Зубки

Когда они идут, мы - исходим.
- Что это?! – кричу жене, раскатывая кулаками глазные мешки. – Я спрашиваю, - что это?!!
- Ребёнок, – отвечает она.
- Вот это слюнявое, визжащее ты называешь ребёнком?!.. Ребёнок – это тихое, улыбающееся во сне. Где мой сон?! Где его и мой сон?!!
Сидя на краю кровати, жена вытряхивает в стакан валерьянку.
- Что ты орёшь? – обессиленно бормочет она. - Не видишь, я тоже страдаю.
- Вижу?! – оттягиваю я увядшие веки и демонстрирую ей багровые белки. - А у меня есть чем?.. Кто это, вообще? Я спереди или гамадрил сзади? Я спрашиваю: это я или гамадрил?!!
Жена, осушая стакан, вздыхает:
- Но он ведь тоже мучается.
- Без «ся», - ору я, - без «ся»! Му-ча-ет, а не мучает-ся! 
- Но у него же зубки...
- Это - зубки?!! Да это кошмар всей моей жизни! Распоротая по швам психика!
- Вот только не начинай, – морщится она болезненно.
Но я уже не могу, я мечусь по комнате.
- Где моя психика?!! - рву я из груди волосы. - Вот она!! Вот! - сдуваю клочки с ладони, и жена чихает.
- Ах, так тебе начхать?!!
- А что прикажешь?
- Идти! – ору. - Бежать!
- Куда?   
- Не знаю! К стоматологу! К хирургу! К кузнецу, в конце концов! Пусть удаляет! Я заплачу!
- Они же ещё не прорезались...
- Так пусть прорежет!
- Потерпи - я уже видела там бугорок...
- Это моя могила!
- Но там уже белеется...
- Мой саван!
Ребенок в кроватке неистово грызёт, орёт и грызёт снова.
- Ну, вот почему он прорезает их ночью?! Ответь, - почему он прорезает их ночью?!
- А когда?
- Днём, в яслях! За что я плачу деньги?!
- Так поговори с ним.
- Почему ночью?! – подскакиваю я к ребёнку.
- Что ты орёшь, он же тебя не понимает?
- Дам по заднице - поймёт!
- Дашь, и это будет твой конец!
- Ну вот чем он там грызёт? – хнычу я. - Чем?!!
- Дёсенками.
- Дёсенками?! Посмотри, он же весь в стружке! Он догрызёт кроватку и примется за трюмо. Знаешь, сколько нам стоило это трюмо?!
- Чего ты мне, ты ему это расскажи.
И я снова подскакиваю к чаду.
- Ты знаешь, сколько нам стоило это трюмо?!
- Не ори, он тебя не понимает.
- Врежу – поймёт!
- Врежешь, и этого света тебе больше не видать.
Жена заметно теряет устойчивость и кренится на бок.   
- Посмотри! – кричу я. - Посмотри, он уже тянется к стулу!
- Так отодвинь.
- Я ему сейчас так двину!
- И это будет последнее, что ты сделаешь.
- Давай отнесём его к окну, пусть точит об батарею! - ору я. Но благоверная меня уже не слышит. Медленно и неотвратимо она заваливается на подушку.
- Куда ты спишь?! Он же нам тут всё перегрызёт!
- Но у него же чешется... - сонно бормочет супруга.
- И у меня чешется! - ору я. – Руки у меня чешутся!   
- Ну так дай ему погремуш-ш-ш-шку...   
- Я дам ему наждак! Рашпиль я ему сейчас дам!!
Закатившимися глазами жены упирается в потолок, и я подскакиваю к ней.
- Не уходи! - тормашу. - Не оставляй меня одного!
Но её голова уже запрокинулась, являя мне - язык и пьянящий запах валерьяны.
- Это, в конце концов, подло!! -  хриплю я, лихорадочно перерывая постель в поиске пузырька...
И обнаруживаю его пустым!
Ребёнок же, тем временем, всё грызёт, орёт, и слюни его хищно тянуться к полу.

«Забыться! – пульсирует у  меня в висках. – Забыться и умереть!».
С этими мыслями я кидаюсь в ванную. Там отыскиваю непочатый пузырёк спасительного зелья, и, вгрызаясь в пробку, слышу хруст!
«Пробка или пузырёк?» – замираю я на мгновение, а уже в следующее - взвываю от боли. «ЗУБ!!!»

- Жю-юп! Жю-юп! – булькаю я перекошенным ртом, зажимая его ладонью.
- Жю-ю-ю-п!! - хлещу по щекам спящую супругу.
Та вяло шарит рукой под одеялом, и со словами "На вот, почеш-ш-ши!", подаёт мне погремушку.
«У-у-у-у!» – скуля от боли, валюсь я на пол.
А ребёнок, меж тем, тих и задумчив. 
«Жюп!» – вдруг отчётливо произносит он, и заливисто смеётся.
На бордовой дёсенке высвечивается тоненькая белая полоска.