огонь

- Кто ты?! – срываясь на крик, она бежала ко мне, не в силах забыть тот столб огня, с бешеной скоростью взмывающего ввысь, сжигающего всё не своём пути, охватывающего всё больше и больше пространства, становящегося ещё выше, обжигающего небеса, в которых теперь плыли обугленные барашки облаков. Она видела как я в одно мгновение, отметив краем глаза врага, раскинул руки. Как по всему моему телу пробежали языки пламени, как я медленно, но неотвратимо, становился чистым огнём, сжигающим всё вокруг…
Ну, насчёт «всего вокруг» я, конечно, утрирую. У меня же имеются мозги всё же, чтобы там не говорил самый ехидный из наших учителей. Поэтому друзей разумный огонь ака я не трогает, а врагов сжигает дотла. Убийца я. Пусть говорят, что во имя добра, пусть все говорят, что я убиваю не людей… Я же не чудовищ убиваю, которые действительно людьми не являются, а просто обычных людей-злодеев, вбивших себе в голову один чёрт знает что. Моя беда в том, что я слишком люблю жизнь. Поэтому огонь и жив, питаясь моей любовью к жизни. Огонь нещадно жжёт тех, кто хочет лишить меня жизни, потому что я, видите ли, не такой как все. Я люблю эту неблагодарную своенравную даму Жизнь и не собираюсь её отдавать идиотам, даже если я потом кубарем слечу к вратам Ада, в объятия Люцифера, за то, что обладаю огнём. Я хочу жить, может, больше, чем остальные.
Я тихонько затихаю. А она бежит ко мне на встречу, желая сейчас лишь одного: узнать, что за (тут, скорее всего будет непечатное слово из её лексикона) тут происходил несколько минут назад. Да, огонь затих, последние языки пламени, лизнув мою кожу на прощание, уже свернулись у меня внутри податливой саламандрой, готовой откликнуться на любой мой зов. Но огонь во мне жив, всегда. Его можно держать внутри, направляя его энергию на какое-либо дело или выпускать наружу. Так я и живу. Когда огонь начинает трепыхаться – я с головой ухожу в любимые дела, не позволяя огню стать материальным, но и не позволяя сжечь меня изнутри. А когда мне грозит опасность, я разрешаю смертоносному пламени блеснуть кровавым блеском в угрожающих глазах жертв, ещё не осознающих, что пришли на свою погибель. Я никогда не понимал, какой им смысл идти по стопам своих предшественников – ведь они наверняка знали об их печальном конце – но все они пытались чего-то добиться от меня, а вместо этого погибали в жадно лижущих их багровых языках огня, захлёбываясь в мучительных предсмертных хрипах.
Но была она. Была она, при виде которой, огонь начинал ворчать ещё сердитей, заставляя сердце сбиваться с заданного природой ритма, кровь бежать быстрее, превращая в раскалённую лаву. Мой огонь любил эту девчонку, он мне это уже давно дал понять. Он тихонько дымил (дыма никто никогда не замечал, чему я искренне удивлялся) у меня в ушах, прислушиваясь к её тихому голосу, мурлычущему что-то под переборы гитары, к её словам, которые складывались в удивительные рассказы о жизни… и танцует великолепно, он видел это моими глазами. И ими же он видел, что она красива… «словно взмах волшебной палочки в руках», как было в одной из песен, которые она напевала под аккомпанемент своей лучшей подруги гитары… впервые он встрепенулся именно от чьих-то переборов струн, а потом прислушивался, приглядывался через меня к ней, вот и влюбился… огонь может любить? Не знаю. Но он мне надоел. Тем, что из-за него я не живу. Мои увлечения, моя жизнь проходит под влиянием этого чёртового пламени. Я вынужден окунаться в то, что нравится огню, чтобы не сгореть изнутри. А может, это не я, а он любит жизнь, а? Я ненавижу свой огонь. Из-за него меня хотят убить, из-за него я вынужден убивать, им и убиваю. Из-за него я делаю то, что нужно ему… только я не разу не позволял ему взять надо мной контроль в её плане… я всегда сдерживал его в её присутствии, направляя протестующий огонь в дела. Но теперь…
Что я мог сделать теперь, когда огонь, при каждом её стремительном шаге по направлению ко мне, бушевал всё сильнее, медленно растекаясь по венам раскалённой лавой, добавляя к пульсу каждую минуту по лишнему удару. Я ненавидел огонь за контроль над моей жизнью. Я хотел избавиться от него.
Она приблизилась. Её крик, полный непонимания и ужаса, всё ещё звучал в моих ушах.
- Он просто контролирует меня. Огонь. Я его ненавижу. Почти каждое моё действие рассчитано так, чтобы не сгореть от пламени, которое пылает внутри меня всегда. Когда об этом пламени узнают некоторые группы людей, человека, носящего огонь, пытаются убить. А я… или он, слишком любим жизнь, чтобы позволить себя убить. Поэтому огонь остановится вполне осязаемым… он контролирует меня всю жизнь, все мои поступки, все мои действия, и, прости, я его сдерживал чёрт знает сколько лет, но после того, как я позволил ему вырваться, я не смогу его сдерживать, поэтому прости, он тебя слишком любит…
На последних словах я увидел её широко раскрытые от потрясения глаза. Это было последнее, что увидел я, потому что дальше сознание, отвечающее за меня, свернулась в самом дальнем уголке черепной коробки, иначе бы его просто сожгло бурлящее пламя. Я чувствовал свои действия, наблюдал за ними издали, но меня вёл полыхающий внутри огонь…
Моя рука, мягко скользнувшая ей за спину. Изумлённый взгляд из под густых ресниц. Неожиданно расстояние между нами стало измеряться только дыханием. Нежное, лёгкое касание губ. Закрытые глаза. Тихий полувздох-полувсхлип. У меня слишком горячая кожа от огня, окончательно охватившего меня. Нас разделяет только кожа…
Огонь, эта ненавистная стремительная лава, течёт в последней клеточке кожи, которая соприкасается с её телом, опаляя её… и проникая к ней. Огонь растекается по нашим телам, горя уже в обоих, от спёртого запаха безумия остаётся только сходить с ума ещё больше. От нас двоих идёт жар…
Я ненавижу огонь за контроль над моей жизнью… но…

Я стоял перед ними. Перед этими идиотами, считающими, что обладание чем-то, что выходит за пределы человеческого разума, - самый большой грех и за это я должен умереть.
Они схватили её и кричали мне, чтобы я не пробовал использовать свой огонь, иначе они убьют её. Огонь молчал. Молчал и я. Я мог вызывать огонь даже против своей воли, но…
Она истерически кричала, выкрикивая через слёзы, чтобы я плевал и убил их всех ради спасения собственной жизни, ей плевать на себя, лишь бы я жил… но я не мог. Я просто стоял, склонив голову, видя медленно приближающие тени на полу… так смешно. Я всегда слишком любил жизнь… а теперь…
Неожиданно я почувствовал, что из меня что-то выходит, что я теряю что-то… что мешало мне всю жизнь. И я понял, что огонь уходит от меня. Раздались истошные вопли моих пленителей, которые, видимо, увидели, что именно меня покидает. Я уже не видел, мало что слышал, почти не чувствовал, находясь на грани сознания. Послышался гул, похожий на треск ломающихся в костре сухих сучьев, и среди этого треска все расслышали:
- Оставьте его. В нём больше нет огня.
Всё доносилось через плотную пелену тумана.
Я терял сознание, медленно оседая на пол. Последнее, что я помню, это что её руки не дали мне треснуться затылком об каменный пол и свои слова заплетающимся языком:
- Огня… больше… нет…

Она третий день засыпала у него на груди в больничной палате. Третий день он не подавал признаков жизни. Третий день она думала о его последних (или не последних?) словах.
О том, что огня больше нет.
Она знала, что он ненавидел свой огонь за то, что он контролировал каждую секунду его жизни. Что ему приходилось жить так, чтобы не сгореть…
Она знала, что её любил его огонь.
Только… только она любила не огонь. Всё же огонь не мог до конца вытравить личность. Она могла видеть, когда он действует по велению огня, когда в его глазах плясали багровые отблески того самого смертоносного пламени… и она видела, когда перед ней являлся настоящий он, уверенный, целеустремлённый, пробивающийся даже через контроль огня… умеющий выслушать, сев рядом с затюканной девчонкой на лестнице, и успокоив её, слегка потрепав по растрёпанным волосам, напоследок сообщив пару полезных советов…
Она любила его.
А её любил его огонь.
И что теперь, когда его огня не стало?..
Она поднялась со стула и легла с ним рядом. Не убьёт же её медсестра за это…

Я очнулся. Не знаю, сколько я так провалялся, но подозреваю, что долго. В шею кто-то беспардонно сопит. Я поворачиваюсь на бок, не без труда, и…
…И сердце пропускает удар. Замирает. И начинает колотиться с новой силой.
Рука сама поднимается и ложиться ей на талию, слегка обнимая. Ресницы вздрагивают и вот на меня смотрят два насмешливых глаза.
- Огонь ушёл, говоришь? Ну-ну.
Я улыбаюсь, осторожно касаясь губами её виска, чёртыхнувшись про себя от пронзившей всё тело боли, и чуть слышно говорю:
- Вообще, тебя любил не только огонь. Но и я… люблю.