Из книги воспоминаний 23. 1979 год -год радостей и

                1979 ГОД-ГОД РАДОСТЕЙ И ПЕЧАЛИ
    В своих воспоминаниях я выделяю этот год из-за значительности происшедших семейных событий, радостных и грустных, но такова, как всем известно, реальная человеческая жизнь.
   
       9 марта 1979 года должна была состояться свадьба нашей дочки Леночки и Саши. Но этому событию предшествовало менее приятное происшествие или, точнее сказать, совсем неприятное, потому что ночью в наш коммунальный коридор проникли воры. Они утащили шубку соседской девочки -школьницы, мой портфель с принадлежностями для бани, ещё, кажется, сапоги  и, самое главное, недавно купленное для нашей невесты новое зимнее пальто. Наверное, многие ещё помнят, что купить что-нибудь приличное в открытой торговле магазинов было в те времена практически невозможно, а можно было только «достать» из-под прилавка с соответствующей переплатой. В годы так называемого «развитого социализма» стали чаще применять глагол «достать» вместо «купить».

 Мы, конечно, «достали» невесте новое пальто, но оно было намного менее красивым, чем украденное. Моя жена  уверяла меня, что видела на ком-то в городе это пальто, но какое это имело значение, если сразу после кражи милиция наотрез отказалась принимать заявление.

  Лена и Саша познакомились детьми, когда  мы как-то приехали погостить на майские праздники  в Умань  к  тёте Тане, Татьяне Юльевне, родной тёте Сашиной мамы.
Татьяна Юльевна была мужественной женщиной, выжившей в годы гитлеровской оккупации Умани и сохранившей  маленького  сына. Что ей пришлось пережить достойно отдельного описания, полного трагизма и счастливых случайностей.

Мои родители были издавна хорошо знакомы с бабушкой Маней, её родной сестрой Таней, дедушкой Ильёй, мамой Ниной  нашего будущего зятя ещё с конца двадцатых и  начале тридцатых  годов, когда они также жили в Умани.

  Много было хлопот с организацией свадебного ужина.  Для того,  чтобы провести его в ресторане, у нас было мало денег.  Значит, надо было договариваться с какой-нибудь столовой или  кафе.  Но, как говорит поговорка: не имей сто рублей, а имей сто друзей. Как всегда, помогли друзья и среди них семья наших  соседей по дому: Виктор Павлович Федаев, его  жена Рая, дочка Люда и сын Юра.

   Виктор Павлович имел несколько средних специальных образований и почти постоянно совмещал работу с учёбой. При этом он  был отличным семьянином и вместе с женой прекрасно воспитал своих детей. Он был очень доброжелательным человеком и большим умельцем, например, мог полностью разобрать свой старенький «Запорожец», отремонтировать  и снова собрать. В то время, когда мы с ним познакомились, он плавал капитаном-механиком  на прогулочном катере в Ильичёвском порту.

   На протяжении многих лет мы дружили с семьёй Федаевых, пока не получили новую квартиру. Но у меня и сегодня грех на душе, что после нашего переезда в суматохе житейских забот мы так и не собрались пригласить их к нам на новоселье.

    Заказать ужин в кафе  нам помогла Рая Шмилович, не только замечательная женщина, но и исключительно преданная своей семье жена моего друга Эрика, мать и свекровь двух сыновей. Она работала заместителем главного бухгалтера Одесского холодильника, который размещался в порту.  Рая и познакомила нас с заведующей небольшого кафе напротив порта на Приморской улице. Сущность заключалась в том, что свадебное мероприятие являлось «левым», проводилось в нерабочее время и соответственно вырученные деньги через кассу не проходили. Поэтому нужна была рекомендация "о благонадёжности" клиента.

    Предсвадебных хлопот было  много,  как  и  должно было быть у родителей перед свадьбой дочери.  Необходимо было пошить свадебное платье, купить соответствующую обувь, обручальные кольца и купить, купить и купить.  Виктор Павлович предложил нам  поехать вместе с ними на его автомашине по молдавским сёлам. В сельских магазинах  иногда товары, дефицитные в городе, залеживались. В результате поездки нам удалось купить приличный материал Леночке  на свадебное платье и другие необходимые вещи.

    На свадьбу от Сашиной семьи приехал только дедушка. Мама. Саши - Нина Ильинична в это время была нездорова.
 
   День свадьбы оказался  солнечным, но прохладным,  ведь  весна  по календарю только начиналась. Такси доставило молодых в громко названный Дворец бракосочетания, расположенный около Оперного театра, в самом начале  Ришельевской улицы. Церемония началась с фотографирования. В групповой фотографии по этому поводу зафиксированы родные, соседи, друзья, сокурсники.

     Мне подумалось, насколько наше с женой бракосочетание двадцать три года назад  было будничным:  без единого свидетеля, в узкой, как школьный пенал, комнате городского загса. Там стояли в притык три стола: один для записи брачующихся, другой для записи новорождённых и третий для регистрации умерших. Три очереди и все виды записей производились одновременно. Примерно в подобной обстановке  сорок восемь лет назад сочетались браком и мои родители. Так что прогресс в этой области был налицо.

    После официальной  процедуры почему-то в затемнённом  зале  молодые  поехали кататься по городу, что было предусмотрено свадебным ритуалом, а все остальные отправились в кафе на Приморской улице.  В  праздничном  ужине   участвовало человек пятьдесят, старшее поколение, среднее и молодёжь.  Оркестра на свадьбе не было по причине его дороговизны,  играл магнитофон, Леночкины друзья вместе с ней организовали забавные выступления. Было непринуждённо и весело, потому что, как пелось в известной комсомольской  песне «Песню дружбы запевает молодёжь». В первом часу ночи  Виктор Павлович развёз участников торжества по домам.
.
   В общем и в целом, свадьба,  на мой  взгляд,  прошла  удовлетворительно, исходя  из  имевшихся  у нас средств и возможностей. Откровенно говоря, у меня есть предубеждение против роскошных свадьб. Мне кажется, исходя из собственных наблюдений, что чем более торжественнее свадьба, тем меньше длится последующая  совместная жизнь поженившихся. Но это моё  наблюдение. За  ужином я  почему-то волновался,  что что-то может сорваться, случиться что-то непредвиденное, вроде того, что не всё заказанное оказалось на столе. По-видимому,  я за предшествовавшие дни перед свадьбой без каких-либо серьёзных причин так изнервничался,  что не мог  спокойно усидеть у накрытого стола,  зачем-то каждый раз вставал, отходил в сторону, снова возвращался. Мне помнится, что и мой свадебный  тост был не из  удачных.

    На следующий  день в нашей маленькой комнате мы развернули квадратный стол на 16 персон, и празднество продолжалось. Через день уехал в Умань дедушка Саши, а затем  возвратился  на   работу в Смоленск, на свою мостостанцию и Саша. Он  получил туда назначение после блестящего  окончания московского института инженеров железнодорожного транспорта.  Молодой муж, побыв несколько дней с молодой женой,  снова отправился к месту службы с надеждой  со временем перевестись на Одесскую железную дорогу.

    В апреле моя тёща Ада  Наумовна стала жаловаться на боли в животе. Ей шёл 70-ый год.  Мы без паники относились к её почти ежедневным жалобам потому,  что у пожилого человека,  как правило, всегда что-то не в порядке. Существует даже злая шутка: если ты утром проснулся и у тебя ничего не болит,  проверь,  живой ли ты?  Но на это раз было что-то необычное.

   Врач из районной поликлиники Аду Наумовну успокаивал,что ничего серьёзного она не находит, а на просьбу жены положить мать  в больницу на исследование, нагло пошутила:  "У моего папы больницы нет". Положение ухудшалось, вызвали неотложку и жена уговорила врача дать направление. Аду Наумовну завезли в Еврейскую больницу. Палата была большая и больных в ней было предельно много, наверное, человек двадцать. Моей тёще, по-видимому, нужна была срочная операция,  но врачи по-видимому не торопились, не решались её делать, учитывая возраст и полноту. К тому же ещё одна предполагаемая смерть в процессе хирургической операции  могла привести к ухудшению так называемых показателей  в социалистическом соревновании.

    Перед первомайским праздником в училище,  как было положено, проводился официальный торжественный вечер. На таких вечерах сначала  в зал  торжественно вносили знамя училища,  все вставали, затем играли гимн. Потом кто-то  из  партийного  бюро  зачитывал стандартный доклад,  а после доклада объявлялся приказ начальника училища о поощрении курсантов и сотрудников. Это означало, что торжественная часть завершена,  и тогда знаменоносец и его ассистенты  с  представительным офицером во главе выносили знамя, снова играли гимн. Официальная часть сменялась небольшим концертом или силами приглашённых профессиональных артистов, или с художественной самодеятельностью выступали курсанты.  Они на сцене пели,  танцевали, разыграли небольшие скетчи или пьески .
 
   И на  этот  раз  весь  преподавательский и курсантский состав училища 28 апреля после обеда  собрался в большом зале клуба экипажа на 4-ом  этаже дома на Канатной 42. Ждали начала торжественной части вечера. Вдруг мне передали,  что звонили из дома и сообщили,  что  Ада Наумовна  внезапно умерла.  Для меня это было полной неожиданностью, впрочем, как и для всех наших родных. Я немедленно отправился  в  Еврейскую  больницу.  Она уже несколько часов лежала среди  живых  больных, часов, тело  должно  было "остынуть". Жена  и я бегали в больничный морг, чтобы напомнить двум полупьяным санитарам,  что  пора перенести туда тело  для вскрытия. Но было уже поздно, рабочий день закончился, и вскрытие не произвели.

    Следующий день 29 апреля был выходной,  мы боялись, что не успеем похоронить до первомайского праздника.  Тогда мы решили найти  квартиру  прозектора,  чтобы  он частным образом сделал заключение о причине смерти, без которого нельзя похоронить. У нас  были кое-какие сведения о месте жительства прозектора,  и мы стали обходить дом за домом на Черёмушках,  пока  не  нашли его.  Он был не только удивлён нашим предложением, но и возмущён настолько, что чуть ли не "послал" нас подальше. Но 30 апреля мы всё же успели в первую половину дня, благодаря помощи наших друзей, проделать всё необходимое, чтобы во вторую половину дня похоронить.
 
   Училище по моей просьбе выделило несколько   курсантов и с их помощью гроб с телом Ады Наумовны был перевезен из больничного морга во двор нашего дома. Там его установили на двух табуретках, благо, что дождя не предвиделось. Постепенно двор  заполнился  родственниками, соседями, сотрудниками.
 
   Катафалк приехал своевременно. Театр музкомедии, где много лет до выхода на  пенсию проработала Ада Наумовна, выделил  для провожавших на кладбище автобус.  Место захоронения  было  выкопано  у остатков стены,  которая существовало пока Таировское кладбище не вышло из своих ранее отведенных границ.  Мы  хотели,  чтобы могила находилась ближе к дороге, но не знали, как подступиться к могильщикам. Мой друг Славик Покрас, мне кажется, посмотрел на нас с недоумением, вырвал  у  меня  из рук банкноту в 25 рублей и мгновенно уладил дело.

    Мы возвратились в опустевшие комнаты,  в которых покойная Ада Наумовна прожила 35 лет,  из них 23 года мы  прожили  совместно. На протяжении всех этих лет, совмещая с работой, она старалась из всех своих сил часть наших семейных забот взять на себя.  Это было  ей нелегко,  Но она это делала охотно.  За это ей вечная память в наших благодарных сердцах.

    Мне попалась на глаза написанное Леночкой: "Я когда-нибудь напишу этот рассказ о двух женщинах, моих бабушках, таких разных и даже противоположных.     Мамину маму,  мою бабушку,  звали Ада Наумовна. Знакомые и её подруги называли Адочка.  Я и сама,  когда была подростком, часто так её называла.  А ещё я любила придумывать  ей  разные имена: бабушка Адушка,  Адась и другие. Она была очень весёлой и преданной моей маме  и всей нашей семье.  И мы все  этим  без исключения пользовались.  Из-за  её  преданности  и её желания всем нам помочь она часто пренебрегала своим отдыхом.

   Была она невысокой,  полной, с очень выразительными карими глазами: с очень лёгкой походкой.  А смеялась она так, как могут смеяться только очень чистые и открытые люди.    Работала она билетёром в нашем,  одесском театре музыкальной комедии,  куда я всегда могла в детстве пройти без билета. У меня было своё любимое место возле оркестровой  ямы,  откуда мне были все артисты видны и оркестр..." На этом Леночкино сочинение прерывается.  Мне кажется,  что дочка и сын не  лишены писательского дарования.
 
   Летом Саша из Смоленска перевёлся  в Одессу и вместе с дочкой  поселились в бывшей комнате   бабушки Ады.  В министерстве ему дали перевод  в  распоряжении Одесско -Кишинёвской железной дороги. Он получил  малопривлекательную, неинженерную должность дорожного мастера.  Работа  была грязной и физически тяжёлой,  как летом так и зимой, вкупе с утра пьяными путейскими рабочими, но ни тогда,  ни в последующие годы я никогда не услышал от него ни слова  жалобы на переносимые им трудности

  Прошло уже более года со дня смерти Ады  Наумовны  и  надо было установить  памятник  на её могиле.  Жена договорилась с мастером о памятнике и ограде частным образом,  потому  что  в городской  конторе  для  оказания  подобных услуг пока даже не брали на очередь.  Работа была выполнена в срок,  и на  могиле Ады  Наумовны  уже перед нашим отъездом на Волгу был установлен скромный стандартный памятник.

       Через   несколько  лет и вдруг к нам домой пришла повестка с вызовом меня в городскую прокуратуру. Я долго ломал голову, не мог догадаться  почему  меня  вызывают в прокуратуру.  Я лежал ночью на тахте, не спал  и вспоминал всю свою жизнь и не  мог  вспомнить проступка,  который  был  бы  достоин  внимания  не только городской, но даже  районной прокуратуры. . В назначенный день, я отпросился с занятий и пошёл полный недоумения в   двухэтажное здание напротив школы, где учился  маленький Игорёк.
 
   Я пришёл в назначенный час,  но в кабинете следователя был какой-то мужчина.  Потом он вышел, чертыхаясь, поминая кладбище. Я вошел в кабинет.  Он был небольшим и густо заполнен папками документов.
-Кем вам  приходится  Ада  Наумовна  Левина? -спросил он меня.
-Теща -ответил я -она, к сожалению, умерла в 1979 году.
-А каким образом вы поставили памятник на её могиле?

    На кладбище рабочие,  изготавливающие могильные  надгробия по официальным заказам, всегда одновременно подрабатывая у таких,  как мы. Конечно, если мы подождали бог знает сколько, то смогли бы сделать официальный заказ, но мы не имели морального права оставлять так долго могилу без памятника. Кроме того, и при официальном  заказе тоже пришлось бы приплачивать рабочим. Иначе установка памятника была бы некачественной и очень  продолжительной.

-Городская контора похоронных услуг заказ на памятник у меня не принимала, Я был у могилы, когда подошёл один человек и  предложил сделать памятник.  Я согласился -отвечал я ему стоя, так как присесть меня следователь не пригласил.
-Вы можете  описать этого человека?
-Нет, у меня плохая зрительная память на лица. Это была правда.

    Время от  времени прокуратура или милиция заводили уголовные дела по поводу сооружения незаконных памятников на кладбищах и говорили, что даже ломали незаконно установленные.

-Тогда садитесь и напишите всё подробно, как всё тогда было, сказал мне следователь иди кто-то другой по должности. Он мне не представился. Видно, сам кабинет уже представлял его должность
 
   Я присел за столом у окна и начал писать: "Это было в конце весны или в начале лета, точно не помню. Было солнечное,  но прохладное утро" и так далее.  Я написал,  как я встретил рабочего,  как договорился. Потом отдал следователю объяснение и он пообещал меня ещё вызвать.  Я попросил, чтобы он не срывал меня с лекций,  а вызывал во вторую половину дня.

     Я возвращался в училище и размышлял,  каким образом следователь  вышел именно на меня. Ведь моя фамилия нигде не фигурировала. Но больше в прокуратуру меня не вызывали и памятник, к счастью, не разрушили.

    В июне я  во  второй  раз  поехал  в  Мурманск  устраивать курсантов  на  полугодичную производственную практику.  В Мурманске многое мне уже было знакомо,  но я продолжал с повышенным интересом знакомиться с городом,  исследуя его пешеходными прогулками. Я посетил учебно-курсовой комбинат порта. Там уже нашу книжку "Докер-механизатор" знали,  и начальник УКК хорошо о ней отозвался.  Об этой поездке в Мурманск, о пребывании там  я бы мог написать  подробнее, но мне помнится запись Льва Николаевича  Толстого в его дневнике, что "Искусство писать хорошо для человека чувствительного и умного состоит не в том, чтобы знать, что писать, но в том, чтобы знать то, чего не нужно писать".

    Кстати, в  Мурманске мне пришлось,  как всегда,  в срочном порядке "вычитывать" (есть такой термин в издательской практике)  свою  часть перепечатанной в Ленинграде  рукописи  учебника "Технической эксплуатация". Это составляло примерно  десять печатных листов (один печатный лист-23 машинописных страниц).
 
   Уже начался новый 1979/80 учебный год.  Я очень хотел научиться ездить на велосипеде, особенно после того, как моя коллега Инна Андреевна Давыдова рассказала мне о существовании складывающихся велосипедов. Она, будучи на курорте  в  Болгарии,  быстро научилась довольно сносно ездить, как и потом быстро освоила вождение автомобиля. Она была способным  и хорошим человеком.

     В юношестве я не помышлял о велосипеде,  из знакомых мне ребят только у Яши  был чёрный  мужской велосипед.  Я даже не просил у него разрешения покататься, так как не умел. В молодые годы я уже мечтал о машине,  даже  получил удостоверение об окончании автошколы.  Но машина по моим заработкам была мне недоступна.
 
   Как-то жена, возвратившись домой из одной из своих многочисленных командировок по области,  рассказала,  что видела складной велосипед  в одном сельском промтоварном магазине,  куда можно доехать на пригородном автобусе. Мы решили его  купить. Автобус уходил рано утром и  отпроситься  с  первой пары у начальника специальности я не смог, у него не было домашнего телефона. Я позвонил своему верному другу Саше и попросил его запустить группу,  в которой я должен был читать первую пару, в мою лабораторию и попросить их посидеть тихо, пока я приду.

    Я очень рано встал, чтобы успеть к первому рейсу автобуса, и к открытию магазина был уже в этом селе.  Выбирать  особенно было  нечего  и  пришлось  купить велосипед приятного зелёного цвета со спущенной камерой заднего колеса.  Как я дотащил этот велосипед до автобуса, а потом от автобуса до дома -это отдельный рассказ,  но надо было поторапливаться.  Весь, что называется,  "в мыле", я успел ко второй паре. Но как только я начал занятие,  раскрылась дверь и начальник училища Ф.С. Бойцов попросил у меня разрешения показать приехавшим на совещание в Одессу заместителям начальников мореходных  училищ по учебной части мою лабораторию. Я представляю, каково было бы Бойцову, а потом и мне, не успей я вовремя, к моему счастью,  быть на месте.
 
   В этой группе посетителей  лаборатории оказался и Анатолий Васильевич Кудактин,  заместитель начальника Рижского мореходного училища и  автор учебника
"Электрооборудование подъёмно-транспортных машин".

    В году 66-ом  я  отдыхал в межрейсовой базе  моряков.  Перед уходом в отпуск меня вызвал Ф.С.  Бойцов и показал полученное им письмо из издательства "Транспорт".  Они просили срочно дать рецензию на недавно изданную книгу А.В. Кудактина
"Электрооборудование подъёмно-транспортных машин".  Поэтому  в межрейсовой  базе я отдыхал не один,  а вместе с рецензируемым учебником.  Я написал рецензию,  не представляя, что она сыграет когда-нибудь какую-либо роль в моей писательской деятельности. Рецензию я написал дотошную и быстро. В училище по этому поводу  снова  пришло письмо от издательства с просьбой поблагодарить рецензента,  что и было сделано в кабинете Бойцова  дружеским рукопожатием Шулянского.

     О  присутствии в группе посетителей моей лаборатории Анатолия Васильевича я узнал позже, а тогда  после занятий торопился домой,  мне надо было поближе познакомиться со своей покупкой, со своим стальным конём, ведь до того знаменательного дня я двухколёсного велосипеда в руках никогда не держал.

      В моей жизни наступила новая пора,  я вставал ежедневно в 6 утра вместо 7  и тащил свой велосипед на Соборную площадь.  Там я старался научиться держаться в седле,  впрочем, это учение -мучение описано мною в рассказе «Как я научился ездить на велосипеде».

    Итак, я научился ездить на велосипеде и теперь каждое утро начинал с поездки по проспекту Мира, то есть Александровскому проспекту  в Кировский сквер,  где когда-то до революции находился базар.  Потом построили новый базар на Торговой улице,  он так и стал называться -Новым базаром.  А на месте старого разбили сквер, по периметру которого сохранились двухэтажные дома и было видно, что их первые этажи служили раньше лавками или складами.  Потом в Кировском сквере построили летний кинотеатр, который почему-то не работал и с годами дряхлел.

    В ранние  утренние  часы сквер пустовал,  и я свободно колесил по аллеям, получая трудно передаваемое словами удовольствие.  Но каково оно велико ни было, время у меня было ограничено и следовало  возвращаться  домой, успеть помыться под краном в коммунальной кухне, позавтракать, а затем не опоздать  в училище. Ровно в половине девятого, на часы можно было и не смотреть, у ворот моего дома ждал меня мой большой друг Саша. В училище мы шли вдвоём, обмениваясь последними новостями и взглядами на различные проблемы 

    Как-то мне позвонили из издательства с просьбой  связаться с А.В. Кудактиным. "Он хочет -сказал мне по телефону заведующий 10-ой редакций издательства  Майоров -написать  третье  издание своего учебника вместе с вами".  До этого я уже дважды  был  рецензентом его учебника и в своих рецензиях хорошо отзывался  о первых двух частях учебника,  т.е.  об описании электромеханических  свойств  электродвигателей  и  аппаратуры   управления электроприводами.

   Что же касается третьей части,  посвящённой описанию электрооборудования непосредственно портовых перегрузочных машин, то я естественно отмечал, что Анатолий Васильевич описывает оборудование и приводит электрические  схемы  устаревших моделей перегрузочных машин. Поэтому в выводах рецензий я подчёркивал,  что представленная мне на рецензию рукопись не  в  полной  мере соответствует требованиям подготовки современных специалистов.
 
  Кудактин, по-видимому,  был оторван от  портовой  практики. Побывав  во время  совещания в Одессе в моей лаборатории электрооборудования в тот знаменательный  день,  когда  я  приобрёл первый велосипед и,  высунувши язык,  своевременно прибежал ко второй паре,  он, наверное, решил,  что ему надо объединиться в написании третьего издания со мной.
 Я, написал, слово «наверное», потому что с Кудактином никогда не встречался, никогда не разговаривал, кроме, как по телефону и даже не знаю, как он выглядит. Поэтому и не знаю, что подвигло его на наше сотрудничество.

   Таким образом, ещё не вышла из печати "Техническая эксплуатация",  а  мне  уже  была предложена новая работа. Я вычертил копии электрических схем.  Описание их действия - работа очень кропотливая,  поэтому я решил сам отпечатать машинописный экземпляр рукописи и вписать соответствующие обозначения.  Такому решению способствовало и то, что на годовщину моего дня рождения папа подарил мне дорожную немецкую пишущую машинку "Колибри". Это была очень миниатюрная и надёжная машинка,  предназначенная для журналиста, чтобы он мог печатать, держа её на коленях. Я печатал на ней и все последующие книги до тех пор, пока мы не приобрели компьютер с принтером. Но это было уже в Израиле.

    В 1979 году я впервые прочёл одну из книг Виктора Конецкого,  талантливого  писателя-моряка,  опубликовавшего так называемые романы-странствия,  например,  "За доброй надеждой" и другие.  Я был в восторге от манеры изложения, умных мыслей и ироничности автора. Ну вот, например, на стр.705…он описывает грудь сенегалки:»сенегалка, которая была моложе и красивее. И выпустила из неволи цветастой, переливающейся всеми красками тропиков одежды левую грудь. Коричневую, с матовым налётом утреннего винограда. Грудь, бледнеющую к соску, чтобы вспыхнуть в нём бутоном гвоздики. Совершенной формы женскую грудь, рядом с которой атомная боеголовка или обтекатель космической ракеты покажутся зубилом питекантропа» Какоя фотографическая точность описания: "Коричневую, с матовым налётом утреннего винограда"

    А ещё  1979 году мы весело отпраздновали пятидесятилетие моего друга Эдика Шмиловича. Когда я уходил из порта,его главный инженер Михаил Акиндинович Калин спросил у меня, кого бы я порекомендовал на должность начальника ЦГАПа? Я, не задумываясь, предложил Шмиловича. Калин последовал моему совету.  Эдуард Яковлевич бессменно много лет проработал на этой должности, пока в восьмидесятых  годах  Одесский порт не отказался от районной структуры управления, а вся портовая механизация   была объединена в единый  общепортовый гараж механизации.  Он был хорошим специалистом и способным руководителем. Такое сочетание качеств не очень часто встречается среди инженерно-=технических работников на производстве.

     Впоследствии мой друг тяжело заболел и, только благодаря его воле и постоянной заботе его любимой и любящей жены Раи, сумел почти полноценно  прожить ещё около двадцати лет. Последний раз с Эриком и Раей мы встретились в 2002 году в Нью-Йорке. Они специально ради нас приехали на несколько дней из Сан-Франциско. Да светла будет память об этом тёплом человеке у всех, кто с ним общался
Продолжение следует