Чернокнижник. Часть 2. Глава 3

                Глава 3
                Час Испытания


Несмотря на то, что день был ненастный, жара стояла неимоверная. Парило так, будто в Нифльгейме подлили масла в огонь и теперь весь тот жар, что обычно коптитт души грешников, вырывался на поверхность. Небольшой отряд во главе с лордом Фрерином  не спеша двигался сквозь Сил-Марел’Тралас. Лес состоял в основном из старых сосен, очень толстых и очень высоких. Из-за того, что деревья росли весьма кучно, а Тропой практически не пользовались и никто за ней не следил, они частенько сбивались с пути. Тропа, небольшая ленточка, соединяющая Лэур Дланор и город карликов, имела множество ложных ответвлений, порой круто уходящих в петли. Иногда дорога поднималась высоко в горы под самые пики, а иной раз спускалась в глубокие топи. Давным-давно когда еще земля была молода, этот путь проложили эльфы. А когда их время здесь закончилось и они оставили эти леса, Тропу пытались восстановить карлики, и как видно, им это не удалось. Дварфы больше предпочитали передвигаться лабиринтами Деребо, пока коридоры не наводнила нечисть.
— Да чтоб тебя! — взревел карлик, потянув вожжи на себя. Он сидел обнаженный, по пояс, демонстрируя мощную грудь с пышной темной растительностью, в которой буквально тонула золотая инсигния лорда Ордена. Спина и руки карлика пестрили от шрамов – медалей множества битв. — Забодай тебя комар! Клянусь подштанниками короля Анейрина, я видел эту сосну пятнадцать минут назад!
— Мы все ее видели милорд, — пробухтел Винсент, утирая пот с лица. Оно настолько покраснело от жары, что уже начало соперничать с алым плащом в яркости цвета. — А вон, в пятнадцати шагах за поворотом, будет кучка вашей Челки! И зачем мы спустились? Лучше бы через перевал поехали…
— Мне на секунду показалось, что Вальтьери, а не Фрерин командует экспедицией? — карлик прищурил левый глаз. — Ghame! По этой самой дороге еще мои прадеды ездили!  И могу дать вот эту косу, — карлик схватился за одну из косичек, заплетенных из седых волос бороды — что выведу нас отсюда! Если нет, то все на корм коатлям.
— Эй, Фрерин я еще слишком красив, чтоб умирать! — простонал Юкимура, что вызвало тихий смешок у Изабеллы, остановившейся рядом. — Давайте скормим Вина? Он все равно бесполезная задница, а так хоть коатли довольны будут.
— О-хо-хо как смешно! — Винсент оскалил клыки. — А ты Санада сама полезность. Только больше всех и ноешь. Если меня и съест коатль, то тобой точно побрезгует даже гуль. Дабы ghame уже ghame стать не может. Я прав Гатог?
— Йо-о-о Юкимура ghame вонючее и коричневое! — бесенок прыгал возле бабок скакуна своего хозяина и очень непристойно высказывался о личности Санада.
— Вин по-хорошему прошу, угомони беса, — процедил сквозь зубы чернокнижник, стараясь не замечать того, что имп, задрав хвост, демонстрирует ему филейную часть, сильно похлопывая себя по бедрам.
— Тебе нужно, вот сними свою arshe  с седла и угомони, — усмехнулся Вальтьери. За те два дня, что молодые колдуны пробыли в обществе лорда карлика, они узнали множество ругательств из краснолюдского наречия. Фрерин очень боек на язык.
— Так дилетанты, варежку на замок и не мешать мне думать, — гаркнул лорд. — Иначе arhse всем до цвета раскаленного металла доведу и за eggre подвешу.
— Лорд Фрерин, — к карлику подъехал Иолаус — Предлагаю устроиться на привал. Лошадям нужен отдых. Эта жара просто убивает.
— Хм… хоть одна светлая голова. Однако Иолаус,  оглянись вокруг. Тут стоянку устраивать не безопасно. Лес этот старый и черт знает что, здесь водится. Я рассчитывал к закату уже покинуть кроны, но Сил-Марел’Тралас  так просто никого не отпускает.… Да успокоитесь вы или нет!? — Фрерин грохотнул так, что птицы с ближайшего дерева  взмыли в небо, раздраженно крича и хлопая крыльями — Найти бы какую-нибудь полянку, где попросторнее…
Карлик присвистнул и почесал бороду. Вин и Юкимура перебранивались, но уже в полголоса, а между их лошадями весело прыгал Гатог. Иолаус спешился и немного прошелся, разминая затекшие ноги. Рубашка, мокрая от пота прилипла к спине. Из-за недостатка кислорода кружилась голова. Вокруг весело верещали разные насекомые. Навострив уши, он вдалеке услышал кваканье лягушек, значит, без воды они все-таки не останутся.
 Облокотившись об ствол сосны, он посмотрел вверх. В метрах десяти над головой было широкое гнездо. Интересно, какой птице оно могло принадлежать? Из мыслей его вырвал легкий толчок в бок и недовольное фырканье.
— Что, не нравится тебе здесь Тень? — Иолаус погладил лошадь по гриве. Дикая Тень, так он прозвал свою напарницу, за ее темную практически вороную окраску. — Мне тоже. Надеюсь, мы скоро выкарабкаемся, а пока потерпи. Как рассказывал Фрерин, у них в Бару-Думе конюшни лучшие из лучших, большие и просторные.
Тень недовольно фыркнула и сильнее боднула его в бок.
— Ну что я сделаю? Видишь, мы заблудились. Аррх… когда же пойдет этот проклятый дождь!? Голова раскалывается. Поскорее бы выбраться из этих дебрей. Интересно, что сейчас Эли и Аннет делают? Надеюсь она не нашла себе какого-нибудь там хахаля. Как думаешь Тень, моя Эли верная или нет?
Лошадь храпнула, повернулась задом и пошла к повозке карлика. Иолаус рассмеялся. Ревнивыми порой бывают даже животные. Перебранка между Вином и Юкимурой набирала обороты. Теперь оба высказывались, о том насколько близко они знают друг друга. Фрерин, видимо, махнув рукой на все это ребячество, спокойно курил трубку, уставившись на ствол ели, а точнее на ползавшую, на нем букашку.
— Чудесные здесь пейзажи, — Изабелла одарила Иолауса одной из своих очаровательных улыбок. — Такого в стенах нашего замка не увидишь, если не считать гравюр в старых, пыльных книгах. Приятно осознавать, что в нашем мире еще остаются, вот такие, не тронутые рукой человека места. Далекие и дикие.
— Романтики тебе не занимать Изабелла, — вздохнул Иолаус. — Я диву даюсь, как ты можешь быть такой энергичной в этой духоте!? Лошади и те спеклись, а на тебе не следа усталости.
— Aratar Sercke— гордо сказала колдунья и в ее пустынных, миндалевидных глазах вспыхнули огоньки. — Высшая кровь. Меня тенят в леса Ио. Хочется этой красоты. Слушать ветер, шепчущий в листве. Смотреть на серебряный свет листвы, сквозь ветви деревьев. Чувствовать поутру запах росы. Пускай даже такой неприветливый и отчужденный, но это мой дом, — она изящно прошлась вперед, разводя руки в стороны. Как будто хотела объять необъятное.
— А тебя разве не тянет домой? — развернувшись, спросила она.
— Нет, — резко ответил чернокнижник. Он не любил возвращаться к той ночи, когда погибли его родители. Он пытался забыть. Убежать от прошлого. Но оно всегда настигало его в кошмарах. Окровавленное тело отца, ужасающая смерть матери. Недавно к этому присоединилось еще одно. Шёпот из глубин разума. Шёпот из ниоткуда. Шёпот из прошлого. Страшный, пробирающий до костей, пылающий злобой и ненавистью. Горящий мщением. Колдун постоянно просыпался в холодном поту, но, ни с кем не разговаривал на эту тему. Даже с Максимусом.
— Просто я не помню где мой дом, — неудачно соврал Иолаус, видя, что Изабелла немного смутилась. — Понятно, твои предки были эльфами. А мои, наверное, плотниками или еще кем-нибудь. Максимус говорит, что нашел меня на Тракте, изголодавшего и замерзшего.
— Что ж не хочешь говорить, выпытывать не стану. У каждого свои тайны. Я, в любом случае не из инквизиции.
— Как думаешь, что мы будем делать, когда приедем в Барук-Дум? — решил сменить тему чернокнижник, наблюдая за Гатогом, который залез на ветку сосны и корчит оттуда рожи. — Максимус мне ничего толком не объяснил, да и Фрерин только шуточки шутит. 
— Вас, скорее всего, заберут в рейд. Возможно даже в Деребо. А я буду, как дура сидеть за книгами в лаборатории и варит всякую дрянь. Они, видите ли, считают, что мне как дилетантке-чародейке в боевой операции делать нечего. Чего ты улыбаешься? Может я и отливаю сидя, но силенок и ума у меня побольше, нежели у тех вон мальчиков, что так мило кичатся о своих достоинствах.
— Да Изабелла, общество Фрерина тебе пошло явно не на пользу, — рассмеялся Иолаус. — Просто мы все за тебя очень переживаем. Ведь у нас нет другой, такой красивой, эльфийки-чародейки, которая может не только вспомнить нужное заклинание в нужный момент, но и  прокормить четырех нахлебников и одного беса.
Она хмыкнула, но комплимент явно удался. Изабелла прекрасно готовила. Она могла из того, что завалялось, создать настоящий кулинарный шедевр. Немного зарумянившись, чародейка опять лучезарно улыбнулась и со всей грацией, присущей эльфам направилась к своему скакуну. Фрерин выкурив уже вторую трубку, стучал ею об край облучка, вытряхивая пепел, 
— Иолаус, сколько мы сделали поворотов направо, считая от этой сосны? — карлик прочистил горло и сплюнул в сторону.
— По-моему три? — юноша потер глаза большим и указательным пальцами, пытаясь прокрутить в памяти дорогу.
— А надо было два. Вот  на третьем мы и ушли, что называется в мертвую петлю. Так могли бы,  крутиться здесь, словно безмозглые белки в колесе. А не зря меня медведем называют! Я могу по лесу, пьяный и с закрытыми глазами плутать, но все-таки выйду! А куда, это неважно. Эй, салаги запрягай лошадей, и заканчивайте собачится. Мы и так из графика выбились. Ну, Челка давай детка, поехали.
Карлик хлопнул вожжами, и повозка с отвратительным скрипом тронулось с места. Изабелла легко и грациозно, запрыгнула в седло и, шепнув своему скакуну, что-то на ухо, послала его легким шагом. Юкимура и Винсент поехали следом за ней, посылая друг в друга испепеляющие взгляды. Иолаус  решил не садиться в седло. Вместо этого он взял уздечку и медленно пошел за отрядом.
Спустя час или два, они вышли на новую тропку. Эта дорога была моложе предыдущей, дабы на ней виднелись остатки каменных плиток. Фрерин гордо заявил, что они практически выбрались и сейчас на верном пути, ведь эти самые камни - остатки некогда мощеной дороги проложенной его прадедом.
 Вокруг колдуна весело припрыгивал Гатог, охотясь на стрекозу, бормоча при этом себе под нос, что-то не внятное. Бесы, как успел понять Иолаус за годы своего обучения, довольно большие проказники. Они любят всячески вредить людям, особенно малограмотным крестьянам. Гадят по всему дому, причем помет импа совсем не отличим от кошачьего, за что порой кошкам и достаётся. Могут спутать пряжу или измазать сажей пол. Часто, обыватели нарекают бесов домовыми и оставляют им ночью лакомство, сухарь и тарелочку молока. Только вот такие действия еще пуще могут разозлить бесенка, и дело  закончится тем, что сухарь вместе с тарелкой окажутся у хозяина на голове.
— Тебе Гатог, видимо заняться нечем? — спросил Иолаус, когда чертенок запрыгнул ему на плечо — Иди, донимай Вина.
— Йо-о-о скучный, скучный! — протянул смешным голоском имп. — Белобрысый дай поесть! Поесть!
— Оглянись вокруг, столько пищи бегает и летает. Хочешь поесть, так охоться, ты же демон. Вон на том кустике сидит довольно жирный жук
Бесенок перепрыгнул с плеча на седло Тени и уставился на чернокнижника желтыми глазками-бусинками. Выставив розовый язык, он облизался, вильнув хвостиком с кисточкой на конце. Иолаус засмеялся. Он знал, что если не удовлетворить требованиям Гатога, то либо он напакостничает, либо будет играть на нервах, до тех пор, пока не устанет. А устанет он не скоро.
Расслабив ремешок на одном из мешочков, колдун вытащил оттуда большое зеленое яблоко и бросил его импу.  Поймав фрукт, Гатог поднял его высоко над головой и стал весело припрыгивать, как будто нашел величайшее сокровище в мире.
— Ты нравиться… — сказал чертенок, брызжа соком и причмокивая. — Я говорить тебе история. Веселая. Спорят два люда. Один сказать: добро – хорошо. Добро любить. Другой: нет, зло – хорошо. Зло делать, что хотеть. Зло брать, что хотеть. Идти рыцарь мимо. Слушать их. Хватать меч и рубить голова со словом: чхал мя на зло, трахать мя добро, главное  у кого клеймор!
Иолаус засмеялся. Несомненно, Вальтьери научил своего фамильяра всему, что знал сам. Докушав яблоко, Гатог облизал огрызок, прищурился и запустил его в Винсента. Попав точно по родничку, бесенок дико заржал, и чуть было не упал с седла. Потом засмеялся Юкимура.
— Ах, ты засранец, — оскалился чернокнижник, стряхивая с волос остатки яблока. — На хозяина руку поднял!? Ну, держись…
Щелкнув пальцами, демонолог произнес заклинание. Иолаус почувствовал слабое пульсирование в медальоне.  Схватившись за горло, имп захрипел. Между хозяином и фамильяром устанавливается невидимая связь с момента «приручения». Воля чернокнижника, это всегда желания его питомца. Приказы выполняются без прикословно и неоспоримо. Соответственно любой демонолог, заклинанием может убить прирученного демона, призвать или отослать его в астрал. А самым могущественным демонологам под силу пожертвовать своим слугой, получив часть его силы.
— Мя просить извинения. Мя быть послушным… — с навернувшимися, на желтые глаза, слезами просил бес.
— Я это слышал около получаса назад. Только попробуй еще раз выкинуть, какой-нибудь номер, я тебя сжарю на медленном огне. — Вин повторно щелкнул пальцами и Гатог жадно стал глотать воздух, невидимые цепи разжались.— А ты что ржешь Санада!?
Колдун еще сильнее зашелся смехом и только отмахнулся. Пришпорив лошадь, он нагнал Фрерина. Карлик, несмотря на всю свою серьезность, тоже еле сдерживал смех. Откашлявшись, лорд взял бурдюк и сделал два глотка.
— Арх… хороша! — подтянув к губам флягу он поцеловал ее.— Если лучшие друзья девушек это бриллианты, то для мужчин, точно хороша выпивка. Ну, и топор конечно. Хочешь?
— Раз ты угощаешь, — Санада потянулся к бурдюку, но  карлик лихо оттянул кожаный бутыль назад, когда рука колдуна почти коснулась его.
— А нет! — захохотал карлик. — Мал еще для такой вещи. Напьешься и свалишься в овраг. И что я потом Асано скажу? Твой ученик, в стельку пьяный, навернулся с лошади и героически погиб в овраге, посреди гнили и дерьма? Да он мне бороду отрежет, перед тем как убить!
— Ну, Фрерин… — жалобно простонал Юкимура, облизывая пересохшие губы — Сам сидишь, получаешь удовольствие, а мы давимся кислым квасом. Ну, хоть глоточек.
— Все отстань. Вон смотри, деревья редеют, значит, мы на правильном пути. Ну-ка пришпорим лошадок, а то этот лес уже, похлеще прыща на жопе! Йа!
Карлик хлопнул вожжами, но его Челка, это проигнорировала, уныло взмахнув хвостом. Вздохнув, карлик вновь приложил бурдюк к губам, от чего Юкимура издал стон, полный горечи и отчаяния. Иолаус улыбнулся. Он знал, что скоро эти тихие и спокойные времена закончатся. Каждого из них раскидают  по рейдам.  Собраться вот так, всем вместе, может уже и не предвидится.
Изабелла погрустнела, и чем реже становились деревья, тем чаще она оглядывалась назад. Вин о чем-то переговаривался со своим бесом, украдкой поглядывая на Санада. Остановив лошадь, Иолаус поставил правую ногу на стремя и лихо запрыгнул в седло. Он нагнал колдунью. Она отвернулась, пряча глаза. Чернокнижник не сразу понял, что девушка плачет. Он никогда не размышлял над этим, но теперь осознал – кровь это не просто красноватая жидкость, бегущая по венам. Это нечто большее.
Сверкнула молния, а позже долетел раскат грома. Лошади заволновались. Лес закончился, и они вышли на небольшую поляну, желтым одеялом, раскинувшуюся  у подножия гор, которые тупыми зубами вгрызались в серое небо. Фрерин в конец повеселел. Может от того, что они вышли из ненавистной ему чащобы, а может от выпивки.
— Вот он, вот он родименький, — радовался карлик, поглаживая бороду. — Оскал. Так видите, тот дуб!? Его все Дедом называют. Сколько ему веков не счесть, но он что-то вроде придорожного отеля. Сворачиваем к нему, потому что, во время ливня на Оскал лучше не лесть. Смоет на хрен.
— Милорд… — шмыгая носом, обратилась Изабелла. — Нам нужен какой-нибудь, источник. Лошади вымотались и хотят пить.
— Знаю, доченька знаю. Через минут тридцать, будет столько воды, что ты еще пожалеешь о своей просьбе. Так-с. Вон там должен быть старый эльфийский колодец, — Фрерин махнул рукой чуть правее от дуба. — Надеюсь, он еще не высох.
Девушка просияла. От былой грусти не осталось и следа. Увидеть частичку наследия предков, для нее было настоящим подарком. То, что произошло впоследствии, Иолаус частенько любил вспоминать тихими вечерами. А ведь все могло пойти по-другому и закончится вполне благополучно. Но случилось именно так, а не иначе.
Юкимура отпустил очередную шуточку в сторону Винсента. Тот промолчал, люто оскалившись. Потом сказал одно единственное слово. Почти шепотом. Гатог расценил его как приказ. С диким воплем он, прыгнул на Санада. Колдун не сразу догадался, что происходит, поэтому и не сумел должным образом отреагировать. Гатог схватился за хвост лошади, взобрался по нему, на круп и со всей возможно силой шарахнул когтистой лапкой ей по заднице. Кобыла, не ожидающая такой диверсии, неистово заржав, брыкнула задними ногами. Пегая Львица Юкимуры бала спортивной, с хорошо развитой мускулатурой, поэтому удар, пришедшийся по заднему колесу крытой повозки карлика, был такой силы, что колесо простилось с осью, а сам Фрерин слетел с козлов. При всем при этом, переполох не закончился, а наоборот подходил к кульминации. Санада пытаясь успокоить лошадь, не заметил, как бесенок спустился ей под живот и ослабил ремешки на подпругах, а подперсье просто-напросто перекусил. Конечно, секунд пять чернокнижник еще был в седле, но потом, описав красивый полупирует в воздухе, Юкимура не совсем удачно приземлился, на пятую точку.
Винсент ликовал. До того самого момента пока на ноги не встал Фрерин, в волосах и бороде которого были  травинки и веточки.
— Винсент! Кошкин сын! Ты чего это творишь! — лицо карлика приняло багровый оттенок. — Я с тебя одну, нет две…, нет, три шкуры спущу, и ты будешь у меня розовенький как младенец! А ну спускайся сосунок! Посмотри, что ты наделал!
— Эээ… ну я не хотел, чтоб все так получилось, — замялся Вальтьери, спешившись. — Виноват, не подумал… АЙ!
Карлик со всей дури заехал чернокнижнику по лбу посохом, материализовавшимся буквально из воздуха. Если бы не кожаная повязка, немного смягчившая удар у колдуна могла бы вырасти большая шишка. Дварф буркнул что-то себе в усы и отвернулся от стенающего Вина.
— Я что-то не замечал за тобой такого таланта, как размышление, — причитал Фрерин, направляясь к повозке. Проходя мимо Юкимуры, он и ему отвесил хороший подзатыльник.
— А мне то, за что!?
— А это как говорится, за кампанию, — лорд остановился возле поломанного колеса. — Ну, ироды, ну засранцы. Вы хоть понимаете…? А не хрена вы не понимаете. За этот груз мы головой отвечаем!
— Да что там за груз этакий, что за него я чуть сотрясение мозга не получил!? — обиженно простонал Вин держась рукой за лоб.
— Не твоего ума дело и брось стонать словно девка, которую на первом пне, линяющий кролик отделал. Изабелла, доченька напои лошадей, не в службу, а в дружбу ладно? Иолаус помоги ей,   — приказал карлик, распрягая Челку. — А вы, обобезьянели сказившиеся, мои дорогие и одаренные, дружно потащили телегу под дуб. Один за место колеса, второй за место лошади. А что до тебя, — он поймал пробегающего мимо бесенка за хвост и поднял его над землей, словно мышь. — Будешь милым и пушистым. Усек?
Бес быстро закивал головой, соглашаясь. Хватка Фрерина разжалась. Плюхнувшись на траву, чертенок проворно затрусил к дубу.  Крона пожелтела и частично опала, образуя пышный, естественный ковер подле корней. Юкимура впрягся вместо Челки, Вин схватившись обеими руками за днище, поволокли телегу под Деда, при этом проклиная друг друга. Фрерин ковылял сзади, подгоняя их посохом.
 Изабелла, взяв Челку и своего скакуна под уздцы, засунула два пальца в рот, испустила протяжный свист. Остальные лошади как по приказу последовали за ней. Все кроме Тени, которая ни на шаг, не отходила от Иолауса.
Громыхало все сильнее. Молнии разрезали небо на юге. Пробираясь сквозь кусты можжевельника, колдун приметил, что повсюду валяются куски мрамора. Кое-где виднелись остатки стены, выстой фута два. Изабелла сильно бежала вперед, поэтому и не замечала ничего вокруг. Послышалось карканье. Задрав голову, Иолаус увидел одинокого ворона, парящего над ним. Описав два круга, птица резко ушла в пике и скрылась в лесу.
— Какая красота! — воскликнула Изабелла. — И как у Фрерина язык повернулся назвать это великое творение, колодцем!?
Подошедший немного погодя, Иолаус понял, что чародейка имела в виду. Это был вовсе не колодец, а фонтан, воздвигнутый на месте родника. Некогда он представлял собой трех эльфиек замерших в грациозных позах, а сейчас, лишь груду камней, потрескавшуюся от ветра и поросшую плющом. И меж этого памятника времени, унылой полосочкой пробивалась струйка воды. Девушка стояла как зачарованная, поэтому Иолаусу пришлось взять всю инициативу на себя. Юноша по очереди стал подводить лошадей к источнику. Животные жадно пили воду. Вокруг фонтана, наряду с можжевельником, росли кусты диких роз.
— Я читала об этом месте, — тихо проговорила девушка, легонько дотрагиваясь до одной из статуй, как будто, это была реликвия. — Koa Turin Oron – Дом Властелинов Гор. Эльфы верят, что великие духи давшие жизнь бесплодной земле спустились именно с гор. Но так как, они забрали с собой всю магию и силы, горы с тех пор, стали бесплодными и безлюдными. Не зря на языке высших, «беда» звучит как oronete производная от oron. Язык эльфов – язык чувств. Его нельзя проштудировать, его можно понять лишь на уровне чувств.
— В этом с тобой только можно согласиться, — кивнул колдун. — Если поразмыслить то эльфы – раса созидателей прекрасного. Музыки, песен, поэм, всего высшего и порой не доступного. Карлики же творят из холодного, уродливого камня изваяния, от вида которых замирает сердце. Полурослики добились успеха в делах торговли. Они ведут дела с каждым, у кого есть деньги и порой могут продать картину слепому. Раса, не ведающая распрей с другими. И только человек рушит то, что создают другие, прогибает всё под себя, изничтожает природу. Он не может ужиться с другими в мире. «Чужак» это имя будет слышать любой, кто хоть чем-то отличается от общих принципов. Демоны и те стали выше этого. Они учатся на своих ошибках. Люди – нет.
— Посмотри на этот фонтан Ио, — Изабелла вышла из транса. — Он разрушен ветром, а может вандалами. Порос плющом и лишайниками. Но даже скудные остатки скульптуры, дышат величием и красотой. Если создавать что-то с любовью, вкладывать в это всю душу, и добавить чуточку мастерства, то твое творение переживет века, эпохи и даже цивилизации.
Полуэльфийка подошла к кусту с розами. Немного нагнувшись, она легонько преподнесла цветок к изящному носику. Иолаус следил за ней. Отчего-то именно сейчас, в этот момент, посреди эльфийских руин, Изабелла стала выглядеть как-то по-другому. Она подобно бутону, распустилась в прекрасный цветок. Ее формы были идеальны. Девушка была похожа на богиню, спустившуюся на землю. Он и не заметил, как подошел к ней вплотную. Она выпрямилась. Их взгляды встретились. Как чарующи, ее холодные, темные глаза. В них читался хаос и гармония одновременно. Это море, на котором бушует шторм, но и видны блики просветов.
Его руки скользнули по ее бедрам. Колдунья прильнула к нему. Запах роз, будоражил, вырывал из лона спокойствия и бросал в бурю, потом возвращал назад. Она тяжело дышала. Девушка обняла его за шею. Ее руки были холодные, словно горный ручей. Мурашки волной побежали по спине Иолауса. Их губы соприкоснулись. Время вокруг остановилось. Да разве оно имело значение? Сейчас ничего не имело смысла. Были только он и она. Весь мир потерялся, пропал, померк как сгоревшая свеча. Вселенная сжалась до размера пищики. Запах роз. Ему было хорошо. Он был счастлив. Сейчас, здесь он и его возлюбленная. Эмберли. Он так долго этого ждал. Его словно поразил гром, когда веки приподнялись, и жестокое сознание открыло истину. Его уста в устах Изабеллы. Словно ошпаренный колдун отпрянул назад. Голова кружилось. Запах диких роз. Тягучий, липкий. Он посмотрел на чародейку. Та лукаво улыбнулась и преподнесла указательный палец к губам, призывая к молчанию. Медленно подошла. Колдун стоял неподвижно, словно на него наложили чары. Она провела худенькой рукой по его щеке.
— Многие вещи можно понять только чувствами, — она приклонила голову на его грудь. Сердце чернокнижника бешено стучало. — Это место наполнено любовью, страстью, влечением.
— Изабелла прекрати! — голос срывался. Он противоречил хозяину. Он как будто лгал. — Мы не должны. Не сейчас…
— Шшш… Ио. Скоро грянет буря, — и как по приказу вдалеке прокатился раскат грома. — Пусть это будет нашей маленькой тайной.
Она отстранилась от чернокнижника. Чувства нахлынули новой волной. Ему захотелось обнять ее, прижать к своей груди и не отпускать. Руки дрогнули, но колдун сдержался. Изабелла отвернулась. Погладив своего скакуна по голове, она присвистнула, и все лошади устало поплелись за ней. Тень подошла к колдуну и больно укусила его за руку.
— Перестань Тень, мне и так не по себе, — он опустил глаза. — Но если кому проболтаешься, прирежу.
Кобыла храпанула, как бы усмехаясь. Мысли в голове Иолауса представляли сейчас хороший водоворот. С одной стороны, он испытывал испепеляющее угрызение совести перед Эмберли. Как теперь смотреть ей в глаза!? А с другой, почему он должен считать себя предателем. Это был просто дружеский поцелуй и нечего больше. Временное помешательство. Случайное увлечение.
Колдуны возле Деда уже развели небольшой костер, на котором разогревали вяленую говядину, на самодельном мангале. Фрерину с помощью магии вмиг удалось восстановить поломанную ось телеги, и теперь она была как новая. Вин с Юкимурой, наконец, перестали ругаться и теперь обсуждали разные мелочи, а карлик промачивал горло бормотухой. Дварфы вообще не придирчивы к выпивке. Они могут потреблять все, что горит. Крепкие напитки используются ими исключительно для достижения алкогольного опьянения, поэтому вкусовые качество большой роли не играют.
— Что-то вы там долговато, — усмехнулся Винсент, беря в руки кусок говядины, краешек которой значительно подгорел и дымился. — Волноваться уже начали, не съел ли кто.
— Не, они там любовным утехам придавались, пока мы тут вкалывали как проклятые! — вставил Юкимура. — Кто-то работает, а кто-то отдыхает. Закон жизни.
— Ю-кун, заткнись, — бросил Иолаус, распрягая Тень. — Только это у вас  на уме, как бы, кого в постель затащить. Никакого понятия о любви или морали.
— Да-да, мы неотесанные варвары, — хохотал Вин, запивая говядину подкисшим квасом. — Лишь бы зажать девку в темном углу, и понеслась, старая, веселая, да привольная оргия.
— В углу неудобно, — хмыкнул Санада, протягивая Иолаусу шматок мяса. — Ты прав в одном. Нужно чтоб все было красиво. На роскошной постели, с розовыми чистыми простынями, где можно больше поз испробовать. Вокруг  с десятка два ароматизированных свеч, небольшой столик с вином и корзинка фруктов. Вот тогда можно и на часика три, уйти в эйфорию.
— Смотри Юкимура, такими темпами можно и член сточить, — заметила Изабелла, садясь между Иолаусом и Винсентом. — Да и как я слышала от Миссао, для тебя пятнадцать минут как пять верст пробежать. Весь в мыле и задыхаешься.
— Слушай, я в твои мечты лезу? — сделал кислую мину Санада. — Вот и в мои лезть нечего.
— Так ну полноте, — каркнул Фрерин, до этого внимательно прислушивавшийся к разговору. Начинало моросить. — Вот вас послушаешь и думается, что у молодежи, прости Изабелла, одни манды в голове, как раньше заметил Ио. Не буду отрицать, что в мое время было по-другому. Неа, мы меняемся, а привычки остаются.
— А просвети нас Фрерин, — подсобил Вин. Его бес сидел рядом и довольствовался пойманной крысой, жадно пережевывая ее голову — Как было в твое время? Поделись опытом старик.
— Хе-хе-хе,  — карлик снял с широкого кожаного ремня кисет. — Здесь дама, а эта тема только для мужских ушей. Не хочу так сказать, в ее глазах упасть.
— Да ладно, — она положила голову Иолаусу на плечо. — Мне не привыкать. За годы, проведенные в Лэур Дланоре, столькому научили, что вы навряд ли удивите меня лорд Фрерин.
— Ну, молодняк, — карлик пустил колечко дыма, качая косматой головой. — Понимаете, у нас, у дварфов, отношение к сексу уж слишком предвзятое. Работа, как говорит Марко, не оставляет времени на личную жизнь. Это вот у вас людей, тока баба прыгнула мужику на коленки, да животик у нее и вздулся.
— А у вас, что не так? — изумился Вин.
— Не так, Вальтьери не так. Карлиц немного, каждая на счету. Низкая рождаемость, при долгом периоде беременности, почти восемнадцать месяцев, держит нашу популяцию на низком уровне. Поэтому и ползут разные слухи, что мы рождаемся из земли, а женщин у нас и подавно не было. Вздор!
Карлик поднес к губам бурдюк и сделал несколько глотков. Потом закашлялся.
— Но так вот у меня есть друг, по прозвищу Боеголовка… я вам про него не рассказывал…?
— Это не тот, что хотел сходить по большому в открытый портал? — улыбнулся Иолаус.  — И его потом шесть месяцев, по всему Ётунхейму искали.
— Nurh, — отрицательно покачал головой Фрерин. — То Бифгар Безбородый был. Выходит, не рассказывал. Значит слухайте, токмо не перебивайте, — язык карлика потихоньку начал заплетаться и говор уже сходил к настоящему краснолюдскому. За довольно долгую жизнь, почти два века, у лорда скопилось множество историй, которые он очень любил рассказывать, и делал это весьма и весьма артистично. — Андвари прозванный Боеголовкой, мой соплеменник и какой-то там, хрен его знает, четвероюродный племянник по линии матери. От значит, мы еще молодые были, и бороды у нас дюйма три всего, проходили мы одну людскую деревушку, названия не припомню, да и название не столь важно. Зашли в трактир, выпили и отключились. Просыпаемся утром в свинарнике, посреди поросячьего дерьма, ни денег, ни оружия. Ну, мы к трактирщику, так и так, ушло наше добро с караваном цыган, что околачивались возле нас весь вечер. А Андвари он вообще нервный. Обидчивый сильно и злопамятный. Да это у него от бабки, наверное. Святая борода Хадвира, мы тогда лиг пять, пешком сделали, пока их догнали! Выждали, значит, пока стемнеет, и тут понеслось. Мы вдвоем штурмовали целый цыганский табор! Вдвоем слышишь!? Голые, ночью, крича проклятья. Там человек тридцать не меньше! За неимением оружия Андвари пятерых забодал насмерть, пока те не смекнули, что мы им не по зубам и не бросились в рассыпную… — карлик не выдержал и расхохотался. — Улепетывали, так, что аж лошадиное дерьмо под пятками испарялось. В общем, вернули мы свое добро, да и еще кое-чем, сверх разжились, а за моим родственничком так и закрепилось, погоняло Боеголовка. Хотя там еще одна история есть…
— Ну-ка, ну-ка, — оживился Юкимура. — Что там еще есть? Твои истории Фрерин, всегда так живописны. Продолжай.
— Чего там продолжать. Маленьких у него шесть штук, — протяжно зевнул лорд. — Понял, почему еще Боеголовка или доступнее объяснить!?
— О-хо-хо, а Андвари не промах! — потянулся Вин. — Ладно, пойду я прилягу, а то башка трещит как старые половицы. Покемарю чуток, может, пройдет.
— Стоять Вальтьери! — карлик посохом преградил ему дорогу. — Значит так, ик… сегодня дежурим следующим образом: поскольку Изабелла девушка ей соответственно прощаем за глаза, а мне как старичку, сон положен долгий и крепкий. Следовательно, моё лордство, опускаем также. Остаются три бравых молодца. Ну и конечно как самому активному и энергичному, дежурить первым, выпадает честь Винсенту Вальтьери. Второй будет Санада, ну а оставшуюся часть на себя берет Иолаус. Вопросы есть?
— И чем же сегодняшний дозор отличается от остальных? — недовольно буркнул Вин, смотря как Фрерин залазит в повозку на тюфяки, а остальные чернокнижники кутаясь в плащи, ложатся возле корней Деда на ковер из листьев.
— Тем, что если прикоснешься к моей бормотухе, — сонно пробормотал карлик. — завтра, всю ночь, будешь дежурить один.
_________________________
Они пересекли границу с Алторией два часа назад и поэтому теперь пришпорили лошадей, дабы наверстать упущенные четыре с четвертью часа. У норллингардских коней очень короткие ноги, длинный округлый корпус с глубокой грудью, относительно небольшая голова, но они очень выносливы и не прихотливы. Поэтому брать длинные марш-броски по пересеченной местности или оврагам,  для них плевое дело, однако всадник теряет в скорости, а, следовательно, и во времени. Тем не менее, как говорят, дареному коню в зубы не смотрят, потому что, этих рыжих жеребцов пожаловал им сам Император Гельмут.
Чем ближе Юко и Натаниэль  подъезжали к горам, тем унылее становились пейзажи. Трава давно почахла, устилая подножье гигантов желто-коричневым покрывалом. Небо над их головами пока еще было голубым, но с  юго-запада приближались тяжелые свинцовые тучи, предвестники сильного ливня. Стая воронов, противно крича, неслась им на встречу.
Впереди шел груженый обоз, состоящий из двух нагруженных, под завязку, телег. Трое, в серых потертых плащах, сидели в первой и еще двое во второй. Все путники были невысокого роста и имели большие бороды, свисающие ниже пояса. Натаниэль презрительно относился к дварфам, да и дварфы, как известно не очень-то любили тифлингов. Пришпорив скакуна, он решил быстрее обогнать карликов.
— Эй, куда так несешься!? — прокричал один из возниц, с первой телеги, закрывая нос рукой от поднявшегося облака пыли. — Совсем сказився иль как?
— На тот свет спешат, — прокряхтел другой, сидящий рядом,  у которого была пышная, черная борода, убеленная прядью посередине.— Сам грохнется и девку погубит…
Конь покрылся мылом и стал задыхаться. Натаниэль оглянулся. Девушка не отставала. Обоз остался далеко позади. Он потянул за вожжи и пустил жеребца легким шагом. Скоро они достигнут развилки. Полудемон понимал, что Волк не имеет каких-либо чувств к своей стае. Они просто пешки в его игре, волею судьбы, попавшие в его хитрые сети. Она так молода, ей всего шестнадцать. Но за свою недолгую жизнь успела прибить столько воинов, что любой опытный ассасин мог сгореть от зависти. Но ведь Юко, всего на всего, ребенок, толком не видевший жизни. Зачем она Канаме? В его распоряжении есть те, от кого пользы может быть гораздо больше. Тифлинг стеклянным взглядом смотрел на девушку. А она не любила когда на нее долго глазеют.
— Чего уставился? — буркнула она. — Что мне на голову птичка наделала?
Натаниэль засмеялся. Непослушный ребенок в своем репертуаре. Обидчивый и заносчивый. Немного ослабив ремень,  наискось пересекающий грудь, на котором, за спиной висел широкий меч, он провел рукой по седым волосам, приводя патлы в настоящее замешательство.
— Попадешь в самую бурю, — кивнул он в сторону туч. — Не хочешь поехать со мной в обход? Я тропку одну знаю, она хоть длиннее, но зато не петляет и шире. Если поднажмем, то через часов двенадцать, увидим Сил-Марел’Тралас. Лезть на Оскал во время ливня, почти самоубийство.
— Ха! — усмехнулась Юко — Думаешь, не справлюсь? Не недооценивай меня Натаниэль. Может, у меня и нет бицепсов с вилок капусты и огромного клеймора, но я за себя постоять могу. А взобраться на холмик и устроить облаву на норллингардских свиней, это проще простого. Они даже не успеют понять, кто их убил.
Она рукой указала на длинный, обернутый темной тканью, предмет, висевший за спиной навроде меча. Полудемон пожал плечами.
— Подлое орудие, но за ним, скорее всего будущее. Люди, будут убивать друг друга на расстоянии, нежели схлестываться в кровавой сечи.
— Я так не думаю. Меч есть был и будет. От дальнобойного орудия мало проку, к примеру, в такую вот, мокрую погоду.
— Слушай, почему ты стала наемницей? — прямо спросил Натаниэль. — Отчего встала на путь воина? Взявший в руки меч, скорее всего от него и погибнет. Это незавидная судьба.
Девушка помрачнела, опуская глаза. Тифлинг сначала подумал, что девушка обиделась, но он ошибся. Злость, ненависть, ожесточение читались на лице Наое. Она сильно сжала вожжи, так что просаленная кожа заскрипела.
— А что с твоими родителями, Юко? — осторожно спросил тифлинг, хотя ответ всплывал сам собой.
— Они... — запнулась девушка. — Их больше нет.
— Прости мою бестактность. Мне так жаль.
— Нет. — Она подняла взгляд, он стал привычным. — Боль уже утихла. Откровенно говоря... кто-то приказал их убить.
— Хм… ясно...
— Хочешь услышать мою историю? — это скорее была просьба, нежели вопрос. — Признаться... Мне станет легче, если ты послушаешь. Тяжело нести эту ношу одной.
— Да, понимаю. — Тихо ответил Натаниэль. — Расскажи мне о тех событиях... Если можешь довериться.
— Спасибо, — она вздохнула и прикрыла глаза. — До сих пор я помню всё в мельчайших подробностях. Каждую деталь. Всё случилось два года назад...
Стоял теплый вечер, первой декады, второго летнего месяца. В небольшой комнате горел свет, из единственного квадратного чочина, стоящего посередине. Комнатка была небольшая, но уютная. Около правой стены стоял деревянный шкаф, состоящий из пяти ящичков, в которых покоилась чистая одежда. Пол покрывали татами – квадратные соломенные маты. Юко лежала на коленях матери, которая подшивала отцовское тренировочное кимоно. На улице  весело стрекотали сверчки. Отец обещал вернуться сегодня домой пораньше. Утром, собрав учеников, они куда-то ушли. Может статься, защищать честь своей школы. Стиль Итто-Рю   весьма популярен, поэтому у их додзё было много врагов и завистников, но Арайя всегда спокойно относился к этому. Он говорил, что если у человека за поясом меч, то весь мир становится ему врагом. Он - самурай, а для воина немного расплывчаты понятия между добром и злом.
— Мам уже почти полдесятого, — протянула Юко, смотря на чочин. — Интересно как там дела у папы?
— О чем это ты там шепчешь малышка? — улыбнулась Аяо.
— Ну, я ему еще утром сказала: «мне сегодня четырнадцать исполняется», и папа пообещал прийти пораньше.
— Ты разве ничего не слышала о собрании в додзё? — Аяо сделала петлю из нитки и перекусила ее зубами — Наверное, они там обсуждают вызов, который бросили нашему додзё.
— А до меня доходили слухи, что те люди используют, тот же стиль владения мечем, что и мы?
— Мне тоже хотелось бы это знать… — послышался тихий удар, как будто кто-то упал на деревянный пол веранды. Юко быстро вскочила на ноги и бросилась к сёдзи . Отворив дверь, с ее  губ сорвался глухой стон. Арайя опершись на меч, стоял на коленях. Его кимоно промокло от крови, и прежний коричневатый цвет принял багровые оттенки. Из уголка рта бежала алая змейка.
— Папа!
— Юко не подходи…
—Мама там с папой… — девочка не успела договорить, как Аяо выскочила на улицу.
— Дорогой! — она присела возле него, пытаясь обнять. Арайя отстранил жену, отрицательно качая головой.
— Не беспокойся обо мне… — он говорил охрипшим голосом. — Скорее собирайте вещи и бегите.
Юко вздрогнула, когда под сводом врат показалась расплывчатая фигура человека. Сумерки сгустились, а тусклого сета чочина хватало лишь на то, чтобы осветить комнату. Арайя оглянулся через плечо и выругался. Слишком поздно. Они настигли его.
Не спеша к ним, приближался самурай, лет двадцати пяти в синем кимоно поверх которого был, накинут белый плащ. За поясом находились две катаны, в искусных, полированных, деревянных ножнах. Темные волосы на затылке собраны в конский хвост. Лицо хоть и привлекательно, казалось холодным, отчужденным, бесчувственным как камень. Карие глаза, пропитанные ненавистью и злобой, смотрели прямо на Арайя. Она никогда не видела его, но знала что это Кагеиса Анотсу.
 — Проще ты пытаешься сказать, — твердым голосом проговорил пришелец — Я никогда не приклонюсь перед вашим стилем ублюдки.
За спиной самурая возникли еще двое воинов. Один был уже в летах. Седые волосы, были аккуратно подстрижены и приятно гармонировали с такими же сивыми усами. Лицо покрывали глубокие морщины, но, несмотря на возраст, старец дышал силой и энергией. Он был безоружен, поэтому, просто, скрестив руки на груди, он смотрел на звезды, тихо напивая какую-то песню.
Другой самурай, наоборот, горел нетерпением, о чем говорила его расчехленная катана. Темные волосы были стянуты на лбу красной повязкой с изображением дракона. Выглядел он немногим старше Кагеиса. Самурай ехидно улыбнулся и посмотрел в сторону Юко. Девушка вздрогнула, от чего усмешка воина стала еще презренней.
Арайя оперся на меч и поднялся на ноги, закрыв своей спиной жену с дочерью. Обхватив обеими руками катану, он бросил:
— До последнего вздоха я буду защищать свое додзё.
— Значит таков твой ответ, — Анотсу извлек из ножен катану. — Впрочем, это мало что меняет. Все те дети, что звали тебя учителем… уже мертвы.
— Что ты сказал?  — На бледном лице Арайи проступил страх, моментально сменившейся яростью. — Ты ублюдок убил их всех? Пусть это будет стоить мне жизни…
— «Пусть это будет стоить мне жизни»…? — самурай пошел прямо на Арайя, заставляя его вместе с женой и дочерью отступить вглубь комнаты. Встав в дверях,  двое других отрезали путь к отступлению. Семья Наое оказалась в ловушке. — Пусть это будет стоить тебе жизни, но ты отступаешь как последний трус. Крой…
— Есть! — ответил тот, что стоял с обнаженной катаной, готовясь к атаке.
— Постойте! — крикнула Аяо. Молодой воин сдвинул брови. Правила этикета не позволяли женщине вмешиваться в мужской разговор. — Почему вы творите все это? Почему вы стремитесь уничтожить додзе Итто-Рю?
Кагеиса надменным взглядом смотрел на нее сверху вниз. Жестом руки он приказал Крою немного повременить с резней.  Юко прикрыла рот рукой и практически не дышала, парализованная страхом. Арайя пытался устоять на ногах. Его качало, пот градом катался с лица и капал на татами.
— Говорят вы используете тот же стиль владения мечем что и мы, — уже срывающимся голосом продолжала Аяо. — Развязывая этот конфликт… Так вы почитаете память предков?
Самурай скрипнул зубами, и возле шей женщины остановилось острое лезвие его меча. Она вскрикнула. Арайя потерял слишком много крови, туман застилал его взор, поэтому он не заметил, как Крой, рубящим снизу вверх выбил меч у него из рук. Наое упал на колени.
— Забавные слова, — холодно проговорил самурай.
— Сволочь, как ты смеешь угрожать моей жене…?
— Арайя-доно вы сегодня умрете, поэтому позвольте мне кое-что вам рассказать. — Улыбнулся воин. На глаза Юко навернулись слезы, она беззвучно плакала. — Вы отправитесь в ад. А здесь тем временем начнется то, что я бы назвал «Драмой Завоевания».
— Все началось около пятидесяти лет назад, — после недолгого молчания продолжил Кагеиса — когда мой дед, Хидеоши Анотсу, и твой отец, Такаюки Наое, боролись за право овладеть секретом Итто-Рю. Честь, которой удостаиваются лишь раз в поколение. Они угодили в засаду, но все нападавшие были перебиты. Такаюки убил четверых.  Хидеоши восьмерых. Впрочем, он был изгнан. Это казалось абсурдным. Его техника была великолепна, но как ему сказали, не хватало таланта. Вся эта игра таланта была лишь прикрытием, ведь Такаюки приходился сыном учителю. С самого начала Наое не думали делиться секретом техники с посторонним человеком. Официальной причиной исключения было то, что мой дед использовал сразу два клинка и тем самым очернил традиции Итто-Рю. Да он был сыном портного, не дворянина, но разве кровь оказывает влияние на умение владения мечом? А вы Арайя-доно. Что вы думаете о пути меча? — он передвинул остриё катаны от шеи Аяо к шее её мужа. — Имеет ли вес благородство крови на поле битвы? Или может там действует принцип, победи или погибни? Путь меча, это путь победы. Глядя сейчас на тебя, я четко представляю эту картину.  « Страшны страдания того кто изгнан из школы мастеров меча. Изгнаннику, как птице, обламывают крылья и ему более не почувствовать простора неба, не воспарить в высь». И чем сильнее был мечник, тем сильнее его презирают.
— Я понимаю, о чем ты говоришь, — Арайя смотрел противнику в глаза. — Но ведь это случилось полвека назад. И мой отец до конца своих дней сожалел, что не смог помочь своему другу.
Самурай резко двинул мечом. Женщины вскрикнули. На шее Арайи образовалась тонкая красная полосочка, из которой побежала кровь.
— Знаешь мне уже наплевать, — холодно проговорил самурай. — Нашего решения, твои слова не изменят. Мы завоюем все школы в округе и объединим их под знаменем Итто-Рю.
— Идиот! Ты, наверное, рехнулся!? — выплеснул Наое. Кагеиса убрал лезвие от шеи Наое и вздохнул.
— Что ж, Арайя-доно, по-моему, пришло время вас прирезать. Ты готов? — самурай оскалил зубы и убрал катану в ножны. — Когда разберетесь с ним, можете позабавиться е го милой женушкой.
— Ублюдок… — Арайя поднялся на ноги.
 — Наверняка будет весело, — Кагеиса  направился к выходу.
— Да-да, — задорно пропел Крой.
— Впрочем, девушку прошу не трогать. — Он остановился на пороге, вдыхая ночной воздух. — Изнасилование несовершеннолетних это уже… варварство.
— Анотсу Кагеиса ты последняя тварь! — Арайя рванул с места, вознося меч над головой. Ноги были налиты свинцом, глаза застилал туман, но им двигала ярость. Итто-Рю. Один удар несущий смерть. Он готов обменять его на свою жизнь, лишь бы этот выродок Анотсу отправился с ним в ад. Крой среагировал быстро. Невероятно для человека. В его руке блеснула катана, со свистом рассёкшая воздух. Единственный удар, распоровший горло Наое. Мощная струя крови, вырвавшаяся из разорванной артерии, забрызгала стены, вычертив на них ужасную размытую дугу. Аяо вскрикнула, Юко разрыдалась, но обе остались на своих местах.
 — И это вы называете схваткой!? — Аяо кричала охрипшим голосом, а из ее глаз катились слезы — Вы не самураи вы последняя падаль…
— Ты ошибаешься, — спокойно проговорил седовласый. — Это была дуэль между Кроем и Арайя.
Он достал из-за широкого пояса небольшой ножик. Повертев его в руке, старик бросил клинок к ногам женщины.
— Убей себя. Ведь таков долг жены, чей муж жил и умер самураем.
Аяо опустила глаза на оружие. Ее трясло. Она не знала, что ей делать. Тело мужа лежало в пяти шагах от нее, в луже крови, а слева от нее сидела ее дочь. Можно ли верить слову Анотсу? Правда ли они не тронут ее?
— Сакирен не решай за нее, — усмехнулся Крой. — В отличие от тебя я человек занятой. Я пришел сюда и коли есть возможность, не прочь поразвлечься.
— Хм, почему бы в таком случае не наведаться в бордель? — Сакирен как-то в мгновение постарел, сутулился, а его голос стал каркающим. — Это уж получше, чем насиловать чужую жену.
— Но ведь интереснее отыметь чью либо женушку, в таком месте и при таких обстоятельствах. А старик!?
— Что!?
В этот момент Аяо схватила кинжал и бросилась на Кроя, целясь ему в брюшную полость. Самурай увернулся от атаки, заехав ей кулаком в живот. Всхлипнув, Наое обмякла на руке воина. Расхохотавшись он бросил ее на пол.
— Убедился? — с неподдельным ехидством спросил самурай. — У этой женщины и в мыслях не было заканчивать жизнь самоубийством.
Наклонившись, Крой провел языком по щеке Аяо. Потянув носом, он закатил глаза и запустил руку под ее кимоно, ощупывая грудь. Крой словно тигр, настигший свою жертву, придавался искушению.
— Не убивайте… — сквозь слезы просила Юко. — Не убивайте маму…
— Закрой свои глаза и уши девочка, — Сакирен сел возле Юко и взял ее за дрожащую руку. — А лучше давай выйдем. У вас очень красивый сад. Я хотел бы осмотреть его.
Подняв Наое на ноги, они вышли в холодную, темную ночь, плотно закрыв за собой сёдзи.
— Потом я поступила на службу к Такеда. — после недолгого молчания продолжила Юко. — Но она мне быстро наскучила. Вставать с первыми петухами, воняющие казармы, да и кормежка еще хуже, чем в последнем зачуханном трактире. Хотя платили хорошо. Однако меня со временем стала одолевать экзотика бродяжничества. Так я стала рейдером. Влилась в банду Ночных Мотыльков. Все шло прекрасно пока нас не прижали военные. Вот вся моя история. Натаниэль как думаешь, если записать на поэму потянет?
— Более чем, — тифлинг жевал сухофрукт, потом отвернулся и сплюнул в сторону. — Тобой не обуяла месть? Многие начинают кровавые войны, идущие порой не одно поколение.
— Поначалу только этим и жила. Она сжигала меня изнутри. Готова была даже душу дьяволу продать, лишь бы у меня была голова Кагеису на блюдечке с голубой каемочкой, но потом это как-то прошло. Я увидела сон… нет даже наваждение. Там были папа и мама. Они улыбались, просили забыть о мести. Сказали что бы я жила своей жизнью.
— Я тебе завидую, — демон хмыкнул, и пустил лошадь чуть быстрее. Пейзаж все не менялся, но горы стали ближе. Поднялся ветер, отдающий прохладой. Синие Горы одни из самых небольших по всему северу, поэтому снег покрывает лишь их изголовья. Собственно благодаря приземленности гор, карлики и возвели свой ужасный лабиринт.
— Слушай Натаниэль, а как насчет баш на баш? — Наое щурилась от поднявшегося ветра. — Я рассказала свою историю теперь твоя очередь. Почему якшаешся с Канаме?
— Есть причина. — Он улыбнулся. — Но расскажу тебе как-нибудь в другой раз. Сейчас не хватит времени.
— Это почему же?
Тифлинг кивнул вперед. Дорога разделялась на два пути. Один, полосочкой уходил круто в горы под самую снежную шапку. Второй петлял в равнину  далеко на запад. Подъехав к развилке, полудемон остановил лошадь и посмотрел на Юко.
— Ты точно не хочешь поехать со мной?
— Я уже сказала, что справлюсь сама. Ты за себя волнуйся. В Адальстейне тифлинги сейчас редкость. Будешь на виду.
Девушка легонько тыкнула шпорами в бока лошади.
— Береги себя, — крикнул ей в след Натаниэль. — Как-никак живем лишь единожды!
— Да и умереть мы можем тоже, только один раз, — через плечо бросила она. Посмотрев вперед,  Юко нахмурила брови. Оскал встречал ее раскатами грома и вспышками молнии. Подняв воротник и застегнув верхнюю пуговицу куртки, она собрала все эмоции в кулак. Близиться долгая ночка.
_________________________
Юкимура клевал носом. Пламя небольшого костерчика расплывалось в глазах. Дождь то прекращался, то лил снова. Крона Деда была пышной и хорошо защищала от дождя, тем не менее, назойливый, пробирающий до костей ветер, отыгрывался на чернокнижниках по полной. Санада потер глаза и осмотрелся. Все вроде мирно спали. Вытащив из-за пазухи небольшую фляжку, обернутую кожей виверны, он сделал несколько глотков. Горькая жидкость побежала по горлу в желудок, неся с собой тепло.  Зажмурившись, он потянул воздух носом. Костер в мгновение преобразился, стал ярче и насыщенней, а в буране слышался не рев диких быков, в брачный период, а симфония ветра. «Хорошо, что Фрерин не такой проворный, да и в любом случае, он ведь только этой бесполезной заднице, запретил прикасаться к бормотухе» — думал повеселевший Юкимура. Он приложился к фляжке еще раз. Подкормил хворостом костер.  Потом почувствовал, что ему нужно отлить. Поднявшись на ноги, чернокнижник осознал, что они уже заметно вступают в конфронтацию с головой, и отказываются ее слушаться. Отойдя на несколько шагов, он справлял нужду, насвистывая при этом веселенькую мелодию. Поёжившись, Санада уже хотел пойти к  лагерю, как вдруг его медальон тускло засветился красноватым светом. Выхватив катану, он осмотрелся. Ничего. Амулет продолжал сиять еще с минуту, затем погас. Что бы, это не было оно ушло. Вернув меч в ножны, Юкимура вернулся к костру где, уже зевая, сидел Иолаус.
— Ну, наконец-то, — буркнул Санада — я уж думал ты и позабыл…
— Я и не спал, — вставил колдун. — Иди, ложись. Скоро рассвет, а нам еще до Барук-Дума сутки плестись.
— Тебе оставить? — Юкимура протянул другу фляжку. — Сон с глаз снимает, как рукой.
— Нет,  уволь. Знаешь же, если Фрерин пронюхает, то наступит микроапокалипсис. — вежливо отказался Иолаус. Пожав плечами, Санада сделал еще два глотка и как бревно рухнул рядом с Винсентом. Уже через минуту слышался храп, который вполне конкурировал с воем ветра. Закутавшись в свой плащ, чернокнижник стал смотреть на небо. Он отчетливо мог различить каждую тучку, видел, как капельки летят из высоты на землю. Кровь демона сделала его сильнее, дала потенциал, о котором обычный человек может только мечтать. Рефлексы, сравнимые со вспышкой молнии. Слух, позволяющий услышать падение листа с ветки. Грань жизни и смерти сдвинулись. Чернокнижник может выстоять там, где нить жизни обычного человека, оборвалась бы трижды. Ритуал Крещения оттягивает старость. В каком-то роде это можно назвать, одним из путей к бессмертию.
Открыв глаза, Иолаус обнаружил, что костер потух, остались лишь тлеющие угли. Веток по близости, нигде видно не было. Поднявшись, колдун потянулся и побрел в сторону кустов можжевельника. Трава хлюпала и пружинила под ногами. Ища хворост, Иолаус  не заметил, как отошел на приличное расстояние от лагеря. Набрав охапку намокших веток, он прикинул, что инвокации огня, нет особой разницы между сухим хворостом или влажным. Хотя, как Максимус, так и Фрерин всегда настаивали, чтобы они учились разводить огонь кремнием.
«Смерть вокруг тебя…»
Голос, пронесшийся в воздухе. Ветки полетели на землю, а чернокнижник резко схватился за рукоять катаны. Медальон задергался на шее, испуская кроваво-алое свечение. Ветер шелестел в кустах можжевельника, но больше ничего слышно не было. Юноша стоял, не двигаясь, готовый нанести мгновенный удар.
«Проклятая кровь… опекаемый смертью…»
Голос, говоривший за его спиной. Выхватив катану, чернокнижник развернулся, произведя быстрый удар. Юноша рассек воздух. Поднялся туман. Густой, непроглядный. Иолаус не видел собственных ступней. Медленно он пошел в сторону Деда. По-крайней мере, ему так казалось. Амулет то молчал, то трясся как сумасшедший. Дважды чернокнижник оглядывался. Ему казалось, что его кто-то преследует. Он шел час, может два. Туман сгустился настолько, что колдуну казалось, будто он ослеп. Шаги. До его уха долетели тихие шаги. Сравнимые с тем, как снег ложится на землю. Поначалу колдун двигался, делая вид, что ничего не замечает. Неизвестный не отставал. Иолаус остановился.  Шаги затихли. Медленно он повернулся.
В нескольких футах от него, стояла высокая девушка в белой робе, с глубоко надвинутым на лоб капюшоном. Темные как смоль локоны, каскадом ниспадали на грудь и сильно контрастировали с одеждой. Худощавые руки были замкнуты в замок. Что-то неестественное было в этой незнакомке. Страшная сила окутывала её образ. Даже туман расступался перед ней. Однако амулет не подавал, ни каких признаков. Колдун сделал осторожный шаг, в сторону девушки держа руку, на рукояти катаны. Незнакомка тут же вскинула ладонь вперед, отрицательно качая головой.
— Кто ты? — спросил Иолаус. — Почему ты идешь за мной? Почему меня преследует странный голос? Ответь!
Девушка опустила руку. Она стала говорить. Но слов не было слышно. Ощущался лишь холод. Могильная стынь, от которой даже демон, живущий в сознании чернокнижника, поёжился. На секунду прервавшись, она приподняла капюшон. Посмотрела холодными, серыми глазами. Потом, по-видимому, задала вопрос. Иолаус нахмурился. Она повторила.
— Я не понимаю. Что ты хочешь сказать?
Незнакомка вздохнула. Ниспав на колени, она закрыла ладонью глаза. По щеке побежала одинокая слезинка, тут же превратившись в хрусталик льда. Иолаус присел рядом. По его телу пробежал озноб. В нём перемешались дрожь и огонь. Посмотрев на медальон, он увидел, что темный металл, покрылся инеем.
— Прошу, госпожа скажи, как мне выбраться отсюда? Конечно, если бы еще знать, где я…
Она тихо кивнула. Улыбнулась, однако в улыбке не чувствовалось, ни тепла ни радости, лишь горе и отчаяние. Сзади послышался протяжный свист, как бы меч рассекал воздух. Девушка оттолкнула Иолауса в сторону, выхватив его катану из ножен, и парировала подлый удар. От её прикосновения у юноши перехватило дыхание, сердце замерло, демон завыл. Из тела словно высосали жизнь, ощущения, эмоции. Удар о землю привел колдуна в чувство. Он жадно стал глотать воздух. Там где прикоснулась рука незнакомки, был черный ожог, кайму которого покрывал серебристый иней. Схватившись за рану, Иолаус поднялся на ноги. Незнакомка сражалась с седовласым воином, экипированным в красный кожаный плащ, тяжелые солдатские сапоги, темную рубашку и штаны. Грудь, наискось пересекал кожаный ремень. Воин был вооружен огромным клеймором, которым размахивал словно палкой, будто оружие ничего не весило.
Девушка использовала странный стиль боя. Как показалось чернокнижнику, он представлял собой слияние нескольких техник сразу. Грациозно уворачиваясь от безумных атак седовласого, она ушла в финт. Потом прекрасно парировала секущий удар и полуоборотом рассекла левую руку врагу. Он отпрянул назад, дико смеясь.
— Наконец я нашел тебя, — сквозь смех процедил воин, смотря на колдуна. — Своим мечом я выплачу долг отца и прерву род Покинутых. Род проклятой крови.
Он вновь ринулся в атаку. Вознес меч, над головой пытаясь разрубить девушку пополам. Она резко отпрыгнула в сторону. Потом еще прыжок, и атака в голову. Но сивый нагнулся, уйдя от ее прямого удара, и провел апперкот. Незнакомку отбросило на несколько шагов. Воин взмыл в воздух. Она не успела отскочить, и клеймор пробив грудную клетку, на две трети своей длинны, ушел в землю. Девушка вскрикнула. Первый раз колдун услышал ее голос. В нем слились крики тысяч, стоны падших, плачь матерей, вопли пытаемых.  Седой схватил девушку за горло и заглянул ей в глаза.
— Ответь мне, что ты видишь? — холодно спросил он. — Скорее всего, ничего. Ведь у тебя нет чувств, нет такого понятия, как жизнь. Глуп тот, кто говорит, что тебя нельзя одолеть. Видимо, не одни боги достойны бессмертия — он надавил на клинок, всаживая его еще глубже. Крови не было, ни одной капли. Незнакомка открыла рот и схватилась за лезвие огромного меча. — Скольких ты заключила в свои холодные объятия, наверное, и не припомнишь. Но вот, простой сын Короля Демонов, Владыки Кании, и смертной женщины, превзошел тебя. Ты исчезнешь с осознанием этого. А право судить, отныне моё.
Он выдернул меч, а после резко всадил вновь. Потом еще раз. И еще. Иолаус вернулся в чувство. Безоружный, обессилевший колдун только наблюдал за тем, как воин вновь и вновь, всаживает клеймор в бездыханное тело. Он попытался проделать шаг, но поскользнулся, и упал на колени.
— Не такой уж и сильный у тебя телохранитель, чернокнижник. — Воин направился к Иолаусу —  Похоже, в этом мире нет никого непобедимого, верно?
—  Кто ты? И кто…она?
 — Ты или вправду ничего не знаешь, или прикидываешься. — Демон остановился возле чернокнижника и надменным взглядом смотрел на него сверху вниз. — Имена не вечны. Они существуют лишь для того чтобы мы могли сказать: «это моё». Все слова… имена, мечты, история… всё умирает на губах, когда человек испускает дух. Посмотри на неё. Разве её имя важно? Она ушла, исчезла, её больше нет. Как скоро впрочем, не станет и тебя.
Седовласый вознес клеймор над головой юноши и резко опустил его вниз. Чернокнижник успел отскочить в сторону. Силы понемногу возвращались в онемевшее тело. Перекатившись, он кинулся к телу девушки, в поисках своей катаны. Подбежав к месту, где воин расправился с незнакомкой, колдун увидел лишь белую, изорванную робу. Она как будто испарилось. Обнаружив свой меч, Иолаус, обеими руками взялся за рукоять, выставляя его перед собой.
— Ха-ха-ха… — седовласый холодно засмеялся, положив клеймор, плоской стороной меча, на плечо — Совсем не плохо для того, кто еще секунду назад еле дышал.
— Почему ты напал на меня? К чему вся эта резня? Разве нельзя было всё урегулировать мирным способом…
— Как наивно. Ты думаешь, что вековую вражду можно, вот так просто, прекратить сев за стол и выпив по бокальчику? Дурак! Ее я убил лишь потому, что она стояла у меня на пути. А вот убить тебя, это мое предназначение. Я могу победить смерть, но судьбу не одолеть не кому.
Он сделал резкий выпад вперед, прокатившись по сколькой траве, словно по льду. Иолаус даже не старался отразить атаку, просто избежал ее. Еще впервые годы своего обучения, его наставник Максимус говорил: « Не одно боевое искусство не подразумевает насилия. Оно исходит из сердца того, кто владеет этим искусством. Если воин полагается лишь на грубую силу, то он не сможет действовать без нее. Это и будет уязвимым местом. Помни, разум всегда берет вверх над мечом. Ищи слабые места. Ведь даже малым топором, коли часто повторять удары, и дуб вековой опрокинуть можно».
Иолаус увертывался от смертельных атак врага. Дождавшийся момента пока седовласый немного откроется, он провел Гатотсу Сансики, пытаясь поразить противника в грудь. Однако воин успел отпрыгнуть, резко рубанув в сторону. Мысль вспыхнула в его голове моментально. Ухватившись за острое лезвие клеймора и использовав его как точку опоры, Иолаус взмыл в воздух. Нанес быстрый удар сверху в низ. Грудь оппонента рассек алый порез. Кожаный ремень, разрезанный на две части упал на землю. Седовласый только хмыкнул носом. Скинув красный плащ с плеч, он пустился в искрометную атаку. Колдун понял, что если опять что-либо не предпринять, то враг просто возьмет его измором. Отпрыгнув назад, чернокнижник вернул катану в ножны. Опасный приём. Метеор, Нагарэбоси или как его еще называют в Тогае – Баттодзюцу. Как только седой приблизится на допустимое расстояние, последует моментальный удар, но если будет допущена, хоть одна ошибка Иолаус останется без защиты. Тогда его судьба будет предопределена. Как и ожидал колдун, враг вновь использовал свою атаку, стремительного выпада. Как только он приблизился на расстояние удара, Иолаус выхватил катану. Соприкоснувшись с лезвием клеймора, она проехала по нему до рукояти, оставляя за собой столп искр. Противники разминулись.
 Быстро перегруппировавшись, юноша встал в боевую стойку Гатотсу Исики и рванул на врага. Прямой удар пришелся в спину. Кровь, фонтаном вырвалась из груди седовласого. Секунду спустя в области живота, Иолаус ощутил адское пламя, а к горлу подкатил привкус железа. Он слишком быстро провел атаку, не заметив как противник, перевернул клеймор острым концом вспять. Чернокнижник закашлялся кровью.
— Долг отплачен, — воин медленно повернулся. Из его груди, по-прежнему, торчало лезвие катаны. — Ты двигался странно… в твоем мастерстве, есть изъян. Но ты лучше, чем я ожидал. Возможно, ты бы смог победить меня, если бы я позволил подобную дерзость.
— Почему…? — прохрипел юноша. Его трясло. Глаза закатывались.
— Это уже не имеет значение. Прощай мальчик. — Он резко вырвал клинок. Струя горячей крови, хлестнула по лицу сивого, окрасив его волосы в багровый цвет. Иолаус повалился на влажную пожухшую траву. Он уже ничего не чувствовал. Последние крохи жизни покинули его тело.


Примечания к третьей главе:

Итто-Рю   - один (прием) меча.

Сёдзи  - раздвижные стены в традиционных японских домах. Каркас такой стены изготавливается из бамбука или дерева, к которому прикрепляется плотная бумага.