же. Хотя она сначала показалась Лео какой-то заученной, на поверку она оказалась довольно живой и современной. Как выяснилось, она летела в США обратно на учебу, - она там жила уже несколько лет. На вопрос, есть ли у нее семья, она ответила, что да, у нее есть муж, и ребенок, правда, они живут в Белоруссии. А как же? – не поняла Лео. Но та совершенно легко ответила: «Ну, понимаешь, мне же надо учиться и работать. Пока временно не до семьи». Лео кивнула, но такая позиция ей показалась невероятно циничной. Так же смотрела, как ни в чем не бывало. Лео предложила ей прогуляться. «Пойдем поболтаем, там, где меньше народу?» И она уверенно направилась в бизнес-класс, где плюхнулась на свободные сиденья.
- А для тебя вообще не существует границ, да? – посмотрев на нее светлыми глазами, спросила та.
- Ну да, - улыбнулась Лео.
В таком духе они пролетели несколько часов. Когда они вернулись на место, им раздали миграционные карты.
- Заполняйте внимательно, - посмотрев на Лео, предупредила стюардесса.
Лео восприняла это как инструкцию к действию. Она взяла листочек, и внимательно изучила графы, которые ей предстояло заполнить. Гражданство: «Беларусь», - написала она. И, немного подумав, приписала: «пока». Год рождения и место она решила сохранить. Так, что тут еще. Ага, вот главный вопрос: место прибытия. Итак, куда же ей полететь? Франция? Все как будто указывает на это. Но поступать так, как все указывает? Скучно. И потом она еще налетается. Может быть, совсем что-то далекое? Канада? Нет, что она там будет делать? Африка? Да нет, тоже нужно будет с кем-нибудь съездить. И, подумав изрядно, она, наконец, уверенно вывела: Российская Федерация. И, не заполняя больше ничего, отдала карточку.
Она повернулась к окну, и стала соображать. Да, пожалуй, жить она хочет в России, и не иначе. Она привыкла к ней. Возможно, где-то еще ей будет лучше, но тогда опять все можно будет поменять. А вот другой вопрос ее занимал гораздо больше. Итак, с кем же ей остаться? Впрочем, из списка выпали уже два имени, что не облегчало выбора. Иван или Сергей? Воспоминания нахлынули на нее. Что же делать? Оба хороши, что и говорить. Оба высокие, красивые. Оба такие, как надо. И к обоим она неравнодушна. Но что же делать? Надо же как-то определиться. Иван или Сергей? Иван или Сергей? От усилия она наморщила лоб и впала в полусонное состояние. Когда самолет приземлился, выяснилось, что она действительно заснула.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АЭРОПОРТ.
Да, мы не сами по себе,
От мира мы зависим…
И в нём спасением от бед
Стать могут только мысли
Глава XIV. Встреча.

Лео торжественно спустили с самолета и проводили в коридор, на котором красовалось во всю стену Citybank. Здравствуйте, подумала Лео. То есть вы тоже заявляете на меня свои права или это просто легкое напоминание? Словно отвечая на ее мысли, ее ласково встретил плакат во всю стену: «Улетая, всегда возвращаются к нам». Сразу вспомнилась американка на борту. Ага, вот и она. У таможенного контроля моментально образовалась очередь, но американка, каким-то образом оказавшись впереди, приветливо махала Лео, предлагая присоединиться. Лео, которая терпеть не могла очереди, тем не менее, от такого навязчивого предложения тоже предпочла отказаться. На нее нашло ее обычное маргинальное настроение, когда все хотелось делать назло, и она прошла в сторонку, где располагалась комнатка таможенников, и села на скамеечку. Рядом с ней сидела немолодая бурятка и какой-то таджик довольно подозрительного вида. Таджик попросил у Лео телефон на минуту позвонить. Лео, в таком же полетном состоянии, ни минуты не задумавшись, тут же достала свой дорогущий Samsung t500 и протянула таджику, внутренне смакуя свое человеколюбие. Таджик, что-то почирикав несколько минут на своем наречии, с искренней благодарностью вернул ей телефон. Лео поднялась и решила все же преодолеть барьер. За чемоданами тут же выстроилась такая же невообразимая очередь. Тогда Лео плюнула на чемодан и направилась прямо к зоне паспортного контроля. Не обращая внимания на столпившихся людей, она, солнечно улыбаясь таможенникам, совершенно спокойно преодолела зону, даже не сделав попытки показать документы, и таможенники улыбались ей навстречу. Ощущая ту же необыкновенную легкость, Лео, чтобы не проходить сквозь сканеры для вещей и опять возиться с обувью, просто-напросто перелезла через забор на глазах у таможенников, и оказалась в аэропорту.
Почему-то она думала, что на этом месте игра и должна была прекратиться. Она подсознательно ждала чего-то, – то ли что ее встретят с букетами, то ли что навстречу ей побегут коллеги с телеканала, и, размахивая камерой, скажут: «Это была программа «Розыгрыш», расслабься, или что-нибудь в таком духе. Но никого не было. Лео внимательно оглядела людей с табличками, ожидая, что, может быть, ее встретят хотя бы в такой культяпной форме, но ничего подобного. Ее никто не ждал. В задумчивости, что бы предпринять, Лео пораскинула мозгами, стоит ли ждать чемодан, или лучше отправиться прямиком домой, и, решив, что чемодан никуда не денется, решительно направилась к стойке резервации такси. У стойки тут же образовалась нереальная очередь – прямо чудеса. Лео постреляла глазами в поисках еще одной стойки, и, обнаружив в стороне какую-то, подошла к ней. Она наскоро заказала такси, и уже приготовилась идти на посадку, как вдруг выяснилось, что платить им нужно прямо здесь, а не после поездки. Лео недовольно порылась в сумке, и вдруг обнаружила, что у нее нет ни рубля денег – одни доллары. Раздосадованная, она поискала глазами обменник. Он оказался напротив, с синей вывеской «Мастербанк». Позабавившись названию, Лео направилась к обменнику. Но там тут же образовалась та же очередь. Да что за напасть такая. Решив не отступаться, Лео, впрочем, мужественно отстояла всю очередь. Она чуть не убила стоявшего перед ней мужчину, который менял свои пиастры или что там у него было, кажется, полчаса, еще при этом нудно выясняя курс, и пересчитывая по сто раз деньги. Наконец, очередь дошла и до нее. И тут выяснилось, что доллары они не принимают. Лео, даже не оценив всей глубины факта, в исступлении снова метнулась к стойке. Она принялась их убеждать, показывая деньги, что они могут ее довезти, что она разменяет деньги по дороге, что просто банк какой-то дурацкий, не берет ее доллары, и все такое прочее. В ответ они посмотрели на нее, как на фальшивомонетчицу, и кассирша ответила ей решительным «Нет», а шофер и вовсе отвернулся.
От нечего делать Лео вышла на привокзальную площадь. К ее услугам были маршрутные такси, комфортабельные автобусы и даже экспрессы – но на каждом красовалась крупная надпись: «45 рублей». А таксистов не было. Весь ужас ситуации заключался в том, что у Лео не было ни копейки российских денег. Она не могла оплатить даже маршрутку. Предлагать свои подозрительные доллары она уже не решалась. И тут она ощутила во всем этом какой-то подвох. В самом деле, не может такого быть, чтобы доллары вдруг не приняли – в отеле же принимали. И эти очереди еще. И отсутствие таксистов. Повинуясь шестому чувству, Лео вдруг заметила автостоянку, и, словно осененная внезапной мыслью, направилась к ней.
По обе стороны от нее расположились разнообразные модели автомобилей. Lamborgini, Ferrari, Porsche – читала по эмблемам Лео. – Chrysler, Dodge, Bugatti. Lincoln, Cadillac. В ряду напротив расположились раритетные Ford Mustang, Chevrolet Corvette и еще что-то, у чего даже Лео, при ее обширных познаниях, не могла определить эмблему. С трепетом пройдя по рядам, Лео, наконец, на удачу подошла к понравившейся ей старенькой Ferrari и потянула дверь. Она оказалась запертой. Ага, не то. Она прошла дальше по рядам. Здесь располагался весь стандартный представительский класс. Mercedes в различных комплектациях, но не ниже 500-го, BMW 5 и 7, Audi A8 и так далее. Лео, естественно, подошла к Mercedes, но и он оказался запертым. Черт. Что же тогда? Проверять все подряд машины? Их около пятисот. Всего дня не хватит. Ладно, попробую еще раз, и, если не получится, будем пробовать что-нибудь еще. Porsche… Dodge… Нет. Ну, и черт с ними. Небось, открыли какое-нибудь BMW. Пусть сами в нем ездят. Хотя…  Лео пришла в голову интересная мысль. Она подошла к виднеющейся неподалеку колоритной паре. Рядом стояли две «шестерки» – новенькая BMW и старая, разваливающаяся с ржавым днищем отечественная. Лео подергала ручки у обеих. Двери гостеприимно распахнулись. Лео обошла их сзади. На BMW стояли цифры с «семерки», которые в перевернутом виде из 740 превратились в LEO. На второй шестерке ничего не значилось. Лео фыркнула и села в разваливающийся агрегат. Так. Попробуем разобраться. Тут нужно сказать, что, несмотря на свои обширные познания, Лео совершенно не умела водить автомобили.
Она с изумлением уставилась на три педали. Так, одна из них должна быть тормоз. Вторая газ. Третья – а, точно, сцепление. Правда, зачем она? Непонятно. Ну, ладно, разберемся. Лео потрогала руками твердый тонкий руль. Так, со значками на панели тоже понятно, - да и неважно, главное поехать. Лео уселась поудобнее, и повернула ключ, который оказался вставленным в зажигании. Машинка чихнула и завелась. Некоторое время Лео сидела неподвижно, - она где-то слышала, что нужно прогреть мотор. Наконец, решила приступить к решительным действиям. Она попробовала дотянуться до педалей. На каблуках это сделать оказалось довольно сложно. Тогда она скинула босоножки и оказалась в одних колготках. Так, теперь надо разобраться, как двигаться. Небольшое затруднение заключалось в том, что машина стояла задом по отношению к дороге. Надо было как-то развернуться. Но как это сделать, Лео никак не могла сообразить, как ни напрягала мозги. И тогда ее осенило. Ну и что ж, она сможет вполне выбраться отсюда задом. А там как-нибудь разберется. Кажется, надо как-то переключить коробку передач. Лео подергала за рычаг. Машина чихнула и заглохла. Так, не то. Попробуем еще раз. Лео опять завела машину, переключила передачу, одновременно быстро нажав на газ. Машина резко дернулась, отчего она клюнула носом, потом чихнула и заглохла. Нет, так ничего не выйдет. Надо более решительно. Лео принялась лихорадочно нажимать на все педали, одновременно переключая передачи. Одно из движений оказалось верным, и машина поехала. От ужаса и восторга Лео вцепилась руками в руль и пошире распахнула глаза. Сзади на нее надвигался аэропорт. Лео каким-то чудом выехала на автомобильную полосу и даже пересекла шлагбаум. Она выехала на шоссе, где туда-сюда носились быстрые автомобили, пересекла его поперек и остановилась. Машина чихнула и заглохла. Со всех сторон понеслись возмущенные сигналы клаксонов. Лео остановилась ровно посередине, перекрыв движение на две полосы. От шока и стресса ей захотелось сжаться в комочек и немедленно пропасть. Поэтому она сделала то, что делают всегда женщины в таких случаях. Зажмурила глаза. А когда открыла, заметила, что к ней, помахивая жезлом, приближается гаишник, явно не в дружелюбном настроении. Лео вздохнула, понуро вывалилась из машины, и, как была, в колготках, поплелась прочь. Гаишник посмотрел на нее, изучил взглядом, и, видимо, все поняв, махнул рукой, и пошел прочь. Лео, подумав немного, подошла, забрала босоножки. И вернулась в аэропорт.
Там все было по-прежнему. Лео решила, что стоит, наверное, все-таки выручить чемодан. Она отправилась к стойке администратора. Точнее, решила отправиться. Потому что, глядя на надписи в аэропорту, было совершенно невозможно определить, где что находится. Во-первых, были стационарные синие таблички, на которых были написаны все нужные места – медпункт, комната матери и ребенка, администратор – все на английском, и указаны направления, но очень приблизительно. Во-вторых, были такие же стационарные таблички, но желтенькие и на русском, в которых перечислялись те же места, но стрелки указывали в противоположном направлении. Наконец, были меняющиеся электронные таблички, как поняла Лео, самые ценные, потому что по ним в основном и ориентировались пассажиры, но, стоило ей приблизиться, как информация на них менялась с космической быстротой, заменяясь на всякую фигню, вроде отправления и прибытия рейсов.
Лео решила ориентироваться, как в тундре – спрашивая у всех подряд, где находится администратор, пока не найдет искомое. После продолжительных расспросов, она, в конце концов, выяснила, что администратор находится где-то в противоположном конце зала, и отправилась туда. Когда она, наконец, нашла стойку администратора, она обнаружила, что место перед ней уже заняла какая-то женщина.
- Вы по поводу багажа? – спросил у нее администратор.
- Да, насчет чемодана.
- Да, - посмотрев в компьютер, объявил администратор, - у нас появился невостребованный чемодан, вы можете забрать его в комнате невостребованного багажа.
Лео захотелось крикнуть. Но вместо этого она протиснулась и зашептала администратору:
- Так это, наверное, мой чемодан!
Администратор непонимающе на нее посмотрела.
- Понимаете, я как раз оставила чемодан. Черный такой. Это, наверное, он и есть. Вы неправильно этой женщине сказали.
- Ничего не поделаешь, - ответила администратор. – Она раньше подошла.
- Но это же мой чемодан! – не понимая, как до нее не доходит, крикнула Лео.
Администратор поняла, что она не отстанет. Она достала листок с изображениями различных сумок. Среди всех вариантов моделей «Самсонитов» и «Луи Вюиттонов» была даже челоночная клетчатая сумка. Фыркнув, Лео ткнула пальцем в свой чемодан.
- Как ваша фамилия? – устало спросила администратор.
Лео назвала. Администратор нехотя посмотрела в компьютер:
- На вашу фамилию ничего нет.
- Но как же мой чемодан?
- Не знаю, - отрезала администратор, и захлопнула окно.
Лео повернулась в недоумении. Творилась явно какая-то фигня. Совершенно непонятная, а главное, неуправляемая. Главное, было совершенно неясно, что делать дальше. Ну, чемодан, допустим, фиг с ним. Хотя жалко, конечно. Но надо было как-то добираться домой. Лео поплотнее схватила сумку и решительно направилась к выходу. Ну, ладно, заказать такси не удалось, придется найти что-нибудь на шоссе. Уж неужели ж она со своими талантами не поймает такси до дому? Смешно, можно сказать, ха-ха. Лео вышла за шлагбаум аэропорта, отметив про себя, что большинство машин, составлявших основной поток, въезжали в аэропорт. И практически никто не выезжал. Ну, ладно, разберемся. Лео вышла на шоссе и зашагала по направлению к городу. Ну вот, она отойдет немножко и можно будет кого-нибудь поймать.
Отойдя на достаточное по ее мнению, расстояние, она подняла руку. И никто не остановился. Прошло десять минут. Машин вообще не было. Лео почувствовала себя, как в незнакомом мире. Происходило явно что-то не то. Она отошла еще немного дальше. Бесполезно. Машин не было, а редкие птицы, что долетали до нее, проносились, даже не подавая желания остановиться. Лео застыла в изумлении. Что такое? Приложив руку к глазам, и глядя вдаль на слепящее шоссе, она с трудом разглядела какую-то машину, которая стояла вдалеке на обочине. Очень хорошо. Может быть, это то, что нужно. Лео поспешила к машине. На обочине действительно стояла довольно новенькая Volvo, вокруг которой ходил хозяин с телефоном. Лео без лишних слов открыла дверь и села в машину. Хозяин, заметив ее, заглянул внутрь, и неприветливо сказал: «Я не подвожу». В ответ Лео собрала всю свою обаятельность, и дрожащим голосом произнесла: «Ну, пожалуйста. Мне очень нужно в город». «Да я  вообще не в город еду! – взорвался тот. – С чего вы взяли, что нам по пути? Я вообще за город собираюсь, на рыбалку». «Ну, подвезите меня хоть куда-нибудь!» - прорычала Лео, чувствуя, что ей, во что бы то ни стало, надо выбраться из заколдованной зоны аэропорта. Но тот бездушно открыл дверь, и за руку высадил ее из машины. Лео посопротивлялась для виду, но, видя, что номер дохлый, сделала единственное, что ей пришло в голову – тут же его прокляла. Volvo укатила, Лео осталась стоять на обочине. Она перешла на другую сторону и уныло поплелась в сторону аэропорта. Буквально через мгновение притормозило такси. Лео с каким-то злорадным сарказмом увидела надпись: «Важная персона».
- Вас подвезти? – донеслось из машины.
- У меня нет денег, - прямо заявила Лео.
- Не надо денег, - сказал водитель, - садитесь, – и гостеприимно распахнул дверь.
Лео села. В полном молчании доехали до аэропорта. Чувствуя безнадежность ситуации, Лео, тем не менее, все же спросила:
- А до города не подвезете?
Водитель закономерно ответил:
- Нет, я в аэропорт.
По радио разносилась веселая музыка. Ди-джей азартно приглашал всех желающих принять участие в SMS-игре: «Итак, мы наблюдаем за Леной из Киева и Лео из Минска. Кто же из них быстрее придет к цели? Напоминаем, что каждый может прислать нам SMS в поддержку той или иной участницы. Победитель SMS-игры получит 100 тысяч долларов. На проводе – Лена. Лена, мы вас слушаем!» Бодрый голос девицы: «Наша команда в полном порядке. Мы уже почти у цели, и думаем, что именно мы станем победителями». И снова ди-джей: «Итак, Лена почти пришла к победе. Но не стоит забывать и о Лео! Итак, что же будет? А в помощь нашим участницам мы напомним, что первым выиграет тот, кто услышит песню…» В этом месте водитель выключил радио. Лео, впав в ступор, вышла. И снова оказалась в аэропорту. Круг замкнулся.

Бежать за палкою в кусты,
Когда команду дали.
Пора, пора уже остыть,
И на хрен все медали.

Глава XV. Западня.
Теперь Лео спиной чувствовала движение масс. Она, наконец, поняла, что все это не просто так и что просто так ей отсюда не выбраться. Оставалось только понять, кто же является инициатором всей этой свинопати. Она еще тешила себя надеждой, что, возможно, все это ей только кажется, и должно благополучно разрешиться в ближайший момент, но надежда эта таяла с каждой секундой.
Во-первых, Лео заметила, что по аэропорту курсируют одни и те же люди. Установить это в точности она не смогла, потому что потоки были слишком большими, но ей вот уже несколько раз попался на глаза один и тот же человек с тележкой. Присмотревшись, она увидела группу людей, которая сидела в зале, провожая ее взглядами, еще одну, которая глазела на табло, и несколько разнонациональных групп, которые шастали туда-сюда как бы в ожидании рейса. Таблички менялись все с той же ураганной скоростью, окно администратора пустовало, и все осталось таким же, как Лео и оставила. От нечего делать она изучила стойки  авиакомпаний: Sibir – объявляется посадка на рейс на Красноярск. Transaero – объявляется посадка на самолет до Парижа. KrasAir – Сочи и Геленджик. Аэрофлот – улетая, всегда возвращаются к нам. И только стойка Belavia девственно пустовала, как будто там и не было никого.
Лео поднялась на второй этаж. Солнцезащитные очки, кафе, «Дикая Орхидея». Но что толку, когда у нее нет денег даже на чашечку кофе. Внезапно она увидела еще один магазин, ювелирный, с крупной вывеской «ЛЕО». Его раньше не было. Лео зашла в ювелирный магазин. Ничего особенного, подсвеченные витрины, стандартные улыбки. Немного необычно то, что продается только серебро и только от Tiffani. Лео прошлась по витринам, и ее взгляд упал на необычный кулон-брелок. Кусочек чистого серебра был оформлен, как личный номер. Лео открыла витрину и достала кулон. Он неодолимо ее притягивал. За спиной у нее раздался мягкий голос: «Двадцать GEL». Лео, порывшись в сумке, вынула квитанцию из отеля и отдала продавцу. Он поставил на ней печать, и вручил ей кулон. Лео взяла его бережно и повесила на шею. Выйдя из магазина, она обнаружила  филиал того же «Мастербанка». Лео резво направилась к нему, – может быть, там есть еще один обменник. Обменник действительно был. Однако пока Лео подходила к банку, ее обогнали несколько человек, которые составили не очень большую, но довольно неприятную очередь. Они толкались около кассы в ожидании, когда придет кассир. Лео попыталась, как обычно, пролезть без очереди, но на этот раз фокус не удался. Она села и в ожидании от нечего делать стала рассматривать рекламные буклеты банка. Вклад «Весенний» – гласила завлекательная листовка. Вклад «Пенсионный». Вклад «Молодая семья» – на этом проспекте красовалась молодая пара, обменивающаяся кольцами и, видимо, сразу после церемонии намеревающаяся отнести все свои сбережения в банк. Тем временем кассирша подошла, и в очереди началось чуть заметное движение. Только вот что удивительно – кажется, они не меняли деньги, а получали их. Лео краем глаза наблюдала эту операцию, потом, после часа мучительного ожидания, поднялась, чтобы разменять свои несчастные доллары, но стоило ей это сделать, как окошко немедленно закрылось. От досады Лео чуть не прикусила язык. Черт возьми, да они просто издеваются над ней!
И тут ей в голову пришла необычная мысль. Окей, если все ее деньги стали недействительны, а какие-то левые люди постоянно получают дивиденды благодаря ей. Если все в этом аэропорту вывернуто с ног на голову и подчинено каким-то своим собственным законам, то, может быть, и ей стоит поступить алогично, совершенно против правил, и это как раз и окажется самым верным? Она огляделась. Напротив нее сидела красивая женщина лет тридцати пяти, что называется, «в самом соку». Она имела типичный банковский вид, в меру официальный, в меру душевный, в российских традициях. В общем, Лео решила, что этот вариант ей как раз подойдет. Она села перед женщиной и несколько минут помолчала, собираясь с мыслями.
- Я чем-то могу вам помочь? – официально спросила та, но с  теплыми интонациями в голосе.
- Да, - наконец, собралась с мыслями Лео. – Вы не могли бы посмотреть, не открыт ли на мою фамилию вклад?
- Вклад? А вы являетесь клиентом нашего банка?
- Пока нет. Но, возможно, что и да, - непонятно ответила Лео.
- Но я не могу дать вам такой информации, - тем не менее, ответила женщина, - мы не даем информации о вкладах лицам, которые не являются нашими клиентами.
- О, но понимаете, в чем дело. Дело в том, что на мою фамилию, ВОЗМОЖНО, был открыт вклад. А я даже не знаю об этом. И вот я хочу проверить. Ведь вы же можете сообщить мне о его наличии, при условии, что он открыт на мою фамилию? А если он открыт не на мою фамилию, то вы просто не сообщите, вот и все.
Довод был логичным. Женщина, немного нехотя, спросила:
- Как ваша фамилия?
Лео назвала. Женщина принялась делать операции в компьютере. Лео с замиранием сердца ждала. А вдруг на ее имя уже накапали огромные деньги? В районе ста тысяч, не меньше. Вот бы было здорово! А может быть и больше! С тем уровнем дивидендов, которые она уже принесла другим людям, может быть и гораздо больше. Вот она молодец, что додумалась пойти в этот банк. Может быть, всего и надо было, что придти, назвать фамилию, и это и стало секретным замком!
- На вашу фамилию ничего нет, - вывела ее из задумчивости женщина.
- Как нет? Не может быть! – не поверила Лео. Она даже сделала попытку заглянуть в монитор, как будто женщина сознательно ее обманула, но та тут же пресекла эту попытку.
- Но как же так? Я была просто уверена! – Лео была ужасно разочарована. Все рухнуло. А может быть, есть какой-то перевод на мой счет в отеле? – наобум спросила она совершенно нелепую вещь.
- Откуда вы прилетели? – спросила женщина.
- Из Грузии.
- В каком отеле останавливались?
- В «Марриотте»,  - ответила Лео, ловя слабую надежду.
- Покажите чек из отеля, - сказала женщина.
Лео, ощутив прилив сил, принялась рыться в сумке. В сумке было слишком много вещей, а она хотела найти чек слишком сильно, поэтому она принялась вываливать все, что было в сумке прямо на стол. Телефон. Еще телефон. Ежедневник. Куча бумажек. Ручка. Носовой платок. Салфетки. Жвачка. Ах нет, она же только что отдала квитанцию за кулон. Женщина посмотрела на нее с состраданием. Лео сняла кулон, подумала, но не смогла его отдать. Было слишком жалко с ним расставаться. Она еще раз попросила женщину проверить ее данные в компьютере. Женщина посмотрела на нее, забила что-то в компьютер, посмотрела несколько минут, но по-прежнему ничего не было.
Лео совсем поникла. Она сидела, не замечая ничего, и не зная, что ей делать дальше. Ей вдруг захотелось все рассказать этой женщине, поделиться с ней, может быть, она выслушает ее, поможет. Она начала было говорить, но женщина резко оборвала ее:
- Девушка, извините, но мы не даем консультаций не клиентам банка.
- Но вы можете выслушать меня просто по-человечески? Куда вы уходите?
- У меня закончился рабочий день, - с убийственной улыбкой ответила та.
Лео разозлилась как никогда в жизни. Ей захотелось разнести к чертям весь этот тухлый банк, но вместе этого она высокомерно вышла, и в задумчивости стала посреди второго этажа. В такой же задумчивости около нее остановилось несколько людей. Лео постояла некоторое время, прислушиваясь к движению. Потом двинулась в сторону выхода. Ей навстречу тут же повалил поток людей, взгляды пассажиров стали насмешливо-осуждающми, какими смотрят на лузеров или проигравших, точнее, снявшихся с дистанции, со всех сторон смутно понеслись вздохи и цокание языком, как отмечают поступки человека, который совершает явную глупость, и всем это ясно. Фоновая музыка стала неприятной и угрожающей. «В подворотне нас ждет маниак… хочет нас посадить на крючок»… Когда напряжение достигло пика, Лео развернулась в другую сторону и вновь пошла вглубь аэропорта. Как по волшебству толпа рассеялась, взгляды стали приветливее, а музыка – веселой и уносящей вдаль, обещая счастье. «Хочешь сладких апельсинов?» Лео несколько раз повторила этот фокус, каждый раз с неизменным результатам – все двигались как по нотам. «Плачь, плачь, танцуй, танцуй… беги от меня, пока не поздно» – «Рано или позно явью обернется сон…. мечта». Пораженная, она остановилась посреди аэропорта. «Куда ты плывешь, крыша моя? В какие реки, в какие моря?» Она была центром. Она определяла движение. Вся аэропортовская махина со всеми служащими, пассажирами, табличками и тележками, была подчинена одному-единственному ее желанию, вернее, побуждению, потому что желание – это то, что предположительно должно сбыться, здесь же все действовало на уровне инстинктов. Лео решила еще раз проверить свое ощущение. Она направилась к стойке администратора. Там тут же столпилось несколько человек, которые так же что-то получали. Она прошла в комнату невостребованного багажа – то же самое. Какая странная игра. Словно окружающие ее люди соревновались, кто угадает ее следующее желание, и угадавший получал дивиденды. Ну, так фиг вам. Женщина – она на то и женщина, чтобы быть непредсказуемой. Подумав так, Лео отправилась в аптеку. Пусть ее желания станут достоянием общественности. Если уж они прямо не говорят, что они хотят, она скажет им это сама, причем в той же дурацкой форме, то есть их же языком.
Лео зашла в аптеку. У стойки стояла полная женщина советского образца с круглым лицом. Было видно, что на вид она суровая, но внутри наверняка скрывается добрая бабушка и заботливая нянька. Как и ожидалось, у витрины тут же оказалось несколько человек – худощавый парень, какая-то девица со светлыми волосами и молодая пара, жавшаяся вдали. Худощавый парень, подумав, купил таблетки от головной боли и эффералган упса. Девица, победоносно посмотрев на Лео, выбрала тампаксы. Пара долго мялась, пока не заказала какое-то лекарство с мудреным названием. Лео медленно подошла к стойке, посмотрела прямо в глаза продавщице, и сказала: «Гематоген». Та, сделав вид, что ничуть не удивилась, уточнила: «Какой?» «В смысле какой?» - не поняла Лео. «Ну, обычный или детский?» - нетерпеливо сказала та. «Ого, - подумала Лео, а вслух сказала: - Детский». Вместо денег она протянула мятую бумажку из отеля. Продавщица взяла бумажку. Бросив: «Сейчас разменяю», скрылась не несколько минут за дверями, после чего пришла, и отдала Лео сдачу фисташками. Ну, вот и калории появились, удовлетворенно подумала Лео. Хотя и отчетливо понимала, что в этом зазеркалье они ее все равно не спасут. И вправду, фисташки оказались фальшивыми. Сжав в кулачке свой «Гематоген», Лео остановилась посреди аэропорта, и собиралась уже было его откусить. Но потом задумалась: мало ли какая фигня приключится. Нет, прибережем на потом. Или сейчас съесть. Оглядев зал в поисках камер, она подняла голову, и, все же не выдержав, демонстративно откусила кусочек. И засунула оставшееся в сумку. У «Гематогена» был странный, забытый с детства вкус. На мгновение Лео почувствовала, что избавилась от голода и жажды. Она ощутила необыкновенный прилив сил. Черт возьми, да что она тормозит! Она молодая здоровая особь! Неужели она не сможет выбраться из какого-то паршивого аэропорта? Да она сейчас же выйдет отсюда, и никто ей не помещает. Пусть даже ей придется идти до города пешком. И Лео решительно направилась к выходу, не обращая внимания на предупредительные знаки и угрожающую музыку.
Она вышла на привокзальную площадь. Часть народа кинулось к маршруткам, насмехаясь над ней запретным действием. Часть погрузилась в автобусы. Она вышла за шлагбаум, ей навстречу шел мощный поток автомобилей, направляющийся в аэропорт. Она вышла на шоссе и принялась решительно шагать. Отшагав порядка километра, она немного утомилась и присела на лавочку отдохнуть. Интересно, что вы скажете на это. Я не завишу ни от машин, ни от автобусов. Я пройду пешком всю дорогу, если надо, и вы ничего не сможете со мной сделать. Сильным и ненормальным все удается. Лео поднялась, посмотрела вдаль, и вдруг увидела, что дороги нет. Шоссе просто заканчивалось. Было абсолютно непонятно, куда идти, более того, вдали не читалось никакого очертания города. Вокруг были неприветливые поля, вдали синел темный лес. Лео стало страшно. Она вдруг поняла, что не понимает, куда он попала. Более того, она не могла даже сказать, в каком городе она находится. В самом деле, а с чего она взяла, что этот аэропорт в Москве? С тем же успехом он мог находиться и в Питере, и на каком-нибудь секретном объекте. Может быть, это вообще заброшенный военный аэродром, на котором по случаю игры и разворачивается все это действо. Тогда ей вообще нет смысла идти куда-либо, потому что через несколько километров она наткнется на какие-нибудь военные кордоны. Словно в подтверждение ее мыслей, мимо проехали несколько военных машин. Лео опять села на скамейку и задумалась. Положение становилось безвыходным. Вы, наверное, испытываете меня? – подумала Лео. Выясняете, на что я больше падка, на власть или на деньги. Проверяете зависимость. Что ж, пока я справляюсь, но что будет дальше? Дальше надо будет сделать выбор. Ну, так предоставьте мне его.
Рядом с Лео остановилась небольшая служебная машина-эвакуатор. В ней сидел полноватый мужчина с сальными глазами, который посмотрел на Лео и спросил: «Вас подвезти?» Лео посмотрела на него, как на врага, и сказала: «Да». Она поднялась и погрузилась в машину. В машине было очень тесно и неудобно, она села на переднем сиденье, неудобно поджав под себя ноги. Мужчина в форме что-то сказал по рации и поехал по дороге. Значит, все-таки власть, подумала Лео. Ну что ж, не самый плохой вариант. Она попыталась вытянуть ноги и закрыла глаза, чтобы хоть немного насладиться отдыхом. Но заснуть ей не удалось, – только она собиралась нырнуть в сон, как мужчина доставал рацию и начинал говорить вещи, которые пробуждали ее сознание: «Да, я взял ее. Да, еду. Все по плану пока». Лео взбунтовалась. Она вдруг заметила, что машина, проехав несколько километров, развернулась обратно к аэропорту.
- Куда мы едем? – спросила она.
- По маршруту, - был ответ.
- Но мне не надо в аэропорт! Мне нужно в город! – без всякой надежды сказала она.
- Я не могу в город. У меня маршрут только по кругу.
- А какого черта тогда вы предложили меня подвезти? – взбесилась Лео.
- Ну, я вижу красивая девушка, почему бы не подвезти, - слащаво сказал водитель.
Она посмотрела на него с отвращением. Внезапно ей захотелось плюнуть в эти наглые засаленные глаза, в толстые щеки, припечатать гаденько улыбающийся, мокрый рот. Она вдруг представила, что он захочет завезти ее куда-нибудь, это мерзкое толстое ничтожество, которому удалось заполучить ее к себе в свою обшарпанную развалюху. Там он полезет к ней потным руками, разденет ее на глазах у телекамер, и под комментарии смотрящих все это шоу попытается сделать с ней какую-нибудь гадость. Лео чуть не стошнило. Она потребовала остановить машину.
- Что такое? – удивился водитель.
- Я хочу выйти, - сказала Лео.
- Куда выйти? Зачем? – не понял он.
«Ах ты тупое животное», - хотелось крикнуть Лео. Потому что я не хочу больше находиться в твоей мерзкой машине, не хочу, чтобы меня обсуждали твои начальники, или кто там устроил все это, потому что у меня челюсти сводит от всего этого, и потому что если я не выйду, то убью тебя, ткну каблуком в твое жирное лоснящееся рыло.
Тихо прозвенел телефон. Снова пропала связь.
Я зол, вонзиться бы сейчас кошачьей лапой
Когтем безжалостно острым
В это лицо....хрясь....и в миг подобреть И лапами мягкими бесшумно ступая отправиться спать
Ведь не спится тем, кто злится
Лео захотелось расхохотаться.
Вместо этого  она открыла дверь со своей стороны прямо на ходу и предупредила:
- Если сейчас же не остановите, я выпрыгну.
Водитель, чего-то испугавшись, тут же остановил машину. Лео была в двух шагах аэропорта. На нее навалилось отчаяние, и захотелось плакать. Черт возьми, что же им от нее надо?! Ну, скажите уже, хватит этих розыгрышей. Они безумно устала, хотелось есть и спать. Но пока она еще держалась.  И в этот момент ей на глаза попался огромный плакат с большими буквами: «Дружба».
Когда организм ослабляется, а сознание мутнеет, рекламные слоганы действуют особенно четко. Собственно, они на то и рассчитаны, чтобы по максиму усыпить сознание, а, стоит ему, наконец, расслабиться, как они тут же готовы подсунуть рецепт: «Устал? Прими наше верное средство». «Голоден? Наша кружка поможет тебе». Истомленный голодом или работой мозг, потерявший всякий иммунитет, воспринимает это послание как адресованное лично ему, и начинает верить, что ему действительно помогут и позаботятся о нем. Разве может врать человек с таким приятным голосом и честным лицом? Вот почему, когда Лео увидела эту надпись, она безотчетно направилась к ней. А что ей еще оставалось делать?
Была ли дружба в ее жизни? Она позабыла, что это такое. Детская дружба, с ее бескорыстной открытостью и непосредственностью, в которой главной обидой могла стать дурацкая шутка или измена с подружкой, уступила место поверхностным отношениям. Лео помнила, какой была настоящая дружба. Настоящая дружба – это когда вы бегаете друг за другом и засовываете в капюшон сдачу с мороженого, потому что никто не хочет брать ее себе. Настоящая дружба – это когда вы идете после уроков «на дело» – воровать растения в Дом пионеров. И следите, как за вами следят два одноклассника. Или воруете растения в школе, а потом пересаживаете их веточки обратно. И учительница, приходя, обнаруживает, что все лилии стали карликовыми. Или лазаете по катакомбам, и пугаете одноклассников страшным глазом, освещенным фонариком. Или наливаете воды на стул, или забрасываете с третьего этажа чей-нибудь портфель на дерево. Или привязываете стул к фрамуге, и ждете, пока человека вызовут. И он встанет с треском и грохотом. Настоящая дружба – это когда вы едете на пикник, и там собираете щепочки, и сочиняете стихи, и жарите яйцо, которое потом привозите в сковородке домой. Когда вы обмениваетесь новостями: «А я решил прическу сменить» – «По-брит-попу?» - «Нет, постричь голову». Или когда вы сводите с ума весь район постоянными барабанными упражнениями в стиле drum’n’base. А бабушки на лавке обсуждают вас: «Да эта там унучок грае нешта. Друм на базе нейки». Настоящая дружба живет на балконах и кухнях. Какого бы ни была размера квартира воспитанных в совке людей, они все равно собираются на кухне или на балконе, словом, месте, создающим максимальное ощущение тесноты, и там сидят, и курят, и хихикают. Настоящая дружба проста. Она необязательно включает в себя подвиги или какие-то значительные поступки. Просто она возникает между людьми, которым друг от друга нечего скрывать. Даже после десяти лет, встретившись с одноклассниками, ты чувствуешь себя так, как будто повстречал почти родственника. Перед ними не нужно скрываться и напускать на себя важный вид. Они знают тебя – настоящего. Дружба живет в разговорах о смысле бытия и философских течениях, в долгих безлунных ночах, наполненных водкой и дымом марихуаны, когда на тебя вдруг нисходит важнейший смысл происходящего. И ты начинаешь вдруг понимать английский язык или открывать удивительные истины: «Я знаю, Jamiroquai – инопланетянин». Дружба проходит в угаре и веселье, бессонными ночами, после которых туманным утром ты находишь обессилевших друзей по ваннам и антресолям, а свои ботинки – в квашеной капусте. Дружба проходит на неуютных загородных шоссе, куда ты приезжаешь выручать друзей в три часа ночи, застрявших с пробитым колесом. Только друзья знают, что вот эта молодая карьеристка в свое время угоняла с подружками катамаран, и вместе с одноклассниками они строили планы, как взять их в заложники с целью получения крупного выкупа. Только друзья знают, что вот эта неприступная тренер из фитнес-центра в детстве воровала сырки из супермаркета, и была поймана на краже трехлитрового сока. И потом долго сидела в подсобке, где толстые продавщицы пугали ее милицией, приговаривая: «Снимай часы, снимай лосины!». Только друзья знают, что вот этот лощеный правовед в детстве пугал соседей тем, что под Yesterday катался по дому на роликах. А эта банковская служащая ходила по дому в лыжной шапочке и высовывалась в форточку, крича «So I’m a creep!». Только друзья знают, что вот эти две учительницы из консерватории занимались в детстве тем, что звонили на дискотеку и стройно пели на два голоса: «Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, когда дискотека у вас? Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, скажите, а пустят ли нас? Ведь нам по тринадцать всего. Ведь мы танцевать же хотим». Что этот примерный семьянин запрыгивал между вагонами метро и катался, раскачиваясь, и завывая, как Тарзан. Или бегал по парку в Сокольниках, распугивая тихих алкоголиков двухметровой доской. А этот солидный бизнесмен на выпускном напился и насрал в рояль. Все это забывается, но незримо присутствует и мучает ностальгией. Знаете, почему не проходит мода на ретро? Не только потому, что в современном искусстве ничего равноценного не придумано. Нет. А с естественным вступлением в возраст группы, в чью молодость входили клеши-стройотряды-Rolling Stones или техно-рэйв-Trainspotting-кислота. Когда эти люди достигают тридцатилетия и естественным образом становятся самой активной покупательской (так называемой «таргет») группой, а заодно входят в руководящий состав крупнейших радиостанций и телеканалов, они начинают культивировать свои вкусы, устраивая ностальгию на всю страну. Помните, как волнами прокатились дискотеки 80-х? То-то же. Мы еще попляшем под «Нирвану». Только они берут из своего детства только внешние атрибуты, забывая о главном. Внутреннем. Все это становится неважным с возрастом. Люди больше не интересовались, что ты читаешь, о чем  ты думаешь, каким именем тебя называли в детстве, и какую музыку ты слушаешь. Их больше интересовало, какую должность ты занимаешь, что ты делал прошлым летом, и обладаешь ли ты достаточным количеством необходимых связей. Даже самые отвлеченные отношения, складывающиеся из взаимной симпатии, непременно приобретали налет меркантильного расчета, потому что кому-то надо было подыскать подходящую квартиру, у кого-то были выходы на рекламное агентство, нужное кому-то еще, кому-то нужны были твои деньги, кому-то – связи, кому-то – статус. И никому не нужна была твоя душа. При этом Лео не могла сказать, что сама чем-то отличалась от общего подхода в обществе. Находясь в кругу себе подобных, она иногда со вздохом отмечала косность и продажность общества, легко меняющего старых друзей на других, более статусных. Но сама поступала так же. Среди ее знакомых почти ни у кого не было настоящих друзей, максимум – один-два, да и те коллеги по работе. Дружба стала выражаться в самых общих вещах: совместных походах в ресторан, обсуждении знакомых и подтверждении сопредельного статуса, что давало иллюзию мнимого сближения людей. Разговаривали в основном о том, у кого какая квартира. Или машина. Или кого в последнее время посадили. Или кто резко пошел в гору. Или последнее цунами. Или почему не любят богатых людей. Или просто трепались ни о чем. И вот Лео подходила к табличке с этим почти забытым и таким устаревшим словом «Дружба».
На пригорке возле лесополосы, глядя на шоссе, сидел  дедушка в коротких полотняных штанах, ветровке и кепке. Рядом стояла суковатая палка и лежала сумка, набитая какой-то снедью. Дедушка задумчиво попыхивал самокруткой. Лео подошла к нему и молча села рядом. Некоторое время помолчали. Потом дедушка так же молча достал из сумки хлеб, кусок дешевой колбасы, налил из термоса чая в стакан и протянул Лео. Она взяла хлеб, колбасу и принялась есть.
- Вкусно? – спросил дедушка.
- Угу, - с набитым ртом промычала Лео.
Дедушка подвинул ей еще колбасы и налил чая. Лео блаженствовала, наконец, подкрепившись какой-то едой, пусть и такой невзрачной. Дедушка так же молча попыхивал, выдувая табачные кольца. Вокруг них под ногами заструились механические муравьи, но Лео было уже все равно. Мимо проходили хорошо одетые молодые люди. Они поглядывали на Лео и докладывали обстановку по мобильному. Дедушка, крякнув, презрительно посмотрел на них. Насытившись, Лео от всей души его поблагодарила и зашагала опять, в аэропорт. Дедушка собрал свою сумку и зашагал в противоположном направлении.
Войдя в очередной раз в здание аэропорта, Лео пришла к выводу, что пора собрать мозги в кучку. Так просто ей выбраться отсюда, видимо, не удастся. Значит, остается, понять, что за игру затеяли с ней, каковы ее основные принципы, и самое главное – кто. Что до игры, все было относительно ясно – ее поставили по центру общества, которое ее игнорирует. Потому что она в свою очередь игнорирует его. Значит, для того, чтобы закончить игру, надо для начала войти в это общество. А для этого нужен ключ. Или человек, который ее туда введет, даст условный знак, махнет рукой «игра закончена, ребята!» По идее это должен быть самый замухрышистый человек, из тех, кого она презирает больше всего. Ей нужно отыскать этого человека и публично попросить у него прощения. Видимо, так. Принципы тоже были ясны более менее – это во-первых, принцип «Угадай мелодию», в его шизоидном варианте «Угадай, что подумает Лео на следующем ходу». Угадавший получал дивиденды – ставки тех, кто не угадал. Видимо, так. Во-вторых, принцип зеркала – ближайшие к ней, или, как вариант, те, кто угадывали больше всего, получали возможность поиграть с ней в отражения – как можно ближе и максимально точно изобразить ее повадки, движения, и, главное, образ мыслей. Те, у кого это получалось, получали больше всего. Как только контакт был потерян, они выходили из игры. Цель – как можно дольше находиться с ней в контакте, при этом не вызывая раздражения – интересно, как долго она сможет выдерживать общение с самой собой? Вероятно, повсюду были расставлены ловушки-символы. Пойдешь туда – сократишь путь. Пойдешь обратно – вернитесь к началу. Участники игры общались с помощью мобильных телефонов, SMS, а также посредством блютус (да, блютут, блютуth), и только у нее, как у тупой, не было ни единой подсказки. Зато она была главной. Окей, я как будто разгадала ваш замысел. В голове у нее запело: «О Ле-о, Ле-о, Ле-о, Ле…» Остается не выясненным самый главный вопрос – кто??
Первоначально она думала, что это шутки этой дебильной компании, маскирующейся под команду по раскрутке энергетических напитков, под которую в свою очередь могли маскироваться кто угодно, начиная от сирийско-украинских мафиози заканчивая колумбийскими картелями. Однако в любом случае это были всего лишь исполнители, за ними определенно кто-то стоял. Лео не припоминала, чтобы входила в контакт с какими-либо свиномафиями или наркобаронами. Так что этот вариант отпадал. ФСБ? Надо же, она до сих пор испытывает дрожь при этом слове, - это, наверное, генетически в крови, наследство от НКВД и КГБ. Кстати, они по прошествии срока давности ничуть не потеряли своей зловещести, даже в звучании. Итак, федералы? Но тут явно чувствуется присутствие не только российской стороны. Грузия как минимум, потом болельщики из Франции… и об американском Citybank’е не забываем. А в Citybank’e  у нас кто знакомый? Правильно, Израиль. Как минимум пять сторон. Объединенная служба разведки всего мира? Но на кой она им сдалась? Хотят сделать из нее вторую Мату Хари? Может быть, они устраивают такие тестовые задания для своих героев? Так сказать полевые испытания в реальных условиях жизни, чтобы проверить иммунитет, устойчивость организма и нервной системы, приспособляемость, способность выходить из экстремальных ситуаций, умение держаться в обществе ну и так далее. Да, это больше всего походило на правду. Ну, тогда приготовься, голубушка. Ибо одним днем в аэропорту дело явно не закончится. Они тут тебе устроят «Последний герой» по полной программе. Если ты, конечно, не опередишь их и не найдешь секретный замочек. Но где он, где? Где он, где он, где?
Прозвенел телефон:
Игрок бросает кости, если выбор труден
Но чья рука подхватывает их
И возвращает наземь?
Как путника ведет тропа
Скользят невидимые пальцы
Ах, да. Грегори Пек? Во всей этой свистопляске настойчиво прослеживался один лейтмотив: они все время пытались смоделировать образ того, кто бы пришелся ей по вкусу, причем делали это с методичной дотошностью. Значит, для того, чтобы решить эту задачу, ей всего лишь нужно найти того, кто, по ее мнению, будет ей подходящей парой, и на этом все закончится. Но это должен быть символ. Итак, посмотрим. Что мы имеем. Обычные пассажиры, из них сложно выделить кого бы то ни было. Ага, смотрите на меня призывным взглядом. Наверняка за эту акцию вам обещан глав. приз. Не дождетесь. Мой выбор будет неожиданным. Но обоснованным. По каким же критериям выбрать? Лео начала рассматривать надписи на сумках пассажиров: Lacoste, Nike, Adidas, клетчатая сумка… нет, так далеко не уйдешь. Нужно искать по типу личности. На минуту ей показалось, что вдалеке стоит парень, сзади похожий на Илью. Она подошла к нему, тронула за локоть, он обернулся, но лицо ей не понравилось. Извинившись, она отошла прочь. Черт, кто же это может быть? И тут ее осенило. Иван. Ну, точно! Ей всего лишь нужно отыскать его массивную фигуру в аэропорту. Готова поспорить, что он где-то прячется. Итак, посмотрим. Лео принялась кружить по аэровокзалу, но ничего похожего так и не нашла. Она не оставляла своих попыток, и не прекращала движения, пока, двигаясь по одной и той же схеме, не отметила еще одну странную особенность. Когда она выходила из аэропорта, ей навстречу валили люди. Когда она заходила в аэропорт, поток устремлялся в противоположном направлении. Такое ощущение, что они просто повторяли движения за ней. Она попыталась сделать несколько ходов и проследить, как будут реагировать пассажиры. Ну, точно. Ровно через ход полный повтор. Что еще за хрень такая? Лео прибавила шагу и начала активнее нарезать круги. Движение усилилось. Она с еще большим рвением принялась выглядывать Ивана среди пассажиров, но их вдруг развелось такое множество, что у нее начало рябить в глазах. Вдобавок вокруг нее так и сновали тележки Samsung, иногда задевая ее, и чуть не сбивая с ног.
Опять телефон.
Лео почти выбежала на аэровокзал, и тут вдруг обнаружила непонятно откуда взявшихся группу таксистов, что-то обсуждающих неподалеку. Строго говоря, выглядели они не совсем как таксисты, в них не было обычной вальяжности или напротив переминающегося желания подвезти, они стояли скорее как сосредоточенные брокеры, обсуждая какую-то важную схему. Лео, переведя дыхание, направилась к ним. О, ей так много хотелось сказать. Во-первых, она сказала бы, что она очутилась в этом аэропорту совсем без денег. Во-вторых, что деньги у нее на самом деле есть, просто этот дурацкий обменник не хочет менять ее доллары, но их непременно возьмут в другом месте, ведь брали же в Грузии, причем не где-нибудь, а в «Марриотте». В-третьих, что она ужасно устала, и что ей так хочется домой. И наверняка кто-нибудь из этих добрых дядечек согласится подвезти ее из самых лучших побуждений. Но, прежде всего, она подойдет и просто попросит у них прощения. За все. За все унижения, которые она им доставляла. За все презрение, которое она выливала на них, за свои капризы и прихоти, за все за все… Она подошла вплотную к таксистам, уже приготовилась обратиться к ближайшему, худощавому невысокому дяденьке в шелковой рубашке с бородой, как вдруг, сквозь заросшее лицо, сквозь искусственную шапку волос и чужое, ненатуральное лицо, под пушистой бородой и носом с горбинкой она наткнулась на Димины глаза. Это были те самые глаза, очень пронзительные. Они смотрели насмешливо и чуть-чуть холодно, не так, как тогда.
Лео инстинктивно отпрыгнула метра на полтора. Ее как холодной водой облили. Она отвернулась и замерла на месте. Не может быть. Не мо-жет быть!
Страх и невнятность. И в зеркале незнакомое лицо. Стремление стать кем-то
Кому-то (ироничному) что-то доказать
Пауки в банке и свиньи на веревке. Разнообразен живности мир
Достойны улыбки, недостойны слова и внимания
Она повернулась, чтобы еще раз посмотреть на «таксистов», а, заодно, рассмотреть, кто же еще стоял в той группе, но их уже не было. Черт! Вот, значит, как. Идти по подземному переходу и управлять миллионами. Ну и шутник же ты, ай да шутник! Браво, я бы ни за что не догадалась, если бы маэстро не явил свой лик. Но ты был не один. С тобой были еще несколько. Кто? Лео принялась лихорадочно соображать. Как назло, в голову ничего не лезло. Грузия, Грузия…. Георгий?? Хм, вряд ли. Только если он сын какого-нибудь местного князька. Хотя… Но каким образом они связаны? Георгий, Дима… невозможно. А кто еще? Антон! Вот я-то тебе по башке и дам. Вот и даст. Что ж, это уже ближе. Но все равно это не все. Кто еще? Иван и… Нет, в это невозможно поверить. Ну, Иван еще куда ни шло, с его отцом и замашками… Но Сергей? Нет, нет, невозможно. И кто-то еще. Кто еще? Ладно, неважно. Получается какая-то фигня. Значит, они все собрались, все, с которыми она была так или иначе сопричастна, чтобы вместе объяснить ей, что к чему? Или что? Перед глазами пронеслось Садовое кольцо, кажущееся здесь почти нереальным, видение из другой жизни, Кудринская площадь, окно машины, мужской клуб «Офис». Так вон оно что! Точно! Они просто затеяли игру. Смысл? Одно из двух. Либо они испытывают ее на прочность, проверяя заявленный ей имидж supergirl – вот откуда все эти приколы с движением масс и управлением. Хочешь быть как мужчина? Хочешь играть в большие игры? Изволь соответствовать. Играй! Либо… нет, наверное, все-таки первое. Ха, но тогда по-честному в случае победы она должна будет получить этот сраный аэропорт в личную собственность – или как? Только дойдет ли дело до победы, если она даже не знает правил? Ха, вот почему они подкидывают ей все время каких-то робо-мужичков, изучают ее модель, видимо, сделали ставки, и кого она выберет, тот и победил. Но как это сочетается с офисом? Может, ей просто кажется? Наверное, кажется, у женщин вечно перекошены мозги в определенную сторону. Хотя, если это так… то у нее есть мысль.
Значит, если аэропорт – это воображаемый офис, значит, офис населен множеством сотрудников. Каждый из них выполняет свою функцию, будь то директор аэропорта, администратор или водитель тележки с Samsung’ом. Все, абсолютно все, являются важными и необъемлемыми единицами. Но самой главной и основной движущей силой является она, Лео. Потому что она – хозяйка аэропорта. На данный конкретный момент. От нее зависит, по какому расписанию полетят самолеты. От нее зависит, поедут ли люди на маршрутке или на электричке. От нее зависит, случится ли у них ЧП. От нее зависят большие и маленькие жизни, она управляет всем. И от нее зависит, как долго будет продолжаться рабочий день, но, чтобы он закончился, нужно, чтобы все, абсолютно все было в полном порядке, она должна подумать обо всех, начиная от кассиров в магазинах и заканчивая мальчиками на автоматах. Все просто – чтобы отдохнуть самой, она должна сделать так, чтобы отдохнули другие. Она должна подумать обо всех, не забывая никого. Только так она научится самой главной миссии – думать о людях. Какой ужас!
Лео схватилась за голову. Думать обо всех было так сложно. Она попробовала как-то организовать процесс. Она остановилась. Она подумала. Она взвесила все и решила действовать. Сначала она прошла в сторону администраторов – если закрыть рейсы по всем направлениям, то пассажиры перестанут прибывать, и останется только распихать уже прибывших. Она остановилась. Она расправила плечи. Она прошла плавным шагом и направилась к администраторам с самой широкой и искренней улыбкой, которую она могла только на себя нацепить. Администраторы улыбнулись ей в ответ и освободили стойки. О! Кажется, действует! Так, что дальше. Дальше нужно чем-то занять пассажиров. Она прошла в самую гущу толпы, там, где было столпотворение, так же приветливо улыбаясь и глядя в глаза. Пассажиры покорно расступились, и, улыбаясь, рассредоточились по залу ожидания. Многие тут же уснули. Что дальше. Ах да, кафе, магазины. Еще некоторое время ушло на то, чтобы обойти все заведения, предварительно заглянув каждому в глаза. Теперь уборщицы. Что с ними? Лео методично гонялась за каждой с солнечной улыбкой, как свихнувшийся маньяк. И эти тележки! О, эти тележки! Лео вылавливала их по всему аэропорту, а ведь у нее на очереди были еще диспетчеры, таможня, менеджеры в зале, обменники, таксисты, о, черт! Лео почувствовала, что у нее кружится голова от всего этого. Она почувствовала, что ей необходимо подышать свежим воздухом. На минуту закружилась голова. Потемнело в глазах. Она присела на секунду на корточки. Но потом заставила себя встать и выйти на улицу. Быть хозяйкой аэропорта оказалось очень сложно. Лео только теперь начала понимать весь ужас своего положения. С нее слетела почти вся спесь, и единственное, чего она желала – это хорошенько отдохнуть. Она вышла на улицу – и ее накрыла толпа вновь прибывших пассажиров. Они не могли войти в аэропорт и хаотично слонялись по привокзальной площади. Водители маршруток и автобусов были отпущены, и поэтому никто не мог никуда уехать. Операторы со шлагбаумов тоже снялись, поэтому шлагбаумы со стуком то поднимались, то опускались, а между ними сновали во все стороны прибывающие и убывающие машины, неимоверно нарушая правила, и двигаясь во все направлениях одновременно. У Лео волосы стали дыбом от ужаса. У нее пересохло во рту. Она почувствовала, что ноги ее ослабели, и что она сейчас упадет. А рабочий день все не заканчивался. Лео в каком-то исступлении прошла по привокзальной площади, посреди этого хаоса. Ей захотелось стать посреди аэропорта и крикнуть: «Люди! Простите меня!» Ей хотелось стать на колени, и молить, только чтобы это все закончилось. Ей хотелось… Но вместо этого она сделала другое. Мимо нее прошли две здоровые тетки, по виду служащие аэропорта, и одна из них вдруг бросила мельком, при этом прямо обращаясь к ней: «Не пора ли уже дать отдохнуть, дорогуша?»
И тут Лео прорвало. Она перешагнула через веревочку, отделявшую асфальт от ослепительно-зеленого газона. Она прошла на газон, который приятно защекотал ее усталые ноги. Она села на газон. Она уставилась в одну точку. Тихо прозвенел телефон.
Радость и безумие рядом идут. Меж ними пол шага секундной стрелки, мир меняющей
Мгновение между вершиной и пропастью
Как это верно. Дзен…
Ослепительный блеск неба разума лишает
Проблемы становятся мелочью. Главное за суетою проступает
Улыбкой безумной новое время встречаю. Я счастлив
А я? Дзен…
Сны и города, грезы и желания
Зовут к извилистым путям.
Тяжко выбирать…
Она легла на газон и расплакалась. Она воздевала руки к небу, и шептала бессвязные слова: «Ну, сколько можно? Ну, зачем все это?» и, наконец, «Я не могу больше… я больше не могу… я не могу больше…» Она каталась по газону и всхлипывала, и размазывала слезы, и думала о том, насколько эффектно она смотрится со стороны, и исходила слезами. Наконец, она затихла и застыла на газоне, повернувшись на бок и изящно сложив ноги. Она лежала на газоне, ослепительно-зеленом, и это было так светло, так красиво….
И настала тишина. Шлагбаумы перестали стучать. Машины прекратили свое хаотичное движение. Люди перестали сновать туда-сюда. Все потихоньку рассосалось. К Лео подошел какой-то таджикский паренек с тележкой, и накрыл ее полиэтиленом, в который заворачивают чемоданы. На последнем дыхании она испытала нечто вроде благодарности. Но ничего другого она уже не увидела. Она впала в небытие.
У Бога мы все - нелюбимые дети…
Но мы же не йоги, чтоб спать на иголках?
Введите PIN- код (дату собственной смерти)
И доступ открыт вам… на верхнюю полку.

Глава XVI. Испытание.

Она не помнила, сколько она так пролежала. Очнувшись, она посмотрела на живущий своей жизнью аэропорт, и села, поджав колени. Итак, все было по-прежнему. Ее теория провалилась. Из нее не вышло хозяйки медной горы. Может, она поедет домой? Она тоскливо посмотрела вокруг. Все было по-прежнему. Но после слез ей стало легче. Она залезла в сумку, обнаружила там слежавшийся «Гематоген», вытащила его, и принялась поедать с детской непосредственностью. Зажав пастилку в кулаке, она жевала и смотрела вокруг. Жизнь текла своим чередом, не обращая на нее внимания. Однако, получив минимальный запас калорий, Лео принялась снова размышлять. Итак, игры «Офис» из нее не вышло. А может быть, она неправильно поняла? Что же придумали там эти чертовы мужики? Наверняка сидят ведь сейчас, смотрят на нее. Переговариваются, делают ставки. На что? Смешной вопрос. Конечно, на нее. Может быть, это такой своеобразный экзамен, через который проходят все члены  «Мужского клуба», вот ей и устроили вступительные испытания, проверяя, насколько она годна. Ха, единственная женщина в мужском клубе. Соблазнительно.
Сейчас все так перепуталось. Мужчины, женщины, мужчины-женщины и женщины-мужчины. Количество женщин намного больше, поэтому они вынуждены вести войны за территорию. Запас их оружия не безграничен: открытые одежды, подтянутая фигура и умело наложенный макияж. Вот, пожалуй, и все. Иногда это развивается в гигантской диспропорции, что приводит к интересному явлению – сексуальность, не вызывающая желания. Да еще умение незаметно навязывать свою волю, делая вид, что человек именно этого и хотел. Искусство манипулирования развито у женщин невероятно. Мужчинам нет нужды больше проявлять свои истинно мужские качества, поэтому они могут расслабиться. Если женщины идут в политику, занимаются бизнесом, то почему бы и им не присвоить себе некоторые чисто женские прерогативы? Например, стать домохозяйкой или молодой любовницей? Добавьте сюда моду на метросексуальность, и мы увидим почти полную подмену функций. С появлением женщины райская жизнь кончилась. Женщины требуют заботы и ответственности. При этом они зачастую гораздо сильнее мужчин – все же из кости сделаны. Кто поутру вышагивает стройным шагом, бросая взгляды по сторонам с блеском в глазах? Женщины. Для кого карьера стала таким же приоритетом, как и семья, а иногда даже и больше? У женщин. Кто составляет самую активную группу населения, потребляя телевизионный продукт, рекламу, и дружно голосуя на президентских выборах? Женщины. Кто сидит за рулем самых роскошных авто? Женщины. А что же мужчины? О, они изменились. Посмотрите, как томен Джонни Депп, со всей своей девяностокилограммовой экспрессией картинно размахивающий шпагой не в силах победить одинокого врага? Ему не стоит волноваться – его невеста с внушительным торсом и квадратной челюстью легко сметет всех на своем пути. Посмотрите, как Брэд Питт избивает Анжелину Джоли – как будто перед нем не женщина, а такой же мужик, только хуже. И это воспринимается совершенно нормально. Женщины постепенно берут на себя ключевую роль. В любом обществе в негласных законах, по которым оно живет, главную роль играют женщины. Только именно сейчас они дали себе смелость в этом признаться. На самом деле, если воочию это представить, то становится страшно. Все началось, конечно, с журнала Cosmopolitan, который провозгласил новую идею – феминизм, приправленный бабским сюсюканьем в духе Барби. Ах, у тебя не получается с бойфрендом? Найди другого! А лучше двух! Они постепенно сформировали некий образ девицы-завоевательницы. Перманентно-сексуальной, при этом непонятно для кого. Пропадающей в магазинах, где она затаривается преимущественно облегающими маечками и джинсиками со стразами, старательно делает эпиляцию и изучает позы Камасутры, при этом рассчитывая как бы на себя. Через некоторое время женская функция атрофируется полностью. Ей уже не нужен мужчина. Мир наполняется одинаковыми стервами на каблуках, в облегающих нарядах, с тонкими сигаретами и холодными взглядами, меряющими друг друга критическим оком. А мужчины уже не нужны. Она забыла, что такое чувствовать себя в объятиях, защищенной, где-то глупой. Она забыла, что такое ухаживание. Ей уже это не нужно. И даже если бы это каким-то чудом произошло, то она не испытала бы никакого кайфа. Большую роль тут сыграли, конечно же, и так называемые гламурные писательницы, отпочковавшиеся все из того же журнала Cosmopolitan, кропающие всякую херню относительно гламурной жизни, по большей части состоящей из перечисления марок и вздохов ах-ах, гламур, это искушение дьявола. Эти книжонки пользуются удивительной популярностью, порождая целое поколение атрофированных девиц. Гламурно-модных, холодно-сексуальных. Невостребованных. Ненужных. Где-то написано, что Апокалипсис настанет, когда мужчины станут женщинами, а женщины мужчинами. Как ты думаешь, сколько нам осталось?
И все же между мужчинами и женщинами есть кардинальная разница. Когда мужчина идет в политику, он идет для того, чтобы властвовать. Когда женщина идет в политику, она думает о будущем своих детей. Именно поэтому матриархат был так гармоничен. Правда, эти женщины зачастую выглядят так же бесполо и мужеобразно. Но Лео, при всей ее гиперактивности, это не грозило.
Только первый экзамен она провалила. Прибегла к чисто женскому средству – слезы. Однако же к ней не приехал автобус, и не забрал ее домой. И не пришел прекрасный принц и не поднял ее на руки, гладя по голове: «Все хорошо, малыш». Нет, фиг. Все продолжается. Значит, у нее еще есть шанс. Значит, она еще им покажет. Обязательно покажет. Какого они будут измываться тут над ней, а она молчать?
Вот уж нет. Она покажет, что стоит многих. Она покажет, что стоит всех. А преимуществом у нее будет то, что она женщина. Да, да, женщина. Лео сосредоточенно замолчала и принялась обдумывать новую тактику. Главное – продержаться. Главное – организм. Вот уже восемь часов в постоянном движении. С минимумом еды и питья. С максимумом напряжения. Главное – чтобы выдержал организм. Снова прозвенел телефон:
Взгляд любимый и влюбленный отчаяние прогоняет
Был старт. Давно. Конец пути нескоро
Сквозь слова и клавиш стук - солнце в окне
В итоге я приду...


Дима отвернулся от монитора и зашагал вдоль стола.
- Она слышит нас.
- На самом деле? – Геогий поднял голову от журнала.
- Еще не четко, но уже понимает, что к чему. А скоро до нее дойдет и остальное.
- Вообще я против таких мер, - вставил Иван. Он один из всех присутствующих сидел, и, прищурив глаза, вглядывался в монитор. Впрочем, монитором это можно было назвать условно, скорее, над столом висела голограмма, дающая трехмерное изображение, с множеством мелких кадров обстоятельств, в центре которого неизменно оказывалась хрупкая девушка со светлыми спутанными волосами. Остальные были заняты кто чем – Георгий листал журнал, Антон с кем-то трепался по телефону, Анри тянул кока-колу в уголке. Другой Дима что-то сосредоточенно считал за столом, покрытом зеленым сукном.
- Просчитываешь, насколько ее еще хватит? – склонился Дима One над записями.
- Нет, рассчитываю дозу психоцибина. В «Гематоген» мы положили, кажется, около двух миллиграмм. Черт, многовато.
- А я тебе сразу говорил, что не хер экспериментировать с вашими долбаными лекарствами. Техногенной атаки было бы вполне достаточно. Мы уже давно испытали это на флэш-мобах, и, по-моему, и ты имел шанс убедиться, что сигнал, многократно посланный большим числом электронных источников, прекрасно справляется с воздействием на мозг.
- Ну, не будем оптимистами. Никаких конкретных результатов пока не было.
- Ага, и поэтому ты решил накачать ее психотропными препаратами.
- А вы со своими стишками японскими вообще молчите. Изобретатели.
- Какого черта? – взорвался вдруг Иван. – Вы ничего не говорили о препаратах.
- Ой, начинается… - возвел к потолку глаза Дима, - я так и знал, что с этими юными натуралистами будут проблемы.
- А что за препараты? – небрежно заинтересовался Антон.
- Значит, это препараты последнего поколения, - стал сосредоточенно объяснять Дима. – Действуют по принципу нанотехнологий, на уровне клеток. От предыдущих отличаются тем, что прочие могли вызывать только однозначную реакцию, направленную в одну сторону. А здесь реакция двусторонняя. Грубо говоря, мы засылаем в кровь миллион нейронов, которые действуют как маленькие роботы, и через них транслируем информацию. Ну, и соответственно, читаем, то думает реципиент, но это и раньше было. Реципиенту кажется, что он разговаривает с Богом, или с потусторонним миром, или с кем еще там. Во всяком случае, голоса слышны очень отчетливо. Да, и еще мы можем ею управлять.
- Управлять? – поднял голову Георгий. – Каким образом?
- Через болевые рецепторы. Как только мысль пациента идет не в том направлении, нажимаешь на соответствующие отметки, и он испытывает резкую боль.
- В каких местах?
- В любых. По твоему выбору.
- Отличная находка! – отметил Георгий.  Я вижу, мои идеи не прошли даром.
- Так это ты придумал всю эту мудотню, хренов наци! – угрожающе надвинулся на него Иван. Георгий посмотрел на него поверх прозрачными глазами.
- Выбирайте выражения. Русофоб.
Иван подумал, что, если бы у него была рапира, он бы с удовольствием проткнул бы сейчас кадык этому надменному хлыщу княжеского отпрыска. Он даже представил, как бы брызнула кровь, темно-вишневая, как из аорты, и стекла вниз, в ямку на горле. Глаза Георгия ровным счетом ничего не выражали. Хотя, если присмотреться, можно было заметить, как в них, как в двух окружностях, по поверхности радужки отражаясь, стремительно катится шарик рулетки, катится, катится, сворачиваясь по спирали и пропадая где-то глубоко в области зрачка.

Лео вышла на дорогу и просто пошла по ней прогуливающимся шагом. Ей было интересно, кто же остановится на этот раз. Пройдя метров пятьсот, она демонстративно остановилась на обочине, и, не поднимая руки, стала ждать. Через некоторое время подъехала машина-эвакуатор. На этот раз там сидел худощавый мужчина лет тридцати с высокими скулами, осмысленным лицом и внимательными, колючими глазами. Он подмигнул Лео и кивком предложил садиться рядом. Лео молча влезла на сиденье. Некоторое время проехали молча. Потом Лео потянулась, ласково посмотрела на водителя и тонким голосом спросила:
- Так я посплю?
- А, да, поспи, поспи, - тут же отозвался он. Его среднерусский говорок никак не вязался с интеллектуальной внешностью, и явно был взят напрокат для этой роли. Как и форменный комбинезон на голое тело впрочем, тха. Еще один агент 007, тоже мне. Ну, этот хоть выглядит поприличнее, спасибо уж, отрядили кого получше, сделали милость. Лео растянулась на сиденье и попробовала заснуть. Водитель моментально достал рацию и принялся переговариваться.
- Да. Да. Понял. Везу. Какой квадрат? Где это? А, поворот. Понял.
Лео встрепенулась, и подняла голову. Как, они не поедут по кругу? Не может быть. Хотя нет, все в порядке. Вот поворот, они едут обратно к аэропорту. Она снова приготовилась, было, заснуть. Но опять:
- Да. Да. Понял. Еще три часа. Хорошо. Есть. Где это? А, понял. Да, не пропущу. Да, как только, я позвоню.
Лео снова подняла голову. Нет, что-то определенно намечалось. Ее охватило нехорошее предчувствие. Она подняла голову и принялась противным кукольным голосом спрашивать:
- А ты вот весь день так работаешь, да?
- А, да. Да, Люсь, – и подмигнул. Он явно вошел в роль.
- И не скучно?
- А, не, – он, словно наслаждаясь китчем, нагнул голову, как заполошный водила, вперился в дорогу, и принялся судорожно крутить руль туда-сюда, изображая увлеченность процессом.
Лео зевнула.
- А что потом?
- В смысле потом? – он посмотрел на нее, словно не понимая.
- Ну, вот повозишь ты меня вот так по кругу, а потом что?
- Домой поеду.
- Ой, я с тобой! – оживилась Лео.
- Как со мной? – не понял тот.
- Ну, с тобой. Поеду к тебе домой. Будем жить с тобой вместе.
- Ой, не, Люсь, ко мне нельзя. У меня жена, дети.
- Да ладно, - Лео посмотрела на него недоверчивым взглядом.
- А ты думала, - он подмигнул. Когда он подмигивал, лицо у него становилось ужасно умным и обаятельным.
- Все ты врешь, - устало сказала Лео. – Нет у тебя никакой жены. И детей уж тем более. И работаешь ты каким-нибудь средненьким сотрудником, выезжая вот на такие тухлые задания вроде меня, халтурку так сказать отрабатываешь. И машина эта не твоя, и костюмчик не твой, и больше всего на свете ты хочешь подзаработать, наконец, и выполнить свою миссию. А чтобы выполнить свою миссию, тебе надо подольше повозить меня, поиграть в дурачка, и чтобы я тебя не раскусила. Только я-то тебя раскусила, вот так.
Несмотря на изрядную выдержку, Лео  с удовлетворением отметила, что она права. Ничего не изменилось в его лице  - он был профессионал. Но у женщин такая интуиция. И та же интуиция подсказала ей, что это был перебор. По тому, как он сказал следующую фразу, она поняла, что игра перешла в новую стадию. И не исключено, что эта стадия затмит собой все предыдущие.
- Люсь, ты чего? – все так же дурашливо отозвался он. – Я чет не пойму тебя.
- Да, и вправду. Чего это я, - как бы опомнилась Лео. Ну, хоть покатай тогда уж меня. Или знаешь что? Поехали в лес!
- Куда?!
- В лес! Это же так круто! Все же только и мечтают о том, чтобы поехать в лес, разве нет?
Лео понесло.
- Хотя нет, надо дождаться, пока стемнеет. Вот тогда-то это будет самое то! А пока покатаемся по кругу, я же обожаю ездить по кругу близ заброшенных аэропортов, это мое любимое занятие. А тебе нравится?
Тот быстро посмотрел на нее. Ситуация явно уходила из-под контроля. А Лео решила добавить перчику.
- А я тебе нравлюсь? Только не говори, что у тебя есть жена, я все равно не поверю. Ну, отвечай, да или нет?
И она медленным, неподражаемым движением, от которого у них захватило дух, сбросила одну босоножку с ноги.

- Черт, что она делает, - пробормотал Дима One.
- Я же тебе говорил, без психоцибинов не обойтись.
- Да тут уж я и не знаю, без чего еще не обойтись, - неопределенно сказал тот.

Лео открыла было рот, чтобы продолжить свои изыскания, да так и замерла с ним. Мир переменился. На придорожном указателе, обычного синего цвета, белым по синему значилось: «Деревня  Свободы». Лео не поверила своим глазам. Она даже протерла их. Наверное, просто показалось. А если и не показалось, то могут же быть такие совпадения. Она с нетерпением стала ждать следующий указатель. «Поселок Независимости». Эвакуатор подобрал пару машин с московскими номерами и двинулся в объезд на кольцо. Лео смотрела на окружающий пейзаж, и не понимала, что происходит. Ей вдруг вспомнился какой-то дурацкий сериал, который она смотрела, где в зараженной химикатами зоне росли грибы по два метра и ягоды размером с тыкву, а жители там были с зелеными и фиолетовыми волосами. Она была почти уверена, что сейчас наткнутся взглядом на какой-нибудь такой гриб. Вместо этого она увидела еще один указатель: «Гостиница «Интернациональная». «Следующая остановка – «Площадь Свободы», - прошептала Лео. И тут вдруг ее осенило. Вот и разгадка! В этой гостинице наверняка собралась вся ее достославная группа, которая ожидает ее с нетерпением в бане, и ей стоит всего лишь согласиться, всего лишь присоединиться к ним, и весь этот кошмар, весь этот ужас сейчас же закончится. Но ей вдруг стало так невозможно противно, так тошнотворно-снотворно, что она из последних сил закричала:
- Отвези меня в деревню Свободы! Пожалуйста! Я хочу в деревню Свободы!
И в этот момент у нее заболел живот. Боль подступила резко, и скрутила так, что она не могла думать ни о чем другом. Водитель внимательно посмотрел на нее и замедлил ход. Лео корчилась в судорогах, не понимая, что с ней происходит, чувствуя только что ей Очень Очень хреново.
- У тебя есть какие-нибудь таблетки? – прокряхтела она.
- А что у тебя такое?
- Живот, - еле сдерживаясь, процедила Лео.
- Да нет вроде. Щас посмотрим.
Он остановился и стал бестолково рыться в бардачке.
- Дай. Я сама, – преодолевая боль, Лео принялась разрывать бардачок, но кроме вороха смятых бумаг, засыпанных табаком и крошками, ничего не нашла.
- Да какие тебе хоть таблетки-то? А, Люсь?
- Да не знаю, - Лео было все равно, ей вдруг только показалось, что только какие-нибудь таблетки спасут ее от этой адской боли, ей было все равно какие, она прониклась детской верой в силу лекарств.
- Отвези меня в аэропорт, - проскрипела она. – Там есть аптека.
Он тут же развернулся и повез ее в аэропорт. По мере того, как приближалось ненавистное здание, боль все отступала, утихала, и, наконец, уступила место покорному умиротворенному спокойствию. Лео сошла с машины.
- Эй, Люсь! Ну, ты еще придешь? – спросил ее водитель.
- Обязательно, - пообещала она.
- Так приходи. Я буду тут ждать.
- Ага, - согласилась она, до конца все же не веря. А кому можно было верить в этом королевстве кривых зеркал? Но он, похоже, не шутил.
- На этом месте, я буду.
- Хорошо, я приду, - пообещала Лео.
- Через сколько?
- Через пятнадцать минут, - сказала она наобум.
- Хорошо, я пятнадцать минут жду, - сказал тот. Лео вошла в аэропорт.

И вот теперь настало наше время,
Свободой мы ответили за всех.
Не нужно звезд нам сразу, - дайте терний,
Тогда упасть мы сможем только вверх.

Глава XVII. Агония.
В аэропорту Лео первым делом направилась в аптеку. Живот, правда, уже не болел, но все же… Черт, это ведь они устроили с ней всю эту штуку. Только вот как? А, ну конечно, подмешали чего-то в «Гематоген». Но если так, значит, они и сейчас могут ей всунуть какую-нибудь дрянь, еще похуже этой? Тогда лучше сделать вид послушной девочки, чтобы они продали ей противоядие. Ладно, в любом случае надо зайти в аптеку. За стойкой была все так же толстая женщина.
- У вас есть что-нибудь от живота? – спросила Лео.
- Да, - она тут же достала упаковку с незнакомым названием.
- А Ношпы нет? – спросила Лео.
Та недовольно поморщилась.
- На, держи свою Ношпу.
- Спасибо, - сказал Лео, и взяла упаковку, которая та выкинула на прилавок. Выйдя из аптеки, она остановилась посреди аэропорта, и демонстративно съела таблетку. Видите, я демонстрирую вам свое доверие. Вы хотели все узнать обо мне? Узнавайте. Вы интересовались, что я предпочитаю? Деньги или власть? Я вам ответила. Теперь вы хотите узнать мои приоритеты? Благополучие или здоровье? Отвечаю, здоровье. Ем таблетку за ваше здоровье, - и она опустила еще одну таблетку в рот.

- Что это с ней? – спросил Георгий.
- Нормальная реакция, - ответил Дима. Организм испытывает себя на прочность. Он молод, он не знает запас. Она еще не почувствовала, что это такое, когда ресурс исчерпан. Она еще долго будет храбриться. Я думаю, она нам всем еще покажет.
- Несмотря на твои препараты?
- Несмотря на мои препараты.
- А если она вернется к этому чудаку?
- Тогда Иван выиграет.
- А я вам сразу говорил, что надо ставить на нормальные человеческие чувства, - тут же вмешался Иван. Ну, и на подсознательные программы – русский парень, надежная опора, каменная стена, крепкая семья.
- Не надо, Грузия ее тоже впечатлила, - заметил Георгий.
- Особенно террор на винзаводе, - хмыкнул Антон. – Грубо работаете.
- Я вам гаварю, што ви увидеть, што настояший женщина ффсе раффно выбьерет красату и камфорт. Франс интеграсьон адженс показывайт, што самими желанными астаюца неизменна две веши: камфорт и натюрэлль, а они делайт исследования уже болше чем дффа ффека.
- Да что-то я не заметил, чтоб ее как-то особо поразил ваш интеграсьон, - грубо перебил его Иван. – И вообще, ваше поле было в отеле, вы его упустили, так что заткнитесь. Вам не понять русской души.
- О да. Канешна, ссагнафф дичь в угол и закрыфф дверь, можно гафарить, что это и есть ее ффыбар. Но на это купяця толька руские медведи, в Еффропе такой фокус «не пракатит», да.
- Ладно, давайте посмотрим, чем дело кончится. Если она действительно предпочтет этого хмыря, то Иван окажется прав.
- Мы же договорились, что победит тот, кому она позвонит первому?
- Тогда он уже два раза выиграл, потому что она ему уже звонила.
- Да нет, после того, как она догадается, что к чему.
- А, вот так. Да, это интереснее. А если она никому не позвонит?
- Значит, игра продолжится.
- До каких пор?
- Пока не позвонит.
- А если она не позвонит?!
- Она не может не позвонить.
- Почему? Она может объявить бунт.
- Какой бы бунт она не объявляла, человек не может находиться без еды, питья и сна более трех суток. А ни еды, ни питья ей никто не даст. Да и поспать не дадут.
- Не забывай про белорусских партизан.
- Вряд ли. Овчинка выделки не стоит. Повыпендривается еще пару часов и все.

- И все… - эхом отозвалась Лео, выходя на трассу. Эвакуатор стоял на том же месте. Она вспрыгнула на сиденье, и уселась поудобнее.
- Ну, поехали, что ли, - вяло сказала она водителю. Ей было необходимо подумать. Итак, что мы имеем. Мы имеем пять бездушных уродов, которые решили поиграть с бедной девочкой. Условия не совсем ясны, но принципы довольно очевидны. Вероятно, в конце игры она должна будет сделать выбор в пользу кого-то из них. Можно, конечно, сделать это прямо сейчас, но наверняка прочие сделают все возможное, чтобы не допустить этого – не так ведь они просты. И полигоном станет кто? Правильно, она. И одним животом тут не отделаешься. Итак, что же делать? Лео решила взять паузу и выждать. На самом деле можно повести довольно хитрую игру. Она попытается маленькими шажками, осторожно приблизиться к тому, что у нее есть, – к этому водителю то есть. И на примере уже попытаться выяснить, является ли этот выбор правильным, и чем это грозит. Только очень осторожно. Очередного приступа аппендицита она не переживет.
- Что мы будем делать? – осторожно спросила она водителя.
- Щас, Люсь… Мне тут поработать надо… - он достал какие-то документы и принялся заполнять. Когда Лео попыталась заглянуть в них, он опасливо спрятал их, закрыв локтем.
- А что ты там пишешь? – нетерпеливо спросила Лео. Ей почему-то показалось, что эти бумаги имеют отношение к ней. Тем временем тот сосредоточенно заполнял какой-то акт. Закончив, и спрятав бумаги, они поехали. Он достал рацию и стал получать какие-то инструкции:
- Да. Да. Понял. На ликвидацию? Да.
Он вдруг стал очень сосредоточенным и практически потерял весь свой шутовской налет, перестав даже разговаривать с Лео. Та же, в свою очередь, на которую слово «ликвидация» произвело угнетающее впечатление, сидела, не шевелясь. Она усиленно соображала. Неужели это про нее? Что она сделала не так? В любом случае, пока еще ничего не случилось, надо срочно все исправить. Тем временем они подъехали к автостоянке.
- Сиди здесь, никуда не выходи, - приказал он Лео. – Я сейчас. Только не выходи из машины, поняла?
Она кивнула. Он вышел из машины и закрыл дверь. И внезапно она поняла, что это ловушка. Самая настоящая западня. Она почувствовала острый приступ клаустрофобии. Она вдруг поняла, что, если будет вот так сидеть в этой машине, то с ней случится все самое плохое. Она рванула дверь со своей стороны. Дверь неожиданно оказалась незапертой. Лео с облегчением вылезла из машины, и принялась бродить вокруг. Она совершила нечто противозаконное, – у нее было абсолютно четкое ощущение. Тогда она осторожно отошла от машины. Ничего не произошло. Потом еще на несколько шагов. И еще. Двигаясь мало по малу, и постепенно ускоряя шаг, она направилась опять к аэропорту. На дороге творилась какая-то фантасмагория. Плотными рядами ехали французские, американские и отечественные автомобили. Время от времени они группами перестраивались в правый ряд и начинали дружно подмигивать Лео. Она, как завороженная смотрела на этот карнавал. Когда, наконец, рядом остановилось то же такси «Важная персона», она без лишних слов погрузилась в него и в молчании доехала до аэропорта. Так же молча вышла. И только когда таксист прокричал ей вслед: «Девушка! Вы забыли сумку!» Она меланхолично ответила: «Возьмите ее себе. Она мне больше не понадобится». Так, с документами и телефонами, она, сама не ведая, отрезала себе последнюю возможность закончить игру.

- Ну, все, - разозлился Дима, - пора заканчивать. Мне это уже надоело порядком.
- Да, события развиваются не совсем по плану, - пробормотал второй Дима.
- Что, она опять что-нибудь выкинула? – оторвался от чтения Георгий.
- На этот раз телефоны.
- Браво, - оценил Иван, – что бы мы ни сделали, она всегда находит способ сделать наоборот.
- Но это действительно уже начинает надоедать, - вставил Антон.
Димы переглянулись.
- Приступаем к последней стадии?
- Дадим ей последний шанс. Если и это не подействует, то да.
- Решено.
- Решено.

Лео вновь вошла в здание аэропорта. На улице уже стемнело, и залитый огнями аэропорт вопреки всему не выглядел уютным, напротив, казался пустынным и заброшенным. Повсюду слонялись мелкие группы людей, их тех, что были здесь и днем. Часть сидела на креслах и дремала. На табло застыла бегущая строка:
Солнце, заходящее в ущелье улицы. Пыль и свет...
Утро полно знамений тревожных. Страх сквозь солнца лучи...
Днем знамения сбываются
Вечер - злость, слабость, страх и планы...
Утро будет полно знамений
Если оно будет.
Лео села посреди зала и задумалась. Прямо напротив нее над головой висел телевизор, по которому без перерыва крутили какой-то странный фильм. Лео поначалу не прислушивалась, но содержание диалогов привлекло ее внимание.
- Она явно ничего не понимает, - говорила красивая молодая женщина. Ей отвечал мужчина.
- А ты думаешь, мы достаточно хорошо объяснили ей?
- А как, по-твоему? Только слепой не мог не заметить то, что мы намекали ей все время.
- Вероятно, это просто такая особенность поведения.
- Да, делать все всегда наоборот.
- Причем даже во вред себе.
- Да.
- Но ведь это может очень плохо закончиться.
- По всей вероятности, она и этого не понимает.
- Она загубит свою жизнь.
- Она думает, что все это игра.
- Игра. Только она не понимает, что в этой игре все ставки по-настоящему. И проиграв, можно потерять все.
Лео зажмурилась и заткнула уши. Она не хотела слышать всего этого. Она поднялась и перешла в другое кресло через несколько рядов. Отрывки фильма доносились и сюда, но их перебивала громкая реклама, непрерывно транслируемая по какому-то каналу:
«Сделай свой выбор! Выбор очевиден». «Не знаете, на что решиться? Спросите у нас, – мы подскажем вам наилучшее решение». «Ваша жизнь в ваших руках». И так далее. Лео устала, смежила веки и попыталась задремать. Но ничего не вышло. Музыка и звуки стали еще громче, сквозь закрытые веки они еще больше будоражили сознание. Она прикрыла глаза и попыталась подумать. Нужно найти подходящее место. Да, видимо, так. Она открыла глаза и осмотрелась. Медпункт, Дворец бракосочетаний, Комната матери и ребенка… минутку. Дворец бракосочетаний? Ага. Там-то ее и ждут. Лео представила себе накрытые столы, дядек с лентами наперевес, готовых разразиться громогласным «горько». Она уже поднялась было по направлению… но решила, нет. Комната матери и ребенка. Да, пожалуй, там будет спокойнее всего. Лео прошла по аэропорту и открыла желанную дверь. Она окунулась в желанное спокойствие. Там стояла такая тишина, что хотелось немедленно остаться, расплыться на кожаном зеленом кресле. Она опустилась на стул.
- Слушаю, - вопросительно обратилась к ней тетечка, того же пошиба, что и в банке.
- Хочу воспользоваться вашими услугами.
- Вы мать? – выразительно спросила ее тетечка, - или ребенок?
Еще и шутит. Дура.
- Будущая.
- Но, в таком случае, мы не можем вас принять.
- Но почему? – подняла на нее Лео умоляющие глаза. Ей так хотелось здесь остаться. В этом было ее спасение.
- Потому что это Комната матери и ребенка. Всего хорошего, - и тетечка вежливо, но настойчиво выставила ее. И ее вновь поглотил оглушающий хаос аэропорта.
Итак, ей нужно на что-то решиться. Сделать выбор. Черт, но она даже не знает, какого выбора от нее ждут. Она перепробовала все, что можно. Она, кажется, испробовала все способы, как выбраться из этого несчастного аэропорта. Все? И тут Лео осенило. А почему, собственно, она решила, что ей нужно непременно выбираться из аэропорта в город? Может быть, она просто прилетела не в то место? В таком случае ей нужно всего лишь определиться с рейсом, и отправиться туда, куда она и хочет. Это и будет ее выбор. В конце концов, никто не сможет запретить ей полететь туда, куда она хочет. Вот и решение!
Лео решительно встала, и принялась прислушиваться к объявлению рейсов. «Объявляется посадка на рейс авиакомпании Sibir на Красноярск». Нет, это ей не подойдет. Ха-ха, полковник ФСБ, отправляем людей в Сибирь. Нет, Сибирь – это не для нее. Она проводила глазами группу туристов, преимущественно россиян, которые проследовали к указанному диспетчеру выходу. «Объявляется посадка на рейс компании Georgian Airlines до Тбилиси. Ворота номер 23». Обратно в Грузию? Лео усмехнулась. Она все же из интереса прошла к воротам, отмечая заинтересованные взгляды группы грузин, направившейся к выходу, но, когда она подошла, выяснилось, что все уже прошли контроль, и посадка закончилась. В то же самое время она услышала: «Объявляется посадка на рейс до Парижа. Ворота номер 47». Лео метнулась к указанному выходу, но, пока она нашла ворота в дальнем конце аэропорта, пока добежала до них, посадка также закончилась. Лео начала испытывать какое-то раздражение. Да что такое! Неужели же она не может организовать даже такую мелочь, как посадка в самолет! Так, если объявят еще одну посадку, она сядет в первый же попавшийся самолет, и улетит хоть куда, только бы из этого чертова аэропорта. Тем временем посадки объявляли одну за другой. Лео еще пометалась, но история повторялась все с той же точностью. Как только она подходила к выходу, выяснялось, что посадка уже закончена. Лео очень устала и измоталась. Она почувствовала, что если сейчас же где-нибудь не отдохнет, то просто повалится на пол. Поэтому поискала взглядом, где бы можно было ей присесть. И наткнулась на кабинки небольшого кинотеатра. В каждой кабинке стояли четыре кресла, большой плоский телевизор, и висели четыре пары наушников. По всей вероятности, у стойки надо было заказывать фильм, и потом смотреть его. Лео подумала, что у нее совершенно нет денег, поэтому постаралась прокрасться в кабинку незаметно, и села, так, чтобы ее не было видно со стороны. В кабинке было относительно уютно и тихо. Лео закрыла глаза и задремала.
Когда она открыла глаза, она обнаружила, что рядом сидит еще три человека, и все молча смотрят какой-то фильм. Прямо рядом с ней сидел какой-то непонятный парень. Не высокий, но и не низкий, не толстый, но и не худой. С непонятным лицом – высокие скулы, большие, но какие-то мутные глаза, как будто с пленкой, нос с горбинкой, - по которому невозможно было определить национальность. В майке, джинсах, ботинках и бейсболке. И хвостиком сзади, хотя на рокера он был не похож. Парень потягивал пиво и выглядел довольно расслабленным. Рядом с ним сидела довольно испуганная девушка, как две капли воды похожая на ту словенку, что летела с Лео из Грузии, а совсем вдалеке сидел квадратообразный молодой человек с ярко выраженной американской внешностью. Светлыми волосами, массивным лицом с крупной челюстью и накачанным спортивным телом, обтянутым белой майкой.
Парень рядом с Лео покосился на нее. «Хочешь пива?» Он протянул ей бутылку. Лео взяла, и уже собиралась было отхлебнуть, но на нее опять нахлынула паранойя. Она сделала вид, что отпила, и отдала обратно. Парень невозмутимо запрокинул ее опять. Он предложил ей наушники, которые висели возле нее на кресле. Она взяла их, придирчиво разглядывая.
-   Один не работает, - чуть приподняв уголки губ, сказал он. Лео улыбнулась тонкой шутке.
- Как тебя зовут? – повинуясь какому-то смутному мотиву, спросила Лео.
- Меня? Юра, - спокойно ответил тот.
- Юра, - машинально повторила Лео. Вот, значит, как.
- А куда ты летишь? – продолжала выпытывать Лео.
- В Эдинбург, – все так же расслабленно проговорил он. Акцент у него был непонятный, то ли еврейский, то ли украинский, – Хочешь со мной?
- А он с нами полетит? – ткнула пальцем Лео в американца.
- Джон? Нет, они собираются в клуб.
- Тогда не знаю, - вздохнула Лео.
- Ну, думай, - сказал Юра таким голосом, как будто оставлял ей последний шанс. И Лео принялась думать.
Тем временем на экране происходило нечто невероятное. Они смотрели очень странный фильм. Там играли известные голливудские актеры, из тех, что Лео часто видела в обычных кинотеатрах. Только выглядели они необычно, да и роли у них были нетипичные. Было видно, как они стараются играть так, чтобы их игра максимально походила на высокое искусство и захватывала зрителя – было в их игре что-то от средневекового театра времен Шекспира. Фильм был с глобальной идеей. Белый мужчина, похожий на американца, видимо, призван был символизировать весь сильный пол. Он охотился на различных животных, в которых угадывались очертания женщины – так, особенно Лео запомнилась дикая черная пантера, которая чуть не убила мужчину, пытавшегося ее укротить. Потом ему все же это удалось, и у них родился сын – черный африканский мальчик. Но женщине было сложно с мужчиной, – ее тянуло на волю, в пампасы. Она то любила, то ненавидела его, и ему приходилось прилагать немало усилий, чтобы держать ее в узде. Но это не получалось. И женщина превращалась в диких зверей и убегала на волю. Параллельно популярно рассказывалась история Земли в красочных отрывках. Показывались сцены охоты на сафари, узники Холокоста, отрезание голов и распинание. Фильм был таким жестоким, что через некоторое время Лео, не выдержав, закрыла глаза.
- Что, не нравится? – тут же раздался над ухом гнусавый голос Юры.
- Да нет, - попыталась увильнуть Лео.
- Смотри, - приказал он ей.
Прочие смотрели фильм без всякого выражения, изучая сцены. Все это походило на какой-то учебный просмотр. Лео опять навеяло мысль о спецслужбах. Может, это и есть учебный просмотр? Может, таким образом они проверяют, насколько я могу воспринимать жестокость? И, если я пройду испытания, они включат меня в группу вместе с этим американцем и Юрой, и я уеду в Эдинбург? Было бы неплохо. Но что, получается, они сватают мне в конечном итоге этого Юру? Какой-то он непонятный. Красавцем его назвать было нельзя, плейбоем тем более. И это то, что они подобрали мне? Не так уж и впечатляет. Во всяком случае, это совсем не то, что она себе представляла. В ее воображении был идеальный образ. Только вот беда. Никто, совсем никто на земле не подходил под это описание! А, собственно, сама она могла сказать, чего она хочет? Раз за разом она отвергала все лучшее, что было предложено ей. И в итоге на. Лео вдруг поняла, что в Юре сосредоточено было все, что она искала. У нее не было конкретных требований. Ее желанием было отсутствие желания. И в этом образе, в этой нейтральности и было заключено все, что она требовала. Она не хотела ничего. Ожидание было все равно лучше реальности. Поэтому она предпочитала ждать. Она жила в мечте, откладывая реализацию. И этот смешной и искусственный образ в полной мере отражал всю тщетность ее притязаний. Рыбка, рыбка, сделай так, чтобы у меня все было. – У тебя все было. Почему мы так не ценим то, что у нас есть? Почему мы всегда оказываемся не с теми, с кем хотим? Такое ощущение, что мы специально выбираем тех людей, которые просто физически не могут быть с нами. А потом мучаемся, страдаем. В голове остается образ, который занимает нас, сравнения с ним не выдерживает никто. Зачем все так? Ожидание мечты. А может быть, на самом деле и этот образ существует только в ее голове? Может быть, сейчас перед ней сидит Юра, этот отец разведчиков, и с интересом наблюдает за ее реакцией? За тем, как она видит того, кого нарисовала в своем воображении? Однако в любом случае сейчас надо продемонстрировать себя с самой лучшей стороны. И Лео, переборов себя, принялась смотреть фильм. На некоторых сценах ей казалось, что еще немного, и она потеряет сознание. На некоторых она отчетливо чувствовала подступающую тошноту. Но она мужественно пересидела, наблюдая, как Юра иногда смотрит на нее искоса, оценивая впечатление.
Война. Она приходит в каждый дом с телеэкранов новостей. Это раньше казалось, что с появлением масс-медиа война должна исчезнуть, ведь просто люди не могут же так спокойно смотреть на все это, передающееся в точности каждый день. Но ничего подобного. Без тени стыда или смущения эта информация воспринимается так же, как и вся остальная. Война превратилась в своеобразное реалити-шоу, и сводки об очередных боях с жертвами и погибшими щекочут нервы, чуть приятней, чем обычные новости. Война стала восприниматься, как компьютерная игра. Искусственная кровь, искусственные люди. Игрушечные солдаты. Которыми управляет невидимая рука Вашингтона или Моссада, которая ведет себя так же, как виртуальный игрок за экраном.
С течением времени начинаешь испытывать почти сочувствие к террористам. И в самом деле, а что им еще остается? Представьте, что вы живете в разоренной, убогой стране, где нет ни телевидения, ни горячей воды, ни Макдональдса, в конце концов. Нет мирных походов с детьми в парк развлечений по выходным и вечерних выходов в ресторан. А есть только какие-то чужие танки, солдаты в пыльной форме, которые по странной случайности уничтожают твоих соотечественников. Которые потом вернутся в свои сытые державы и забудут то, что они видели, как страшный сон. И что тебе остается? У тебя нет ни работы, ни образования, только осколки гранат и немного взрывчатки. И ярость. Неужели тебе не захочется разбомбить все это сытое зажравшееся общество, чтобы они хоть на минуту ощутили то, что каждый день чувствуешь ты? Еще как захочется. Проблема терроризма изрядно преувеличена. Террористы почему-то не трогают вполне мирных и благополучных Швейцарию, Норвегию и Финляндию. Атакам подвергается только многострадальные США, и Англия до кучи. И все удивляются – ах, как же так? Ах, какой ужас? И ни у кого не возникает вопросов, что, может быть, стоит просто вывести свои войска и перестать мародерствовать, глядишь, и угроза спадет? Но нет. Они предпочитают обманываться и обманывать. Они ни за что не признаются, что сами же и породили терроризм. Что ответят Штаты на образование движения Талибан? То, что оно не могло не родиться как сопротивление их агрессии? Нет. Они ответят, что в возникновении Аль-Каиды виноват (о, да?) СССР. Мол, это они надоумили несчастных туземцев, внушив им вредную мысль о том, что можно ведь и сопротивляться! Все это такой бред, что даже говорить об этом не хочется. Война стала повседневной реальностью. Такой же неотъемлемой частью, как функционирование промышленных предприятий и обеспечение энергобезопасности. Лео из рук вон плохо разбиралась в вопросах геополитики, но имела на нее совершенно женский взгляд. Женщины всегда сочувствуют тем, кто слабее. Поэтому Лео почти склонилась к тому, что и у террористов есть свои резоны. Да, пожалуй, есть.
Тем временем на экране разворачивалась заключительная сцена. Женщина, то прилетая к сыну, то кидаясь на мужчину с топором, наконец, достигла пика своей агрессии и превратилась в страшную уродливую фурию, которая летела за мужчиной, накрывая его с головой и стремясь проглотить. Ее лицо превратилось в лицо старухи, глаза горели адским пламенем, седые волосы развевались, она летела навстречу, и страшно было смотреть на нее. Мужчина предпринял последнее усилие, он пробовал увещевать ее, уговорить, но женщина, не слушая, жадно выедала пространство. Пространство стремительно сжималось, скручиваясь спиралью, и поглощала все, что попадалось ей на пути, пожирая все хорошее, доброе и вечное, что когда-либо было создано людьми. И тогда он поднял ружье, и выстрелил. Женщина упала на пол. Он склонился к ней. Женщина несколько раз судорожно вздохнула. Ее лицо еще раз злобно скорчилось. И она умерла. И уже после смерти, как только отошел последний вздох, ее лицо внезапно стало разглаживаться, волосы опять приобрели свой цвет, кожа стала молодой и нежной, а лицо приобрело такое детское, спокойное и невинное выражение, что Лео чуть не расплакалась. И внезапно она вдруг поняла, что ведь это она. Это она себя ведет так, отвечая ненавистью на любовь, и в любой ситуации противопоставляя себя всем. Она не думает ни о ком, разжигая в себе это пламя, которое поглощает ее. И внезапно она подумала, что это здесь и сейчас, в такой замысловатой форме, ей преподали, каким будет ее конец, если она не прекратит вести себя так же. Юра внимательно смотрел на нее.
- Ну, так что?
Но, повинуясь тому же смутному ощущению руки, которая невидимо ведет ее сквозь судьбу, повинуясь какому-то голосу на плече, который сидит и нашептывает ей, как поступить, Лео поднялась, и, не говоря ни слова, пошла прочь.
Она поняла. Это же она сама отражается во всех тех людях, которые попадаются ей. Это ее лицо смотрит на нее, скалясь и подмигивая, это ее глаза сверкают, это свои слова она слышит, адресованные себе же. Она только сейчас поняла, насколько отвратительно она выглядела со стороны. Юра был не только квинтэссенцией всего того, что она искала в мужчине, – по крайней мере, точно следуя ее обрывочным и противоречивым требованиям. Он еще был ее абсолютно точным отражением, – и именно поэтому она не выдержала с ним и минуты, почувствовав какое-то необъяснимое, вязкое раздражение. Какой ужас. Как же, должно быть, было сложно общаться с ней всем окружающим! Это же просто кошмар какой-то. Неужели она выглядит со стороны именно так? Хуже – подсказал ей внутренний голос. Но тогда просто невыносимо больше так жить с самой собой. Но если так, то какого черта они ее преследуют? Какого они навязали ей всю эту игру, если они показывают ей, как ужасно она выглядит со стороны? Какого тогда следить за ней, устраивать всю эту ахинею, если она такая ужасная? Какого черта, а??

- Кажется, она ничего не поняла, - со вздохом сказал Дима.
- Похоже, ты прав, - ответил ему второй.
- Ну что ж, приступаем к решительным мерам.
- Уже? – встрепенулся Иван. – А без этого никак нельзя обойтись?
- Ты же видишь, - ответил Дима. – Надо форсировать события. Иначе это никогда не кончится.

Внезапно Лео ощутила, что ей стало не по себе. Что-то изменилось в воздухе. У нее внутри вдруг стали происходить какие-то события, о которых она не имела никакого представления, и над которыми была не властна. Вдобавок вокруг началось движение. Она вспомнила свою мысль погрузиться на первый же попавшийся самолет, и принялась высматривать, на какой же самолет ей отправиться. Только вот что странно. Пассажиры, снующие вокруг нее группами туда-сюда, и следовавшие на свои рейсы, смотрели на нее какими-то странными, сочувственными глазами. Они торопились покинуть аэропорт, как торопятся покинуть игроки поле, когда игра уже закончена. Объявили посадки на Австрию, Анголу, Литву и Латвию. И Лео вдруг осенило, что в эту игру играет весь мир. Команды из разных стран, закончив игру, получали свои дивиденды и отправлялись домой. В зависимости от того, куда направлялась Лео, объявляли тот или иной рейс. Только все проходили посадку,  она нет. Объявили Китай, Ирландию и Узбекистан. Команды организованно грузились в самолеты и улетали. Аэропорт стремительно пустел. И Лео вдруг отчетливо поняла, что, когда улетит последняя команда, она умрет.
Лео стало страшно, как никогда в жизни. Она остановилась посреди аэропорта. Ей захотелось закричать. Ей захотелось броситься за кем-то. И в это время ее опять скрутила боль. Она поняла, что из нее пошла кровь. Кровь текла непрерывным потоком, и Лео чувствовала, как с каждым миллилитром из нее утекает жизнь. Она бросилась в туалет, закрылась в кабинке, и с ужасом ощутила, что кровь хлещет из нее сплошным потоком, и нет никакой возможности ее остановить. «Мирамистин» - прочитала Лео, - «Защитит в сложных ситуациях». Лео выползла из туалета и из последних сил потащилась к аптеке. Пассажиры и обслуживающий персонал смотрели на нее сочувственно и с легкой брезгливостью. «Девушка, у вас штаны запачкались», - мстительно сказала ей администратор. Лео, уж ни на что не обращая внимания, вползла в аптеку. За стойкой никого не было. Прошла целая вечность, чем появилась полная тетя с пустыми глазами.
- Ну, чего тебе? – неприветливо спросила она Лео.
- У вас есть… - стараясь контролировать слова, сдавленным голосом произнесла Лео. – Есть «Мирамистин»?
Рядом стоящие люди неприязненно посмотрели на Лео, как будто она спросила лекарство от СПИДа, и отодвинулись.
- Нет, - так же неприязненно ответила тетя.
- А что у вас есть… чтобы кровь не текла? – закрыв глаза и наплевав на все, спросила Лео.
- А откуда у тебя течет кровь? – безжалостно спросила тетя.
Лео собралась с силами, и выдавила:
- Оттуда, – она побледнела и пошатнулась. Наконец, тете, кажется, стало ее жалко. Она порылась на полке и достала какое-то лекарство. – На.
- А что это? – слабым голосом спросила Лео.
- Кровоостанавливающее, - деловито сказала тетя. – Бери, бери, не бойся.
Лео сгребла рукой лекарство, и, шатаясь, вышла из аптеки. Она чувствовала, что если сейчас срочно что-нибудь не предпримет, то вместе с кровью из нее утечет жизнь. Лео еще никогда не испытывала такого. Она вдруг поняла, что здесь и сейчас, она может умереть. И никто, никто не поможет ей, а наоборот, будут равнодушно смотреть, как она кончается. И Лео стало настолько жаль жизни, что она готова была цепляться за что угодно, сделать что угодно, только бы не умирать. Она вдруг вспомнила. «Как я ползала на карачках, как воду пила из ведра». Мимо нее прошла уборщица с ведром, полным грязной воды. Лео инстинктивно потянулась за ней, но у нее не было сил даже подняться. Только не умирать. Она открыла пригоршню таблеток и высыпала ее в рот. Кровь продолжала идти, как будто ничего и не случилось. Лео села на пол, и принялась смотреть в одну точку. Она хотела сосредоточиться, как-то собраться с мыслями. Она подняла голову, и прочитала над головой табличку: «Медпункт». Она заставила себя подняться, и потащилась в указанном направлении. Подобно тому, как тонущий человек хватается за все, что попадется ему под руку, причем так сильно, что может утащить с собой, так же Лео в исступлении, преодолевая себя поплелась на голос последней надежды – в медпункт, как будто там кто-то мог помочь ей с ее проблемами.
Подходя к медпункту, она слышала, как объявляли последние рейсы. Самым последним отправился рейс авиакомпании Belavia – ну вот и все, подумала Лео.
Она вошла в помещение медпункта. Кафельные стены сияли белой плиткой. На столе лежали пугающие предметы, но сейчас Лео уже мало что могло испугать. За столом сидели две медсестры, еще два молодых человека сновали туда-сюда. Лео подошла и села к столу.
- Помогите мне, пожалуйста, - взмолилась она.
- Что случилось? – равнодушно спросила медсестра.
- Я умираю, - просто сказала Лео.
- А что вы чувствуете?
- У меня идет кровь. Она идет, не останавливается. С каждой каплей из меня уходит жизнь. Пожалуйста, сделайте что-нибудь. Сделайте мне операцию.
- Так, - сказала медсестра и открыла журнал. – Как ваша фамилия?
Лео назвала.
- Адрес и место прописки.
- Да какое это имеет значение? – взорвалась она, - я умираю, вы что, не понимаете?
- Мне нужно вас записать, - непреклонно сказала медсестра. – Итак, адрес и место прописки.
Лео, переборов себя, назвала.
- Год рождения и телефон.
Лео машинально продолжала называть. Медсестра тем временем методично все записывала.
- Что вы чувствуете, опишите?
Лео захотелось ее убить. Она еще раз подробно рассказала, что она чувствует. Медсестра все записывала. Лео, наконец, не выдержала и вскочила, принявшись кружить по медпункту.
- Сядьте на место! – приказала медсестра.
- Но я же умираю! Сделайте что-нибудь!
Та невозмутимо усадила ее на место и принялась дальше строчить. Лео подумала, что еще пятнадцать минут, и она точно кончится.
- Голоса какие-нибудь слышите? – спросила медсестра.
- А должна? Нет, не слышу.
- А что слышите?
- Я же говорю, я умираю! – упрямо повторяла Лео. Она вскочила, и выпила воды из-под крана, – сделайте мне операцию.
К ним подошли молодые люди. Они внимательно осмотрели Лео, заглядывая ей в глаза, потом стали тихо переговариваться, что-то обсуждая между собой и кивая. Лео сидела, корчась от боли и тихонько постанывая. Наконец, через вечность, ее отвели в соседнюю комнату и сказали:
- Ждите. Доктор сейчас придет.
Лео осталась одна. Она смотрела в потолок, и чувствовала, что ее накрывает. Она чувствовала, что она умирает, и ничего не может с этим поделать. Но пойти еще куда-то у нее уже не хватало сил. Ей не хотелось уже ничего. Она только хотела, чтобы прошла эта боль, заставляющая ее корчиться или сходить с ума.

- Это должно подействовать, - сказал Дима. – Сейчас начнется действие нейролептиков. В принципе никто не в состоянии этого выдержать. Она должна сломаться.
- А если она опять что-нибудь выкинет?
- Она не сделает этого. Организм инстинктивно запускает программу самосохранения. Если она будет противиться, он просто уничтожит сам себя. Но этого не произойдет.

Лео почувствовала, что боль становится сильнее. И в этот момент вошел доктор. Он внимательно смотрел на нее, щупал пульс, заглядывал в зрачки. Лео уже ничего не соображала от боли, она только чувствовала, что боль накатывает, управляя ей. Непроизвольно начали двигаться руки, ноги. Единственное место, куда она еще не добралась, это был ее мозг. Она почувствовала, как все будет. Сначала откажут ноги. Потом перестанут слушаться руки. Потом перестанет действовать половая система, печень и почки. Потом откажет желудок. Последним остановится сердце. И еще некоторое время она будет чувствовать, что жив только ее мозг. Потом ее покинет сознание. Лео почувствовала, что боль имеет направление. Она хотела заставить ее сделать что-то. И Лео ощутила себя, как та собачка на винзаводе. Она поняла, что боль управляет ей. Что она ничего не может поделать. Что стоит боли усилиться, и она сделает все, как та собачка. Она будет кататься по полу, выставляя живот. Она будет ползать на коленях, подбирая еду с пола. Она будет валяться в ногах, вылизывая ноги хозяина, который управляет ей с помощью невидимого пульта, на котором значится боль. Лео скорчилась, и попыталась преодолеть ее. Она вдруг почувствовала, что единственная преграда, которая может стать между ней и этой непреодолимой силой – это ее сознание. Лео попыталась отвлечься и ответить на боль мозговым усилием. Боль скрутила ее, заставляя скорчиться и принять невероятную позу. Лео сползла на пол и растянулась. СЦЕНА С РАЗДЕВАНИЕМ. Она уже ничего не соображала, и сопротивлялась только каким-то последним усилием. Боль захватывала ее, заставляла мутиться сознание, и действовать тело помимо ее воли. Когда боль стала нестерпимой, Лео предприняла последнее усилие….

- Она умерла, - вдруг сказал Дима.
- Что? – бросились все к монитору.
- Она умерла.
- Я так и знал! Я же говорил тебе!
- Ну, кто же знал. Я же не думал, что она захочет поиграть в Зою Космодемьянскую.
- Надо было знать.
- И что теперь?
- Ну что ж. Что-то будет.
И они склонились над монитором.

Лео почувствовала, что ее куда-то везут. Разлепив веки, она сквозь ресницы рассмотрела, что она сидит в инвалидной коляске. Ее руки были привязаны к ручкам, а ноги подняты высоко, но тела она не чувствовала. Я, наверное, умерла, и меня везут в рай, - подумала Лео. Но тогда почему она в той же одежде? Вокруг коляски суетились люди. Один подталкивал ее вперед, другой бежал впереди, открывая двери и освобождая путь. Вокруг проплывали еще какие-то, которые провожали ее странными, удивленными взглядами. Коляска вырулила из аэропорта. Лео подняла голову и впервые увидела небо.
Занимался рассвет. Все небо окрасилось в оранжевые, розовые и малиновые тона. Рассвет затопил горизонт, растекаясь по облакам и пронизывая все палевой кисеей. Сквозь утреннее сияние были отчетливо слышны резкие запахи травы и земли и пение птиц. Казалось, вот-вот должны раздаться салюты, по крайней мере, это подчеркнуло бы торжественность момента. Хотя, если посудить, то и так было достаточно торжественно. Да, пожалуй, салют бы все испортил. А может быть, и нет, неверные всполохи зарниц очень странно выглядели бы в этом утреннем небе, но в этой странности было бы что-то очень органичное. Так меланхолично рассуждала Лео, катясь в коляске. Странно все-таки выглядит рай. И люди такие совсем обычные. Может быть, смерти все-таки не было? Ага, она, наверное, парализована. Она потеряла половину жизни, но кое-что все же осталось. Как странно. Ее это совсем не огорчает. Хотя это должно было бы ее просто убить. Но она не чувствует никакой тяжести. Напротив, она ощущает только чувство необычайной гармонии и успокоенности. Что же это?
Смерть. Она оказалась такой неожиданной и такой желанной. Перед лицом смерти все становится абсолютно неважным. Все, что ты сделал в жизни, или не сделал, все твои помыслы, устремления, желания, чувства, может быть, даже очень сильные, все это сводит только к одному. Смерть. У смерти нет лица. У нее нет смысла. У нее нет ничего. Когда ты приходишь к смерти, ты понимаешь, насколько глупо все, что ты пытаешься получить, ведь ничего не возьмешь с собой, и ты смотришь один на один в ее бездонные холодные глаза. Смерть успокаивает. Она примиряет. Она прощает все. Перед смертью все равны. В смерти великая сила. Потому что только перед лицом смерти человек становится таким, какой он есть. Исчезает стыд, ложные убеждения и желания. Остается только одна суть. Суть, на которую смотрят, безжалостно смотрят холодные глаза. Завороженно на воскресном солнце глядели в пустоту калейдоскопа твои большие чёрные глаза. И вот они, печальные, закрылись... 
Коляску подвезли и Лео погрузили в какую-то машину. Изнутри она походила на обшарпанный автофургон. Ее посадили на сиденье, напротив уселся охранник. У Лео ужасно чесались глаза, – линзы давали о себе знать. Да, двое суток это явный перебор. Надо бы избавиться от них. Лео натужным движением потянулась, вытащила из глаз линзы, и демонстративным жестом выкинула их на пол. Вот так гораздо лучше. Все погрузилось в мягкий расплывчатый полумрак. Ага, вот и руки двигаются. Странно только, что они связаны. И руки, и ноги. Да, на рай это совсем не похоже. И тут опять напомнила о себе боль.
Ага, все понятно, это не смерть, это просто очередная стадия. Какая уж тут смерть. Бог берет к себе только тех, кто ему больше нравится. Плохие, видимо, и в небе не нужны.
На окне, высвечиваясь, завивались, как дым, голографические слова и плыли:
Туман спустился и завис белыми шторами широкими
Приятно быть темной фигурой в пустоте
Таять очертаниями темной фигуры в пустоте
Белой пустотой в пустоте
Долго идти...
Видимо, этот момент называется «Взятие в заложники». Ее везут куда-то в этом фургоне, у нее связаны руки и ноги, и ей нужно освободиться – так требуется в задании. Что ж, попробуем это сделать. Смутно Лео слышала какие-то голоса, которые раздавались то ли за стенкой, то ли над крышей, то ли у нее в голове.
- Все в порядке?
- Да, в полном.
- Где она?
- В фургоне.
- А, отлично. А я уже думал, метро перекрывать.
- Не понадобится.
- Отбой.
Она отмахнулась от них и попыталась принять более удобную позу. Боль тут же пронзила ее резкой стрелой. Лео, едва не вскрикнув, задержала дыхание, и стала двигаться очень осторожно, миллиметр за миллиметром, так, чтобы контролировать боль. Голоса в ее голове стали резче и громче.
- Кто ты? – мысленно спросила Лео.
- Я – твой хозяин.
- Ты хочешь, чтобы я подчинялась тебе?
- Ты сама этого хочешь.
Лео задумалась. Значит, все это было правдой. Они поймали ее. Что ж, окей. У нее не остается другого выбора, как только следовать их указаниям. Но что же будет дальше?
Лео, задержав дыхание и стараясь передвигаться как можно медленнее, медленно-медленно пошевелила рукой. Прошла целая вечность, пока она не ощутила, что веревка чуть подалась. Ну, конечно. Если так пойдет и дальше, то через некоторое время она сможет освободиться. Лео стала мало по малу освобождать руки. Двигаться приходилось буквально по миллиметру, делая движения так, чтобы они не были заметны глазу, – иначе тут же накатывала боль. Таким образом Лео, понемногу напрягая руки, усилием почти незаметно двигала ими, с расчетом через некоторое время достичь того положения, чтобы можно было хоть немного ослабить веревки. Прикинув скорость действия, Лео подумала, что для того, чтобы освободиться окончательно, ей понадобится несколько часов, не меньше. Тем не менее, она все продолжала методично двигаться в нужном пространстве, и через некоторое время, задержав дыхание, смогла даже пошевелить ногой. При этом она шептала про себя, как заклинание: «Тише, тише. Только не боль, только не боль. Не мучайте меня. О, пожалуйста, не мучайте меня». Она наловчилась двигаться довольно сносно, и через несколько бесконечных десятков минут почувствовала, что веревки ослабли настолько, что она может сбросить их одним движением.
Голоса в голове превратились в какой-то невнятный шум.
Лео постаралась провернуть ту же штуку с ногами, и через некоторое время ей это удалось. Отлично, заложники освободились, и сумрачно наблюдают из-под ресниц за охранником. Охранник, развалившись впереди, казалось, ничего не замечал. Отлично, нужно только дождаться момента. Нужно только дождаться момента…
Машину тряхнуло, и Лео резко подскочила с места. Одним движением, сложив руки, она ударила по голове охранника. Тот резко дернулся и упал, нелепо раскинув руки. Лео рванула ручку автобуса, тот тут же затормозил, и дверь распахнулась. В фургон заскочили три человека в масках, они скрутили ее, и положили на стол, который оказался посреди фургона. Лео дико корчась, извивалась, и, кажется, даже укусила за руку кого-то из них. Но им удалось с ней справиться, и они накрепко примотали ее за руки к столу. Лео дернулась еще несколько раз и, заскулив, затихла. Слезы брызнули у нее из глаз, как у раненого зверя. Она поняла, что все проиграно. Все кончено, и она никак не смогла проявить себя. Все, все оказалось бессмысленным, а сама она всего лишь бездарность, которая претендует на лавры, предназначенные не ей. От бессилия, отчаяния и разочарования Лео напряглась и еле слышно застонала. И в этот самый миг боль внезапно прошла. Вернее, нет, она не прошла, но она переродилась в какую-то другую, совершенно не похожую на прежнюю. Та сжигала ее, унося жизнь по каплям, а эта, новая, была конструктивно-созидательная, в ней был какой-то смысл, который должен был привести к чему-то логическому. Лео вдруг обнаружила, что вся боль сконцентрировалась в области живота. Ее мышцы напрягались, тело конвульсировало. Внезапно она вдруг ощутила, что лежит, подняв ноги и согнув их в коленях и совершает однообразные ритмичные движения. О Боже, - подумала она, - я рожаю. И тут же раздалось: «Дыши, дыши». Лео напряглась изо всех сил. Казалось, еще немного, и она разорвется, мышцы не выдержат. Она дышала изо всех сил, свет мерк. Как же глупо было думать, что ее призвание в каком-то офисе или в управлении людьми. Они, эти жестокие люди, расставили все по местам и в два счета объяснили ей ее предназначение. Такое исконное, грубое и первородное. Вот ее смысл и ее главная цель. Рождение. Да, суть женщины оказалась до удивления проста. Ты можешь заниматься чем угодно, претендовать на славу, положение и статус. Ты можешь отнимать у мужчин их занятия и работать до изнеможения, ты можешь даже превратиться в мужчину. Но тебе никогда не избавиться от этого первичного чувства, которое испытывает каждая женщина, как только сталкивается с физиологией. Тогда отступает на задний план все – и работа, и статус, и положение. Женщина не может считаться женщиной, если она не рожала. С этим чувством ничего не сравнить. Ты словно вынашиваешь в себе целый мир, и жертвуешь жизнью для того, чтобы породить новую. О, это очень больно. Эту боль не описать. Когда меркнет свет, и кажется, что ты умираешь. Но этой боли и в этом страхе есть какая-то высшая справедливость. Она создана, чтобы женщина не концентрировалась на своих земных, животных желаниях. А чтобы в момент смертельной муки пришла к самопожертвованию и высшей, божественной любви. С такой степенью самоотречения, которая позволит войти в этот мир еще одной жизни. И сделает ее ребенка здоровым и счастливым. С этим не сравнится ничто. Ты словно отдаешь себя, рождая новое. Это не понять ни одному мужчине. Испытав такое, ты вряд ли потом сможешь убивать. Каждый человек не живет, а только учится жить. Он существует, делает что-то, а потом выращивает в себе сердце. Чтобы оно потом нарастилось, нарастилось, и превратилось… И в то самое мгновение, когда ей показалось, что это конец, она освободилась.
С облегченным вздохом Лео без сил повалилась на бок и затихла. Не хотелось больше ничего. Все тело наполняла легкая истома и нега. Не было никаких сил. Ничего. Лео лежала и слушала тишину. Не было мыслей. Крайним зрением она заметила, как кто-то, подойдя к ней, повязал ей на руку повыше локтя траурную ленточку. Ну, вот и все, - с улыбкой подумала она. Сколько прошло потом времени, она не знала. Через некоторое время этот кто-то так же легко снял ленточку с нее.
Машина приехала. Снаружи раздались голоса, которые были Лео смутно знакомы. И тогда она поняла, что лучше закрыть глаза. Она закрыла глаза и позволила себя вывести. Ее подхватили крепкие руки, и поставили рядом с каким-то плотным человеком. Лео всей сущностью почувствовала его значение. Он бережно взял ее под руку и повел по саду. То, что это был сад, Лео ощутила по запахам, которые были похожи на те, что она ощущала в музее-поместье. Они долго-долго шли по дороге, которая то опускалась вниз, то поднималась. Мы все-таки в Грузии? – подумала Лео. Она чуть приоткрыла глаза и увидела, что ее ведут к большому желтому зданию. Особняк. Что же будет? Ее ввели в полутемный коридор, – она почувствовала это, по тому, как сгустилась чернота вокруг ее век. Человек возле нее на мгновение пропал, видимо, пошел готовиться. Лео слушала сквозь закрытые глаза:
- Паспорт есть? Да. Так, ну какой выписывать? Российский или… Ни вашим ни нашим? А, значит, она все-таки наша? Ладно, потом разберемся.
Лео отвели в какое-то помещение. Она почувствовала, что ее окружили женщины. Они усадили ее в теплую ванную, бережно ополоснули, умыли, вытерли полотенцем. Надели на нее легкий халат, и усадили на кушетку. Принялись расчесывать волосы. И тут вдруг до нее дошло, что это будет. Свадьба! О-о. Лео закачалась. Да, это поистине гениальная идея. Она ощупала себя. На ней был обычный домашний халат, из тех, что выпускались советскими фабриками. Женщины вокруг тоже были в халатах. Все это походило на такой дикий фарс, который в жизни не мог бы присниться. Свадьба в дешевом халате и тапочках. Гости в таких же халатах. Торжество в каком-то затрапезном советском учреждении. Посреди коридора в ряд стояли непокрытые скатертью обычные казенные столы.  Вокруг них сдвигали кушетки, из тех, что стоят вдоль стен в поликлиниках. Атас просто! Но, пожалуй, она это заслужила. Она заслужила это. И это станет для нее самым лучшим праздником, она только теперь это поняла. Лео еще раз покрепче зажмурилась. Потом сжала кулаки. И открыла глаза.
 

ЧАСТЬ III. Воскресенье.

Судьбу порою делаем мы сами…
Лишь от себя, по правде, не уйдёшь…
Всё время беспокоить будет память.
Вот так, «незолотая молодёжь».


Привет, Лео. Как ты живешь? Я живу хорошо. Хожу по дому в лыжной шапочке – это мой футляр. Берегу свои мысли. Читаю Кундера и смотрю фильмы с Джимом Моррисоном, – мне ужасно понравился индеец, который обкурился там с кривыми ногами. Наши мальчики решили создать новую группу. Думают над названием. Один предложил «Странные козлы». По-моему неплохо. В «Резервации» устроили вечеринку, где делали всем желающим отчаянные стрижки за бесплатно. Жалко, что так никто и не понял, что платить все равно придется, хотя бы за отчаянность. Дашка недавно приехала от тебя и сообщила две новости: что ты поправилась (и тебе идет) и что у тебя дезик Fa. Она тут недавно защитила реферат по философии. Мы все писали рефераты. Я взяла себе тему «Эпоха зороастризма», а Дашка про Пифагора. Видимо, потому, что это слово (Пифагор) показалось ей знакомым. Я так долго думала, что у меня депрессия, что в итоге выяснилось, что все абсолютно нормально. Чего и тебе желаю. Мы здесь тебя все очень ждем. Приезжай хоть на гастроли. Здесь твоя деревня, здесь твой дом родной.

Привет, Лео. Как ты живешь? Уверена, что хорошо. А я недавно вернулась из Москвы. В Москве мне (ужасно) понравилось. Просто невыносимо для Минска. Я шла по улице, и мне навстречу попался Райкин. Я еще очень удивилась, что он не поздоровался, - когда ты знаешь человека, кажется, что и он тебя должен знать. Слушаю Doors (немного) Sonic Yourth и Radiohead (очень много). Наши мальчики уехали в Лондон. Теперь, наверное, скачут где-то с демокассетой возле дома Гэллэхеров. А мы, сироты, уйдем в кредит. Ну, все, пора спать.
Нет, еще немного напишу. Меня стало тошнить от людей. Я прочитала «Тошноту» Сартра и меня стало тошнить еще больше. Я так долго себя изводила, что, наконец, мне это надоело. Береги себя. Все еще впереди. Кроме того, что в заде.