Глава третья. Старец Паисий Святогорец

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. О ТОМ, ЧТО ОТВАГА РОЖДАЕТСЯ ОТ ДОВЕРИЯ БОГУ
В ОТВАГЕ НЕТ ВАРВАРСТВА

Иеронимус БОСХ. Воз сена (фрагмент). 1509. Строительство Адской башни— Подвиги совершают не те, кто ростом велик, а те, в ком есть отвага, широкое сердце и решимость пожертвовать собой. И на войне те, в ком есть отвага, имеют и доброту и не убивают других, потому что в отваге нет варварства. Такие люди стреляют не во врага, а вокруг него, и вынуждают его сдаться. Доб­рый предпочитает быть убитым, нежели убивать. Человек, настроенный таким образом, приемлет Божественные силы. Люди же злые трусливы и малодушны, свой страх они прикрывают наглостью, боятся и самих себя, и других, и потому от страха стреляют без остановки. Когда я про­ходил военную службу во время гражданской войны, мы как-то раз зашли в одну деревню. «Здесь никого из банди­тов нет, — сказали нам местные жители, — все ушли. Ос­талась только одна сумасшедшая». Один из наших издали увидел эту женщину и из ручного пулемета выпустил по ней две очереди. «Что я вам сделала?» — вскрикнула не­счастная и упала на землю.
— Он от страха это сделал?

— Да, от страха. Люди такого склада ищут для себя лёгкие решения. «Врага лучше прикончить», — говорят они, чтобы уже не сомневаться. Человек менее трусливый будет и менее злым. Он будет стараться вывести врага из строя, например, повредить ему руку или ногу, но убивать его не будет.
Мужество, отвага — это одно, а злобность, уголовщи­на — совсем другое. Брать врагов в плен для того, чтобы перерезать им горло, — это не мужество. Насто­ящим мужеством будет схватить врага, сломать ему винтовку и отпустить его на свободу. Мой отец так и делал. Когда он ловил четов (разбойников), совершавших набеги на Фарасы, он отбирал у них винтовки, ломал их и гово­рил: «Вы бабы, а не мужчины». После этого он отпус­кал их на свободу. А однажды он оделся богатой тур­чанкой, пришёл в их стан и спросил главаря. Заранее он договорился со своими парнями, чтобы те начинали атаку сразу, как только услышат условный сигнал. Ког­да четы провели его к главарю, отец сказал ему: «Пусть твои мужчины выйдут и оставят нас вдвоем». Как толь­ко они остались один на один, мой отец выхватил у главаря винтовку, переломил её и сказал разбойнику: «Теперь ты баба, а я — Эзнепидис!» Тут он дал ус­ловный сигнал, налетели его молодцы и выгнали четов из деревни.

Для того чтобы преуспеть, надо иметь шальную, в хорошем смысле этого слова, жилку. В соответствии с тем, как человек использует эту шальную жилку, он становится или святым, или героем. Однако если та­кой человек собьётся с пути и увлечётся злым, он может стать преступником. Тот, в ком нет шальной жилки, ни святым, ни героем стать не может. А потому дол­жен завестись наш внутренний моторчик, должны за­работать сердце, отвага. Сердце должно стать безрас­судным. Я знаком со многими офицерами, вышедшими в отставку и от расстройства не находящими себе мес­та. Некоторые из них хотят, чтобы началась война, что­бы быть при деле, — так в них все горит. А кто-то толь­ко лишь получает призывную повестку, сразу весь дро­жит, а ещё кто-то притворяется сумасшедшим, чтобы не попасть в армию. Сколько отставников говорили мне, что хотят поехать в Боснию и повоевать! Не ис­пользовав свою отвагу в жизни духовной, они, слыша о войне, радуются возможности повоевать. Знаешь, ка­кие подвиги, какую духовную борьбу подъяли бы эти могучие люди, познай они духовную жизнь? Да они бы стали святыми.
КАКАЯ ОТВАГА БЫЛА В СТАРИНУ

— Геронда, однажды вы рассказывали нам что-то о сво­ей бабушке…
— Моя бабушка была очень отважным человеком. На всякий случай для безопасности она всегда имела при себе ятаган. Вот тебе, пожалуйста, женщина вдовая, двое детей, вокруг турки, но жить-то надо было… Тяжёлые были годы… Все её боялись. Молодчиной была! Как-то раз один разбойник залез в виноградник, который находился возле кладбища. Чтобы его испугались, он надел длинную, до пят, белую рубашку. Потом, выйдя из виноградника, он, как был в белой рубашке, зашёл на кладбище и давай там шастать. Случилось в ту пору проходить через кладбище моей бабушке. Разбойник, когда увидел её, растя­нулся на земле и притворился мёртвым, чтобы она при­няла его за вурдалака и напугалась. Однако бабушка по­дошла к нему и сказала: «Тебя, если б ты был человек порядочный, давно бы уже земля взяла!» И сказав это, начала бить злодея тупой стороной ятагана! Искалечила его. Кто это был такой, она даже не знала. Уже потом, в деревне услышала, что, мол, такого-то изувечили, и так узнала, кто это был.

В нашу эпоху отвага является редкостью. Люди за­мешены на воде. Поэтому, если, Боже упаси, начнётся война, одни умрут от страха, а у других даже от неболь­шого испытания опустятся руки, потому что они при­выкли к хорошей жизни. А в старину какая была отвага! Во Флавиановском монастыре в Малой Азии турки схва­тили и убили одного христианина. Потом они сказали его жене: «Или ты отречёшься от Христа, или твоих де­тей мы тоже зарежем». — «Моего мужа, — ответила она, — забрал Христос, детей моих я поручаю Христу и сама от Христа не отрекаюсь!» Какая отвага! Если в чело­веке не будет жить Христос, то как в нём будет жить отвага? А сегодня люди без Христа строят всю свою жизнь на мусоре.
В те годы были молодцами матери, были молодцами и дети. Помню, как в Конице наша соседка, будучи в положении, одна пошла на поле окучивать кукурузу, а нужно было идти пешком полтора часа. Там она родила малыша, положила его в подол и вернулась в деревню. «А у меня младенчик!» — похвалилась она, проходя мимо нашей двери. Была оккупация, годы тяжёлые. А сейчас есть женщины, которые для того, чтобы родить одного ребёнка, от страха по шесть-семь месяцев проводят в кровати. Речь разумеется, идёт не о тех, кто делает так по причине болезни.

ЕСТЕСТВЕННЫЙ СТРАХ ЯВЛЯЕТСЯ ТОРМОЗОМ
— Геронда, я очень боязлива. Не знаю, что я буду делать, если окажусь в тяжелой ситуации. Откуда появля­ется страх?

— С кем-то, может быть, что-нибудь случилось в дет­стве, и от этого он боится. Часто страх может быть естест­венным, но это может быть и страх от недостатка веры, от недостатка доверия Богу. Однако страх явля­ется и необходимым тормозом, потому что он помога­ет человеку прибегать к Богу. В страхе, в поисках, за что бы ему ухватиться, человек бывает вынужден ухватиться за Бога. Вот в жарких странах, где живут дикари, там водятся и дикие животные, большие звери, удавы и так далее. Это для того, чтобы люди были вынуждены ис­кать помощи у Бога, прибегать к Богу, чтобы найти свой ориентир. Если бы этого не было, то что смогло бы хоть как-то сдерживать этих людей? Во всём, что устроил Бог, есть какой-то смысл.
— А те, кто, не зная истинного Бога, просят помощи от страха, получают ли её?

— Смотри: они поднимают голову кверху, и это уже кое-что значит. И для малых детей тормозом является страх. Бывают такие дети, которые, если их маленько не припугнуть, никого не слушают: ни мать, ни отца. И мне, когда я был маленьким, говорили: «Сейчас бумбул придет!» Малышам свойственно бояться. Но по мере того как ребёночек взрослеет, зреет и его ум — и страх отступает. Есте­ственный страх помогает только в детском возрасте. Если человек, став взрослым, боится пустого места, то он досто­ин сожаления. Приходят ко мне в каливу некоторые ду­ховные люди и говорят: «Вот, рядом с нами кто-то умер, и от этого мы постоянно испытываем страх». И просят меня помолиться о том, чтобы этот страх от них ушёл. «Да тут, — отвечаю я, — люди стараются иметь память смертную, а у тебя рядом кто-то умер, и ты хочешь этот страх прогнать?!»
У женщин естественного страха немножко побольше. Женщин, которые не боятся, мало. Однако такие женщи­ны могут создать в семье проблемы, потому что они не под­чиняются. Также может стать наглым и мужчина, если он от природы не трус и имеет в сердце отвагу. А некоторые женщины ужасные трусихи. Большое дело, если имеющая природную боязнь женщина станет подвизаться и приоб­ретёт мужество. Женщина имеет в своей природе жерт­венность и поэтому способна и на многое самоотверже­ние, которого у мужчины, несмотря на всё его природное мужество, нет.

СМЕРТЬ БОИТСЯ ТОГО, КТО НЕ БОИТСЯ СМЕРТИ
— Геронда, чем изгоняется страх?

— Отвагой. Чем больше человек боится, тем больше ис­кушает его враг. Тот, в ком есть трусость, должен постараться её изгнать. Я, когда был маленьким, боялся ходить мимо клад­бища в Конице. Поэтому я спал на кладбище три ночи, и страх ушёл. Я осенял себя крестным знамением и заходил туда, даже фонарика не зажигал, чтобы никого не напугать. Если человек не будет подвизаться для того, чтобы стать му­жественным, и не стяжает настоящей любви, то когда воз­никнет какая-нибудь сложная ситуация, плакать о нём бу­дут даже куры.
— То есть, геронда, можно предпринять подвиг и избавиться от страха?

 — Должно радоваться тому, что умираешь ты ради того, чтобы не умирали другие. Если расположить себя подобным образом, то ничего не страшно. От многой доброты, любви и самопожертвования рождается отвага. Но сегодня люди и слышать не хотят о смерти. Я узнал, что те, кто занимаются похоронами, пишут на вывесках своих заведений не «Похоронное бюро», а «Ритуальные услуги», чтобы не напоминать людям о смерти. Однако если люди не помнят о смерти, то они живут вне реальности. Те, кто боятся смерти и любят суетную жизнь, страшатся даже микробов, они постоянно побеждаемы страхом, который держит их в духовном застое. Люди же дерзновенные ни­когда не боятся смерти и поэтому подвизаются с любочестием и самоотверженностью. Полагая перед собой смерть и ежедневно думая о ней, они и готовятся к ней более ду­ховно, и подвизаются с большим дерзновением. Так они побеждают суету и уже здесь начинают жить в вечности и райской радости. И пусть тот, кто сражается на войне за свои идеалы, за веру и Отечество, осенит себя крестом и не боится, ведь он имеет помощником Бога! Если человек осе­нит себя крестом и вверит свою жизнь в руки Божии, то Бог и будет потом судить, жить или умереть надо было это­му человеку.
— А может ли человек не испытывать страха от не-о­смотрительности?

— Это намного хуже, потому что в какой-нибудь опас­ной ситуации такой человек может попасть в серьёзную переделку и заплатить за всю свою опрометчивость спол­на. Поэтому тот, кто боится немножко, внимателен и не полезет безрассудно на рожон. Надо понуждать себя на добро, но иметь доверие Богу, а не самому себе.
ДИСЦИПЛИНА

— Геронда, если в коллективе обычным состоянием яв­ляется недисциплинированность, то смогут ли его члены про­явить дисциплинированность в момент, когда создастся труд­ное положение?

 — Во время пожара каждый делает не то, что ему взбредёт в голову, напротив, все действуют по команде. Тот, кто несёт ответственность, следит за ситуацией и говорит другим, что надо делать. В противном случае люди могут создать панику и вместо того, чтобы поту­шить пожар, раздуют его ещё больше. Однажды я воз­вращался на Святую Гору. Когда наш кораблик нахо­дился между Ватопедским и Пантократорским монас­тырями, подул северо-восточный ветер и поднялся шторм. Корабельщик направил судёнышко против волн, потому что иначе мы бы пошли ко дну. Один трус из Иериссоса, который не смыслил ни в кораблях, ни в мореходстве — он мулов держал, — начал кричать: «Ты что же это делаешь, а? Потопишь нас! Вы что, не види­те? Он ведь эдак нас в Кавалу увезёт!» Тут вскочили все пассажиры и облепили корабельщика, а он, бедня­га, только и говорил: «Оставьте меня в покое, я знаю своё дело!» К счастью, один из пассажиров был моряк и утихомирил остальных: «Оставьте его в покое, он знает своё дело! Надо идти так, чтобы подрезать волну». Не окажись там этого моряка, корабль пошёл бы ко дну, потому что пассажиры не дали бы корабельщику де­лать своё дело. Видишь как: один оказался трусом, воз­никла паника, все, кто там был, вскочили и могли бы отправить корабль на дно. А потом, ведь для таких слу­чаев всегда есть второй механик, который встанет к штурвалу, если капитан действительно не в состоянии управлять кораблём.

 Греки вообще нелегко подчиняются. Римокатолики верят в папскую непогрешимость, а мы, греки, верим в собственный помысл, и, выходит, мы все обладаем… непо­грешимостью! Почему считается, что турки ведут хоро­шую политику? Потому что среди турок умных людей немного, большинство из них — народ не слишком сооб­разительный. Поэтому в начальники у турок выходят те немногие, кто умён, а остальные подчиняются им естест­венным образом. Греки же, будучи очень умными в по­давляющем большинстве своём, все до единого хотят уп­равлять и распоряжаться, а подчиняются с трудом. И италь­янцы говорили: «Из десяти греков пять хотят быть командирами!»

 Предположим, что мы собираемся куда-то идти. Один может знать более короткую тропинку, другой — иную, с противоположной стороны, третий — какую-то ещё… «Нет, пойдём сюда, так лучше», — будет настаивать один. «Нет, пойдём туда», — станет перечить другой. В конечном итоге если кто-то один не отдаст приказания, то могут пройти часы и даже дни, а путники так и не отправятся в дорогу и будут находиться в том же самом месте. Однако если, зная дорогу, распоряжается кто-то один, то, даже если предложенная им дорога будет чуть подлиннее, когда-нибудь они достиг­нут цели. Конечно, лучше всего, если тот, кто командует, зна­ет кратчайший путь. Но даже если путь, который ему зна­ком, самый долгий, всё равно, подчиняясь приказу, путники всё-таки достигнут цели.

 БОГ СМОТРИТ НА РАСПОЛОЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА И ПОМОГАЕТ ЕМУ

 — Если время поставит нас перед серьёзными трудностями, а духовного устроения нет, то сможешь ли устоять, имея одно лишь доброе расположение?

 — Как же не сможешь? Бог смотрит на расположение человека и помогает ему. А кроме того, часто в трудные минуты проявляют великую отвагу даже те люди, у которых, как поначалу кажется, её нет. Помню, у нас в армии был один лейтенантик, который никогда не про­являл ни жертвенности, ни отваги. Но однажды, когда мятежники могли захватить нас в плен, он укрылся в часовне и с одним автоматом задерживал их, пока мы не отступили. Таким образом мы и спаслись. Он бил от­туда очередями — вверх-вниз, влево-вправо — и не да­вал мятежникам пройти вперёд. А потом убежал, чтобы мы его не увидели. И после он даже не сказал: «Я их задержал, и поэтому вы смогли спастись…», чтобы похва­литься своим геройством. Мы все тогда говорили: «Один автомат нас спас»! И он повторял: «Один автомат нас спас». Как все говорили, так и он. Но потом мы его вы­числили: стали вспоминать, что такой-то был вместе со всеми, такой-то — тоже, и поняли, что только этого лейте­нанта не было. Так мы выяснили, что это был он. А зна­ешь, что бы с ним было, попади он в плен к мятежни­кам? Они не пощадили бы его, выместили бы на нем всю свою злобу, сказали бы: «Ты наделал нам столько вреда, а ну-ка иди сюда, мы повыдергиваем тебе ногти пассати­жами!» Мирской человек, а идёт на такую жертву! Он пошёл на жертву, потому что подверг себя опасности большей, чем все мы. А готовы ли вы пойти на такую жертву? Этот лейтенант ни Святых Отцов не читал, ни о духовной жизни не знал. Я был с ним знаком, в нём была простота, честность. А были и другие: такие, что находи­ли убитого мятежника, отрезали у него голову и носили её по деревне, изображая из себя молодцов! Поэтому одной отваги недостаточно, в человеке должен быть и жертвенный дух, для того чтобы отвага имела в душе надёжное обоснование.

БУДЕМ ПРОТИВОСТОЯТЬ ОПАСНОСТЯМ ДУХОВНО

 — Всегда в критические минуты необходимы наход­чивость и отвага. Во время оккупации итальянцы бра­ли пять-шесть мулов, приходили на наше поле и на­гружали своих мулов дынями. Однажды я сказал им: «Эти дыни мы оставили на семена, возьмите лучше вон те». Тогда один итальянец поднял свой кнут и спросил меня: «Видишь это?» Я потрогал кнут рукой, поглядел на него и сказал: «Бонэ!» — дескать, «хоро­ший кнут!» Как будто он мне его показывал, чтобы я увидел, какая это красивая вещь! У итальянца гнев сразу пропал, он засмеялся и ушёл. Помню ещё один случай врёмен гражданской войны. Два наших сол­дата пришли на бахчу попросить у хозяина дыньку, помидорчиков. Свои винтовки они оставили в сторо­не, а сами пошли в глубь огорода. Хозяин, как только заметил их издали, схватил ружьё и давай в них це­литься. Тогда один солдат хватает красную помидо­рину и кричит: «Бросай оружие, а то я в тебя сейчас гранатой запульну!» Тот бросил оружие, вскочил и убежал.

 — Какая же находчивость и отвага!..

 — А другой солдат повесил свою бурку на дикой груше. Вскоре с гор спустился мятежник и хотел схва­тить этого солдата. Тогда солдат повернулся в ту сто­рону, где в некотором отдалении висела бурка, и за-к­ричал: «Командир, что мне с ним делать?» А потом, словно получив от командира знак, рявкнул на разбой­ника: «Сдать оружие!» Выхватил у бандита винтовку и разоружил его.
— Командиром, геронда, была бурка?

 — Да, бурка! Видишь, как: солдат был один и имел одну лишь бурку, а у человека вооружённого отнял винтовку! Он таким образом наотбирал у мятежников целую кучу винтовок. Отвага нужна! Помню я и одного русского монаха-келиота на Святой Горе. Однажды пришли бандиты его грабить. Когда они лезли через стену, он выско­чил на них сверху и заорал: «Ну что, из кольта вам влепить или из нагана?!» У тех только пятки засверкали. А другой монах, когда к нему в келью пришли грабители, взял сковородку и сделал вид, что звонит куда-то, будто по телефону: «Алло, на меня напали грабители!» и тому подобное. Те подумали, что он звонит в полицию, и убе­жали. А вот ещё был случай: здоровенный бугай, настоя­щий гигант, схватил за горло одного пастуха, чтобы его задушить. Бедный пастух от страха выпучил глаза, так что этот бугай даже спросил: «Что ты на меня так дико выта­ращился?» — «Смотрю, на какое дерево тебя забро­сить», — прохрипел пастух. Злодей испугался и отпустил его!..

 Потому я и говорю, что не надо теряться. Надо держаться с хладнокровием и работать мозгами. Пото­му что если не работают мозги, то просто по глупости можно даже совершить предательство. Что бы ни про­исходило, надо молиться, думать и действовать. Самое лучшее — это всегда стараться духовно противостоять трудной ситуации. Однако сегодня отсутствует отвага в обоих её видах. Нет ни духовной отваги, которая рож­дается от святости и дерзновения к Богу и помогает преодолевать трудности духовно, ни отваги естествен­ной, которая нужна, чтобы не струсить в опасной си­туации. Для того чтобы сдержать какое-то большое зло, надо иметь многую святость, в противном же случае для преодоления зла не найдётся оснований. Если в монастыре у кого-то из братии есть духовная отвага, то вот увидишь, как этот монах пригвоздит на месте того, кто пришёл со злою целью: одной ногой во дворе монастыря, а другой — за его оградой! Он «выстрелит» в голову злоумышленника по-духовному: не из пистолета, а из чёток; он чуть помолится, и зло­дей останется неподвижным. Замрёт как часовой! Если в братстве есть кто-то в состоянии духовном, то он и зло затормозит, и людям поможет, и для обители будет охраной. Мироносицы не считались ни с чем, потому что находились в духовном состоянии и доверились Христу. Ведь если бы они не были в состоянии духов­ном, то разве доверились бы Ему и разве сделали бы то, что сделали?

 В духовной жизни самый большой трус может стя­жать многое мужество, если вверит себя Христу, Боже­ственной помощи. Он сможет пойти на передовую, смо­жет сразиться с врагом и победить. А что касается тех несчастных людей, которые хотят сделать зло, то они бо­ятся, даже если имеют отвагу. Потому что они чувству­ют за собой вину и основываются только на соб­ственном варварстве. Человек же Божий имеет Боже­ственные силы, и справедливость тоже на его стороне. Вон маленькая собачка чуть полает, а волк уже убегает, потому что чувствует за собой вину. Бог устроил так, что даже волк боится маленькой шавки, потому что в хо­зяйском доме правда на её стороне. Тем паче страшится человек, хотящий сделать зло тому, кто имеет в себе Хри­ста! Будем поэтому бояться одного лишь Бога, а не лю­дей, какими бы злыми они ни были. Страх Божий даже самого большого труса делает молодцом. Насколько че­ловек соединяется с Богом, настолько ему ничто не страшно.

 Бог поможет в трудностях. Но для того, чтобы Бог лил Божественную силу, надо, чтобы и человек дал то малое, что он может дать.