Ведьма

                Ведьма

         Для села, где прочно укрепились нравы старины, это было потрясением – не женаты, а живут вместе.
          А нам с Сашкой было плевать. Мне нужно было уединение после больницы, а у него стояла острая необходимость  разрушить свое кромешное одиночество. В огороде росли ромашки и яблони, в домике на окне висели шторы, а на плите пыхтел чайник. Я почти все время не вставала с кровати, меня мучили боли, и температура не спадала сутками. Я лежала с пересохшими губами, бледная и слабая, смотрела в потолок и не находила слов в утешенье ухаживающему за мной Сашке. Он хмурился, видя, что дело плохо. Будучи доктором медицинских наук и гениальным хирургом, Сашка оказался совсем беспомощным в быту. Он то и дело ранил пальцы, когда резал лук, а полы он мыл так, что я смеялась, хотя смеяться было очень больно.
        Дошло до того, что у меня начали отниматься ноги. Я совсем не могла вставать. Сашка ухаживал за мной днями, а на ночь давал снотворное, и я забывалась сном, полным страшных цветных картинок. А он, измотанный дневными заботами и переживаниями, тут же засыпал.
       Однажды я услышала разговор двух старушке - соседок. Окно у нас было почти всегда открытым, а кровать моя стояла совсем рядом и я отлично слышала о чем они говорят:
— Идет белая, волосы черные, платье белое до пят… Меж крестов идет, по могилам прямо, и кричит что - то, и говорит на непонятном языке…
— Да многие ее уж видели, и ведь заметь, Степановна, как ведьма появилась, сколько дурного сотворилося. У меня и корова худо доиться стала…
— Ну дай бог, мужики наши ее изловют. Боязно, ох боязно мне. Не за себя боязно, Егоровна, я уж и пожила вроде, за деток боюсь…
      Тут тело мое пронзила боль. Я вскрикнула, скорчилась на кровати. Голоса тотчас смолкли. Приступ прошел скоро. Я лежала на спине, по вискам моим текли слезы. Я забыла о том, что говорили старушки под мои окном.
      Как - то вечером к нам постучали. Я не нашла в себе сил даже пошевелиться, а Сашка пошел открывать дверь. Вернулся он хмурый, неохотно одел куртку, стараясь не смотреть на меня. На вопрос:
— Что случилось?
Он ответил:
— Корову искать позвали, через час вернусь, не переживай…
       Врать Сашка не умел совершенно, но я не стала расспрашивать дальше, знала —  он не ответит. Саша ласково наклонился надо мной, поцеловал мне веки, и только лишь вышел из дома, я провалилась в сон.
             Проснулась я от того, что кто - то тряс меня за плечи и кричал мое имя. Тело мое бессильно полулежало на мужской руке, нежно, но твердо удерживающей меня. Я открыла глаза, и  в них  рухнуло беззвучным звездным водопадом небо. А потом я увидела его лицо:
— Саша… —  я сказала это тихо, жалобно и оглянулась.
      Ночь была темной и звездной. Вокруг меня стояло с дюжину мужиков, осеняющих себя крестными знамениями, возвышались кресты и надгробья. И тишина звенела ужасом собравшихся на кладбище людей. Я непонимающе посмотрела на бледного, как полотно, Сашку:
— Уведи меня отсюда… —  я уткнулась лицом ему в рубашку, прижалась к нему всем телом —  Мне страшно, я хочу домой…
      Он торопливо снял с себя куртку, набросил мне на вздрагивающие плечи. Я стояла босыми ногами на холодной влажной земле, в одной порванной на груди белой сорочку, стыдливо закрываясь руками.
— Ты помнишь, что ты кричала? — спрашивал Саша, заглядывая мне в глаза.
         Я помотала головой. Я ничего не помнила.
— Идем домой, все хорошо, я с тобой, я рядом…— он взял меня на руки, хотел, унести, но мужики закричали наперебой:
— Она ведьма!
— Она беду принесет!
— Она заклятья на тарабарском языке читала, ты же слышал, парень!
— Она больна, неужели вы не видите! —  Сашка повернулся к людям лицом, сверкнув возмущено глазами —  Я врач, поверьте мне, она просто бредит! Вы еще скажите, что больную девочку на костре сжечь нужно, варвары!
           И он унес меня в избу, а там долго сидел со мной, гладя меня по голове, целовал меня в лоб, словно боялся что я куда - то исчезну.  На мои вопросы о случившемся, отвечал Саша неохотно:
— Ты рассказывала о каком - то великом правителе, и о женщине, оплакивающей сына, и об апостоле, который грел руки у костра, а еще ты говорила на неизвестном мне наречии, и… —  он долго медлил —  сказать, не сказать —   ты словно светилась, сияла тусклым желтоватым светом…
         Он замолчал, но я знала, что случилось нечто большее, о чем он не хочет говорить. А утром, едва рассвело, мы уехали из села.

14 августа 2006 года