Брат и сестра

                Брат и сестра
       
       В палате нас лежало трое: уже не молодая женщина Алевтина Сергеевна, сухая и молчаливая, я и девушка Наташка, лет двадцати, болтающая без умолку. Она была на седьмом месяце беременности, в больницу легла на сохранение. Мы с Наташкой тянулись друг к другу во многом потому, что обе мы переживали в себе что - то трудное: то, о чем нужно говорить, не произнося вслух. Она готовилась к рожденью ребенка, а я… Я думала ради чего оставаться в этом мире…
      Девушка много рассказывала мне о своем брате Михаиле, и, в конце концов, отзнакомила нас. Это оказался красивый молодой человек, ему не было еще и тридцати, с тонкими пальцами, белой кожей и замечательными, голубыми глазами. Нежное, трогательно - заботливое отношение Михаила к сестре вызывало во мне глубокое уваженье к нему. Михаил заходил к Наташке каждый день после работы, приносил книги и вкусные сочные  груши, которыми девушка угощала меня. А еще он дарил ей цветы. Обычно это были мелкие, обладающие неповторимым, чуть уловимым ароматом незабудки или огромные ромашки. Девушка всегда радовалась им, а потом, когда брат уходил, подбегала к букету, поставленному в трехлитровую банку, вдыхала сладкий цветочный запах и чему - то, только ей одной известному, улыбалась.
       Однажды мы с Михаилом пошли покурить. Друг к другу питали мы ту безобидную симпатию, которую ощущают недавно познакомившиеся молодые люди. И отчего - то тянуло меня поговорить с ним. Не раз замечала — хочешь завести знакомство, поговорить по душам, поболтать о всякой ерунде, пошутить — иди в курилку.
        И вот, стояли мы с ним, окутанные голубоватым дымом, разговаривая ни о чем. Он спросил меня, почему я попала в больницу? Я соврала что - то правдоподобное, а в ответ задала вопрос, где отец у Наташкиного ребенка? Михаил ответил небрежно:
— От ветра понесла… —  Он смолк, явно не желая продолжать разговор, скрестил руки на груди.
      А я вся покраснела: «Почему не спросила об этом у Наташи?» Хотя, впрочем, я уже спрашивала у нее, но девушка, не желая рассказывать, отшутилась, и больше мы этой темы с ней не касались.
      Прошла неделя. Алевтину Сергеевну, вечно ругавшую нас с Наташкой за то, что мы слишком громко хохочем, выписали. Меня никто не навещал, впрочем, и не хотелось мне никого видеть, за исключением двух - трех людей, которые не могли прийти ко мне. В лице Наташки я все чаще улавливала выражение какой - то гармоничной одухотворенности, присущей только молодым беременным женщинам. И я задавала себе вопрос: «Счастлива ли она?» И когда я подумала об этом, девушка вдруг засмеялась и сказала каким - то особенным, звенящим голос:
—Я такая счастливая!
     Михаил по - прежнему приходил к сестре, носил гостинцы, а я часто уходила из палаты, оставляя их наедине. И выходя, я отчего - то знала, что они не говорят, когда меня нет, а молчат. И в молчанье этом то, что в слова не вложишь — чувства нежности, любви, понимания.
        Остался один день до моего отъезда домой. Меня выписывали, отпускали на все четыре стороны. Наташка, узнав об этом, расплакалась:
—Я остаюсь одна! Тебя выписывают, а мой Миша уезжает в командировку на две недели…
       При словах «мой Миша» голос у нее дрогнул. Когда Михаил пришел, я поздоровалась и сразу вышла. Перед разлукой им надо было побыть вдвоем. В коридоре встретилась я с грубоватой уборщицей, доброй тетей Галей:
— Айда, Ленка, по чаю ударим!
      Где – то через час пошла я обратно в палату. Возле самой двери задержалась – оправить штанину пижамы. До меня отчетливо доносились голоса Михаила и Наташи.
—Я буду скучать — сказала сестра
— Сына нашего береги, не волнуйся… — ответил брат, и сквозь приоткрытую дверь я увидела, как он наклонился и поцеловал в губы и в живот девушку и решительным шагом пошел к выходу.
— Ай! — я настолько поражена была услышанным и увиденным, что не отскочила, когда он открыл дверь, и получила по лбу. Из - за плеча Михаила вышла заплаканная Наталья. И меня охватило такое чувство неловкости, какой - то вины, словно я могла бы предотвратить то, что случилось между ними. И все это выплеснулось в двух словах, обращенных к Михаилу:
— Счастливого пути!

12 августа 2006 год