Наташа

                Наташа

      Безумная жаркая весна. Сирень качает тяжелыми кистями, яблони сыплют душистыми лепестками белых цветов. Солнца хоть отбавляй. И мы как всегда вместе – четверо «не разлей вода» товарищей, расселись в беседке, пьем пиво, и жизнь хороша до того, что хочется орать на всю улицу от счастья. Димка сидит на корточках и как всегда травит анекдоты. Пошлые, но жутко смешные. Димка – отличный рассказчик. Диву даешься: ни дома, ни диплома, шарагу закончил еле-еле на слесаря, а как говорить начнет – только слушай, ни слова не пророни. Гладко говорит. И смеется здорово – заразно. Запрокинет голову и ну хохотать, и хочешь-не хочешь, с ним вместе до боли в животе смеешься.
      А Карась все докапывает в карты порезаться. Надоел ужасно со своими картами. Мы отмахиваемся – неохота, мол, а он через каждые полчаса опять предлагает и затертую колоду порывается из кармана спотивок достать. Карась у нас – голова. Умный товарищ, в университете учится, в ЮРГу. А теперь каникулы, он закинул куда подальше свой строгий костюм и, голый по пояс, в драных на коленке спортивных штанах «Adidas» китайского производства, хлещет с нами в беседке холодное пиво. Странноватый парень – не без сумасшедшинки в чайнике. Иногда как замутит чего-нибудь – хоть стой, хоть падай. Раз пропал на три дня. Домой к нему заходим, матушка головой качает – не знаю где, ничего не сказал. А потом заявился к Димасу и, попивая горячий кофе, выдал:
–Не поверишь, так в Миасс захотелось. Чувствую – вот надо мне в Миасс и все!
–А зачем? – Димка хрустит печенкой.
–Да не знаю, но чувствую надо – отвечает Карась – Ну я приехал, походил там по улицам. Так хорошо мне стало сразу. Прямо от души отлегло
         А странность-то собственно в том, что в Массе ни родных, ни знакомых, ни черта лысого у Карася не живет. И вот такие он частенько фокусы выкидывает. Впрочем, мы привыкли, нашей дружбе это не мешает. А лишний раз посмеяться – никогда не повредит.
      Кличку свою, Карась получил еще в детстве. Поехали с его батей на рыбалку. Карась, тогда просто Вова, еще по дороге на озеро заявил:
–Я карася поймаю вот такого – и показал по меньшей мере здоровенную щуку, широко разведя руки в стороны – Вот увидите!
       И поймал, подлец! Не такого здорового, как задумывал, но все-таки большого. Не карасика,  а целого карасище поймал. И счастливый такой, гордый, все с этим карасем шатался, всем, кто на берегу кроме нас рыбачил, показывал и хвастал – вон, мол, какую рыбину вытащил, а вы тут сарошку свою тягаете, куда вам до меня, горе-рыбаки! И доходился с этим уловом до того, что поскользнулся и в воду грохнулся, и легендарного карася выронил. И ревел всю дорогу обратно, и все причитывал «Карась мой!».
–Эх, ведь какой карась был! Вот такой! – и опять развел руки в стороны и показал рыбину невероятных размеров, раза в четыре больше, чем упущенный карась был.
       Так к нему погоняло «Карась» и прилипло – не отвертишься. Вовка по началу обижался, а потом и сам привык, и даже с девушками таким образом знакомился. «Карась» – представлялся он девчатам и улыбался, а те хихикали и спрашивали: «Почему карась?» И наш юркий друг начинал чесать языком, заговаривая представительниц прекрасного пола невообразимыми байками.
         А весна, прямо как в одном из текстов горячо любимого мною Жванецкого: «Оделись деревья, разделись женщины». Разделись по самое не балуйся. То ли мне кажется, то ли и в правду юбки с каждым годом у наших барышень все короче, каблуки все выше, а уж про прозрачность кофточек даже говорить не могу – в дрожь сразу бросает.  Ведь так и нарываются, стервы, на комплиментик и приглашеньице!         
       Санек отпускает комментарии обо всех проходящих мимо девицах. И комментарии эти не с потолка, а все со знанием дела. Ох, и бабник, наш Санек! Полгорода попереимел, а все мало, все не уймется никак, не остепенится. И ведь не красавец вроде, а бабы так и вешаются, будто медом у него где намазано. Впрочем, женщину сам черт не разберет, не то, что я. Видно есть в нем чего-то такое. Впрочем, глядя на Санька со стороны, когда он девицам глазки строит, есть чему поучиться. Хотя я даже если бы и захотел, у меня так не вышло. Смелости не хватает. А может, наглости. Хотя нам всем троим: мне, Карасю и Димасу этих качеств не хватает. Не дано, наверное. Мы не то, что более серьезные в намереньях, просто вечно душит какое-то дурацкое стесненье.         
       Димас, так тот вообще сразу краснеет и заикаться начинает, и такую пургу несет, что хоть беги. Хотя он из нас самых симпатишный. «Не в рыле счастье – похохатывает Санек – Совсем в другом месте оно, ребята!»
       Вот такая у нас весна – веселая, жаркая. Весь день на купалке, пока губы не посинеют от холодной воды. А вечером с пивком в беседку. И все солеными шутками поперчено, все вроде и не всерьез, все широко и смаху. Хотя дружба у нас очень крепкая, годами проверенная. Не раз друг друга выручали, поддерживали. Димаса с иглы стащили, к Карасю полным составом мотались в больницу, когда тот ногу в нескольких местах сломал, Санька сколько раз от баб на карман падких спасали. И все время, со школьной скамьи, с первого класса без серьезных ссор обходилось. Вместе курили на школке первые сигареты, палясь от родителей, вместе впервые напились в лесу, и весь день потом блевали и пили студеную воду из родника, зарекаясь больше ни глотка этой жгучей отравы не делать, вместе дрались, вместе работали на заводе за копейки. Неразлучная четверка – все вместе, плечом к плечу. И было бы так и дальше, если бы не один случай.
         Все та же весна, все та же пахучая сирень, наклоняющая ветки под тяжестью кистей, все то же пиво в беседке. Дело было уже ближе к вечеру. Карась все приставал к нам с картами, а мы сидели расслабившись, откинувшись на лавке, курили, и по большей части молчали. Вдруг мимо нас прошла девушка Наташка из соседнего двора. Я был в нее по уши влюблен, никому об этом не говорил, вздыхал про себя, глядя на ее золотистую длинную косу. В коротенькой юбочке, тоненькая, как тростиночка, она почти всегда ходила одна или с маленьким братом. Подруг у нее, по-видимому, не было. Ей едва перевалило за шестнадцать, она, немного долговязая, с резковатыми движеньями тонких рук, и быстрыми большими глазами, напоминала котенка.
–Ай, хороша! – сказал Санек, прищелкнув языком, и указывая в ее сторону рукой, в которой держал бутылку пива – Только я один что ли вижу, что красавица? Чего приуныли?
–Да, ничего, худовата только… – Карась оценивающе посмотрел на длинные Наташины ноги с острыми коленками.
–Худовата! – Санек глубоко затянулся и кашлянул – Че б ты понимал! Самое то! Ну, вы как хотите, а я, пожалуй, к ней подъеду…
–Безнадега! – Димка потушил бычок об пол веранды – Во-первых, мала еще, а во-вторых, многие пытались… Безнадега!
–Ну, я ж не пытался – Санек хитро прищурился, смакуя девчонку взглядом – А раз я не пытался, значит, никто за ней по-настоящему и не ухлестывал.
–Ну, договорились же, что без баб этот вечер проведем! – Карась возмущенно округлил глаза – В карты поиграем…
–Да отвали ты со своими картами! Знаешь, куда их себе засунь… – Санек поставил бутылку под лавку, приготовился встать – Любовь не терпит отлагательств, друзья мои! – философски сказал он и похлопал меня по плечу – Да, Вадя?
          Легко шагая, он вышел из беседки и направился к Наташе. Девушка подняла на него свои большие карие глаза, поправила прядь волос и что-то сказала, отмахнувшись маленькой смуглой рукой. А потом развернулась, хотя Санек чего-то упорно ей втирал, и зашагала прочь, а я скрестил в карманах пальцы «Так его, Казанову хренова, Натка, так его!» Санек вернулся ничуть не расстроенный, сел напротив меня:
–Вот зараза-девка!
–Чего, отшила? Съел? – веселился Карась – А Димас тебе говорил, что безнадега.
–Спорим, что за месяц уломаю? – Санек открыл очередную бутылку и сделал большой глоток, прикрыв от удовольствия глаза.
–На что спорим? – Димка покосился на меня и подмигнул, мол, не выйдет у Санька ничего, не переживай.
          А мне как-то не по себе стало – догадывается что ли, что я по Натке сохну? Или так просто?
–А на ящик водки спорим! – Санек хватил по коленке ладонью – Копите денежки, господа, нынче беленькая в цене красивая…
        На том и порешили. Поспорили на ящик водки из-за моей Наташи. А я возражать не стал – сразу поймут, что нечисто дело, что я на нее запал. Улыбнулся натянуто. А перед сном все думал, все надеялся, что промахнется в этот раз Санек.
         Да нет же, Санек не промахивается. Он спортсмен у нас. Есть такие спортсмены. Чем больше в списке побед, тем он вроде лучше. Вот и Санек наш из таких. Дон Жуан чертов! А Наташа… А что Наташа? Она девочка, конечно, умная, до сих пор всех отфутболивала так ловко, что лучше и придумать нельзя – на хромой козе к ней не подъедешь. И все-таки ребенок она еще,  вдруг купится на Саньковы ужимки и подарочки, подумает, что вправду он за ней?..
       Э-э-эх, и чего я сам не попытался к ней подойти? Эти мысли никак не шли из головы, гнали сон и, казалось, пропитывали насквозь подушку. Я встал и распахнул окно – подышать свежим воздухом. Время было без двадцати двенадцать. И тут под березой увидел Санька и Наташу. Они о чем-то говорили. Наташа стояла ко мне лицом и светло улыбалась. А Санек стоял от нее совсем близко, а она от него не отстранялась, внимательно слушала. Я весь вытянулся, надеясь, что услышу их разговор с высоты своего второго этажа, но до меня доносился только шелест речи, а слов разобрать было невозможно. Так простоял я минут десять, потом Наташа взглянула на часы и махнула рукою в сторону дома. Когда она скрылась из виду, Санек усмехнулся и пошел в свой подъезд, поигрывая ключами и поглядывая на мой балкон. Я торопливо присел, не желая, чтоб друг заметил меня.
       Вернулся в постель и еще долго лежал, крутясь в постели с боку на бок и тяжело вздыхая. А во сне я видел ее, Наташку. С длинными тяжелыми косами, смеющуюся, с голыми ногами. Она бежала по берегу реки и бросала на воду одуванчики, букет которых был у нее в руках. Она вся какая-то теплая была, смуглая, золотоволосая и такие сияющие карие глаза, глубокие и мягкие в сиянии рыжеватых длинных ресниц. Наташа…

        Через пару недель, Санек пришел к нам в беседку позже обычного. В синей рубашке и начищенных остроносых ботинках сел, обдав нас резким запахом дорогого одеколона, закинул ногу на ногу и, выпуская изо рта колечки сигаретного дыма, заявил:
–Покупайте ящик водки, друзья мои! – он жадно закурил – А пока надо отметить. Карась, пошли к тете Томе за самогоном…

       В тот вечер я страшно напился. Пришел домой совсем никакой, даже мать меня отчитывать не стала, рухнул на кровать и мгновенно уснул.
       Через несколько дней, мы все вместе распивали проспоренный Саньку ящик. Это было у него дома, когда родители его уехали в сад.
–Ну и как она? – все допытывался хорошо поддатый Карась.
–Да ниче, очень неплохо для домашней девочки… – Санек налил в стаканы еще по двести грамм – Хотя, это все жутко скучно, надо вам сказать. Время впустую потратил. Овчинка выделки не стоила…
       Я сидел в кресле, положив на подлокотник консервную банку без этикетки, служащую пепельницей. Мне было противно слушать, и я старался побыстрей напиться, но водка, как назло сегодня шла водой и никак меня не брала. Димка тоже почти не участвовал в разговоре, сидел, задумавшись, смотрел в одну точку, много пил, но тоже, видно, как и я, к белой был в этот день не на шутку устойчив. Закусывали солеными огурцами.
–Так ты чего теперь, все, не пойдешь к ней больше? – спросил вдруг Димас.
–Не, а зачем? Я свое получил, а дальше уже неинтересно… – Санек сидел на полу, широко расставив ноги и положив расслабленные руки в колени – Хочешь, бери – даром отдаю…
          Вдруг раздался звонок в дверь. Открывать пошел Карась.
–Предки что ли вернулись? – спросил Димас.
–Да не, не должно, часов через пять, не раньше обещались… – Санек на всякий случай накрыл ящик джинсовкой.
        В коридоре было слышно, как загремел цепочкой Карась, как щелкнул замком и кого-то впустил.
–Ну, кто там, айда сюда уже! – крикнул Санек и закашлялся – Водка стынет!
         В комнату вошла, нет, почти влетела Наташа. В юбке чуть открывавшей колено, с забранными в хвост золотыми волосами, очень бледная, остановилась в проходе, словно не в силах была больше ступить не шагу:
–Здравствуйте… – сказала тихо, как-то сдавленно – Здравствуйте, ребята…
          Димас, видимо, хотел тоже поздороваться, но вместо этого громко икнул, покраснел и залепетал что-то бессвязное себе под нос. Карась, стоящий у девушки за спиной, недоуменно пожимал плечами. Я смотрел в сторону, закурив черт знает какую уже по счету сигарету. А Санек, которому водка давно пошла впрок, прищурившись, вглядывался в Наташу, застывшую в дверях зала.
–Ну, заходи, красавица, выпей с нами! – он подал ей стакан и хотел, было, налить в него водки, но девушка быстро покачала головой:
–Нет, я не хочу, я не пью никогда…Ты же знаешь… – она комкала край синей блузки, переминаясь с ноги на ногу.
       Карась юркнул в комнату, уселся на диван и, взяв стакан с недопитой беленькой, замахнул его залпом и крякнул.
–Саша…– Наташа сделала несколько шагов к нам, но остановилась, теребя прядь ржаных волос – Саша, я тебя искала…
       Санек заморгал, повернулся к Димасу и громко спросил его на ухо:
–Слушай, как ее зовут? Я че-то забыл совсем…
         Наташа вздрогнула, словно ее ударили, медленно повернулась, опустив золотистую голову, и вдруг метнулась прочь из зала. Хлопнула дверь и между нами повисла тишина.
–А че она? Обиделась что ль?... – Санек, пошатываясь, поднялся на ноги – А, я вспомнил! Наташа, Наташенька, вернись, зайка!..
        Я потушил сигарету и расстегнул верхнюю пуговицу – не хватало воздуха. Меня душило бешенство, мне хотелось убить Санька. Бить кулаком в его пьяную морду, пока кровь не брызнет из сломанного носа, пока…
–Вадя, ты чего побелел весь? – Димас положил руку мне на плечо.
–Да нет, я так… – я попытался улыбнуться, но у меня не вышло – Пойду проветрюсь…
         Я вышел на балкон, слыша, как Санек шумно блюет в туалете. Меня передернуло – какой же он все таки гад! А когда вечер ласково обдал меня запахами цветов, то я не смог не признаться: какой же я гад. А кругом полыхало лето на зеленом костре палисадников. И сладко пахла земля после дождя, прошедшего еще утром. И где-то вдалеке шумели проходящие поезда. И березы, старые, высокие, с шершавыми стволами, шелестели клейкой прохладной листвой о чем-то хорошем. А мне было сейчас плохо.  Догнала выпитая водка и кружилась голова, и виски горели, словно их залили раскаленным оловом, и чесались руки набить Саньку морду, и было ужасно противно от всего, даже от этого прекрасного летнего вечера.
        А на следующий день, утром по городку пролетела новость – Наташка шагнула с крыши. После я часто представлял себе, как она бежала по тихим вечерним дворам, растрепанная, задыхающаяся, почти летела, и… все-таки спотыкалась. Представлял, как села она на лавочку и плакала, заламывая тонкие смуглые пальцы. И никого не было рядом, кто сказал бы: «Все будет хорошо. Всякое бывает в жизни. Все пройдет, котенок!» И меня не было с ней, и я не сказал этих слов, и все случилось так, как случилось.
         Навсегда мне запомнится она посреди зала, с полуоткрытыми губами, вся напряженная, чуткая, с воспаленными всепонимающими глазами, полными слез. Как она стояла, вся подавшись вперед, комкая край льняной синей блузки, как порывисто и бесшумно она дышала и как развернулась, сверкнув своими золотыми волосами и выбежала прочь.
         Наша неразлучная четверка развалилась. Я все-таки подрался с Саньком. Димас, видимо, тоже много чего понял, глядя на меня, но с расспросами не докапывался, все больше молчал. Карась Санька послал куда подальше, хотя за что, нам так и не сказал. Черт их знает. Мы все, не признаваясь друг другу, чувствовали себя виноватыми. Дружба наша рассыпалась окончательно и бесповоротно.

26 февраля, 2008 года