Душа на ветру

Единственный в Израиле палестинский актер чувствует себя в последнее время не в своей тарелке, хотя большую часть своей жизни живет в центре Тель-Авива, где ему знаком каждый уголок. Ашер Ясин не может отделаться от ощущения, что с момента убийства Рабина в Израиле начался «обратный отсчет» времени: он написал об этом политическую пьесу под названием «Прощай, мир», которая, по словам автора, направлена против израильских «левых».

- Однажды я услышал выражение «удобный араб», и меня это покоробило, - говорит мне 44-летний Ашер Ясин. - Что значит «удобный араб»? Не имеющий своего мнения и готовый согласиться с чужим? В таком случае я «неудобный араб», потому что всегда говорю то, что думаю.

Вот уже 23 года актер балансирует между двумя мирами: в то время, как вся его многочисленная родня находится в Рафиахе, он ведет одинокую холостяцкую жизнь в центре Тель-Авива, где оказался волею случая. Приехав навестить своего израильского друга, палестинец увидел рядом с его домом вывешенное на дереве объявление о наборе в театральную студию, решил испытать судьбу и был принят. Потом в Израиле и в жизни Ашема произошло еще много разных событий: первая интифада, вторая интифада, роли в театре, кино, на телевидении.

- Я постоянно задаю себе вопрос: «Что я здесь делаю?» и всякий раз не нахожу на него ответа. Однажды я спросил о том же своего друга, израильского оператора, который хорошо знает меня и мои обстоятельства. И знаешь, что он мне ответил? «Ты, Ашем, мост между двумя народами. А мост топчут ногами все, кто по нему идет». Может, он прав, и таково мое предназначение? Только мне приходится платить за это слишком дорогую цену.

…У него и в самом деле в Израиле достаточно нелегкая жизнь: единственный документ, позволяющий ему оставаться в нашей стране – специальное разрешение, которое следует каждые три месяца продлевать в министерстве внутренних дел (умножьте на 23 года); отсутствие медицинской страховки и права на работу – за исключением участия в фильмах и театральных постановках. Два года назад появилась еще одна проблема: с приходом ХАМАСа к власти, актер потерял возможность видеться со своими близкими (Ашем: «На контрольно-пропускном пункте израильские пограничники однозначно сказали мне: «В Газу ты проехать сможешь, а вернуться назад – уже нет»). Так что связь с родными приходится поддерживать только по телефону.

Когда-то его семья жила в арабской деревне, соседствовавшей с Кирьят-Малахи, но после Войны за Освобождение бежала в Рафиах, где, собственно и прошло детство моего героя. Но оставим в стороне детство, и воспоминания о том, как маленький палестинский мальчик прятался от солдат во время военных операций в Газе. Последние 23 года он живет в Тель-Авиве, и, по его словам, успел внести немалый вклад в израильское искусство, и не только в израильское. Ашем сыграл роли в нескольких американских фильмах, которые снимались в нашей стране, и, кстати, успешно прошел пробы на участие в фильме «Мюнхен» Стивена Спилберга, да только к месту съемок прибыть не смог – по причине отсутствия израильского паспорта.

- Мне предложили добираться через Египет, но граница в то время часто закрывалась, и я не хотел рисковать, - объясняет мне Ашем. – К тому же, руководство съемочной группы, узнав о том, что с приездом палестинского актера есть проблемы, не стало настаивать.

В Израиле Ашем более известен благодаря участию в телесериалах («Флорентин», «Этот южный берег») и повышенному вниманию к нему средств массовой информации (все-таки палестинский актер, а работает в Израиле).

- С журналистами я всегда предельно открыт и говорю то, что думаю, - продолжает мой собеседник. – А вот результат иной раз бывает неожиданный. Например, израильтяне предпочитают оставлять в печатном интервью, или в эфире мои критические высказывания, причем, нередко в ущерб содержанию, вырывая отдельные фразы из контекста. Когда мне задают вопрос: «Как твоя семья относится к тому, что ты столько лет живешь и работаешь в Израиле?», я всякий раз предлагаю журналистам поехать в Рафиах и спросить об этом у моих близких. Казалось бы, чего проще, но взамен мне предлагают разные комбинации: например, «сделай запись беседы с семьей и привези сюда». И только известный американский журналист Боб Саймон, услышав мое предложение, назавтра был уже в Рафиахе и говорил не только с членами моей семьи, но и с соседями. Наверное, это и называется профессионализмом.

- И какие же ответы он получил на свой вопрос в Рафиахе?

- Когда Боб Саймон спросил моего брата, верующего мусульманина, как тот относится к тому, что я играю для евреев, а не для своих соплеменников, брат улыбнулся и сказал: «Я хочу, чтобы Ашем добился там успеха».

- Его мнение разделяют и другие?

- Что касается семьи, то да. Мои родные знают, что я не такой, как они, не способен жить привычным укладом – дом, жена, множество детей, - и что меня интересуют совсем другие вещи – театр, кино, литература. А вот близкий друг, который живет в Рафиахе, в одном из телефонных разговоров заявил мне буквально следующее: «Знаешь, Ашем, меня ужасно злит, что ты, такой талантливый парень, играешь для израильтян, а не для нас».

…Во время военной операции «Литой свинец» семья Ясин оставила свой дом, расположенный неподалеку от «филадельфийского коридора», где часто бомбили, и перебралась к родственникам в центр Рафиаха. Но сам дом, вопреки опасениям, почти не пострадал, только вылетели стекла из окон, когда неподалеку разорвался снаряд.

- Мои близкие, как и все, кто живет в Газе, испытывают большую нужду, - с горечью говорит Ашем. – Например, у пятилетнего сына сестры есть проблема с кровью. Во время телефонного разговора я посоветоал ей кормить малыша густым мясным бульоном. Знаешь, что она мне ответила? «Ашем, что с тобой? Ты витаешь в облаках! Какое мясо? У нас ничего нет. Нам не завозят продукты». Жителям Газы не позавидуешь. Они всего боятся – ХАМАСа, ФАТХа, израильтян, и живут только этим страхом и ежедневными заботами – чем накормить детей, где достать лекарства?

- Почему в подзаголовке твоей пьесы есть слова «обратный отсчет»?

- В тот день, когда убили Рабина, я сидел на берегу моря и вдруг остро ощутил, что начался обратный отсчет и мирный процесс пошел назад.Люди зажигали на площади свечи, плакали, говорили о мире, а проголосовали не за Переса, а за Биби Нетаниягу. А куда же подевались во время выборов все те, кто плакал на площади и собирался продолжить начатое Рабиным? Была во всем этом какая-то неискренность… Мне кажется, Рабин, на памяти которого многие сейчас пытаются сделать бизнес, на самом деле верил в мир, как верю в него я, потому что у меня нет другого выбора – я ведь палестинец, араб из Рафиаха. Я больше не верю в искренность левых, мне кажется вся их борьба за мир – это, скорее, просто поза. Либерман с его четкими и откровенными высказываниями мне гораздо понятнее, чем они.

- Как складывалась твоя жизнь в Изриале?

- Ты знаешь, а я не чувствую себя несчастным, как бы этого хотелось некоторым. В этом смысле я «неудобный араб». Мне не скажешь, как простому арабскому рабочему на стройке: «На, Ашем, десять шекелей и скажи спасибо». За мой счет невозможно самореализоваться, хвастаясь: «Вчера я дал этому арабу напиться воды, я такой гуманный…» Я неглуп, неплохо выгляжу, занят своим любимым делом – искусством, у меня много друзей и среди израильтян, и среди «русских».

Чего я здесь только не прошел. Поначалу многие пытались взять на мне «тремп»: все-таки единственный палестинский актер, редкость, повод для раскрутки рекламы и привлечения зриетелй. Мне предлагали роли террористов-самоубийц. Потом появился другой штамп – несчастный араб с лицом дебила, который занят тем, что моет посуду в ресторане и что-то там мямлит себе под нос. Показывали, как нужно вести себя в роли араба, как произносить слова. Представь себе на минуточку, что я режиссер, ты актриса, и я начинаю объяснять тебе для роли, как, по-моему мнению, обычно ведут себя русские, как они произносят те, или иные слова, какие у них манеры… Ты тут же скажешь мне: «Ашем! Алле! Что за бред ты несешь? Кто из нас родился и вырос в России – ты или я?». К чему я все это говорю? А к тому, что искусство – самый универсальный вид человеческой деятельности, оно может служить хорошей основой для диалога между разными людьми и народами. При одном условии: если это искусство правдивое, без малейшей фальши.

Ты знаешь, одно время здесь снималось очень много американских фильмов, в которых я играл роли арабов, и в том числе – арабских террористов, что не вызывало у меня протеста. Понимаешь, у американцев не было этой изначальной предвзятости, стереотипа. Мы для них все были просто местными актерами, независимо от национальной принадлежности.

Возвращаясь к сказанному ранее, добавлю, что я пытался улучшить ситуацию, говорил израильскому режиссеру: «Разреши мне помочь тебе, чтобы роль араба выглядела более достоверной», но ему это было не нужно. Он хотел, чтобы я играл смешных и жалких арабов, таких несчастных уродов... Кстати, и с вами, «русскими» здесь такое проделывали. Ты помнишь «кассиршу Любу»? Не знаю, как тебе, а мне было не смешно, а грустно на все это смотреть. Меня возмущало и другое: было время, когда все телесериалы вдруг наводнили «русские» проститутки. А что израильских проституток нет? Или арабских? Или каких-то там еще? Есть только «русские»? Почему нужно постоянно навешивать на кого-то эти ярлыки, делать из людей идиотов?

- Ты сказал, что у тебя много «русских» друзей. Чем они занимаются?

- Большинство заняты в сфере искусства, но не только. Например, в начале 1990-х в доме, где я снимал квартиру, поселилась семья репатриантов из России. Они были в ужасном положении: не знали иврита, не могли найти нормальную работу. Никто им не помогал, кроме меня. Каждый Шабат мы встречали вместе. Мне было трудно смириться с тем, что Сергей - инженер-электронщик с большим стажем - вкалывает простым рабочим на стройке: я начал покупать по пятницам «Едиот Ахронот» и искать для него подходящую работу. Потом мы вместе с Сергеем составили на иврите его биографию, разослали ее по разным адресам, а в итоге он получил хорошую должность в солидной фирме, и жизнь этой семьи начала налаживаться.

- Ты поддерживаешь с ними отношения?

По лицу Ашема пробегает тень:

- Я бы рад. Знаешь, я по своей ментальности такой человек: если кого-то принимаю, то он мне становится как брат. А тут получилось, что мои друзья, которым я помогал изо всех сил, вышли на другой уровень жизни и начали отдаляться от меня. Может быть, потому, что я палестинец? Но почему это не мешает многим израильтянам, среди которых есть довольно известные люди, общаться и дружить со мной? Впрочем, в одном я совершенно уверен: «русские» - никакие не расисты, они более закрытые, чем другие, но это уже что-то совсем другое.

- О чем твоя пьеса «Прощай, мир»?

- На самом деле, о том, что все мы сидим в одной лодке и у нас нет иного выхода, кроме одного: мы должны перестать ненавидеть друг друга, иначе все пойдем ко дну. Пока же ситуация такова, что здесь ненавидят каждого, кто чем-то отличается - «левых», «правых», поселенцев, религиозных, светских, «восточных», «русских», «фалашмуру», - мой собеседник делает паузу, - и все вместе ненавидят арабов. Мухаммада Бахри – после того, как он снял фильм «Дженин, Дженин» - многие здесь стали считать врагом. За что? За то, что он попытался честно донести до всех свою правду – то, как он, Мухаммад Бахри, видит ситуацию? У нас здесь на всех маленький клочок земли, на котором и так непросто выживать. Такое ощущение, что мы живем в каком-то кошмарном сне и никак не может проснуться. Когда я писал пьесу, я обращался ко всем с одним-единственным словом: «Проснитесь!»

- Мне кажется, что твоя идея многими будет воспринята как утопическая. Повозку слишком разогнали, и ее передние колеса уже зависли над пропастью… Ты представляешь себе, как можно достичь того, о чем ты говоришь, в реальности?

- Мне кажется, что именно евреи способны взять на себя ведущую роль и установить мир на Ближнем Востоке. Ведь мы живем в одном общем доме, где соседи должны договариваться между собой о том, как содержать его в порядке. Если ты пришел в него на время, как квартирант, это одно. Но если ты собираешься прожить здесь всю жизнь и сохранить место для своих детей и внуков – это совсем другое. Победа, достигнутая за счет уничтожения одного, или другого народа из тех, что здесь живут – это на самом деле не победа, а поражение. Сделать так, чтобы твой вчерашний враг стал тебе другом – вот она, настоящая победа. Это непростой и длительный процесс, главное – сделать правильный выбор и начать искать точки соприкосновения, а не антагонизма. Кстати, я часто думаю о том, что происходило в последние полтора-два столетия в Соединенных Штатах: казалось бы, еще совсем недавно неграм нельзя было даже сидеть рядом с белыми в автобусе, а сегодня в Америке «черный» президент! Значит, ненависть не такое уж непреодолимое чувство, как полагают многие? И, кстати, в той же Америке евреи стали неотъемлемой частью страны и очень многое сделали для ее блага. Кроме того, я считаю, что изменение ситуации зависит не только от тех, кто находится у власти, но от каждого из нас. Вот я – палестинец, ты –«русская» израильтянка, и мы ведем с тобой нормальный, открытый диалог. Почему это не может произойти с другими?

- Кто, по-твоему, мог бы поставить написанную тобой пьесу?

- «Русский» режиссер. Оттого, что он здесь не родился, у него может оказаться более независимый и незамутненный взгляд на происходящее. А лучше, если это будет женщина-режиссер. Женщины чувствуют все тоньше, чем мужчины, у них более гибкое восприятие. Я имею в виду тех «русских», которые не изменили себе, своим корням, не пытаются делать из себя «настоящих израильтян», подражая во всем уроженцам страны. Кстати, мне сейчас вспомнился разговор с одной девушкой-репатрианткой, которая жаловалась, что ей дискомфортно от того, что ей приходится сильно ломать себя, чтобы ничем не отличаться от местных. Я сказал ей: «Так зачем ты это делаешь? Пусть принимают тебя такой, какая ты есть. В чем проблема? Разве друзы перестали быть друзами оттого, что служат в израильской армии? Нет. Они живут согласно своим традициям, сохранили свой уклад».

- И все-таки мне не дает покоя вопрос, который мы обсуждали в начале беседы. Неужели тебе за 23 года не надоело каждые три месяца обновлять разрешение на то, чтобы находиться в Израиле, зависеть от прихоти чиновников министерства внутренних дел? В то время, как в Газе все твои родные – мать, братья, сестры, племянники…

- Я и сам все время задаю себе этот вопрос: «Ашем, а ты случайно не мазохист?». Я не нажил себе здесь никакого капитала. У меня нет ни жены, ни детей, ни денег, ни гражданства. Я нахожусь в опасной ситуации, как любой, кто встрял между двумя дерущимися, и неудобен всем. Единственное, что меня здесь держит – это мое любимое дело и друзья. И еще –ощущение, что, наверное, в том и состоит мое предназначение: выстраивать мост над пропастью, по которому пройдут другие. Как актер, я люблю всех своих зрителей, независимо от их национальной, религиозной и прочей принадлежности.