Случайная встреча Принять чужую боль

Вопреки обыкновению стук вагонных колес сегодня не убаюкивал меня. Может быть потому, что за два дня пути уже успел основательно выспаться, а может просто старая, приобретенная за время службы привычка ловить любой момент для отдыха начала давать сбой. Всё же я уже на пенсии и времени для отдыха теперь предостаточно. Звучит-то как странно – «на пенсии». Поглядишь на себя в зеркало и ни за что не поверишь. Пенсионер – это вечно брюзжащий, недовольный всем и вся на свете тип с пустыми, ничего не выражающими глазами, озабоченный только прибавкой к пенсии. Конечно с кучей болячек и едва волочащий ноги. По крайней мере, такими представляются пенсионеры по репортажам наших телевизионных каналов. Себя я таким совсем не чувствовал, и надеялся, что другие такого типа во мне не видят. Ну да, в шевелюре уже достаточно седины, да и болячки присутствуют, куда же без них-то, но стариком я себя совсем не ощущаю. Да и какой из меня старик, когда всего-то полтинник недавно отметил. И мог бы дальше служить, но обстоятельства так сложились. Но вот старые привычки, видно, постепенно за ненадобностью забываются.
Вагон раскачивался и время от времени дергался. Я ворочался на своей полке не в силах заснуть и немножко завидовал единственному соседу по купе, который после посещения вагона-ресторана спокойно спал, временами похрапывая. Вообще я любил этот поезд за неполную неделю пробегавший через всю страну от Москвы до Владивостока. С лейтенантских времен любил. Именно из него можно оценить все просторы нашей страны, а не из самолета, пролетавшего это же расстояние за восемь-девять часов, из иллюминаторов которого всё равно ничего не видно. А из окна поезда многое можно увидеть при желании. И с людьми в вагоне за время пути сходишься легко, каким-то чувством угадывая в них родственную тебе душу. В самолете же просто спишь весь полет, прерывая сон на очередную аэрофлотовскую кормежку. В  вагоне тоже спишь больше обычного, но всё же не весь путь.
А сейчас не спалось. Поглядел на светящийся циферблат часов – половина второго ночи. Это по московскому времени, по местному уже четвертый час будет. Утром Новосибирск, где мой попутчик выйдет и, возможно, сядет кто-то другой. А может и не сядет, вагон от самой Москвы идет полупустой и редко кто подсаживается на остановках. Время такое настало, что люди стали ездить гораздо меньше, чем раньше. Я помнил еще те годы, когда билет на этот поезд надо было заказывать за месяц, иначе мест уже не было, и все вагоны были набиты битком всю дорогу. Часа два назад была какая-то короткая остановка, где, кажется, кто-то сел в наш вагон. Я из купе не выходил и новых пассажиров не видел. Завтра, если они не выйдут ночью, всё равно будет видно новеньких.
Поворочавшись еще какое-то время и поняв, что сна ни в одном глазу, отбросил в сторону одеяло, сунул ноги в шлепанцы, нашарил на столике папиросы с зажигалкой и вышел из купе.
К моему удивлению оказалось, что сна нет не только у меня. В освещенном тусклым дежурным освещением коридоре через купе от меня у окна стоял мальчик и вглядывался в ночную тьму за стеклом. Раньше в нашем вагоне детей не было, значит, это он с родителями сел на последней остановке. Сомневаться, что он из другого вагона не было никакого смысла, одет он был так, словно только что вышел из купе. На нем были лишь заправленная в колготки водолазка и обычные домашние тапочки. Явно пассажир нашего вагона, которому не спалось как и мне, не будет же мальчишка глубокой ночью бродить по вагонам в таком виде. Услышав открывающуюся дверь купе, он коротко глянул на меня и снова уставился в темноту за окном. 
Я прошел в тамбур, выделенный для курения, и некоторое время пробыл там, не спеша выкурив подряд две папиросы, как и мальчик в вагоне глядя в темноту ночи за окном. Вернулся в вагон. Мальчик всё еще стоял на том же месте, так же молча глядя в окно. Я прошел мимо него и взявшись за ручку двери своего купе еще раз взглянул в его сторону, поймав ответный мимолетный взгляд мальчишечьих глаз. Совсем короткий взгляд в мою сторону и вот он снова глядит в окно.
Я лег на свое место, но почему-то этот мгновенный мальчишечий взгляд не выходил  из головы. Как будто он снова и снова бросал на меня этот взгляд и что-то в нем было такое… но непонятно что. Я прикрыл глаза, попытался расслабиться и вызвать сон. Напрасно. Сон не приходил, а вот мальчишечий взгляд не оставлял меня в покое, вновь и вновь мелькая в голове. Что же в нем не так? Не нормально? Быстрый поворот головы в мою сторону… мгновенный взгляд на меня… глаза в глаза… в уголке его глаз короткая искорка, блеснувшая в тусклом освещении коридора… вновь быстрый поворот головы, но в обратную сторону…  Вроде бы ничего необычного. Поворот, взгляд, искорка, поворот. Стоп! Искорка! Какая может быть искорка в глазах при таком тусклом освещении? Только если это… слезинка! Да, слезинка, не иначе! Получается, что мальчишка плачет? Почему? В общем-то дети могут плакать по любому поводу, но обычно они используют свои слезы только если родители их видят. Это как бы одно из средств достижения своей цели, причем весьма действенное порой. Не все родители могут выдержать детские слезы с каменным выражением лица. Я вот никогда не мог. Но я же не отец этого мальчика, чтобы он мог воздействовать на меня своими слезами. К тому же он совсем не маленький. Это малыши обычно прибегают к слезам, как к действенному на родителей аргументу. А этому явно лет двенадцать или даже больше, в таком возрасте слезы у мальчишки штука весьма редкая. В этом возрасте они из упрямства плакать не будут. Но искорка-то была! Значит, была и слезинка. А если мальчишка плачет среди ночи, значит есть серьезная на то причина.
Я подумал еще немного, вздохнул, и снова отбросив одеяло, сунул ноги в шлепанцы.

Мальчишка всё так же стоял у окна и смотрел в темноту. На этот раз он даже не повернулся на звук открываемой двери. Я подошел к нему и встал рядом.
- Ты не будешь против, если я тоже постою тут и посмотрю в окно? – спросил я.
Он  молча пожал плечами, даже не посмотрев на меня, но подвинулся в сторону, освобождая мне место у окна. Какое-то время мы оба просто смотрели в темноту. Он тихонько поднес руку к лицу, как бы поправляя челку, но на самом деле быстро вытерев глаза. Точно! Была слезинка!
- Не спится? – будто ничего не заметил, поинтересовался я.
Он не ответил, вновь неопределенно пожав плечами.
- Мне вот тоже не спится. Наверное днем выспался.
Прошло еще несколько молчаливых минут.
- Вы наверное на последней станции сели, я не видел тебя в вагоне днем.
Опять ни слова в ответ, только короткий кивок головы в знак согласия с моими словами. Но я не оставлял надежды разговорить мальчика, чувствуя, что его надо отвлечь от каких-то тяжелых мыслей.
- Далеко едите? Мне до самого конца, во Владивосток. Был когда-нибудь во Владивостоке?
- Нет. Мы в Хабаровск едем, - наконец-то тихо произнес он, и опять же, быстро поглядев на меня, отвернулся к окну.
Хоть какая-то реакция, значит, еще разговорится.
- Хабаровск… Красивый город. Город моей лейтенантской юности. Я рядом с Хабаровском несколько лет служил на Амуре, бронекатером командовал.
В фигурке мальчишки что-то неуловимо изменилось. Он снова посмотрел на меня и  не отвел глаза в сторону. В них снова мелькнула искорка, но не такая как прошлый раз, а совсем другая. Это была искорка интереса.
- Вы моряк?
- Да. Моряк-пограничник. Если точнее, то был им когда-то, теперь уже на пенсии, - и пошутил, - Вот такой я уже старый.
Легкая улыбка самую чуточку шевельнула его губы.
- Нет, Вы не старый. Вы … нормальный…
- Спасибо, - улыбнулся я в ответ, - Ты даже не представляешь, как грустно думать, что все видят тебя стариком. Послушай, уж если нам ехать вместе еще целых три дня, может быть познакомимся? Тебя как зовут?
- Денис, - опять легкая улыбка тронула его губы.
- Отлично, Денис! А меня – дядя Витя.
Я протянул ему руку, он мне свою ладошку.  Пальцы у него были холодными.
- Ты не замерз? – поинтересовался я, - Рука у тебя холодная.
- Нет, – покачал он головой, - Это стекло холодное.
- А … тогда понятно. А ты почему не спишь-то? Времени уже слишком много.
- Не хочется…
- Вот и мне не хочется. А когда-то наоборот всё время спать хотелось.
Опять прошло несколько томительных молчаливых минут.
- А моряком быть интересно?
- И интересно, и трудно.
- Почему трудно?
- Понимаешь, Денис, море - оно живое и с серьезным характером. Оно позволяет людям ходить по нему, ловить в нем рыбу, добывать разные другие вещи, но никогда не прощает ошибок. Если человек в море ошибся – он погиб. А если ошибается капитан, то погибает весь корабль. Ласковое и доброе море бывает только для разных курортников, купающихся у берега и загорающих на песочке, и то не всегда. С теми же, кто избрал море своей жизнью, оно говорит на равных и спрашивает строго. Неумехе в море не место.
- А я плавать не умею, - вдруг сознался он.
- Почему?
- У нас негде было научиться, речку курица вброд перейдет и ни моря, ни даже озера никакого не было.
- Зато сейчас едешь в Хабаровск. А там большой и широкий Амур. В гости едешь к кому-то?
- Нет, насовсем.
- Вот и здорово! Уже конец апреля, скоро лето, вода прогреется и папа тебя научит плавать.
Мальчишка застыл, напрягся, в глазах снова блеснула искорка-слезинка.
- Не … научит … - сглотнув комок в горле, прошептал мальчик, - Он умер…
Чёрт! Надо же так проколоться!
- Извини, я не знал… - глупее этих слов вряд ли что можно придумать…
- ...
Он глубоко вздохнул и, не скрываясь, вытер выступившие слезы. Но, видимо, наступил тот самый момент, о котором говорят «прорвало». Слезы продолжали бежать из глаз, а самого мальчишку буквально затрясло от сдерживаемого плача. У меня самого словно иголка застряла в сердце. С чисто отцовским инстинктом, чувствуя, что ему надо выплакаться, я притянул его за плечи к себе и он, не противясь, прижался к моей груди и почти без звука заплакал. Тихие всхлипы были едва слышны в стуке вагонных колес и только вздрагивали плечи от рвущихся наружу рыданий.
- Поплачь, малыш, поплачь, станет легче…
Мы так и стояли в пустом коридоре вагона. Он плакал, прижавшись ко мне, а я лихорадочно соображал, что же делать дальше, и почему-то опасался, что кто-то из пассажиров увидит нас. Но, слава богу, ни одно купе не открылось, видимо все крепко спали.
Постепенно всхлипы стали реже, плечи перестали вздрагивать, и вот он оторвался от моей груди, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Я достал из кармана платок и протянул ему. Он взял, кивком поблагодарив меня, вытер оставшиеся слезы.
- Извините… - возвращая платок, смущенно прошептал, - Я не хотел…
- Господи, да за что? Это я должен извиняться.
- Но Вы же в самом деле не знали…
- Откуда? Но… вот… так получилось…
Мы помолчали, потом он как-то неловко улыбнулся и сказал:
- Я как маленький расплакался… Смешно, наверное?
Я осторожно обнял его рукой за плечи, вновь притянул к себе. Он не противился, доверчиво прижался ко мне.
- Нет, не смешно. Даже взрослые мужчины иногда плачут, а у тебя такое горе. Это, наоборот, хорошо, что ты поплакал. Раньше, наверное, не плакал?
- Нет…
- Значит, вдвойне хорошо. Теперь тебе станет немного полегче.
- У папы сердце вдруг остановилось… а раньше он совсем не болел.
- Так иногда бывает.  А… мама?
- Я ее совсем не помню. Она ушла, когда я совсем маленький был. Мы втроем жили, я папа и сестра. А в прошлом году она вышла замуж за лейтенанта. Он тоже пограничник, на заставе служит. Мы вдвоем с папой остались. А когда … это случилось… она прилетела. Я теперь у нее жить буду.
Я не перебивал, чувствуя, что ему необходимо выговориться.
- Сережа нас в Хабаровске встретит и мы на его заставу поедем. Там поселок на границе, забыл как называется, много военных. Сестра говорит, что моряки тоже есть.
У меня ёкнуло сердце. Не так много под Хабаровском мест, где есть моряки.
- Совсем не помнишь название?
- Что-то с казаками связанное, кажется.
- Может быть Казакевичево?
- Да, кажется, Казакевичево.
Поистине, повороты судьбы непредсказуемы!
- Я служил там несколько лет, как раз в той самой морской части. Получается, что мы с тобой теперь в какой-то степени даже земляками будем или сослуживцами, - улыбнулся я.
- Правда? – не отрываясь от меня он посмотрел прямо в мои глаза.
- А зачем мне врать? Я даже могу тебе фотографии показать. Завтра только. Приходи ко мне в купе днем, я покажу.
- У Вас с собой есть фотографии?
- У меня есть ноутбук, а в нем фотографии. А еще песни всякие и фильмы, и даже парочка игр. Попутчик мой выходит завтра в Новосибирске, останусь один, скучно будет. А с тобой веселее, и ты что-то новое узнаешь. Выспишься, и приходи, хорошо?
- Приду.
- Договорились! Ну что, может быть, теперь пойдем спать? Или хочешь чаю? Сейчас сделаем.
- Нет, не хочу.
- Не хочешь чаю или спать?
- Чай не хочу, - уже веселее улыбнулся Дениска.
- Тогда… спать?
- Ага. Только сейчас схожу в туалет…
- Это само-собой, - улыбнулся я, - И я пойду подымлю перед сном.
Мы прошли в конец вагона. Он скрылся за дверью туалета, а я вышел в тамбур, закурил. Через пару минут в тамбур вышел Дениска и встал рядом.
- Я всё…
- Ну так беги спать!
- Можно я Вас подожду? Вместе пойдем…
- Здесь холодно, а ты легко одет. Простудишься еще…
- Нет, не простужусь, я закаленный! – он с улыбкой заправил выбившийся подол водолазки под резинку своих колготок, подтянул их повыше.
Что тут поделаешь? Не прогонять же силком. Пришлось согласно кивнуть головой. А Дениска как-то облегченно вздохнул и, сделав пару шагов, нерешительно прижался к моему боку.  Полузабытые уже отцовские чувства, свои-то дети давно выросли, мгновенно проснулись, и я обнял его свободной рукой за плечи. И он не напрягся, а наоборот, как-то расслабился и подался мне навстречу, плотнее прижался, обнял своими ручками меня за пояс, вновь склонил голову к моей груди.
Так мы и стояли вдвоем в тамбуре. Удивительная, наверное, была картинка, если бы кто-то посмотрел на нас со стороны. Смолящий не современную папиросу седой, бородатый дядька, и прижавшийся к нему мальчишка. И я чувствовал, как бьется его сердце. Сначала быстро, а потом всё медленнее и спокойнее. Папироса уже погасла, а мы еще некоторое время, молча, стояли в тамбуре и смотрели в темноту ночи за стеклом окна.   

В жизни происходит много необъяснимых с первого взгляда событий. Мне и сейчас трудно всё это объяснить. Почему мальчишка вдруг проникся к совсем незнакомому человеку с таким доверием? Скорее всего, в нем накопилось столько горя по любимому и внезапно ушедшему человеку, долгое время не находившего выхода, что я невольно стал неким громоотводом, проявив какое-то участие к его состоянию. Вот и вырвалось всё его горе наружу, сначала в слезах, а потом вот в таком проявлении нерастраченной сыновней любви. Кроме старшей сестры у него никого не осталось, а любому мальчишке часто бывает необходимо общение с отцом или кем-то похожим на него. Наверное, в этот период его жизни наша встреча была не случайной и я, сам-того не подозревая, стал тем человекам, в ком он смог увидеть участие и, вероятно, поддержку. Потому он и потянулся ко мне так доверчиво.
Понять чужую боль всегда непросто. Мы часто проходим мимо нуждающегося в нашем внимании и участии человека, не сказав ему ни слова, не пошевелив даже пальцем. Или, наоборот, вместо поддержки, ненароком, словами или поступками, топчем их, словно коврик у дверей. «На всех не найдешь доброты» - вредная во всех смыслах фраза. Откуда она появилась в наших умах? Кто произнес её первым, с легкостью пустив гулять по миру? Наверняка тот, кто не сделал в своей жизни ничего доброго. И пошла она от человека к человеку, от отца к сыну, и дальше, и дальше. Потому в нашем мире с каждым годом всё меньше добра и больше жестокости. Лишь немногие способны понять чужую боль и разделить её, принять частичку этой боли на себя, тем самым, возможно, сохранив веру в жизнь у нуждающегося человека.
Я тоже не святой и часто поступаю как все в нашем мире, к тому же моя профессия не очень-то предполагает делать людям добро каждый день. Но мимо детских слез пройти не могу. И почему-то каждый раз в сердце словно бы вонзается ледяная иголка, исчезающая только от ребячьей улыбки или смеха. С таянием ледяной иголки в сердце мир вокруг сразу становится светлее и, наверное, чуточку добрее.
 Я в это верю. 


Рецензии
Принимая чужую боль мы сами, сами того не понимая, делимся частичкой своей души, в которой всегда помимо маленьких искорок радости есть и немного боли.
Спасибо Вам. И дай Вам бог здоровья !!!

Алексей Никитин Уотерс   27.05.2020 16:17     Заявить о нарушении
Еще одно спасибо за отзыв! Вы правы, разделяя чужую боль, мы разделяем и свое добро. Внизу моей страницы есть ссылки на несколько моих повестей о ребятах и для ребят. Они уже опубликованы. Если интересно - посмотрите.

Виктор Богданов   20.07.2020 17:25   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.