Кошмар Кошмарыч и Неряша

                Кошмар Кошмарыч и Неряша

        Кошмар Кошмарыч сидел на замшелом пне и задумчиво ел сыроежку. Влажная, мягкая ножка  немного горчила, что особенно нравилось лешему. В это утро Кошмар Кошмарыч много чего переделал: помог госпоже Лисе заблудившегося в малиннике лисенка разыскать, сосчитал, сколько ложных опят на поваленной березе прибавилось за ночь, раскланялся с дедушкой Ежом и дал ему мазь из толченой дубовой коры, чтобы иголки не чесались. Все эти ежедневные заботы лешего не утомляли – слишком любил он свой лес. Знал каждую березу, каждую елку, с каждой рябинкой шептался, с каждой сорокой успевал словом перекинуться, со всеми муравьями дружбу держал нерушимую. Кошмара Кошмарыча за такое усердие весь лесной народ уважал, а некоторые даже побаивались. На расправу он был скор и круто обращался с нарушителями лесного порядка. Под его неусыпным надзором все росло, цвело, щебетало. И сам леший жил этим лесом, его суетящейся жизнью, и был бы счастливым верно, если бы одиночество не заело.
             Сразу за лесными владениями Кошмара Кошмарыча начинались Мертвые болота. Про это гиблое место ходило много страшных рассказов. Говорили, будто утопленники, которых затянула в глубь свою молчаливая мутная жижа, поднимаются со дна и ходят по окрестностям. Они пугают честных людей, воруют детей, душат скотину и утаскивают за собою в болото. Но все эти сказки-присказки люди рассказывали детей неразумных пугать, а для лесной нечисти никакой опасности в тех болотах не было, а наоборот даже, было то место особенно привлекательным, потому как жила там кикимора Неряша. На эту болотную девицу Кошмар Кошмарыч глаз и положил. Уж с чем он к ней только не хаживал: и землянику носил, и ландыши охапками, а к зиме столько рябины да калины ей натаскал, что куда и прибрать кикимора не знала. Но все эти подарки и ухаживания приняты не были, Неряша гордо вскинув голову, сообщила, что ей всего двести двадцать три года, что она еще прекрасно молода и вообще, Кошмар Кошмарыч не в ее вкусе. После этой неудачи леший захандрил. В свободное время он сидел на замшелом пне, ел сыроежки, грустил и толстел. Надежду на семейное счастье будто сорока-белобока склюнула. Кроме Неряши, конечно, были и другие нечистые. В овраге жила отбившаяся и одичавшая домовиха, но была она такою страхолюдиной, что Кошмар Кошмарыч даже подумать о ней не смел – сразу зубы от страха стучать начинали. Если по Мертвым болотам пройти на север, то можно выйти на домик сестер Неряши. Но они какие-то странные, полоумные какие-то. Весь день поют, пляшут, забот у них никаких. Словом, неработящие, а такие Кошмару Кошмарычу не по сердцу. Да и потом Неряша уж так приглянулась, что и помыслить-то о другой грешно. Целыми днями ходила она по своим болотам, проверяла травы, пела с комарами, следила за лягушатами. А Кошмар Кошмарыч смотрел на нее из-за кустов и сладко вздыхал.
               Думая теперь об отказе Неряши, леший даже жевать гриб перестал, спрыгнул с пенька и подошел к луже. Из зеленоватого круглого озерца, окаймленного прохладной бледной ряской глянуло на Кошмара Кошмарыча немытая темная мордочка. Обветренная, загрубевшая, загорелая до черноты, она, казалось, выточена была из дерева. Широкий нос, тонкие, почти незаметные губы, шевелюра сроду нечесаных, огненно-рыжих вихров, припорошенных одуванчиковой пыльцою. От такой растрепанной прически голова у Кошмара Кошмарыча казалась неестественно большой. А шея, на которой эта голова сидела, неестественно тонкой. И только глаза, огромные, зеленые, немного навыкате, глядели умно и прямо, сияли каким-то особенным внутренним светом. Веки опушали густые рыжие ресницы, отчего глаза выглядели совсем уж престранно даже для лешего. Одет Кошмар Кошмарыч был, как и подобает всякому лешему, в латаный-перелатанный кафтан, в красные штаны, подпоясанные толстой травиной, и в маленькие, будто игрушечные, лапотки.
          Глянув строго на свое отражение, критически осмотрев свой наряд, и почесав грязной пятерней голову, он вслух сказал:
–Ну, чего она носом крутит? Ведь я же красавец писаный, и хозяин дельный, и вообще… – он подумал, чего бы еще себе в заслугу приписать, но ничего не надумал лучше, кроме как – И вообще я хороший. Очень…
–Кошмарыч! – раздался вдруг у лешего за спиною тоненький серебристый голосок – Беда, Кошмарыч!
        Он резко обернулся и увидел Неряшу, бегущую к нему со всех ног. Ох, и до чего же она хороша тогда была! Волосы зеленые в мелкие косички убраны, в каждую косицу незабудка  вплетена. Острые ушки от волненья вздрагивают. А глаза такой синевы чудесной, что голова кружится, когда в них посмотришь. А на ресницах черных слезинки трепещутся, как росинки на траве поутру. Очарованный Кошмар Кошмарыч судорожно сглотнул, но тут же брови сдвинул, припомнив обиду:
–Ну, чего стряслось там еще? – спросил он с напускной суровостью, глядя в бледное милое личико кикиморы.
–Беда! – Неряша глядела на него с испугом – Люди идут!
            Кошмар Кошмарыч не без сознания собственного превосходства взглянул на нее:
–Эх вы, бабье суетливое! Всполошились, ровно пожар, а чего пугаться-то? Ну, идут, пущай себе идут. Мы им и тропы укажем, и на грибы наведем, и ягод стряхнем в лукошко поспелее. Жалко тебе, что ли?
–Да не с добром идут! – Неряша плакала, и крупные слезинки текли по щекам – Лес рубить идут…
–Мой лес… – Кошмар Кошмарыч два раза крупно мигнул, наморщил лоб – Ну покажу я им, окаянным, как деревья мои обижать! Тропы закручу, кусты переплету, грибы да ягоды попрячу, всех комаров да мошкару подниму – не дам елок да берез моих топорами рубить.
–Да какими ж топорами, они с пилами пришли… – кикимора шумно высморкалась в листок подорожника, который служил носовым платком – Не убережемся теперь. Ах, беда, куда ж нам от этих мест…
        Неряша не договорила, где-то в километре от места, где стояли кикимора с лешим, раздалось жужжанье, словно какое-то огромное насекомое поднялось на крыло. «Вжи-вж-ж-вжи-жжи…» – яростно ревела бензопила, вспугивая птиц. Маленькие сойки, мелко хлопая крылышками, ныряли в небо, не зная, куда деваться от страшного шума. Раздался треск и свист листвы тяжело падающего на землю дерева.
–Ах, распроклятые! – взвыл Кошмар Кошмарыч, и звонко хлопнув в ладоши, исчез.
–И я с тобой…– тихо пискнула Неряша и, топнув маленькой ножкой, тоже пропала.
       Через мгновенье оба стояли в самой середине куста шиповника, который пышно цвел белым цветом и пах так сладко, что голова кружилась. Никто из дровосеков не заметил двух маленьких существ, злобно сверкающих из куста глазами. Никто и не подумал, что может кто-то спрятаться и следить за ними, что у кого-то щемит сердце, и дух захватывает от обиды за свалившееся на сырую землю дерево.
–Ведь эту березку я сама садила, сама над ней, над маленькой, песни пела… – Неряша закрыла личико мятым листиком подорожника, сдерживая рыданья.
         А Кошмар Кошмарыч так и обмер, на погибшее дерево глядя, припал к земле и зашипел, зашептал над листьями:
–Комары да мошкара, да всякая пакость лесная насекомая…– леший закрыл прикрыл глаза, словно вслушиваясь и вправду вскоре услышал, как загудело, закопошилоь, застонало, завсхлипывало под каждым листом, под каждой кочкой, в каждой трещинке коры – Выручайте, родимые! – говорил Кошмар Кошмарыч одними губами – Выручайте, после спать будете. Пусть ни вздохнут, ни глаз не откроют, ни словечком не перемолвятся. Жальте их, обидчиков, не жалейте никого, не с добром в наш лес они вступили…
           А мужики тем временем успели повалить еще две ели. С протяжным вздохом рухнула хвоя в грязь, замерла, не шевелясь. Не дурманить ей больше своим еловым запахом никогда, не стряхивать зайцам на голову охапки белого рыхлого снега, не удивлять высокое небо своей гордой статью. Распиленные деревья люди оттаскивали к машине. Огромный «Камаз» стоял поодаль на широкой лесной дороге. Весело переговариваясь, лесорубы забрасывали толстые крепкие чурбаки в кузов.
–Да не тронь ты их, как ветки начинаются! – крикнул пареньку светловолосый мужчина с веселыми синими глазами – Самое толстое возьми, а там бросай, а то на лесника еще чего доброго напоремся!
–Да жалко, батя, ведь в три обхвата толщиной дуб-то! Сколько  рос… – сказал парень, совсем не похожий лицом на отца – Повозимся лучше подольше чуток, ведь тут два раза пилой махнуть, а смотри какой ствол мощный, на неделю печь вытопить хватит.
–Не себе, а на продажу валим – был ответ – А штраф как повесят, так не отвертишься потом: все дровишки к чертям пошлешь. Леса много, чего жалеть? Он, чай, не купленный, дармовой стоит, ничейный…
        Паренек только кивнул, так как тяжело было дальше говорить, снова завизжали пилы, затрещали падающие сосны. Вдруг меж листьями замаячили черные тучки. Они волновались, росли, приближались, и все теснее смыкали кольцо вокруг работников.
–Вот одурели совсем! – крикнул рыжеусый – Смотри, как жрут! К дождю, что ли? Поторопиться надо…
–Гляди, Кошмарыч, сколько славных деревьев погубили! – Неряша приподнялась на цыпочках, чтоб лучше видно было – Туманы с болот моих мертвых и смрадных, зову вас на помощь, восстаньте из жижи! Беда подошла – уж и некуда ближе. Спасите, а после вернитесь обратно…
           И пополз туман с Мертвых болот. Стлался он по земле, разгоняя запахом зверье лесное, тек по веточкам, по листочкам, быстро достиг лесорубов и так на них вздохнул, что мужики носы позатыкали.
–Ой, дышать нечем! Ну и вонь! – жаловались мужики, но работать не бросали.
–Птички-невилички, большие и маленькие, пестрые и другие всякие, певчие и хищные, высоко летающие и низко – Кошмар Кошмарыч так и жег злодеев глазами – Все, все предо мною предстаньте, не давайте спуску этим… – леший искал подходящего слова, но так и не нашел, смолк.
            И стая птиц, самых разных: и сороки, и соловьи, и вороны, и пустельги, и даже совы с филинами – все сейчас же слетелись с щебетом, со свистом, с уханьем закружили над людьми.
–Что за день-то за такой! – мужики подняли голову вверх – Средь бела дня совы с филинами летают!
–Да что совы! Вот пустельги с рябчиками – это вот чудно!
–Птички! – сказал светловолосый мужик, вытирая вонючую каплю с рукава рубахи.
           И тут посыпались на них зловонные капельки, прямо дождь какой-то. И прицельно так, все в голову, в лицо, в плечи. И укрыться негде. Но, видно, терпенье у людей лопнуло, наспех позабрасывали они пилы в кузов, почти заполненный свежими чурбанами, и покатили прочь.
–Ага, испужались-таки! – злорадно потер ладошки Кошмар Кошмарыч – Так-то просто не отделаетесь.
          И перепутал все тропки, все дорожки, и к топи Мертвых болот все пути поворотил. Машина завязла колесами в болте. Люди выскочить успели, а «Камаз», ушедший передними колесами и носом, не без помощи Неряши, сгинул в зеленой хлюпающей жиже навеки вечные.
            
             Лето прошло. Прошагало, щедрое, по лесам, по полям, по рекам. Осень наступила. Теплая и ясная, вызолотила березки, разрумянила клены, тополя серебряные желтыми сделала. А уж про грибы и сказывать нечего. Засыпала. Ходят бабы с детишками с корзинами ивовыми, аукаются, похваляются у кого какой гриб. Все пни опята обжили, под каждой осинкой подосиновики красные шляпы под листик прячут. Костяника красная-красная, сладкая, от росы мокрая, от солнышка теплая. Сквозь мякоть алую белая твердая косточка просвечивает, как жилочка.
          По утрам, чуть засветать начинает, когда еще спит все, Кошмар Кошмарыч подходит к пням погибших от пил деревьев. Стоит у пня, шепчет что-то, ладошку к земле прижимает, а когда убирает, то проклевывается зеленый молодой побег. В карманах у лешего желуди. Он их заботливо закапывает там, где помягче землица, желает им столетними вырасти. С Кошмаром Кошмарычем ходит жена его, кикимора Неряша. Она тоже не теряет даром времени. В подоле передника, сшитого из лоскутков, лежат у нее полные душистых орешков шишки. Она раздает эти шишки белочкам, а те прячут их там, где им хочется в следующем году молодую елочку увидать. Так и живет лес. На следующую весну пней уже видно не будет, они утонут в прохладной клейкой зелени молодых побегов. Из закопанных белками шишек выстрелят колючими липкими иглами молодые вечнозеленые красавицы. Осиновая роща никогда не задрожит от страха перед бензопилою, отныне листочки будут звенеть только от смеха, от счастья. Об этом Кошмар Кошмарыч позаботится. Он долго благодарил и птиц, и каждую мошку с комаром за «неоценимую помощь». Неряша на своем болоте таких трав понасадила, от которых вода пахнет плохо и туман особо густым и смрадным становится. Кто в лес за грибами да за ягодами, с уваженьем к каждой травке, тому Кошмар Кошмарыч поможет, покажет, направит. Самый большой гриб в корзину подложит, на самые сладкие ягоды наведет. Но кто со злом, к тому и лесные сторожа со злом. Оттого и комаров Кошмарыч разводит побольше, оттого Неряша и топь заговаривает, чтоб светлела, как чего недоброе почувствует, оттого сороки теперь на посту всегда. На всякий случай. Все в жизни бывает. Лес ведь, как ребенок, за ним постоянный глаз да глаз нужен.   

11 мая 2008 года