12. ПЕРЕКРЁСТОК СУДЕБ
– Пойдём?– донёсся сзади голос Лартаяу.
– Ho… где ты? Откуда? Каким образом?– в недоумении обернулся Джантар: голос прозвучал не со стороны калитки… Но Лартаяу стоял во дворе у изгороди, отгибая руками ветви, будто и в самом деле протиснулся сквозь неё.
– Здесь проход,– объяснил он.– Снаружи почти не видно, но пройти можно. Правда, не знаю, рискнёшь ли попробовать...
– Ты же прошёл...– без особой уверенности согласился Джантар.
– Так пойдём,– Лартаяу скрылся в переплетении веток, сквозь которое под углом к самой изгороди куда-то вёл узкий проход. Решившись, Джантар последовал за ним в полумрак этого прохода, отводя упругие ветки с гладкими жёсткими листьями – но сделал неверное движение, ветка резко хлестнула по лицу, в глазах вспыхнули искры, и он почувствовал, что теряет равновесие. Правда, и падать было некуда – со всех сторон были ветки – да и головокружение быстро прошло, и он выбрался из прохода будто в коридор между двумя стенами высоких пирамидальных папоротников, перевитых лианами разных видов, где лишь по малозаметным проёмам угадывались калитки. Улочка была так узка, что казалось возможным, раскинув руки, коснуться деревьев с обеих сторон.
– Ну и проход,– вырвалось у Джантара.– Зачем было идти здесь?
– Так дорога короче,– объяснил Лартаяу.– Да, если ещё не знаешь: переулки тут называются просто по номерам. Это мы вышли – во Второй, а дальше из него сразу попадаем в Четвёртый. И не надо обходить целый квартал вдоль шоссе,– Лартаяу провёл в воздухе широкую петлеобразную кривую, показывая, как пришлось бы идти. – А так сначала прямо, потом налево…
Миновав перекрёсток с таким же переулком (Лартаяу сказал, что это – Третий), они сразу свернули в Четвёртый, что начинался здесь же, образуя биссектрису прямого угла между их короткими тупиковыми продолжениями. Здесь изгородь состояла уже их других видов папоротника – но как и прежде, сквозь густые зеленовато-бурые эллипсоиды крон, ещё гуще перевитые лианами, ничего нельзя было разглядеть… Сам Четвёртый переулок скоро стал казаться ведущим также в тупик – но Лартаяу уверенно шёл вперёд, не сворачивая ни в одну из калиток. Джантар не мог понять, куда они идут – пока у самого тупика вдруг не открылся поворот направо, но Лартаяу свернул налево, в калитку прямо в створе видимо, уже Пятого переулка, примыкающего здесь к Четвёртому.
Посреди двора, напротив калитки – начиналась широкая лестница к двери на втором этаже дома, под самой крышей, увенчанной четырёхгранным шпилем с параболически вогнутыми гранями и рёбрами (что сразу удивило Джантара, ожидавшего увидеть привычный полусферический купол). Необычны были и узкие «ленточные» окна второго этажа, также под самой крышей… А во дворе – на скамейке, и у круглого каменного столика на массивной колонне – их уже ждали остальные. Итагаро, Донот и Фиар, разложив на столике листы бумаги, рассматривали их и что-то обсуждали – но, едва Лартаяу со стуком закрыл калитку, все обернулись в их сторону, и Итагаро стал складывать бумаги.
– Все в сборе, пойдём наверх,– предложил Герм.
– А там будет удобно?– спросила Фиар.– Нет, комната большая – но девяти стульев там нет...
– Зато есть кровать,– ответил Герм.– Я же и сплю в этой комнате. И лестница к телескопу ведёт оттуда…
– Мне трудно представить, где тут телескоп,– признался Джантар.– Если в шпиле – не понимаю, как помещается…
– Как-то помещается,– подтвердил Герм.– А сам шпиль поворачивается на подшипниках, и одна грань – открывается как дверь. Правда, не знаю, кто тут жил раньше, и зачем это устроил, если вообще место для обсерватории неудачное: под склоном горы… Но пришлось соглашаться на это. В Кильтуме, помнишь, вблизи – кварталы по десять этажей...
– А дом в Тарнале, со специально построенным куполом,– вспомнила Фиар,– пришлось оставить из-за чего... В Тарнале – тоже когда-то хафтонгском научном, культурном центре...
– Как и Кераф,– добавил Джантар.– Пусть и не были чисто хафтонгские города... Но теперь – уже весь перешеек как бы не наш. И с чем связано это вытеснение одних народов и культур другими... В теории чётко и ясно: рождаемость, миграция, исторические циклы, ритмы, периоды – а попробуй приложить к практике... Одним – куда-то девать прирост населения, другие спасаются автономиями, чтобы сохранить свою культypу, а что делать нам?
– И в Риэланте – уже сколько чужих чиновников, видите на что способных,– печально согласился Донот.– Иначе не пришлось бы нам с Минакри уезжать оттуда. И то хорошо: сюда, а не куда-то ещё...
– Ну, уж свою столицу мы им отдать не должны,– ответил Талир, открывая дверь.– Не нравимся такими, как есть – но это наша столица, а не их деревня…
– Но почему наши с ними пути так разошлись...– добавил Донот, входя следом.– Чем общие идеалы и цели перестали их устраивать...
За дверью оказался короткий коридор, освещённый лишь через края «ленточных» окон в углах стены. В нём было ещё три двери: в торец, влево и вправо. Герм свернул к правой, жестом приглашая следовать за ним.
Комната была освещена лучше, хотя и тут были лишь «ленточные» окна по верху двух из четырёх стен: правой, фасадной со стороны двора, и дальней от входа, обращённой к склону горы. У левой стены стоял рабочий стол с компьютерным терминалом, на котором, кроме того, лежал отдельный расчётный блок и несколько раскрытых книг и звёздных карт, а чуть дальше была приоткрыта узкая дверь (за ней, как сразу понял Джантар, и начиналась лестница наверх, к телескопу). В центре стоял ещё простой стол со стульями, а в углу под окнами – кровать. За стол сразу уселись Ратона, Итагаро, Лартаяу и Минакри (переставив стулья полукругом, лицом к столу с терминалом, за который сел Герм), а Джантар расположился на кровати, вместе с Донотом, Фиар и Талиром.
– Я сразу не успел убрать, а потом забыл,– объяснил Герм, поспешно складывая книги и сворачивая провод расчётного блока.– Видите, дом большой для двоих человек – но просторной комнаты, чтобы собираться вдевятером, нет. Там, в конце коридора,– Герм указал направление,– фотолаборатория, за дверью напротив – библиотека, и внизу не такая большая комната...
– А мы из своей домашней библиотеки сколько всего не смогли сохранить,– с досадой ответил Итагаро.– Знать бы, что такое возможно – вряд ли связались бы с этой Моараланой. Кто-то решил облагодетельствовать племена низкой ступени развития, не дошедшие своим умом до технической цивилизации, построили в пустыне рядом с ними целый город с заводами и институтами общегосударственного значения, люди поверили, что это – надёжно и долговременно, приехали жить и работать со всей Лоруаны, и вдруг – такой бунт, что бессильны армия с полицией, и беги, схватив, что успеешь... И кто захочет понять, что образованному человеку нужно большее, чем «простому»? Поселили на дальней окраине, в бывшем временном жилье рабочих какого-то закрытого завода, с одним компьютером на несколько комнат, так что пользуемся по очереди – при том, что из литературы, даже нужной родителям для работы, многого не осталось! Правда, нам обещали найти на месте, если что сохранилось из семейных архивов и библиотек, и переслать сюда – но когда это было... А так как родители – ценные специалисты, сотрудники уже тисаюмских секретных институтов – прямо в доме пост охраны! Видели же какие у нас соседи... Общежития с полуграмотным сбродом со всей Лоруаны, которому в большинстве и делать тут нечего после того, как закрылись заводы – но торчат неизвестно зачем и, видите ли, бедствуют без работы. На наркотики, правда, денег хватает. А пнуть так, чтобы понесло до той же Моараланы...
– Родители, конечно, ценные специалисты,– так же горестно согласился Талир.– А мы сами? Это потом разобрались, кто чьи дети – а сразу... Видят, что в подвале одни, без взрослых – и тащат, толкают в спину, будто наркоманов из притона... А на самом деле – дмугильцы взорвали химический завод, целый район города накрыло облаком газов! В глазах рябит, в горле – резь, сухость, голова кружится, идти трудно... Но взрослые даже тут сначала взрослые, а уже потом – люди! И в санитарном поезде довезли только до Ветафомиси – а это почти та же Дмугилия. Разместили в детской больнице вперемежку с кем попало: настоящими наркоманами, выжившими самоубийцами... А к ним то местная полиция ходит в чём-то разбираться, то что-то тайком передают снаружи, то опять же вражда группировок разных палат – а мы и языка их не знаем! Но это ещё что... Представь,– обратился Талир к Джантару (должно быть, собираясь сказать то, что уже знали остальные).– Утром с больничного двора – барабанный бой, потом молитвенное пение, и вдруг – такой дикий крик, что сразу проснулась вся палата. С перепугу думали всякое: оперируют без наркоза, в морге по ошибке вскрыли живого... А это просто вожди местного племени решили провести над подростками обряд посвящения во взрослые мужчины – а состоит он в нанесении шрамов на живот! В больнице, скальпелем, но по обычаю – под открытым небом и без наркоза! И главное: тот, кто не выдержал и закричал, как будто уже до старости не сможет считаться взрослым! Другого шанса доказать свою мужскую доблесть обычай не предусматривает – по крайней мере, так нам сказали. Один раз не выдержал – всё...
– И… тоже как-то оформлено по местным законам?– потрясённо переспросил Джантар. В столь дикое – невозможно было поверить сразу
– Даже не представляю, как тут на практике,– ответил Талир.– За пределами Дмугилии – всё равно формально взрослый, местные дмугильские законы на него там не распространяются. Но как он туда попадёт – вечный ребёнок, которого любой взрослый может схватить за руку и привести обратно? И что со всё-таки положенными по возрасту документами – не знаю…
– И их же, племенных старейшин, в их собственной молодости никто ни во что подобное не посвящал...– гневно дрогнул голос Итагаро.– А сами решили, что им это позволено с другими? Хотя почему тогда не устроить и им посвящение в пожилой возраст? Тоже под барабанный бой и без наркоза отрезать органы, в этом возрасте уже как будто не нужные для воспроизводства потомства – и кто выжил, стало быть, достоин жить дальше? Хотя борода без этих желёз расти не будет – но и шрамы здоровому человеку в принципе не нужны!
– К чему мы вообще придём, если доходит до такого?– продолжал Талир.– И зачем нужно «местное» своеобразие такой ценой, когда человек уже просто теряет свои законные права? А тут ещё, представьте: оказаться в эвакуации – когда такие проблемы со здоровьем, что их никто не понимает, и в возрасте, когда тебя не примут всерьёз! Вот чуть и не угодил в интернат для слепых...
– Но это… как же?– не понял Джантар.– И даже без согласия родителей? Или как было?
– Выписывать меня куда-то надо было, а они – ещё без сознания, их спросить не могли. Они на заводе попали в самый центр облака – это я был там, где прошло краем… А у чиновников какая логика: если особый режим по зрению – пока определить в интернат для слепых! И я, представьте, не сообразил: слышал это только телепатически, вслух мне никто не говорил – вот и спросил: почему так? Они забеспокоились, стали выяснять, кто о чём проговорился – и выписку отложили. А назавтра опять услышал чью-то мысль: будто меня хотят уже не выписывать, а отправить на какое-то специальное обследование – и тоже сразу спросил, и они опять переполошились, стали изворачиваться: будто у меня подозрительные данные анализов, дают основание предполагать какую-то болезнь в скрытой стадии развития, но пытаться объяснить мне суть дела бесполезно, всё равно не пойму, а родители – в таком состоянии, что нельзя беспокоить ещё этим… Я, конечно, пытался перевести разговор на профессиональный уровень, но вижу – смотрят как на сумасшедшего, который вообразил себя гением! И вообще, как-то очень им хотелось, чтобы я оказался в их полном распоряжении, даже без посредничества родителей. Хотя против того, чтобы дать знать брату в Колараафу, уже ничего не могли сказать. Нo всё равно – было так подозрительно, что решил действовать сам… В общем: дежурный по этажу с моей помощью забыл запереть на ночь обе двери между палатой и аппаратом связи в коридоре, и я ещё взял его кредитную карту, чтобы оплатить разговор... А что делать: речь о моём здоровье, но взрослые что-то недоговаривают, и у меня нет права обратиться куда-то законным путём? Будто больные дети – не люди, а какой-то скот, ничего ни в чём не понимают! Правда, те тоже связывались с братом, назавтра он прибыл за нами формально по их вызову, и с анализами оказалась просто ошибка, сбой в компьютере, где хранились... Но с моих слов, получается, выяснить было нельзя, надо было ему лететь через полстраны? И вообще: что я должен был думать, чего ждать? Зачем хотят обследовать, на что при этом могут пойти?..
– И правда, не странно ли...– согласился Герм.– То уже готовы тащить на обследование, операцию – а то задний ход: ошибка вышла! А не задай им лишнего вопроса – до последнего момента не спохватились бы? Что-то не то… Тем более, со мной это второй раз: в очень раннем детстве чуть не сделали той ошибки – а психопат увидел в моих документах запись, и понял по-своему...
– Кто решает наши судьбы...– всё так же горестно ответил Талир.– Имеет доступ к нашим документам… А сами хотят, чтобы дети были честны с ними, не нарушали правил, законов…
– И где бы мы все были теперь с такой честностью?– согласился Итагаро.– В любой момент могут повести себя как скоты – а ты живи и действуй по закону? Нас тоже разместили в палаточном лагере как попало: младших со старшими, здоровых с ранеными, других раненых – с больными из инфекционного интерната, и даже потерявших всю семью – с подонками, которые и там собрались в банды, стали промышлять грабежом! Только палатку с несколькими дмугильцами – отдельно под особой охраной, чтобы их вообще не разорвали на куски... И что ни скажи взрослым, в ответ: «У всех горе, а чем ты лучше?» А когда я пытался организовать отпор этим подонкам – тоже кто-то донёс, будто уже я провоцирую беспорядки, сразу потащили к какому-то офицеру, стали угрожать интернатом для малолетних преступников! Им же что нужно: видимость порядка и контроля над ситуацией! А тут в их власти оказались дети... Что делать: я настроился на терминал в их палатке, вывел ложный сигнал тревоги – и они все вдруг забегали, стали выстраивать оцепление по периметру лагеря, забыли и про охрану самой палатки, и про меня, оставшегося в ней! А я ещё послал запрос в адресную службу на имя родителей, чтобы им дали знать, где я… Само начальство лагеря, потом оказалось, и не думало это делать! Но откуда я мог знать, что они действительно ждали подхода какой-то племенной банды? И вдруг как раз решили, что банда уже рядом – и принялись срочно переформировывать лагерь, собирать отдельно здоровых, отдельно больных, даже не обращая внимания, что опять раненые попадают с заразными, а младшие со старшими… А наутро приехали родители, мои и ещё некоторых – и были где-то рядом, но говорю же, им никто не сообщил, где мы! – и мы проснулись, и смотрим: лагеря нет, стоят всего четыре или пять палаток безо всякой охраны! Хорошо ещё, они были со своим транспортом – а то как бы мы оттуда выбрались, не представляю. Если поблизости была какая-то банда… А там эти банды – обычное дело. Угоняют одни у других скот, грабят дома... Но мы никого такого по дороге не встретили. Ехали до самого Ветафомиси своей автоколонной, без охраны, оружия – и уже там присоединились к остальным… Ho теперь всё думаю: а если бы я не вывел ложный сигнал тревоги – ничего бы этого не было? Но тогда, что, должен был позволить сдать себя в интернат?
– Но если и так ждали подхода банды...– ответила Фиар.– И всё равно готовы жертвовать тобой и такими, как ты... В чём твоя вина?
– До Ветафомиси...– повторил Джантар.– Оттуда, почти через всю Дмутилию...
– А что было делать?– переспросил Итагаро.– Где нас оставили, оттуда и пришлось… А сейчас идёт разбирательство, как и почему случилось – но уж я наверняка следов не оставил. Клавиатуры не касался, сам их кодовый адрес знать не мог. И тот офицер видел, как сигнал тревоги возник на экране без моего участия. И потом никто не спрашивал: где я был в такой-то момент, что делал – тем более, сами оставили палатку без охраны. А всё равно неспокойно – хотя лишь пытался защитить себя, как умел...
– А с чего эти беспорядки там начались?– спросил Джантар.
– Не знаю, поверишь ли... По местным законам в дмугильских школах ввели телесные наказания – и как раз в одной сразу несколько учеников попались на чём-то соответствующем. А директором почему-то был лоруанец, и не знал, что по местным обычаям старшего школьника, у которого уже растёт борода, можно сечь только через одежду! Других вывели голыми перед строем младших групп – ничего, а этого – оскорбление всему роду! Те возмутились, пошли по улицам с криком, что совершено святотатство, стали собирать толпы... Будто каждый нормальный человек сразу может понять, что правильно, а что нет – когда такое стало нормой закона! А результат… Кварталы сгоревших домов, разгромленные учреждения, куски разорванных взрывами трупов прямо посреди мостовой, и даже говорят: похищенные старые бактериальные боеприпасы не могут найти до сих пор! Целых десять бомб – представляете? И что же, в конце, концов, лоруанцы – как народ и государство? Чего им не хватило, чтобы дать отпор? Заявить: в деревнях живите по-своему, но город не только ваш? Мало того, что набрали из этих деревень столько вспомогательного персонала, ещё дали право распространять свои законы и обычаи на город! А если те на заводах, в институтах сводят кровные счёты, устраивая аварии, где гибнут невинные – спрос не с кого-то конкретно, а с цивилизации вообще? Что не сумела адаптировать к себе такую мразь?..
– А я какое отношение имею к тем местным законам?– тут же начал Минакри.– И вдруг меня отправляют отсюда, с Каймира, в монастырь какой-то элбинской секты – и даже не столько из-за взрыва в подвале, где никакая моя вина не доказана, сколько просто «по воле отца», о котором я и думать забыл! А он, оказывается, спустя столько лет обрёл элбинскую веру – и хочет, чтобы я её тоже принял, и получил соответствующее религиозное образование в её верховном центре – так называемом Алаофско-Горском монастыре! И эта его воля находит меня здесь, на Каймире! Даже как какая-то большая честь, особенно для правонарушителя! В таком качестве отправили туда – хотя говорю, ничего реально против меня у них нет...
– Но что хоть за монастырь? – спросил Джантар. – И что за секта, что собой представляет?
– Как тебе объяснить... Если коротко – что-то чудовищное. Но ладно бы плод деятельности каких-то психопатов, а то – официально существующая организация, куда можно отправить человека, во всяком случае, подростка – для перевоспитания и религиозного образования! И перед тем даже с матерью увидеться не дали: вот, мол, родительская воля, ясно изложенная... Я не представлял, что такое возможно! Он, не знаю где, обрёл по тем местным законам веру, и это решает мою судьбу на другом конце страны! И было бы хоть из-за чего обретать – а то монастырь совершенно не похоже на наши жреческие школы! Обстановка покорности, страха, тупости, даже не все всё понимают: язык священных тeкcтов, молитв – нвеклало-дмугильский, многие его не знают, только кое-как могут объясниться между собой по-лоруански! Там же не все – дмугильцы, а те – не все из Нвеклала, есть лоруанцы, уиртэклэдцы, из Приполярья, из автономий Средней Лоруаны, только каймирцем я там был единственным… А уж что мне объяснили, и как я понял – до сих пор не знаю: не подшутили ли, пользуясь, что я слабо помню их язык? Может ли быть такая вера, да ещё с центральным монастырём в столице государства – что по ней человек уже исходно рождается с каким-то грехом, в искуплении которого – смысл всей жизни? Не карма в нашем понимании – какой-то «грех ниоткуда», из ничего? Даже понять трудно... И во искупление – некоторые прямо-таки постятся помоями, которые хранят в особой ёмкости в специальном унитазе, причём он же используется для обычных унитазных нужд! И так и называется: «святые» помои, «святой» унитаз... Можете представить такое?
– Я же говорил: злая шутка,– ответил Итагаро.– Как над новым человеком в школе, в армии, на заводе, в институте: что-то не так поймёт, сделает – а всем смешно. Даже где от шутки недалеко до трагедии… И чуть ли не у всех народов и рас – кроме нашей… Каково при переездах: каждый раз новая школа, и – такое начало? Если не особорежимник – но и стал я им не сразу!. А насмотрелся аварий из-за этого – не удивляйтесь, что мало рассказываю. Все годы – сплошная цепь расследований несчастных случаев. Кто-то соврал о значении технического термина, «под секретом» поведал, как можно нарушить какую инструкцию, результат – кровь, пламя, трупы. Сколько я этого видел…
– Но и я видел там в огромном, больше обычного, унитазе какой-то мешок,– продолжал Минакри.– И говорили они это даже в испуге, на шутку похоже не было. И ещё видел на них цепи, кандалы, ошейники, рясы, сшитые так, что непонятно, как их надеть и как в них ходить, и что-то вроде перекошенных военных шлемов, затрудняющих обзор... Поклонятся страшным уродливым статуям, символизирующим, как я понял, человеческие пороки, хотя тоже непонятно: неужели по их вере человек так низок, что и порокам надо поклоняться? И туда меня отправил не кто-нибудь – полиция лоруанского государства! Не подумав, что я слабо знаю сам язык, не говоря о вере и обычаях! Несколько дней я делал вид, что участвую в церемониях – совершенно без понятия, что к чему, с одной мыслью: как вырваться оттуда?– Минакри едва не сорвался на крик, но овладел собой.– И когда на девятый день настоятель зачем-то вызвал меня к себе, запер дверь изнутри и стал снимать с себя всю одежду – я тоже не знал, что делать. А тут ещё кто-то постучал в дверь, он, набросив рясу на голое тело, пошёл открывать, они долго говорили – а я всё ждал... А знаете же, как стыдливы дмугильцы насчёт одежды! И что я должен был делать: тоже раздеваться, или как? А если да – насколько и зачем?.. И наконец со мной случился какой-то шок – не помню, что было дальше... Потом уже кто-то остановил меня в коридоре, и что-то спрашивал через другого монаха как переводчика – а то сам и по-лоруански понимал слабо. В общем, я понял: кто-то оглушил настоятеля ударом сзади, сорвал с него рясу, побежал к «святому» унитазу, и так заткнул рясой трубу, что весь «ад» затопило – вот и выясняют, кто это мог быть...
– Какой «ад»? – Джантару показалось: уж тут он наверняка ослышался.
– Так называется подвал, куда запирают в чём-то согрешивших монахов,– объяснил Минакри.– Будто оборудован соответственно аду по их вере. А наверху есть и «рай» для в чём-то отличившихся... И вообще, говорю: столько непонятного... Компрессор для всасывания подношений или жертвоприношений; какие-то «святые слёзы» – как я понял, обыкновенная вода, но хранится в особой ёмкости; какая-то огромная солонка; какое-то «отверстие небесное» – прямо в потолке главного зала их храма... Но дело в том, что этот их «ад» действительно стало затапливать, те, кто там были – подняли тревогу, другие бросились проверять водопровод, увидели, что дверь к «святому» унитазу заперта изнутри, недолго думая, взломали, а там – ряса. И кто-то подтвердил: настоятель снимал её при мне... Меня и повели через зал молитв – так, кажется, называется – ко входу в этот их «ад». А там – воды чуть не по колено, кто-то в мокрой рясе выбирается наверх по лестнице, и плавает какой-то предмет: вроде бы кукла, но снизу заканчивается метлой... Но для них – ничего смешного, наоборот, святотатство, что и представить страшно! Хотя тут я сообразил: что-то не так, ведь унитаз этажом выше, а в зале молитв сухо, значит, вода текла в самом «аду» – но попробуй им объяснить! После попыток сослаться на законы физики понял – бесполезно… И вот стоят вокруг, требуют признания в чём-то, да с такой ненавистью, угрозой – а я не знаю, как с ними говорить. В переносном, а то и прямом смысле – на разных языках… С трудом сумел объяснить: я там не по своей воле, многого не понимаю, веры и обычаев не знаю совершенно, и вовсе к ней отношения не имею – так что и не знаю, что должен был делать вместе с голым настоятелем, а кто к нему приходил, даже не видел – а момент шока, естественно, скрыл, да они особо и не вникали. Тем более, как раз нашли течь в самом «аду» – но остался же ещё случай с рясой. И конечно, вопрос: как я туда попал, и что там делаю, если я – не их веры? И тут уже кто-то додумался найти в их писаниях: само присутствие иноверца может спровоцировать демонические чудеса! И в общем получалось: меня как иноверца то ли должны передать «светским властям» для решения моей судьбы, то ли я должен отречься от прежней веры, быть принятым в эту, и остаться там – но тогда ещё принести покаяние за историю с рясой, если в ней будет доказана моя вина. А это точно не шутка: могло означать – тот же «ад», кандалы, ошейник, опять-таки розги... Но они не смогли определить, в какой вере я был раньше, чтобы от неё отречься – и до выяснения всех обстоятельств просто заперли под надзором монаха, который, правда, был в соседней комнате за решёткой. И приходил ещё другой, назвался новым настоятелем – прежнего, получается, успели сместить – снова обо всём переспрашивал, и наконец взял с меня слово, что я где-то перед кем-то буду готов это подтвердить… А когда тот ушёл, и этот, за решёткой, задремал – я увидел узкое окошко под самым потолком, и меня как подтолкнуло: надо бежать! Я тихо, чтобы он не слышал, взобрался наверх, сумел перелезть в соседнее помещение – то самое, со «святым» унитазом… А там такая высота, что в другой ситуации я бы и не решился. Это надо уметь левитировать по-настоящему… И уже оттуда – вышел в коридор. И только тут понял: дальше у меня – никакого плана, и знаю я не весь монастырь, а он ещё обнесён стеной такой высоты и толщины, что как сбежишь... А уже темно, все легли спать, но свет в коридоре почему-то не выключен, хоть видно, куда иду – но разве знал, куда надо? Пошёл почему-то опять в сторону комнаты настоятеля… И вдруг слышу оттуда, из комнаты, голоса. Прислушался: говорят будто обо мне, но что говорят! Кто-то сказал: для всех лучше, чтобы «он» – то есть я – просто исчез. Мне стало по-настоящему страшно… Но другой ответил: он всё равно ничего не понял, не проговорится. А третий: так это вообще не тот Манагр Гманод, его взяли сюда по ошибке! Воля отца того – на этого не распространяется… И я сообразил то, что должен был вспомнить с самого начала! Мне же сразу, в 6 лет, так переписали биографию, будто я – не тот кем был раньше, не сын своего отца! Тот Манагр Гманод – как меня звали до тех пор – будто пропал без вести, его так и не нашли, а я – Минакри Арафо, сам по себе неизвестного происхождения, и только усыновлён из детдома матерью того Манагра Гманода – то есть и ей уже как бы не родной сын! Мне всегда надо это помнить – а я почти всегда забываю!.. И вот стою там и слышу, как они совещаются – и приходят к выводу: меня надо срочно вернуть домой! То есть лучше бы и не пытался бежать... Пришлось войти туда, к ним – это действительно были новый настоятель и двое полицейских – признаться в попытке побега, сказать, будто слышал только самый конец разговора, подтвердить, что я не тот Манагр Гманод, вообще не помню своего детства до 6 или 7 лет – такая у меня официальная легенда – и так, прямо среди ночи, эти полицейские меня забрали… И опять везли целые сутки в фургоне, как и по дороге туда, но хорошо хоть – снова одного. А приехал – узнал от матери: ей предложили срочный переезд в Тисаюм. А что за тайны коснулся, чего в ней не понял – не знаю до сих пор… Сделают для общественного мнения убийцей, а потом – скрывайся, меняй адрес... И кто мог думать, что такое возможно по каким бы то ни было законам? Вовсе иногда кажется – было в бреду… Но это – организация, с которой всерьёз считаются «светские власти», с их соизволения там даже вершится свой суд…
– А... что всё-таки было с тобой в 6 лет?– вырвалось у Джантара.
– Тоже страшно вспомнить... Вдруг оказалось: в отношении семьи отца закончилась кровная месть – кто-то кого-то за что-то убил. И он решил взять новую жену, наша семья – уже не нужна… А я и не знал, что до 6 лет жил под угрозой кровной мести, и вообще мы нужны были ему в качестве потенциальных жертв!.. И вот бракоразводный процесс по только что введённым местным законам: «потомство мужского пола» в обязательном порядке остаётся с отцом, мнение самого «потомства» никого не интересует – а бывшую жену, по обычаям, отсылают в родительский дом! А я насчёт родительского дома – тогда, в 6 лет – понял буквально. А буквально означало: домой к родителям матери, в Риэлант! Представьте расстояние – откуда, из деревни под Нмарвагом! Но я, повторяю, в 6 лет – действительно подумал, что её срочно отправляют ближайшим авиарейсом! И решил во что бы то ни стало пробраться в тот же самолёт! А это и не один, это три авиарейса: от местного аэропорта в соседней деревне до Нмарвага, а уже оттуда – до Алаофы, и от Алаофы – до Риэланта. И надо нигде не перепутать нужный рейс, и нигде не попасться – одному, в 6 лет! И добраться ещё до самой деревни с местным аэропортом через горы… Конечно, те выродки думали: не смогу. Не найду дороги, не запомню рейсы, просто не хватит сил – и останусь в их распоряжении, просто как вещь,– Минакри перевёл дыхание.– А мне удалось... Не знаю, за счёт каких механизмов подсознания, глубинной памяти, а возможно, помощи из астрального мира – удалось. Сначала – в чьём-то автомобиле до той деревни, а потом – теми тремя авиарейсами. Там в багажном отсеке при желании можно спрятаться, никто не заметит… Обратили на меня внимание уже только в Риэланте – когда в аэропорту искал её и не мог найти среди пассажиров того рейса… Её же не думали никуда отправлять, она была в Нмарваге, и сама не знала, где я! И как туда сообщили, даже не знаю. И до сих пор не знаю, как документально оформлено: её переезд к нам в Риэлант, моё усыновление... Но подожди, Джантар, ты ещё не знаешь истории Лартаяу...
– Да, и я теперь живу с не совсем подлинной биографией,– не дав Джантару опомниться, подтвердил Лартаяу.– А некоторое время жил просто с чужой. Вернее, пришлось меньше чем за год сменить три имени и биографии. И тоже не знаю: просто по нелепой случайности, или тут большая политика, учитывая фамилию...
– Но как, ведь ты не из тех Аларифаи...– глухо вырвалось у Джантара.– От них по прямой линии потомства не осталось… При чём же тут ты?
– Так считается,– ответил Лартаяу.– Будто во времена династического кризиса тот наследник умер, не оставив потомства. А на самом деле потомство было, но уже без прав на престол: дальше были браки с лоруанцами незнатного происхождения, потом – и с каймирцами… И теперь Аларифаи – просто фамилия, без титула. Которую я и наследую по женской линии, как у нас на Каймире, а не по мужской, как требовалось для престолонаследия. И всё же я – из тех Аларифаи, по прямой линии… Но это мы с вами понимаем, что в нынешнюю эпоху престолонаследие – абсурд, а вот представьте: к нашей семье стали иметь дело какие-то люди, пытаясь выяснить, как родители настроены насчёт монархической идеи! Хотя как будто мирно разошлись с нами, ничего не добившись… Но потом – взрыв у гостиницы. Да, и в моём случае всё решил взрыв…
– Значит, слух об аварии…– только и смог ответить Джантар, ошеломлённый всем услышанным.– В которую будто бы попал последний потомок рода...
– Как видишь, не попал – хотя авария была страшная... Мы всей семьёй ехали из Кильтума домой в Амариоли, остановились на одну ночь в Колараафе – а наутро... Только я выходил из дверей гостиницы – в столб у стоянки рядом с нашим автомобилем врезалась цистерна. Сразу – взрыв, всё исчезло в пламени...– Лартаяу судорожно вдохнул.– А я думал, все уже там – даже показалось, кто-то открывал багажник. А потом… То ли взрывной волной отбросило назад в коридор гостиницы, и дальше через окно в противоположной стене во двор, то ли не обошлось без телепортации – нашли меня уже днём, в полушоковом состоянии, далеко за гостиницей. А со стороны фасада – весь двор, часть автостоянки, даже комнаты верхних этажей, включая нашу – выгорело полностью. Во всяком случае – так казалось, когда меня везли оттуда, а я и был как в тумане... И кстати, нашли без серьёзных травм: травмы были потом, когда меня где-то заперли с подонками, сбежавшими из дома от скуки, а в больницу попал – уже оттуда. И оформили сначала просто как неизвестного: когда назвал себя, подумали – бред, мания величия. А что я сделаю, если – такое имя? И только спустя несколько дней, поняв, что не бред и не шутка, объяснили: официально я, оказывается, считаюсь погибшим – под этим именем похоронен кто-то другой, кто найден на месте взрыва и опознан как я! А остальных членов семьи вообще не нашли – но они «объявлены умершими», поскольку и как живые не дали о себе знать! И так как брат тоже несколько дней как пропал из военной части в Приполярье, где работал – уже всей семьи как бы не существует! Остаётся только вопрос, кто теперь я сам… Хотя я всё равно не мог до конца поверить – тем более, стал вспоминать: тому, кто открывал багажник, крыша автомобиля была до плеча, это не мог быть никто из них. А так – ни опознанных тел, ни могил: просто «объявлены умершими». И «пропал» – ещё не значит «погиб»… Но всё равно мне сказали: придётся тебе начать совсем новую жизнь под другим именем, видишь – такую фамилию носить опасно. Я сразу только и сообразил: хоть домой вернуться можно? И мне ответили: дом частично разграблен фанатиками-монархистами в поисках исторических реликвий, из того, что осталось – многое, в том числе весь семейный архив, сдано на хранение в спецслужбы, в особый фонд. А сам дом уже после этого сгорел при невыясненных обстоятельствах, и место, где он был, готовится под новую стройку. Получалось, я потерял всё: семью, дом, прошлое, даже имя... И даже на вопрос о доступе к семейному архиву, чтобы сохранить какую-то память о семье – ответили: всё равно серьёзный риск, лучше совсем отказаться от своего прошлого. Потом, правда, уклончиво пообещали: возможно, после 20 лет смогу получить какие-то фотокопии, но и то – не раскрывая, кто я… А пока, получалось – меня надо определить в новую семью. Я, конечно, пытался объяснять, что могу жить самостоятельно, чужая семья мне не нужна, и вообще, если можно сделать меня человеком с другим именем и биографией, почему сразу не предоставить какие-то «взрослые» права – но знаете же, как на это смотрят... И ещё какое-то время ждал в больнице, пока найдут «подходящую семью» – надеясь, хоть действительно подходящую по образованию, культуре. Думал, не могли же не видеть, кто мне подходит, а кто нет...
– А приходили к тебе даже из государственной полиции,– напомнил Минакри.
– Да, явно кроме тех, кто просто ведают судьбами детей, оставшихся без родителей – ещё откуда-то, в чьей компетенции исторические тайны и государственные преступления. Так я понял… И вот представили мне эту «подходящую семью»: офицер, опять же в форме каких-то войск или спецслужб, его нигде не работающая жена, и их сын – такой, что сразу стало ясно: с ним говорить не о чем. С теми, впрочем, тоже... А мне – жить с ними под именем пропавшего без вести племянника того офицера…– Лартаяу не сдержал тяжёлый вздох.– Причём ложь началась сразу: сказали, что живут в Гаталаяри – а оказался пригород, фактически настоящая деревня. И хотели использовать меня на своей деревенской работе по дому – а я ничего подобного делать не умею! Не то чтобы не умел работать в саду – но у нас в Амариоли дом с садом был городской, современный, с соответствующим техническим оснащением, а там буквально древнее крестьянское хозяйство: всё дощатое, покосившееся, запах какой-то гнили... И сразу дали понять: в доме мне ни к чему свободного доступа нет! «Не трогай, не твоё, ты на это не заработал…» То есть всё равно не свой, не равный в их семье. Или как работать на них – свой, а чем-то воспользоваться – нет... Правда, и чем – если сравнить, что имел дома? И сам присутствием в доме их только раздражаю: «Что тут сидишь, иди на двор, играй с детьми»... А с какой стати, что у меня там с кем общего? Да ещё стали требовать, чтобы и одевался как те дети – так, как привык, их, видите ли, позорю. Они там и летом ходят в лохмотьях с головы до ног… Даже заявили: «Ещё раз так выйдешь – в школу весь год будешь так ходить». А я подумал: и буду – если к тому времени останусь здесь! Думали, испугаюсь? «Корни и истоки человечества»… Будто оно вышло не из стремления к совершенству, а из их гнили и вони... И только потом спохватился: как – весь год? А особый режим у меня не переоформлен! Я же пропустил обследование, пока был в той больнице! И в школу идти не поздней осенью, как привык, а представьте – послезавтра! И ходить в неё всё полугодие! Но что началось, когда сказал, что был на особом режиме, и главное – почему! Сразу стали заявлять: прежние родители меня распустили, а вот теперь они перевоспитают – не стесняясь даже, что я был уверен в гибели своей семьи! Будто попал в плен, можно уже не считаться, как с человеком. И даже когда спросил: зачем я вам нужен, зачем взяли к себе, если не подхожу? – пообещали «заняться мной по-настоящему»…
– Вот они, люди в форме,– не выдержал Итагаро.– В реальном бою – пустое место, а против детей – «настоящие мужчины». Хотя тоже странно: что за офицер-крестьянин, не из тех ли «возродителей своеобразия»... Да, но если бы действительно пришлось идти в деревенскую школу? Или у тебя был какой-то план?
– Не было...– признался Лартаяу.– Не успел придумать, как тем же вечером к ним явились ещё люди в той форме, привели местных подростков старше меня – и пошло пиршество с наркотиками в другой комнате. Потом вспомнили обо мне, потащили туда, я, конечно, не хотел участвовать – и они навалились на меня и привязали к кровати, снова пообещав заняться мной позже. И я уже только слышал, как делились впечатлениями о каких-то кражах, грабежах – насколько понял, там половина слов были нецензурными… Потом кто-то полез в бумаги, достал что-то вроде сводки, как какие-то изверги «воспитывали» своих детей, и они по очереди читали вслух, будто возбуждали себя... Я уже понял, к кому попал, и пытался освободиться – но попробуй перетереть верёвку круглой ножкой кровати! А там пошли уже крики, вопли, похоже на драку, с кого-то стаскивали одежду – всего и предполагать не берусь... Представляете обстановку? У «простых людей» называется: «сбрасывать напряжение». Будто не могут время от времени не превращаться в скотов… Ссорились, обвиняли друг друга – а я вдруг понял, что перестаю ощущать связанные руки! И понимаю, чем грозит – но звать этих психопатов, чтобы развязали, тоже страшно! И дотянуться, чтобы перегрызть верёвку, не могу – ноги тоже связаны. И какой телекинез – со связанными руками... Хотел собраться с силами и вырвать ножку кровати – но тут обо мне и вспомнили. Не затем, чтобы развязать – начали хлестать чем-то по ногам. Все подряд, по очереди... Ещё спрашивали один другого: встану я через два дня, чтобы идти в школу, или нет? Правда, потом спохватились: всё-таки встать должен… И как потом, когда ушли, руки у меня оказались свободны – не знаю. Не до того было, чтобы проверять: развязана верёвка, разорвана, разрезана, или каким-то образом снята целой? И вообще был в шоке... Помню только: увидел, как они там засыпают вповалку прямо один на другом, выбрался из дома, наверно, всё-таки посредством телекинеза открыл гараж – и представьте, собрался ехать в Колараафу, чтобы найти тех чиновников и рассказать, что за «подходящая семья»! Даже не подумал, что беру чужой автомобиль, и формально в этом возрасте не должен уметь им управлять – зато сообразил чем-то обмотать ноги в несколько слоёв, чтобы на сиденье не было следов крови, да ещё вызвал туда полицию – ничем, правда, не рискуя: пока доберутся до деревни… Но что сказал, зачем конкретно вызвал – не помню. И вообще страшно вспомнить, как гнал автомобиль по ночной дороге, временами впадая в транс… Вот как и пишут в газетах: «человек на грани потери контроля над техникой». Хотя зачем до этого доводить... Ехал сначала прямо в Колараафу – но на полдороге сообразил: могу ехать и через Амариоли, это совсем ненамного дальше, но хоть увижу, что осталось от дома! Доехал до поворота, свернул на другую дорогу, там ехал уже внимательнее – не такая она прямая и широкая, как та – наконец подъезжаю к Амариоли со стороны как раз нашей окраины, смотрю… а дом целый! Свет в окнах, незнакомые голоса – что всё же странно глубокой ночью... То есть – те чиновники солгали, в бывшем моём доме просто живут другие люди? И лучше уж к ним не ехать, а что-то выяснить у соседей?.. Дождался, пока те в моём доме лягут спать, потом уже под утро встали соседи – сперва, конечно, перепугались, но когда я объяснил, что к чему, рассказали… Родителям предъявили будто бы достоверно опознанные части моего тела с места взрыва, и они решили: лоруанское государство не в силах оградить их от тайных обществ, надо срочно уезжать – и предположительно, как понял со слов соседей, почему-то в Гимрунт! И ни в какое секретное хранилище наш семейный архив не сдан, они просто взяли всё с собой – и исчезновение брата из армии наверняка объясняется тем же... Видите, как быстро могут организовать это взрослым, если надо? А мне не сочли нужным сказать правду – я должен верить в ложь, которая кому-то удобнее? И не могу пытаться что-то выяснять без риска повредить семье… С одной стороны – бегство от политических преследований, организовано по глубоко секретным каналам спецслужб, втайне и от многих официальных организаций, включая «обычную» армию, а с другой – за побег из армии сами понимаете что грозит...
– Хотя давно уже и не та старая армия,– ответил Итагаро.– Многие ничему и не обучены как солдаты. По воинской специальности: плотники, портные, переплётчики... А спрос, если что, как с солдата старых времён – потому что какой-то подонок или дурак у власти не желает менять старые законы! Ладно, давай дальше...
– А дальше, пока я у бывших соседей проспал почти до вечера – по телевидению в сводке раскрытых преступлений прошло сообщение: там, когда по моему вызову прибыл наряд полиции, кто-то с перепугу проговорился, где в огороде закопан труп – и в трупе опознали их пропавшего племянника, под чьим именем я жил! Тоже, потерявшего родителей, взяли к себе – а через несколько дней нашли мёртвым после такой оргии, вот и спрятали труп! Такая «подходящая семья»... Но главное: опять же, кто я сам – после того, как несколько дней жил под именем покойника, с легендой, будто перед тем провёл два года в психбольнице с потерей памяти? И в той передаче так и сказали: «полиция разыскивает неизвестного подростка, выдававшего себя за Apтapay Архaпаро» – ну то есть того, убитого? Будто я сам выдал себя за него, а не те чиновники придумали мне такую легенду! А тут ещё угнал чужой автомобиль – зато мой дом отдан чужим людям, и нет возможности предъявить права на него! Я же официально – никто, человек без имени, биографии, адреса! И у тех соседей остаться не могу – да там и автомобиль спрятать негде, он весь день стоял прямо на улице! А это самый край города у выезда на шоссе, кто ни проедет – увидит!.. Хорошо ещё, они сами смогли предложить выход: как стемнеет, я всё же еду в Колараафу, там в университете наложу таких-то студентов – назвали имена, приблизительные приметы, где конкретно искать, но чтобы не ссылался, кто и откуда меня направил – и они сводят меня с другими, которые уже где-то кого-то прятали, и те на первое время помогут мне с укрытием и избавлением от угнанного автомобиля, а там уж самому решать, что дальше… И куда деваться – согласился. Знал уже, каково надеяться на тех, кто говорит и действует от имени государства и закона... Доехал до Колараафы, оставил автомобиль в лесной роще на самой окраине, не без труда нашёл университет, дождался конца занятий, рискнул обратиться в толпе к тем, кого узнал по приметам – сразу очень повезло, оказались действительно они, и не подозрительные, как опасался, вполне нормальные люди – они тут же пошли ещё за кем-то, все вместе повели меня через потайную дверь в подвал университетского здания, а там – в какую-то дальнюю комнату, сказали – пока буду жить там, и ещё долго совещались: каких частей внутренней обстановки автомобиля я мог касаться, и что поэтому лучше сразу заменить… Тут мне совсем стало не по себе: думал, такое в мирное время обсуждают только воры или шпионы. Правда, автомобиль в указанном мной месте они не нашли: кто-то успел повторно угнать до них... А я остался жить там в подвале, и они мне даже организовали самостоятельный заработок: готовить за кого-то студенческие работы по физике, химии… И тоже странно: для меня простые, а кому-то не по силам...
– И те не интересовались, кто это за них делает?– спросил Итагаро.
– Не в их интересах было задавать лишние вопросы! Кто-то взял на себя их трудности – и ладно. А что нехорошо, нечестно – так с чьей стороны? Тех, кто принял их туда, учил их так – или кто поставил меня в такое положение?
– А автомобиль?– спохватился Джантар.– Если полиция потом нашла его? А там твои отпечатки, ворсинки с твоей одежды...
– Как раз на водительском месте, хотя я формально не должен уметь им управлять,– повторил Лартаяу.– Вот и придумал сначала версию, будто просто лежал там спящим – а потом развил в целую легенду: сидел в полубеспамятстве на водительском месте – на буксире за другим автомобилем; потом шёл с кем-то через лес; потом – много дней провёл в незнакомом доме, где мне с едой, возможно, давали препарат, подавляющий волю, чтобы поддерживать это полубеспамятство и безразличие ко всему, так что и не задумывался, где я, почему, и надолго ли; потом – снова куда-то шёл, но уже один, тоже не знаю, откуда и куда; наконец – очнулся рано утром на скамейке во дворе одного из зданий Колараафского университета… Ужасно, если бы на самой деле? Но мне надо было иметь версию, где я провёл это время! Да и сколько мог нелегально жить в подвале? Вот и пришлось рассказать всё это как свою историю, когда те студенты по своим каналам свели меня с Лумаорой Ияту... Независимый исследователь, физик, согласился усыновить меня на действительно достойных условиях,– объяснил Лартаяу для Джантара.– И тут уже пришлось восстанавливать подлинную биографию, особый режим – конечно, делая вид, будто я уверен в гибели всей семьи, и не помню тех наркоманов из пригорода Гаталаяри. Хорошо хоть, и они меня не очень помнили, так что потом не опознали – да и чиновники не смогли подтвердить, куда кого отдали. Наверно, самим было что скрывать... И что делать: пришлось согласиться на все эти загадки, неувязки, неточности, которые как бы дополнили собой легенду на пять месяцев моей жизни. Но само опознание – это был ужас. Представьте: войдут, увидят, узнают – что тогда? Но не узнали... Зато тех, которые оформляли усыновление – знаете, что больше всего удивило в этой версии? Что я вот так, как есть сейчас, шёл поздней осенью через лес, и не обморозился! Даже полуофициально поставили Лумаоре Ияту условие обо мне: пусть пока так без обуви и ходит до особого распоряжения. Сможет – значит, не врёт, так и было… А попробуй пойми эти шутки и полуофициальные слова людей, облечённых властью! Не знаешь же: насколько это всерьёз, как себя правильно повести, даже – не понять ли наоборот, а то будет хуже… А он – независимый, непризнанный исследователь, на свои средства строит дома экспериментальные установки для проверки фундаментальных физических констант, разных малоизвестных гипотез, связанных с энергетическими полями; и я уже взялся помогать ему в этом, а попутно фактически осваиваю полный университетский курс физики – так что лишний конфликт позволить себе не можем. Хотя без обуви – я и сам не против. Давно обратил внимание, что могу – и по снегу, в мороз. И если кто-то будет удивляться – всегда можно сослаться, кто так распорядился. Но вообще – эти договорённости при усыновлении: что запретить детям, куда их не пускать, как наказывать… И даже: покажите, как это будет… Или так – только с теми, кого считают ненормальными? Нет, но чтобы… прямо там же, ни за что, просто для пробы, демонстрации, проверки реакции на это… А я и так всегда удивлялся: по кодексу Зонгумада Третьего – было страшным позором для взрослых, они даже вешались, считалось – после такого вообще стыдно жить. А тут, детей – запросто! Я представить не мог… Легко отделались, что хоть ему не пришлось «демонстрировать» на мне такое. Без того – как в плену побывал... Но вот – казалось бы, всё устроилось... И вдруг – несчастный случай с одной из его установок. И надо срочно соглашаться – чтобы уже другой независимый исследователь, Сириола Убалури, взял меня к себе. Но этот – не более, чем пародия на того. Не серьёзный учёный, а беглец в бредовые идеи, которые отстаивает с упорством фанатика… Ладно хоть, живёт неподалёку… И опять же, куда деваться: делаю вид, будто соглашаюсь с его «великой мудростью», а сам мало что понимаю в физике. А то, если буду откровенен с ним на уровне моих действительных знаний – то просто не нужен ему как ученик и ассистент! И он ещё покончит с собой – поняв крах дела всей жизни, или захочет просто жениться, завести семью, детей – кто ему тогда я? Не родственник, не единомышленник... Но мне надо где-то жить! Хотя есть целый дом, который наследую к 20 годам от Лумаоры Ияту – но в том-то и дело: к 20 годам. А пока он как бы ничей, вернее, им тоже распоряжается Сириола Убалури. И тоже хочет строить там свои установки – но на таких бредовых принципах, что боюсь остаться снова и без имени, и без дома... Да и тяжело смотреть, как человек сходит с ума – но чем поможешь? Пока уговорили сдать дом вам на лето,– Лартаяу повернулся к Джантару,– но что дальше…
– Так вот чей дом...– вырвалось у Джантара.– И всё это меньше, чем за год... И ты ничего не знаешь о своей семье?
– Я пробовал искать по картам,– ответил Ратона.– Всякий раз откликается квартал посольств в столице Гимрунта. До Чхаино-Тмефанхии так и не добрались…
– И мне их так не хватает,– сказал Лартаяу, и от его вздоха у Джантара что-то сжалось внутри.– Но тут большая политика – а что в ней отдельная личность? Непонятно откуда взявшаяся старорежимная мразь ломает тебе жизнь за то, чей ты потомок в 13-м поколении, а сделать ничего нельзя...
– И по компьютерной сети не пошлёшь сообщение,– добавил Итагаро.– Неизвестно же – куда, на чьё теперь имя. А искать в сверхсекретных сетях – уже конфликт с законом, с международным правом. Вот положение...
– Но взрослому наверняка нашли бы возможность,– сказала Фиар.– А тут и непонятно: чего вправе требовать подросток, и что насколько нормально или ненормально по мнению самих взрослых? Если мы для них – не личности, а сырой человеческий материал, который можно доделывать как угодно: в любой семье, школе, интернате, приюте? Или... нас с нашим ранним развитием так смущает то, что для других в их детстве было в порядке вещей? И они никуда не бежали, никого не искали – просто смирялись с тем, как кто-то решал их судьбы?
– А проблемы таких, как мы – не должны понимать и в инспекциях, что созданы специально для решения детских проблем?– ответил Ратона.– Даже когда речь о здоровье и жизни? Вот и я: вдруг оказался не нужен с аллергией второй жене отца, и только тут узнал, что я ей – не родной сын; зато есть прадед со стороны родной матери, оказывается, умершей при родах – и меня отдают ему! А многие, кого до тех пор знал как родственников – чужие люди... Что, не шок – узнать такое? А потом, после смерти прадеда – опять вопрос, с кем жить… И отправили не к родителям матери, как надеялся, а уже к третьей жене отца, и главное, куда – в Арахаге! С такой аллергией – в Приполярье, где набедренной повязкой не обойдёшься! И была это даже не семья в обычном понимании... Он вообразил, что его священный, религиозный долг – собрать детей-сирот и воспитывать их. Получилось вроде целого приюта – как режимное, подневольное учреждение. Обстановка насильственного благочестия, перед едой читают молитвы, взрослые следят, чтобы никто ничего не получал больше других – а рост и вес тела у всех разный, так что младшие перекормлены, а старшие почти голодают – и ни компьютера, ни телевизора, ни каких-то серьёзных книг, можно просто отупеть… И тоже: почему высокомерно ведёшь себя с другими, которым, как и тебе, не повезло в жизни? А они в свои 7-8 лет – на уровне моих трёх-четырёх! Мало того: зная мою проблему, нарочно норовят коснуться какими-то тряпками, чтобы проверить, будет у меня реакция или нет! И даже спать привыкли в одежде, и всё, как нарочно, обито какой-то тканью, а у меня – отдельный крохотный отсек из голых досок, как у какого-то отверженного... Как таким людям доверяют чужих детей? Наконец его жена сама не выдержала – но дом был её… Он решил объединить свой приют ещё с другим, в Милирао – и пришлось с ними всеми ехать туда, к его уже четвёртой жене. А та вообще думала: аллергия – это блажь, от которой можно элементарно перевоспитать… Подговорила своих старших дураков, опутали меня какой-то тканью так, что не вырваться, и говорит: увидишь, с тобой ничего не будет. А ткань по цвету – точно как была школьная форма, наверно, тот же краситель! И началось: зуд, жжение по всему телу, поднялась температура... Я понял: пока до них дойдёт, что делают, всё будет кончено,– Ратона сделал короткую паузу.– А они стоят и смотрят. Нет, это не передать... Только успел им сказать: я перед отъездом отправил бабушке в Тисаюм письмо с вашим и старым, и новым адресом, так что вас найдут…– Ратона снова тяжело вздохнул.– А потом – вспышка света, тоннель... И там, на том конце, я увидел обоих прадедов: того, у которого жил раньше, и другого – и был ещё чей-то голос: если срочно не вернуть его назад, все его 90 лет выпадут из будущего, а это не только его годы… Во всяком случае, так помню. Хотя не знаю: 90 – это все вместе, от рождения, или уже от того момента... А очнулся – увидел над собой руку со скальпелем: уже собирались вскрывать в морге! Поняли, что живой, всё выронили, отскочили в стороны, стоят у стен и трясутся… А я тоже с перепугу и говорю: вы, что, живого покойника никогда раньше не видели? Оказалось – нет, такое чудо у них впервые, раньше покойники только мёртвые попадались. Хотя действительно, весь в этой сыпи, выглядел – вспомнить страшно… И прямо таким поехал уже сюда, в Тисаюм – а тех больше не видел, да честно скажу, и не интересовался. Но уж, надеюсь, никакую новую веру нигде за меня не обретут...
– Так то был не препарат от аллергии...– снова вырвалось у Джантара.
– Я не знал, как сказать вам всю правду,– признался Ратона.– Хотя и с препаратами бывало всякое. «Общественно значимый феномен»... И кому человек мешает тем, какой есть, почему надо насильно переделать, чтобы не смущал других? Что такого в коже, которую опасно раздражать одеждой? И чего хотели добиться – инъекциями, после которых тошнило, рвало, ломило в суставах? Чтобы мог ходить «как все» – в школу, где мне просто уже нечего делать? А что и насколько нормально по понятиям взрослых... Разве мы знаем, когда они неправы с нами даже по закону? И это же на почве собственного детства так решают, кто чего достоин из нас…
– Для них детство – обязательно дворовые банды, поднадзорное стадо одинаковых человеческих единиц, невозможность решать что-то самому, унизительная зависимость от старших,– согласился Минакри.– И даже если наших проблем и переживаний не способны понять сами – всё равно с наглой тупой малограмотностью во всём правее нас...
– Вот вам и единое человечество,– ответила Фиар.– Только для одинаковых, стандартных, готовых быть униженными...
– Благодеяние – только «простым» за счёт образованных, одинаковым за счёт отличающихся,– добавил Итaгapо.– Так уж свойственно лоруанской идеологии, истории, культуре…
– Помочь только тому, кто примитивен или нравственно пал,– согласился Лартаяу.– А не пал, сохранил достоинство – как бы тебе ни было плохо, скажут: «Ты и так всё имел». Понимания достоин дебил, наркоман, вор – а подросток с чувством собственного достоинства только раздражает...
– И под кого хотят сравнять всех нас,– ответил Итагаро.– Чтобы каждый был малограмотен, запуган, просил о какой-то милости...
– А это «местное своеобразие»?– голос Минакри напряжённо дрогнул.– Возрождается только худшее, низменное – и служит для оправдания пороков и изуверств! Ведь что так входит в современную жизнь: эти шрамы на животе, публичная порка, племенные суды, фактически узаконена кровная месть, перепродажа бывших жён с дочерьми...– Минакри запнулся, будто преодолевая мысленную преграду.– И даже древние судебные испытания...
– На самом деле?– у Джантара внутри что-то как перевернулось от услышанного.– Сейчас, в 79-м веке?
– Сейчас...– подтвердил Минакри.– То есть ещё сразу, в 32-м году... И на самом деле огнехождение – редкий феномен, чаще всего врождённый! А они додумались, согласно древним легендам, погнать по горячим углям людей, заподозренных в колдовстве или оскорблении чего-то священного! Рассыпали эти угли дорожкой, сами стали всей деревней по обе стороны, чтобы никто не мог отскочить... Но это в легендах всё проходит так гладко: у кого сильнее ожоги, тот больше виноват! А на самом деле – просто падали от боли на угли, на них вспыхивала одежда...– Минакри вновь едва не сорвался на крик.– Такое «местное своеобразие»! Цивилизация кому-то плоха, а это – хорошо...
– И... ты это видел?– вырвалось у Джантара помимо воли.
– И уж вряд ли кто-то пошутил над моим незнанием местных обычаев, или я не так понял... Я же сам видел эту дорожку из углей, по ней что-то двигалось, потом – страшный крик, мечущийся сгусток пламени... А я тоже что-то не так сказал этим старейшинам! В 6 лет, в шоке отрыва от матери… И когда кто-то подошёл ко мне – думал: и меня сейчас поведут туда! Не знай я раньше про феномен огнехождения – наверно, сошёл бы с ума… Но когда-то уже было: схватил горячее, и не обжёгся. И всё равно, такого никому не пожелаешь… Хотя они сами обмерли, когда я ступил на угли – будто вправду не ждали. А я не сразу и понял, что иду по горячему, но такому, что идти можно – и только взглянув вниз, увидел: уже угли! И тоже не знаю, что со мной сделалось – стал хватать эти угли руками, и бросать куда попало – в толпу, в дома! А у них одежда и дома – из таких материалов, что только поднеси искру... Представьте, что там было. В той панике я и укрылся в автомобиле… кого-то из той соседней деревни,– со страшным, пронзительным взглядом продолжал Минакри.– Они меня там в куче каких-то вещей даже не заметили. И потом, в аэропорту, своим рассказом об этом подняли такой переполох, что помогло мне укрыться и в самолёте... С двумя другими самолётами, правда, было сложнее – но тоже обошлось. Хотя надо же было, никого ни о чём не спросив, ничего не перепутать – оба раза дождаться своего рейса, незамеченным взобраться на борт… Особенно – в Алаофе: ночь, аэропорт огромный, гул самолётов, машины, прожектора... А главное, любой взрослый заметил бы – что тогда? Но как-то обошлось. И вот наконец вы знаете всю мою тайну... А сам не уверен: действительно они собирались, не дрогнув, послать на такое судебное испытание ребёнка 6 лет от роду – или было что-то другое, решили поиграть на моём страхе – а в результате я сжёг чуть не всю их деревню? И теперь, как понимаете, если я тот самый Манагр Гманод – значит, и совершил такое сверхсвятотатство или сверхколдовство. От чего и скрываюсь за легендой о неизвестном происхождении, усыновлении, а тут ещё – взрыв в подвале, монастырь! Когда без того страшно касаться такого прошлого...
– И тоже, в чём ты виноват...– прорвался сквозь оцепенелую тишину голос Фиар.– Что, они думают, детская психика должна сносить всё?
– Но зато какие у нас у всех тайны, что приходится скрывать...– ещё с дрожью в голосе ответил Минакри.– На чём держится наш особый режим, и сама наша свобода. И велика ли надежда, что кто-то поймёт: каково пришлось, чем рисковали...
– Мальчики, но не притягиваем мы к себе эти случаи... или не создаёт их нам кто-то специально, искусственно?– вдруг предположила Фиар.– Раз не можем быть «как все»? А к таким – какое отношение: объели планету, хотим слишком многого, не знали чьих-то трудностей, лишений... Даже за особые проблемы – какая-то тупая ненависть...
– Это, наверно, уже слишком,– ответил Минакри.– Просто с нами поступают, как, по их мнению, и надо – с детьми. Мы не знаем, что лучше, а что хуже, с нами нельзя вести дела честно, можно строить всё на лжи, подлости – для себя оправдываясь, что когда-то поймём, и будем им благодарны. И их самих, мол, тоже так воспитывали, и только этим сделали из них людей. Здоровых, выносливых, тупых, с этой примитивностью, бедностью интересов, готовностью приспособиться к чему угодно, презрением ко всякой необычности... А наши истории – ещё в пределах той ненормальности, что считается нормой. Ты же говоришь: другие просто смирились...
– Нет, правда,– не согласился Итагаро.– У нас у всех необычные свойства, способности –за которые, хотя формально не преследуют, но как относятся… А если это ещё у «незрелой», по их мнению, личности...
– Но я почти никому не рассказывал о своём ясновидении,– с внезапной тревогой ответил Джантар.– По сути, кроме своей семьи и вас – никому...
– И я о себе – почти никому,– признался Итагаро.– Как-то удавалось скрывать... Но если кто-то догадался?.. Или – результат общей враждебности к «слишком умным», не подходящим под стандарт?
– Мальчики, но тогда совсем страшно,– ответила Фиар.– Что же, нас, таких, специально «вылавливают» в обществе, чтобы внешне законно ломать наши судьбы?
– Ну, а если... Общество мечется в поисках «иных ценностей», людей тормошат чем-то невнятным, ничего толком не предлагая, они просто сходят с ума…– продолжал Итагаро.– Думают: такие, как мы – действительно враги слабых и неудачников, готовы выдернуть из-под старшего поколения последние ресурсы планеты… И вдруг – конкретный вопрос связан с человеком, что подходит под «образ врага»! Уже подсознательно включается злоба, ненависть… Да – фактически месть за возраст, способности, надежды! Что хочешь полноценно жить, а не догнивать с ними, чувствуешь в себе силы, когда полагается источать трупный смрад из «высокоморальных» соображений: кто-то «не имеет необходимого» – мучайтесь виной и пропадайте все...
– И опять вопрос: что происходит с обществом?– ответил Лартаяу.– Отнимают одни цели, не предлагают взамен других – только бейся непонятно над чем. А кто не похож на унылый полутруп, кому не очевиден кризис, упадок, тот – враг. И обществу указывают: какой расы, возраста этот «враг», какие у него интересы, к чему стремится... Безнравственно – вести наблюдения звёзд, развивать способности к целительству, когда кто-то «не имеет необходимого»; безнравственно – быть не бедным, не глупым, не падшим, не униженным, не отсталым...
– Да, мальчики, к чему идём...– сказала Фиар после недолгого общего молчания.
– Вот...– подтвердил Итагаро.– Кто-то не имеет необходимого, и на этом кончается всё. Можно только упереться в тупик – и рыдать. Сохранять надежду, искать выход – кощунство... И «очищают» заблудших – погружением в чужую примитивность, неустроенность, сводят «зарвавшихся» к тому, что считают нормой жизни! А что для них норма – сами видите... Только понять бы: почему безнравственно искать выход, но нравственно – смириться с крахом цивилизации?
– И ни из каких исторических ритмов, циклов – это как будто не следует,– ответил Джантар (подумав: так, возможно, удастся от тяжёлых воспоминаний перейти к интеллектуальной дискуссии).– Тем более, там какая основная идея – четырёхчленность любого временного периода: утро-день-вечер-ночь, весна-лето-осень-зима... То есть общая логика такая: проект – осуществление – использование результатов – отдых и накопление сил для нового цикла! Так построены циклы разной продолжительности: сутки, неделя, месяц, год, и далее – периоды по 4, 12, 36 лет… Но в любом случае – имеется наложение разных ритмов и их суммирование. Внутри подъёма есть свои спады, внутри спада – свои подъёмы. И нет такого – тем более, длиной в десятилетия или века – чтобы его составлял одновременный спад всех ритмов! Не должно быть и поколений, чья жизнь уходит в сплошной спад, лишающий надежды на что бы то ни было... И вообще: цикличность, ритмика – только форма, огибающая суммарной кривой, образуемой наложением ритмов, а конкретное содержание вкладывают в неё своей деятельностью сами люди! Хотя есть и долговременные ритмы, определяемые периодами внешних планет системы Эяна, и их взаимной коррекцией до целых чисел в годах Фархелема – так как сами по себе периоды обращений планет несоизмеримы – но и тут в итоге люди решают: на какие дела отдать свою энергию, во что воплотить! А это – будто нагнетаются пустые метания и раздражённо-безразличное отношение ко всему. Кому-то плохо – должно быть плохо всем; чего не хочет кто-то – должны не хотеть все; и все виноваты, что кто-то «не имеет необходимого» – но невозможно понять, кто и чего. А уж что получается, если обратится к так называемой теории потребностей…– вдруг решился Джантар высказать то, о чём думал давно. (Тетрадь с этими размышлениями и лежала на столе в то утро, когда он решил подняться на стройку.)– Если коротко: выделяют, как правило, четыре уровня потребностей живых организмов, которые появляются на разных стадиях эволюции... Первый – чисто биологические: в пище, воде, воздухе, иногда сюда относят и самосохранение. Они свойственны уже самым примитивным организмам, которые способны только элементарно реагировать на физические и химические раздражители. Второй – продолжение рода, забота о потомстве, ну и наверно, самосохранение надо отнести сюда же. Ведь тут недостаточно элементарных реакций – нужна нервная система, внутренний образ себя и внешнего мира, способность целенаправленно реагировать на раздражители, анализировать информацию об изменениях в себе и окружающей обстановке, принимать адекватные решения. Так что – уровень организмов посложнее: членистых, моллюсков, вторично-радиальных… Третий уровень – эволюционное приобретение существ достаточно высокоорганизованных, чтобы осознавать себя частью группы себе подобных, и связаны именно с этим: признанием группой как «своего», занятием возможно более высокого положения в группе; сюда же относится потребность верить во что-то, объединяющее группу, как бы общую цель и высший смысл – например, это может быть совместная борьба против общего врага... И наконец, четвёртый уровень – мотивации исключительно разумных: познание себя и мира, своего места в нём, цели и смысла жизни, вопросы переустройства окружающей реальности соответственно своим целям... Но получается – нам предлагают отвергнуть потребности четвёртого уровня, как якобы ведущие в тупик, и ограничиться... мотивациями третьего? Более высоким положением в группе, междоусобной борьбой групп, как в дикой природе – и только?
– Но почему потребность в вере относится к третьему уровню?– спросил Ратона.– Нет, конечно, примитивная религиозность далека от познания и самопознания, но разве и это – не чисто человеческое? Разве подобное есть в дикой природе?
– Сложный вопрос,– попытался ответить Джантар.– Речь, собственно, о групповых идеалах и необходимости верить во что-то, не проверяя постоянными сомнениями – а не о высшем духовном поиске. Вера в то, что объединяет группу, противостоящую кому-то… И именно – одинаковых против отличающихся. Хотя и странно, как задумаешься: принято считать, вера – нечто высшее, духовное… А фактически корень такой веры и идеалов – выбраковка отличающихся от стандарта в дикой природе. Что, может быть, там и целесообразно – но среди людей вырождается в бессмысленную ненависть к тем, кто непохож на большинство...
– Да, но мы – люди! – не выдержал Лартаяу.– И должны понимать, что не суть важно, какого размера группа: двор против двора, или армия против армии! Важно, что разумным нечего делить так, как диким хищникам – они выше этого, у них – иное, более достойное предназначение! А теперь это предназначение предлагается отнять, и чтобы мы жили, руководствуясь дикими инстинктами? «Местное своеобразие» – территориальный инстинкт, переусложнённая, ненужная ни для какого дела, служебная иерархия – ранговый, и тому подобное? И это – те самые «иные ценности»? К ним нас хотят вернуть, как к высшей простой правде, что не испорчена цивилизацией?
– А у нас, чхаино-каймирской расы, исходно и была единая общность...– напомнила Фиар.– Одна большая страна одной культуры. А у других различие родов, племён, вер – какая-то роковая грань. И потом так же поделили нашу единую страну на клочки своих исключительных интересов… Раньше человеку было достаточно, что он человек – а тут уже вопрос: чей подданный, свободен ли лично? Дикий для нас – но естественный для них, кого не смущало, что разумный может быть лично несвободен. Нo так приходишь к совсем пугающим выводам: одни народы, одни расы – ближе к дикой пpиpоде, к инстинктивному мышлению, чем другие... Кому-то ближе цивилизация, кому-то – дикость…
– Не хотелось бы так думать...– неуверенно ответил Лартаяу спустя несколько мгновений тишины.– Но почему-то одни народы создают великие культуры – а другие, даже соприкасаясь с ними, продолжают оставаться в дикости! И ещё уверены: те что-то должны им на их бедность? Хотя не скажешь, что как люди слабее и глупее тex... Наверно, дело в законах и обычаях: у одних – благоприятствуют личности, а у других – подавляют... Но вопрос: откуда сами разные законы, обычаи? И что заставляет цепляться за худшие, зная, что есть лучшие?
– Свобода – ещё и бремя выбора,– ответил Ратона.– А так – готовые ответы на все случаи жизни, правда, в привычных условиях. А в непривычных готового ответа нет – и начинается истерика: любой ценой удержать старое...
– Это могут позволить себе примитивные, малообразованные люди,– не согласился Лартаяу.– А не те, кто у власти, или разрабатывает прогнозы и анализы в секретных институтах. Но если и они только способны констатировать ожидаемый крах цивилизации... И им нечего нам предложить – и безразлично даже, каким станет мир ко времени их возвращения в него...
– Они и это всерьёз не принимают,– напомнил Талир.– У них иной взгляд: отбыл, отслужил своё детство – всё, он высшее существо, низшими пусть будут другие. Дальше собственного пожилого возраста не заглядывают. Чем мы тоже отличаемся от всех остальных культур...
– Но я говорю о тех, кто по роду работы должен адекватно воспринимать реальность,– повторил Лартаяу,– Или они тоже думают: на наш век хватит – а дальше пропадайте? И не возникает мыслей о каком-то другом собственном детстве – в условиях, которые сами закладывают сейчас? Или уже и им настолько всё безразлично?
– Похоже,– ответил Ратона.– И нам внушают: смиритесь, надеяться не на что, впереди – худшее из того, что уже было...
– Да, но право на введение местных законов…– вспомнил Минакри.– Ещё до всего этого, даже до той экспедиции, и сразу ничем не обоснованное – но как потом сошлось с остальным! Вот что не могу понять...
– Наверно, сперва подразумевалось иное,– вдруг понял Джантар.– А потом сообразили, как можно использовать в новых условиях – и пошло...
– А что подразумевалось?– переспросил Минакри.– И зачем могло быть нужно? А получилось – будто кто-то заранее заложил очень тонко рассчитанную мину под всё общество, ход его развития! Ведь сразу вопрос: как определить, чьи и какие интересы требуют защиты? И на практике под защитой – тот, кто в равных, честных условиях заведомо проигрывает! Значит – такой расчёт был сразу?
– Давайте рассуждать так,– предложил Итагаро.– Какая идея была провозглашена ещё раньше? Дать каждому всё нужное для раскрытия его способностей, и устранить все внешние препятствия к этому? И остались только внутренние, связанные с личным несовершенством самого человека! И никаких оправданий теми, внешними! Наоборот, получалось: создали все условия – а ничего в себе не раскрыл, так как нечего раскрывать! Слишком очевидно предстал со своей неприкрытой неполноценностью! И понадобилось благовидное оправдание: почему таким нечего дать на общие цели единого человечества? Объяснить: чем ущемлены те, кто не ущемлены ничем?
– Подожди, но разве идея дать каждому всё была реализована на практике?– возразила Фиар.– Её только провозгласили – а практически воплощённой никто не думал объявлять!
– Я и объясняю, почему опасно было доводить до практического воплощения! И как раз подвернулась идея ущемлённых малых групп – и вспомнили о праве вводить местные законы! И как раз тут получилось: кто-то не хуже остальных, он просто другой! Это если, наоборот, превосходишь средний уровень, больше хочешь и можешь – найдут, в чём ты хуже кого-то, и права на своеобразие не будет... Но и то показалось мало – и пошла в ход идея «нормального ребёнка», «простого человека», которому не осилить современный уровень знаний...
– И как раз тут – никакого своеобразия,– согласилась Фиар.– Зато сколько абсурда... Программа учёбы так расписана по неделям и полугодиям, человек – будто на конвейере. Не может изучать то, что интересно сейчас, должен – что требуется по программе... Хотя что-то ещё неинтересно, непонятно, не возникло вопросов – а уже называют готовые ответы на них! И постоянно переключаться на то, о чём в данный момент не думал, запоминать то, что не интересует – хотя возможно, сам увлёкся бы год спустя… Почему-то всем хотят дать те же знания к тому же возрасту! А мы с вами и забыли – потому что можем учиться, как в старых жреческих школах: знакомясь с литературой по ходу возникающих вопросов! Но то – мы, из числа немногих... Большинству – сначала определили минимум, который должны усвоить все, а там – и чисто профессиональные навыки, не всем нужные, и то, что не соответствует индивидуальным особенностям мышления... Ученик сразу видит на чертеже все соотношения, мгновенно срабатывает интуиция – но так нельзя, он должен логически вывести и доказать учителю так, будто тот сам не смыслит очевидного! Или у кого микроскопическая точность движений – заставляют таскать тяжести. А у другого как раз не очень – но должен учиться шить или паять… А потом: этот минимум всем не осилить – всех и ограничим, введём более узкий минимум. Как раз там, где кто-то – не худший, а другой...
– А как ещё формируют заведомо примитивные или ложные представления?– добавил Лартаяу.– Хотя проблема с чертежами и задачами мне знакома… Сразу, мгновенно чувствую вывод или результат – а учителю разложи по отдельным шагам! Всё равно, что здоровому человеку – заново учиться ходить, обдумывая каждое движение! И атомы в молекулах сперва учат комбинировать как абстракции, у которых ни формы, ни размера – на основе одних формально, примитивно понятых валентностей, а потом реальной химии человек не может усвоить, это для него – мистика! Комплексные соединения, поляризуемость молекул, форма орбиталей – за пределами понимания! Или по физике формируют убеждение: скорости тел в любом случае складываются арифметически – а дойдя до теории Лутаири, ученик старшей группы не может понять: как это движению тел сопротивляется пространство, да ещё искривлённое? И тела от движения укорачиваются, а само время идёт медленнее?.. Потому, что не дают сразу представления о самом глубинном: полях, частицах, атомах! Идут исключительно от наглядного, макроскопического, боясь, что иначе не поймёт самый тупой! Хотя тупой всё равно вылетает с полпути, не освоив то, что не вызубришь за счёт одной выносливости – но у других остаются искажённые понятия! А тут, наверно, разобраться бы: действительно кто-то не в состоянии понять – или не так учат? А не развиты мозговые структуры – какие конкретно, за что отвечающие? За способность усвоить знания – или мотивации такого-то уровня? Возможно, проблема не в интеллектуальных функциях, которые в пределах нормы – а именно в сфере целей, интересов, жизненных установок, мировоззрения? Им просто чего-то не хочется, что-то не интересует, ничего для них не значит? Тем более, у кого и третий уровень не развит: бродяги, нищие... Как тут выглядит вина перед ними остального человечества?
– Да, истощение ресурсов планеты тут ни при чём,– не сразу ответил Талир.
– А с истощением – тоже…– продолжал Лартаяу.– Непонятно толком, действительно конкретные ресурсы исчерпываются – или нам предлгают мысленный эксперимент: что делать цивилизации, у которой таких-то ресурсов нет? Будто дразнят, насмехается над человечеством… И как быть нам? Браться за исследования, как выжить цивилизации при нехватке таких-то ресурсов? Или просто валяют дурака, истинная подоплёка – иная? Но странно: только выяснилось, что «нормальному ребёнку» школьная программа не по силам, и не по тупости рутины, именно по объёму информации – подоспело «местное своеобразие», проблема с ресурсами… И путь Чхаино-Тмефанхии: максимально безотходной экономики, свободы доступа к информации, без принудительных повинностей – странным образом не подходит. Хотя там и проблемы «слабых» и «ущемлённых» нет: каждый – такой как есть, его путь не сверяют с путём другого, не ищут, чем он хуже! Есть право на свою судьбу, а не долг ломать её из-за неудач и несовершенств другого! А здесь… «Крепкая семья» – только если кто-то подавлен чужой волей, от умения детей обращаться со сложной техникой падает авторитет родителей, если те – «из низов»... Авторитет малограмотного взрослого – выше и важнее судьбы человечества? Пусть пропадают все, если он не «главнее» своих детей, а современный дом не похож на тот, что в деревне? И так – везде тупик: то нельзя, это нельзя, то безнравственно, это неприемлемо… И с Западного континента ничем воспользоваться – нельзя...
– А мы и хотели все вместе обсудить, что знаем о той экспедиции,– напомнила Фиар.– Да, мальчики – у кого бумаги?
– У меня,– ответил Итагаро, доставая откуда-то несколько листов и раскладывая на столе.– Но я не знаю: всё это, что есть в архиве общего доступа, или нет – я же и туда отправил запрос телепатически. Без кода от правителя, как бы из-за сбоя в сети – команда переслать данные по такому-то адресу, хотя там никто не запрашивал… Не хотел рисковать – обычным путём. А теперь что сделано, то сделано... Так, вот схема перелёта через океан,– Итагаро протянул лист Ратоне, а тот, несколько мгновений подержав в руках, передал его Минакри.– И отдельно, на врезке – часть континента, карты которой составлены по данным экспедиции. Но тоже – схема, а не подробная карта... А тут,– Итагаро взял ещё два листа,– уже текстовая информация. Список участников экспедиции – почему-то неполный, хроника полёта, краткое изложение выводов комиссии по расследованию причин катастрофы...
– Да, судя по объёму, немного,– сказал Донот.– И в каком там плане? Во дворе мы не успели прочесть – только просмотрели...
– «Международная комплексная экспедиция по исследованию горных и внутренних районов Западного континента…– начал Минакри с листа, который был у него в руках.– Организована при совместном участии четырёх государств: Соединённой Лоруаны, Аухары, Гимрунта и Чхаино-Тмефанхии… Основные цели состояли в картировании и исследовании дистанционными геофизическими методами части территории Западного континента с борта дирижабля, а также – проведении исследований на местности с высадкой части состава экспедиции в районах континента, которые будут определены как представляющие особый интерес для более подробного изучения…» Дальше – много общих слов, всё, что мы и так знаем... А вот – состав экспедиции. Но не весь… Кто оставались на борту дирижабля, даже не перечисляются, список только посадочного отряда... «…От Лоруаны: командир отряда, он же командир... вертолёта…»?– удивлённо переспросил Минакри.– Видите, я даже не знал, что с дирижабля они десантировались на вертолёте... Итак: «…командир вертолёта – Лимавиреу Феринкоатле, бортовой техник – Туанга Рамаяау, и второй врач экспедиции – Сафареме Лурима…» Это, я уже говорил – от Лоруаны. Теперь дальше: «…от Гимрунта – штурман Сириола Уатафа, от Аухары – второй пилот, он же геолог, Зералиту Дейрени...» Странно, но читаю, как сказано: «второй пилот, он же геолог». И, наконец, «…от Чхаино-Тмефанхии – микробиолог Инал Юкар, и специалист по физике атмосферы, он же телеоператор и оператор связи, Мхейн Фатл…». Да, странное совмещение должностей. И это: «командир отряда», «командир вертолёта» – как в армии... Будто не научная, а военная экспедиция. И не мало ли для комплексных исследований – всего семеро? Хотя это не все, лишь посадочный отряд – но всё же...
– А я помню, сперва планировался гораздо больший состав,– вспомнил Итагаро.– Причём именно для исследований на местности: говорили, от 20 до 30 человек будут сброшены десантом с самолёта. А потом, чтобы обойтись меньшим числом, совместили должности. Средств на большее не хватило, что ли...
– И вообще, тут всё только о посадочном отряде,– добавил Ратона.– Кто оставался на борту дирижабля – о тех практически ничего…
– Наверно, я так сформулировал запрос,– предположил Итагаро. (Тут первые листы, передаваемые по рyкaм, наконец дошли до Джантара – и он, пробежав их глазами, с удивлением понял: да, одни общие фразы! И карта с указаниями мест посадок вертолёта и предлагаемой аварии – была скорее схемой…) – Но всё равно странно: такая скудная информация... А помните слухи, будто у всех в посадочном отряде были ещё тайные вторые и даже третьи специальности?– вспомнил Итагаро.– Кто-то был ещё лингвистом, прошёл подготовку по международному праву, кто-то – в совсем малоизвестных областях знаний! А тут даже биографий нет...
– Да, и я помню подобное,– подтвердил Талир.– Кажется, про Уатафу: «известен как учёный-любитель в области»… Хотя в какой, не помню: биологии, геологии? Но это уже не просто слух – было в газете. И даже что-то – про возраст Инал Юкар…
– И я будто помню,– подтвердил и Лартаяу.– Хотя как попало в открытую печать... И вообще же незаконно: совершеннолетие по возрасту «физического coзpeвaния»! Формально должно быть – со дня окончания школы, а принято – со среднестатистического возраста появления каких-то «половых признаков» у людей данной расы! Для дмугильской и экваториальной – 16 лет, а мы, так как у нас эти признаки вообще не появляются, ждём до 20-ти! А Инал Юкар было всего 19...
– И чтобы попасть в такую экспедицию, мало быть просто выпускником института,– добавил Донот.– Надо успеть проявить себя в науке. И в Чхаино-Тмефанхии к 19 годам – возможно. А тут в 20 – первые, элементарные шаги в самостоятельной жизни...
– А получить эту вторую специальность...– добавил и Ратона.– Если сколько уже будет, пока получишь хоть первую? А «по особым, секретным каналам» – вовсе… Лет до 30, если не 40 – почти как в монастыре! И думаете – они могли пройти такое? Те же Феринкоатле, Уатафа?
– Не знаю,– ответил Итагаро.– И зачем лингвисты и юристы-международники – если с самого начала не рассчитывали найти там поселения людей? Ну, кроме научных станций и общин по периметру... И что делить по международному праву – если экспедиция организована объединяющимся человечеством? Но ходят слухи – и как проверить? Разве что из самой хроники экспедиции узнаем...
– Вот она, хроника,– Минакри взял очередной лист.– Итак, «…отправление дирижабля со всем составом экспедиции на борту состоялось 8 радана 7835 года из города Кутанхара на восточном побережье Чхаинии... 17 радана после перелёта через Восточный океан дирижабль достиг побережья Западного континента в точке…» с такими-то координатами. «…Затем был продолжен полёт вдоль побережья на север, с целью поисков входа в известную ранее но данным аэрофотосъёмок с самолёта межгорную долину, выходящую на внутреннее равнинное плато континента, и на всём своём протяжении расположенную ниже максимально допустимой высоты полёта дирижабля...» Но какие же там высоты?– Минакри недоуменно поднял взгляд.
– Получается: запредельные для вертолёта, и близки к предельным – для дирижабля, несущего вертолёт...– ответил Итагаро.– Так определили по данным аэрофотосъёмок... А мы и не знаем точных цифр – карты с их указанием нигде не опубликованы. И здесь нет… А на опубликованных картах – нет даже тех хребтов и долин, что схематически показаны здесь. Странно...
– А если бы высоты были известны с большой ошибкой?– переспросила Фиар.– Ведь собственно этим проходом никто раньше не летал! И сразу послали туда дирижабль!
– Значит, были уверены,– ответил Итагаро.– И что там дальше?
– Дальше ссылка на схему где показаны эти долины,– продолжал Минакри.– И потом так: «…После нескольких неудачных попыток утром 20 радана был обнаружен вход в упомянутую долину, и дирижабль, войдя в неё, продолжил полёт в сторону внутренних районов Западного континента приблизительно вдоль 30-го градуса северной широты...» Но – как понять эти «неудачные попытки»? Они, что, несколько раз возвращались к побережью из других, выше расположенных горных проходов? Ладно, читаю дальше: «…За время пролёта через долину производилась картографическая съёмка местности, геофизические исследования дистанционными методами…» Всё без подробностей. Действительно – минимум информации. Так, дальше: «…21 радана после выхода дирижабля из межгорной долины на внутреннее плато континента, поверхность которого в этом районе оказалась расположений на высоте около 3 киамов…» Уже – хоть какая-то определённая цифра! «…с борта дирижабля был десантирован вертолёт с посадочным отрядом экспедиции на борту…» Но не сказано, до какой высоты снижался для этого сам дирижабль. «…Были проведены всесторонние геологические и микробиологические исследования грунта: как непосредственно на местности, так и взятых на борт дирижабля его образцов... В итоге проведённых исследований установлено практически полное отсутствие как самой биологической жизни, так и следов её наличия когда-либо в обозримом прошлом, в материалах местного грунта... В пробах воздуха были обнаружены только микроорганизмы атмосферного происхождения, аналогичные тем, которые встречаются на соответствующих высотах над другими районами планеты…»
– Но каких «соответствующих»?– не поняла Фиар.– Которых достигают хребты по периметру? То есть – ниже которых микроорганизмы не попадают туда с атмосферными течениями? Или – тех же 3 киамов?
– Непонятно...– согласился Итагаро.– Но в любом случае их в грунте не нашли – только в атмосфере. Мы сомневались – а получается, так и есть?
– Но кто мог думать о таких высотах по периметру...– ответила Фиар.– Хотя и сейчас знаем только высоту плато. Но могли бы догадаться: зная, что там миллионы лет не шёл дождь. Или... Подождите… Горное оледенение! Должно быть на таких высотах…
– Должно, но и о нём, кажется, ничего,– перебирая листы, ответил Минакри.– Разве что воздух теряет влагу раньше, где высоты недостаточны для образования ледников – а дальше доходит сухим, и оледенение не образуется… Так, что ещё: «…Проводились также исследования циркуляции атмосферы над внутренним плато континента...» Но тоже никаких подробностей – а интересно же представить эту циркуляцию...
– Тем более, такая долина – не обладает ли свойствами аэродинамической трубы?– сообразил Итагаро.– Смотрите, какая она на схеме узкая и прямая! И представьте, с какой площади соберутся в неё воздушные массы при ветре на восток!.. Как они там летели? Но катастрофа произошла над внутренним плато…
– И про ветры в долине ничего не сказано,– продолжал Минакри.– Так, дальше: «…Проводились измерения фона космических излучений и радиоактивности грунта, исследования его химического и минералогического состава… По предварительным результатам этих исследований не нашла подтверждения гипотеза астероидного происхождения внутреннего плато Западного континента. Было установлено, что верхние слои грунта сложены обломочным материалом, состоящим из континентальных пород планетарной коры, и сформированным в основном процессами физического и химического выветривания...» Опять – лишь выводы, без подробностей. И дальше тоже: такого-то числа совершён перелёт в район с такими-то координатами, и по всем районам – в общем то же самое. Правда, вот ещё: «…обнаружены выходы на поверхность глубинных пород, характерные для пустынных форм выветривания… Ни в одном из исследованных районов не было выявлено наличия горизонтов грунтовых вод, или хотя бы следов водной эрозии грунта когда-либо в прошлом…»
– И всё?– с недоумением спросил Донот.– Ничего даже: были ли выявлены дистанционными методами рудные ископаемые? Хотя бы при пролёте через долину? Такие данные – в компьютерном архиве?
– Действительно, похоже на итог неудачной цензуры журнальной статьи,– согласился Минакри.– Кто-то наспех стирал информацию, не думая, как будет выглядеть оставшаяся. А с грунтовыми водами вовсе непонятно. Они есть в любой другой пустыне планеты...
– А там нет,– ответила Фиар.– Хотя вывод – по данным одной экспедиции, обследовавшей несколько ограниченных районов…
– Вот именно: грунтовые воды!– согласился Донот.– И ещё ледники. Всё-таки странно... Куда девается атмосферная влага по пути от океана к плато – чтобы даже во внутреннем горном поясе её уже не хватало для конденсации снега и льда? Или внешние горные цепи сразу задерживают все облака?
– Но если cpазy – высоты, уже недоступные дирижаблю...– начала Фиар.– И рядом – ещё влажный морской воздух... Ледники должны быть.
– Или всё дело в холодном течении у побережья?– предположил Минакри.– Так что воздух уже над морем содержит немного влаги… Правда, то – у западного побережья, у восточного, наоборот, течение тёплое, но они и летели с запада. Однако на восточных склонах должны быть ледники. Только, наверно, из-за особенностей рельефа весь сток идёт наружу, в океан...
– Но прямо и не сказано, что нет горного оледенения,– ответил Герм.– Это мы предположили по отсутствию грунтовых вод.
– И всё равно не понимаю, как может не быть,– сказал Ратона.– В любой другой пустыне есть водоносные горизонты. Я даже знаю, как над ними в руке вращается проволока...
– Давайте подумаем, как это возможно,– предложил Донот.– Тем более, во внешнем поясе гор есть жизнь – хотя на западном побережье, в зоне расхождения атмосферных потоков, действительно очень скудная… А потом к центру континента горы постепенно повышаются, до каждого следующего хребта доходит всё меньше влаги... Правда, горы восточного побережья никакой экспедицией не обследованы – только берега и предгорья в окрестностях научных станций. Зато в учебниках – так уверенно приводят фотографии с явными формами обрушения безжизненных по виду гор. Но это – сбросовые деформации, характерные для зон растяжения коры, а там идёт сжатие при столкновении плит! Значит – ученик должен запомнить именно фотографию огромного сброса на горном склоне? Такого, что страшно представить, какой сейсмический толчок мог его породить! То есть… должно сложиться впечатление полной безжизненности, чрезвычайной сейсмичности, и вообще бесперспективности для человечества всего Западного континента – причём важно, что бывшим астероидом он тоже не является?
– Нет смысла искать также материал астероидного происхождения!– поняла Фиар.– В общем: ничего интересного, изучать нечего!
– А есть о чём задуматься...– продолжал Донот.– Например: сколько миллионов лет продолжается там сжатие плит, и соответственно, существует кольцевая горная страна? Ведь нынешних молодых гор недавно – в планетарном масштабе времени, конечно – не было! И ничто не мешало атмосферной влаге достигать континента, состоявшего лишь из внутреннего плато! Почему не нашли следов жизни хотя бы тех времён? А плато с обломочным материалом и формами выветривания – наверняка старше самих гор!
– Если только само – не бывшая горная страна,– предположил Талир.– И вообще горы не растут постепенно, ряд за рядом, уже сотнями миллионов лет. Хотя тоже трудно представить такой долгий напор плит в одну точку...
– Но чтобы за сотни миллионов лет – никаких следов жизни,– повторил Донот.– Будто с самого момента выхода жизни на сушу – оно было каким-то высотным нагорьем, выше пояса вечных снегов...
– Даже выше, чем могут достигать дождевые облака,– уточнил Талир.– Хотя сколько же это тогда...
– 15-16 киамов,– ответил Донот.– А у нас на планете вообще нет гор намного выше девяти. Сама гравитация Фархелема не позволяет...
– Должно быть иное объяснение, каким образом пустыня остаётся такой сухой полмиллиарда лет,– продолжал Талир.– А нам будто лишь внушают: не ищите там ничего! И это на фоне разговоров о нехватке ресурсов, грядущем крахе цивилизации...
– Да, а – как насчёт ресурсов самой экспедиции?– вдруг спросила Фиар.– В смысле – продовольственных? Если там на месте их нечем пополнить – надо было иметь с собой на всё время? И сколько это по весу? Какой груз продовольствия должен был нести дирижабль? И сколько нёс вертолёт в каждом рейсе на поверхность? А тут, между прочим, и о рейсах на борт дирижабля и обратно – не сказано! Будто только перелетали там с места на место…
– Но у них были сублимированные продукты...– не совсем уверенно напомнил Лартаяу.
– Так и вопрос: а разводить чем? В самой сухой пустыне на планете! Хотя вряд ли не было и устройств для конденсации атмосферной влаги – но они годятся для обычных пустынь, а там… Или сразу взяли и запас воды на всё время?
– Но сразу и не знали, что там такая сухая пустыня…– ещё более неуверенно ответил Лартаяу.– Правда, потом это не стало препятствием... Действительно, как же это?– он обвёл взглядом комнату, переглядываясь со всеми.– И нигде не говорится, как было на практике...
– Верно…– Итагаро тоже обвёл комнату взглядом.– Начнёшь искать – никаких конкретных подробностей. Вот и в компьютерном архиве – самый минимум информации, по ней не представишь, как было. И как подобрано: кто удовлетворён существующей версией – получит её подтверждение; кто хочет знать подробности – ничего не найдёт... И что там осталось – о самой катастрофе?
– Тоже самый минимум,– Минакри поднял последний лист.– Перечисление членов комиссии по расследованию со всеми титулами, и вывод: «…При попытке ввести в ангарный отсек дирижабля перегруженный вертолёт...» А чем перегруженный – не сказано. Геологическими образцами, что ли? «…произошло неожиданно резкое снижение дирижабля, которое не удалось скомпенсировать сбросом балласта. Затем под тяжестью вертолёта произошёл разрыв каркаса и оболочки, повлекший за собой взрыв газовой ёмкости и падение обломков с большой высоты...» И – стандартные траурно-героические формулировки. Тогда ещё не говорилось: что экспедиция была не нужна, подобные жертвы в принципе напрасны… Но чем сумели настолько перегрузить вертолёт? Или вообще… сразу – летали на пределе прочности дирижабля? А то представьте: вертолёт на его борту! И – с самого начала были обречены на такую аварию?
– И как установили, что всё было именно так?– спросила Фиар.– Если там потом никто не бывал, не осматривал места, обломки... И никто даже не пытался искать выживших! Другой вопрос – как скоро можно добраться… Но я имею в виду: откуда сама версия? Или в момент аварии с дирижабля действительно шла передача?
– Тут и об этом ни слова,– ответил Ратона.– И как могли узнать это даже в таком случае? Или пусть известно только: взрыв был в воздухе, на большой высоте, а остальное – предположения… Но мне трудно представить: где на борту дирижабля помещался вертолёт, как на него садился? И что за странная схема полёта...
– Наоборот, по-своему очень логичная,– не согласился Итагаро.– Если в долине высоты такие, что вертолёт не преодолеет своим ходом – а на плато дирижабль не посадишь… Но где мог быть ангарный отсек – мне тоже трудно понять. Не наверху же, над самой газовой ёмкостью... Хотя, если так – понятно бы, как перегрузка вертолёта привела к аварии. Но видите: здесь нет даже схемы дирижабля со всеми его отсеками…
– А ещё – частотный шифратор...– напомнил Герм.– Хотя кажется, к чему: в научной экспедиции объединяющегося человечества? Если... кто-то заранее не ждал найти там нечто, о чём нельзя знать всем! Заподозрив ещё по съёмкам с самолёта…
И тут, во вдруг наступившей паузе, Джантару показалось: рaзгoвор подошёл к какой-то грани прозрения, за которой уже трудно будет верить во что-то, легко и привычно воспринимавшееся прежде. И пусть это было лишь смутное чувство – что-то изменилось, им открывалось новое, незнакомое, пугающее...
– Нет, это уж точно слишком,– не сразу начал Итагаро.– Всё… лишь затем, чтобы кто-то не узнал некой тайны Западного континента? Вот эти поиски «иных ценностей», из-за которых можно завести всё человечество в тупик, оставить без элиты, без образованных людей…– Итагаро умолк, будто с одной его не успевшей оформиться мыслью столкнулась другая.– А правда… Кто может тайными путями узнать больше остальных – если не экстрасенс? И этим опаснее обычного человека, пусть «слишком умного»...
– Так... хочешь сказать, эти странные повороты наших судеб...– Фиар не решилась договорить.
– Вот именно! А мы и довольны, что уже все вместе оказались в Тисаюме,– потрясённо согласился Минакри.– Хотя само по себе хорошо, что вместе… Но Тисаюм – не только одна из двух исторических каймирских столиц, а ещё и город с особым статусом в составе Лоруаны! Крупная флотская база, множество военных объектов – где конечно, никто особо не разгуляется с «возрождением традиций», но и за нами самими, легче присматривать! Так-то человеку со странностями биографии – искали бы место где угодно, но не здесь… А у нас и вопросов не возникало! Хотя до вопросов ли: после монастыря, Моараланы...
– Но и не всё они о нас знают...– Джантар вновь ощутил смутную тревогу.– И чем опасно то, о чём знают: пирокинез, целительство, ночное зрение?
– За одной способностью иногда проявляется другая,– ответила Фиар.– Вот и опасаются… И откуда мы знаем: что и насколько им известно о нас?
– И эти попытки обследований, операций...– поддержал догадку Герм.– Подсунуть в мою семью полусумасшедшего чиновника...
– В общем, нельзя исключать такую возможность...– ещё ошеломлённо согласился Итагаро.– Вдруг мы не догадываемся, чем и насколько привлекаем внимание «обыкновенных» людей...
И Джантар ещё более почувствовал: назревают перемены. Если не в их судьбах – то в умах, в отношении к чему-то…
– А дело может быть серьёзное...– продолжал Итагаро.– И не было же попыток спасти оставшихся в живых! Хотя верно: пока снарядили бы второй дирижабль, пока долетел бы – спасать уже некого. А обычному самолёту негде сесть – нужна взлётно-посадочная полоса. Разве что – вертикального взлёта... Но откуда и на каких запасах топлива он долетел бы через океан? Или опять же: пришлось бы везти такой самолёт – на борту большого, транспортного? И потом – в воздухе принимать самолёт на борт самолёта? Да и трудно понять: как вертолёт, со всеми воздушными потоками от его винтов, принимали на борт дирижабля? Если всё же на верхнюю площадку над газовой ёмкостью – какой вес должен выдержать сам корпус? Или – совсем лёгкий вертолёт сажали на выдвижную палубу, а потом вдвигали внутрь... Не представляю. Хотя есть и морские корабли с палубной авиацией, и системы дозаправки в воздухе – но тут-то дирижабль! И – насколько всё было надёжно, продумано? А точных данных, технических характеристик – никаких... Все понаслышке знают эту историю, как символ роковой попытки человечества сунуться «не туда» – и только...
– Известная легенда, но запретная тема для серьёзного обсуждения,– согласился Лартаяу.– И обсуждают только: что будет, если на всех станет не хватать ресурсов, продовольствия, самого места на планете... А вдруг вправду кто-то вообразит: уже пора решать, кто больше достоин жизни, а кто меньше? И как раз школьная программа построена так, что у «физически развитого» дебила всё в порядке, он её успешно проходит – а особорежимнику как бы не по силам то, с чем справляется дебил? И выносливый дурак будет заседать в какой-то комиссии, определяя степень нашей неполноценности в плане выживания человечества, которое не может обеспечить всех? А опытом страны, успешно решающей эти проблемы, воспользоваться нельзя! Хотя подождите...– спохватился Лартаяу.– Чхаино-Тмефанхия тоже участвовала в проекте! Так... не тут ли причина: расхождения по поводу какой-то тайны Западного континента? Но что тогда за тайна – и кто на что способен пойти, чтобы тайны никто не коснулся?
И снова настала тишина – но уже будто зрело новое понимание чего-то, какая-то новая решимость...
Но… наяву, в реальной жизни? Из-за некой тайны Западного континента – вопреки всем историческим циклам, тенденциям развития человечества – из ничего придуман тупой, насильственный кризис, замаскированный под формально благие намерения: снисхождение к бедным, слабым, отсталым, каким-то меньшинствам? А истинная цель – лишь отвлечь внимание от тайны? Ради этого власти Лоруаны пошли на риск одичания целых поколений, лишив общество всякой перспективной цели, провоцируя взаимную неприязнь стран, народов? Что за тайна могла заставить пойти на такое? Что за «высшие» цели, идеи – важнее самой цивилизации, самого человечества Фархелема?..
– Да, это слишком серьёзно...– наконец услышал Джантар приглушённый голос Герма.– И надо всё хорошо продумать, проверить...
– Подождите...– Ратона что-то вспомнил.– Герм, где у тебя та книга? С намётками проектов будущего? Тогда будущим была и эта экспедиция – и там что-то есть о ней!
– Я понял, о какой книге речь,– ответил Герм,– Там, где и была, никуда не перекладывал…
Ратона быстро встал и вышел. Было слышно, как он открыл дверь в коридоре, что-то отодвинул уже в другой комнате – но не прошло нескольких мгновений, как он вернулся с книгой в тёмно-зелёной обложке.
– Вот, нашёл,– он протянул Герму книгу, уже раскрытую на нужной странице.– Хотя и тут об этом проекте совсем немного, но смотри: «…дополнительная газовая ёмкость будет предназначена для регулировки высоты полёта дирижабля посредством изменения температуры содержащегося в ней воздуха...»
– Ну, так – дополнительная,– ответил Герм.– Всё верно: она для регулировки подъёмной силы дирижабля, и соответственно, высоты полёта...
– Да, но это – воздушная ёмкость! А теперь взгляни сюда,– Ратона, склонившись над Гермом, указал место на странице.– «…Основную газовую ёмкость предполагается заполнить...» чем? Гелием! Так что взорвалось: воздух или гелий? Если именно газовая ёмкость – а не какой-то топливный бак?
– Но это был только проект...– без уверенности попытался возразить Герм.– Потом, на практике, могли найти иное решение. Например, заполнить ёмкость водородом – который и взорвался... Но раз уж мы вышли на эту проблему – давайте искать в литературе всё, что можно. Правда, что посоветовать тебе,– обратился Герм к Джантару,– на что настроиться… Портретов участников экспедиции – и то нигде нет…
– А пока быстрее смотрите распечатки,– напомнил Итагаро.– Или даже не буду брать их с собой, оставлю у тебя. Нам с Минакри и Талиром ехать на ту окраину...
Джантар спохватился, что видел ещё не все распечатки – и протянул руку, чтобы взять оставшиеся. Но и тут хватило нескольких беглых взглядов, чтобы понять: самое главное Минакри уже прочёл вслух. И Джантар отдал листы Фиар и Талиру…
– Да, пора идти,– Минакри тоже встал.– Подросток на вечерней улице – сами понимаете. Да ещё на такой окраине. Это раньше без страха ходили и ночью...
– И мне удобнее автобусом, с вами,– ответил Ратона, возвращаясь из соседней комнаты, куда успел отнести книгу.– Так подъезжаю к самому дому, а от вагона – идти через мост.
– А мне ближе от вагона,– встал и Донот.– В центр, по эту сторону моста. И всё-таки – неужели и нам нельзя сослаться на «своеобразие»? Почему терпим целые окраины такого сброда?
– Мы же не полноправный регион, только автономия...– вздохнул Итагаро.– Регион создаётся под что: определённую религиозную веру. А это обычаи, обряды, массовые действа, и главное – божество, которому поклоняются. Что можем представить в таком качестве мы – если сразу, изначально, имели понятие, что такое звёзды, планеты, физические поля, эволюция живой материи, а не выдумывали мифы? А легенды, как открывали свойства лекарственных растений, строили каменные обсерватории, прозревали умом на уровень атомов и молекул – не подходят. Как и знание о природных духах, память о «людях дальних миров»… Что, наскоро придумывать, например, какие-то молитвы, Мировому Пульсу, Красным и Голубым Лучам? Или мифологические сюжеты: как решили сложиться в Спираль Жизни четыре её звена, или воевали между собой армии фотонов и гравитонов, или белых и красных клеток крови, или Тарменех выходил замуж за Эян, но потом развёлся – и отсюда, каким-то образом, его фазы? Видите, не так представляем мир, как другие – и своеобразия нам не полагается... Что, пойдём?..
Герм лишь молча открыл дверь – и вышел в коридор. И никто больше не произнес ни слова. Все так же молча, в тишине, последовали за Гермом – а затем стали спускаться вниз. И Джантар вдруг подумал: спускаются они по этой лестнице уже другими, не теми, что поднимались по ней всего час назад. И даже не просто больше узнав друг о друге – прикоснулись к тайне, приоткрыв такое, что почти невозможно осмыслить сразу. Но и тревоги, страха почему-то не было – лишь чувство грани, порога, чего-то раскрывающегося, развёртывающегося перед ними. Тайна уже захватила, увлекла их...
13. ПУТЬ К ТАЙНЕ
– Джантар ещё спит?– донёсся голос Фиар.– Странно, а мы наслушались друг от друга такого, что думали, всю ночь не уснём…
Джантару показалось: лишь в этот момент он полностью проснулся – хотя и перед тем уже о чём-то думал. Но вот о чём – почему-то не мог вспомнить. Будто стёрлось из памяти на самом переходе грани между сном и реальностью…
Хотя кажется, и было – что-то из того, о чём говорили вчера… И он тоже долго не мог уснуть – пытаясь вспомнить и настроиться хоть на что-то, связанное с той экспедицией (правда, сам не представляя, что ожидает увидеть), пока наконец не уснул, и не увидел во сне дирижабль, летящий над морем – и кажется, это было единственным, что он помнил теперь из сна. Или нет… Осталось ещё смутное чувство прикосновения к чему-то грозному и опасному – о чём как-то не думалось вчера, в порыве неустоявшихся мыслей и чувств, которым трудно подобрать название. Не думалось о риске уже самой попытки прикоснуться к подобной тайне, о последствиях для них самих и их близких. Тогда даже не возникло этой мысли – но теперь…
Резкий вздох или вскрик вырвался у Джантара на волне внезапного тоскливого ужаса – и он судорожно рванулся на кровати даже прежде, чем открыл глаза. Но и открыв, в первое мгновение он не смог сообразить, где находится – почему-то не узнав комнату на втором этаже дома, который вчера сняли на лето, тогда ещё не зная, чей он… (Хотя конечно: он видел эту комнату всего раз, вечером, когда ложился спать – а сейчас она была залита ярким утренним светом Эяна.) Но главное: уже здесь, почему-то снова в сборе, были все его товарищи. Наверно – не без серьёзной причины…
– Джантар, что с тобой?– встревоженно спросил присутствовавший здесь же Тайлар. («А… он знает?– вдруг подумал Джантар.– Сказали ему или нет?»)
– Наверно, мгновенная депрессия при пробуждении,– объяснила Фиар.– Мы вчера делились такими воспоминаниями…
«Не знает,– понял Джантар.– Ему ещё ничего не сказали. И наверно, правильно: надо сначала проверить всё самим…»
– Да, а… что это вы все уже здесь?– наконец решился он спросить.– Так рано… Или сколько уже времени?
– Почти 4,– Тайлар мельком взглянул на свои наручные часы.– Точнее, без семи: 3 часа 113 минут.
– А мне казалось, ещё совсем рано…– сказал Джантар, садясь на кровати.
– Ты поздно заснул, и спал беспокойно,– ответил Тайлар.– И всё повторял во сне что-то про ту экспедицию, дирижабль…
«Неужели придётся всё рассказать? И не то, чтобы я боялся, что он не поймёт… Но так, сразу, ещё ничего не проверив…»
– Да, верили, собирали вырезки,– продолжал Тайлар.– И вдруг всё лопнуло. Ничего толком не понятно – и властям уже не очень выгодно, чтобы было такой известной легендой…
«И что делать? Сказать ему или нет?»
– Хотя мне и говорить с вами особенно некогда,– вдруг сказал Тайлар.– У меня ещё выпускные экзамены, надо готовиться к ним. И придётся ехать обратно в Кераф, сдавать… Да, что бы ни случилось в жизни – ничего не сдашь заблаговременно, всё в установленные сроки,– добавил он, уже выходя.– А сроки эти в выпускной группе позже, чем у всех остальных. Джантар успел сдать свои работы перед отъездом, а я нет…
– У него выпуск только сейчас?– удивлённо спросила Фиар (едва Тайлар с негромким хлопком двери, вошёл в свою комнату на первом этаже).– Ты говорил, он на два года старше тебя…
– Я родился в конце 24-го года, а он в начале 23-го,– объяснил Джантар.– Вот и разница в одну «возрастную группу», хотя реально почти два года… Но давайте ближе к делу,– Джантар снова ощутил смутную тревогу и напряжённость.– Правда, я помню из своего сна только сам дирижабль, как летел над океаном, и ничего больше – а что у вас?
– Скажу сразу: насчёт гелия мы промахнулись,– ответил Ратона.– Это действительно только в проекте – а в реальном дирижабле основную ёмкость заполнили водородом. Так что взрыв мг быть.
– А с запасом воды не сходится,– добавил Итагаро.– Когда я пробовал посчитать, сколько её нужно человеку в сутки конкретно в условиях пустыни, и потом умножал на число членов посадочного отряда, и столько дней, сколько они, по разным источникам, собирались там провести – всякий раз получался такой вес, что вертолёту, по крайней мере лёгкому, не поднять. А тяжёлый – не поднять самому дирижаблю… Но, с другой стороны, не знаю: вдруг в высокогорной пустыне человеку нужно меньше воды, чем в равнинной? Таких данных почему-то нигде не нашёл… Да, забыл сказать: мы вчера наконец получили контейнер с сохранившимися книгами из Моараланы! Как раз во время нашего разговора родителям пришло извещение, и они поехали за ним. И потом я весь вечер пересматривал книги в поисках конкретных данных – но говорю же: нигде ничего о том, какие высоты, температуры, влажность воздуха. А когда-то читали, что было – казалось ясно и понятно…
– Читали как предварительные данные,– напомнила Фиар.– И знали меньше, чем сейчас – хотя всё равно больше, чем обычные школьники. И ждали, что выйдет целая книга об этой экспедиции, и в ней будут все подробности. Но она так и не вышла…
– И документальный фильм собирались выпускать,– вспомнил Итагаро.– Я даже видел в какой-то телепередаче отдельные фрагменты… Хотя что было бы в этом фильме? Торжественные проводы, торжественная встреча – и отдельные кадры съёмок на борту и с борта дирижабля? Но как раз кадр с горными ледниками, кажется, был…
– Значит, ледники всё же есть,– сказал Донот.– И с них в принципе можно даже запастись водой. Другой вопрос – как сделать это практически. И, учитывая высоты – как вышла из положения конкретно их экспедиция. Не могли же и заранее знать, какую сухую пустыню встретят… И ещё вопрос: каким образом весь сток с ледников идёт наружу, так что на внутреннем плато нет горизонтов грунтовых вод?
– Да ещё частотный шифратор,– напомнил Ратона.– Сам по себе заставляет что-то подозревать…
– И что дальше?– спросила Фиар.– Если в общедоступных источниках больше ничего не найдём…
– А где-то же какие-то данные есть,– ответил Итагаро.– Вопрос, как до них добраться. Что ж, этого следовало ожидать… И хотя я понимаю, как это звучит и что подразумевает,– не дожидаясь реакции остальных, сразу добавил он,– но разве у нас нет морального права знать, что происходит? И – до каких пор мы будем только верить и ждать? Верили уже и в Моаралане, что нам сумеют гарантировать безопасность… И опять же: где были бы мы все с такой верой, если бы без малейшего сомнения шли на ошибочные операции, или оставались там, где прикажут? И что вообще-то делали наши родители в Моаралане, над чем работали? Для чего эти не то локаторы, не то излучатели, которые проектировали, строили и испытывали мои родители; для чего – продукция химического завода, где работали родители Талира? И зачем здесь, в Тисаюме, столько военных институтов и заводов – в давно уже не воюющем «по-крупному» человечестве, иначе оно просто уничтожило бы себя? А, с другой стороны: угрожают племенные банды, преступность, перенаселение, проблема отходов – но тут-то чем поможет армия, что или кого победит своими средствами? А на эту работу вынуждены соглашаться специалисты высокой квалификации: работать больше почти негде! Истощение ресурсов, видите ли… А для армии, значит, хватает – нет лишь для мирной науки? То есть… за кого их держит эта власть? За дураков? А расплачиваться, если что – своим имуществом, здоровьем, а то и жизнью? И ещё будьте благодарны, что вам помогли выпутаться из положения, в которое сами вас поставили? Ведь у вас перед ними – уже некий моральный долг… Нет, давайте на такую мораль больше не попадаться! И если в общедоступных источниках ничего не можем найти – обратимся к необщедоступным…
«Да, этого следовало ожидать…»,– подумал Джантар снова со странным чувством. Это был не страх, не беспокойство, скорее удивление: они всерьёз решаются на такое? И не ощущение моральной неправоты, недозволенности – наоборот, даже какая-то просветлённая ясность сознания, вряд ли возможная при неуверенности в себе и в задуманном деле. Да и чисто логически всё шло к этому…
– Так что…– наконец заговорила Фиар,– мы уже решаемся на прямое нарушение закона? После чего будем не безвинными жертвами чужих ошибок и несправедливости, а совсем наоборот?
– Я же не предлагаю формальное нарушение закона!– ничуть не смутился Итагаро.– Только хочу сказать: мы не должны смущаться нестандартными путями получения информации! А должны быть способы получить её, ничего не нарушая… Так же – как например, я могу связаться с компьютером, не взламывая никаких кодов, и даже не касаясь клавиатуры…
– Этим и добился пока немногого,– ответил Талир.– И злоупотреблять такими нашими способностями – тоже… Тем более, как конкретно это сделаешь? Неужели рискнёшь терминалом в нашем доме – чтобы получить на экран сообщение: данная информация относится к такому-то уровню секретности? Ты же не сможешь повлиять и на терминал на том конце! Или что ты имеешь в виду?
– Нет, правда – у тебя уже есть конкретная идея?– спросила Фиар.– Или это пока только вообще?
– Думаю про тот фильм… Он всё-таки готовился к выпуску, фрагменты шли по телевидению. И где-то это должно храниться… И там наверняка есть кадры, снятые и с пролёта над плато, и прямо на нём – оператор тоже был членом посадочного отряда! И что уже открыто шло по телевидению – наверняка не секретная информация…
– Тогда могла быть не секретной,– ответила Фиар.– А потом могли спохватиться и засекретить. Но… только здесь, в Лоруане, да ещё в Аухаре и Гимрунте!– сообразила она вдруг.– А в Чхаино-Тмефанхии – нет! И там это – открытая информация!
– Да, мы уже думали…– вспомнил Итагаро.– Значит, здесь засекречена информация, которая там общедоступна. Хотя существует связь компьютерных сетей разных стран…
– Думаешь, можно вызвать себе на экран информацию из того общедоступного архива?– переспросила Фиар.
– Нет, наверно, по эту сторону приняли меры,– ответил Итагаро.– Вряд ли есть такой простой выход…
– Тем более, сколько будет стоить такая связь,– добавил Лартаяу.– И её наверняка особо зарегистрируют. А я и так не знаю, как связаться со своими, чтобы не повредить ни им, ни себе. Да ещё…– он умолк, не договорив.
– Я вижу, ты ещё чем-то расстроен,– сказала Фиар (и Джантар понял: Лартаяу говорил каким-то упавшим голосом).– Может быть, скажешь, в чём дело?
– Опять вчера к моему… усыновителю приходили какие-то двое,– объяснил Лартаяу.– И опять в поисках внебрачного ребёнка, который будто бы когда-то случайно попал не в ту семью… Правда, им опять нужен был лоруанец, и сами – будто недавно из тюрьмы, так что речь, похоже, не о престолонаследии. Но это четвёртый случай за полгода, что я тут живу! И что мне думать? Откуда я знаю, что их послали не сообщники того офицера-наркомана, не те же монархисты, не чиновники из Колараафы? Или вообще вокруг однажды усыновлённых детей – потом так и крутится взрослая дрянь, у которой что-то неладно в собственном семейном прошлом? Эти вторые-третьи браки, поиски особой «любви» – а детей бросают, отдают кому попало! И ещё говорят: некрепкая семья, подорванные устои… А кто и подрывает – если не сами, своей беспорядочной «любовью»?.. А потом ещё он сам заявил мне: работает над теорией, которая произведёт переворот в науке, и ему те, кто способны связаться с уголовниками, в своём доме не нужны! Представляете, так и сказал! Будто я из-за научных разногласий способен привести в дом уголовников! А насчёт самой теории… Он хочет создать модель микроуровней материи – на основе классической механики макрообъектов, игнорируя волновые свойства частиц! И не подумает: ну допустим, там по классическим орбитам вращаются абсолютно твёрдые шарики – но шарики чего, какой субстанции? Хотя там, на микроуровнях, и твёрдых тел в привычном нам понимании нет… И сколько мне ещё ждать совершеннолетия – и всё это время зависеть от человека с бредовой идеей, потому что сам не имею права решать, где и с кем жить! Давно уже мог бы самостоятельно устроить себе жизнь – но нет, надо обязательно «приставить» ко мне пусть сумасшедшего, но взрослого! И это – при таких личных и семейных тайнах!.. Так я уже было подумал: нельзя ли как-то воспользоваться тайной той экспедиции для давления на лоруанские власти – чтобы мы тоже были не автономией, а полноценным регионом? И – нам вернули все права той, прежней автономии? А то опутали всё своей школой, судами, законами, разным возрастом фактического совершеннолетия людей разных рас – и которое уже поколение только и слышит: подождите, это временно… А до чего, до каких пор «временно», если всё равно уже нет общей цели? Ради чего нести эти тяготы, живя по чужим законам?
– Мы тебя понимаем,– ответила Фиар.– Но разве это так просто решается? Тут бы сначала самим понять: что за тайна, в чём состоит…
– И больше никаких общедоступных данных не нашли?– спросил Джантар.– Хотя бы по рельефу уже картированных районов, оледенению внешних хребтов, и даже течениям у побережья? Неужели и это – секретная информация?
– Течения у побережья…– Итагаро переглянулся с Фиар и Ратоной.– Не подумали… А это наверняка есть и в учебниках, по крайней мере, старых…
– И я это там нашёл,– подтвердил Донот.– И всё как мы думали: климат восточного побережья – влажный, с большим количеством осадков. И высоты внешних хребтов в старой литературе кое-где указаны: порядка 5 киамов. А на таких высотах горное оледенение есть даже в экваториальном поясе – так что к 30-й широте снеговая линия должна опускаться ещё ниже. Но я не представляю: как это согласовать со стоком исключительно наружу, и полным отсутствием грунтовых вод. Тем более, и чтобы горы вглубь континента становились всё выше – никаких старых данных нет.
– А откуда быть таким старым данным?– возразил Лартаяу.– По тем же измерениям с самолётов, что ли? Нет, старые – это те, что получены прежними, морскими экспедициями. А что они могли измерить в глубине континента?
– И вообще, что это нам даёт…– добавил Итагаро.– Отдельные, отрывочные цифры и факты. А увидеть бы фрагменты того фильма… И наверняка есть же в каком-то видеоархиве, можно найти через поисковую систему…
– А это что нам даст?– переспросил Талир.– Пусть даже поисковая система по какими-то ключевым словам выдаст тебе название фильма – сам фильм на экран не выведешь! Это же не видеопроектор! Тем более, фильма и нет в готовом виде, есть лишь фрагменты. А сделать уж не знаю куда запрос на кассету с этими фрагментами, чтобы их тебе переслали по почте, вряд ли вовсе реально. По крайней мере для нас, подростков…
– И то верно: домашний терминал – не видеопроектор,– согласился Итагаро.– На него можно вывести только статичные кадры, последовательно сменяющие друг друга…
– Но то – обычный домашний терминал,– уточнил Ратона.– А есть специальные: например, компьютерный пульт для монтажа видеопрограмм. И по сути, тот же компьютер, часть той же сети, в том-то и дело…
– И что из этого?– переспросила Фиар.– Думаешь, как-то сможем подключиться к архиву телестудии? И фильм пойдёт оттуда на обычный домашний терминал? Не говоря о самой законности этого дела…
– Нет, я пока не знаю, пойдёт ли, и законно ли… Хотя кто-то же по роду занятий может обратиться с домашнего терминала в видеоархив, и получить по почте кассету с записью старой телепередачи,– продолжал Ратона.– Например, для исторического исследования…
– Тоже верно,– согласился Итагаро.– И та передача уже была в открытом показе, и такие исследования, в отличие от многих других, не свёрнуты. Но разве мы знаем, как и кому тут надо доказать, что ты – учёный-историк, ведущий такие исследования? И вдруг ещё потом объяснять, что и зачем тебе было нужно? Хотя если верят, что ты взрослый, у тебя бесспорное право на неприкосновенность личных тайн. Но тоже – пока они не пересекутся с государственными. А тут как раз с этим и непонятно. Правда, та передача уже шла открыто...– повторил Итагаро и умолк, задумавшись.
– Нет, давайте подумаем: кто и откуда может войти в студийный видеоархив?– снова предложил Ратона.– И как технически возможно что-то получить оттуда, чтобы в этом не было ничего незаконного?
– Технически возможно многое, о чём сразу не скажешь, законно или нет,– ответил Итагаро.– Например, домашние терминалы у высших военных чинов имеют постоянный доступ к секретным сетям – но и чтобы передать с такого терминала на обычный информацию, что уже выведена там на экран, технических препятствий в принципе нет! Они же пользуются этими терминалами и в обычной, общедоступной сети, и если заслать туда команду о пересылке информации дальше по такому-то адресу в обычной сети – пойдёт свободно безо всякого пароля! И сами офицеры, точно знаю, довольно часто этим пользуются. Тем более, и не всегда чётко представляют, насколько секретна какая информация – засекречивается такая чушь, что просто теряют бдительность! Я вспоминаю: кто-то просто не знал, что национальный состав военных портных такого-то гарнизона – тоже секретная информация, вот и передал через обычную сеть, а там кто-то сумел скопировать и заслать ещё куда-то. И так что только не ходит у них по сетям самого разного уровня... Да ещё система паролей и допусков так запутана, что невозможно сплошь и рядом не нарушать. Компьютер может держать всё это в памяти, а человек, который с ним работает – вряд ли. И потом, есть инструкция – а есть реальные обстоятельства, есть интересы дела, за которые тоже спрашивают, и противоречивостью одного с другим не всегда оправдаешься. Вот пароль иногда просто с ходу и доверяют вовсе случайному человеку, чтобы из-за постоянных отключений компьютера с требованием всё новых паролей не встала работа – а то и не набегаешься повсюду за теми, кто имеет право знать тот или иной пароль! И всякие разведки – не знаю, как и зачем сохранившиеся в объединяющемся человечестве – тоже этим пользуется. Поймают кого-то на мелком нарушении – и заставляют идти на крупные, уже в своих интересах...
– Но ты же не предлагаешь и нам действовать подобным образом?– с испугом переспросила Фиар.
– А что, если с подлецами только так и можно?– вдруг резко ответил Минакри.– Из-за них же страдают нормальные, полноценные люди – пока они изображают судорожные метания в попытках облагодетельствовать каких-то желающих жить «простой» жизнью! То есть – в городских удобствах, но с мировоззрением дикаря! И что, тут так оправданны эти моральные соображения?
– Мальчики, но не готовы же мы в самом деле на такое!– почти в отчаянии воскликнула Фиар – и Джантар даже испугался, как бы не услышали внизу, на первом этаже. Хотя там все были заняты своими делами...
– Нет, конечно. Это так, мгновенный срыв,– уже с внезапной усталостью в голосе ответил Минакри.– Разве можем мы становиться подобными им... Но в самом деле: почему, откуда такая тупость и подлость? И что есть честность по отношению к ним – которые опутали нас своей системой образования, законами, традициями, верой? Да, было: мы доверились их в чём-то более высоким на тот момент знаниям, намерениям защитить нас от агрессии стран Шемрунта, и обещаниям вместе строить новую, лучшую жизнь… Но пока – человек не может определять себе жизненный путь свободно, как раньше! Вся учёба подробно расписана заранее, он постоянно что-то должен, ждёт, на чём поймают: то не сдал, это не отработал, ещё что-то вовремя не прошёл! Ничего не пройдёшь ни раньше, ни позже, не успеешь быстрее, и не оставишь на потом: сразу как клеймо на всю жизнь! И на «взрослой» работе, чуть что: ты здесь не главный, не твой отдел, кафедра, лаборатория! Будто и работа – не в государственном учреждении, не в общих интересах, а по найму у какого-то «главного», собственника учреждения или отдела, на его личные цели, которых можешь не знать! Хотя казалось бы, зачем этот «главный»: оставить одного, пусть на своё личное – сам и работает! И вообще просто страшно работать из-за постоянных разбирательств: кто-то что-то украл, нарушил, не так оформил – а переживания честного человека будто ничего и не стоят! И отвечать – будто тоже лично перед кем-то, только называется: «расплачиваться с обществом»… И так уже не одно поколение бьётся под тяжестью чужих временных трудностей, всё ожидая какого-то исхода им – или теперь уже не ожидая... И что, не прав Лартаяу? Если общая цель отброшена – ради чего терпеть всё это? И даже сравните: вор просто ворует, мошенник просто обманывает, но у тех хоть какая-то своя логика действий! А это – непробиваемо тупое стадо, уверенное, что все должны жить по их законам и установлениям! И неспособны понять: другие люди не сделали им ничего плохого, и даже ничем не оскорбили их низость, просто хотят устроить жизнь по-своему, лучше и естественнее!.. И всё у них что-то не сходится, не получается, объявляются убогие, которых надо облагодетельствовать за счёт других, пороки, которым найти оправдание... И ничего не стоит вдруг, без видимой причины, поставить под сомнение саму твою человеческую полноценность! Так может быть, правда: нечего стесняться с теми, кто сам не умеет быть свободным, и только опутывает своим рабством других? Есть смысл как-то воспользоваться этой тайной, чтобы заставить их убрать отсюда всю эту свалку тупых чиновников, подневольных солдат и вечно пьяных безработных, которым, в конце концов, Каймир ничего не должен?
– И что ты предлагаешь?– с тревогой спросила Фиар.– И готовы ли мы к чему-то подобному?
– Пока просто думаю: насколько человек может быть заинтересован в стабильности общества, которое разрушает его жизнь из-за чужих проблем и трудностей? Тем более, стабильность и так серьёзно поколеблена, и те же чиновники и офицеры не считаются ни с чьими правами...
– Но мы даже не знаем, что за тайна,– напомнил Герм.– А такое – это уже крупная политическая акция. Пришлось бы формулировать: кто что требует, от чьего имени...
– Чтобы не получилось как в 81-м году,– Джантар сам удивился своему странному спокойствию при этих словах.
– И правда,– согласился Минакри.– Что на меня нашло... Хотя как дальняя, стратегическая цель – почему бы нет? Появится шанс использовать эту тайну таким образом – нельзя упускать...
– Подожди, а внизу не услышат, о чём мы говорим?– Ратона подошёл к двери и прислушался.
– Нет, там все далеко,– ответил Талир.– И заняты чем-то своим. Но мы увлеклись, обсуждая такие вопросы...
«И сами не удивляемся, что приходит на ум,– подумал Джантар.– Ведь до чего дожили, что получили взамен обещанного будущего... И неужели… опять в преддверии чего-то такого же, как тогда?..»
– Но как тут можно использовать эту тайну?– переспросил Донот.– Добыть секретную информацию, а потом предъявить властям: смотрите, что мы можем – и лучше не будьте нам врагами, не толкайте на акты отчаяния? Но они сами дают понять: ни умные, ни энергичные – им больше не нужны! И даже просто психологически свободные – чем их особо и отталкивает наша культура, образ мышления! И тут бы сперва понять, почему так, а уж потом действовать...
– Тоже верно,– уже спокойнее согласился Минакри.– Давайте пока – о ближайших целях…
– И на чём остановились...– стал припоминать Ратона.– Ах, да... Но хорошая ли идея – насчёт фильма?.. Что мы узнали бы, даже получив те фрагменты? В них ведь тоже – никаких точных данных, а отдельные случайные кадры мало что скажут. И сама возможность принять их на обычный терминал – очень сомнительна...
– Да, похоже, идея не так хороша, как казалось вначале,– согласился Итагаро.– Я сейчас подумал: вдруг это не просто секретная, а сверхсекретная информация? Которая не может случайно попасть в компьютерную сеть – потому что хранится, например, в особом сейфе, к которому у кого-то есть ключ, но даже чтобы подойти к сейфу, нужен ещё ключ, а к тому – ещё?.. Как, по слухам, в недрах спецслужб хранятся сейфы с какими-то секретами времён войны – и туда имеет доступ не всякий министр? Тогда – вовсе безнадёжно… Но, с другой стороны – может ли храниться так то, что шло в открытом показе...
– И что эти фрагменты нам дадут?– снова спросил Талир.– Что там есть горные ледники – и на этом всё?
– Нет, я не к тому... Просто пытаюсь что-то вспомнить,– ответил Итагаро.– И чувствую: крутится совсем рядом! Но не могу сообразить, что...
– Так… фрагменты, которые шли открыто – кто-то мог скопировать!– сообразил Талир.– Просто у себя дома, с экрана, записать на кассету!
– Нет, не то. Что-то другое,– чуть помедлив, ответил Итагаро.– Может быть, потом вспомню...
– Записать на кассету...– повторила Фиар.– А правда: неужели никто из тех, кому это было гораздо проще, чем нам сейчас – не пытался заполучить какие-то копии, что-то утаить для себя? Тем более – когда эта информация ещё не была секретной, и особо не охранялась? И теперь копии лежат не в секретном архиве, а просто у кого-то дома! И их можно запросто взять, просмотреть, не нарушив никакого закона!
– Верно!.. И тем более: неужели тот, кто нелегально владеет такой информацией, ни разу не пытался открыть её ещё кому-то?– согласился Итагаро.– Или что-то распространить, опубликовать? Но опять не то. Должно быть ещё что-то... Я же ни с кем из хранителей секретной информации на дому – точно не знаком...
– Наверно, что-то связанное именно с проникновением в секретные сети? Нет, я не предлагаю такого,– тут же уточнила Фиар,– только хочу помочь вспомнить...
– Тоже не то. Хотя думаю, я и это мог бы – не касаясь клавиш, и значит, без формального правонарушения. Но вопрос – в возможной ответственности кого-то другого. Всякий терминал за кем-то числится, установлен дома или на рабочем месте… И вдруг на него поступает секретная информация – для чего, по идее, должен быть назван пароль, а это случайным сбоем не объяснишь. И пусть даже к терминалу могли иметь доступ посторонние – всё равно он за кем-то числится, за него кто-то отвечает. Да ещё проблема – сами пароли для продвижения по секретным сетям дальше. Я же говорю, всё так устроено: на каждом шагу – давай новый пароль…
– Но и я могу снять нужный пароль с чьего-то мозга,– ответил Талир.– Знать бы, с чьего именно… Правда, тоже риск: вдруг окажется человек, сам опытный в таких делах, почувствует прикосновение – что тогда?
– Тогда уж вернее – просто дешифровальные программы для взлома кодов и паролей,– продолжал Итагаро.– Но тут связаться – сами понимаете... Это само по себе тайны профессиональных взломщиков кодов, и тех, кто по роду службы борется с ними: шпионами, мошенниками... И снова – не то, что хочу вспомнить. А то… как раз связано с видеозаписью, движущимся изображением – а не статичной компьютерной графикой... Подождите... Вот оно!– воскликнул Итагаро.– Какой-то вход в сеть, с которого кто-то делал запись на обычную кассету, подключая видеомагнитофон... Но где я это слышал... Подождите, сейчас вспомню... Точно: когда уже здесь оформлялся в эту школу – случайно услышал разговор учеников лоруанского потока! О какой-то заброшенной, всеми забытой линии, которая даже не охраняется – но ко входу можно подключиться, и записать целый фильм… Так и говорили: фильм! А сам вход – в каком-то подземелье, или заброшенном старом парке... Я тогда не обратил внимания, думал, просто слухи… Согласитесь, трудно поверить в такое на самом деле. Хотя говорили так, будто сами что-то оттуда записывали...
И снова, как во вчерашнем разговоре – что-то новое, внезапное, будто покатилось по комнате, передаваясь им всем, от одного к другому. Странное, труднопередаваемое в словах, волнующееся возбуждение....
– А... это случайно не Саратилу Гилима?– переспросил Талир.– Ну, один из тех, чей разговор ты слышал?
– Точно!– громко воскликнул Итагаро. (Джантар снова забеспокоился, как бы не услышали внизу.) Хотя уж этот записывал точно не то, что нужно нам. Но вообще речь шла не только об игровых фильмах: говорили, есть и документальные… Знаете – эти, с «особыми» взглядами на войну, на нашу историю: «лжепророчество» Фаалокра, ошибки командования, расстрелы своих, тюрьма, которую партизаны отбили у одних врагов – а потом арестанты перешли на сторону других... И я сейчас подумал: а вдруг...
– Но кто это – Саратилу Гилима?– спросил Джантар.– И откуда вы его знаете?
– Да как раз «простой человек», он же «нормальный ребёнок»,– ответил Итагаро.– С соответствующими интересами. Вот и представь, о записи чего в основном шла речь. А знаем его случайно – просто числимся в той же школе.
– И находят же то, что интересно им,– добавил Лартаяу.– По нецензурным ключевым словам, что ли... Но всё равно поверить трудно. И не странно ли надеяться получить оттуда же материалы экспедиции... И где хоть это расположено?
– Заброшенное подземелье, старый парк... Действительно: где может быть, и что это такое... Не до конца демонтированный объект с неубранной линией связи, которая выходит на особое секретное фильмохранилище, как бы для «избранных», что ли... Бывшее убежище для военных чинов?– сообразил Итагаро.– А у них, сами понимаете, интересы... Но может быть – и просто нелегальный выход в архив какой-то студии. А где расположен... Есть у меня уже мысль: насчёт старого парка в пригороде, в районе военных заводов. Правда, и сомнения – учитывая, что записывали они, и что нужно нам. Но мы не можем пренебречь и такой возможностью. Тем более, не помню же, чтобы речь шла о взломе кодов, проникновении в секретную сеть, вообще о чём-то незаконном и опасном. Наоборот, делается запросто, без особого трудна...
– Теперь следующий шаг: узнать, где это находится, и как они это делают,– с дрожью в голосе от возбуждения ответил Лартаяу.
– А я, что ли, не могу снять информацию с его мозга?– снова повторил Талир.– Внушить сомнение, хорошо ли он сам помнит, как это делается – и начнёт вспоминать!..
– Я понимаю, но где и как ты его встретишь? Ещё и чтобы самому не привлечь внимание...
– Как где? У нас завтра последняя проверочная годовая работа! А у них, на лоруанском потоке – ещё обычные занятия. В школе и встретим!
– Но мы приходим после их «обычных занятий»,– напомнил Лартаяу.– Встретить его можем только случайно. Всё же и устроено, чтобы с обычными школьниками почти не виделись. А специально искать его – точно будет подозрительно. Но и то правда: не в школе, так где? Не стоять же у двери его дома или квартиры ночью, когда будет ложиться спать! Да я и не знаю, где он живёт, откуда ходит в нашу школу...
– Я могу попробовать выяснить,– ответил Ратона.– Но по плану города у меня пока получается приблизительно...
– Подождите, как… «сюда, в нашу школу»?– вдруг сообразил Джантар.– Вы все числитесь в этой – которая здесь, рядом? Хотя живёте в разных частях города?
– Ну, не все, конечно,– ответил Минакри.– Фиар в женской, Донот в особой, элитной, Ратона – тоже в другой, в центре города… А на нашей окраине – есть только мужская лоруанская. Зато здесь – смешанная, три потока: лоруанский, уиртэклэдский, и наш каймирский. Вот нас, всех троих, сюда и определили.
– Можно как бы случайно прийти раньше времени,– предложил Ратона.– Встать у двери, пока он будет ещё на занятиях. Хотя и меня смущает такой способ получения информации, но что делать: другого пока нет, а этим пренебрегать не можем…
– Или просто при встрече в коридоре,– ответил Талир.– Думаю, хватит нескольких мгновений. Он ничего не успеет понять – а я уже буду знать, что нужно.
– Не знаю,– усомнился Итагаро.– Это же надо выяснить: и где сам вход, и как им пользоваться... Внимательно, ничего не перепутать. И лучше всего, чтобы он тебя даже не заметил… Да, и ещё проблема: сам вход в школу. Нам же, особорежимникам, запрещено пользоваться главным входом, для нас открывают боковой. Главным можно войти только в особых случаях...
– Так ты же сам рассказывал,– не смутился Лартаяу.– Чем-то заставлено, набросано острое, намазано клейким – не пройти...
– Да… И смесь клея с несмываемой краской, и битое стекло, и шипы колючих растений под тонким слоем грунта – бывало,– подтвердил Итагаро.– Но там, в гарнизонах, а не здесь…
– А я просто закрою дверь снаружи!– сообразил Лартаяу.– Вернее, стоя снаружи, закрою её изнутри! И, как ни в чём не бывало, пойдём через главный вход! Скажем: там было заперто...
– Но если в тот момент кто-то услышит щелчок замка...– усомнилась уже Фиар.– Правда, через дверь всё равно не увидит, и не поймёт, что произошло. Но всё же...
– Опредёленный риск есть,– согласился Талир.– Я имею в виду – уже на этой, первой стадии. Но что делать, придётся на него пойти. А я и не знаю: удастся мне это с Саратилу Гилимой или нет. Не со всеми же удаётся… Но лучше бы удалось – с ним или с кем-то ещё, кто делал эти записи – чтобы не пришлось выяснять другим способом. Да и каким? Не в обмен же, например, чтобы о них самих чего-то не узнали учителя...
– Мальчики, вас не пугает, на что мы оказываемся готовы пойти?– снова тревожно спросила Фиар.
– Нет, это я так, для примера,– ответил Талир.– Или как самый крайний случай. Конечно, попробуем телепатически...
– Итак, решено?– спросил Итагаро.– Завтра в школе как бы ненароком встречаешь его, пробуешь всё выяснить – а не удастся... Нет, давайте без этого крайнего варианта. И так не по себе, даже учитывая нашу цель… Или у кого-то есть другие идеи?
– Кажется, нет,– ответил Джантар после недолгой паузы.– Но правда, не по себе. И даже не пойму, от чего именно...
– Просто с непривычки,– предположил Итагаро.– И от естественного желания самому быть с чистой совестью. Но опять же: где были бы мы все с такой формальной честностью? И кто и как узнал бы про оставленную на произвол бандитов часть палаточного лагеря; куда попала бы Фиар, если бы думала, что гипнотизировать учителей и полицейских в общем не дозволено; что было бы с Гермом, если бы он без сомнений пошёл на ту операцию; да и твой переезд из Керафа в Кильтум – формально не без нарушений... И какой честности вправе ожидать те, кто ставят нас в такие положения? Другой вопрос – сколь всё безопасно на месте, где расположен этот вход, и нет ли формального нарушения в самом доступе туда? Вот что ещё сразу надо выяснить! А если нет – какие моральные соображения должны нас смущать?
– А если есть?– спросила Фиар.– Что будем делать тогда?
– Подумаем,– твёрдо ответил Итагаро.– Но уже вряд ли отступим и перед этим – учитывая, какая у нас цель, что хотим узнать.
– Значит, решено,– попытался подвести итог уже Талир.– Делаем эту попытку, а там будет видно...
– Кажется, кто-то идёт,– предупредила Фиар.– Давайте заканчивать. Хотя они думают, мы просто делимся воспоминаниями...
Все умолкли, и вскоре Джантар услышал за дверью приближающиеся шаги. Но и приближались они долго и медленно – и даже казались ещё далёкими, когда из-за двери вдруг появился Тайлар.
– Я понимаю, вам есть о чём говорить,– начал он,– но уже пора завтракать. И разве вы сейчас не идёте к морю? А то я здесь пока только на три дня. Потом – и у меня в Керафе выпускные экзамены, и у Кинтала в Риэланте – переводные университетские. А Джантар эти несколько дней будет с вами...
– Мы так решили,– подтвердил Джантар.– Они на время уезжают, а я остаюсь здесь.
– Ах да...– поняла Фиар.– Если Кинталу – выходить из поезда ещё в Риэланте, а Тайлару – ехать до Керафа, приходится оставить тебя одного...
– Да, вот вам законы,– с досадой ответил Джантар.– Почти выпускник школы не имеет права ездить самостоятельно. Хорошо хоть, Кинталу уже 22 – а то вдруг и студента могут снять с поезда, если ему нет 20-ти...
«Хотя... сейчас как нельзя кстати!– вдруг сообразил он.– На несколько дней остаюсь здесь один! Со мной в доме только Лартаяу – или вообще только я, если ему ночевать у «усыновителя»… Как нарочно – для устройства тайных дел! Когда и появились такие дела… Хотя ещё смотря, что и насколько удастся узнать Талиру – но чувствую: удастся…– с каким-то жутковато-захватывающим порывом понял Джантар.– И тут уж, не останавливаясь, сразу идти дальше. С политической акцией, правда, не знаю: не забежать бы слишком вперёд… И вообще, хорошо ли представляем, на что идём?..»
В самом деле... Ведь тут не просто «тайна сама по себе», не случайное совпадение – ощущалась связь… Но – чего с чем именно, факторов и событий каких масштабов? При том, что человечество Фархелема давно уже казалось поднявшимся на уровень, когда (по крайней мере в развитых, цивилизованных странах) невозможны столь экстремальные проявления исторической ритмики: расовые, религиозные беспорядки… И вдруг, вне всякой логики природных или исторических циклов – оно словно споткнулось, пошло вразнос на совершенно ровном месте! И в этом намерены разобраться – и даже по возможности что-то противопоставить этому – они, девять подростков, пусть с необычными способностями... А с другой стороны – ему ли, Джантару, не знать, как даже крупные исторические события начинались с чего-то внешне малого, незаметного, не легендарного и не величественного? И снова вопрос: чем может обернуться задуманное ими, к событиям каких масштабов привести? То, на что они готовы пойти так просто и буднично, уже решив для себя первый шаг...
«Нет, а вот именно: с особыми способностями... И например, у меня сколько раз бывали необычные сны, видения – я даже не мог представить: что видел, к чему может относиться? Но это – когда ещё не планировали подобного... А сейчас? Вдруг пойму их иначе? Надо только вспомнить...»
– Мальчики, так мы идём?– отвлёк его спокойный (будто не было всего этого разговора) голос Фиар.
– Конечно, идём,– согласился Джантар, вставая.– Быстро позавтракаем – и к морю.
– Мы все уже завтракали,– ответила Фиар.– Подождём вас во дворе…
После этих её слов все вышли из комнаты – и Джантар уже сразу, спускаясь по лестнице, стал пытаться припомнить: не было ли у него видений, где присутствовали старые парки, подземелья, или что-то связанное с записью видеопрограмм? Но вспоминалось совсем другое – будто вовсе нереальное, и даже пугающее непонятностью: почему-то дважды повторившийся сон с пустыми ночными коридорами какого-то учреждения, где он, Джантар, работал сторожем, (да ещё нелегально, под именем какого-то взрослого – причём во второй раз, безоружный и потому бессильный против проникших туда посторонних, вынужден был просто бежать через окно); и другой – где какие-то люди были прикованы к поручням и спинкам сидений автобуса, а за окном навстречу, под конвоем вооружённых солдат, шла колонна в зелёных рясах; и ещё давнее видение – столкнувшиеся на мосту над рельсовыми путями два потока людей, под тяжестью которых уже трещали, опасно прогибаясь, перила... И всё это вспомнилось именно сейчас – будто хотело предупредить... о чём? Если тут же он чувствовал: они правы в своих поисках, предположениях, намерениях! И в нём самом что-то уже изменилось, раскрывалось новое, чего в себе раньше не знал: чувства, надежды, готовность к действиям, на которые вряд ли решился бы когда-то?..
Но и на этом фоне – смутная тревога, связанная с теми снами, будто не хотела отпускать, возвращаясь волнами, приступами: и за завтраком, и по дороге к морю... Почему – если уж тут как будто не было, не могло быть связи? И сами они не задумали ничего плохого – а те давние сны и видения даже не несли отчётливой информации о конкретной, грозящей именно им опасности? Откуда происходила эта тревога – не имевшая, казалось, объяснимых, рациональных причин, и при этом словно ничуть не убавлявшая ни уверенности в правоте, ни готовности действовать? Что она могла означать?..
14. УЗЕЛ ВЫБОРА
– И… как?– Джантар вскочил со скамейки.– Удалось?
– Удалось,– с лёгким возбуждением ответил Лартаяу.– Этот Саратилу Гилима даже ничего не заметил. Но и сидеть потом в школе за партой было не так легко. Хотя caми задания довольно простые – мысли уже не о том… И без шипов у входа не обошлось,– Лартаяу сел и положил одну ногу на другую, осматривая её.– Я шёл впереди, не уберёгся – и ступил. Ничего, у меня кожа прочная, до крови не вогнал. Но чтобы – и тут, на Каймире!.. Будто только у них серьёзная учёба, а нам можно подстроить такое, что сделай лишний шаг – всё, уже тебе не до контрольных заданий, добраться бы в медпункт...
– Но что вы узнали?
– Это действительно там, где мы думали,– Лартаяу снова встал.– В пригороде, на тупиковой рельсовой ветке – старый заброшенный парк, а в нём подземелье. И там в глубине, на каком-то дальнем конце – комната, где можно подключиться к особому компьютерному входу, и сделать запись на кассету. Выглядит как обычная розетка в стене, куда подключается терминал, а уже к нему – видеомагнитофон… Да, Талир понял: коридор там сначала как-то изгибается, или заворачивает за угол – ну, сказать трудно. Он воспринимает мысли в словах, а тут надо представить образно. Ладно, найдём... Но откуда сам Гилима знает всё это, и знает ли вообще, что за объект – Талир не рискнул выяснять. Главное – как будто никакой опасности, подземелье не охраняется. Этот Гилима вместе с кем-то был там раза три или четыре – и никого не встретил…
– И как выглядит на местности?– спросил Джантар. Кажется, их план начал обретать реальные очертания.
– Пока не знаю. Никто из наших там ещё не был. Но Ратона уже определил по карте: это, если можно так сказать, самая окраина пригорода, фактически за городом. Когда-то в стороне от жилых кварталов построили парк, а теперь он заброшен – наверно, туда мало кто ходил…
– Но как мы найдём на месте это подземелье?– уточнил вопрос Джантар.
– Да, я сразу не сказал,– спохватился Лартаяу.– Это где-то у самого входа в парк. Вернее, у пролома в стене, окружающей парк – где она почти смыкается с другой, внутренней, и остаётся узкий проход. А в проходе – дыра в грунте с провалившейся внутрь лестницей. Так что спуститься будет непросто, тем более – спустить терминал и видеомагнитофон. Причём я понял: лестница провалилась позже, после того, как кто-то обнаружил это подземелье. И сначала туда спускались без особых проблем, но с каждым разом – всё труднее. То есть, так понял Талир, но не стал переспрашивать. Как мы спустимся, ещё не знаю...
– А у Гилимы от контакта с Талиром не возникнет мысли в ближайшее время явиться туда?– спохватился и Джантар.
– Думаю, нет,– не задумываясь, ответил Лартаяу.– Талир сразу проверил его реакцию на мысль спуститься туда ночью. Так, на всякий случай. И реакция была определённо отрицательной…
– Но вообще: заброшенный парк, подземелье... Ещё после той стройки, – с беспокойством вспомнил Джантар.– И случая на набережной… И как будет практически? Как туда доберёмся? Автобусом, например, или по рельсовой дороге? Да ещё имея с собой терминал и видеомагнитофон, чтобы там подключить?
– И тоже окраина,– согласился Лартаяу.– На этот раз совсем дальняя. Закрытые заводы, дома, где живут бывшие рабочие... Был бы другой способ – предпочли бы его. Но пока у нас лишь этот... Хотя есть там остановка автобуса, платформа рельсовой дороги – но насколько безопасны, ещё с таким грузом... Тем более, это же или два рейса туда: первый, чтобы установить всё, и второй, чтобы забрать – или быть там всё время, пока будет идти запись. Как лучше и вернее – пока не знаю…
– Можно… ранним утром, перед рассветом,– предложил Джантар… действительно вдруг увидев на миг – себя, идущего в предутреннем сумраке по тропинке между двумя невысокими холмами! А впереди – Итагаро и, кажется, Лартаяу несли вдвоём большой тяжёлый предмет (по размеру вполне мог быть терминал или видеомагнитофон)...– Не целую же ночь будет продолжаться запись! Сразу, утром, и заберём...
– Туда есть такой ранний, ночной рейс вагона,– подтвердил Лартаяу.– Дальше по этой ветке сельские станции, а потом – базы отдыха в лесу и на горном озере. А туда бывают и такие ранние пассажиры. Хотя... Это же одному из нас надо одеться как взрослому, остальным – быть как бы при нём... Но кажется, ты прав, это – лучший выход.
– Но где и как соберёмся ночью, чтобы ехать туда?– спохватился Джантар.– Это нам с тобой никому ничего объяснять не надо – а остальные? Как они объяснят, где и зачем им надо быть?
– Я же забыл спросить...– спохватился и Лартаяу.– Твои уже уехали?
– Только что проводил,– ответил Джантар.– Почти перед самым твоим приходом. Даже не до центрального вокзала – сюда, до платформы – и сразу обратно, чтобы ты меня долго не ждал...
– Мне и так придётся провести ночь с тобой,– напомнил Лартаяу.– Вернее, все эти несколько ночей, пока ты здесь один. Как бы в роли ночного сторожа при тебе,– добавил Лартаяу (невольно напомнив Джантару те два сна!).– Так решил мой «усыновитель». В общем, он уверен: всю эту ночь я проведу здесь…
– Ты… имеешь в виду уже эту, сегодняшнюю ночь?– переспросил Джантар. (Но в самом деле: почему Лартаяу сказал так? Что за странное, тревожное совпадение?).– То есть, я хотел сказать – ночь с сегодня на завтра...
– А зачем тянуть, если можно этой ночью всё и устроить?
– Но как же остальные?– повторил растерявшийся от такого поворота Джантар.– Мы решили никому не говорить, пока сами не разберёмся – значит, им придётся уйти тайком от родителей? А если те заметят? И что подумают? Вспомни, что уже было с каждым из нас...
– Верно, не годится,– согласился Лартаяу.– Но и мне, и Доноту приходилось оставаться на ночь у Герма – для астрономических наблюдений. Так что с этим особой проблемы не будет...
– А Итагаро? Как быть ему? А то… я предложил этот утренний вариант, потому что вдруг увидел, как он идёт где-то по тропинке вместе с нами обоими,– объяснил Джантар.– И как будто ранним утром. И вообще: давай решать, кто конкретно из нас пойдёт…
– Итагаро тоже мог бы остаться у Герма на ночь,– ответил Лартаяу.– Тем более, мы собирались монтировать новое фотоэлектронное оборудование к телескопу. И конечно, как без него – там, на случай непредвиденных технических проблем... А кому сойти за взрослого, так основная проблема – голос. Внешне же у нас, каймирцев, «взрослость» никак особо не проявляется. Хотя и в голосе – в общем тоже, но есть трудноуловимые признаки, и их умеет имитировать Донот. Значит, не обойтись и без него… А определить присутствие посторонних – конечно, мог бы Герм с его видением ауры, но в том-то и дело: он должен быть дома. Ведь все, кто пойдут туда – для своих родителей формально будут у него. Значит – Талир… Он и видит в темноте, и может ощутить присутствие людей по их мыслям. Но под каким предлогом ему провести ночь у Герма? Да, положение... И никому же не захочется обманывать родителей – как детям из лоруанских семей, которые просто вынуждены врать на каждом шагу! Но и сказать такое, не проверив всё самим... И я, будь мои сейчас здесь, со мной, не знал бы, как им сказать...– вздохнул Лартаяу.– Так, ладно, теперь – остальные... Ратоне как будто не обязательно там присутствовать, Минакри – тоже, а вот Фиар со способностями к гипнозу могла бы пригодиться...
– А вдруг на месте что-то не сойдётся с тем, как представляем?– спросил Джантар.– Например, Талир что-то не так понял? И как раз понадобится способность Ратоны к биолокации? А его с нами не будет?..
– Или сначала предварительно побывать там, присмотреться, оценить обстановку, найти место, соответствующее описанию... Но и появляться лишний раз, днём, когда могут увидеть... А мы и узнали о подземелье потому, что оно – объект не только наших интересов...
– Значит, решили? Уже этой ночью?– переспросил Джантар.
– Как будто решили, но – лишь мы с тобой, а как сложится у остальных... Пока только условились: решим идти уже сейчас – сразу даём знать друг другу, Итагаро возьмёт видеомагнитофон, поедет с ним к Герму, а терминал Герм согласился дать свой... Так, говоришь: ты видел, как я иду вместе с тобой и Итагаро...– повторил Лартаяу.– А больше никого из наших не видел?
– Нет, кажется, только вас двоих. Будто иду следом за вами, а вы несёте в большом ящике на перекладине... ну, наверно – видеомагнитофон и терминал! Что это ещё может быть?..
– Ящик на перекладине...– удивлённо повторил Лартаяу.– Точно… Есть такой у Герма! Хорошо, что ты сказал. Берём всю технику в этот ящик...
– Но вот ещё что...– Джантар закрыл глаза, пытаясь припомнить мгновенное видение.– Я там видел вас обоих сзади… Да, и рядом с собой, боковым зрением – кажется, Донота. И действительно – будто одет под взрослого... Но больше никого почему-то не видел. Только ещё примета местности: два холма, тропинка между ними...
– Всё верно,– подтвердил Лартаяу.– Там платформа далеко от жилых кварталов, прямо в поле, как сельская станция. Предполагалось строить пригород дальше в ту сторону, соорудили заранее парк, платформу… А теперь – какое строительство? Кто уже там живёт, тем негде работать… И осталось: отдельно – платформа, жилые кварталы, а парк – на полпути и чуть в стороне. И должна быть тропинка: от платформы к домам мимо парка… А автобусом – это позже, когда светло, остановка – в самом квартале. Оттуда не хотелось бы на виду у всех нести ящик... Значит, принимаем этот вариант? Я уже могу так передать остальным?
– Но ни из чего не следует, что это завтрашнее утро,– ещё с сомнением ответил Джантар.– Хотя... Не зря я и увидел это сейчас... Когда первый рейс вагона?
– Ещё затемно: ровно в 2 часа с центрального вокзала. И как же будет... Донот, одетый по-взрослому, может там и сесть в вагон, мы подсядем тут... Нет, что я говорю!– спохватился Лартаяу.– Донот с вечера должен быть у Герма! И ещё вопрос: есть ли у него такая одежда, и если есть – как незаметно вынести из дома. У Герма такой точно нет... А Итагаро… Тоже будет с вечера у Герма – а заодно сперва займёмся монтажом оборудования, о котором я говорил...
– А Талир?– напомнил Джантар.– Как ему остаться у Герма? У него вообще другие интересы: физиология органов чувств, палеонтология, археология – а тут монтаж астрономического оборудования...
– И как ему быть с самими наблюдениями, даже не знаю,– ответил Лартаяу.– И это же не врождённое, как-то стало потом, и биоритмы – обычные, дневные, пусть не столь чётко выражены, как у нас. Ночь и для него – ночь, время сна… А представь, в Моаралане: он не видит, что уже вечер – а полиция хватает детей на улицах, и потом родителям – идти забирать их, когда уже действительно темно, и страшно ходить по городу. Как он ни разу не попал в облаву… И как тут быть – не знаю. Но что-то придумаем... Да, а лестница?– вдруг спросил Лартаяу.– Там никто из нас не нёс какую-то лестницу?
– Нет... А правда!– спохватился Джантар.– Если там всё, как понял Талир – без лестницы туда не попадём...
– Да, каково что-то планировать в спешке... Хотя складная металлическая лестница у Герма тоже есть. И могла быть в том же ящике... Ладно, ещё раз: Донот и Итагаро – с вечера у Герма; как обычно, проводим наблюдения, монтируем новое оборудование; но где-то в 2 часа 6 минут – должны быть на платформе. А ещё через 10-12 минут – на той, пригородной. Но там ещё сколько идти до парка, и пока спустился в подземелье, пока найдём розетку... Допустим – минут за 40 справились. А вот сколько уйдёт на подключение аппаратуры, поисковая система найдёт что-то по ключевым словам, и займёт сама запись, даже если всё пойдёт успешно – трудно сказать, неопределённый отрезок времени. И вовсе нет гарантии, что запишем то, что нужно: сразу на экране не будем видеть… Но допустим: запись сделана, и ещё раннее утро. Мы, все четверо – ещё там, в подземелье – укладываем аппаратуру обратно в ящик, поднимаем наверх, складываем лестницу… Но тем временем дома у Герма нет ящика, лестницы, а главное – терминала. И нет самих Донота и Итагаро. А дома у Итагаро нет видеомагнитофона… А это уже утро – и надо успеть донести всё до платформы, доехать домой, вернуть обратно, как было – уже при свете дня, но чтобы никто ничего не заметил. Нет, вряд ли реально,– с сомнением закончил Лартаяу.– Что-то не так…
– А если… вечерние сумерки?– сообразил Джантар.– Ну, там, где вы несёте ящик? Можно успеть за ночь! И никто ничего не заметит!
– Это мне ещё меньше нравится. Вечерним рейсом, с поздними пассажирами, в пригород… Где и выходить будем наверняка не мы одни, кто-то может запомнить. А под утро – наверняка никто…
– А Итагаро не может зачем-то взять видеомагнитофон для монтажа оборудования?– Хотя для терминала подобной причины не придумаешь… Подожди – а точно не хватит просто видеомагнитофона? (Джантар сам удивился: такой простой, естественный вопрос – не пришёл на ум раньше!) Обязательно нужен компьютер?
– В том и дело: сигнал для записи надо перекодировать в компьютере,– объяснил Лартаяу.
– А программа для этого хоть у вас есть?– снова спохватился Джантар.
– Как раз с этим – довольно просто. Фактически предусмотрено в самой конструкции компьютера. Дело – только в разном количестве импульсов в строке на телевизионном и компьютерном экране… Хотя верно: требуются ещё кое-какие технические хитрости,– после недолгого молчания добавил Лартаяу.– Но тоже: простые, а не будешь знать – вряд ли догадаешься. И откуда такой Саратилу Гилима может знать? Вернее – почему прямо не указано в инструкции к компьютеру? Так от нас и скрывают, казалось бы, очевидное… Но главное: даже не надо набирать какие-то коды доступа, оставлять в сети свой адрес. Получается такой же «вызов ниоткуда» – с разницей, что и в ответ идёт «передача никуда». Не на конкретный адрес – на ничью, забытую линию. То есть на месте особых проблем не будет. Проблема: доставить аппаратуру, опустить в подземелье, потом вернуть в целости и сохранности, и чтобы никто ничего не заметил…
– Но в чём я не уверен – направление…– признался Джантар.– В смысле, куда идём там в сумерках: ещё туда, или уже оттуда?
– Давай подумаем… Если под утро идём обратно – туда попали вечерним рейсом. И по времени будто даже удобнее, но другой вопрос – безопасность. Или… если ты видел нас уже на обратном пути – всё прошло без осложнений!– вдруг понял Лартаяу.– Можем пойти на такой вариант!
– Получается, можем…– без твёрдой уверенности ответил Джантар.– Если правильно поняли моё видение… А когда последний вечерний рейс вагона?
– Где-то в 11,– ещё неувереннее ответил Лартаяу.– Или нет… Надо бы всё точно проверить. Но когда уже, если решаем действовать… Или всё же сперва побывать там, присмотреться… Хотя лишний раз туда и назад – днём, чтобы видели… Ладно, ещё раз, уже по-новому: Итагаро и Донот говорят родителям, что остаются на ночь у Герма – а на самом деле мы с ними садимся в вагон в последнем вечернем рейсе…
– И идём в темноте по незнакомой местности?– странно, но и это Джантар сообразил лишь сейчас.– Да ещё с таким грузом? Без Талира будет трудно. Но и если дорогу видит он один… Всё равно нужен фонарик – слабый, малозаметный со стороны… Или просто прийти днём?– возникла у Джантара новая мысль.– А возвращаться в вечерних сумерках? И не будет никаких лишних вопросов! Хотя верно: терминал днём не возьмёшь. Как и видеомагнитофон, и остальное…
– Вот именно…– печально вздохнул Лартаяу.– Тогда днём, открыто, пришлось бы и вынести. И с ящиком – по тропинке на виду у всех… Хотя, будь у меня тут в доме свой терминал… А знаешь, и был же!– вдруг вспомнил Лартаяу.– Терминал Лумаоры Ияту! А потом его забрал Убалури… Подожди, а это мысль! Он фактически им не пользуется – и даже, наверно, не помнит, что забрал отсюда! Так что, если сначала перенесём сюда, будто он всё время тут и стоял, а потом возьмём с собой – не надо отключать терминал Герма! Соберём всё здесь, у меня – и пойдём отсюда!
– А видеомагнитофон?– ухватился за эту идею Джантар.– Наверно, тоже не только у Итагаро?
– Конечно, не только… Просто Итагаро сразу предложил свой. А у меня как раз нет – чтобы взять так же просто… Итак, что нам нужно? Терминал, видеомагнитофон, ящик, лестница, фонарик… Да, и «взрослая» одежда для Донота. Вот дожили: здесь, у себя на Каймире, человек должен одеваться иначе, чтобы было видно: у него уже все права!.. И Донот должен найти дома и незаметно вынести такую одежду, Итагаро – видеомагнитофон, я – терминал, Герм – ящик и лестницу, и насчёт фонарика – договориться, чей возьмём… Главное – чтобы отсутствие всего этого не было замечено. И конечно – свободные кассеты. Хотя у Итагаро, насколько я знаю, есть… Проблема: незаметно забрать сюда терминал, если я даже не знаю, где он спрятан! Нужно найти, но как: «усыновитель» сейчас дома…
– Значит, уже не эта, следующая ночь?– понял Джантар.– Если не успеваем…
– Даже не знаю… В самом деле надо подумать. А я уже так быстро собрался действовать, будто всё решено… Да, наверно: пойду туда, к Убалури, и если его нет дома, попробую найти терминал… А ты попробуй настроиться на ближайшие события, вдруг ещё что-то увидишь,– добавил Лартаяу уже на ходу, но, не дойдя немного до угла дома, остановился:– Только не забудь: ночую я всё равно здесь,– напомнил Лартаяу и скрылся за углом.
«Но как он один принесёт терминал?– снова спохватился Джантар.– Ведь тяжёлый… Или… позовёт меня, чтобы вдвоём? Если вообще найдёт… И тоже – ситуация! Фактически – его дом, его терминал. И он не может открыто взять своё, законное! А помочь ему взять тайком – по закону уже…»
Мысль заставила Джантара как бы остановиться, оглянуться от неожиданности. Хотя он и оглянулся лишь в мыслях – всё так же стоя посреди двора, по бетонному покрытию которого яростно метались пятна света и тени от пронизанных лучами Эяна деревьев, в которых глухо завывал морской ветер.
…Что же получалось? Он, Джантар Фаярхай, потомок древнего жреческого рода, признавался себе в готовности к поступку, пусть чисто формально… выглядящему как кража?..
А впрочем… И решились – на то, что выглядело как незаконное проникновение в компьютерную сеть…
Да, вот именно: нет ли и формального нарушения закона? А то – и Лартаяу пока ничем не вправе распоряжаться без посредничества «усыновителя»; и к сети собрались подключиться бесплатно и нелегально… Пусть даже это странный «ничей» вход в неё, странная линия связи, за пользование которой и платить некому, не говоря уж, что при этом не происходит незаконного использования кодов, паролей – но что, если этой ничьей линией вовсе нельзя пользоваться, не нарушая закона?
Но почему? Из чего следует? Разве они собрались на охраняемый объект, похитить секретную информацию? Наоборот: о кодах, паролях речь вовсе не шла! Ни из чего и не следовало, что это – особая, секретная линия…
Формально… А – чисто логически? Тем более: собрались применить необычный способ записи, и он знает об этом?
Хотя… Речь шла лишь о «простой хитрости», предусмотренной в конструкции компьютера! О способе кодирования-декодирования информации в сетях и терминалах – одном из многих, ничем и никак не запрещённых…
Но всё равно, как не понять: решились на нечто необычное, странное! Обычно на терминал можно вывести лишь статичное изображение – а они собираются записать через терминал на видеокассету движущееся! То есть – явно имеют дело с линией, каких в общедоступных сетях, кажется, не бывает…
И что за линия? Действительно – просто вход в архив телестудии, фильмохранилища? Но это, во всяком случае, объект не военный, не особо секретный! Тем более – учесть, что записывали оттуда другие. Хотя вот именно: если те уже сколько раз записывали там информацию, которой не место в секретном архиве – что надеются получить они сами? Оттуда, где хранится информация, могущая быть засекречена лишь по моральным соображениям (как например… словарь нецензурных выражений, если бы такой вообще был)? Есть ли смысл искать там что-то серьёзное?
А, с другой стороны – как узнать, не проверив? Да и… так ли велик был бы грех обыкновенного подростка, случайно коснувшегося «тайн» подобного рода?
И правда, формально – мелочь... Если бы не то, что взрослые могут и «из ничего» приписать подростку что-то чудовищное! А уж попадись на таком...
…Джантар понял: он уже задумывается, что делать, если встанет вопрос обо всём этом с точки зрения закона! И снова – уже не только мысленно, а и физически – оглянулся и обвёл взглядом двор, будто удивляясь, что всё осталось на прежних местах после такой мысли… Но всё было как прежде: лучи Эяна сквозь кроны деревьев, мелькание пятен света и тени на бетонном покрытии двора, на стене дома, на столе... И лишь в нём самом, в его сознании – что-то снова ещё непонятным, труднообъяснимым образом менялось...
…В самом деле: чем будет всё это с точки зрения взрослых? И как это в случае чего им представить? Например: могла группа подростков всего лишь пытаться проверить слухи о заброшенном подземелье со странным компьютерным входом, где можно таким-то способом записать движущееся изображение?
Но тогда сразу вопрос: как и откуда узнали сами? Вопрос, при котором взрослые всегда ждут какого-то предательства, выдачи сообщников – на что они, разумеется, не пойдут! Да и неизвестно же, откуда Саратилу Гилима знает это – и кого, в свою очередь, выдал бы сам, дойди до такого...
А, с другой стороны – слух и мог прийти вовсе непонятно какими путями и от кого. А они могли искать... допустим – просто какой-то фильм, соответствующий уровню развития, который взрослые склонны приписывать подросткам вообще! (Хотя тут уж надо подумать, какой конкретно – чтобы для взрослых выглядело убедительно. Но, как бы ни было – они пытались проверить слух, в который сами не очень верили. И не пошли для этого на охраняемый объект...)
Да, но ещё проблемы… Это обычные подростки могут позволить себе такое. А они – особорежимники, с какими поворотами биографий?
Или... все опасения безосновательны? В самом деле: кто, как узнает? Не узнал же до сих пор никто о тех – да и те вряд ли что-то формально нарушили, когда так же брали ничьё, пользовались неохраняемым! И потом... можно представить дело так: сами не ожидали, что удастся! Надеялись скорее опровергнуть слух, ожидали вернуться с пустой кассетой, чтобы доказать себе и ещё кому-то: таких линий не бывает! А вышло, что бывают – какой спрос с них, случайно обнаруживших это? Спрос – с тех, кто допустил такое, забыв линию подключенной непонятно куда и к чему? А они не замышляли ничего противозаконного, не ожидали так узнать военные или другие подобные тайны – они проверяли достоверность слухов! Как если бы просто пошли в лес, в горы – где тоже, по слухам, кто-то видел что-то странное...
И всё же: не затрагивают ли они чьих-то интересов? Хотя казалось бы, чьи могут затронуть – если ещё раньше не затронул Гилима? Никто же не предъявил ему претензий на эту линию как свою собственность...
А если им – предъявят? Или хотя бы спросят: вы сами не понимали, что это очень странно? Не задумались: нет ли в самом факте существования такой линии – нарушения закона? Что тогда? Окажется достаточным оправданием версия, что хотели проверить слух, а закон нарушать не собирались? Хотя и правда: по сути не кража, не шпионаж – бесплатный, безбилетный просмотр фильма! Да, нарушение – но мелкое и даже курьёзное. И то лишь в случае, если удастся что-то записать. А нет – не будет и мелкого нарушения...
Если удастся... Вот именно: а как в случае чего объяснить, почему на их кассету скопирована именно эта запись? Просто ошибкой: хотели записать другое, подвела поисковая система? Но тогда уж – подробно проработать эту версию, прикинуть, что с чем можно перепутать. Какие ключевые слова могли бы явно указывать на какой-то известный фильм, и лишь отдалённо – на их истинную цель...
И снова тот же вопрос: а удовлетворятся этим взрослые? Склонные вообще решать любую спорную ситуацию с участием подростков – не в их пользу! И вправе ли они сами так рисковать? После того, что уже случилось с каждым, оставило след в документах, биографиях, памяти?
Но что же делать? Как подступиться к тайне, хоть что-то узнать о ней?
Нет, а... разве они до сих пор были склонны к нарушениям, не пытались строить жизнь по закону и совести? А в итоге – опасные тайны, изломанные биографии, невозможность что-то о себе объяснить! И... только ли у самих? А родители, на которых тоже не могло не отразиться? Да и…
...Джантар снова как бы мысленно оглянулся, подумав… Действительно: сколько его матери по работе в микрохирургическом центре приходилось иметь дело с расследованием преступлений – и какие подробности то и дело всплывали в её рассказах об этом? Кого-то «схватили по ошибке», кто-то не сумел что-то объяснить, не услышал требования остановиться, оказался похож на кого-то, знаком с кем-то, просто шёл или ждал кого-то «не там и не тогда»... А в итоге: раненые при грубом «ошибочном задержании»; раненые при странных обстоятельствах свидетели; раненые – уже в местах содержания под стражей – подозреваемые… И не единичные случаи – постоянно! И десятки, сотни сомнительных версий о помешательстве людей, нанёсших себе ранения... И честный человек должен верить, делая вид, что ничего не понимает?..
А сами сотрудники микрохирургического центра: которым не только приходится иметь дело с самыми трудными, сложными и рискованными в медицинской практике случаями – но и отбиваться от жалоб с дикими обвинениями малограмотных людей, почти не смыслящих в анатомии и физиологии, но уверенных, что перед их злобой обязано склониться всякое знание, умение, профессионализм, и просто реальные обстоятельства? Разве сможет он когда-то забыть давнюю тревогу за судьбу матери – когда против неё велось абсурдное расследование по поводу... кражи серебра от просветных плёнок? И в другой раз – едва удалось доказать начальственному подонку, что его родственника на операции никто специально не зарезал... Или совсем дикий случай: уже готовившемуся к операции хирургу родственники одного из пациентов вдруг попытались вручить некий пакет, даже не объясняя, что там – а в соседней комнате полицейские ждали момента, чтобы зарегистрировать… получении взятки? И если бы тот пакет случайно не задел посторонний человек, и оттуда не посыпались странные на вид, явно не настоящие деньги – чем могло кончиться? А сам хирург даже не успел понять: в чём дело, что ему протянули – и значит, в чём надо быть готовым оправдаться... И за это – не более чем случайное, автоматическое движение – ему пришлось бы «расплачиваться с обществом» годами жизни, проведёнными за шитьём мешков или сколачиванием ящиков, в окружении тех, кто осуждён за драки, грабежи, убийства? Потому что… кто-то со своими деревенскими понятиями уверен, что в городе ничто не делается без взятки (и прав, он же «простой человек»?), а для другого – взятка, напротив, есть как бы подтверждение его ранга в человеческом стаде, дань с «низших» особей? (А ещё кто-то – намерен судить это именно как человеческий, а не животный поступок?) …Или ещё: как наряд полиции ворвался в операционную, где уже лежал на столе подготовленный пациент – как потом объясняли, в поисках каких-то наркотиков? Страшно работать, Минакри верно сказал!.. А как – и по дороге домой после тяжёлой неудачной операции кого-то из хирургов задержали… за послышавшееся грубое слово в их адрес?.. И другой – по нелепой случайности оказавшийся на месте какого-то происшествия в разорванной одежде, потом несколько часов безуспешно доказывал в полицейском участке, что он не нищий и не сумасшедший, а делегат научной конференции, где как раз в то время ждали его доклада?.. И это так – с теми, от кого в другой момент, возможно, зависела бы их собственная жизнь... Хотя в качестве пациентов – действительно разговаривают иначе. Чтобы потом когда-то, встав с больничной койки, снова вспомнить о своих правах высшего существа над остальными, кто лишь между собой «одинаковые граждане» – и снова ворваться в операционную с обыском; придраться к человеку, уставшему после работы; со слов почти дебила – завести дело почти об убийстве… И тот, на ком вправду лежит бремя ответственности за человеческие судьбы и жизни, вновь будет вынужден что-то униженно объяснять тому, чья специальность – хватать, обыскивать, допрашивать. Тому, для кого люди – объект охоты, о котором не думают, что он, возможно, ничего не хотел «нарушать», а просто ошибся, или устал, или болен...
…А сами больные? Сколько Джантар знал и таких случаев! У человека просто трудности с речью, координацией движений, зрением, слухом, нервный припадок, галлюцинации, внезапная рвота, ещё что-то подобное – а его хватают, тащат в полицию, и там пытаются «призвать к порядку», как здорового хама, иногда – с трагическими последствиями из-за не оказанной вовремя помощи... Ведь сами только понимают: что им, высшим существам, кто-то посмел нагрубить, не ответил сразу на какой-то вопрос, пытался вырваться!.. То есть – человек должен бояться даже продемонстрировать в их присутствии свое нездоровье? Быть готов оправдываться за то, что как-то «не так» говорит, ходит, видит, слышит? И это та самая власть, что широко декларирует снисхождение к бедным, слабым, отсталым, защищает малограмотных от образованных, деревенских – от городских, и даже опять-таки чьё-то слабое в старости здоровье – от дикой молодой энергии? «Защищает» так – что выигрывает от этого лишь тупость и наглость под маской слабости и смирения, а кому действительно трудно – ещё сам рискует оказаться жертвой тупой безмотивной агрессии безграмотных «представителей власти», тоже нередко набранных «из низов»?..
…А просто расследования ни с того ни с сего, на пустом месте – как случай с Фиар? И сколько настоящих трагедий с таким началом: кому-то показалось, что кто-то слишком быстро идёт по улице, не оборачиваясь на чей-то крик; или слишком громко спорит с кем-то; или слишком долго стоит у какой-то двери, всё думая, входить или нет; и то, что начиналось по доносу чрезмерно бдительного подонка, опять же с одного лишь «сопротивления», «неповиновения», «грубости» – заканчивается в морге, психбольнице, приюте для тяжёлых инвалидов? Хотя с самого начала ровным счётом ничего не происходило... Будто в сравнении с «представителями власти» и взрослый – низшее, неполноценное существо, которому нельзя дать самому разобраться и в самых малых своих проблемах, конфликтах – потому что опять же кому-то так удобнее управлять обществом... А изломанные судьбы невинных – стало быть, неизбежная плата за порядок и стабильность в обществе, издержки, отходы такого управления им? И кто-то должен смириться: его жизнь, его судьба – отходы? Он – мусор под ногами такой власти и законов?.. И даже на Каймире – как показал позавчерашний случай – не забудешь об этом. И здесь представитель власти, если сам не каймирец – вряд ли сразу распознает в честном человеке его честность. Скорее – с ходу поверит чудовищным измышлениям, примет больного за пьяного, жертву – за преступника, а проблемы, которые власть и должна помочь разрешить – за неуважение лично к нему, представителю власти… И вряд ли его интересует: чем это может обернуться как для больного – с которым обращаются как со здоровым, так и для здорового – который постепенно становится больным, пока кто-то не может разобраться в хитросплетениях противоборствующих сторон, сомнительных уликах, и противоречивых показаниях людей, спасающих каждый себя и своих близких перед лицом таких вот «высших существ»? Которые считают справедливой одну и ту же меру ответственности: за причинение физических страданий – и путаницу в деньгах или документах; сознательное действие – и случайную ошибку; и главное: для человека с мировоззрением дикого животного – и образованного, как сказали бы раньше, из высших слоёв общества! Для них все – «одинаковые граждане» в том смысле, что каждый в принципе – вор, наркоман и хам, и лишь они сами столь выше всех прочих, как древний вельможа – последнего из слуг...
А современный человек – уж, по крайней мере, не тот неграмотный древний слуга или крестьянин! Ему приходится овладевать сложнейшими профессиями, иметь дело с чрезвычайно мощной и сложной техникой, принимать решения, от которых зависят судьбы многих людей, иногда – в условиях острого дефицита времени и информации!.. А потом кто-то, развалясь в уютном кресле, тупо и медлительно решает: как тот имел, а как не имел права поступать? Сам даже не обязанный обладать конкретными знаниями и навыками на уровне того же хирурга, компьютерного техника, члена экипажа вертолёта или дирижабля – с него довольно, что он по должности состоит при цитатах, запросто ломающих судьбы людей. Имеет право запросто ворваться куда угодно с обыском, допросом, арестом, спросом с кого-то так, будто тот всегда всё знает и может предвидеть (причём иногда и за пределами его компетенции – даже этих пределов как «высшее существо» не обязан знать). Это пусть другие делают конкретные дела, рискуют, ошибаются, его же роль – возвышаться над всем этим с многозначительно-угрожающим видом, чтобы каждый чувствовал: у него нет права на разумный риск, он не уверен, что меньше рискует своей судьбой, не нарушая закон, чем нарушая... И что им даже тревога за судьбу цивилизации: всегда можно, не считаясь с обстоятельствами, отыграться на конкретном человеке, наплевав на его совесть, переживания, растоптав честь, судьбу...
Но... что получается? Они уже готовы на откровенный (во всяком случае, для себя) конфликт с властями, с законом?
Да – он, Джантар, и не помышлял о таком. И сейчас – не по себе, произнося это даже мысленно... Но во всяком случае, они не идут на что-то плохое, позорное – и уж явно речь не о том, чтобы подвергнуть опасности ещё кого-то! А лишь – о том, чтобы неоправданные моральные сомнения не помешали осуществить задуманное. И ещё – увы, о том, чтобы верно представлять последствия… А если и думать, какую власть не подвести – то местную, каймирскую. Лоруанская – всё равно не оценит никаких добрых намерений, положительных качеств. Она лишь опутывает человека множеством унизительных ограничений, ставит ловушки в виде статей законов – превращая в запуганную, загнанную дичь...
…Какой-то шум из-за дома, со стороны калитки, привлёк внимание Джантара. Он вздрогнул и обернулся – но сразу по каким-то признакам понял: беспокоиться не о чем. Даже прежде, чем успел узнать голоса Лартаяу и Фиар, которые негромко переговаривались – и, судя по напряжённым придыханиям, несли что-то тяжёлое. Неужели...
– Джантар, нам удалось,– возбуждённо прошептал Лартаяу, появляясь из-за угла дома – и крепко держа обеими руками длинную рукоять чего-то (в которой Джантар почти сразу узнал перекладину ящика из видения).– Он даже ничего не заметил...
– Оказывается, у него какое-то оборудование успело прийти в негодность,– объяснила Фиар, появляясь следом.– Так Лартаяу сумел убедить его, будто в числе прочего перегорел терминал. А сам толком не помнит, что у него исправно, а что нет, вот мы и воспользовались...
– Едва он ушёл,– добавил Лартаяу.– А то сначала был дома – но мне удалось в разговоре подвести его к мысли о перегоревшем терминале, и представляешь, он поверил!
– Мы даже успели побывать у Герма, сказать, что свой терминал он может оставить на месте,– продолжала Фиар, когда они вносили ящик в дом.– Кстати, ящик тоже дал Герм…
– Джантар знает,– донёсся голос Лартаяу уже из коридора в доме.– Я говорил, это было в его видении… Куда поставим ящик?
«И как будет? То есть… всё-таки сегодня, сейчас?– подумал Джантар.– И мы уже идём на такие приготовления – к чему? К записи того, что выдаст нам поисковая система на этой странной линии? Но откуда уверенность, что именно в этом архиве есть... Вот именно: отдельные фрагменты, случайные кадры для чисто публицистического фильма, которого нет в готовом виде?.. Но явно рассчитываем на что-то реальное – иначе и не решились бы. И всё-таки похоже на план отчаяния, возникший из отсутствия других планов...»
– Вот у нас есть и терминал,– сказал Лартаяу, выходя из дома во двор.– Дело за видеомагнитофоном. И за лестницей – но её возьмём без проблем. Герм уже нашёл...
– А «взрослая» одежда для Донота?– напомнила Фиар.– Джантар, ты точно видел его в такой? Как раз с этим могут быть сложности...
– Мне так показалось...– ответил Джантар, снова пытаясь припомнить то мгновенное видение.– Правда, сумерки, не очень видно – но кажется, в чём-то таком... И не забудьте: мы собрались идти туда ночью...
– Ночью...– повторила Фиар.– Нет, но если ты видел нас уже этим вечером, в этих сумерках – должны выехать, пока светло! И нас могут увидеть, узнать! А Донот будет в такой одежде...
– Нет, явно утренние сумерки,– ответил Лартаяу,– и на обратном пути. Ведь если под утро идти ещё только туда – когда же возвращаться? Итак, проблему с терминалом, и в чём его нести – решили, с лестницей – в принципе тоже, а вот как у Итагаро с видеомагнитофоном… Или чей возьмём?
– У меня тоже есть,– ответила Фиар.– Но стоит на видном месте. Взять – будет заметно и ночью. И в ящик вряд ли войдёт вместе с терминалом...
– Зато у Итагаро, наверно, совсем маленький, компактный,– предположил Лартаяу.– Раз смог взять его с собой. В эвакуацию громоздких вещей не возьмёшь...
– Наверно,– печально согласилась Фиар.– Потом он на нём уже здесь записывал учебные кассеты, когда не хватало книг. Книги-то прислали только позавчера. И то не все, а какие сохранились...
– Что ж, допустим, и этот вопрос решён,– сказал Лартаяу.– А как со «взрослой» одеждой? Где её сейчас взять?
– Сейчас?– переспросила Фиар.– Решаем – всё-таки сейчас? Уже этой ночью?
– Пока не решили,– признался Лартаяу.– Но если решим – сразу дадим знать Итагаро и Доноту.
– А Талир?– напомнила Фиар.– Ведь фонарик – только для ближнего света, а он далеко видит в темноте. И другая его способность может нам пригодиться... Но под каким предлогом ему остаться на ночь у Герма?..
– Уже думали и об этом,– признался Джантар.– Пока не придумали...
– И если бы хоть без «взрослой» одежды,– сказала Фиар.– Что получается: для нас, в нашем климате – фактически зимняя, а взрослый должен привыкать носить её летом, просто чтобы видели, что взрослый. И потом, зимой, надевать ещё больше... Ещё раз подумай: ты не ошибся? Точно видел Донота в такой?
– Как будто да – всё, что могу сказать...– ответил Джантар.– И мне трудно представить, как взрослые её носят. Но как иначе доехать вечерним рейсом – и чтобы никто не донёс: группа подростков ехала ночью без старших?
– Будем искать одежду,– вздохнул Лартаяу.– Жаль, у своего «усыновителя» взять не смогу. Он же лоруанец, плечи широкие, а рост – сами понимаете... Я уже насколько выше его... А тут в доме нет и аппарата связи, чтобы быстро расспросить всех наших про одежду Как мы успеем этим вечером...
– Придётся мне или Герму связаться со всеми от себя,– сказала Фиар.– И говорить больше намёками, чтобы зря не беспокоить родителей. Неприятно от них скрывать – а что делать? Как открыть им такое, не проверив всё самим?
– Придётся так… Тогда и увидим, что получается по времени,– согласился Лартаяу.– В общем, Джантар, ты ждёшь здесь, а мы пойдём и попытаемся всё организовать... Фиар, ты тут пройдёшь?
– Попробую...– неохотно согласилась Фиар, видя, что Лартаяу скрылся в проходе сквозь изгородь.– Хотя и быстрее, и ближе – но всё-таки...
– Не забудь прикрыть глаза рукой,– предупредил Лартаяу уже с той стороны.
– И как ты тут каждый раз пробираешься... Но вообще привыкнуть можно...
«Да, «взрослая» одежда...– подумал Джантар, оставшись один.– И вот… Все – одинаковые граждане, а стоит одним не соблюсти традиции других... И почему-то не скажешь прямо: мы здесь – на своей земле, ваша одежда нужна нам не больше, чем ваша вера и обычаи... И как это получается, откуда – стандарты поведения? Как что-то оказывается общим для всех – и потом одни могут сослаться на свои особенности, а другие нет? Одни могут доказать: им надо защитить свои отличия, права, интересы – а другим неловко и решиться? Уже заранее ждут в ответ: почему это для вас важно, что стоит быть «как все»? А кто и как определил это «все»?.. Пусть в других культурах много значит противопоставление «ребёнок – взрослый», да ещё сам возраст заметно меняет внешность людей их рас – почему мы должны ориентироваться на них, а не наоборот? Из какого к кому «уважения» задыхаться в школьной форме, сдирать в кровь кожу о неё?.. Хотя не о том думаю,– спохватился Джантар.– И вообще вопрос непростой… А тут надо конкретно: на что пойдём этой ночью Всё ли продумали, всё ли правильно решили?»
И правда: сомнения, как вдруг понял, ещё оставались… Но почему, с чем связанные? С технической стороной дела как будто всё ясно, с моральной – тоже... Что же не давало покоя? Что не продумали, не предусмотрели? И собираясь же – делать то, что до них много раз делали другие...
Да, но... если те, другие – считают это подземелье собственной территорией, безраздельным владением? И у них там даже – какая-то сигнализация, охранная система? Сработает при появлении «чужих» – и даст знать: в их владения кто-то проник…
Эта мысль была так неожиданна, что Джантар снова, не только мысленно, но и физически, оглянулся – обведя взглядом и светло-серый, уже погруженный в тень деревьев, бетон двора, и стену дома, будто покрытую отдельными пятнами уже розовато-красного, вечереющего света…
Да, может быть серьёзно – и даже очень! Способно не только сорвать весь план – стать угрозой для них самих! Сразу и не подумал...
Хотя и Талир не сказал Лартаяу ни о чём подобном... Но... если и он не всё узнал из мыслей Саратилу Гилимы? И они, уверенно явившись туда, встретят неожиданное препятствие или опасность?
Нет... Те, похоже, считают гарантией от постороннего проникновения саму по себе ввалившуюся лестницу. И – сам факт, что тайну подземелья больше никому не доверяли. Да и Талир с определённостью понял: ночью туда не сунутся… И всё же прежде надо бы подробнее расспросить его самого. Могут всплыть новые, возможно, воспринятые подсознательно, и пока не осознанные им самим подробности. И вообще – собраться вместе, как следует всё обсудить, прежде чем принимать решение...
…А всё же: утренние или вечерние сумерки? Вот если бы сейчас, по памяти, определить и это... Но – он же не бывал в том месте, не видел его своими глазами, чтобы так, по отрывочному образу, понять, куда они там шли: к рельсовой дороги – или ещё от неё, к парку...
Хотя... а чисто логически? Если шли вечером в сторону жилых кварталов – почему в створе тропинки между холмами не светились окна? Правда, расположение домов там… Вдруг – просто скрыты холмами? Или почему-то отключен свет – и слились с тёмным фоном неба? И само видение было кратким, не дав разобраться в подробностях...
Нет, а... правда: тёмный фон неба! Не светлеющий, как если идти под утро на юго-восток (как и должна вести тропинка, перпендикулярная рельсам и берегу моря), а ещё тёмный впереди! Лишь слабый, совсем ранний сумеречный свет будто падал сзади, из-за спин...
Поняв это, Джантар вздохнул с облегчением: он видел уже возвращение оттуда! И по всему, шли они спокойно, благополучно завершив там свои дела. Оснований для тревоги не было...
Но тут же мысли вновь обрели прежнее, практическое направление: к рассвету надо должны быть на обратном пути… И если так – когда выехать? Всё же одним из последних вечерних рейсов? И собираться, готовить всё – уже сейчас, срочно? Не теряя времени на сомнения: останутся ли они чисты перед теми, кто полагает, что и перспективу собственной гибели, и крах всего человечества – каждый должен принять с тупой обречённостью, не смея ничего предпринимать без распоряжения свыше...
И… Джантар вдруг удивительно отчётливо увидел лицо Итагаро, и даже – будто интерьер комнаты, где он был. Правда, спустя миг комната отступила в тень, слившись с полумраком – и лишь облик самого Итагаро ещё несколько мгновений виделся сквозь странный, будто мерцающий искрами тьмы (иначе тут не скажешь) фон. Но в эти мгновения – Джантар успел ощутить и как бы резонанс своих мыслей с иными, пришедшими извне...
Это было так неожиданно, что он снова, в который раз, мысленно остановился и замер. Да, такого с ним ещё не бывало. Надо будет спросить Итагаро, о чём он думал сегодня под вечер...
…И тут Джантар удивился: в чём он сомневается? Конечно, они правы! Человек имеет право знать, в каком мире живёт, и что происходит с этим миром! Во всяком случае – человек достаточно развитый, способный понять реальность мира и стоящие перед ним проблемы – которому есть к чему стремиться, и который, наконец, достоин жить, а не просто выживать. И нет у них нравственной вины перед теми, кто, попрятавшись за придуманные ими же законы и секретные учреждения, считают остальных дебилами, которым «нельзя говорить всего». Да и почему нельзя: это не чужая тайна, которую кто-то имеет право скрывать из «высших соображений». Это – время их молодости, их поколения, их право знать и право решать...
Будто тяжесть свалилась с души Джантара – и светлая лёгкость, ясность в мыслях вновь овладела им. Теперь, кажется, ничто не могло бы остановить его...
…– Джантар, ты меня не слышишь?– донёсся голос Лартаяу.
– Задумался...– спохватившись, ответил Джантар.– И... как там у вас?
– Нашлась у Донота и подходящая «взрослая» одежда – старая, о которой не помнят даже его родители. И лестница – вот она,– раздался глухой металлический звон, и Джантар, обернувшись, увидел: Лартаяу приставил к стене дома сложенную вдвое лестницу.– Тяжёлая, едва дотащил. Хотя здесь оставлять нельзя, надо внести внутрь. Но только кое-что мы не предусмотрели...
– И чего же?– к Джантару как-то вмиг вернулась тревога и неуверенность.
– Небо начинает затягивать облаками,– объяснил Лартаяу.– Теперь не сможем сослаться на наблюдения этой ночью. Но завтра по прогнозу – ясная, безоблачная погода. Заодно и подготовим всё заранее: ещё днём перенесём сюда одежду, видеомагнитофон... Кстати – Талир сказал родителям, что тоже хочет попробовать, и они поняли без лишних проблем. Не знаю, правда, как – с его ночным зрением, и будет у него на это реально лишь часть завтрашнего вечера...
– А я было настроился начинать всё сейчас,– признался Джантар. Схлынувшее напряжение уступало место тягостной, неприятной расслабленности.– Мы в моём видении – шли уже оттуда в утренних сумерках...
– Что делать,– вздохнул Лартаяу.– Досадно: настроились, и вдруг... Не придумали ничего на такой случай… Но ты уверен, что – утренние сумерки?
– Небо впереди было тёмным,– объяснил Джантар.– Значит, рассвет сзади. А если идти в вечерних сумерках ещё туда – за холмами светились бы окна. Там же, как я понял, дома многоэтажные, верхние этажи – наверняка бы увидели. Не из-за холмов – так в створе тропинки… Но главное – значит, всё пройдёт благополучно. По крайней мере, безопасно для нас. И я так рассчитывал уже этой ночью...
– А так имеем ещё день на подготовку,– внешне невозмутимо ответил Лартаяу.– Сначала, как обычно, вместе пойдём утром к морю – а во второй половине дня начнём. Соберём всё здесь, и отсюда выйдем на платформу к последнему рейсу вагона. Ах да, забыл! Теперь получается, есть время предварительно побывать на месте. Нет, это лишнее... Итак, планируем на завтрашний вечер. А пока надо внести лестницу в дом,– добавил Лартаяу, снова пытаясь поднять её.– Нет, одному трудно...
– Тогда вдвоём,– ответил Джантар, берясь за другой её конец. («Да, а тут уже будто что-то благоприятствует нам,– подумал он, внося лестницу в дом.– Сколько всего сумели определить по мгновенному видению...»)
– Осторожно, здесь терминал,– Лартаяу свободной рукой указал в проём малозаметной ниши под ступеньками на второй этаж. Они осторожно повернули лестницу и вдвинули в узкое пространство, оставшееся между стеной и ящиком.– Но как туда поместится и видеомагнитофон... Я имею в виду, в ящик…– задумался Лартаяу.– Как-то попробуем... А пока я опять иду к Герму – займёмся обработкой прежних наблюдений. Ну, и смонтируем заранее кое-что из оборудования, о котором я говорил. Может быть долго, ты специально не жди, ложись спать сам, только не запирай дверь изнутри. Во двор я пройду здесь,– закончил Лартаяу, направляясь к проходу в изгороди,– а в дом другого хода нет...
«Итак, завтра,– подумал Джантар, вновь оставшись один.– Если снова в чём-то не ошиблись, и я верно понял своё видение...»
…И уже поднимаясь наверх, в свою комнату на втором этаже, он вдруг подумал: его решимость, уверенность в правоте их дела – ничуть не ослабла от неожиданной задержки. Что ж – значит, и был не просто мгновенный импульс, который мог угаснуть от первой неудачи или препятствия. Серьёзное, зрелое решение – от которого могло зависеть многое, по крайней мере, для них самих. И только – если бы не смутный, казалось, ни с чем явно не связанный оттенок тревоги, вдруг вернувшейся снова...
Было ли это вызвано попросту непривычностью для них всех дела, на которое решились? Или тревога была именно за себя, родных и близких? Или ещё что-то не предусмотрели? А может быть – и в моральной, идейной стороне дела остался незамеченный изъян?..
…От волнения наспех поужинав, Джантар лёг на кровать – но это смутное чувство всё не давало покоя, и сон не шёл из-за пустого, непродуктивного напряжения. А Лартаяу всё не возвращался – и Джантар так и лежал один в целом доме, как ещё совсем недавно (а кажется, как давно) в опечатанной снаружи квартире в Кильтуме. Вспоминая те тревожные вечера, в ожидании сигналов всё молчавшего аппарата связи, и усиливающейся тревоге от каждого близкого звука за стеной или дверью...
…И так же невольно вздрогнул Джантар теперь, в незаметно наступившей полудремоте – вдруг услышав щелчок дверного запора и шаги на лестнице. Но он ещё успел вспомнить, где находится, и узнать шаги Лартаяу – прежде чем странным образом сквозь всё не спадающее напряжение наконец погрузиться в сон...
Великая тайна Фархелема гл. 12 -14
© Copyright: Юрий Леляков, 2009
Свидетельство о публикации №209030501043
Свидетельство о публикации №209030501043
Рецензии