Вовочка IВремена 2Время камни разбрасывать Ч. II

I.ВРЕМЕНА
2.ВРЕМЯ КАМНИ РАЗБРАСЫВАТЬ

Часть II. ЖИЗНЬ – КАК ПОЛЕТ

ВЛАДЕЛЕЦ ЗАВОДОВ
-Ну, здравствуйте, дорогой! Володя, я просто поражаюсь Вашему умению вести дела! Все делается как нельзя лучше.
-Вы имеете в виду принятие постановления строить дороги?
-Ну конечно! И предшествующее этому событие.
-Что Вы имеете в виду?
-Вашу покупку дорожно-строительной компании. Я знаю, что компанию купили Вы, а не некий Александр Степанович… как бишь его фамилия? И после этого сразу – постановление строить дороги в крае. Решение, нужное краю и очень сильно – городу. Сеть дорог по материковой части, краевых и городских тоже – просто необходима. Дороги островные, мосты… В принципе, если говорить о втором мосте на Чуркина, то да. Очень удобно станет, если будет одна дорога – туда, другая – сюда, а между ними – магазины со сквозным проходом, как Вы задумали. А если говорить о мосте на Попова и Рейнеке, то здесь мне не видится близких перспектив. Большинство жителей Попова работают на самом острове на рыбозаводе.
-Здесь далекие перспективы. Острова заселятся людьми, станет развиваться туристический бизнес.
-А Вы хотите купить в будущем и туристический бизнес? Не стесняйтесь.
-Может быть.
-Я знаю и то, откуда Вы взяли деньги.

Владимир Петрович позаимствовал средства на покупку дорожно-строительной компании в краевом бюджете в самом начале года. Тогда это было незаметно. Принял постановление. После этого договорился за небольшую сумму с мэром Владивостока, и тот тоже принял решение о строительстве дорог. Деньги за услуги строительства из краевого и городского бюджетов перечислялись на счет Александра Степановича, оттуда их Владимир Петрович, за вычетом затрат на зарплаты рабочим компании, перечислял на счет краевого бюджета – возвращал долг. Такой особый беспроцентный кредит. Но никак не воровство.

-Но я не осуждаю Вас, ни в коем случае. Вы все правильно делаете: и себе, и людям. И на ближайшие перспективы, и на дальние. Я в Вас не ошибся. И у меня к Вам предложение.
-Что за предложение?
-Есть одна рыболовная и рыбообрабатывающая компания. Она имеет в своем распоряжении четыре судна. Но как будто не ловит рыбу, не заготавливает ее. Налоги – мизерные. В продаже ее продукции практически нет. Она ловит на запрещенных территориях краба, трепанга, другие ценные морские виды в местах, где они охраняются. В неположенное время. У них скороходные небольшие суда. А потом продукция нелегально сбывается за границу. Доказать это в суде довольно сложно. К тому же могут быть задеты в количестве люди, с которыми сейчас сражаться открыто будет разорительно по силам и финансам.
-И чего бы Вы хотели?
-У Вас же два образования, и второе – «управление предприятием». Кстати, Вы молодец, такого образованного студента, каким были Вы, я на своем веку не видел. Так вот о предприятиях… Один из его учредителей не согласен с политикой ведения бизнеса. Он желал бы вести бизнес иначе и иметь в нем такое же, может, чуть больше, количество прибыли. Если он имеет гарантию этого, он начинает агитационную политику среди сотрудников, и к следующим выборам директора завода мы имеем внятную картину: больше половины сотрудников против действующего директора.
-За этого агитатора?
-Ни в коем случае. Они знают его прекрасно и, если не были за него до этого, не будут и сейчас. И он это прекрасно понимает и хочет только сохранить свою долю в бизнесе, ну, чуть больше, и права участия в управлении. Тут нужен козырь, неоспоримый авторитет.
-И кто это может быть?
-Агитатор назовет Ваше имя, предложит сотрудникам спросить у Вас, согласны ли Вы взять управление в свои руки. Это называется внешним управлением, я ведь не ошибаюсь?
-Да, внешнее.
-То есть Вы доли не имеете и управляете со стороны. Мы не переводим активы предприятия в другое, созданное для перевода, а действуем прямо на месте. Старых, неугодных учредителей из бизнеса заставляем уйти. О рычагах – потом, это детали. Их доли по ценам, которые устанавливаете в итоге Вы же, продаем тем, кому считаем нужным. И работаем именно по Вашему принципу: хочешь жить сам – дай жить другому.
-Вы думаете, за меня проголосуют?
-А почему нет? То, что Вы губернатор, не лишает Вас права заниматься бизнесом. Вы же знаете закон.
-Но ведь считается признаком дурного тона – быть губернатором и иметь свой бизнес.
-Это если в него вложены непонятным образом возникшие деньги. А если Вас пригласили управлять со стороны, то уже получается, что деньги имеют абсолютно легальное происхождение: заработаны у руля предприятия. А потом вложены еще в один бизнес.
-А время? У губернатора, считается, должно быть все время занято губернаторской работой.
-Это кто сказал? Тот, кого на большее не хватает? Запомните это. Вы решили, что сможете осилить и эту нагрузку. Вы сколько часов спите? Будете спать шесть. Можете спать столько, сколько спали, а говорите всем, что шесть. Или четыре с половиной. Человек-легенда. Кто видит, кроме Аллы? Кстати, как она? Я ей цветы принес. Неудобно как-то разговаривать с женщиной, не преподнеся ей цветов.
-Она скоро придет.
-Далеко она поехала? В мэрию?
-Нет, по личным делам.
-Не в женскую консультацию?
-Ну, в общем, да.
-У Вас будет продолжение рода?
-Да нет, наверное. Алла вообще пока не хочет торопиться, хочет поучаствовать немного, а потом рожать. Но делала перерыв в приеме противозачаточных – она считает, что перерыв делать нужно. С завтрашнего дня надо начинать принимать опять, вот она и поехала провериться: а вдруг? Уже, возможно, вернулась.
-Так пойдемте.
-А… Вы не оговорили, какую долю хотели бы?

Пловцов распахнул дверь. Алла сидела в кресле с вазой в руках.

-С днем рождения Вас…
-Спасибо, Аллочка!
-Ой, я забыл… Простите, пожалуйста… С днем рождения!
-Ничего страшного. Это Ваш, Алла, подарок? Как мило! Это эксклюзив? Начала XXI века? Ваза – всегда приятный подарок, красивая ваза – вдвойне, а если она еще с налетом времени – втройне, ну, а эксклюзив… И от  Вас… Огромное спасибо! А я Вам в честь встречи – цветы…
-Как интересно составлен букет! И ромашки, и лист монстеры, и розы.

-У меня свой мастер. Я хочу, Володя, сорок восемь процентов. У агитатора сейчас четырнадцать процентов в бизнесе, он хочет на девять больше – двадцать три. Просит сохранить долю своего товарища – шесть, он проголосует против, в итоге Вам остается двадцать три.
-Хорошо. Пусть это будет мой подарок Вам на день рождения, раз уж ничего другого нет.
-Спасибо, достойный подарок. Вам, Алла, нравятся розы?
-Да, нравятся.
-Вы еще не надумали заводить ребеночка?
-Нет, не надумали.

Алла выразительно посмотрела на Володю: обиделась. «Пройдет», – подумал он.

ПРАВО РУЛЯ
В Приморье сложилась традиция ездить на катерах, яхтах, моторных лодках. Ездить не на рыбалку и не на большие расстояния, а по городу. По Владивостоку. Вообще, не на острова. От каждого офисного, делового, торгового комплекса ходили до ближайшей парковки катеров маршрутки. Возникновение этого явления имело свои основания: узкодорожный Владивосток задыхался от дорожных пробок. И владивостокцы, уставшие от этих пробок и загазованности, демонстрировали таким образом свой протест. И одновременно шик: вскоре это стало модно. Мода как эхом разнеслась по краю. Так стали делать находкинцы, жители Большого Камня. Через полгода эта мода вовсю бушевала на Черном море, а потом проникла и в холодные моря.

Конечно, это не было очень уж удобно: так или иначе по дорогам передвигаться приходилось. Поэтому строительство дорог было необходимым решением. Народ в основной своей массе ездил на автобусах, которые не только в часы пик, а вообще всегда еле волочились по главным магистралям; прослойка мелких служащих на машинах, не оснащенных функцией вертолета, – все эти люди часами простаивали в пробках. Более обеспеченные материально владивостокцы могли позволить себе авто-вертолет. Но яхты, тем более небольшие, те же фины, были гораздо дешевле.

Поэтому, когда Владимир Петрович на заседании по дорожному строительству высказал идею строительства дорог в крае и во Владивостоке, оно было принято на ура. При этом присутствовали корреспонденты множества СМИ, и Владимир Петрович дал мэру на лапу за решение настолько условную сумму, что об этом можно было не вспоминать. Так, мелкая благодарность, типа коробки конфет, только немного в других масштабах – мэр все-таки. Но все равно пустяки. Только чтобы сговориться насчет подрядчика.

И всем все нравилось. Нравилось и то, как Владимир Петрович управляет заводом. Его действия активно обсуждались СМИ: вот, мудро управляя предприятием, он зарабатывает деньги на покупку земли под стоянку катеров и яхт на Рейнеке. Недорого: остров неразвит. Там, где Рейнеке в скором времени будет соединен с Попова, в проливе Ликандера. Мост на остров Попова с острова Русского уже начали строить. И теперь туда смогут ездить не только те, у кого машины оснащены вертолетной функцией, но абсолютно все желающие. Будет ходить автобус через все острова. Вот, еще немного накопив капитала, он выкупает еще один кусок земли на Рейнеке, но уже с обратной стороны острова, в бухте Штукена. Говорит о своих планах: как коммерсант намерен развивать туристический бизнес, как губернатор отдавая отчет в необходимости развития внутреннего туризма. Открывать туристическую фирму, приносить доход себе и краю.

Таким – активным, созидательным, мудрым – представлялся людям губернатор.

А совсем недавно он вступил в клуб автомобилистов и стал активно отстаивать правый руль. «Все машины в Приморье японские, – говорил он журналистам. – Наши как не умели делать достойные автомобили, так и не научились, и никогда, видимо, не смогут. К китайцам доверия немного. А вот японцы – молодцы. Поэтому, конечно, японские машины. Тем более что и по цене это выходит гораздо дешевле. И здесь уже не важно, кто изобрел автомодуль. Пусть наши, но сейчас принцип его сборки знают все, а собирают лучше всех японцы. И почти все приморские жители, большая часть, а также хабаровчане, да, по большому счету, население до Читы включительно, ездят на праворульных машинах. Так почему бы не ввести на территории Приморья или даже всего Дальнего Востока левостороннее движение? На границе стрелку дорожную организовать? У нас ведь особая геополитическая зона – Приморский край, зона экспериментов, ведь так, я ведь не ошибаюсь?». Он говорил так убедительно, что ему хотелось верить: а вдруг и правда примут такой закон. В знак протеста Владимир Петрович ездил на праворульной машине. С вертолетной функцией, всем оборудована, куплена новой, но руль – справа.

«Не заигрывайтесь», – сказал ему тогда Пловцов. Но неожиданно для всех вызванный на диалог с губернатором Приморского края президент ответил: «Ладно, пусть будет на территории Приморья левостороннее движение». Он был уставший. Уставший вообще и от выступлений приморских автомобилистов в частности. Все их не устраивало: то таможенные ставки, то правила воздушно-дорожного движения. Это ведь не так много, разрешение поменять направление движения, решил президент. В финансовом плане вообще почти не затратно. Зато можно будет драть ну, не три – опасный они народ, приморские автомобилисты, бунтари, – но полторы-две шкуры в виде таможенных платежей или за нарушение правил. Ввести что-нибудь этакое, что поставит владельцев «японок» в затруднительное положение – и пусть меняют части машины или платят. Начнут роптать – напомнить: а кто разрешил поменять направление движения? А вы неблагодарны? Обдумав это и посоветовавшись с компьютером, который не нашел в заявлении явного антипатриотизма и японофобии, президент решил: пусть.

Статус Владимира Петровича резко подскочил. Он стал политиком года и чуть ли не мужчиной года. Бизнес его шел в гору: и рыбозавод, и собственный. На Рейнеке строился отель высшего класса, с рестораном и видовыми площадками. Он должен был быть стильным: на сопке, откуда открывался вид на обе оконечности маленького острова, круглый. На самом верху комплекса – видовая площадка, летний ресторан на открытом воздухе. Ниже – закрытый двухэтажный ресторан с огромными окнами. На 12-м этаже – отель должен был быть 24-этажным – тоже открытая площадка вокруг задания, две барные стойки расположены по диагонали в углублении, столики и кресла на колесиках: садись где хочешь и в каком угодно количестве. Хочешь поесть основательно – закажи еду, и тебе доставят ее из ресторана. Не хочешь есть, просто выпить или слегка перекусить – вот тебе бар. Но пока у отеля был только фундамент.

На этом же острове живет его брат, знаменитый художник-живописец Александр Петрович Юсупов. Пишет, выставляется. Он отстроил домик в тихой бухте Ракушке и живет в свое удовольствие: надо на материк – вот катер, езжай, хочешь – пиши, хочешь – читай. У брата обитают художники и другие друзья-товарищи: кучкуются по интересам. Сами строить себе жилье там не решаются или не могут финансово, и живут у Саши. В том числе Сашин любовник. Но на общем фоне он не бросается в глаза.

Саша был против строительства моста на остров. «Зачем? – говорил Володе Саша. – Рейнеке – почти необитаемый остров. Тем и хорош. Понаедут – вытопчут все, выловят, ничего не останется!». «На «выловят» можно и нужно закон ввести, – возражал Володя. – А необитаемым будет Рикорда. Переселяйся туда». «Ты понимаешь, что там расселятся люди, – говорил в волнении Саша. – А кратер вулкана? Если вулкан активизируется и возникнет цунами, от островов ничего не останется, а материковая часть города, может быть, и выстоит. Это будет водная Помпея. Правда, не скоро», – он был убежден, что со стороны, обращенной к морю, к самому океану, с неприветливой, дикой стороны острова, есть подводный кратер вулкана. Говорил, что прямо видно: вот спуск в жерло, и начинается он на берегу, сам берег - это спуск. Но Володя считал все это чушью. «Вулкан таким маленьким не может быть, ты глупости не городи. Жерло! И выше жерла – остров! Расщелина это! Знаешь, сколько в море расщелин. Элементарно нет у нас вулканов нигде, мы же не на Камчатке! А вот именно на Рейнеке – вулкан! Ага! Двадцать раз! И не позорься, не говори больше этого вслух». Саша и сам, в принципе, не был уверен в существовании вулкана, просто ему не хотелось, чтобы был мост и, наоборот, хотелось какого-нибудь чуда. Можно даже вулкан.

Володя, полюбив уже изученную схему, в начале года опять берет деньги у края взаймы и покупает лесозаготовительное предприятие, арендовывает на мебельной Артемовской фабрике цех – в народе фабрику продолжали называть Артемовской, хотя города Артема не существовало в помине: он уже давно слился с Владивостоком. Все документы на предприятие и цех за небольшой процент Володя оформил на имя брата Александра Степановича, нанял управляющих. И начал прощупывать почву на предмет принятия закона о введении запрета на торговлю необработанным лесом. Только мебель или строительные материалы. В этом он находит поддержку Пловцова. Закон активно продвигается в правительстве. Озвученный, он выглядит необходимым и единственно честным по отношению к лесным ресурсам страны, Приморья в частности, но прибыль? «Прибыль будет немногим меньшая, введите это только на территории Приморья, этот край богат всем, чем можно, в долгу не останется, казну, будьте уверены, пополнит и так. Ведь в начале века такой закон уже принимался, его отмена во время кризиса и последовавшей после него войны не обязывает нас придерживаться этих принципов всегда», – уверяют сторонники. Через какое-то время закон принимается. Экспериментальный – на территории особой геополитической зоны и на ограниченный срок, но если оправдает себя, то будет жить. Володе необходимо напрячься, чтобы доказать правоту. У закона много противников, врагов, но он работает – а куда ж деваться-то. Володя нанимает личную охрану.

Словом, дела кипят. Надо думать, как ограничить вылов рыбы в окрестностях, надо заставить мэра Владивостока почистить Золотой Рог. Надо наращивать в Находке производства: крупные – рыбы, переработки газа, нефти, судостроительные и всякие разные средней руки. Было бы неплохо понизить налог первые два года тем, кто занимается внутренним туризмом, чтобы туризм развивался. Но здесь прозрачно: отстаивание своих интересов. Вот по лесозаготовкам закон принять в чем-то проще: вроде сам лично губернатор не заинтересован.

В стране тем временем произошло событие, которое задело Володю за живое: переселившиеся в Еврейскую автономную республику в количестве беженцы из Израиля попросили наделить автономию правами полноценной республики. Как Татарстан. Дескать, местность болотистая, малопригодная, осушать надо, возделывать, а мы налоги непомерные платим, которые высасывают все, как болото, на котором живем. Да и количественно мы уже – республика конкретная, не абы что. Республика будет платить государству меньше налогов, получать дотации, но зато будет развиваться как регион. Укрепится экономика и все остальное. А защиту уж вы обеспечьте, пожалуйста. Мы не хотим подвергнуться нападению китайцев, от арабов устали. Хотим развиваться, а работать умеем. Поднимать производства новые будем, Биробиджан развивать. И стимул-де будет не разъезжаться где получше и посытнее, а обосновываться на месте, где все люди твоей нации. Президент подумал: имеем все равно с них мало, а так – мировое мнение: приютил бедных беженцев и еще и республику организовал. Полноценную и под охраной. И разрешил. Не стал даже советоваться с компьютером. Еще даже немного расширил в сторону Амурской области: раз республика, пусть будет побольше, посолиднее, места много, не жалко. Все равно свое.

Володя закусил губу и задумался: Еврейскую республику можно, почему нельзя Дальневосточную? Потому что никто не попросил?

ВЛАДЕЛЕЦ ГАЗЕТ
-Привет! Как дела? Еду сейчас, и на ум приходят слова Кобо Абэ: «…И только кончится этот дождь, сразу почувствуешь – лето». Помнишь? Как-то так.
-Да, но так там об этом думает человек без лица, с намотанными на голову бинтами. И с наступлением лета у него начнутся глобальные проблемы.
-Всегда ты так. Тем не менее японец правильно описал период года. У нас ведь то же самое, почти те же погоды. Но это уж точно такое же, как у них. Сезон дождей. Вроде тяготит, но в то же время по-своему приятен. Вот этим ожиданием.
-Саша, ты не намерен жениться по любви?
-Вов, ты же знаешь…
-Ладно. У Самойленко сестра залетела от тренера. Она на бальные танцы ходит. Самойленко старался, заказывал ей хорошие платья, все, что надо. У тренера жена и трое детей. Разводиться он не собирается. Для Самойленко это скандал: несовершеннолетняя сестра забеременела от тренера. Он хочет подать на тренера в суд или подкараулить его в подворотне и дать хорошенько по башке. Мне такой Самойленко не нужен. Самойленко, который будет судиться, и Самойленко, который будет подкарауливать. У которого сестра – девушка легкого поведения. А вообще-то мне Самойленко ой как нужен, мне будет очень сложно без него. Есть поговорка: незаменимых людей нет. Однако иногда люди бывают штучными экземплярами. Нет незаменимого плотника, но незаменимый первый вице-губернатор есть. Самойленко. Что мне делать? Женись, брат.
-Ты что, Вова?! Так ведь нельзя!
-Саша! Как ты можешь кидать брата в трудную минуту! Ты такой известный художник благодаря кому-чему? Саша, я не упрекаю и не вгоняю в моральный долг. Не в службу, а в дружбу – выручай. Девчонка она хорошая. Дом у тебя большой. Поживет там. Не хочешь – не общайся. Потом разведетесь. Будет как бы от тебя ребенок, а потом она, если будут хорошие отношения, родит и твоего. А что ты сразу вскинулся? Можно искусственным способом. И это будет твое потомство. Какая ей разница: одним больше, одним меньше.
-Что же это получается: спали врозь, а дети были?
-Примерно. А что? Но это потом. О сейчас. Прислуга, нянька – все, разумеется, обеспечит Самойленко. Саша! Да и о родителях подумай: они ведь могут догадаться.
-Хорошо. Только я хочу сначала с ней встретиться, с девочкой. Потом точное решение скажу. Как зовут девочку? Сколько ей лет?
-Катя, пятнадцать.
-А Самойленко самого-то как зовут, я что-то даже и не знаю?
-Руслан. Я тогда, Саш, задам ей программу поступать на журфак. Пусть осваивает. Хочу СМИ оформить на нее. Наверное, лучше газету. Для визуалов. Конечно, и сайт тоже, но дополнительно. Мелькающие мысли, слова и картинки в голове не задерживаются, а перекручивают их редко. А газета лежит на столике, информация на бумажном носителе – надежно. И в то же время ненавязчиво. Но обязательно прочитают, если она будет лежать. Люди любят бумагу, правда ведь?
-Я – да.
-Всем скажем, что это твой подарок ей к свадьбе. Пригласить редактора, пусть управляется, Катя тем временем подрастет, будет учиться наглядно и перенимать опыт. Я бы этого хотел. Брат, а?
-Я сказал свое решение.
-Хорошо. Я с тобой свяжусь, назначим встречу, допустим, в ресторане. Ладно? Когда ты свободен, чтобы я ориентировался?
-Да, в общем, всегда могу отодвинуть работу. Когда ей будет удобно.
-Мы, наверное, с Русланом тоже будем присутствовать.
-Не надо.
-Хорошо, мы посидим за другим столиком. Ладно?
-Ну, ладно. Как у тебя вообще дела?
-Да вот покупаю четыре катера. Раз гостиница уже готова к сдаче, можно приглашать посетителей и организовывать поездки на Рикорда, Желтухина, другие острова. Будешь следить за бизнесом, хочешь?
-Нет-нет. Так, иногда буду захаживать.
-Ну, ладно, найму управляющего, а сейчас сам присмотрю: скоро отпуск – буду отдыхать там, далеко никуда ехать не хочу.
-Там ирисы вовсю цветут…
-Уже хочу! Уже завидую! Но я, наверное, их не застану. Ничего, на их месте будут другие цветы, фиолетовенькие, как они называются, не знаю даже. Тоже милые. И спизула будет. Обожаю! Причем особенно – ту, что сам поймал. Будем за ней нырять. Сами. Никому не позволим. Хо-ро-шо?
-Хо-ро-шо!

ГРОМ – НЕ ПОГРЕМУШКА, ГРЯНЕТ – НЕ ДО КРЕЩЕНИЯ 
Саша женился на сестре Руслана, и Катя вскоре родила девочку. Руслан тоже не замедлил жениться: был какой-то определенно брачный период. Избранницу Руслан выбрал из числа журналистов, которых набрали в штат новой Вовиной с Русланом на двоих газеты «Формула Азии». Избранницу Руслана звали просто и мило, на все времена – Маша, Мария.

Она ему понравилась, он пофлиртовал, она проявила инициативу. Он испугался и «съехал». Он боялся своей внешности и раньше, а став первым вице-губернатором особенно. Решил, что она меркантильна и хочет только его денег и приближения к власти. Она поняла его подозрения и перестала проявлять инициативу. Стала активно ухаживать за собой и обращать на себя внимание. Он не обращал. Она перестала уделять внимание внешности вообще и ходила, как в воду опущенная. Работала из-под палки, выполняла только необходимый минимум. Кое-как. Потом пришла с заявлением об увольнении. «Почему? Мало платим?» – спросил Руслан. «Не мало. Не хочу здесь работать», – опустив глаза в пол. «Почему? Нашли что-то лучше?» – «Ничего не нашла. Потом подыщу». – «Но просто так подобное не делают. Почему? Не нравится коллектив?» – «Нравится». – «Мелкие темы?» – «Ничуть, это моя специализация». – «Конфликт с кем-то конкретно?» – «Не совсем. Просто не хочу кое с кем видеться, иначе будет конфликт с собой». – «Просто так кто-то неприятен? Скажите, раз все равно уходите. Может, мне пригодится, я буду настороже с этим человеком». – «Очень мило – осторожничать с этим человеком! Не получится». – «Ну что же Вы меня мучите! Скажите же наконец, в чем дело». – «Это Вы меня мучите…». Она оценила меня, подумал Руслан. «И почему я не знал вас раньше?» – «Зато я за Вами давно наблюдаю. Потому и пришла сюда», – хотела добавить она, но не стала. – «Если бы не возникла газета, мы бы так никогда и не встретились?» – «Я бы взяла у Вас интервью. Все время искала повод». – «Но интервью могло ничего не решить». – «Могло. Значит, этого не должно было произойти».

«Кто сказал, что ты некрасивый? – говорила она ему потом. – Это сказали те, кто ничего не понимает в красоте рыжих. У них прозрачная кожа, нежная и белая, и даже солнце перед ней бессильно. У них огнем горит голова: это пламя одаренности. Рыжие – они богом отмечены. Они – иные. Чувствуют иначе, видят дальше, глубже и пространнее. Они знают то, чего не знают другие». «А ты откуда знаешь такие подробности? Про глубокомыслие?» – Руслан и не мечтал о том, чтобы оказаться в глазах женщины помазанным Богом. «А я много чего знаю, почти столько же, сколько рыжие, немного под другим углом», – Маша многозначительно посмотрела на Руслана. Он, конечно, не мог догадываться о том, что слова эти, про рыжих, – слова ее, Машиной, подруги, и слова именно о нем. Что Маша несколько лет назад позавидовала своей подруге, ее способности любить, ее чувствам к, казалось, абстрактному мужчине, первому вице-губернатору, недосягаемому человеку – она всегда завидовала подруге. И захотела иметь такие же чувства. К этому же человеку. Ведь, если подруга выбрала именно его, значит, что-то есть именно в нем: вкусу своей подруги Маша всегда доверяла. И она стала следить за этим человеком, пытаясь понять, что в нем это что-то, что внушило ее подруге такие чувства. И ей казалось, поняла. Но все это было некой фантастической игрой во влюбленность в первого вице-губернатора до тех, однако, пор, пока он, этот вице-губернатор, не учредил газету и не пригласил в нее журналистов. Подруга же Машина была экологом, а экологи Руслану не требовались.

И поэтому теперь Машины темно-карие глаза затягивали Руслана в какой-то омут. И ласкали одновременно. «Сладкий плен, – мелькнуло в голове. – Идиот. Чушь какая-то в башку лезет. А она еще говорит, что неподдельно мудр». И он с радостью отправился в плен. 

В новой газете было много пространства отведено автомобилям – страсти Володи. Оттого и назвали ее «Формулой», но – Азии. Но не только о машинах писало новое издание. Это было СМИ для обывателя, которого интересует общественная жизнь, события края, мелкие и крупные проблемы его жителей, были и лирические странички – о нравственности, морали, жизненных дилеммах, трагических судьбах. Было и о политике, и о крупных предприятиях, в первую очередь – Вовиных, но, чтобы эта информация не выделялась, и о других – дружественных, неконкурирующих. С владельцами которых он был в хороших отношениях. Газета делилась на четыре крупные основные рубрики: «Собственно “Формула”» – о машинах, «Собственно Азия» – о людях, «Азия – не собственность» – о политике, «Формула собственников» – о предприятиях и ведении хозяйства в них. Все это, разумеется, подразделялось на отдельные рубрики, которые могли варьироваться из раза в раз, но стандартная «формула» была единой. Газета была еженедельной – естественно, ведь ежедневные уже давно стали совсем не нужны: новости были доступны ежесекундно. Нужна была аналитика, причем реальная. СМИ читалось. Читатели были довольны, издатели – тоже, не жаловались вроде и журналисты.

И возникло оппозиционное издание. Оно писало о политике и предпринимателях, о моде и искусстве, о разных красивых и милых вещах. С пафосом. Политика подавалась с точки зрения неприятия действующего губернатора и его окружения. Учредилось издание сыном некоего банкира, известного в регионе. Сын ростовщика, как прозвал его Володя, говорил о том, что «Формула Азии» – карманная газетенка губернатора. Практически так. Правда, не прямо – в суд не подашь. Что губернатор принимает вредные для края решения, выгодные только ему, – и изощренно доказывал это с ехидством. Что он владеет «свечным заводиком», оформленным на Фукса. И не одним. Сын ростовщика хотел денег – для того и учредил СМИ. Он любил деньги как самоценность. А Вова такой любви в людях не любил. И денег не давал. Из принципа. И не чувствовал себя неспособным защититься от нападок. Появление заводов в случае чего он мог объяснить. Сын ростовщика копал. И накопал.

Однажды вышла чудная статейка «Какие погремушки в губернаторской избушке?». «В каждой избушке свои погремушки, но какие погремушки в доме губернатора, неискушенному в иных вопросах человеку трудно даже представить. Правда, не совсем в его доме. В несколько отдаленной избушке, построенной как будто специально для того, чтобы хранить погремушки свои и своего товарища – первого вице-губернатора. Когда погремушки гремят слишком громко и раздражают окружающих, их прячут подальше. Чтобы не видеть и не слышать. Или выкидывают. Но если погремушка дорога, то выкинуть жалко. А как громко гремят дорогие погремушки губернатора – это не просто коробящий звук, но ужасающий скрежет. Остров Святой Елены помните – Наполеона спрятали именно там. Им наигрались, и его звуки раздражали. Так человечество пришло к разумному решению на века: ссылка, подальше, с глаз долой, но пусть живет, можно в довольстве, лучше на остров: далеко – не видно. Но, как говаривал товарищ Ленин, Владивосток – город нашенский, хоть и далеко. Может, далеко – громко сказано, пусть будет далековато. Далековато расположен последний остров, входящий в состав города. Но – видать. Не все не отсвечивает, что хорошо спрятано…». И в таком роде еще несколько абзацев. Подписано одним из корреспондентов штата. Но прямо ничего не сказано. За молчание он хотел денег – сын ростовщика с пером.

Но Вова платить не хотел. «Почему тебя выучили грамоте, не могли только цифрам?! – Вова в бешенстве носился по кабинету с газетой и снятым Экстранет-датчиком в руках. – Не могу платить, не могу. Подкормишь – замолчит, потом все сожрет и примется за старое. Сколько волка ни корми… Всегда буду платить и бояться. Не могу жить в страхе. Не хочу! Не собираюсь! Не буду! Убью старуху-процентщицу!».

И он разыскал исполнителей. Показал объект «заказа». Заплатил аванс.

За сыном ростовщика следили достаточно долго, Вова уже начал волноваться: вдруг тот не дождется и бахнет информацию? Но надо было сделать все чисто: законы строги, а губернатору тень на имени не нужна. Наконец случай подвернулся. На дворе стояло лето, и учредитель, он же редактор-оппозиционер выехал на море. Он хорошо плавал. Залез в воду. Одновременно с ним в водолазном снаряжении зашел в море в смежной бухте другой человек. Они плыли одновременно: один – на поверхности, наслаждаясь четкими движениями брасса, другой – под водой, торопясь и внутренне матерясь из-за боязни сбиться с курса и потерять объект. Но вроде направление верное. Должны пересечься. Объект всегда заплывает далеко – туда, где вода почище, и барахтается на глубине: делает водную зарядку, лежит на поверхности «звездочкой», отдыхает, наслаждается. А вот и он. Делает зарядку.

Когда сын ростовщика ушел под воду, никто из его товарищей не заметил: не следили. Плавал-то он отменно и в присмотре не нуждался. Они распивали пивко и подставляли солнышку жаждущие тепла тела. Солнце их слепило, а вода отражала его свет и бликами тоже слепила. Поэтому лишний раз лучше не смотреть. Потом хватились – долго нет товарища, пора бы, стынет все, а он вечно барахтается в воде, точно лягушка… А? Что! Как?!? Коварная это, скажу вам, вещь – судорога в воде!

Из бухты, где произошло несчастье, вышел парень, он прошел в соседнюю бухту, подобрал лежащий на песке отстегнутый кем-то Экстранет-датчик и направился к автобусной остановке. Через одну остановку вышел из автобуса и пошел к морю. Это была дикая каменистая маленькая бухточка. Немного погодя из воды вылез человек в водолазном снаряжении. Снял его, спрятал в кусты, вытерся, переоделся. Они сели в стоящую неподалеку машину. И поехали.

«А что корреспондент?» – спросил, получая остальную часть оговоренной суммы, тот, кто подбирал датчик. «А что корреспондент?» –  не понял Вова. «Он же в курсе информации. Тоже?» – «Он же подчиненный, может, я его приручить попробую». Собеседник криво усмехнулся: «Сантименты, сантименты… Он же рылся в Вашем белье, уж не знаю, что там у Вас…» –«Может, ему нечего было есть?» – «Почему же он не пошел мести улицы, а отправился на сделку с совестью?» – «А что можно с ним сделать, чтобы это было незаметно?» – «Можно попозже, но все же желательно. Полдела – не дело. Он сейчас будет в трауре, потом будет переваривать, а когда додумается заподозрить Вас, быстренько выдаст всю известную информацию на-гора. Все, что знает. Из чувства самосохранения. Чтобы не за что было. Вы же это понимаете?» – исполнитель «заказов», правда, из числа руководителей, был неглуп. Это неприятно поражало. «Что Вы предлагаете?» – «Надо новое. Можно наркотики». – «Он же не захочет принять наркотик, заставите – может в суд подать. Вылечится». – «Есть два варианта. Первый: ловим, заставляем, бах-трах – передозировка – смерть. Второй: знакомимся, влазим в доверие, задруживаемся. Он общительный. Подсыпаем снотворное, сонному вкалываем, отходит – опять. И так до умопомрачения. Выйдет конченый идиот, но живой». – «Ужасно. Лучше сразу». – «Но так заметнее. Одна случайная смерть, другая. А тут вроде сам дурак, тем более стресс у человека: любимый редактор умер, его даже пожалеют сначала, когда он выползет в таком виде на белый свет. Внятного ничего он сказать уже не сможет, будьте спокойны. Таких не лечат. Собаке – собачья смерть». – «Он собака?» – «Всегда продавался». – «Тогда собачья».

Еще совсем недавно Володя собирался взять курс на пресечение организованной преступности, разогнать мафию, предать казни наркоторговцев. Руслан уже начал было готовить план наступления на приморский «спрут». После выхода статьи он пытался уговорить Володю лучше заплатить редактору, переманить на свою сторону корреспондента, и, не то обидевшись, не то расстроившись из-за всего, взял без содержания и полетел вместе с Машей в Австралию. Сказал, медового месяца, когда положено, не было – пусть будет сейчас. С Вовой осталась только Алла.

ЕЕ ВЫХОД ОТМЕНЕН
-Вова, есть у тебя коньяк?
-А где «здравствуй», а, брат? Коньяк, говоришь? Что ты такой странный?
-Наливай.
-Хорошо, сейчас. Что случилось? Ты лучше сразу говори, не томи – так хуже.
-Ольга Олеговна умерла.

Реакция на смерть близкого у всех индивидуальна. Саша боялся смерти. Он знал, конечно, что все умирают и что ему предстоит хоронить близких, родителей. Но он старался об этом не думать. А не думаешь – значит, как бы и нет ее, смерти. Он жил в мире, где смерть не должна касаться человека своими руками, не может вытекать из жизни как нечто самой жизнью порожденное. Все то, что говорится о справедливости закона бытия и неизбежности и даже конечной благодати смерти, оставалось за пределами его понимания. И Саша выключился из жизни, впал в прострацию, получив известие о смерти Ольги Олеговны.

-Как это произошло?

Брат смотрел на Сашу глазами, полными скорби. Однако там было, кроме нее, еще много чего, что читалось явственно: неистощимость жизненной силы, способность вынести на своих плечах еще тысячу таких ударов, больше, перенести весь этот мир с его горестями и страхами в неведомое, далекое будущее. Сама формулировка вопроса – «как?» – предполагала здравомыслие. Саша сначала, узнав печальную новость, подумал: «Зачем же? Она же еще молодая». Перед Сашей сидел брат, обусловленный и жесткий, когда шла речь о непоправимом или необходимом. И Саша был благодарен Володе за то, что он такой есть и что он возвращает в настоящее.

-Отравилась хугу. Чуть-чуть не доварила.
-Да, за что боролись, на то и напоролись. Ну-ну, ничего... Саша! А хочешь – поплачь. Давай еще выпьем.

В сознании Володи мелькали образы Ольги Олеговны, годы детства, наивные, почти детские, ее глаза, сладкая ламинария. Вспомнил, как однажды ночью, когда ему было четыре года, он пришел к ней с просьбой почитать сказку: на улице бушевал тайфун, и ему было страшно.

-Это нам возвращается долг. Кровь за кровь.
-Послушай, помолчи лучше. При чем здесь «кровь за кровь»?
-Расплата. По законам мирозданья.
-Слушай, ну кто он и кто она?

Саша про корреспондента не знал. О том, что Вова каким-то образом причастен к трагической гибели учредителя оппозиционного СМИ, догадывался, и сейчас уточнял свои предположения, блефовал. Но Вова не заметил или не захотел замечать: в конце концов, пусть знает.

-Человеки.
-«Человеки»! Помолчал бы. Что, по-твоему, я должен был делать? Ты понимаешь, что это был бы конец моего губернаторства? Как минимум это.
-Нельзя разве было как-то иначе?
-Нет! Иначе – я был бы номинальным губернатором. Пока был он, у меня были связаны руки.
-А отречься нельзя было от меня? От Кати?
-И как ты себе это представляешь? Выходим мы с Русланом и говорим: «Мы – не они, они – не мы»? Так, что ли, по-твоему? Даже если бы я допускал такую мысль, это был бы сущий цирк. Ты так не считаешь?
-В конце концов, ничего не вернешь. Тебе виднее было.
-Вот именно – виднее. Когда похороны?
-Послезавтра. Она хотела кремации.

Потекли скорбные приготовления. Володя взял отгулы и проводил все время в кругу семьи. Алла приезжала после работы домой, кормила кошку и отправлялась в его родительский дом.

«Сегодня губернатор края Владимир Юсупов отправляет в последний путь свою гувернантку. Прощальная церемония состоится на Морском кладбище. Покойная гувернантка, приверженка японской философии, по мнению ряда СМИ, отравилась хугу в знак протеста против подписанного накануне документа, запрещающего вывоз из России в Японию рыбы. Своеобразное харакири, совершенное руками русской женщины. Край скорбит вместе с губернатором. Наш портал выражает глубокие соболезнования. Через несколько минут слушайте и смотрите эксклюзивное интервью с группой «Свистящие». А сейчас в память об усопшей прозвучит Владимир Высоцкий».

-Козлы! Протест! Я покажу протест! Вы слышали, что сейчас нагородил портал «Краеугольник»?
-Вова, не ругайся. Видишь – они Высоцкого поставили.
-Да что же чушь пороть, лишь бы пороть, так, что ли? Или интерес есть? Ведь нет интереса, просто так свистят. Сами и есть «свистящие».
-Ладно. Кто-то, получается, сказал, поумничал, а они повторили – не быть же хуже других.
-Да, мама, просто не делают такое в подобных ситуациях. Танец на костях. Ладно, сейчас успокоюсь. Цветы, кстати, не купили. Сейчас уже привезут гроб, а у нас цветов нет.
-Саша купил и букеты, и корзинку, у него же близкий друг – фитодизайнер. Еще вчера заказал, чтобы тот лучшие хризантемы приготовил. Сейчас сезон хризантем, можно выбрать шикарные. Он скоро подъедет. Звонил, совсем уже рядом. Штормовое предупреждение – природа об Ольге Олеговне плачет. Вот Саша с Катей и задерживаются слегка: каким бы ни был катер, а природу не перехитришь.
-Мог бы и на машине поехать. Для чего я, спрашивается, дороги строил? Только для автобусов, что ли? Надо бы туда железную дорогу, наверное, кинуть!
-Вова, как ты можешь о таком думать?
-Мам, автоматически. Ну, не я, а мозг думает.
-Владимир! Мне надо с Вами переговорить.
-Да, Александр Степанович.
-Вы знаете, я не хотел бы продолжать наши с Вами взаимоотношения. Какой мне теперь интерес? Видеться с Вами – рвать душу. Ходить в налоговую – зачем мне это теперь. Не хочу.
-Я Вам буду платить процент, как Вашему брату. Вам уже нет необходимости в таком чрезмерном благородстве. Благородным-то Вы так и останетесь, просто не будете заниматься ненужным альтруизмом. Давайте все будет так, как я предлагал с самого начала?
-Я бы не хотел. Переоформите, пожалуйста, завод на моего брата. Но я отхожу.
-Ладно, пусть так. А я хотел поддерживать с Вами отношения.
-Давайте сохраним друг о друге приятные воспоминания. Если что потребуется – я, конечно, к Вашим услугам. В пределах разумного, естественно.
-Вы меня знаете. Я тоже к Вашим услугам.
-И вот еще. Мой товарищ ездил недавно в Японию, и я попросил его привезти сувенир. Хотелось такой, который тронул бы Олю, повеселил, который она поставила бы на тумбочку или повесила на стенку, на долгую память. И чтобы он был непременно предметом культуры и непременно японской. Чтобы видно было. Я решил, пусть это будет маска. Товарищ привез маску театра Но. Я бы хотел передать ее Вам, раз все произошло так… Вот она, здесь, в пакете.
-Почему же мне? У нас Саша с искусством дружит.
-Я хотел бы Вам. Сейчас уже все равно. Ольга любила Вас больше, она за Вас всегда очень боялась, переживала. Наверное, поэтому и любила больше.

Вова заглянул в пакет. Маска равнодушно и в то же время издевательски смеялась огромным ртом бровастого японского мужлана. Не смеялась даже, а хохотала. И было в этом хохоте что-то жуткое. Или так казалось из-за атмосферы?

-Хорошо.

Любимого Ольги Олеговны не было ни в церкви, где ее отпели по-православному – синтоистских храмов во Владивостоке не было, да и хоть после смерти хотелось повернуть ее лицом к предкам. Не было его и на кладбище, и в ресторане, где проходили поминки.
 
СОСЕД-ТО МОЙ, СКАЖУ ТЕБЕ…
Пловцов в последнее время был озабочен втройне: во-первых, его беспокоило состояние собственного здоровья, во-вторых, он не мог найти себе замену, а пора было уходить на пенсию. И в-третьих, как сообщили ему в институте времени, скоро у Китая начнется новый этап наращивания вооружения. Вероятнее всего, на Россию он не нападет, но кто знает: на грех, как говорится, и вилы стреляют. А тут вовсе и не вилы, а самое что ни на есть мощнейшее оружие в мире. Корейская война просто притормозила процесс наращивания вооружения. Правительство Китая вроде бы традиционно просто потакало эмиграции из Поднебесной в Россию, вкладывало инвестиции и строило торговые и жилые комплексы, рестораны. А также конфуцианские! – и даосские храмы. Но это лежало на поверхности. А что было на самом деле в головах южных братьев – кто их разберет. Улыбаются и кивают головами: «Карасё! Все осень карасё, тсётко!».

Вот это третье беспокоило его особенно. Здесь необходимо было действовать тонко, а не рубить с плеча. В смысле укрепления военной мощи края. На это нужны были санкции президента и деньги государства. И президенту надо было доказать необходимость этого шага. Не просто шага. Вопрос был в объемах концентрации вооружения в крае. Их надо было как можно больше. Для этого было необходимо действовать с двух сторон: личная беседа с помощником президента тет-а-тет и публичные заявления губернатора. Продуманные и четкие.

Вова немного удивился, увидев Пловцова на пороге своего кабинета: он появлялся редко, совсем почти не захаживал. Володины действия его, в принципе, устраивали, и он почти не вмешивался. Пропадал в больницах. Но, правда, если и появлялся, то обычно без предупреждения, внезапно.

Пловцов изложил Вове суть вопроса, пожаловался на здоровье. Вова задумался, пообещал подготовиться и поделился планами на будущее: организовать доскональный контроль над распределением субсидий, чтобы не получали их те, кто в них не нуждается, а просто приближен к кормушке, где они выдаются или числится неработающим, имея доход с оформленных на кого-нибудь предприятий или нелегальную прибыль. И метод объяснил: составление по месту жительства описи имущества, высчитывание его стоимости. Если имущества много и оно дорогое, то о каких субсидиях может идти речь. Даже и не потребуется организовывать комиссий, заверил он: кошка всегда знает, чье мясо съела. Не будут доводить состоятельные граждане дело до описи, откажутся от субсидий по собственной инициативе. Пловцов одобрил. Вова напомнил об одном опыте далекого предшественника, который на территории края узаконил право бесплатного поступления на любой факультет любого из приморских вузов школьников-медалистов. Сказал, что хотел бы ввести подобный опыт в традицию. Оплачивать из краевого бюджета обучение умных детей в школе, а медалистов – в вузе. Пловцов одобрил.

Тогда Вова осмелел и предложил Пловцову вместе с просьбой увеличить военную мощь края изложить президенту принцип контроля над перечислением налогов, практикуемый в Китае, раз уж речь будет идти о Поднебесной. Принцип лотереи: проверяем не всех, а только тех, кому выпал жребий быть в этом году проверенным. Это влечет сокращение раздутого штата налоговиков. А если обнаруживается уклонение от уплаты налогов, у человека возникают серьезные проблемы, очень серьезные. Зато и проверка доскональная, не поверхностная, такая, что никакие «серые» или тем более «черные» схемы невозможно будет не заметить. В качестве эксперимента можно было бы попробовать реализовывать этот метод у нас, добавил он. Пловцов обещать не стал, сказал, что озвучит идею, если будет уместно. «По обстоятельствам буду действовать», - произнес он в задумчивости, и Вова успокоился: такого тонко чувствующего ситуацию человека, как Пловцов, он больше не знает. Декан как будто чувствовал ее сверху, снизу, по бокам и внутри.

«А газетенка-то после смерти учредителя не выходит», – констатировал Пловцов. Вова подтвердил, сказал, что, дескать, ему как будто сама госпожа Фортуна устилает дорогу цветами, старается для него. Нехорошо, конечно, так говорить, когда речь идет о человеческой жизни, добавил он, но сожалений по поводу преждевременной кончины оппозиционного редактора у него не было. «Да, конечно, с чего бы, – усмехнулся Пловцов. – Человек, конечно, не букашка, но иногда жизнь его не очень ценна. Александр с Катериной хорошо живут?» – спросил он. Володя кивнул и рассказал о Катиных успехах на факультете. На том они и расстались.

«Столь близкое соседство одной из самых развитых, в том числе и в военном отношении, стран мира, предполагает наличие в нашем регионе соответствующих военной мощи соседа баз: морских и сухопутных. Обсуждать вероятность агрессии – говорить пустые и лишние слова. Необходимо быть просто готовыми к ее возможности. В настоящий момент Приморье не готово отразить нападение Китая, в случае, если таковое произойдет. Россия, вероятно, сумеет после вооруженного столкновения вернуть себе территории, но это будет потом. А жители нашего многочисленного, богатого, перспективного и развитого региона не хотели бы Албазинского варианта развития событий. Еще раз уточню – в случае, если нападение будет иметь место. Наиболее простой вариант – не допустить столкновения. Это возможно при условии, если сосед будет уважать нашу военную мощь.

Следует также учитывать, что, кроме внешних врагов, в случае нападения мы будем иметь и внутренних. Да, сегодня у нас имеется положительный опыт взаимодействия с Китаем в области иммиграционной политики. Переселившиеся к нам китайцы с успехом осваивают русский язык, перенимают традиции и обогащают нас и в экономическом, и в культурном отношении. Переселенцы прошлых лет, давно ассимилировавшиеся с русскими – это в большинстве своем умные и трудолюбивые, привлекательные внешне и – не побоюсь этого слова – хитрые граждане России. Они – россияне, и в их преданности сомневаться не приходится.

Однако переселенцы последних лет – это все же, по большому счету, не россияне китайского происхождения, а собственно китайцы. Они преданы Китаю. Официальная религия на территории Китая – конфуцианство. А она предполагает преданное служение отечеству, где бы человек ни находился и ни жил, высокое гражданское самосознание, понимание долга. Под чувством долга подразумевается опять же таки забота о государстве. «Благородный человек думает о долге, низкий человек заботится о себе», – это слова Конфуция. Таким образом, россияне китайского происхождения – это люди, у которых в крови заложено это чувство долга, и они – настоящие ответственные граждане России. Я имею в виду тех людей, в крови которых присутствуют китайский и русский элементы (татарский, белорусский – не суть важно) и даже те, у которых уже два поколения или более проживают в России, не скрещиваясь с русскими. Но приехавшие в Россию вчера – это граждане Китая. Да, они живут здесь, потому что им так хочется, они выбрали нашу страну, потому что здесь им лучше живется. Но это не их родина. И в случае агрессии они выполнят свой гражданский долг. Это будет третий отряд.

Да, китайцы – народ неагрессивный, преимущественно они стремятся решать вопросы мирным путем, но – вспомним Албазин… Может, не всегда выгодно забывать свои промахи, а иногда учитывать их и учиться на своих же ошибках», – победоносно провозгласил губернатор Приморья на всю страну.

«У-у!» –  послышалось во всех ее уголках. «А что такое Албазин?» – спросили некоторые жители средней части России. «Вот именно!» – поддержали его дальневосточники. Автомобилисты Приморья написали в редакцию «Формулы Азии» открытое письмо, в котором предложили Владимиру Петровичу сотрудничество: они были готовы организовать на общественных началах сводный отряд автомобильного казачества. И в случае чего вызывались оказать посильную помощь, а пока, дескать, можно собираться и учиться обращению с оружием, строевой подготовке. Они всегда были преданы Володе: кроме того что он поддерживал их интересы, он почти никогда не прибегал к услугам шофера, а, наоборот, иному профессионалу мог дать фору. Владимир Петрович с благодарностью принял их предложение, согласовав решение с президентом.

Президент, в свою очередь, после разговора с помощником и общения с компьютером, выдал предписание: город Фокино, как в Советские времена, сделать закрытым, дорогу на Находку построить новую, в объезд Фокино. На картах город оставить: а как иначе. В экономическом отношении сделать упор на развитие Находки. Владивосток должен соответствовать заявленным военным целям – как база Тихоокеанского флота. В юго-восточной части края, неподалеку от границы с Китаем, начать строить новый закрытый военный городок. Организовать военный щит по Амуру. Увеличить состав военнослужащих в военном городке Бикине, что на юге Хабаровского края, и под Хабаровском. На эти цели из федерального бюджета выделялись суммы. Правда, как оказалось впоследствии, недостаточные. Но дело пошло.

Вместе с этим, можно сказать, пользуясь случаем, были уменьшены социальные пособия и даже, что самое гнусное, пенсии, отменены пособия для тех, кто ранее был задействован в сельском хозяйстве, а ныне пребывал в прострации. И увеличены квоты на вылов рыбы и разрешен в бОльших количествах ее экспорт. А также экспорт леса-кругляка. Опять возникли, как грибы, лесозаготовительные предприятия, правда, в большинстве своем теперь они были государственными. А негосударственные за эту деятельность обязали платить огромные налоги. «Где-то дали, где-то взяли. И на том спасибо», – решил Володя. И стал внедрять в жизнь свою задумку: бесплатное образование для умных голов. Контроль над субсидиями Руслан уже принялся курировать.

Налоговая система, конечно, осталась той же.

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ВЫХЛОП
-О, как же ты успешен, брат! В твоем подчинении – целая автомобильница. Ничего, что я образовал новое слово по аналогии со словом «конница»?
-Да, а ты что думал! А вот и в подчинении.
-Это, скажу я тебе по секрету, не государственная армия, а твоя. Как бы личная. Они по твоему приказу на что угодно пойдут.
-Не на что угодно – это ты лишку хватил. Все они – люди грамотные и неглупые, и на что угодно не пойдут.
-Смотря как организовать. Ну, ладно о них, давай о тебе. Как жизнь? А ты, кстати, знаешь, что на Рейнеке пара ушлых браконьеров вовсю воруют рыбку?
-Не вовсю, Саша. По мелочи.
-Но они воруют и продают ее. Не для себя ловят, а организовали пункт сбыта. Ловят и в заповеднике в том числе. Это никому из островитян не нравится. Все этим недовольны. И это – у тебя, считай, под носом. Внаглую.
-Я думал уже, что с ними делать. Не отдавать же под суд. Не хотелось бы. Я им руки не подаю. Со всеми жителями, ты знаешь, общаюсь, а их игнорирую. Ну, а ты что предлагаешь сделать?
-Поговорить с ними лично. Разговор с губернатором – это тебе не хухры-мухры.
-А если они не внемлют? Мой авторитет куда полетит? Так губернатор не должен делать – разговаривать с ворами.
-Ну, а что тогда?
-Я хотел бы попросить население острова оказать посильную помощь. А? Давить их презрением. Они – ниже всех остальных. Не подавать руки, не общаться, бойкот объявить. Не обслуживать в магазине.
-Коммерсы на это не пойдут. Один не обслужит – другой продаст все, что тем надо и скажет с улыбкой: «Приходите еще!».
-Пусть тогда обслуживают молча. Продают, что тем надо, но не общаются – так ведь можно. Это действенный, мне кажется, способ. А что еще тут сделаешь?
-Может, все-таки судить?
-А если их посадят?
-Да вряд ли, скорее всего, просто штраф.
-Могут и посадить. Закон позволяет. Мне бы не хотелось на себя такое брать, понимаешь? Они мелкие воришки, а я руки об них замараю. Я ведь знаю их, это не абстрактные фигуры. Понимаешь? И не личные враги. Давай попробуем бойкотом действовать, а там – посмотрим. Помоги.
-Хорошо. Бойкотом так бойкотом. Это можно организовать.
-На самом деле всегда есть некий допустимый процент, так сказать, «утряски», образно выражаясь. То есть на вот такое вот мелкое воровство делается скидка. Это естественный выхлоп. Вот когда воруют сейнерами и нелегально вывозят за границу – это другое дело. А эти – так, жулье. Грязь из-под ногтей, не воры даже. Неохота из-за них мараться. Ты меня пойми.
-Понимаю. У тебя так вкусно пахнет. Это чем?
-Эухарис цветет.
-Пойду посмотрю. Красотища!
-А ты поддался, смотрю, влиянию земляков. Они злятся из зависти, оттого, что и самим, с одной стороны, хочется воровать, но совесть или страх не позволяет. А сосед – ворует, негодяй. Так я его буду за это не любить. Ты же всегда выше такого был. Очерствел ты, брат.
-Ты озадачил меня. Мне даже стыдно. Честно. Но я-то не из зависти, а из-за заповедника. И вообще браконьерство – это не есть гуд.
-Давай из двух зол будем стараться выбирать меньшее. Я, по крайней мере, пришел к такому выводу. Всего не ухватишь – это я тебе точно говорю.
-Возможно, ты в чем-то прав. По крайней мере, я привык тебе верить в определенных вопросах. Кстати, тебе, наверное, будет интересно: Катя сдала сессию. На отлично.
-Молодчинка.
-Ну. Хорошая такая девчонка. Я, знаешь, тебе даже благодарен за нее. Да и ей я вроде бы не в тягость.
-Вот! Так бывает. Жизнь – удивительная штука, правда? Как я ее люблю! Эх!

ЕСЛИ В ПЕРВОМ АКТЕ НА СТЕНЕ ВИСИТ РУЖЬЕ
В город приехал на гастроли балет Мариинского театра. Вова не стеснялся ходить в театр при большом скоплении народа и не делал из этого шумихи, просто шел, если хотелось. Если надо было каких-нибудь артистов торжественно поприветствовать, приветствовал, если не считал нужным – шел просто так. Пресса во время этих его походов не имела права суетиться вокруг и моргать глазами – фотографировать через Экстранет – или снимать его на камеру. В случае появления таких фотографий он мог подать в суд за нарушение прав личности, а личность имела право отдыхать так, как ей вздумается.

В антракте, прогуливаясь с Аллой по вестибюлю, Володя вдруг увидел исполнителя его «заказа». Тот был один, пил за столиком кофе и ел пирожное. Вова тоже прошел в кафе, едва заметно подмигнул бандиту и купил себе и Алле тоже по пирожному с кофе, сел за соседний столик. «Что-то надо делать», – крутилось в голове. Жизели с ее проблемами и любовью, хоть мертвой, хоть живой, места в Вовиной голове уже не было.

Балет заканчивался, а план действий все не рождался. Занавес, аплодисменты. Выход актеров на поклон. Аплодисменты. «Что же делать???» – Вова крутил в руках театральный бинокль. «Что это за актриса играет Жизель? Дай-ка программку. Да ты не смотришь!» – Алла не ожидала от мужа такого равнодушия к исключительному мастерству мариинцев, к высокому искусству.

Машины одна за другой отъезжали от здания театра, большинство поднималось в воздух. Вова тоже поднялся, обогнал в воздухе одну, другую, третью. Четвертой посигналил, помахал рукой водителю. Пролетев еще немного, обе они припарковались на стоянке. «Один?» – поприветствовал Вова. «Да мои пацаны не уважают балет, а мне нравится. Тем более Мариинка – я аж расплакался, представьте». – «Я тоже первый раз на «Жизели» плакал». – «Так я не первый раз, а все равно за душу берет». – «Часто театр посещаете?» – «Вообще-то редко, хотелось бы чаще, но – дела, работа. Работы много. Я вообще ведь в университете учился… А Вам как, понравилось?» – «Чрезвычайно! Я вообще-то театрал». – «Понятно. У Вас ко мне какое-то дело?» – «Да, знаете, есть небольшое… Давайте проедем ко мне, там все и обсудим». – «Я вообще-то тороплюсь, может, здесь и поговорим?» – «Так не получится. Необходимо кое-что показать и, кроме того, моя жена…» – «А, ну да, я не учел. Далеко ли ехать?» – «Я живу вверху на фуникулере». – «Высоко сижу, далеко гляжу? Хороший вид с фуникулера, и это у Вас – каждый день. Хорошо! Ну, что ж, поехали. Вы впереди, показывайте дорогу, я – за Вами».

В просторном зале гость расположился на кожаном диване. Он всегда раздражал Вову – кожаный диван. Но нравился Алле: она любила все напыщенное. Он был воспитан на понимании красоты в японском стиле сибуй: красота простоты предмета (так называемое ваби), несущего на себе отпечаток времени и рук мастера (саби) при непременном условии выявления структуры материала и утилитарности самого предмета. А кожаный диван он не уважал. Но уважал Аллу. И потому диван стоял и им пользовались.

Вова вышел на кухню – принести кофе, так как прислуга была приходящей, и в тот момент ее в доме не было. Алла пошла вместе с ним, чтобы было больше рук. Внесли кофе, чайник, печенье, кружки – что-то на подносе, что-то просто так, в руках. Поставили на журнальный столик, придвинули. Вова подошел вплотную к гостю, начал разливать кофе по кружкам и случайно опрокинул одну из них на колени бандита. Тот вскинулся, инстинктивно отодвигаясь от кипятка. Вова одним движением достал из-за спины огромный поварской нож и всадил его в открытую грудь ничего не ожидавшего гостя.

Тот осел, схватился за нож, Вова провернул его, послушал: не дышит. Угадал, в сердце. Алла вскрикнула. «Заткнись. Отодвинь столик. Пойди и набери текст: «Так будет с каждым из вас, если вы не уйдете с нашей территории. Здесь будет только Вронк со своими друзьями, а вы нам мешаете». С ошибками. Характерными. «Сдесь», «с кажным», «будит», «территория» с одной «р». В таком духе. Без запятых. Выведи на принтер. Принеси полиэтилен», – Вова вынул нож, отбросил его и отправился в ванную – мыть руки. «Где я возьму полиэтилен?» – Алла стояла в растерянности. «Найди!!! В кладовке! Там должен быть новый полиэтилен в рулоне. Не разворачивай руками, надень перчатки, принеси мне тоже перчатки. Перчатками и бумагу из принтера возьмешь». Вову начинало трясти и колотить, стало тошнить – надо было скорее завершать начатое. Алла положила на пол полиэтилен, Вова надел перчатки, перетащил на полиэтилен труп. Достал из его кармана ключи от машины. Разжал еще мягкие пальцы убитого. «Давай текст!» – вложил письмо в руку, зажал так, чтобы текст читался. Завернул труп в полиэтилен. «Вымой здесь все, нож в том числе. Все, чтобы не было следа. Одежду мою сожги на улице. Выйди и сожги. Облей бензином. Дай-ка свежую, переоденусь. Ты Экстранет отключала, как я тебе сказал?» – «Да, конечно». – «Я скоро приеду. Приготовь выпить и закусить». Он все-таки пошел в туалет: его рвало.

И, переодевшись и погрузив труп в машину гостя, отправился к апартаментам конкурирующей с Вронком мафии. Убитый был из числа главарей, и его смерть не могла остаться незамеченной. Тем более не «в деле», а как бы группировкой Вронка. Поставил машину на видном месте, снял перчатки, пока что засунул их в карман и отправился домой пешком. Пройдя с километр, он выкинул перчатки в помойку и проголосовал проезжавшему мимо автомобилю, тот остановился. Было темно, и водитель Володю не узнал. На то и был расчет. Вышел Вова на Гоголя, возле одного из корпусов технического университета, и дальше пошел домой пешком.

Так было положено начало великой войны двух главенствующих мафиозных группировок Приморья, и в этой войне они уничтожали друг друга без внешнего вмешательства. Вова осуществил экспромтом то, что намеревался сделать несколько лет назад при помощи внутренних органов. Всех этих подробностей, кроме Аллы, никто так и не узнал.

КРАЙ РОДНОЙ, НАВЕК ЛЮБИМЫЙ
-О! Вы наконец-то выкинули кожаный диван?
-Да, а еще я не люблю теперь балет.
-Это за что же так?
-Депрессия, наверное. Плохо мне, брат, плохо. Не знаю, куда себя приложить, что б сделать такого, чтобы – эх! – чтоб значимо было.
-Подумай, что нужно краю. Неужели нет никаких новых глобальных идей? А?
-Да в том-то и дело, что уперся я в федеральное законодательство. Головой и ногами. Аж жмет и давит со всех сторон.
-А, ты под впечатлением. Слышал твое выступление по поводу таможенных ставок. Про то, что из Китая через Приморье гонят вагоны в столицу, а потом обратно – в Приморье, потому что так оказывается выгоднее, – хорошо сказал. И никаких действий не последовало, насколько известно?
-Культурный отказ понять проблему. Ее нет.
-Да уж. Не расстраивайся ты так, не сошелся же свет клином на таможенных ставках.
-Да не сошелся, разумеется. Только теперь, раз отказав мне, проще будет отказать во второй. А я не могу без дела сидеть. Руки чешутся, веришь, нет?
-Да уж знаю тебя и твои чешущиеся руки. Куда же приложить тебе себя и свою неуемную энергию? Неужели в крае дел мало?
-Все идет по накатанным рельсам. Я все на Руслана переложил. Он корячится. Все он контролирует, ну, департаменты, комиссии, комитеты, разумеется, тоже работают. Под его контролем в итоге все. А я новое ищу. Ведь так было всегда. Но в последнее время тесно мне стало в мире, брат, теснят стены устоявшегося мироустройства.
-Займись плотнее бизнесом. У тебя ведь заводы. Туризм развивай.
-Туризм… С усилением военного контроля им заниматься сложнее. Да даже не в этом дело. Нормально все с туризмом. Рейнеке – уже почти остров-курорт. Там управляющий, и на заводах управляющие. Хорошие, ответственные, оправдывающие доверие управляющие. Не могу я их уволить без причин, иначе платить придется непомерно – все это в контракте оговорено. Да и не хочу. Не хочу заниматься бизнесом. Никогда к этому не стремился.
-Напиши докторскую.
-Развить тему кандидатской? Зачем? Чтобы моими выкладками ввиду отсутствия собственных идей воспользовался какой-нибудь идиот, а потом сослался на меня: дескать, на юсуповских методах основывался, и то, что у меня вышла лажа, виноват не я. Не должны знания становиться ширпотребом.
-Не обязательно же идиоты будут ориентироваться на твой труд. Может, умный человек прочитает и расширит свой кругозор. Хотя бы ради одного такого стоит писать. Такого-то человека просветить – одно удовольствие. Но у тебя, я смотрю, совсем руки опустились.
-Почти. Что делать? Как вот ты живешь каждый год, каждый день одним и тем же?
-Ты ошибаешься, брат. У меня каждая картина – новый этап поиска метода, цвета, формы. Пытаюсь разнообразить материал. Я живу той чудной энергией, которая питает искусство. О ее истоках даже не спрашивай и не догадывайся – уж это не для человеческого понимания. Диссертация опять же. Ученики. Друзья вокруг, каждый – индивидуален, каждый дает мне что-то, чего нет у меня, и берет то, что ему необходимо.
-Да, твои нахлебники.
-Вова, они же не виноваты, что у них меньше денег и славы. Они тоже талантливы.
-Ладно, твое дело. Зачем тебе букет ромашек?
-Тебе привез. Просто ты меня заговорил, вот я и сижу, держу его в руках. Поставь в воду. Можешь погадать.
-Точно. Погадать. Или подгадить? Но вот именно сейчас поставлю их в вазу. И чай сооружу. Совсем я чтой-то. Того! Брат пришел, а я…
-Того-того, ты прекращай. Подгадить! Я тебе подгажу! Расти, закаляясь в борьбе и сопротивлении. Ничего страшного не произошло. Что не ломает нас, то делает сильнее – это ж прописная истина. Вот тебе твоя школа мужества, она и рождает характер. Не замыкайся на этом, отвлекись. Сделайте ребенка. Пора бы уже.
-Ребенок. Можно ребенка. Но что изменит ребенок?
-Послушай, а… Может, тебе тогда уже в столицу податься, в правительство? А? И президент-то ведь уже старенький. Истина-то ведь всегда – на поверхности, и уход в сторону карается непониманием. Скажу тебе как художник: надо уметь видеть объект в целом, и только после этого рассматривать его части. Понимаешь? А?
-«А? А?» А не хочу я в столицу. Люблю Приморье. Море, сопки. Что я буду делать на равнине? Представлять, что вот за тем поворотом – море, порт и корабли? А пушистые сопки – спины диковинных животных, как мы с тобой их в детстве называли, просто не видно из-за тумана. А так они есть. Да? И купаться в цветущих, подернутых ряской, озерах, пресных реках. Или в Маркизовой луже. Летать на выходных на Черное море, за которым нет океана, в котором нет настоящей мощи? В котором любой нормальный дальневосточник видит не более чем соленое озеро. Покупать свежемороженую рыбу? А я люблю парную. Они там не понимают вкуса морепродуктов. Им сказали – деликатес. Они – а, ага, конечно. Но сами не понимают и едят редко. Корейской кухни у них нет, китайская – адаптированная. И что? На завтрак – салат «Оливье», на обед – свиные отбивные, а на ужин – тушеная баранина? А во сне – море. Это ли моя мечта? Это ли итог стремлений?
-Но тебе будут готовить рыбу и кальмара, и осьминога, и трубача, если пожелаешь. Ты сам будешь определять, что тебе есть. Могут и кимчхи тебе забабахать, если возникнет потребность. Острое-преострое. Как пожелаешь.
-Да понятно все. А море?
-Вова, человек в твоем возрасте и положении давно должен забыть о таких сантиментах, как лирическая тоска по малой родине. Человеку хорошо там, где у него все благополучно складывается, где он может себя реализовать. Для политика – чем больше власти, тем более он удачлив. А удача – почти полноценный заменитель счастья. Ты же рассуждаешь как ребенок.
-И я, может быть, этим свойством особенно дорожу. А вот ты, художник, разочаровываешь брата. Слышал ли ты себя? Впору Экзюпери цитировать про его отношение к «взрослым». И ты нарисовал мне не моего «барашка», а мой «барашек» – он совсем другой. А?! То-то.
-Но, Вова, в жизни всегда так. Всегда приходится выбирать. Или – или. А третьего не дано.
-А это кто сказал, что не дано? Это линейное мышление. Третье всегда есть. Альтернатива. И я хочу третьего.
-Ну-ну, давай, ищи.
-А может, я уже нашел?
-И что же это?
-Поживешь – увидишь.

ДАЕШЬ РЕСПУБЛИКУ?
Владимир Петрович сидел, отключив Экстранет, перед компьютером и писал. Со стены на его действия взирал хохочущий большеротый японец – маска, подарок Александра Степановича. На экране мелькали слова: «Дальневосточная республика», «развитие региона», «самосознание населения».

Он составлял прошение президенту об объединении Приморского и Хабаровского краев, Амурской, Сахалинской и Камчатской областей в единую республику с общей экономикой и центром управления. Возглавить республику он вызывался, разумеется, сам. В качестве аргумента «за» он приводил в пример положительный опыт перевода Еврейской автономии в разряд полновесной республики: Еврейка активно развивалась. По тому же пути может пойти и Дальневосточная республика, только это будут уже другие темпы: регион-то ведь богатейший. И Амурскую область до уровня остальных, дескать, подтянуть можно при таком раскладе. Поднятие экономики непременно повлечет, утверждал Владимир Петрович, укрепление региона в стратегическом отношении. От центра, подчеркивал губернатор, Дальний Восток далеко, и уследить за ним оттуда сложно. И предлагал осуществлять жесткий контроль всех структур на месте с координацией действий в центре. И просил от государства достойных дотаций: Дальний Восток страну снабжает и рыбой, и лесом, и полезными ископаемыми, и золотом. Так что пора бы, дескать, и вернуть часть.   

И ментальность дальневосточников иная. Это, говорилось в послании, в большинстве своем мужественные, решительные, рисковые люди, предки которых преодолевали такие тяготы и лишения в борьбе с природой и азиатами, что жителям центральной части России и не снилось. Во время революции 1917 года сюда бежали выжившие интеллигенты и кулаки – самые выносливые. И истребили потом не всех, многие укоренились. После революции активные романтики и золотоискатели ехали, слегка переиначивая слова известной песни, «за туманом, за деньгами и за запахом тайги». Да и по сей день жизнь дальневосточника – это борьба с природой: противостояние смывающим урожай, коммуникации, скот и даже самих жителей тайфунам, циклонам и цунами, беготня по сопкам против ветра. Стопроцентная влажность практически на всей территории. Жестко. Слабые давно ретировались на середину континента. И поддержать бы дальнейшее переселение сюда, предоставлять переселенцам материальные преимущества. Чтобы не только из Китая к нам ехали.

Для дальневосточников, писал он, чужды и классические поэтические образы России: белоствольные березки в бескрайних полях. Есенинская и другая подобная поэзия. Она не находит и не может найти отклика в их сердцах. Так что неплохо было бы поддержать патриотическое направление в дальневосточной литературе, дабы способствовать созданию образа малой родины, которая органично вписывается в большую и великую Россию. А открещиваться от того, что очевидно, нет смысла. Надо это использовать во благо государства.

Пловцову Володя документ не показал: зачем тревожить человека, раз он болеет. Так ему было проще. Зато выступил публично, озвучив идею во всевозможных СМИ – чтобы действеннее было.

Президент заявлением губернатора Приморья озадачился. Прецедент Дальневосточной республики был: во время Гражданской войны эта огромная территория, даже и не только та, о которой говорил губернатор Приморья, а гораздо бОльшая, весьма долго оставалась независимой, в то время как остальная часть России уже давно была под Красными знаменами Союза рабочих и крестьян. Но тогда для государства это было плохо. И он не знал, хорошо ли это сейчас: ДВР. С одной стороны, губернатор Приморья немного прав, говоря о том, что неплохо бы переселить еще народа на восток. С другой стороны, особая поддержка переселенцам. Это было нежелательно. Дотации давать тоже не хотелось. И брать оттуда, выходит, придется меньше. Президенту такой вариант казался подозрительным. С Еврейкой было все просто: дохода государству за скудостью своих земель и неразвитостью промышленности она приносила мало, а мировое мнение благородный поступок России по отношению к беженцам из другой страны оценило между тем высоко. Овчинка выделки стоила. А сейчас евреи подняли производства – тоже хорошо. Окупается. А Дальний Восток – тут больше потерь, нежели прибыли. И прямо, и косвенно. Поднимут экономику? Будут приносить, как он пишет, еще больший доход. Это когда? А сейчас с региона страна имеет ого-го, и не отказываться же от этого. Скорее плохо такое решение для государства, чем хорошо. Определенно не вариант.

Тем не менее для пущей убедительности президент посоветовался с компьютером – что он еще скажет? И в качестве одного из вариантов дальнейшего развития событий электронный подсказчик выдал: «Крым».

И президент ответил: нет. На все просьбы, в том числе и об особых преимуществах. Хватит. Переселяли уже с преимуществами беженцев из Средней Азии в начале века. Не так уж это и давно было. Плодитесь тем составом, который есть. Ничего не дам.

Он испугался и не пошел ни на какой компромисс. Решил не уступать ни пяди, чтобы не обнадеживался республиканец.

Сводный же отряд автомобильного казачества Приморья идею губернатора поддержал и предложил для начала по заведенной традиции перекрыть федеральную трассу. Володя от предложения отказался, сказав, что слово президента – закон. Но в «Формуле Азии» идея активно муссировалась как пишущими в редакцию читателями, так и самой редакцией. И не только в «Формуле Азии». Она теперь жила самостоятельно. В умах.

ЗАВТРА МОЖЕТ БЫТЬ ПОЗДНО ЖИТЬ
-Вовк, а Вовк, ты что, теперь садоводством вплотную увлекся?
-Да, вот видишь, какая красавица аглонема скромная? Такая скромная и такая красавица. Говорят, скромность украшает. Я раньше не верил, а теперь смотрю – действительно красиво. Я переосмыслил понятие «скромность». И, знаешь, скованность, нерешительность и серость к ней не имеют никакого отношения, хотя они очень часто и подделываются под скромность. Но скромность – это невыпячивание своих достоинств, и она отнюдь не исключает, а, наоборот, обязательно включает в себя осознание себя как человека достойного. Просто это никому не доказывается, не афишируется, это бережно хранится для себя. А что касается широко принятого удобоваримого обзывания всего серого скромным – так это исключительно лицемерие и эта самая нерешительность, боязнь назвать вещи своими именами. Стеснительность может быть спутником скромности, но далеко не всегда. И очень замечательно, если она нашей скромности не сопутствует. И просто прекрасно, когда про человека можно сказать: уверенная скромность. Это… пикантно в некотором смысле.
Вот и купил я вчера себе эту скромницу, поставил в кабинет. В качестве наглядного пособия. Надо бы пересадить в нормальную землю.
-Бросай ты это дело, совсем у тебя крыша поехала. Хватит, хватит: тяжело видеть плачущего мужчину.
-А что еще делать прикажешь?
-Собирайся быстро и поехали на остров. Остров зовет.
-Слушай, а ведь и правда зовет. Я слышу. Сашка, а, брат, полезем на вышку, пусть нас ветром обдувает, покричим с нее. Ты как? Не будешь меня стесняться, если я буду орать на вышке? Я тебя – нет.
-И я тебя – нет.
-Покричим вместе?
-Еще как покричим.
-Тогда поехали, что ж мы стоим?
-Вперед. И с песней.
-Нам песня строить и жить помогает. А что строить? А чем жить? Не важно. Подожди, я сейчас.
Вова включил звукосвязь.
-Алла! Я на закрытом внутреннем совещании. На два дня.
-Какое внутреннее совещание?! Куда ты собрался?
-Без баб!
-В смысле?!
-Я не твой. И вообще ничей, не беспокойся. Я на внутреннем заседании. Знаешь слово «надо»? Вот сейчас именно оно.
-Алла! Это Саша. Вова ко мне едет развеяться.
-Ладно. На два дня? Подожди, а как же комиссия по освещению новых правил воздушно-дорожного движения и утверждению краевых воздушно-дорожных трасс?
-Как-нибудь без меня. Придумай что-нибудь. Ты же у меня умница. Ну, честно, кроме шуток, надо. Оформи отгулы. Как угодно. Руслан пусть идет на комиссию. Или, в крайнем случае, сама.
-Ладно, хорошо.
-По коням!
-Я не на машине, на катере.
-А-а, конечно, кто б сомневался! На моей поедем. И на моем катере. Или под парусами пойдем?
-Приедем к гаражу, там и решим, на чем рванем. Ветер нормальный, можно и под парусами. Отключай Экстранет – отдыхаем!
-Знаешь, мы тут с Аллой поразмыслили: пора бы нам и потомством обзаводиться. Да? Ты как думаешь?
-Мы тоже с Катериной к такому же выводу пришли. Она хочет от меня ребенка.
-Да? Ты молодец! А я, ты знаешь, все больше привыкаю к Алле и ценю ее. Кем бы я был, если б не она? Даже не представляю, как я мог видеть в мечтах другую женщину рядом с собой. Я ее люблю. Представь?
-А разве ты ее сразу не любил?
-Нет. Нравилась. Уважал. Но не любил. А теперь у меня какая-то очень полная, насыщенная любовь к ней. Глубокая. Понимаешь?
-Ты знаешь, наверное, даже понимаю. Я ведь с Катей уже живу…
-Да ты что? Ну ты молодец какой! Она еще не беременна?
-Да нет, пока нет. Но планируем. Хотим подгадать по гороскопу, чтобы ребенок был совместимый с нами по характеру.
-Это филькина грамота. Ребенок появляется не тогда, когда ты захочешь, а тогда, когда ему надо. Понял? Вот мы решили со следующего месяца не предохраняться. А там – когда придет к нам родная душа, тогда и придет. Не важно. Все равно придет неслучайная душа. Понимаешь?
-Ты буддизмом увлекся? Или индуизмом? В переселение душ веришь.
-А ты глубоко внутри – не веришь?
-Не знаю даже. Может, и верю.
-Случайностей, брат, не бывает. Если нам так кажется, это еще не значит, что так на самом деле. Каждая случайность есть закономерность. Это просто мы не можем заглянуть далеко. Ограничены плотью и временем, нам отпущенным. Почему я об этом заговорил? Знаешь, чем ближе человек к поворотным событиям судьбы, тем он мудрее. Даже не так. Человек становится мудрее, когда на него обрушиваются поворотные события судьбы. Видимо, это естественно: необходимость анализировать происходящее и принимать какие-то решения активизирует спящие до поры до времени возможности. Даже если от этих решений ничего не зависит… Супермаркет? Тпр-ру!
-Коньяк?
-Конь. Як.
-Дыню?
-Дыню. Хочу дыню. А давай купим леденцов?
-Зачем?
-Хочу леденцов. А?
-Да пожалуйста.
-И жвачки. Розовой, которую можно надувать. А?
-Хлеб не забудь, справа от тебя. Вот этой рыбки возьмем?
-Девушка, оплата по карточке. Вот. Да? Спасибо за поддержку. А может, это плохо для всех – республика? А? Подумайте на досуге. 
-Открывай багажник. 
-Клади сюда, ставь. А жвачку надо вытащить. Я ее прямо сейчас жевать буду. И пузыри надувать.
-Умеешь ты, Вовка, дурачиться.
-А может, я не дурачусь, а дурак и есть?
-Ты только такое серьезное лицо не делай, когда говоришь глупости.
-А ты помнишь того блаженного из детства?
-Какого блаженного?
-А когда я зАмок из песка построил и он у меня развалился, и я потом тебя теребил, почему да почему и из чего надо строить, чтобы был в сохранности. Вот, а ты мне тогда объяснил, что из чего ни строй, все один конец – развалится. Вопрос времени. Ты был большой и просвещенный, а я тогда не понимал. И, знаешь, когда только понял? Вчера!
-Ты тугодум?
-Дум-дум. А блаженного-то помнишь?
-Что-то смутно.
-А я помню хорошо. И откуда он все знал, блаженный? Видно, свыше озарило. Он тогда сказал, что не быть мне ангелом, если не умру сейчас же. А если умру, архангелом заделаюсь, помнишь?
-Ну-ну.
-Надо было умирать.
-Ты спятил?
-Был бы архангелом. А так… Что строил, развалилось или развалится когда-нибудь. А архангелом не быть. Гореть мне, Сашка, в аду, если он существует.
-Почему же все развалится? Ну, может, и развалится, но прежде ведь послужит людям. Ты ведь столько сделал и еще сделаешь, я уверен.
-Н-нет. Ничего я больше не сделаю, брат. Все, аут. Не выиграл я дуэли на шпагах политической хитрости и непоколебимой воли.
-Ты какой же пессимист все-таки! Так нельзя!
-Это не личностные переживания о том, что произошло, а страх перед тем, что произойдет. У меня тревожное предощущение. Как там у «Алисы»? «Завтра может быть поздно жить». Так-то.
-Может быть, а может и не быть.
-Да… все эти вопросы решаются… Как тебе сказать?.. Я вот о чем в последнее время думаю, брат: руки мои в крови.
-Не говори об этом. Я тоже замешан.
-Нет. Это мое решение и только мое. И другое – тоже мое. И третье. Понял? Ты – ни при чем.
-Я поражен.
-Вот так-то, брат. Власть держать – это точно не фиги воробьям показывать. Однако… Это я сам, и никто более.
-Совесть мучит?
-И совесть, и разочарование: а зачем все это было нужно? В конечном итоге? Вот в детстве я смотрел на Ольгу Олеговну и думал: какая она умная, вот бы мне столько знать и еще больше. И еще. А во многом знании много горя – это Соломон сказал.
-Слушай, ну кончай исповедь! Не пробовал взглянуть на жизнь пооптимистичней? Вот, например… А-а-а-а!
-А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-!

Не доехав немного до гаражей морского транспорта, Вовина машина взорвалась. Дверца водителя отлетела в сторону, и Володино тело вывалилось наружу.

ВЫХОДЯТ ПАССАЖИРЫ ВТОРОГО САЛОНА
Почему существует это правило: из самолета первыми должны выходить пассажиры второго салона? Потому что самолет, если его внутренность сначала покинут пассажиры первого салона, может накрениться из-за неравномерного перераспределения тяжести, и тогда произойдет страшное. То есть пассажиры, которые для авиаперевозчика априори ценнее – они больше денег отдают за билет – в какой-то момент не пользуются исключительным правом людей первого сорта быть во всем первыми. Из соображений безопасности. Среднестатистической. Потом все уравновешивается, но этот один момент существует. А если в этот момент произойдет что-то, что уже не даст возможности пассажирам первого салона покинуть самолет?

Аналогичные явления происходят и в других жизненных ситуациях. Как наиболее отвечающий обстановке выход из затруднительного или опасного положения иногда люди выбирают вариант, выбор которого можно обосновать только неспособностью придумать что-то лучше. Когда такое происходит, изобретатели подобных решений говорят: это из соображений среднестатистической безопасности. Часто в основе таких решений лежит лень, иногда – просто временная или постоянная невозможность адекватного действия. Но именно такие способы и называются целесообразными. «Целесообразность» – слово, скользкое даже по звучанию. Это слово, кстати, стало последним аргументом, положенным на чашу весов «за» во время принятия решения о выращивании клонов на государственном уровне.

Пловцов действовать уже практически не мог: недуг подкашивал его все сильнее. Рассеянный склероз – заболевание страшное. Но он сопротивлялся: ясный ум для него был наивысшей ценностью. За что же ему такое наказание?! Да и передать дела было практически некому. Он работал с одним аспирантиком, но на него было мало надежды. По крайней мере, сейчас тот был совершенно не готов. В последнее время Пловцов почти во всем полагался на случай и на выдвинутого когда-то и оправдавшего с лихвой его доверие Володю. Ну и что, что подспудно почти не управляется край, если губернатор дельный, с головой? Так надо? А кто сказал? Володе можно было довериться. И менять его он не собирался. Ему надоели игры, да и на кого менять? На Руслана, который тут же поставит права человека во главу угла? И край моментально разнесут на части. А он этого даже не заметит: его обманут, он и поверит. С ним даже не поделятся. Покуда за ним Володя – его боятся, Володи не будет – и его авторитет полетит к чертям. Алла – только на вторые и даже третьи роли. Друг, соратник и жена – такая фигура, не более. Других подходящих кандидатур в окружении не наблюдается, студенты хорошие повывелись. Есть один неплохой парнишка, но он еще учится. Можно бы реально готовить на пост губернатора его. Тем более что Володя, конечно, отчебучил с этой республикой. Так отчебучил, что на этого мальчика Пловцов начал смотреть внимательнее. Но, пока суд до дела, может посидеть и Володя. Не должен больше безумствовать, тем более что хвост ему прижали. А там, глядишь, может, исправится. Тем более авторитет у него большой в народе. Время покажет, думал Пловцов.

Однако время показало совсем другое. И Пловцов к этому оказался абсолютно не готов. В институте времени почему-то подобной информацией – о том, что скоро не Володя будет губернатором – не располагали. Очень странно. Почему его не предупредили в центре? Может, начались глобальные кадровые изменения? Или совсем списали его со счетов? Знали, что пожелает решить все миром, не отдаст Володю, привязался, не захочет снимать с него корону удельного князька вместе с головой. Вот же слабость человеческая, эти привязки да симпатии. Политик должен обходиться без них. Должен, но – человек…

Между тем обстоятельства требовали незамедлительных действий. Решения не было. Володя лежал в реанимации. Его брат скончался на месте, а его самого привезли всего переломанного без сознания, но шансов у него не было. Счет шел на часы, не более того. Умрет, сказали, не приходя в сознание. Поврежден и спинной, и головной мозг, и жизненно важные органы. Практически все. Почему до сих пор жив – загадка.

Разгадка явилась неожиданно и быстро. Пловцов и сам уже не рассчитывал на свои мозги настолько. А оказалось – еще варят. И память есть. «Есть еще порох в пороховницах!» – воскликнул он и полетел в больницу к бедным родителям и полутрупу боевого товарища и бывшего любимого студента.

Он отозвал в сторону рыдающую мать. Посочувствовал, сказал, что не был в курсе абсолютно. Что это мафия, Володя хотел, вероятно, с ней бороться. Как-то озвучивал эту идею. Или бывшие конкуренты по лесозаготовительному бизнесу – там криминал на криминале сидел и криминалом погонял, когда он разгонял их шайку-лейку. И сейчас они там еще есть. Сомнительные людишки. Он разберется. Постарается. А Сашу особенно жалко – он вообще ни при чем. И сразу обоих сынов лишились родители. Ему очень жаль, он и сам сильно привязан к Вове. Но… дела не ждут. А он совершенно не готов представить подходящую кандидатуру в качестве и.о. губернатора. Есть ведь у Володи клон, он знает. Был ведь случай с пальцем. Палец-то сварился, не могли пришить тот палец, что Володя отрубил. У него должен быть клон. Такой же точно внешне. Пока, временно. Он понимает, что это противозаконно. Но ведь никто, кроме врача и медсестры, не знает подробностей физического состояния Володи. Знают только, что доставлен в реанимацию. А там – все ведь может быть… «Да и Вам отдушина все-таки. Или вообще лишиться детей, или будет почти что сын. Ведь клон ничем практически не отличается от человека. А так после смерти Володи – а она неминуемо произойдет, врач сказал, – клона отправят на поселение, и он будет там работать не покладая рук. Я предлагаю оставить его рядом с Вами, он будет Вам как сын. Немного побудет у власти, а потом я его заменю, и он Ваш. Ничего в этом страшного нет», – уговаривал Пловцов. Он выяснил, что знает о состоянии Володи отец. «Он еще не подъехал, я ему забыла от горя позвонить, и он узнал о событии по Экстранету», – сообщила Елена Васильевна. «Вот и прекрасно, – подхватил Пловцов. – Не говорите мужу пока ничего». «Если он выживет, я его заберу домой», – пролепетала она. «Конечно, конечно. Мы с Вами договорились?» – Пловцов еще раз сказал о сочувствии и о том, что ему тоже очень больно терять Володю.

И быстрым шагом отправился в ординаторскую. Врач оказался сговорчив, а медсестра – тем более. И, когда подъехал Петр Евгеньевич, ему уже сообщили, что все не так уж и плохо, что больной обязательно выживет, но к нему никого нельзя сейчас пускать. Даже родителей. Даже отца, который есть врач. Очень строго. Готовят к операции. Петр Евгеньевич подвоха предположить не мог, ведь он же сам создавал программу антиклоногуманизма для Экстранет. Такой вариант ему просто не пришел в голову.

«Не забудьте про палец! Это очень важно!» – суетился вокруг доктора Пловцов.

Он убил сразу нескольких зайцев: во-первых, решил насущную проблему наличия в губернаторском кресле приемлемого, на его взгляд, губернатора, а во-вторых, круто отомстил тем, кто готовил убийство. «Нате вам, вот так! Не надо действовать исподтишка, не надо меня подставлять, без моего ведома убирать моих людей! Причем ликвидировать физически тех, кто мне дорог! Республики испугались! Не могли цивилизованно сместить, от страху кинулись во все тяжкие! Со мной не посчитались! А Пловцов непотопляемый, так и знайте, и ставленники его – тоже, если ему так надо! Я всегда выплыву, я – Пловцов! Мистический ужас пусть вас обуяет!» – он готов был подпрыгивать на месте, представляя растерянность убийц.

Разумеется, великий учитель не мог не знать, что, как правило, наиболее легкие решения не есть решения, а бегство. Но он хотел думать, что, если клон будет просто присутствовать на месте, а дела будут делать Руслан, Алла, прочие участники процесса, ни о чем не подозревая, все будет оставаться на своих местах и происходить по заведенным правилам. Клона надо просто предупредить ни во что не лезть, типа плохо себя чувствует. Но – чтобы был. Авторитетное лицо – пусть лицом для масс и остается. И все будет, в общем-то, по-старому. Алла… Она заметит подмену. Не может женщина не заметить. Поговорить с Аллой. Ей или вдовой быть, или оставаться женой губернатора. Она любит власть – долго думать не будет. Не говорить ей, что скоро сниму клона, пусть тешится, сколько отпущено. И все дела.

По коридору пробежала Алла, следом за ней – Руслан почему-то с растением в руках. Пловцов поймал Алла за руку и отвел в сторону. Руслана встретила Елена Васильевна. Обезумевшая и как будто в бреду. Но держится. Забрала из рук цветочный горшок и направилась к палате. Ладно, пусть. Никто не видит.

Из-за взрыва машины были проверены и губернаторский катер, и яхта, и везде было по бомбе. То есть, если бы Володя не заезжал в супермаркет, он бы доехал до гаража морского транспорта быстрее и, возможно, автомобиль не успел бы взорваться, но тогда взрыв произошел бы в море. Они бы оба с братом утонули, и не было бы никакой возможности поставить клона. Шанс выжить у них был, если бы они не заехали в супермаркет и отправились на Сашином катере. Но все равно Вову бы достали: бомба в машине осталась бы лежать.

Уцелеть мог бы Саша. Но не уцелел. Он всегда очень любил брата, хотя и с трудом понимал. И всегда делил с ним горести и радости. Готов был ради брата пожертвовать многим. Да и Володя Сашей сильно дорожил. И чем старше они становились, тем крепче были их братские узы.

МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ
Мама зашла в палату с горшком аглонемы. «Какая она все-таки у меня удивительная», – подумал Вова. Подошла к кровати. Сморщилась – сейчас взвоет.

-Спасибо большое за растение, мама. Только не надо этих слез, я тебя умоляю, – Вова хотел протянуть к ней руки, чтобы подбодрить, но она не поняла его намерений. Похоже, вообще не заметила никакого движения. Может, ничего и не сдвинулось. Подошла к окну, поставила горшок на подоконник.
-Вовочка, ты живи, пожалуйста. Как угодно! Пожалуйста!
-Мама, не плачь, – хотел сказать он, но она не услышала.

Постояла еще немного у постели и ушла, закрыв лицо руками.

Возле окна возник старый знакомый – блаженный.

-А ты как здесь оказался?

Тот не услышал, хотя уж на него-то Вова рассчитывал. Блаженный открыл окно пошире и заглянул внутрь. Покачал головой.

-Эх ты! Теперь ты хочешь умереть? Ты понимаешь, что не имеешь права?! Должен выжить! Ну-ка, эй, живи! Ты что же делаешь?! А?! Живи!
-А почему же это я не имею права на смерть? Все имеют, и я не исключение, – хотел возразить Вова, но блаженный твердил, не слыша его, одно и то же: «Живи».
-Да что вы все заладили?!
-Ты как посмел все-таки допустить это?! А?! Не смог вовремя остановиться? Одуматься, прикинуть, чего не стоит делать. А где же твоя интуиция была? Она же у тебя раньше имелась, куда же делась в самый ответственный момент? А? Ты понимаешь, что ты сейчас натворишь? Живи, говорят тебе!

В кабинет вошла медсестра. Блаженный моментально исчез.

-Расставят здесь вечно цветы! Кто вот разрешил?! Зачем они ему?! И окно настежь.

И она, посмотрев на монитор с изображением графика Вовиного дыхания, захватила с собой цветочный горшок и удалилась. Вова кинулся за ней, схватил за руку, но его руки прошли сквозь руки медсестры. А она, ничего не заметив, чинно удалилась.

В этот момент Вова увидел Ольгу Олеговну, а рядом – Сашу. Он кинулся к ней – он так давно ее не видел. Он хотел ее обнять, но вторая мама отговаривала его.

-Ольга Олеговна! Я так о Вас соскучился! Саша, где ты встретил Ольгу Олеговну? Я хочу Вас обнять, как в детстве!
-Нет, Вова, иди ложись в кровать.
-Ляг, Вова.
-Саша, тебе не стыдно? Сам с Ольгой Олеговной беседуешь, а меня гонишь.
-Вова, иди на свое место.
-Но я хочу к вам.
-Не надо. Ты же слышал, что тебе сказали мама и этот человек?

В кабинет вошел врач, следом – та же медсестра. Последовали какие-то приготовления, возня. Потом доктор склонился над его левой рукой.

-Палец, у меня болит палец, который я отрубал! Мне больно! Доктор! Что Вы делаете?

Но доктор его не слышал.

-Ольга Олеговна, вы видите? Саша! Что он делает? Ольга Олеговна!!!

И Вова бросился к ним. Она не стала его останавливать, а только тихо плакала и шептала:

-Мой мальчик, мой милый маленький мальчик! Ты такой у нас сильный, волевой, решительный, активный… Ты такой упорный. Не беги так быстро, вдруг споткнешься! Я за тебя очень боюсь, переживаю. Вовочка! Мой любимый сыночек, мой умничка. Ты у нас такой умничка, такой смышленый мальчик. Добрый, славный, родной. Не спеши, иди спокойно. Мой мальчик!..

-Мы его теряем, торопитесь!
-Все нормально. Не указывайте мне.

Вова наконец дошел до Ольги Олеговны и Саши и кинулся в объятия. Он так давно не видел свою любимую гувернантку. Он так о ней скучал! И она не отстраняла его, а только целовала, целовала. Как в детстве…

ФОТО: Владивосток, фуникулер.
Авт. Валентин Воронин aka direqtor - http://shaman.asiadata.ru