Венька и Смерть

КУЛАгин выпал из кухонного окна шестого этажа и, ударившись об орнаментальный выступ между третьим и вторым, упал на асфальт. В метре от газона. Об этом метре много говорили - хотя если бы он упал на рыхлую землю вряд ли исход был другим. Шестой этаж.

Похоронный автобус ожидали к полудню.
Венька встретил пару приятелей из испанской школы, каких-то ещё полузнакомых. Стояли во дворе, рассеянно и коротко переговаривались. Никто толком не знал как положено себя вести в этих обстоятельствах.

Веньке запомнился мелкий дождь, коричневая облупившаяся дверь в подъезд, вся в ржавых кнопках и обрывках объявлений. Седые тополиные стволы похожи на слоновьи ноги. Запах - смесь московской гари с мокрой пылью.Гадкий сигаретный привкус натощак.
Глупые голуби пытаются клевать ещё дымящийся окурок.

Говорили, он с бутылкой "Жигулёвского" запрыгнул на подоконник - в сталинских домах они высокие, хотел прислониться к раме, окно оказалось незащёлкнутым и открывалось наружу.

Ещё говорили, что это он сам. Что он-де облучился, что у него лучевая болезнь - Кулагин косил от армии в Курчатовском и последнюю неделю был сам не свой и что это - самоубийство.
Ну и, конечно, говорили ещё, что кто-то толкнул его...

Обо всём этом говорили раньше, а сегодня все были медлительно-трагичными, немногословными - слова выходили плоскими и всё больше не те.Обменивались взглядами - словно внезапно оказались причастными к некой серьёзной тайне.

Переходили из одной квартиры кулагинских друзей в другую, снова курили.

Полина...
Да,Венка встречал её раньше, мельком, в какой-то компании. Да, понравилась.
Она сидела крупная  в высоком кресле с сигаретой и комком платка, поочерёдно то затягиваясь, то сморкаясь. Чёрное платье, слишком открытое, ключицы, светло-русые прямые волосы,восковые круглые колени.
-Валькирия,- почему-то подумал Венька и жалость к Полине, к себе, ко всем, зажатым этой смутной процедурой, удушливым комом встала в горле и захотелось почему-то смеяться. Хотя смешно не было вовсе. Наоборот.
Полина подняла красные близорукие глаза, улыбнулась:
-Ты из немецкой с Таганки, я знаю.У тебя отец в МИДе.
Голос получился сиплый и какой-то уж очень взрослый.

Жутковато-приторный запах кладбища - не сразу догадался что так пахнет. Чудовищные звуки труб и буханье барабана - язычески растерзанный Шопен и безвозвратно испорченные ботинки с лепёшками липкой грязи на подошвах.
После - поминки.
Водка,натужные слова, тосты -нет-нет- чокаться нельзя! - сигаретный дым,внезапно возникшее веселье,надрывное и пугающее.

Венька свет не включил, наощупь щёлкнул задвижкой.
Кто-то сразу постучал, пьяно пошаркал за дверью, ушёл.Полина прыснула и что-то шепнула - он не разобрал.
Темнота отрезала Веньку от бесконечной жути странного мира. Остался лишь звук: громкие голоса, хохот, звон посуды. Симпатяга Потоцкий пытается имитировать Брежнева -сиськи-масиськи. Получалось похоже.Все снова смеялись. 
Солёные слёзы пополам с губной помадой и водкой,раковина больно уткнулась в бок, внезапно столь неподатливое платье,хрипловатое дыханье и мочка уха,больно прикушенная острыми зубами... А перед глазами эта глина и яма, и этот какой-то несерьёзно фанерный гроб, и белый Кулагин в нелепом галстуке и остриженными волосами и неожиданно провинциальными родителями.

Вечером позвонила из Берлина мать. Венька рассказал о похоронах. Мать сухо и недовольно сказала:
-Парень этот, приятель твой, напился наверняка, вот и вывалился. Ничего удивительного.
Венька молча повесил трубку и заплакал.
Он плакал как в детстве, размазывая слёзы ладошками от которых пахло Полиной.Рыдал в голос,страстно и с истеричным удовольствием.
Так вот - по-детски, он ревел последний раз в жизни. Поскольку взрослые ведь так не плачут.
А детство его, похоже, кончилось.

Палермо 2009