Наброски к роману Состав 2. 0

(знакомство с Писателем)

  В дальнем углу салона, на плюшевом диванчике сидел странный старик весьма неряшливой наружности. Особенно бросились Оскару в глаза засаленные, протёртые до остевых нитей ткани рукава сюртука, такого старого покроя, что можно было бы смело предположить в нём экспонат музея или реквизит разорившегося театра. Старик сидел навалившись на столик, прикрученный к полу вагона , и что-то писал огромной золотой ручкой с пером. По виду ручка была очень тяжелой и сделанной из чистого золота. Волосы старика, спутанные и слишком длинные, свисали к самой бумаге, отгораживая его лицо от окружающего мира.  Стол был завален рукописями, заметками на клочках бумаги, перевёрнутыми вверх корешком книгами и прочими предметами настольного обихода. Старик никак не среагировал на появление Оскара и секретаря Брауна, даже не поднял головы.
   Оскар почему-то в полголоса (библиотека все-таки) обратился к своему провожатому.
- Кто это там, в углу?
- О, это: наш великий летописец. Человек фантастического трудолюбия и целеустремленности, огромного таланта и способностей! Бытописатель наших странствий и скромный труженик словесности: господин Селезнёв,- секретарь Браун перевёл дух и безопеляционно  продолжил. – Идёмте, я с удовольствием представлю вас.
- Стоит ли его тревожить,- Оскар боязливо смотрел на спутанные патлы писателя, вздрагивавшие в такт отрывистым движениям ручки с  золотым пером, больше походившем на небольшой наконечник копья.
- Стоит, стоит! Он просто обязан знать лично всех пассажиров Состава,- секретарь потащил Оскара к столику с плюшевым диванчиком. Писатель продолжал писать, с монотонностью механизма  перенося свой фантастический пишущий инструмент в начало строчек, с неимоверной скоростью заполняя желтоватые страницы перекидного блокнота.
   Браун остановился вплотную к столу и, церемонно прокашлявшись, объявил:
- Уважаемый господин Селезнёв, рад представить вам нашего нового пассажира, человека феноменальных талантов и высоких достоинств, Оскара Петрова.
   Старик резко вскинул голову, как будто только заметил присутствие в вагоне посторонних, и уставился на Оскара. Рука писателя, однако, при этом не прекратила писать, пока не закончила начатую фразу, поставив жирную точку, подтверждая тем самым абсурдное предположение о своей механической природе.
   Писатель Селезнёв носил очки, и их двояковыпуклые линзы были такой нереальной толщины, что казалось, будто бы к лицу были приклеены два маленьких аквариума, в которых плавали рыбки-зрачки. Плавали в разных, порой противоположных направлениях. Оскару сделалось  не по себе.
- Стало быть, нашего полку прибыло? – голос у писателя оказался на удивление сильным и приятным, обращался он явно к Оскару.
- Да, прибыло…рад знакомству , Оскар Петров,-  смущение нарастало.
- И имя нам …? – рыбки-зрачки расплылись в разные стороны в своих аквариумах.
- Оскар Пет…- начал было Оскар повторное представление.
- Имя нам – легион! – с преувеличенно-театральным пафосом вскричал писатель Селезнёв и выпустил из пальцев свою исполинскую ручку, которая, тяжело шлёпнувшись на блокнот,  медленно покатилась по разлинованной поверхности бумаги. В сторону Оскара протянулась рука писателя с отчетливой «писательской» мозолью на среднем пальце. Рука, протянутая поверх груды бумаг и книг, покачивалась, наводя Оскара на ассоциацию с коброй, изготовившейся к смертельному броску. А ручка писателя, тем временем, докатившись до края стола, тяжело рухнула на пол, извергнув вверх фонтан фиолетовых чернил. От звука удара Оскар вздрогнул и схватился за руку писателя Селезнёва. Рукопожатие было тугим и горячим, совсем не старческим.
- Добро пожаловать на борт, Оскар Петров! – зрачки-рыбки остановились по центру аквариумов. – А я о вас слышал, и даже читал. Вы тот самый чудо-мальчик, с феноменальной зрительной памятью, правильно?
- Да. Я – это… он. То есть, я – это я,- запутался в словесных конструкциях Оскар, одновременно пытаясь максимально деликатно высвободиться из затянувшегося рукопожатия.
- Ну, вот и славно,- подал  голос Браун, будто бы приходя Оскару на выручку.- У вас ещё будет время поговорить, впереди много длинных ночных перегонов, а сейчас, господин Селезнёв, нам пора, пора.  Много дел.
  Секретарь мягко подхватил Оскара под локоть, и они двинулись из вагона-библиотеки, не попрощавшись с писателем. Уже скоро Оскар понял, что пассажиры Состава почти никогда не прощаются, расходясь. Будто бы подтверждая тезис о том, что Состав –самостоятельная и самодостаточная  величина ,и от того, что внутри неё кто-то или что-то перемещается, ничего не меняется …
- Вы видели?! Видели?- как только захлопнулась дверь вагона-библиотеки, Браун стал корчиться от смеха. Он всхрюкивал, хихикал и вообще вёл себя в высшей степени неприятно. В изнеможении секретарь прислонился к стене тамбура, глаза его сверкали навернувшимися слезами.
- Видел что?- Оскару было неприятно смотреть на Брауна.
- Ручку! Эту его знаменитую ручку! Вы видели её?!
- Конечно видел, - Оскар решительно не понимал, чем так могла рассмешить секретаря Брауна ручка писателя Селезнёва.- Видел, и что?
- Как «что»? Это же Та-Самая-Ручка ! Подаренная Хозяином, золотая ручка Жюля Ромэна…О, пардон! Дорогой Оскар, я всё время забываю, что вы ещё не в курсе всех наших баек и мифов.
- Так о чём это вы?
- Не желаете , кстати выкурить по сигаре и чего-нибудь выпить? - Браун сменил тему как всегда внезапно.- Заодно и расскажу вам об этой ручке.
- А не  рановато ещё для выпивки? – не зная как себя вести, Оскар старался придерживаться стандартных суждений.
- Что вы! Сейчас самое время для полуденного портвейна. Или вы предпочитаете херес в это время суток? Только не говорите мне этого, я не переживу!
  Оскар окончательно запутался в переходах тем, смене эмоций и настроений Брауна. Пришлось пойти на поводу: - Пожалуй, портвейн будет в самый раз…
- Наш человек!- секретарь распахнул дверь следующего вагона и с гротескным пафосом провозгласил, приглашая Оскара пройти впереди себя. - Добро пожаловать в обитель гурманов и поклонников Бахуса!
   Интерьер вагона был выполнен смешением стиля среднеземноморского ресторанчика и  нью-йоркского стейк-бара.  Почти всё пространство было занято лабиринтом из невысоких перегородок, отделявших столики друг от друга. На столах с белоснежными льняными скатертями уже стояли  корзинки со свежим фокаччо,  салфетки были вдеты в серебряные кольца с замысловатым римским орнаментом. Украшали столы небольшие вазочки с полевыми цветами. В дальнем конце вагона мрачной громадиной возвышался бар из морёного дуба. Сверкающие ряды разнокалиберных бокалов свисали с крыши бара, в глубине стойки нервно подмигивала и слегка потрескивала неоновая реклама пива «Бад». 
  Оскар заметил, что при взгляде на барную стойку  секретарь Браун нервно сглотнул. «Неужели он обычный алкоголик?»-пронеслось в голове у Оскара. Он помнил из одной  телепередачи  симптомы этого  распространенного, коварного порока. Чрезмерная, витиеватая болтливость и непроизвольное слюноотделение при виде алкоголя вполне отчётливо ставили Брауну позорный диагноз. Оскар вздохнул.
    Они уселись за один из столиков, и  мгновенно рядом возник официант. Рослый детина с загорелым лицом и вьющимися черными волосами.  В правом ухе официанта сиял бриллиант крупнее среднего, одет он был с безупречной опрятностью и не менее безупречной небрежностью, какую позволяют себе  только итальянцы. Браун заговорил с официантом на чистейшем тосканском диалекте, заговорил бегло и свободно. Заговорщицкая улыбка официанта с брильянтом в ухе , понимающие кивки и одобрительные возгласы только подтверждали то, что секретарь и этот  ресторанный флибустьер знакомы давно и ко взаимному удовольствию. Закончив общение возгласом «мольто бэнэ!» официант удалился.
- Итак, что там с ручкой Селезнёва? – Оскар пытался взять инициативу в свои руки, и хоть что-то, из царящей вокруг фантасмагории, прояснить.
- Ручка?...- Браун озадаченно смотрел на Оскара с полминуты. – Ах, да! Ручка Жюля Ромэна, то есть Селезнёва. Это очень забавная история. Слушайте , но , чур уговор: когда принесут горячее – история прерывается. Нельзя отвлекаться от стэйка «фирентино».
- Обещаю.
-  Селезнёв – писатель с маленькой буквы. Пишет-пишет, а его никто не читает. Так бывает, причём в большинстве случаев. Ничего особенного. Так бы и  прозябать ему автором непризнанных опусов и популярных надписей на открытках, если бы не одна особенность романов Селезнёва…