Нырок в Элизиум

Анатолий Михайлович, засмотревшись в окно, совершенно потерял чувство времени, как говорят компьютерщики – завис…
Наконец-то сентябрь вывел погоду в то состояние, которое по радио назвали «климатической нормой». Тёмно-зелёный фон, создаваемый соснами и елями, освежался легкомысленной алостью осин, бледным золотом берёз и серьёзным насыщенным цветом клёнов, совершенно красных до бордовости.
Скрипнула дверь.
Явилась, не запылилась. Сейчас начнётся: «Дышать нечем, опять натащил железа».
- Ну, вот, так и знала, как на поезд, так мне уборка. Опять натащил железа, дышать нечем.
- Чай будешь?
- Ты мне зубы не заговаривай! Мог ведь инструмент оставить на работе.
- Не мог. А что дышать нечем, то всё тряпьё твоё, весь сэконд-хэнд в дом перетащила.
- Я не покупаю в сэконд-хэнде! А если по скидке, то всё новое!
- Скидки – лохотрон; сначала поднимут цены, а потом делают скидки для легковерных.
- Что с тобой разговаривать? Дай волю, так и ходил бы в рваном свитере.
 
Анатолий Михайлович начал натягивать обнову, о которой не зря упомянула жена.
Хорошо бы успеть на выборгскую скорую, ту, что до Удельной идёт без остановок.
Татьяна тоже предпочитала эту электричку. Но уйти, не наведя порядок?  Как назло, мобильник загремел под стол.
Упрекать друг друга за уроненную вещь или разбитое блюдце у них не принято. Мы бедные, но гордые.
Анатолий Михайлович, кряхтя, полез под стол. Татьяна, чувствуя свою вину, молча собирала в пакет гостинцы внучке, сновала между сервантом и холодильником.
Муж дотянулся до упавшего аппарата и тут заметил под радиатором отопления что-то желтое. Бог мой, «Тетрис»! Сколько он тут пролежал?
Встал, включил. Надо же, работает. Сунул в карман. Внучке ни к чему, у неё комп. Сам в поезде поиграю, если не разучился.
- Не копайся, всегда из-за тебя опаздываем.
- Я-то одета.
- Напоминаю: мобильник, очки, часы, ключи, документы.
- Иди к чёрту! Выходи, я из-за тебя так точно что-нибудь забуду.
Спускаясь по лестнице, Анатолий Михайлович пробормотал:
 - Провозится. Ну и чёрт с ней, я хоть покурю спокойно, да и погодка ништяк.
Тут же подумалось: что-то мы с ней расчертыхались,  да перед дорогой,  не к добру это…

Дорожка, ведущая от дома, усыпана таким слоем рыжей хвои, что Анатолий Михайлович совершенно не слышал шагов нагонявшей его Татьяны.
По пути к электричке, поговорили о дочери.
- Ну, что ты можешь знать, что там про меж них?
- Ты на его наглую отъевшуюся харю погляди. Вот же нашла альфонса! Он живёт только для себя.
- Все живут для себя. Сам-то, за меня думаешь, или за внучку? Без меня вон не поехал, когда я болела.
- Драсьте! Ты же болела, мне и быть у тебя.
- А чего возле меня топтаться? Что б спровадить быстрее?
- Тьфу ты, дура!
Анатолий Михайлович подхватил супругу под локоток, помогая подняться по лестнице к перрону.
Показалась электричка.
- Я в третий вагон не пойду, он гремящий.
- Ну и будешь ехать стоя, или ютиться сбоку-припёку. А в третьем всегда свободно.
- Как хочешь, вечно упрёшься, как бык. Сейчас и народу то немного.
- Надейся! В самом Выборге в третий вагон никто не садится, вот и свободно.
- Зато почки отбивает.
- Ничего не отбивает. Пошумит малость, пока компрессор накачает воздух в гидравлику, а потом будет тихо.
- Я пошла в четвёртый, а ты как хочешь.
- А я по уму, в третий.

Татьяна обрадовалась местечку у окошка. За окном поплыл пейзаж осеннего леса. Но вид осеннего леса на них, живших почти в лесу, не производил особого впечатления. Достала журнал, в котором была «заначка» – неразгаданный сканворд. Напротив сидела дама с собачкой. Забавная собачонка. Толя любит собак. Да и сканворд без него не разгадывается. И рядом свободное место. Позвать, что ли? Нет, потерплю малость. Вот же вредина!

Анатолий Михайлович сразу достал Тетрис, начал играть. Вскоре весь мир исчез, остались только  фигуры, которые кувыркаясь, укладывались на свои места. Монотонная игра в Тетрис, требующая постоянного внимания, не то, чтобы совсем отключала сознание окружения, но вызывала иногда странные ассоциации и увлекала игрока, как наркотик. Не зря говорили, что в США офисные служащие настолько увлеклись этой игрой, что прозвали Тетрис русской диверсией, предназначенной подорвать экономику США.
Вскоре Анатолий Михайлович устал, даже удивился себе, ведь когда-то он мог играть часами.
Выглянул в окно. Уплывавшие назад ближние стволы и деревья обгонялись дальними видами. Казалось, весь мир движется вокруг твоего вагона. Однако что-то странное в этих панорамах… не то, что должно быть, и в то же время до боли знакомое.
Вспомнил о жене.
Гляну, как там она?
Вышел в тамбур. За стеклом задней двери вагона вдаль убегали рельсы.
Выходит, поезд поехал с тремя вагонами, а остальные отцепили? Вот и ладно, будет ей наука…
Вернулся. Задумчиво уставился в окно. Поезд пошел медленнее. За окном промелькнула платформа. «Подлипки».
Вот ведь – сохранилась старая, не перестроенная, платформа. И бочка с узбекским разливным вином рядом…
Постой! Какая бочка, какие Подлипки? Подлипки  под Москвой!
Вспомнился семидесятый. Он был на сборах в Подмосковье. Вот откуда он знает Подлипки.
Снова глянул в окно. Да, это как будто те места.
Обвёл взглядом вагон.
Как-то не так все одеты… В середине вагона офицеры-связисты в устаревшей форме советской армии, с эмблемами в петлицах – звёздочка и стрелы. Склонились над какой-то тетрадкой
Анатолий Михайлович прошелся по вагону, заглянул к офицерам. Перед ними был чертёж характеристик транзистора. Надо же, транзистор до сих пор вот так изучают? Он поймал себя на мысли, что в самом деле едет в электричке Москва – Щелково, и сейчас семидесятый год, а эти офицеры – с лейтенантских курсов, организованных для пополнения младшего офицерского состава, которого стало недоставать после очередного бездумного сокращения советской армии…
У Анатолия Михайловича слегка закружилась голова. Наваждение какое-то!
Из динамика хриплый мужской голос сказал что-то неразборчивое.
Объявил «станция Загорянка»?
Но тут же вмешался женский голос: «Удельная!».
 Анатолий Михайлович ещё раз обвёл взглядом салон вагона. Никаких офицеров в вагоне не было… да за высокими спинками мягких кресел вагона скорого поезда он бы их форму и не рассмотрел…
Посмотрел в окно. Промелькнула платформа Озерков. А как же иначе?
Захватив пакет, вышел в тамбур. Следующий, четвёртый, вагон был там, где ему и положено быть – на своём месте. Ну да, вон в тамбуре мелькнул Танькин берет…
Что это было – глюки? С какой стати?

Татьяна решила преодолеть свою гордость. Сказать Толе, что место есть. По прошлому опыту знала – сам обрадуется поводу пересесть к ней.
Вышла  в тамбур и  увидела, что перехода в третий вагон нет. Перед нею маячила тыловая часть тепловоза. Дизель тяжело ухал, сквозь щели в дверях просачивалась гарь. Перецепили вагоны, а она и не заметила?
Вспомнилось: в таком вот поезде она когда-то ездила из Выборга в Медянку, к маме. Уши закладывало от низких частот дизельной мощности, словно где-то неподалёку раз за разом сотрясали воздух взрывы; в окна залетали запахи сгоревшего мазута, щекоча нос и вынуждая выглянуть в окно вагона, за которым клубы дыма уходили к мохнатым валунам и песчаным косогорам, поросшим берёзами, елями и соснами, украшенным алеющими осинниками; заходили пограничники, проверяя документы выборочно, в основном у девчонок.
Мамы давно нет… даже сердце защемило.

Сейчас за окном тамбура как будто те места…  где это мы? Редко смотрю в окно, вот и почудилось.
Вернулась на своё место. Дамы с собачкой уже не было, напротив Тани сидели две девчушки, ежесекундно смеялись сами себе. Таня их где-то видела? Что это их так смешит? А, сейчас придут пограничники проверять документы, и девочки планируют, как заговорить им зубы? Вспомнив себя, ту, Таня улыбнулась… вдруг спохватилась: какие пограничники? Огляделась. Это не электричка. Это вагон того дизеля! Она села не в тот поезд? Как это? А Толя? И куда я еду?
Закружилась голова. Так, спокойно, сейчас объявят станцию.

«Удельная!»
Открыла глаза. Дама погладила собачку, улыбнулась:
- Вы до Удельной? Почти приехали.
За окном промелькнула платформа Озерков.

Вышли на платформу одновременно.
Увидев радостные глаза жены, Анатолий Михайлович отметил – она помолодела! Такие глаза были у неё, когда он возвращался из командировок и учений, на службе… надо же, соскучилась никак? Рассказать ей про своё наваждение? Ни за что!
- А я вздремнула, маму вспомнила.
И Таня прижалась к плечу мужа.

Спустились в метро.
- В первом вагоне всегда есть свободные места.
- Глупости, лучше всего садиться во второй.
- Ну и будешь стоять всю дорогу.
- Я-то буду сидеть. А вот ты настоишься.

Они вошли в разные вагоны: она в первый, он во второй.