Фэнтези или сказка?

        Я вот думаю: плохо или хорошо то, что в Советском Союзе не было фэнтези?
        Благодаря этому смог развиться дивный, зыбкий жанр фантастической сказки, привлекающей внимание самых разных возрастных слоёв. «Много хороших людей и один завистник» Каверина, «Солнечный мальчик» Поливина,  «Королевство Восемью Восемь» и «Космическая горошина» Аматуни. Не так давно я окончил перечитывание последних двух повестей, и невольно задался вопросом: могло бы что-нибудь подобное появиться и в наши дни?
        Едва ли.
        Дело тут даже не в отсутствии общепринятой идеологии, от которой принято отталкиваться в сказках. В конце концов, за неимением советской идеологии, можно было бы использовать и околорелигиозную — как в произведениях Емца.
        Но проблема в том, что фэнтези склонно вытеснять собою сказку, препятствуя её развитию.
        В качестве контрпримера мне могут привести романы того же Емца или размещённые на «Самиздате» тексты Dark Window. Но много ли таких подвижников? Не говоря уже о том, что далеко не все адресованные детям тексты, рождённые в смутное время, содержат в себе пригодную для детей начинку.
        Говорят, что развитие сказочного жанра в Советском Союзе было сублимацией стремления к фэнтези.
        Возможно.
        В принципе, можно сказать, что и употребление алкоголя является сублимацией стремления к тяжёлым наркотикам.
        В чём отличие сказки — пусть даже сложной, деталистичной и психологически достоверной, как у Аматуни или даже у Шварца — от фэнтези? В том, что сказка не конфликтует с реальностью. Сказка с самого начала открыто признаёт себя сказкой.
        Фэнтези же неизменно претендует на описание реальности — пусть даже альтернативной. Для фэнтези мало приемлем договор: «Читатель, я тебе, конечно, вру, и мы оба это понимаем». Фэнтези стремится убедить читателя, хотя бы на время чтения, в реальности описываемых событий.
        Для утверждения придуманной реальности часто приходится сеять сомнение в реальности общепринятой, конвенционной.
        Чтобы утвердить своё — надо пошатнуть чужое.
        Вот почему герои фэнтези часто отпускают ехидную реплику в адрес технического прогресса — или в адрес теории эволюции Дарвина — или в адрес теории относительности Эйнштейна.
        Наука является наиболее популярным способом описания известного нам мира — мира без чудес. Чудеса, если они и происходят, пока не описываются ей. Поэтому жанр фэнтези, стремящийся хотя бы на эмоциональном уровне заставить читателя поверить в возможность колдовства или чуда, вынужден наносить удары по науке — прямо или косвенно.
        Нуждается ли в этом сказка?
        Разумеется, нет.
        Сказка может быть детской или почти взрослой, сказка может использовать в себе элементы научности или вообще обходиться без них — но при всём при этом она остаётся сказкой.
        Сказка не убеждает читателя в реальности Параллельного Мира за углом, где его непризнанный гений ждёт немедленное признание. Поэтому сказка не способствует зарождению в читательских умах эскапизма — исключая, возможно, умы самых младших читателей.
        Так что же лучше?

        В наш век не принято ставить вопросы подобным образом.
        В наш век принято считать, что никакого «лучше» не существует, а записанное в законах и древних мудрых книгах — лишь чей-то бред, навеянный курением неправильных мухоморов.
        Более того, сейчас не пользуются особой популярностью рассуждения о сравнительной «полезности» литературы. «Как? Литература должна ещё и быть полезной? Литература никому ничего не должна!» — оскорблённо заявит книжный фанат.
        Вообще понятие «должен» сейчас не пользуется особой популярностью. Некоторые современные психологи и философы начинают поговаривать о том, что чувство долга является следствием невроза и должно быть упразднено. Не правда ли, «я хочу» звучит гораздо приятней, чем «я должен»?
        И развлекательные функции Искусства сейчас ценятся гораздо выше дидактических или образовательных.
        «Если я захочу узнать период жизни протона, я открою учебник по физике». «Если я захочу повысить свою мораль, я схожу к священнику». Естественно, ни того, ни другого я делать не буду, но дело даже не в этом. Куда меня приведёт этот путь?
        Фэнтези, с его неизбежными чертами упомянутой оппозиционности науке и насаждения зёрен эскапизма, сейчас востребовано нами.
        Очень.
        В мире, где все мучаются тяжёлыми хроническими болями, был бы очень востребован героин — изначально создаваемый как обезболивающее. Но от этого он не стал бы более полезным.