Памятники и настоящая жизнь

                Лазарь Фрейдгейм

                Памятники и настоящая жизнь

Проблема отношения к старым сооружениям как к памятникам уходящего времени возникает повсеместно. Прогуливаясь по тихим улицам Лос-Анджелеса или Санта-Моники можно периодически увидеть транспаранты: «Историческая застройка? Голосуйте против». В очередной раз власти обсуждают законодательные инициативы, запрещающие снос и перестройку старых сооружений. В ответ – пиаровские акции: поддержать или отклонить. Всеобщим голосованием достигается видимость решения, но проблема не исчезает. В Лос-Анджелесе - дом 20-х годов, построенный по проекту  Джона Байера, - памятник истории. Замечательное место, великолепный внутренний дворик с большим бассейном. Внутри дома -  переплетение маленьких комнат с узкими проходами и низкими потолками, владельцам не дано право что-либо перестраивать. А как жить сегодня состоятельной семье в этом многомиллионном особняке? Подобные проблемы могут возникнуть применительно к особняку Ллойда Райта, домам академика Жолтовского или жилым кварталам Корбюзье.

Тбилиси. Стою на вершине горы и любуюсь панорамой старого города, формировавшейся веками. Черепичные крыши и вьющиеся ленточки улиц. Вид божественно хорош, я не удерживаюсь и начинаю эмоционально вслух восторгаться захватывающей картиной. Мой приятель, житель этих районов, нервно переминается с ноги на ногу. А потом ворчливо говорит: «Представь, как моей матери каждый день принести с базара продукты, ходить в магазин. … Ты можешь на машине подъехать к дому и оставить машину у подъезда? А нам надо все тягать на руках». Хорошо прогуливающемуся туристу, медленно перемещаясь, вживлять себя в такую красоту, хорошо ехать на неспешной арбе 17-18 века, а сегодня – в начале XXI века?

На короткие мгновения прочтения этого абзаца присвоим себе могущество властелина времени и повернем, например,  московскую жизнь вспять. Подобно архитектору-реставратору снимем наслоения веков с города. Вернемся по европейским меркам во времена не столь древние, ну хотя бы перенесемся в окружение Ивана IV, привычно обзываемого Грозным. Вертикали кремлевской колокольни и  собора Покрова на рву. В верстах пяти крепостные стены Спасо-Андроникова монастыря с одноглавым Спасским собором и малозаметными кельями. Уже за городом, на юго-востоке - в Коломенском и Дьякове, новые шатровые колокольни церквей Вознесения и Иоанна Предтечи. А на остальном пространстве – не густо посеянные барские поместья да хаты холопов. Ничто не тронуто временем. Только радуйся. Даже невозможно огорчиться отсутствием златоглавых куполов XVII-XVIII веков, ансамблей в стиле классицизма, место для которых освободил пожар 1812 года. Нет зданий Шехтеля, сооружений времени конструктивизма. Нечего говорить об опекушинском Пушкине или андреевском Гоголе. Всему этому как бы не было места и не пришло время в мысленно воссозданной истории Москвы, незапятнанной перестройками последних пяти веков …

Пространство современных городов застроено, как правило, сплошь. Застройка всегда консервативна. Жизнь и быт изменяются во все увеличивающемся темпе. Эта разномасштабность неизбежно создает трудно преодолимые проблемы. Время превращает сооружения в памятники. Если умозрительно представить себе, что какой-нибудь городок может без перестроек просуществовать пару сотен лет, то можно без сомнений представить его как историческую ценность вне зависимости от качества построек. Изменяющиеся условия жизни превращают дома в лачуги, хоть, может быть, и большого размера. Заменять? Обновлять? Сохранять? Ответ на первый взгляд естественно прост: подходить выборочно. Но со временем накапливается все больше выборочно выделенных сооружений, которые хотелось бы сохранить, и приходится искать другие решения. Тем более что понятие выбора очень персонифицировано.

Облик города это не только здания и планировка районов и улиц, это вся совокупность жизни  - с людьми, транспортом, снабжением, торговыми комплексами. В свое время восстановили уютный уголок стыка старых московских улиц Пречистенки и Остоженки с фрагментами утопающих в зелени особняков XVI-XVII веков. Приятно подойти к ним, взглянуть на входы, в значительной мере поглощенные приросшим за века культурным слоем земли, на возвышающиеся над крышей столбы изобретательно сложенных печных труб. Еще бы увидеть здесь традиционно необходимого в то время трубочиста! Но жизнь того века другая, да и восстановленный фрагмент - по сути многоэтапный ново-стародел, так как за две-три сотни лет руки мастеров неоднократно приспосабливали постройки под требования и нужды быстро меняющегося времени. Стилизованные новые постройки «под старину» порой производят впечатление ряженых. Что является «настоящим», за что надо бороться? - эти вопросы постоянно инициируют споры. Градостроительной ошибкой сталинского правительства было решение о сносе храма Христа Спасителя. Но почему при новом строительстве решили строить громаду архитектора К. Тона, а не изящный Алексеевский монастырь, стоявший на этом месте с XIV века? Хочется задать вопрос сторонникам рестроительства: что главное в таких решениях – политика или архитектура? В самом центре Москвы заново строится здание гостиницы «Москва» в архитектурных образах 30х годов прошлого века. Столь ли замечательно оно, чтобы даже не объявить конкурс на новое архитектурное решение или, наконец, решение в стиле Охотного ряда XVIII-XIX веков? Архитекторы без труда (а главное, без излишнего напряжения мысли) могут спроектировать что-либо в стиле былых времен, хоть римских терм или колизеев (в зоне Средиземноморья их было построено более полутора тысяч). В Америке, да и в старой Европе, таких проблем, как правило, нет. Если сегодня возникает потребность в строительстве, архитектурное решение, как правило, воплощается в новых формах, которые будущие поколения могут захотеть сохранить как символ времени строительства, как новое слово архитектурной мысли. Даже в такой трагической ситуации как разрушение нью-йоркских башен всемирного торгового центра, было принято решение о строительстве на этом месте оригинального комплекса. Римейк не всегда удачен в сиюминутном искусстве кино, но почти никогда - в задумываемой на века архитектуре. 

Музей может в неприкосновенности сохранять свидетельства времени. С прицелом на будущее в современных американских музеях появляются экспонаты текущего времени: машины, телефонные аппараты, городские транспортные остановки, картины, только что законченные художниками. Они сохранятся в неизменности, но только Богу известно, сколько других предметов, которые в дальнейшем будут признаны наиболее достойно отражающими своё время, не попадут в музейные залы при таком первичном отборе. Нельзя вместить всю жизнь в стены музеев, а со временем (всего-то немного более ста лет, а по отношению к важным событиям и того меньше) каждый фрагмент жизни и быта становится достойным музейного хранения. Когда-нибудь последние сохранившиеся с хрущёвских времен пятиэтажки станут предметом внимания и забот музейных работников. В отдельных квартирах постараются восстановить обстановку с малогабаритной мебелью, полочками, антресолями и стеллажами от пола и до потолка, заполняющими каждую свободную щель. Только безграничная изобретательность позволяла обеспечить быт многопоколенной семьи в малометражной квартире. От души всё же надеюсь, что будущие российские посетители такого музея будут дивиться аскетизму, а не роскоши быта лучших дней советской эпохи.

С целью музеефикации во многих местах создаются национальные парки – резервации – куда переносятся наиболее интересные сооружения. В России заслужили славу, например, Кижи, с десятком перенесенных туда деревянных построек старой Руси. От такого решения невосполнимо страдает подлинность сооружения и окружающей естественной среды, но это спасает многое от неизбежной гибели. Истинный памятник – это совокупность собственно постройки и обстановки ее существования. Рельеф местности, виды, окружающая застройка, характер жизни владельцев – все это естественные составляющие каждого архитектурного проекта. Когда мы пытаемся бороться за жизнь каждого старого дома, мы, естественно, признаем неизбежность смены обстановки – уходят люди, создавшие памятники, уходят люди, вдохнувшие жизнь в некогда мертвый камень, изменяется окружение и городской быт. Даже самый строгий ценитель архаики вряд ли будет требовать сохранения многовековой жизни людей, перемещения на тройках, колодцев или водораспределительных колонок на пересечениях улиц, выгребных ям в качестве туалетов, больших многоходовых печей в качестве лежанок и для приготовления пищи. Что именно более важно исторически - черты быта или особенности сооружений - совершенно неочевидно. Сохранение же только фрагмента истории сразу делает хлипкими требования не внесения изменений. Взгляните на любой город: специально охраняемые сооружения распределены в пространстве, а между ними зияют разновременные дома, не привлекающие особого внимания. Памятник уже становится другим в новой обстановке. Для его восприятия в соответствии со временем создания нужна мысленная реставрация всех условий его возникновения. Иначе он уже будет несовременен ни тому времени, когда построен, ни тому времени, когда воспринимается. 

Нет сомнений, что не следует без крайней нужды перестраивать или разрушать ранее созданное. Но следует понимать, что время не позволяет сохранить полностью достижения прошлого. Можно сохранить архитектурную подлинность (в большинстве случаев тоже условно – материалы имеют ограниченный срок службы), но невозможно сохранить окружающую среду, обстановку, этнографическую тождественность. Представьте себе даму в опере или на современной корпоративной вечеринке в наряде периода балов Екатерины или в расшитом жемчугом чепце и сарафане. Даже в интерьере прошлых веков это будет выглядеть безвкусно. Поэтому, вероятно, надо спокойно относиться к тому, что в живом городе время вносит коррективы в ранее созданное. Жалко, но что поделаешь? Мы привыкли не читать заклинания, когда видим, что человек стареет, яркий ум, красота угасают. Хотелось бы в каждом индивидууме продлить молодую подлинность, но при нашей небожественной власти над жизнью это невозможно. Может быть также нужно реальней подходить к предъявляемым жизнью требованиям изменений в тех областях, где ограниченность возможностей не столь очевидна.

Жизнь плохо поддается искусственному управлению. Судьба ансамблей, домов – памятников – тоже. Очень проблематично присваивать себе право судить предыдущие  поколения и поучать последующие. Факел поджигателя и ружье защитника обычно оказываются одинаково слабыми средствами решения культурных проблем. Глобальные проблемы решает история. А человек? Он вершитель своей личной судьбы и благодарный созерцатель истории. Взгляд на сохраненное историей успокаивает: есть чему радоваться и восторгаться. Нет глобально другого подхода, как поддаться течению времени со всеми плюсами и возможными минусами. Ну а обгонять время вряд ли перспективно. Нельзя лишать последующие поколения историков возможности находить жемчужины, открывать памятники архитектуры, бороться за их сохранение и реставрацию.