молодость

Мы, конечно, давали дрозда, с нами справиться было просто не возможно. Когда уже отец от нас ушёл, жили одни, мы и стреляли в этой квартире, порох жгли, в унитаз - какую-то херню туда сбрасывали! Были и пожарчики маленькие. Были, конечно! Не, ну три парня! Причём в основном был я с друзьями: дядя Серёня и дядя Лёля. Втроём там ураганили по-полной, а братавья только вечером появлялись. Трёхкомнатная квартира! У меня молодость была великолепная! Я не знал никакой опёки, надо мной никто не висел никогда, я был себе полный хозяин! Единственное, там Шурик: «Ну ты уж там сделай вот это-то». Я сделаю, и всё, и больше никаких опёк надо мной не было, я был абсолютно свободен! И все знали, что у нас родителей нет, к нам пёрли вовкины друзья, шуркины друзья, мои друзья. У нас с утра до вечера кто-то всё время сидел. Приходили книжки читать, у нас сидели, листали книги; приходили поболтать; приходили поиграть в шахматы. Всё время кто-то у нас дома был всегда. У нас даже замок был сломан и дверь вот так вот открывалась – ударом ноги, или просто пальцем, и все это знали, все заходили без стука.
И потом, когда Катя-американка приехала с Джоном к Шурику, а Шурик тогда уже умер. Был такой момент: мы в наш подъезд зашли, и им Вася говорит… у нас там девять этажей, а кнопка шестого этажа, она была засаленная, она чёрная была. Всё были светлые, и только шестой этаж был жутко засаленный, именно потому, что все ходили в нашу квартиру. И  вот Вася там этим американцам: «Плиз, там, лук, вот, зис… вот эта кнопочка – видите, она чёрная вся. Она не просто так чёрная! Это потому, что в эту квартиру каждый день десять-пятнадцать человек всегда приходило». Так оно и было, да: десять-пятнадцать человек за день там у нас всегда ошивалось. Приходили-уходили: то вовкины, то шуркины, то мои. Кто-то сидел читал, кто-то смотрел телевизор… К нам просто приходили жить фактически. Все, кто был дома неустроенный, у кого мама была злая и что-то такое, все тусили у нас дома: допоздна - до двенадцати, до часу. Такая у меня была молодость!