Река памяти

            Река памяти

                «Только не подумайте, что я сумасшедший…»
                из разговора…

        Город изнемогает под июльским солнцем. Люди пьют квас из огромных, пузатых, желтых бочек, отдавая толстой улыбчивой тете Томе 12 рублей за литр. Женщины одеты так, что раздетыми они смотрелись бы куда скромнее. Дети едят мороженное.
       Я шла босиком по горячему асфальту, туфли несла в руке. Шла на почту, опустить письмо. Вдруг послышались  приближающиеся шаги, и в спину мне полетела избитая в употреблении мужского населения фраза:
– Девушка, можно с вами познакомиться?
Я резко остановилась, обернулась. Передо мной стоял неприлично красивый мужчина, лет тридцати на вид. Мне уже так надоели эти расфуфыренные приезжие парни, одетые в отглаженные белые рубашечки, что фраза эта подействовала на меня, как красная тряпка на быка. Собираясь сказать что - то убийственно язвительное для мужского самолюбия, я слегка наклонила голову и открыла было уже рот, как вдруг на лице его отразился неподдельный ужас, смешанный с искренним удивленьем:
– Это вы, вы… –  задыхаясь, проговорил он, отступив от меня на несколько шагов, схватился за голову, повернулся и побежал прочь. Я постояла несколько секунд, глядя ему вслед, недоуменно пожала плечами и пошла на почту.
         
                ***

         Раннее утро. Едва - едва брезжит розовый рассвет на рваных клочках неба, которые видны сквозь зеленое кружево листвы. Я торопливо снимаю обувь, сбрасываю на куст дикого шиповника рубашку, шорты, распускаю волосы и вхожу в темную прохладную чащу. Мои босые ноги охватывает своими мягкими лохматыми лапами туман, между пальцев набиваются соринки, травинки, ступни обдает душистой росой. Я часто хожу в лес одна, молюсь осинам, особенно последнее время, когда с людьми сталкиваться хочется все меньше и меньше. Одиночество, тишина, тенистый сад, маленький садовый домик… Самое время разобраться в себе, вспомнить многое и попытаться пережить, причем, не взахлеб, не спешкой, как всегда это у меня выходит, а медленно, вдумчиво…
          …К боли можно привыкнуть, как к физической, так и к душевной. Но постоянное положение «над пропастью жизни и смерти», естественное, как вдох и выдох, все - таки заставляет делать попытки что - то изменить. И путаешься в тенетах собственных ошибок и их последствий, как муха в меду, не можешь выбраться и от этого еще больше барахтаешься, увязаешь.
        …Многих людей нет и многих еще не будет, потому что не все оплачено, не за все отвечено. Но страшнее всего мучительное незнанье того, за что и как нужно отвечать. Обернешься назад, туда, в прошлое, где  осталось вереница страха, боли, отвращенья к самой себе и к людям, и не хватает духу сказать: «Я могу терпеть еще, могу взять больше».
         Размышляя так, я не заметила, как вышла на огромную, круглую поляну. Белая пена ромашек в океане зелени расплескалась в лучах восходящего солнца. Туман прощально поцеловал своими мягкими, белыми губами мои лодыжки и отхлынул обратно в чащу, цепляясь за папоротник. И я побежала. Ни о чем не думая, ничего перед собой не видя, кроме этого моря цветов и трав, ничего не слыша, кроме заливающегося где - то в листве соловья, ничего не ощущая, кроме запаха разнотравья и росы, холодящей босые ноги. Упасть бы в эти ромашки. Вот так – ах ! Упасть, но не как в объятья мужчины падают, а упасть, словно на руки нежной, любящей матери.  Ах  – и все небо голубое со всеми его реденькими, ленивыми тучками обнять душою! Ах!
          Я лежала на земле, широко раскинув руки, словно и вправду хотела обнять небосвод, а по вискам из  распахнутых в вышину глаз, текли слезы. Соленые и горячие, настоящие слезы. А ведь я почти забыла, что умею плакать. Как - то всегда получается, что в момент, когда хочется разрыдаться, рядом оказывается какой - нибудь человек, а плакаться в жилетку меня не учили, вот, выходит, и лишена я этой исключительно женской привилегии.
       А ромашки прикасались к щекам своими ласковыми лепестками, словно утешали…
Вдруг меня охватило странное чувство. В груди стало очень горячо, легко и сладко - больно одновременно, дыханье участилось, невозможно было восстановить его прежний ритм, мир стал ярче, каждая травинка словно приобрела некий светящийся контур, все ощущенья обострились до предела. Каждый шорох слышался острее, каждое дуновенье ветерка, приносящее очередной аромат каких - то цветов казался неповторимым, но самое главное захотелось беспричинно смеяться и захотелось…
       Впрочем, ощущенья были необычны, даже противоестественны для меня. Не мои ощущенья. Я никогда прежде не испытывала ничего подобного. И в заключение всего этого эмоционального коктейля я почувствовала прикосновенья, человеческое тепло, услышала чье - то прерывистое дыханье и по телу пошли горячие волны, которые пульсировали в каждой клетке. В глазах все краски слились и стали выстраиваться в симметричные и ассимметричные рисунки, как  в калейдоскопе. Я вздрогнула, села резко, помотала головой, отгоняя наважденье. Последнее время со мной происходят поистине странные вещи. Мне снятся сны, простроенные мышлением, на которое я не то, чтобы неспособна, просто оно скорее мужское, чем женское. Да, как ни странно, но мне кажется, я вижу чужие сны, принимаю на себя чужие чувства, состояния,  а может, просто схожу с ума. И, если честно, предпочла бы второе предположенье, потому что первое совсем уж абсурдное.
           Обратно шла той же дорогой. Остановилась на опушке, взяла с куста шиповника одежду, собрала в тугой пучок сильно отросшие за последние несколько месяцев волосы, пошла домой.
           На ключ садовый домик я нужным закрывать не считала – чего там брать? Распахнула дверь, вошла в уютную комнатку, сразу поставила чайник. Потянулась за чаем, задела банку с вареньем и уронила ее себе на ногу.
 – Ай- йа !  – прозвучало одновременно два возгласа: один мой, другой  – произнес мужской голос, причем так искренне, как будто ему тоже свалилась на ногу банка варенья.
            Я обернулась, все еще морщась от боли в ноге и встретилась со взглядом жгучих, черных глаз. Тот самый неприлично красивый какой - то особенной, дьявольской красотой молодой человек, которого я встретила по дороге на почту, стоял прямо передо мной и краснел, отчаянно пытаясь что- то сказать.
– Простите меня, пожалуйста, я…– торопливо говорил  прекрасный незнакомец. – Вы только не подумайте, что я сумасшедший…
– Не подумаю –  поспешно бросила я, бессовестно рассматривая его. Я вообще - то не взыскательна к мужской красоте, плечи есть –  уже красавец, но этот –  нечто. Все в нем – гармония: в плечах –  косая сажень, в движеньях природная, почти кошачья грация, взгляд внимательный, острый, кожа смуглая, волосы разметались небрежными прядями на крепкую шею и по плечам…
– Я хотел бы с вами поговорить об одном очень странном деле… Мне порой кажется, что я чувствую, понимаете ли…Что вы так на меня смотрите ?  – он вдруг насмешливо посмотрел на меня.            
             А я разозлилась. Как он, наверно, избалован женским вниманьем, как объелся всеми этими пылкими и смущенными взглядами, полными надежды. А тут еще я – вылупилась, как цыпленок из яйца, таращусь на этот эталон, как восхищенная девочка - дурочка.
– А что прикажете мне делать ? – лучшая защита – нападенье решила я больше подсознательно  – Вы приходите ко мне домой без спроса, без приглашенья, садитесь на мой диван, и ждете чтобы я обводила вас равнодушным взглядом?  Встаньте, кстати, я не позволила вам садиться!
              Он еще раз усмехнулся, протянул большую, но аристократического склада руку с длинными пальцами и тонким запястьем:
– Для  начала познакомимся. Я – Виктор, а вы? Ты? Можно с вами на ты? Я ведь куда старше, да и потом разговор нам предстоит откровенный и не самый легкий…
–Лена – неохотно представилась я и неожиданно крепко, по- дружески пожала руку – Так что же вы все- таки пришли ?
– Можно чаю? Мне правда неуютно крайне, я вообще ощущаю себя полным дураком. Позвольте говорить с чашкой чая в руках.
Теперь уже усмехнулась я: его открытости, а может наглости – черт этих мужиков поймет со всеми их причудами!
– Я люблю с лимоном… – сказал он, когда я повернулась, чтобы заварить чай – и с печеньем, я вообще очень люблю сладкое…
           Я опешила от такой наглости. Это уже слишком:
– Ты говоришь это так, словно мы с тобой знакомы лет пять! – возмущенно бросила я ему в красивое лицо.
– Но я ничего не говорил…– он прищурил глаза.
– А про чай с печеньем после двух минут с момента знакомства? – сказала я, ища его взгляда, но он отрицательно покачал головой.
«Мне, наверное, послышалось»  – неуверенно решила я.
            Сели друг против друга. Отхлебнула чаю, почувствовала, как заныл давно болевший зуб.
– У тебя болит зуб ?  – он закрыл ладонью щеку, поморщился, словно от зубной боли.
– Откуда ты об этом?… – и накатило ощущение не то ненависти, не то злобы. Я непроизвольно сжала руку в кулак так, что костяшки пальцев побелели. Но это не моя злость, не моя ненависть, но направлена она ко мне. Эти эмоции от него идут.
             Долго молчали, и в молчании этом многое становилось понятно, и охватывал страх. Этого не может быть, это невозможно, но это есть. Он знает, что у меня болит зуб, а я знаю, что он любит сладкое и что его любимую девушку зовут Марина, хотя он не говорил об этом вслух, а еще я знаю…
– Ты мне веришь? Веришь, что я ощущаю тебя в себе? – сказал он мысленно, прервав поток моих рассуждений
– Да, верю – ответила я тем же способом – тебе страшно?
– Очень – ответил Виктор уже голосом – ты не представляешь себе, что я чувствую через тебя…Ты делаешь такие вещи, которые для женщины естественны, а мне хоть на стенку лезь… – и он впал в описание подробностей, присутствующих в моей личной жизни.
– А ты думаешь для меня нормально ощущать…– перешла в атаку я –  ну ты сам понимаешь что… –  я вспомнила свое состоянье тогда в лесу, теперь мне было понятно, что именно тогда произошло – А мне каково! 
– У меня из - за тебя каждый месяц живот болит… – он обиженно сложил руки на груди
– Я не виновата, что родилась женщиной, и если ты думаешь, что я рада этому, ты ошибаешься! – вскипела я.
– А тебе нравится, когда у мужчины… – Виктор смаковал каждое слово, а я отчаянно краснела, мне действительно нравилось, когда у мужчины… Впрочем это не стоит описывать.
– А ты вообще извращенец! – вспоминая некие из своих эмоций, передавшихся мне от него, закричала я  – ты, ты…у тебя…
– Все, хватит, мы поссоримся. Нужно уважать слабости друг друга. Дай мне обет целомудрия, ты не представляешь, что мне приходится через тебя чувствовать… –  в голосе его не было ни тени шутки.
– А почему бы тебе его не дать?
– Потому что… – он мучительно искал довод, который убедил бы меня, но так и не нашел – Потому что так вот…
Мы с ненавистью посмотрели друг на друга.
– Хорошо! – он резко встал и пошел к выходу.
– Ты куда! – возмущенно воскликнула я, побежала за ним, но он вышел вон, хлопнув дверью.


                ***

            Понеслись дни. С Виктором мы встречались нечасто. Не здоровались, а порой, заметив меня, он сворачивал в другой переулок. Однажды вечером, когда мы сидели на лавочке с ребятами, подошел Виктор.
– Иди сюда, нужно поговорить! – хмуро обронил он.
Я попрощалась с другом довольно горячим поцелуем и пылким многообещающим взглядом.         
            Виктора передернуло от отвращенья:
– Я знаю, о чем ты подумала. Бесстыдница!…
Звонко стуча высокими каблуками по асфальту, я подошла к нему совсем близко, шепнула:
– Ревнуешь? – на что он презрительно фыркнул.
– А она совсем недурна… –  я невольно поймала его мысли, он понял это, сказал язвительно – Только походка у тебя, как будто по гвоздям ходишь…
          Я рассмеялась, ничуть не обидевшись. Пошли в парк. Полчаса шли молча. Наконец он нарушил молчанье:
– Надо что - то делать. Это невыносимо. Я знаю такие вещи, которые мужчине ни при каких обстоятельствах знать нельзя. Ты такая, ты… – он выразительно посмотрел на меня, и сказал, смягчая фразу – шебутная.
– И что ты предлагаешь? – я ответила ему насмешливым взглядом
– Приходи ко мне завтра вечером домой – он сказал это беззлобно, с каким - то оттенком флирта в приятном, низком голосе, галантно поцеловал мне руку.
– Никогда так не делай больше… – растерявшись, одними губами сказала я.
– А разве тебе не нравится? – он вскинул красивую голову, расхохотался и быстрым, уверенным шагом пошел по аллее, пока не скрылся, укрытый в зыбком колыханье тополиной листвы.

            
                ***

      …Вошла в темный прохладный подъезд, нажала на кнопку звонка. Виктор встретил меня с прохладной сдержанностью:
– Присядь… –  он взял меня за плечи и, надавив на них, принудил меня сесть в глубокое, удобное кресло.
– Зачем ты позвал меня? – я вдруг перестала слышать его мысли, остались лишь его чувствования.   
         Теперь я ничего не могла сказать точно. Он тянулся ко мне всем своим существом, не мог этого скрыть, злился на себя, радовался, что я пришла, хотел зачем - то дотронуться до моей руки,  погладить меня по волосам, хотел пить и хотел еще чего - то, что не стоит переводить в слова. 
         Сколько времени прошло я не знаю. Теперь я совершенно отчетливо слышала его желанье. Резко встала, пошла к выходу:
– Постой! – я повернулась на его оклик.
           Он прижал меня к стене, начал целовать шею, плечи, привычными, умелыми движеньями расстегивая блузку. Ошеломленная такой неожиданностью, я подарила ему несколько минут абсолютной покорности, потом забилась, попыталась оттолкнуть, но, понимая бесполезность сопротивленья, сдалась, выжидая момент, чтоб вывернуться из его крепких объятий. И тут мне передалось его чувство. Сумасшедшая, с холодным пламенем в груди страсть, от которой задыхаешься, как от ветра, дующего в лицо. Один порыв, силой взбешенной морской волны, непреодолимое желанье прикосновений, легких и теплых, как искры бенгальского огня.
           Прошло несколько минут. В тишине было слышно глубокое прерывистое дыханье и шелест падающей на пол одежды. Руки, губы, тени – все в это время стало единым целым. Я не понимала, где он, а где я. В одном порыве слились тела, а с ними и все ощущенья друг друга и окружающего мира. И вдруг вниз живота мне вонзилось что - то холодное. Оно росло, расширялось, образуя огромную пустоту, пока не закружилась голова и каждую клетку моего тела не пронзила боль. Словно все атомы разрывались на сотни тысяч частей. В полузабытье я услышала его крик. Такой же полный ужаса и боли, как мой. 
             В глаза мне хлынула темнота, в которой вспыхивали и переливались все цвета на свете, образуя сплошной, ослепительный мрак. Но это был не пик страсти, а что - то иное, непонятное, страшное…
         Внезапно все кончилось. Исчезла боль, и беспорядочность цвета сменилась линиями четких очертаний нового мира, окружающего меня:
– Где ты? Где ты? – то ли крикнула, то ли хотела крикнуть я.
               Огляделась. Цветы, цветы вокруг. Нет конца и края кроваво - красным макам, бледно - желтым нарциссам, белоснежным лилиям. И еще много других, неизвестных мне, ярких, фантастически - прекрасных, вскинувших свои нежные лепестки вверх, откуда льется серо -зеленый сумрак. И еще передо мной раскинулась река. Темная спокойная вода ее гладкая, как зеркало, но в ней не отражается ничего. Я склоняюсь над ее сплошной матовой поверхностью, но не вижу своего отраженья. Вдруг в ватной тишине, разрывая ее зловещим звоном, летит крик:
– Я не могу, я этого не вынесу, спаси меня от себя! – голос срывается на всхлип.
           Он стоит на коленях в нескольких метрах от меня. Глаза широко открыты, бледные, тонкие губы дрожат. Ссутулившись, он раскачивается, словно маятник, прижимая руки к груди.
– Вить, послушай  – так странно прозвучало в этом пустынном месте простое человеческое имя, придавшее мне сил и, чтобы еще  раз разрушить чары этой новой реальности  – Вить, посмотри на меня, прямо в глаза посмотри, что ты видишь ?
– Я вижу слезы, ты плачешь… – он сказал это так искренне, что я невольно дотронулось рукой до своей щеки – и правда, по ней бежала горячая слеза – Зачем же ты коснулся меня, хороший мой, нам нельзя было…
          «Он  совсем мальчишка. Это знанье не должно было достаться ему, он не готов, он не может!»  – колотилось у меня в голове.
– Да, да, оставь это все себе, иди по этой дороге одна…Это твоя судьба, я не хочу видеть… –  лихорадочно заговорил он, обнимая мне колени, целуя их холодными губами.
            Я стиснула его руку, повлекла за собой. Я знала каким - то особым необъяснимым знаньем, что нужно делать.
– Нет! – он рванулся в сторону, поняв, что я веду его прямо в воду этой странной реки – Нет, ты не представляешь что мне покажет сейчас эта проклятая вода!
– Ты окунаешься в мою память, Река Памяти показывает тебе картинки пережитого мною. Страшно? А ты думаешь, мне не страшно?
         И мы вошли. Рука об руку, нога в ногу вступили в ледяную жидкость  – не то кровь, не то еще что - то красное, и разом ушли под воду. С глухим плеском над головами сомкнулась тьма…

        …Маленький мальчик –  черноволосый, черноглазый, очень худой, с удивительно красивым бледным лицом стоял посреди комнаты, сдавив виски руками, кричал беспомощно:
– Папа, папочка, не надо!
         И в эту секунду я словно стала им и мной овладел ужас бессилия, который стучал и стучал в висках, разрывал что - то пульсирующее в груди. Я видела крепкого сложения мужчину, а у ног его красивую молодую женщину с искаженным страхом лицом, с глазами такими же колючими и черными, как у сегодняшнего Виктора. Мужчина одной рукой держал ее за волосы, другой бил по лицу, выкрикивая что - то, чего я уже просто не в состоянии была понять…

          …Вечер. Я вхожу в темную комнату. Громко играет музыка. Лица. Руки, смех, мой крик. Никогда в жизни я так не кричала. Это мое воспоминанье, которое уносится мгновенно. Я знаю, что теперь это видит Виктор. Видит все то, что произошло со мной, а я вижу его жизнь в ярких картинках, вижу его глазами. …

          … Осенний парк. И вновь то чувство легкости, которое охватило меня на поляне. Навстречу мне идет молоденькая девушка –  светловолосая, светлоглазая, в сером пальто, смеется, берет из моих рук букет цветов.
– Знаешь, Маришка, я в тебя влюбился как дурак –  говорю я его голосом, обнимаю ее за талию, целую в улыбающиеся губы его губами…

          …Зима. Я хочу перейти дорогу, иду на зеленый свет, как вдруг из - за угла вылетает машина, не успевает затормозить, и страшный удар, резкая, потом тупая боль в боку, в берде, в правой ноге… А над головой небо и в полуоткрытые глаза мои, которые заливает кровь, льющаяся из рассеченной брови, падают и падают крупные белые хлопья снега…

          …Ранняя весна. Холодно. Я стою, дую на замерзшие пальцы. Моросит дождь. Вокруг люди, люди, я словно во сне беру горсть земли и бросаю в глубокую яму, а на памятнике фотография моей матери…

          …Ночь. Теплая, уютная квартира. Я мечусь по комнатам, как зверь в клетке. Спешно бросая вещи в огромную дорожную сумку, потом выбегаю на улицу и еду на вокзал…

…Жаркий день. У зданья почты. Его глазами я вижу себя, обернувшуюся на окрик:
– Девушка, можно с вами познакомиться?…

                И снова я это я, а не он. Все увиденное мною произошло за доли секунды, хотя мне показалось вечностью, целой жизнью. Я хотела вздохнуть, но холодная ледяная масса сделала это невозможным. И я рванулась вверх, всей силой желания жить, дышать, почувствовать солнце, тепло, услышать пенье соловья на рассвете…

          …Небо. Голубое - голубое, как россыпь незабудок. Безоблачное небо… Я вздохнула так глубоко, что слезы выступили на глазах, забила руками по воде, барахтаясь, понимая, что теряю силы. Только хотела крикнуть на помощь, как вдруг ногу свело судорогой и я пошла ко дну. Снова сомкнулась вода над головой, но не красная, а прозрачная, чистая, беззлобная вода. И сквозь колебания струй и частую рябь я все видела это небо… Вдруг снова все закружилось, и я услышала как ОН кричит. С трудом осознавая где я, и сном ли было все то, что только что произошло, я приподнялась, открыла глаза. Он лежал рядом, заламывая руки, вскрикивал и стонал, словно его резали ножом. Я знала, что он видит сейчас и что чувствует.
– Нет, отпустите меня пожалуйста, нет, нет, не надо! – кричал он, маша руками и ногами, ударился головой о спинку кровати, упал, сжимаясь в комок, судорожно водя по воздуху дрожащими пальцами.
          Я попыталась удержать его, но Виктор отшвырнул меня в сторону. Больно ударившись, я стояла над ним, закрыв лицо руками. Вдруг он обмяк, открыл глаза, неосмысленный взгляд его остановился на мне, потом он зажмурился, и, зарыдав, повалил меня на пол, обнимая, тычась лицом, словно щенок, мне в плечо и в грудь:
– Спаси меня, я не могу, а - а - а! – слезы текли сплошным горячим потоком, обжигая кожу моих рук и живота. Я гладила его по голове, шептала что - то бессвязное, ласковое…


                ***

           Пролетело лето. Я сидела на лавочке, ела мороженное, читала какую - то неинтересную книгу, ждала свою электричку. Он подошел бесшумными шагами, сел рядом:
– Привет – сказал это безразличным будничным тоном, взял мою руку, поцеловал в запястье.
– Я же просила так не делать  – устало начала было я
– Я же знаю, что тебе нравиться… –  он многозначительно улыбнулся
– Не лезь мне в голову – бросила я, хотела встать и уйти.
– Не уходи, я пришел попрощаться. Ты уезжаешь сегодня, я тоже. Возможно, мы не увидимся долго – он говорил это искренне, горячо, заглядывал мне в глаза – я хотел сказать тебе. Я, я… восхищаюсь тобой… – он помолчал – я даже больше скажу, я люблю тебя за то, что ты такая, за то, что ты поступала именно так, как поступала…
– Что ты будешь делать с нашими возможностями? – прервала я его.
             Он тут же захлопнулся, нахмурился, пожал плечами в знак того, что понятия не имеет.
Подошла электричка. Мы понимающе улыбнулись друг другу, без лишних слов, без объятий. Только перед тем как зайти, он звонко, по - братски  чмокнул меня в макушку:
– Береги ты себя – и помолчав немного добавил – пожалей ты меня…


май 2006 года