глава 11. Секретное совещание

В тот день мне суждено было лечь спать в самое, что ни на есть нормальное для этого мероприятия, время.
К вечеру дом Елены основательно протопился и вновь сделался уютным. Атмосфера наших отношений тоже существенно подогрелась, если сравнивать с возвращением, но в сравнении с идеалом, она была еще достаточно до него далека. Мы спокойно общались, как и полагается старым друзьям, и Елена, как само собой разумеющееся, воспринимала то, что пока не кончится отпуск, я буду жить у нее.
Все было так же, как на Раздвоенном мысе, если пренебречь морем и десятком градусов температуры воздуха наших взаимоотношений. Я опять переоценил свои ценности в том плане, что будничность обыкновенной человеческой жизни сделалась для меня скучна и не выразительна.
Я редко выезжал в город - исключительно за продуктами и быстро расходуемыми предметами быта.
Забыв передать Катерине свой отчет, я теперь прятал его на дне своего чемодана. Елена еще работала над статьей, которая растолстела уже до объема хорошей повести, меня же завлекали книги на её полках.
Книг у Елены было много, и в силу того, что покупались они постепенно и после тщательного выбора, все оказались поучительными и интересными. На полках книжного шкафа были представлены все стили, жанры и направления как прозы, так и поэзии. Франц Кафка стоял на одной полке с Владимиром Набоковым, а пятитомник  Пушкина давил объемом на единственный экспонат Альбера Камю.
От нечего делать я целыми днями валялся на диване, или утопал в кресле с книгой в руках, и Елена ни разу не упрекнула меня за безделье.
В недавней юности я сам мечтал стать писателем и в свободное время портил бумагу стихами и фантастическими рассказиками. Стишки и фантастика давались слишком просто, что относиться к ним хоть сколь-нибудь серьезно. Выдумать можно все, что угодно, было бы желание и время, а точнее только желание, так как при наличии первого, второе нашлось бы легко. Я разрабатывал неплохие сюжеты и обладал достаточно легким слогом, но проблемы имел в том, что затруднялся с диалогами. От них было некуда   деваться, и их приходилось писать, но выходили они одинаковыми, то есть создавалась иллюзия разговора с самим собой. Мне тяжело было влезть в шкуры всех своих героев и придать только им одним характерные особенности речи. Поэтому, чтобы немного урезать количество персонажей, большинство из своих рассказов я писал от первого лица, а о драматургии уж и думать боялся.
Непонятно как и когда пролетела эта неделя. Она даже не пролетела, а проползла, хотя и незаметно. С книгами и пивом время тянулось медленно, но навевало состояние сонной тягучей неги, и нега эта, хоть и не подгоняла время, но и не нагнетала раздражения на медлительность его отсчета.
Ночами я спал беспокойно, и часто ворочался без всякого намека на сон, так как днем ничем себя физически не перетруждал. Елена тоже спала не особо крепко. Мы занимались тем, чем и следует заниматься любящим людям ночами, но в ласках уже не чувствовалось нашей прежней южной страстности. Мы уже достаточно изучили друг друга для того, чтобы предаваться любовным утехам уверенно и спокойно, а не суетиться в поисках новых ощущений. Присутствовала во всем этом легкая натянутость густого киселя, выливающегося на чистую скатерть, но менять что-либо было выше моих сил.
К середине недели Елена, наконец-то, закончила работу над статьей, и я два раза в последующие дни возил ее в редакцию, где она, к великому моему неудовольствию, теряла часть своего, и без того слишком уж нормального, настроения.
-Их не устраивает объем, — жаловалась она мне,— говорят, что следует сократить.
-Извини, но мне кажется, что они правы, — пожимал я плечами, — твоей статьи, если даже печатать только ее, хватит на четыре полноценных номера.
-Они могли бы печатать ее по частям, - возражала девушка, — видишь ли, их интересуют только цифры, только статистика. А я, помимо всевозможных таблиц, предлагаю им наиболее типичные, но интересные примеры из реальной жизни, и провожу подробный анализ каждого факта.
-Ну предложи ее какому-нибудь журналу.
-Я уже думала на эту тему.
-И что же? — спросил я.
-Сейчас мне вдруг показалось, что все, что я делаю, да и не только я — все журналисты, никчемно и бесполезно, — грустно ответила Елена.
-От чего же тебе так кажется?
-Кому интересно читать о чужих бедах или радостях? Вроде бы сидишь, изучаешь, формируешь
по интересам социологические группы, а потом вдруг обернешься в реалии жизни, а здесь все по другому. Чего далеко ходить, взять хотя бы тебя?
-Меня?
-Ну да, — кивнула Елена, - тебя. К какому микро обществу тебя приписать?
-Леночка. В мире нет двух одинаковых людей. Социальные группы - это своего рода иллюзия,
которая приближенно объединяет людей по интересам и поступкам. Можно составлять тесты, проводить опросы, но все равно люди будут приписывать себя туда, где им больше нравится, а не туда, где им самое место.
-И куда бы ты приписал себя? — спросила девушка.
-Я не смогу сформулировать в двух словах, - ответил я.
-А ты попробуй, — подтолкнула меня Елена, — я и сама не знаю, куда тебя отнести.
-Я нахожусь в вечных поисках себя. Ищу короткие пути, пытаюсь понять, но стоит перестать все усложнять, как я оказываюсь там, где надо, и совершенно не помню, как я туда попал.
-Ты сам-то понял, что сказал?
-Конечно, — ответил я, - если и ты хочешь это понять, вступай в общество вольных искателей.
-Что же мы будем искать?
-Истину, — уверенно ответил я.
-Какую?
-Да какая бы они ни была.
В воскресенье вечером, еще не поздним, но по осеннему темным, я засобирался уходить. Мне следовало вернуться в свою квартиру, и подготовиться к первому выходу на работу после отпуска. Елена грустно смотрела на мои сборы, как будто только сейчас понимая, что наша совместная жизнь кончилась, едва только начавшись.
Кое-какие вещи я оставлял у нее и пытался извлечь из этого скрытый смысл не абсолютной разлуки, но временно — вынужденной.
-Как часто мы будем видеться? — спросила она.
-Еще пока не знаю, - я пожал плечами, — где-то среди недели я свяжусь с тобой, и мы подумаем, как будем жить дальше.
-Может, останешься до утра?
-Не могу, мне нужно подготовиться, - ответил я.
-На машине поедешь? - спросила девушка.
-Зачем? Мне некуда ее будет поставить. Доберусь на такси или автобусе.
Я устало побрел к шоссе, неся в руках полупустой чемодан и думал, что как бы было неплохо, если бы кто-нибудь за мной сюда приехал. Но служба безопасности Штерна как будто вымерла, или была занята более срочными делами, отчего у меня на секунду возникли сомнения относительно собственной значимости.
На дороге я поймал попутку минут через десять и без проблем доехал до своего квартала, расплатившись наличностью из пачки, уже изрядно похудевшей за время отпуска.
Первый раз за последний месяц я лег спать один, вопреки устоявшейся уже привычке, и нашел в этом своеобразное удовольствие. У меня возникла мысль, не перекинуться ли мне в институт немедленно, но холодная кушетка доктора Бялкина вряд ли была достойной альтернативой тяжелому ватному одеялу.
В моей комнате все было по старому. Стены уже не были такими опостылевшими, а электронные глаза и уши в них, казалось, своими магнитными полями создают давно забытую атмосферу чужого присутствия. Я знал, что с момента засыпания, и до времени возможной переброски, меня будут ждать, хоть бы им понадобилась на это целая ночь, но очень не хотелось забивать голову чужими заботами, и через какое-то время сон без сновидений всецело завладел мной.
-Добро пожаловать, герр старший лейтенант, - встретил меня доктор Бялкин, - как отдохнул?
-Порядок, — подтвердил я, помогая ему отсоединять от своего голого тела провода с холодными присосками на концах.
Попытался сесть на кушетке, но голова  сильно закружилась, от чего я едва не упал и почувствовал, что к телу нужно привыкать заново. Длительное отсутствие "меня" сказалось не залежалых мышцах, и никакой, даже ежедневный, массаж не помогал сохранить былую форму. В сидячем положении я потихоньку начал разминать суставы локтей, кистей и плеч. Они поддавались с тупой болью и хрустом, который даже можно было услышать снаружи. Затем, уже разработанными немного руками, я добрался до коленей и лодыжек.
-Затек? — поинтересовался доктор.
-Еще как, - согласился я.
-Одевайся и иди на массаж, затем капитан Сэм будет ждать тебя в спортивном зале.
-Мне не нужно показаться Штерну? — Удивился я.
-Нет, — ответил Бялкин, — в пятнадцать часов босс вызывает тебя на совещание, а до этого времени ты в распоряжении врача.
Из раздевалки в спортивный зал я шел ярко освещенными коридорами шатающейся и неуверенной походкой. По пути никто не попадался, и создавалось ощущение, что институт перебывает в состоянии затишья перед предстоящей рабочей неделей. Я шел по шахматному линолеуму, и мои пенополиуретановые шлепанцы щелкали по пяткам, отражаясь эхом от стен и потолка. На мне было свободное легкое кимоно, подпоясанное оранжевым кушаком.
В спортивном зале тоже никого не оказалось, но я был уверен, что в утренней заспанности, которой была пропитана послевыходная атмосфера института, весть о моем прибытии распространяется медленнее, чем обычно, поэтому не особо расстраивался. Капитан Сэм мог появиться в любую минуту, а мог только проснуться, и вылезать из объятий своей симпатичной жены. В любом случае какое-то время мне предстояло побыть одному, и я решил даром его не терять.
Минут пять я повисел на шведской стенке, периодически поднимая ноги "уголком" или просто согнутые в коленях. Потом я запрыгнул на перекладину и стал методично подтягиваться. Затем в три подхода отжался на брусьях пятьдесят раз. Результаты были явно неудовлетворительными, что огорчило меня достаточно сильно.
Я попробовал усесться на шпагат, что удалось мне с огромным трудом и нестерпимой болью в сухожилиях. Наконец-то за своей спиной услышал голос Сэма.
-Ты что делаешь? — крикнул он. — Связки порвать хочешь? Кто же на холодные мышцы такие нагрузки дает?
Сэм начал терроризировать меня с разминки, заставляя наматывать круги по залу, и в конце концов потерял им счет. Бежать было легко. Легкие, на знавшие городского воздуха и табачного дыма, и избежавшие отека благодаря дыхательному массажу, изобретенному Штерном, работали без перебоев. Суставы перестали скрипеть, а ступни утратили покалывающую боль. Капитан Сэм чередовал бег прыжками, короткометровыми ускорениями и переходами на спортивную ходьбу.
-Ты кроме секса каким-нибудь спортом занимался? - шутя спрашивал он меня на бегу.
-А ты?
-Честно говоря, нет.
-Я еще занимался плаваньем и авторалли, - с гордостью отвечал я и осознавал, что доля правды в сказанном все-таки была.
Потом начались физические нагрузки с использованием собственного веса. Сначала перекладина, потом брусья и в конце самый сложный снаряд - кольца. Что и говорить, хотя я изрядно ослаб, былые навыки постепенно возвращались. Уже к двенадцати часам я еле переставлял ноги, и Сэм милостиво прекратил тренировку.
-Ну вот, пожалуй, на сегодня хватит, — сказал он, - а завтра займемся непосредственно Таэквондо. Мы сидели на длинной низкой лавке, и наши голые торсы излучали жар, и вполне понятное зловоние.
-Я слышал, ты был в паре с Катериной? — спросил я.
-Ага, - кивнул он, — классная телка, я бы такой отдался.
-И это говорит женатый человек? — усмехнулся я.
-Ну и что? Ты же спросил мое мнение, вот я и ответил.
-Значит тебе она понравилась? — не унимался я.
-Знаешь, Сань, я порой тебе завидую, у тебя все самое лучшее.
-На эту тему есть замечательный анекдот.
-Какой же?
-День рождения близнецов. Приходят гости, приносят подарки, богатые и красивые игрушки, и дарят только одному из братьев, а второму только резиновый мячик. Он ходит с ним, стучит об пол, вертит в руках и думает: "Ну вот, все ему, все самое лучшее, и игрушки и конфеты. Ну и ладно, зато я раком не болею".
-Ха, ты хочешь сказать...
-Хочу, образно, конечно, — перебил я его.
Мы вместе пошли в душ, полчаса поплавали в бассейне, и потом отправились в столовую. Мне подали неплотный, но калорийный обед, на восемьдесят процентов состоящий из белковосодержащих продуктов. Сэм ел почти тоже самое.
-А как она? — вдруг спросил он.
-Кто, — не понял я.
-Ну, Катерина. Как она в постели?
-Не помню уже, давно это было, — отмахнулся я.
-А я как подумаю, что ее этот жирный мент... — Сэма передернуло, — почему такая несправедливость?
-Не нам судить об этом, кэп, - заметил я, дожевывая омлет. - Ей платят, очень хорошо платят, а тому менту в зоне сейчас все очко разорвут. Так что все справедливо получается.
-Я когда смотрел на нее, — Сэм будто меня не слышал, — хотелось ему шею свернуть.
-Ему есть за что на нас злиться.
-Но она же женщина, — не унимался мой тренер.
-Ну, если женщина, то взял бы ее и трахнул.
-Не могу я так.
-Почему? Что в этом сложного? Не думаю, чтобы она была против, — сказал я.
Оставались еще на свете люди, в которых присутствовала жилка рыцарства, берущая начало в древней истории человечества. И хотя я пытался спорить с Сэмом, но в душе радовался, что добро на земле еще пока есть. Суждения капитана, какими бы наивными и несовременными они ни были, дышали искренностью и благородством. Он был силен телом, техничен в драке, и я завидовал человечеству, что подобная гора мускулов стоит пока на стороне добра.
За окном, около которого располагался наш столик, я увидел, как в ворота КП въехал длинный черный лимузин.
-Ух ты, - воскликнул Сэм, — вот это размах. По-моему скоро будет совещание. Тебе там надо быть?
-Обязательно, — ответил я.
С пунктуальностью, присущей в основном всем высокопоставленным деловым людям, в пятнадцать ноль-ноль руководство проекта ЭТАП собралось своим прежним составом. Казалось, что не было долгих десяти недель после последнего собрания, когда Штерн выкладывал на стол карты, и на котором мы все познакомились.
Профессор восседал на своем месте в своей излюбленной позе вольготного превосходства. Гости и я разместились на тех же самых местах. Господин Серж был так же тучен и молчалив, господин Борис строг и рассудителен, а господин Петр счастлив и весел, что и позволило начать собрание с шуточки в мой адрес.
-Александр, — сказал он, — я слышал вы отдыхали на юге?
-Да, — ответил я, не понимая пока, к чему он клонит.
-А где же ваш загар?
-Осень видите ли, — парировал я, — не сезон.
Господин Петр удовлетворенно хихикнул и притих, когда слово взял Серж.
-С вашего позволения, господа, - сказал он, - я начну от лица спонсоров проекта, знакомить вас с отчетом о проделанной работе. Я постараюсь говорить кратко и по существу.
Согласно ныне существующему законодательству, ни одно военное предприятие не может быть официально передано или продано в частные руки. Если я допущу неточность, прошу господина Бориса поправить меня. Но есть масса прецедентов, успешных, так сказать, решений, при которых подобные предприятия могут перейти на самоокупаемость, полную или частичную. За месяц, в течение которого здесь работала оценочная комиссия, мы подобрали для такого перехода полный пакет документов, и к настоящему времени они подписаны нужными лицами, тем более, что постановление комиссии институт признан готовым к такому переходу. Это так, господин Штерн?
-Совершенно справедливо, — подтвердил профессор, — нашим прикрытием и источником дополнительных доходов будет, как и прежде, производство и продажа живых протезов. Совет Министерства обороны полностью поддержал и одобрил наши доводы. Позвольте процитировать: "... В современный век технического прогресса, как никогда остро стоит проблема травматизма людей. В связи с этим, целью благородной и своевременной открывается нам идея живого, бездонорного протезирования..." И так далее.
-Спасибо, профессор, — кивнул господин Серж, и продолжал. — Были небольшие сложности с
определением нашего статуса, как спонсоров. Но мы сумели утряси и этот вопрос. Теперь, когда фактически все встало на свои места, я хотел бы, чтобы профессор Штерн огласил наши дальнейшие планы, по которым будет развиваться эксперимент, получив полную свободу на свою, так сказать, реализацию.
В кабинете не надолго наступила тишина. Господин Серж зашелестел какими-то бумагами, которые, наверное, и были тем пакетом подписанных документов, и для ознакомления пустил их по кругу, но когда они дошли до меня, я не понял в них ни хрена, и поспешил вернуть владельцу.
Штерн заговорил.
-В связи с тем, что мы вплотную подошли к практическому применению астральной переброски, я предложил бы не торопиться, а экспериментально исследовать несколько аспектов, так как если не принять их во внимание, масштабные опыты с людьми, и с нами в том числе, могут быть опасны.
-Что же это за аспекты? — спросил господин Борис.
-Я готовился к этому совещанию, поэтому позвольте мне изложить все по порядку.
Итак. Вопрос первый. Нас должны заинтересовать математические модели повышенных пространств. Если я не ошибаюсь, Александр имеет на этот счет свое мнение, которое он изложил в своем отчете. Кстати, я его пока что не видел. Эти бумаги будут сегодня же доставлены из городской квартиры, и я с ними тщательно ознакомлюсь.
Если принять за аксиому множественность пространств, то сам собой напрашивается вопрос. Как энергетический сгусток ориентируется в их переплетении. Мы пока не имели летальных исходов в наших опытах, но мы хотя бы должны попытаться понять, как среди множества трехмерных миров "астрал" безошибочно находит свой?
И второй, самый главный вопрос, который вытекает из первого. Обязательно ли дубликат должен быть полной копией оригинала? Из всего перечня наших исследований можно сделать вывод - совсем не обязательно.
-Почему же, - удивился Петр, — вы же пока имели дело только с копией?
-Минуточку, — Штерн многозначительно посмотрел на меня, - не нужно забывать, что Александр только изначально имел дубликатом свою абсолютную копию. Теперь же два его тела отличаются очень сильно, что и позволяет нам делать подобные выводы. Даже ваша шутка с загаром, господин Петр, непроизвольно вписывается в этот вопрос.
-Действительно, - кивнул головой Петр.
-Так вот, - продолжал Штерн, - не смотря на свои, пусть не генетические, но физические различия, и если пренебречь изначальными ошибками подсознания, переброска осуществляется успешно, и мы должны выяснить почему это происходит. По каким признакам "астрал" определят свою материальную оболочку?
-Простите, господин Штерн, — сказал Борис.
-Да? — отозвался тот.
-Вы сказали, что вопрос этот наиболее важен?
-Да.
-Не могли бы вы поподробнее раскрыть эту важность, особенно применительно к опасности практического использования, о которой вы здесь упомянули.
-Судите сами, — ответил Штерн, — взять кого-нибудь из нас. Ну, хотя бы меня. Какой смысл мне делать себе второе тело, если оно будет моей копией? Это значит, что у него будет тот же возраст, и те же болезни,  которые в этом возрасте фактически уже не лечатся. Нет, господа. Мы потеряем самое важное преимущество переброски, если не исследуем эту проблему.
-И как вы предлагаете к ней подойти? — спросил господин Серж.
-Во-первых, - перечислял Штерн, — у нас пока единичный случай. То есть я хочу сказать, что объект исследования у нас пока один — это Александр, поэтому начать придется с него.
Мы не будем изменять его роль во всей этой истории. Напротив, все останется по старому. Он, как и раньше будет жить в двух телах, но мы будем исследовать уже не физиологические различия в них, а наоборот — сохранившиеся признаки. Будем отвечать на вопрос, что осталось и останется прежним в его двух телах.
-Гениально, - Петр едва не захлопал в ладоши.
-И, во-вторых, — продолжал Штерн, — нам придется найти еще добровольца, и уже не копировать его тело полностью, а только те признаки, которые методом исключения выявим у Александра.
"Замечательно," - подумалось мне, и я мысленно перевел дух. Моя роль во всем деле не изменялась ни на крупицу, что вполне меня устраивало. В ожидании совещания меня не покидала мысль о том, что эксперимент может опять развернуться и потечь в новом, уже не помню в каком по счету, русле. Для этого  опять бы пришлось заново готовить себя морально и физически к его новому течению, а это немного пугало и расстраивало. Когда Большие люди вклинились в привычный ход наших исследований, волей неволей приходилось ожидать каких-либо перемен, и они не обманули ожиданий. Изменения действительно произошли, но совершились в масштабе всей организации, как будто огромное колесо провернулась на определенный градус вокруг своей оси, и осью этой оказался я, так как подобно ей остался на месте без изменений.
Вопросы, поднятые Штерном на совещании, вдруг показались куда более важными, чем те, которые я освещал в своем отпускном отчете, так как касались они конкретных сиюминутных проблем, а не были, как у меня, направлены в просторы апоплексических догадок. Самое главное, что мне не показалось сложным, обнаружить искомые сходства и различия, это уже было делом техники, которой институт располагал в избытке. Меня больше волновали житейские вопросы моего существования, а именно какие временные границы мне будут отведены на институт, город и Елену, и что из этих трех сфер моей деятельности будет доминировать. Вопреки своему прошлому взгляду на окружающее, мне бы хотелось большую часть времени быть у любимой женщины, но могло произойти и так, что Штерн просто поставил бы крест на странице моих любовных похождений, и по самую ватерлинию окунул бы в исследовательскую работу. Я боялся этого, но такого не произошло, от чего я еще больше уверился в том, что все кругом делается для меня.
-Из тех исследований, которые мы проводили раньше, — тем временем продолжал профессор, — я могу прокомментировать несколько пунктов, которые нам удалось установить.
-Это было бы весьма интересно, — кивнул головой господин Петр.
-Да, интересно,— подтвердил Штерн. — например, нам удалось выяснить, что координаты того
"маяка", на который ориентируется энергетический сгусток, находятся в головном и спинном мозге. Причем это ни в коем случае не структура повторяющихся тканей и клеток, которые разрушаются алкоголем в одном теле, а в другом — микро сотрясениями на боксерском ринге, это не кровеносные сосуды, которые тоже терпят определенные изменения. Это ближе к биотокам, которые микроскопическими импульсами поддерживают всю нервную систему.
Еще нам удалось установить, что органы чувств, которыми ориентируется "астрал" в своем мире, не поддаются нашему пониманию. Это ни глаза, ни уши, грубо говоря, а, скорее всего, ближе к ядерной физике, а конкретнее — к силам притяжения и отталкивания положительных и отрицательных зарядов. А поскольку в том пространстве, кроме плюса и минуса могут быть и другие знаки, определяющие направления сил, то наши познания просто бессильны постичь данные переплетения энергетических полей.
Далее мы узнали, что в нашем пространстве переброска осуществляется мгновенно, а для "астрала" это занимает некоторое время, тоже факт не маловажный. Кстати, я скажу сейчас вещь, которую не знал Александр, и которую скрывали от него в силу известных причин. Так вот, миры или пространства, обзовите их как хотите, которые посещает "астрал", скажем, во время сна, потери сознания или самой переброски — различны.
-А как это удалось установить? — спросил господин Борис.
-Это определили из отчетов самого Александра, - ответил Штерн. - Во всех тех мирах, которые он "видел" в различных состояниях, есть вещи взаимопротивоположные, не способные существовать в одном измерении. Это объясняет и то, что не из каждого пространства есть "выход" кроме того, по которому туда "вошли". Иначе говоря, не во всяком сне возможна переброска, и не обязательно, что при потере сознания в одном теле, ты обретешь его в нем же. Кстати можно утверждать, к сожалению, что смерть в одном теле, может оказаться смертью вообще, и наоборот, если вы умерли, можно оживить вас в другом
теле, спустя некоторое время. Поэтому, я повторяюсь, очень важно научиться управлять этими процессами, очень важно.
-Но как? - не выдержал Петр.
-Есть идеи и на этот счет, — самодовольно улыбнулся профессор, — читайте Библию.
-Вы шутите? - спросил господин Серж.
-Ничуть.
Штерн оперся локтями на стол и начал разглядывать свое отражение в отполированной его поверхности. Он осознавал, что аудитория достигла кульминации в своей внимательности, и специально выдерживал паузу для еще большей весомости. Наконец он произнес.
-Идея ада и рая. Разгадка кроется здесь. Давайте рассмотрим это с научной точки зрения. Иначе говоря, душа, присутствующая в каждом человеке, обретает так называемый "заряд", согласно поступков его владельца. Назовем такой "заряд" положительным, если ведется праведный образ жизни, и отрицательным — если человек преступник. Предположим, что в какие-либо пространства нет доступа тем "астралам", которые "отяготили" себя отрицательной энергией, тогда в других своих ипостасях они могут "чувствовать" себя "неуютно". Нам просто повезло. Мы угадали, выбрав для эксперимента молодого человека, а не немощного старика, на котором эксперимент мог бы захлебнуться изначально. Успех Александра невольно доказывает, что он не был "грешником" в течении детства и юности, и что особо радует так это то, что затруднительно будет использовать плоды эксперимента в преступных целях. Поэтому я еще раз повторяю: читайте Библию.
Признаться, на меня эти выводы произвели грандиозное впечатление. Я от чего-то резко усомнился в своих способностях и пересмотрел вопрос о страхе перед смертью.
Со слов Штерна успешная переброска меня доказывала и успешные переходы в случае смерти, но сомнения мои резко возросли по отношению к первоначальным мнениям. Я решил в ближайшее же время досконально проштудировать религиозную литературу на предмет подкрепления уверенности относительно своей добродетели.
Мой городской имидж никак не вязался с обликом праведника, но возможно "астрал" не считал наркотики и женщин таким уж тяжким грехом, может быть от того, что все это делалось в благих намерениях ради науки, а может из-за одному Богу известных причин.
-Меня вот что еще интересует, — нарушил тишину господин Петр, - вы все время называете наше пространство трехмерным, хотя утверждают, что есть и четвертый вектор...
-Какой же?
-Время.
-Чушь, собачья чушь.
Профессор махнул рукой, как будто отгоняя назойливую муху, и начал пальцами изображать три взаимоперпендикулярных вектора.
-Судите сами, - говорил он, - есть точка, есть прямая, есть плоскость, есть объем. Объем определяют три вектора. Назовем их чисто по-житейски, длина, ширина и высота. И все эти величины измеряются линейными единицами, будь то сантиметры или парсеки — они одинаковы. Так правомочно ли сюда же пихать и время, которое и измеряется по-другому, и вообще к пространству никак не относится. Если бы имели одну величину - вектор расстояния, другой бы был вектором массы, а третий мог бы быть и временем. Эти три величины различны, и в эту систему можно добавить любую величину, лишь бы она отличалась от всех предыдущих. Но когда мы имеем три идентичных вектора, то использовать здесь же четвертый, совершенно другой природы, было бы по меньшей мере глупо. Ну, ладно, этот вопрос был отступлением, теперь поговорим о проблемах насущных.
Для Александра в ходе эксперимента никаких изменений не произойдет. Он будет появляться в институте с девяти до восемнадцати, как на обыкновенной работе, а вечер и выходные, он будет полностью свободен, не забывая, конечно, попивать вино и изредка шалить.
А теперь я попросил бы Александра удалиться на медицинское обследование.
Я охотно покидал кабинет своего шефа. Моим бедным мозгам до точки кипения не хватало каких-то долей градуса, поэтому я без обиды встал со стула и направился к двери. Когда она закрывалась за мной, а я пошел направо по коридору, то услышал одну единственную фразу, которая была первой после моего выпроваживания, и на которую я не обратил внимания, и как оказалось в последствии — зря.
-Ну вот, господа, - в полголоса произнес профессор, - теперь мы обсудим вещи, которые нашему молодому другу знать ни к чему.
Все время, каждый час, минуту, секунду или ее долю человек стремится к свободе, пытаясь достичь ее любыми целями, будь то уход от реальности, или денежные накопления. Убежать от себя самого, от своих близких, улететь, уплыть, уползти туда, где, по мнению его, будет свобода, где можно начать новую жизнь, забыв о прошлом. Но, когда возможность такая вдруг наступает, он идет на попятную, и называет стремления свои глупыми мечтами.
Человек не дает себе отчета в том, что под чужим руководством, под опекой сверху он чувствует себя гораздо уютнее. Когда за тебя все придумают и решат, остается выполнить то, что тебе приказывают и нести за это "что-то" мизерную ответственность, совсем не обременительную для сумки своей совести.
Зато за кружкой пива, в обществе таких же серых и лишенных проблем друзей, можно всласть покричать о тупоумии и высокомерии властей, которые даром проедают налоги, и посмаковать рекламную свободу, олицетворенную катанием на яхте по морю, или на серфинге по воздушным потокам, недоданную обыкновенному рабочему люду.
А утром, когда в похмельной извилине, гораздо больше страха чем вольного ветра, ни в коем случае нельзя разбить ненавистный будильник, и плюнуть в сторону отчета, подготовленного на подпись. Гораздо лучше послушно одеться и поспешить, пусть даже в ущерб завтраку, на эту самую работу, которую так страшно потерять, и до вечера забыть про хваленую свободу, которую так страшно обрести.
Спускаясь по лестнице в процедурные апартаменты, я подумал, не слишком ли мне повезло, что босс так заботится обо мне, и не сильно ли я ошибаюсь, считая свои городские заслуги той самой свободой, предоставленной мне. Я подопытный кролик, даже не кролик, а белая крыса с красными глазами-бусинками, которой всегда так хочется удрать от шприца доброго доктора, забившись в угол, но в конце концов все равно приходится понуро выползти в изнеможении от голодных желудочных спазм, и за зернышко пшеницы подставить под шприц свою мохнатую задницу.
"Может быть я не такой? - разубеждал я себя. — Что мешает мне бежать? Что мешает мне быть свободным?" Казалось бы, ничего. Ничего осязаемого, ничего материального не может послужить мне препятствием. Лишь только страх, эфемерный животный ужас перед неизвестным. Боязнь высунуть свой нос из-под теплого крылышка и впитать пряный, пугающий и холодный воздух, который скорее отобьет желание вдохнуть его полнее, и явит необходимость спрятаться обратно.