День Амнистии
…С серыми ёжиками, изменившиеся с годами, трутовыми ушами и руками-корягами – вышли на свет бездомные волки.
Например, в автобусе – им приятно, кожа, плюш, чистенько, мягко, свободно, прямо по-домашнему, и дует ветерок в форточку…
Десять-пятнадцать лет кто-то не был дома. А даже три-пять лет, даже год, месяц… кто этого не знал – не поймут.
Да, город изменился. Но жить можно, думают они, эти матёрые обитатели камер (запомните, нету ничего худшего, чем ограничение свободы человеку). Государство им ничего не может предложить. Они просто сменили одну тюрьму на другую, одна досталась им за преступления, другая за – детскую доверчивость. И эти два фактора создают бесконечность бытия: где они – не персонажи, которым не повезло, а заложники рока.
В сегодняшней стране – свободен лишь главный раб, ито – его свободы гарантируют большие деньги, а большие деньги имеют двойственный характер.
У этих запрелых студентов замшелых келий – чаще всего денег нет, а те, что были, растаскал бесконечный семнадцатилетний кризис, многие – это всё, что они представляют, идти могут только к родственникам, или бродяжничать. Когда-то что-то у них было, ещё в Союзе, но тюремное заключение заставило долго ждать свободы, если частный домик, своё авто – всё могло пропасть без вести. Когда они вышли на свободу, прежней страны уже не было – ни тех чиновников, ни каких-то законов, ни друзей и знакомых.
Начинать новую жизнь?
Вы пробовали начинать новую жизнь после войны и геноцида, когда выломана квартира, а все родственники согнаны в яр..?
Но надо что-то начинать…
Ещё в тюрьме стало понятно – что «честно работать в Зоне – унизительно», мало платят, гарантий никаких, накопить не удастся.
Надо сказать, что заключённые бывшей страны – должны были заново быть пересмотрены новыми законами, но этого в массовом порядке не произошло. Они сидели, как коровы в теплушке, ждали лета, а ж-д уже разорилась, но их не выпустили, многие сдохли от тоски.
Их заработки за решёткой – чиновник клал себе в карман. Жизнь шла побоку, их не касаясь, что такое тюрьма девяностых – выжили немногие, только оптимисты.
Можете подумать – как они себя чувствуют теперь, когда даже прежнюю жизнь нельзя вернуть, а новую начать.
Конечно, любой мужчина-заключённый – думает о женитьбе, но вы знаете, кому сейчас интересен беззубый, нищий, нервный, злой человек, с таким прошлым?
Женщины и мужчины потому несчастливы – что не хотят друг другу помогать, в сущности, это самое главное. Женщины добровольно, мужчины вынужденно.
Вот вам и первая мысль об изнасиловании, когда терять остаётся вовсе ничего.
Нищета, зависть, остатки интеллигентности – побороть грабежом, опыт уже есть.
Вредные привычки – станут роковыми, вернуться «к мирному» не даст сегодняшняя жизнь.
Себя найти в новой реальности – невозможно.
Прототип уничтожен ещё раньше, делай бизнес, или спасайся, кто может.
И на глазах, из советского зэка – становится уже новый русский зэк, лишённый комплексов, жадный к деньгам, безжалостный к людям.
Этот зэк попробует ещё поиграть с судьбой в карты, разложить их заново, и назначить себя по-новому, подстёгиваемый ветром коммерции – умножит криминал, какой выход!
Более тихие, у кого диплом и умелые руки: будут в этот вечер шататься по старому городу. Подавленные, с одной стороны вечно благодарны за подаренную свободу, с другой – смертельно обиженные обществом.
И никто не рад неизвестным никому слесарям в роговых очках с портфелями, старичкам с наждачными головами, раньше что-то значившими, разжалованным начальникам, ворам, насильникам.
Жизнь проходит мимо. Проезжает светя фарами ночными проспектами. Висит над районами поскудная скукотища, спины равнодушных прохожих, ниодного клуба, общества для охлаждения души…
Когда-нибудь слесарик, электрик, голубой воришка на воле – сориентируются: найдут себе и заработки, какую-то квартирочку, если хватит сил, пенсию получат, но так же, как и сограждане с авоськами – будут чужими в родных местах.
Продолжать издеваться – эту цель будут иметь РАБОТОДАТЕЛИ. Сравнивая неблагоприятную обстановку – человек остаётся криминальным, опасным, но и приспособленным.
Он понимает – цени свободу, пока она есть, а там дальше он знает.
Решёточник – это опытный новый человек, он движется в параллели стихии, материальное на него не давит, дажё лёгок в общении, ничего лишнего во внешнем виде: он прошёл ту фазу, которая для многих повседневность, брать и давать, делиться.
Он возвращается – в советскую фазу, мыслит социально, или живёт на своё усмотрение, критерий свободы уже одолев.
Государство он ненавидит, только ремесленный труд, если это не полное ничтожество, сказать, что сломлен – обновлён, сломлены вы.
Социальный вор и убийца – это монах воздержания, не обижайте его, любите его – вы разделите его судьбу.
Штоф водки на старой мебели, что покупала его мать, копил его отец, воспоминания, его индивидуальное, не трогайте его, как знать, была ли прАва в его отношении Юстиция?
Он не защищает себя решётками, ключами, домофонами, – он им цену знает. Пускай бродягой называют – но не надев новый костюм, не пачкает кровью рубашку и галстук. Сидя дома, а дом чувствуется – пьёт и мечтает. Какой человек не желает творить – хотя бы убрать соринку вокруг дома, брошенную свободными гражданами, исправить лифт, заизолировать проводку. Заберите работу – получите вора.
Изолятор отштамповал вора. Но обида, горечь мести – ещё поставит этого человека с оружием в руках против тех, кто изолирует его на свободе, недодаёт ложку супа и ломоть хлеба, спекулирует на простых нуждах, не замечает его нужд.
Уроженцы 1976-го года, выпускники школ начала девяностых, люди обозлённые, простоватые, их чему-то учили о гражданстве и праве, они видели порох на бумаге, их лица были чем-то красивы в альбомах, слова учителей доходили неясно, но медленно, задачи были теоретически понятны: вперёд, это были бракованные граждане со списанного конвейера, за ними больше ничего нет, оттого тюремное сознание теперь гуляет на свободе.
2009-02-13. 13:47
Свидетельство о публикации №209030100885