Россия пишет - значит, литература жива

Россия пишет – значит, литература жива
Портфель "ЛГ"

Интервью «Литературной газете» №5 (6209) (2009-02-04)

– Игорь Александрович, какие явления в современной литературной жизни вам близки? И какие явления вы категорически не принимаете и почему?

– «Я писатель, а долг писателя – не одно доставленье приятного занятья уму и вкусу; строго взыщется с него, если от сочинений его не распространится какая-нибудь польза душе и не останется от него ничего в поучение людям». Это сказал Николай Васильевич Гоголь, и я полностью разделяю эту мысль.

Увы, многие называющие себя сегодня писателями подобны той самой свинье из басни Крылова, что пришла на барский двор. Наверное, немало там было достойного и красивого, но ничего этого не захотела увидеть Хавронья. Или не сумела? Вместила в свою меру то, что ей открылось: «Ну, право, порют вздор. Я не приметила богатства никакого: Всё только лишь навоз да сор…» Пожалеть её за то, что столь мизерна её мера восприятия, что рыло вверх поднять не может? Пожалеть тех, кто в силу ничтожности, увечности своей души пишет мерзость, вздор, грязь? Нет! Не умеешь писать – не берись! А если умеешь? Чувствуй ответственность за каждое слово. Иначе лучше не писать.

«Опасно шутить писателю со словом. Слово гнило да не исходит из уст ваших!» Это опять Гоголь, и кому, как не ему, знать сей предмет? Цена «шуток» писателя со словом высока! Это разруха внутренняя и внешняя, разлад, распад в семье, в обществе, в государстве… Везде! Это хаос и смерть!

А что касается друзей в литературе… Осматриваю свои книжные стеллажи: Пушкин, Достоевский, Гоголь, Лермонтов, Тургенев, Тютчев, Чехов, Иван Ильин… Да, я мечтал бы видеть их своими друзьями. Впрочем, о чём это я? Я и вижу их своими друзьями, лучшими друзьями, поскольку с детства с ними знаком, и они охотно, как лучшему другу, доверяли мне всё самое значимое, важное, лучшее, что сумели выносить в своём сердце, душе, разумении и запечатлеть на бумаге. Это и оставили, как драгоценный дружеский дар, – мне и множеству моих сограждан…

– Что, по-вашему, необходимо для возрождения великой русской литературы?

– Вспоминается мне фильм, снятый лет восемь-девять назад «Русским домом», о протоиерее Николае Гурьянове, православном старце с острова Залита. «Батюшка, – спрашивает там о. Николая некий профессор из столицы, – а Россия возродится?» Старец, как будто ожидая именно этого вопроса, отвечает сразу, не задумываясь: «А она и не умирала». На мгновение он задерживает взгляд на лице профессора, тут же отводит глаза в сторону и с назидательной интонацией, как ребёнку малому, повторяет: «Она и не умирала» – словно ставит точку. Нет для старца такого вопроса! Россия жила, живёт и жить будет! И русская литература вместе с ней (это – уже истина для меня).

Без сомнения, есть, конечно же, думающие иначе. Мечтающие, чтобы было иначе. Они делают ловкие пассы руками и внушают: нет России, нет литературы, нет народа! Лукаво полуобещают: быть может, ещё возродятся? Потом ставят вопрос ребром: а стоит ли тревожить мертвецов? Не лучше ли, дескать, привлекая интеллектуальные ресурсы мирового разума, выстроить нечто новое, цивилизованное, этакий гигантский Макдоналдс, где всё чинно, красиво, по-европейски упорядочено – меж нефтяных и газовых вышек расставлены столики с пепси и гамбургерами, разбиты клумбы, газоны и прочие изыски ландшафтного дизайна, и никаких вам ужасов на горизонте, вроде отеческих гробов и родных пепелищ. Лишь в небе одинокое облако, навевающее странные мысли об интенции Гуссерля, деконструкции Деррида… Да уж, жуткие чудовища рождаются в этаком полусне разума. Где тут место для русской литературы, истории, культуры? Может быть, и впрямь уж нет их?

Но если как следует встряхнёшься, а ещё лучше – трижды осенишь себя крестным знамением, то вдруг услышишь: «Чуть чашею не треснула Душа моя от зла, Но сила, сила крестная Навек её спасла…» И ещё: «Этих старых церквей полукружья И калеку на грязном снегу До рыданий люблю, до удушья. А за что, объяснить не могу». Это поёт – словно молится – о себе, о России, о родном народе поэт Николай Зиновьев на благословенной Краснодарской земле… По соседству (не через дорогу ли?) скрипит своим светлым лирическим (но и высокой пробы гражданским) пером Виктор Лихоносов о «щемяще-родном, горестном и прекрасном». Из города Тосно, что в Ленинградской области, звучит громкий, но ещё более талантливый голос Николая Рачкова, не дающий уснуть нашей памяти, неустанно напоминающий о них, героях Великой Отечественной: «От Любани до Мги всё леса да болота И суровый, до блеска стальной небосвод. От Любани до Мги погибала пехота, Всё не веря, что помощь уже не придёт…» Помнит себя Россия, откуда она есть и куда лежит путь её. «На церковных окнах – ризный снег Сочельника, Дымом и хвоею тянет из-под рам, Будто бы на облаке возлетает с ельником. С белою оградою православный храм…» – это склоняет голову пред родной святыней петербургский поэт Андрей Ребров… И ещё множество голосов (это и в продолжение разговора о моих литературных друзьях), множество людей, искренних, мужественных, талантливых – Валентин Распутин, Владимир Крупин, Алексей Солоницын, Николай Коняев, священники Николай Агафонов и Владимир Чугунов – несть им числа…

«Россия пишет стихи и прозу в годину смуты, в чаду разрухи…» – написал недавно ушедший от нас Станислав Золотцев. До последних своих дней поэт уверял нас, что «Почти нагая, почти босая, не перестанет сквозь кровь и слёзы, себя спасая и мир спасая, писать Россия стихи и прозу».

Россия пишет, а значит, жива и её литература, Великая русская литература!
Жива Россия, и из вечности в вечность перетекает её бытие. И летят в небеса святые церковные купола, и кресты их осеняют богоспасаемый русский народ – мудрый, героический, красивый и ещё очень терпеливый, не гордый, но смиренный. И это замечательно, ведь гордым Бог противится, а смиренным даёт благодать.

Беседу вёл Александр ЯКОВЛЕВ