глава 10. Разговор с напарником

Мы въехали в город во второй половине дня.
Темнеть начинало заметно раньше. В городе загодя включали освещение и поздно выключали его по утрам. Снег сыпался почти непрерывно, то легкими полукаплями, то большими тяжелыми хлопьями с порами, насыщенными не замерзшей еще водой, и мгновенно таял. Трудно было определить - был этот снег первым, вторым или уже совершал свою десятую попытку выпадения.
На проезжих частях и тротуарах он превращался в грязное месиво и, перемешиваясь с потоками воды, доставлял массу неприятностей водителям и пешеходам.
Люди уже давно были переодеты в осеннюю прорезиненную обувь, но, даже не смотря на это, старались обходить талые лужи и отскакивать от края тротуара, когда проезжающие мимо машины или подъезжающие к остановкам автобусы старались окатить их потоками грязи.
"Дворники" работали во всю, все окна были закрыты, но, несмотря ни на что, я будто бы на своей шкуре ощущал касание холодной воды, когда очередной поток обрушивался на лобовое стекло.
Мы въехали в город по южному шоссе. Для того, чтобы добраться до Лениного дома, расположенного на северо-восточной окраине, предстояло пересечь город по хорде, фактически равной диаметру.
Был самый - что ни на есть - конец рабочего дня. Будничный и пасмурный. В такие дни я обычно чувствовал себя отщепенцем, так как не принимал участия в общем потоке жизни. Люди работали на заводах и в офисах, на улицах и на дому, и если даже куда-то ехали, то непременно по важным делам. Еще во времена университетских каникул на меня такими вот будничными днями нападала скука, и продолжалась до тех пор, пока фабрики и учреждения не выплескивали под конец рабочего дня потоки своих служащих, которые разливались по улицам, затекая в подъезды жилых домов, и в стеклянные витрины магазинов и баров. Поэтому я жил полноценной жизнью только вечерами, заканчивающимися под утро, и пересыщенными спиртосодержащим общением с разными людьми. Зато потом, когда утром они собирались на работу, а я прятался от суеты под теплым одеялом сновидений - совершенно искренне им сочувствовал.
Вот и теперь я чувствовал себя достаточно мерзко, чтобы после месячного отсутствия в городе видеть в нем обретение домашнего покоя и привычного распорядка своей жизни.
Елена дремала в полу откинутом кресле, а я не стесняясь зевал, так как без единой остановки сидел за рулем двадцать два часа, и со сладостной дрожью во всех суставах рисовал в своем воображении мягкую постель, и неважно было, где она находилась, и с кем бы ее мне пришлось разделить, только бы утолить жажду покоя и отдыха.
Пользуясь медлительностью транспорта, пешеходы, подобно дальтоникам, плевать хотели на сигналы светофоров и нервничающих водителей, перебегая дорогу перед самыми бамперами и лихо уворачиваясь от грязевых брызг.
Как и все нормальные люди, будучи за рулем я ненавидел пешеходов, а находясь на тротуаре - ненавидел водителей. Человеческая мораль такова, что никто и никогда не приемлет чужой правоты, если она идет в разрез с его желаниями, и хотя моим единственным пока желанием было спать, я был благодарен юрким суицидным пешеходам за то, что они заставляли меня концентрироваться на дороге, не позволяя впасть в усталое оцепенение.
Частые наборы скорости и торможения никак не влияли на дремавшую Елену. Она вымоталась сильнее меня, поскольку полное бездействие удлиняет время до неимоверных размеров. Девушка фактически ни разу не заговорила со мной не тему настоящих и будущих наших отношений, и я за это был благодарен ей.
Привычка быть виноватым не позволяла впадать в полное отчаяние, и уже давно утраченная совесть только изредка попискивала своими останками о верности и морали. Кто бы я ни был, ничего человеческое не миновало меня. Это были те самые слабости, на которые сделал ставку Штерн, но это не значило, что благодаря им суждено мне быть в проигрыше всегда. С Сергеем же все обстояло совершенно иначе. Будь он настоящим мужиком, мне суждено было попасть домой гораздо быстрее, получив в сердце законную пулю, но благодаря своей слабинке, он получил обидную оплеуху и, как мне казалось, не я, а он сам был в этом виноват. Честно говоря, я с трудом представлял, как дальше будут складываться отношения между Светланой и Сергеем. Хватит ли ума у него обвинять ее в измене? И хватит ли ума у нее оправдаться попыткой любовной связи со мной поправить благосостояние семьи?
Мы пересекли город через сорок минут после въезда в него, и еще минут через пять, уже подъезжали к знакомым воротцам.
Я разбудил Елену, припарковал машину и мы вошли в дом так же синхронно как ехали, словно по-прежнему сидели рядом. Он показался мне покинутым и пустынным. За месяц в нем обосновался влажный осенний холод, а неухоженные дорожки раскисли под напором воды и опавшей листвы до пачкающейся каши.
Когда во всех помещениях дома зажегся свет, почему-то стало еще холоднее, как будто зрительное восприятие остывшего воздуха еще больше замораживало микроклимат, способный спорить по всем параметрам с температурой городского морга.
Мечты о моментальной теплой кровати, впрочем, как и все остальные родившиеся за последнее время, растаяли в холоде дома. Ни о чем не спрашивая Елену, которая первым делом зажгла газовую горелку отопления и пустила из крана в ванной горячую воду, я залез в бар и был приятно удивлен, обнаружив початую бутылку коньяку. Оттуда же выудились и высокие пивные стаканы, и незамедлительно были наполнены лошадиными дозами. Елена, все еще хозяйничавшая на кухне, не сказала ни слова, когда я принес ей выпить, а просто кивнула головой в знак благодарности.
Мы сидели на холодной кухне в той же одежде, в какой приехали, и старались не смотреть друг на друга.
-Ну и что будем делать? - наконец спросил я.
-Работать, — отозвалась Елена,
-Я о другом.
-И я о другом. Работать над собой, следить за собой, и учиться жить не только для себя.
-Каждый живет только для себя. — Заметил я.
-Не всегда, - возразила девушка.
-Ерунда, — я поставил на стол пустой стакан, - каждый старается только для себя. Ты же журналист, так зачем же прятаться от правды? Человек эгоистичен по своей природе, и не будь он таким, обстоятельства давно бы стерли его в порошок.
-Ты так думаешь? - спросила Елена, - ты и вправду так думаешь?
-Так оно и есть, — подтвердил я.
В окно я увидел, что напротив ворот остановилась машина, серая Катина "девятка". Елена проследила за моим взглядом.
-Кто это? - спросила она,
-Катерина, мой напарник, — ответил я, — очевидно, мне придется уехать.
-Что ж, — пожала плечами Елена, — если долг требует, то догуливать отпуск тебе придется зимой.
-Это точно, - сказал я уже после того, как в дверь настойчиво позвонили.
Елена поднялась с табуретки, оставив на столе недопитый стакан.
-Сиди, Леночка, - остановил ее я, - я открою сам. Куда ты положила свой пистолет?
Глаза моей собеседницы округлились за квадратными очками. Она жестом показала на грудь, намекая на микрофон, на что я махнул рукой, и тогда она спросила.
-Зачем?
-На всякий случай.
-Лежит в моей сумке на кресле.
-Заряжен?
-Да.
Стараясь не скрипеть половицами, я сходил в комнату, взял из сумки револьвер и только потом подошел к двери, приложив ухо к замочной скважине. Тишина. Елена наблюдала за моими действиями, выглядывая из-за косяка двери и, судя по взгляду, ничего не понимала.
Я отворил замок и, распластавшись вдоль стены, открыл дверь.
Катерина была одна. В легком пальтишке она зябко поеживалась от порывов ветра, но все-таки вторично не звонила, пока я мешкал и готовился к встрече. Девушка удивленно смотрела на пистолет в моей руке, изредка переводя взгляд на Елену.
-Заходи, — пригласил я.
-Что-нибудь случилось? — осведомилась Катерина.
-С чего ты взяла?
Она глазами указала на оружие. Теперь была ее очередь делаться подозрительной и, не смотря на холодную погоду, Катерина не торопилась переступать порог.
-Зачем это? - спросила она.
-Больно уж быстро вы меня нашли, — ответил я.
-Не поняла, — Катерина выглядела удивленной, — а как ты еще хотел?
-Ты так и будешь стоять в дверях?
-Заходите, - позвала Елена.
Катерина, наконец-то, решилась войти, и я запер за ней дверь. Женщины смотрели друг на друга и взгляды эти были разными.
Глаза Елены выражали холодный интерес, перемеживающийся с лицемерной теплотой вынужденного гостеприимства.
Во взгляде Катерины чувствовалась злобная зависть с одной стороны, и не прикрытая жалость с другой. Она понимала, что Елена и она сама втянуты в опасную игру, и жалела свою соперницу, которая не знала правил.
-А у вас тут не тепло, - сказала Катерина.
-Да, мы только вошли, - ответил я, — зайдешь?
-Надо поговорить.
-Мы можем поговорить и здесь, — сказал я.
-Это конфиденциально.
-Поедем в город? - спросил я.
-Можно поговорить в машине, — предложила Катя, — это недолго, но очень важно. Начальство
уполномочило меня ввести тебя в курс дела, как только ты приедешь.
Я надел ботинки, и мы с Катей вышли на улицу. Ее машина стояла за забором на дороге, но так, чтобы по улице все-таки можно было проехать. В салоне было тепло, печка работала во всю, и во всей сбруе, в которой я пытался согреться в Ленином доме, я моментально вспотел.
-Давай, выкладывай свои плохие новости, - сказал я.
-С чего ты взял, что они плохие?
-Новости, которые сообщают в такой спешке, не бывают хорошими, — ответил я.
-Логично, — улыбнулась Катя, — но боюсь, что на этот раз ты ошибся.
-И, слава Богу.
-Ну, так вот, - начала моя напарница, - во-первых, тебя повысили в звании.
-Замечательно!
-Прими мои поздравления.
-Спасибо.
-Во-вторых, — продолжала Катя, — Кеша тебе больше не помешает.
-Вы его кончили?
-Почти.
-Что значит почти? — удивился я. — Нельзя быть немного мертвым...
-Он жив, но он тебе больше не помешает.
-Интересно, что же Штерн изобразил на этот раз?
-Подожди, я все расскажу по порядку. В общем, наш общий друг загремел в тюрьму на ближайшие семь лет.
-Серьезно? — я был поражен. — В этой аварии нашлись улики более серьезные, чем просто злоупотребленье?
-Да нет, — отмахнулась Катя, - авария — это одно, а он попал за другое. Короче, мы его подставили. Он сядет за изнасилование.
-И кого же он изнасиловал? - спросил я.
-А как ты думаешь?..
Мне стало тошно. Конечно, последний вопрос можно было и не задавать. Сколько же процентов человеческой души можно купить за деньги? Где тот предел унижения, после которого можно сказать: "все, с меня хватит, ни за что!..", или что-нибудь в этом роде? И какими посулами или запугиваниями можно заставить человека перейти подобный барьер?
Мне стало жалко Катю. Кем бы она ни была вообще, и кем бы она ни была для меня лично, я запросто соглашался делить ее с любыми персонажами моих фантастических прихотей, с кем угодно, только вот образ злополучного мента с ними никак не вязался. Девочки, девушки и женщины, связанные со мной на протяжении жизни родством, дружбой или любовью, взрослели, уходили, менялись местами, и каждая забирала с собой такую частичку души, пропорционально которой и складывались наши отношения. Они терялись сзади, уходили вперед, выходили замуж, и от любых неблагоприятных перемен в наших связях мне было нехорошо. Слишком уж развито у человека чувство собственности, особенно к тому, что ему вдруг переставало принадлежать. Хотя бывшие подруги и не ввергали меня в депрессию своими замужествами, но в сердце покалывала ностальгическая грусть и обида, и стоило утешаться лишь тем, что подобные факты не выходят за рамки нормальной жизни.
Мне стало жалко Кешу, каким бы говнюком он ни был. Попасть на зону за изнасилование тяжко. Врагу бы я не пожелал такого счастья, а именно таковым Кеша мне и являлся. Появилось ощущение, что не только мне, как единственному в своем роде, но и остальным людям не надо бояться смерти, так как есть вещи гораздо более страшные. Чтобы наказать человека, совсем не обязательно убивать его, лучше предоставить жить ему такой жизнью, от которой он убьет себя сам.
И мне стало жалко себя. Стало жаль за то, что мой непосредственный шеф вдруг нарисовался в моем воображении сущим дьяволом, и стоило себе же и позавидовать, что пока мы с ним на одной стороне. Но к чему это "пока"? Бороться со Штерном равносильно борьбе со стихией в одиночку. Он уже не остановиться, и подомнет под себя все. И, слава Богу, что пока у меня не было желания останавливать его. Где бы я ни был, и куда бы ни бежал, у профессора всегда оставался главный козырь — его бесчувственный заложник, мое второе "Я". Он был частицей меня, мной самим, и пока он был жив, я не смог бы просто так оставить его и смыться, просто не мог, так как любой несчастный случай или кошмарный сон, перенес бы меня прямо в лапы к моим дорогим начальникам. Но позвольте!
Я же не собираюсь бежать? Работать под началом Штерна с каждым новым следствием его недовольства становилось страшнее и неуютнее. Непременно  наступит момент, когда я устану, и как только это произойдет, случиться что-то очень и очень скверное, ибо кому-нибудь из нас придется умереть, и если это буду я, то придется умирать дважды. Эта мысль высушила мозги до состояния жидкого азота. Она льдом пробежала по позвоночнику, выжав из него холодный пот.
-Ты не расскажешь мне подробности? — спросил я Катерину.
-Ну, если тебе интересно ... - ответила девушка.
Катерина сидела неподвижно, смотря вперед расфокусированным зрением. Она была спокойна, но имелась в этом спокойствии покорная обреченность. Девушка выдвинула пепельницу из-под передатчика, замаскированного под магнитолу, и закурила длинную коричневую сигарету, от чего воздух в салоне наполнился пряным ароматом ментола.
-Когда ты уехал на Юг, - начала она, — Кешу выписали из больницы. Я мельком видела его, и
знаешь, не сразу узнала. Лицо у него, итак достаточно неприглядное, теперь было покрыто сплошной сеткой шрамов. Врачам видимо пришлось потрудиться, чтобы собрать воедино всю лапшу, на которую была иссечена его физиономия.
Я доложила боссу о его выписке, и он организовал за ним круглосуточное наблюдение. Мы все принимали в этом участие, а лично  моим напарником в этом деле выступал капитан Сэм.
Кеше дали в управлении отпуск по болезни, и он не знал, куда себя девать, ходил и злился на все, хамил всем подряд и избегал смотреться в зеркало. В первый же день после выписки он поругался со своей подругой. Они не были женаты, и та, воспользовавшись его гневом как предлогом, сбежала от него. Насколько мне известно, она уехала из города.
-Что, он действительно страшно выглядит? — спросил я.
-Не то, чтобы очень, - пожала плечами Катерина, — говорят же, что шрамы украшают мужчину. Что касается меня, так меня и раньше от него тошнило.
Мы докладывали институту свои наблюдения, и там поняли, что Кеша стал слишком опасен, чтобы не принимать никаких мер. В общем, решили от него избавиться, и по этому поводу разработали подробнейший план дальнейших действий.
Я сначала удивилась, что шеф не хотел убивать его, но потом поняла, что гораздо меньше будет последствий, если человека подставить тихо и аккуратно.
Оставшись в одиночестве, Кеша запил, и беспробудно пил целую неделю, фактически не вылезая из "Волны", есть такой трактир на Бульварной. В мою задачу входило спровоцировать его.
В тот день я оделась как можно более вызывающе и в шесть часов уже сидела за стойкой, цедя легкий коктейль и поглядывая по сторонам. Мужики поедали меня глазами, и некоторых приходилось отшивать, а самых назойливых отшивали ребята.
Кеша появился часа через полтора, похмельный и злой. Он сразу же меня заметил и узнал. Я же сделала вид, что впервые его вижу, ведь это было не сложно — он и на себя-то был не похож.
Я подозвала официанта, расплатилась и спросила у него о свободном номере. Такие сделки совершаются тихо, но когда мне выдали ключ, я не сразу убрала его в сумочку, а демонстративно позвякала ими, и только потом поднялась в номер. Там я приняла душ, включила ночник, достала книжку и начала изображать из себя транзитную студентку, которой просто негде переночевать. Входная дверь была заперта на замок, чтобы мне хватило времени подготовиться, пока ее начнут ломать или что-нибудь в этом роде.
Конечно, мне было не до чтения. Я лежала в кровати совершенно голая, и когда в дверь постучали, по телу пробежали мурашки. Я знала, что это был он, и готовилась ко всему, но то, что он просто постучал, было для меня неожиданностью. Я крикнула, чтобы подождали минуточку, накинула халат и подошла к двери. "Кто там?" — спросила я. "Вас беспокоит посыльный, — ответил Кеша, — просили узнать, вы кого-нибудь ждете сегодня?" "Нет не жду," - ответила я, а сама подумала, что же сволочь придумает, чтобы проникнуть в номер. Он спросил: "Не будете чего-нибудь заказывать?" "Нет, спасибо, — ответила я, а потом, как будто передумав, сказала, — а вообще-то принесите мне, пожалуйста, бутылку красного и пачку сигарет "Морэ".
Кеша молча удалился, а я прислушивалась к его шагам. Я подумала тогда, что если мент задумал какую-нибудь пакость, что нам и было нужно, то пусть раскошелиться мне на вино и сигареты. Потом я вдруг подумала, что у засранца может не оказаться денег, и тогда весь наш план полетит к чертям, но он вернулся через десять минут, позвякивая жестяным подносом.
Он постучал и сказал, что принес заказ. Я открыла, он вошел, стараясь не поворачиваться ко мне лицом, захлопнул дверь, поставил поднос на журнальный столик, и только потом развернулся.
Я сделала вид, что узнала его, и изобразила на своем лице маску животного ужаса. Наверное, не совру, если скажу, что ему это понравилось.
Катерина приоткрыла окно, и щелчком указательного пальца выстрельнула окурок на Ленин огород.
-Он что-нибудь сказал? — спросил я.
-А как же? — усмехнулась Катя, - он сказал, что давно мечтал о нашей встрече. Сказал, что после сегодняшней ночи эта сволочь (то есть ты) сам приползет на разборку с ним, и тогда он сделает с тобой то же самое, что сейчас сделает со мной. Он сказал, что мафия кровью заплатит ему за смерть брата и за его шрамы.
Он набросился на меня и схватил за шею. Я отбивалась вяло, но боялась, что он решит меня задушить. Мы повалились на кровать, и он довольно заржал, увидев, что под моим халатом нет больше одежды.
Мое сопротивление, и сам факт насилия так перевозбудили его, что он кончил, как только вошел. Кеша заревел при этом, как носорог, которому об задницу затушили окурок. От оргазма хватка его ослабла, и я врезала ему коленом в пах.
Кеша захрюкал и упал с кровати. Тогда я, растрепанная и побитая, выбежала в коридор и позвала на помощь.
Ребята были наготове. Некоторые выступили в качестве свидетелей, сняв предварительно соседние номера. Кто-то оперативно вызвал милицию. Короче говоря, Кешу взяли с поличным.
Я представилась им лаборанткой военного института, кем и числюсь по всем документам. Свое пребывание в трактире объяснила тем, что в общежитии сегодня должна была состояться вечеринка у моей соседки по комнате, и чтобы выспаться после ночной смены, и не мешать развлекаться подруге с ее кавалером, я нашла дешевый ночлег в "Волне"
Менты не стали выгораживать Кешу, уже после аварии он числился у них поганой овцой, а после такого грязного преступления, его просто отпихнули в сторону, оставив на растерзание прокурорам. Я создала себе имидж несчастной жертвы, а многочисленные побои и анализ спермы, подтвердили на все сто факт изнасилования.
Профессор был доволен. Я получила нехилую премию и медицинскую помощь лучших специалистов. Самые крутые психиатры города пытаются сейчас восстановить мой моральный дух, а лучшие журналисты на все лады поют о бесчинствах властей.
Катерина угрюмо рассмеялась:
-Вот видишь, Шура, все для тебя.
-Да уж, — я уперся взглядом в переднюю панель, — его уже судили?
-Нет, — ответила Катя, - суд через неделю, поэтому ближайшее время я не смогу тебя сопровождать.
Это третий пункт всех новостей.
-Ты же говорила, что все новости хорошие, - сказал я.
-А разве не так? — девушка посмотрела на меня. — Ты хочешь сказать, что буду нужна тебе?
Я ничего не ответил, только потянулся к ней и, ласково обняв, поцеловал в губы.
-Ах, оставьте, господин старший лейтенант, — Катерина мягко улыбнулась, — я буду к вашим услугам после суда.
Через минуту я стоял на улице, и смотрел вслед удалявшейся машине, и еще долго не отводил взгляд даже после того, когда она исчезла за поворотом. Я не мог четко определить свое отношение к Кате. Она всегда была со мной, во всех неприятностях, радостях, пока не появилась Елена. И хотя Катерине платили за это деньги, я понимал, что для нее это была больше, чем работа, и это было видно по ее прощальной грустной улыбке.
Не спеша я вернулся в дом, и с удовольствием отметил, что за время моего отсутствия в нем стало значительно теплее. Елена на кухне жарила картошку и ее аромат, перемешиваясь с запахом масла и лука, витал по согревающимся комнатам.
-Красивый у тебя напарник, — заметила девушка, когда я вошел на кухню.
-Не жалуюсь, — ответил я.
-Плохие новости? - осведомилась Елена.
-Да, в общем-то, не очень, - сказал я, — меня в звании повысили.
-Ого! — без тени веселья усмехнулась она. — Это стоит отметить.
-И это говоришь мне ты? - удивился я.
-Ну, ты же все равно используешь этот повод, так я сниму с тебя ответственность.
Непонятные чувства переполняли меня, я подошел сзади к своей возлюбленной и, обняв ее, поцеловал в шею.
-Аи! Отойди, сейчас сковородку опрокину, — воскликнула она. - Ты же спать вроде бы хотел?
-В гробу высплюсь, — весело ответил я.