Я видел северное сияние

Я видел Северное сияние. (Эка невидаль,- скажете вы и будете почти правы). Однако, я знаю людей которые никогда не видели Северного сияния и образ их жизни не предполагает, что они когда то его увидят. В первый раз это было в детстве на окраине северного города в рабочем поселке. А что такое «нерабочий» поселок? Это там где люди не работают? Тогда все работали. Но, тем не менее, тогда в ходу было такое словосочетание «рабочий поселок». Это отличалось от «поселка городского типа», который являлся следующей стадией на пути превращения деревни в город. Т.е. он находился вне черты какого-либо города. «Рабочий поселок» в этом смысле не имел шансов, т.к. наоборот был неотъемлемой частью города.

Дороги в наш поселок, да и практически во всем городе были деревянные. Подчеркиваю для эстетов- в том числе и автомобильные дороги. Их стелили их двукантного бруса на лаги такого же сечения и дерева уходило – будьте нате ! Сейчас этого не представить, а тогда было запросто. С другой стороны, дерево в те годы для северного города обходилось гораздо дешевле, чем асфальт и все что с ним связано. Было же время, когда алюминий был дороже золота, и было же время когда картофельный цветок был дороже, чем тюльпан… Я уж не говорю про деревянные мостовые, которые впоследствии еще долго были одним из символов города наряду с тоской, доской и треской. Если бы я был злым человеком, то непременно бы попросил угадать с трех раз  какой из символов остался. Но я не злой человек: и доска еще производится и треска еще как-то продается, но на символы, если честно, уже не тянут. Что касается первой, то резко сузился круг людей, имеющих к ней отношение (Круг людей, которые хорошо от этого живут сузился вообще драматически). Что касается второго, то на прилавках магазинов теперь можно увидеть только замороженные спрессованные тушки. Круг людей, которые могут это купить, так же сузился. Да и тосковать особо некогда. Но… про города отдельно в другой раз. Слишком огромная тема.

Так вот, я был не большим и не маленьким школьником, когда увидел Северное сияние в первый раз. Кто-то из ребят прибежал к нам домой (а тогда это было запросто) и громко заявил, что Северное сияние на улице и т.д. Я хорошо помню, что это был ноябрь. Почему ? Все очень просто! Собственно зима приходила тогда рано. Уже в сентябре, почти всегда на мой День рождения, выпадал первый снег. Потом шла слякоть, короткая оттепель, снова морозы, а в ноябре устанавливалась настоящая зима. С морозами, скрипучим снегом, прочно подшитыми дедушкой валенками и прочими зимними приятными радостями.

Главными радостями было побесится как следует. Для начала заливали каток. Каток был маленький, за деревянными сарайками и помойкой. Так и называлась: «помойка». Происхождение слова, если вдуматься, не совсем логично. Кого помой-ка, чем помой-ка? Но, тем не менее, существовало. Помойка, почему-то не замечалась, не откладывалась на психику. По крайней мере, детворе. Может быть еще и потому, что тут же за сарайками один из соседей сделал пристройку и в ней шил катера. Таскали воду в каких-то случайных бочках на санках. Вода шумно выливалась на пространство катка и всегда казалось, что он никогда не зальется. Но рано или поздно это все таки происходило и так или иначе лед оказывался готов. Не помню, чтобы взрослые нам помогали. Да и нужды особой не было. Как то все сами. Клюшки тоже мастерили сами. Дерева то было хоть отбавляй! То, что доску надо покупать никто не мог себе представить. На труды, которые проходили в мастерских соседней школы, ходили без подручного материала. Надо сделать автомат для Зарницы? Нет проблем. Бежим полураздетые к импровизированному складу отходов, выбираем более-менее подходящий обрезок доски, весь сырой! Весь во льду! И все-таки выкраиваем из него «Калашников». После Нового года клюшки было делать вообще просто. Находили выброшенную елку, делали пропил, вставляли планку, прибивали гвоздями, накручивали черную, пахнущую весенними лодками изоленту (синяя-особый шик и особая редкость) - все! Готово! Пошли играть. Сломалась? Не беда ! Впрочем, почти на сезон хватало. Особо продвинутые мастерили клюхи из фанеры, выпиливая причудливый изгиб для игры с мячом. Они же использовались и для игры с шайбой.

Еще одной редкой забавой было прыгать в снег с крыши сараек. Это почти на уровне окон второго этажа. Страшно, но жутко приятно. Однажды так спрыгнув, Колька упал на молочную бутылку с прозрачной жидкостью. Первый вопрос, который он, наивный, себе задал, «почему это вода не замерзла?». После короткого, но эффективного эксперимента путем разбития бутылки об забор, мы поняли, что имели дело со спиртом. Бедный тот мужик, который ее спрятал!. Но чувство вины пришло много позже…С пониманием…

Еще была интересная игра, которая предполагала наличие зимы. Ее придумал Ваш покорный слуга, как ни странно. Почему как ни странно? Да потому что она требовала в общем то определенной физической подготовки. Суть ее была в том, что кто-то «водит» за собой остальных. А путь мог пролегать через какие угодно препятствия. При этом заползания на многочисленные сарайки, прыжки с них превалировали. Ползание по снегу и т.п. вещи. Представляю себе, что творилось в душе прохожего, когда он видел вереницу лихих ребят сигающих туда-сюда с известным шумом. Внешней жути добавляла скудная освещенность окружающих пространств.

Когда уже совсем зима приходила, и наметало много снега, было удовольствия делать всяческие потайные пещерки, устраивать там «дома» и прочее. Все это окружалось известной тайной, ограничивался круг посвященных, насыщалось какими-то предметами, которые имели некий, как я бы сейчас сказал, сакральный смысл, и т.д.

Про лыжи, лес и прочее не говорю- этого было хоть отбавляй.

Игр, тем не менее, было не так чтобы много. Однажды на День милиции, мы, заигравшись, раскокали лобовое стекло у газона. Началось все с невинной шалости, как всегда все и начинается. Делать было особо нечего. Мы придумали играть в снежки. Естественное дело, не так ли ? Но этого показалось мало и мы стали играть в разведчиков, т.е. воображать себя партизанами или что-то в том роде а снежки минами, или гранатами, которые должны были поражать вражеские танки. В качестве вражеских танков  нам служили стоящие у обочины по тем или иным причинам автомобили. Поскольку стоящих автомобилей было мало, а фантазии было много, да и народу прибавилось, мы стали обстреливать уже проходящие автомобили, как правило, грузовики. Слово «Мерседес» нам было неведомо, да и «Волгу» можно было увидеть большей частью по праздникам. Ну так и добрались до сути, т.е. практически до правонарушения. Было темно, кто его не знает кто попал. Но к тому времени наши гранаты уже представляли из себя довольно грозное оружие. Это был изрядный комок снега, налепленный на увесистую палку. Конечно, такой бандурой стекло разбить раз плюнуть. Короче, машина остановилась, а это был «газон», без вариантов, из него выскочил дядька, да как помчится! Все…нет, не в рассыпную, а какой-то стройной колонной. Причем мне это было хорошо видно так как я наблюдал это с крыши сарайки. Картина прямо перед глазами стоит. Человек шесть или семь, строго по ранжиру, бежит стройной колонной. Весь «цвет» нашего двора. А за ними в огромных валенках, высоко вскидывая ноги, бежит пострадавший водитель. Все это в лунном сиянии. Ну и досталось нам тогда! Почему это осталось в памяти? А потому что был День милиции, и по местному телевиденью шла передача про нашу городскую милицию. Сюжетный ход был чрезвычайно изощрен. Нет чтобы просто рассказать я такой-то, делаю то-то… Нет! Ведущий (якобы) звонил герою передачи, а тот брал телефонную трубку и рассказывал про себя. Эфир был прямой, тогда никаких записей и не видывали, «натур продукт», так сказать. И в это время вкрался какой-то подозрительный неплановый звонок на студию. Ведущему несколько раз приходилось слегка приподымать и опускать трубку. Моему воображению ничего не оставалось делать, как подумать, что это тот бедолага шофер пытается дозвониться и сообщить, что в то самое время, когда вся страна празднует День нашей замечательной милиции, находятся отдельные мальчики, которые нарушают и совершают…. Но все обошлось.

Так вот, я о Первом Северном сиянии в моей жизни. Мы полураздетые выскочили во двор. Было в целом темно, так как освещением в ту пору не баловали, тем более во дворах. Дворы очень редко и скупо освещались. Это было относительно слабое и недолгое сияние. Сполохи, как еще говорят. Как правило, раз, два в год удавалось наблюдать сияние и это воспринималось как само собой разумеющееся. После различного рода переездов, количество наблюдений в год резко сократилось. Пока совсем не исчезло из восприятия. В Северной столице, где я когда-то учился, а теперь и живу, это явление я наблюдал вообще один раз и интенсивность его не шла ни в какое сравнение и в памяти никак не отразилась соответственно. Как ни странно я видел сполохи даже в Москве. В ноябре мы были в командировке и я , по своему обыкновению пошел прогуляться по столице, тем более мы остановились недалеко от центра. И мы увидели Северное сияние где-то около одиннадцати вечера. Моя спутница, Татьяна, оказывается, ни разу до этого не видела Северного сияния. Пришлось объяснить. Удивительно то, что это было в Москве. Довольно редкое для этих мест явление, насколько я могу себе представить.

Но самое огромное впечатление в этом смысле на меня произвело Северное сияние на Крайнем севере, т.е.вообще за Полярным кругом. Все началось с того, что после третьего курса надо было ехать на практику. Как правило, практика была трудовая и, как правило, у черта на куличках. Это особенно ценилось! В Ленинграде никто оставаться не хотел. Вопрос был куда!. В принципе все места были одинаково глухи, другой вопрос, сколько денег можно было заработать. Огромной популярностью пользовалась Белая гора, поселок на Индигирке. Это было самое далекое и , как сказали бы современные блондинки, самое прикольное место. Мы впятером добирались дней пять или шесть. Сначала летели на самолете, ИЛ 18,

Из Ленинграда в Якутск. Улетали, как сейчас помню, 10 мая, или  чуть позже. Стояла относительно теплая погода. Помню, что на мне был свитер, уже невеликий по размеру. Подлетая к Омску у меня случился самолетный конфуз и он продолжался практически все время путешествия, через Красноярск и до Якутска. Мои спутники потом говорили что я весь Союз об… .Тем не менее, я успел заметить, что на бескрайних просторах Сибири, самолет начинает приобретать черты некоего автобуса, т.е. так там было все запросто.

Что-то неуловимое.

В Омске еще туда сюда, а в Красноярске пассажиры в самолет садились, ей богу, как в проходящий автобус.. В Якутск прилетели сверх рано утром и, по старой пассажирской привычке стали интересоваться когда же рейс на Чокурдах. Наш пыл был охлажден известием, что рейс задерживается на неопределенный срок, и направили нас в аэрофлотовскую гостиницу почти в центре Якутска. Мы направились туда и, отдохнув какое-то время, стали изучать неведомый нам мир. А изучать было чего.

Во-первых, Якутск представлял из себя в то время огромную помойку. И это, к сожалению, было первое, что бросилось в глаза. Т.е. натурально мусор и прочие отходы жизнедеятельности человека располагались во всех направлениях. Так что казалось, что и сверху и снизу. В каких-то двух шагах от центральных и асфальтированных улиц одна из которых была названа по имени вождя мирового пролетариата, а вторая, кажется, Дзержинского. Впрочем, кажется, и третья была асфальтирована. Потом я понял, что это очень характерно для Сибири, в смысле мусора. Изучили окрестности мы довольно быстро. Поели шашлык из осетрины, тоже диковинка для непосвященных умов, и в конце концов решили провести время в ресторанчике или кафе. Что мы вечером и сделали, ни мало не беспокоясь о самолете и прочем. Шашлык из жеребятины нам очень понравился и на следующий день мы повторили наш поход. В общем, мы вели себя как взрослые, самостоятельные люди и известной суммой подъемных на руках.

Что еще интересного в Якутске: Река не поразила, все было подо льдом, про шкуры я уже рассказал, мороженое тогда было невкусное, водянистое какое-то, одно название. Впрочем, после Ленинградского, мороженное в любой точке мира для меня «одно название». Здания строились, и сейчас, я надеюсь, строятся, с толстыми стенами и тогда я впервые увидел окна с тремя рамами, безусловно необходимая вещь для тех краев.

Разница во времени была сумасшедшей, целых шесть часов!

И на второй день нас разбудили рано утром, а мы уже где-то попривыкли к местному времени, и мы быстренько поехали в аэропорт. Странно, я совсем не запомнил здание Якутского аэропорта. Как ни странно, запомнился Краснояркий, типовое здание, Барнаульский, тоже типовое, но ведь запомнилось, даже тесноту Новосибирского, хотя там я везде был очень пролетом, а вот здание Якутского почему-то нет. Мы погрузились в самолет Ан 24й и полетели далее, в Чокурдах. Летели два часа, причем по странной иронии судьбы я чувствовал себя превосходно в отличие от моих спутников.

Прилетев, мы обнаружили, что страшно голодны и стали искать чтобы поесть. Посмотрев на часы и расписание попавшей на пути столовой, мы поняли, что останемся голодными, т.к. столовая работала с…а было еще… . Тем не менее, столовая была открыта и презрев показавшуюся нам странность, мы вошли и поели. Меню было в известной степени оригинальным для представителей Европейской части СССР, а именно оленина во всевозможных, насколько позволяла фантазия повара и бюджет столовой, видах. Поев, мы поняли из случайных реплик, что разница во времени между Якутском и Чокурдахом еще два часа ! Вот так залетели ! Т.е. общая разница между Москвой и Индигиркой 8 часов.

В Чокурдахе пришлось застрять еще на два дня т.к. Белая гора не принимала. Время мы проводили согласно неискоренимых русских традиций т.е. в известной степени пьянстве. Причем с доходящим до фанатизма состоянием. (Так я узнал, что такое частик в томате). На второй день мы потеряли одного спутника, Сергея. Нет, ничего страшного, просто он остался практиковаться в Чокурдахе. А нас на второй день разбудили, причем нам, как всегда показалось, что довольно рано и мы прибыли в аэропорт. Причем сделали это пешком. Сели в самолет, уже АН-2 у которого были  лыжи вместо шасси, и полетели себе дальше вглубь необозримых просторов Сибири вообще и Якутии в частности.

Летели мы ровно час и приземлились в Белой горе. Причем лучше сказать приледнились, т.к. ВПП была устроена прямо на льду Индигирки. Хотя лед еще был более чем крепок, была все-таки какая-никакая весна и уже были проталины из воды. Т.е. мы спрыгнули прямо в лужу, можно сказать. Как потом выяснилось, это был из последних рейсов на Белую гору именно из-за состояния такой временной ВПП.

Нас поселили на дебаркадере, рядом с поселком Белая Гора. Не знаю почему, но тогда я не сравнил его с общежитием им монаха Бертольда Шварца. Наверное, потому, что к тому времени «Двенадцать стульев» не были прочитаны необходимое для быстрого выскакивания цитат раз. Но клоповник был тот еще. Т.е. натурально такого размера и такого количества клопов я не видел более нигде. Они падали и издавали при этом некий звук. Если бы я захотел усилить эффект, я бы сказал, что они шлепались на нас со звуком маленьких лягушек.

Быт был незатейлив. Нас четверых поместили в одну из кают и в результате, в каюте оказалось шесть человек. А коек было пять. Так и спали, извиняюсь, валетом по очереди. Зато в каюте стоял ящик с ворованными финиками. С тех пор я на финики смотреть не могу, не то чтобы есть.

Нас, наконец то, распределили по плавучим кранам. Т.е. мы должны были ходить на работу и принимать посильное участие в ремонте и наладке различных механизмов. Причем, мы учились на крановщиков и были даже корочки, а поставили нас сменными мотористами. Есть разница и она существенная, если учесть, что двигатели внутреннего сгорания мы еще не проходили. Но выбирать не приходилось. Мы оформились в отделе кадров довольно быстро и именно тогда мне пришла в голову мысль( почему не знаю, но тем не менее), что в нашей стране запросто можно устроиться на работу. Что уж если придет край, можно махнуть на Крайний Север и уж здесь то для тебя всегда найдется местечко, какое никакое, но будет. Т.е. не пропадешь. Почему-то сегодня эта мысль мне в голову не приходит.

Извиняюсь за каламбур.

До открытия навигации было довольно долго, и мы делали все что придется. Наш механик, Алик, нас не то что не загружал, но и «спать не давал», т.е. мы постоянно были заняты чем-то. Нас могли отдать на помощь взрывникам. Надо было ломать лед перед ледоходом, чтобы избежать заторов. Хотя, как я теперь понимаю, все это был малоэффективный труд. Но, долбя шурфы, пару ломов я таки утопил.

 В тех краях «вырастает» очень необычный иней. Он просто огромный, до 10 см высотой. Когда по нему проходишь, наступаешь на него, он звенит. Идешь так : звень, звень…
Было холодно, но нас, слава богу, уже переместили жить на плавкран. Клопы исчезли из поля зрения. Странно, но с тех пор клопы в моей жизни уже никогда не встречались (тьфу, тьфу, тьфу через левое плечо! И три раза по дереву!) 

Мы как-то обустроились. Хорошая шутка от крановщика Толика Хомутова «закрой двери-не месяц май». Как привет из его прошлой, материковой, Смоленской  жизни. Благодаря Колымо-Индигирскому речному закону «каждый наливает себе сам и сколько хочет» удавалось не очень напрягать печень.

Наконец, лед прошел, причем это событие не отразилось в памяти. Прошел и прошел, и нас немедленно отправили на место, добывать гравий. Т.е. навигация открылась очень 10 июня. Нас пришвартовали к теплоходу-площадке и мы «попилили» вверх по Индигирке. «Пилили» дня два или три, не помню. Все искали место, где можно брать гравий. Как я понял, это довольно переменная составляющая. Наконец встали на место. Причем я хорошо помню, как уходил с вахты и видел вокруг себя необъятное практически море с какими-то торчащими ветками,  а, проснувшись, обнаружил берег со всеми его атрибутами: хилым кустарником и бедным пейзажем. Так упала вода. Сразу на несколько метров. Чего мелочиться ?

Пора сказать несколько слов об Индигирке, и вообще о тех местах. Индигирка располагается между реками Яной и Колымой. Довольно протяженная река. Именно на Индигирке стоит Оймякон, который, как известно, является полюсом холода. Один знакомый со старшего факультета, который был на этой практике за год до нас и перемещался через Оймякон, рассказывал, что сидел там вообще пять суток. Т.е. относительно погоды иллюзий особенных питать не надо. Это место, где раньше было огромное количество зон. В Чокурдахе, как нам сказали, находится месторождение урановых руд со всеми вытекающими отсюда последствиями. Рассказывали, что местным охотникам якутам платили какое-то вознаграждение за убитого беглеца. Что-то типа пачки чая или патронов.

Река очень быстрая. Вообще с якутского Индигирка означает «злая собака». Примеров тому очень много. Действительно жестокая река. Однажды я греб против течения из-за отказа мотора. Старался быть ближе к берегу, т.к. выход на фарватер грозил конкретным сносом по течению. За это время меня облепили комары , как свитер. Только он не грел а…Было неприятно. А еще однажды, пытаясь справиться с течением, я просто потерял плавки.(Как не искупаться за Полярным кругом?) Слава богу, свидетелей моего позора было не очень много, только мой напарник, Гриша.

Мы стояли напротив устья р.Селенях. Она впадала в Индигирку как то под углом с северо-запада и немного против течения Индигирки, которая как известно течет с юга на север.. Из-за этого можно было наблюдать зоны со «стоячим» течением, т.е. гладкую водную поверхность и , напротив, с волнами, увеличенными ровно в два раза. На юге виднелись горы Момского хребта. Красивые, только не Кавказ. Собственно Момский хребет и является основным поставщиком гравия, который мы добывали.

Ближайшее поселение Куберганнях находилось вверх по течению километров в сорока. Впрочем, я могу ошибаться. Однажды мы туда поехали за продуктами. Более удрученного впечатления на меня не оставлял ни один населенный пункт. Возможно, что это было следствием того, что в одно время сошлись все негативные факторы: и удаленность от цивилизации, и отсутствие жителей (почему-то не встретили ни одного), и плохая заполярная июньская погода, которая в Средней полосе вполне могла бы сойти за позднюю осень, а на побережье Черного моря вообще за зиму.

Природа, в смысле фауны, здесь, по крайней мере была, очень богатая. Питание наше организовывалось с реки и побережья. Утки, зайцы, рыба. Вареная утка выделяла столько рыбьего жира, что есть ее можно было только под крепкие спиртные напитки. (Кстати, именно там я их и ввел в свой рацион впервые. И начал не традиционно, а именно с чистого спирта. Это я никому , тем не менее , не советую делать). Рыба: щокур, налим, осетр, нельма, щука, чебак, чрезвычайно популярный в Сибири. Чебака мы солили и пытались вялить насколько позволяли погодные условия. Щокура почти не брали, хотя это и неплохая рыба из сиговых. Осетр надоел очень быстро и кроме икры я, к примеру, ничего у него не мог есть, да и та вообще то поднадоела. У налима брали только печень, все остальное- за борт. Находясь в средней полосе трудно вообразить, что можно выбросить рыбину весом 2 кило. Однажды поймали нельму, самую большую сиговую рыбу. Не придумали ничего лучше, как запихать ее в морозильник и съесть в виде строганины.  Щука шла «на ура» в том числе и благодаря поварихе Светлане. Рыбные пельмени из щуки в ее исполнении не только не уступали не уступали мясным, но и превосходили их, а если учесть ее квалификацию и опыт работы в грузинском ресторане, т.е. в грузинском ресторане в Грузии, то можете себе представить, что мы там отнюдь не голодали. Из утиного царства охотники приносили большей частью чирков. Однажды попались две гагары, шкуры которых я взялся выделывать. Но бросил это занятие, уж больно тяжелым оно оказалось.

В тех местах, да я думаю и не только в тех, заготовка дичи на зиму идет все недолгое лето. Рассказывали, что за сезон охотники стреляют до двухсот уток, которые помещают в ледник. На зиму. Убить сохатого считается удачей. Хотя и не такой уж и редкой.  Мяса много и оно, конечно же, деликатес. Мне довелось попробовать. Супер, как бы сейчас сказали.

Про грибы. Как- то в середине лета я инициировал поход за грибами. Сначала пошел в одно место, но не очень удачно, собрал какие-то полупоганки на болоте. Но народу идея понравилась, и мы однажды отправились через реку, в некое подобие бора. Это действительно было похоже на бор в его классическом понимании. Т.е. хвойные присутствовали, тощие ели, мох, густой и какого-то зеленого с признаками ядовитости оттенка. Грибов там было видимо-невидимо, как в сказке.( Дело было как раз после дождей.) Столько красноголовиков (или подосиновиков) за один раз я никогда не видел, хотя понимаю в этом деле. Но мы опоздали. Крепкие и красивые на вид, они все без исключения были в той или иной степени червивыми и нам пришлось уговаривать Светлану, которая брезговала червяками, убеждать, что ничего, не отравимся. Впрочем, грибной сезон закончился очень быстро. Буквально через два дня мы нашли, что новые грибы, которые успели нарасти за это время, были настолько поражены червем, что никакие уговоры нам бы не помогли.

О природе. Природа там скупа до чрезвычайности, я имею в виду флору. Редкие растения, в основном ольха, редко ель, сосны не видел. Думаю, она там не водится. И без того скудное однообразие природы усугубляется следами жизнедеятельности человека. То, что кругом поселков разбросан мусор самого разнообразного качества, я уже говорил. Ко всему прочему добавляется обилие промышленного мусора, особенно пустых 200 литровых бочек из-под топлива. Их девать решительно некуда. Это общая беда Севера на всем побережье Арктического бассейна. Насколько мне известно, до сих пор не найдено решение этой проблемы.

О ментальности. Конечно, сказать, что там собрались отходы общества, нельзя. Однако количество людей, у которых когда-то были какие-либо проблемы в той или иной сфере жизнедеятельности, среди которых наиболее распространены проблемы с Законом, безусловно, на душу населения выше чем в т.н. средней полосе. Романтиков, ну тех которые за туманом, очень мало. Я лично не встречал, хотя могу ошибаться. В основном люди приезжали сюда заработать денег. Некоторые из них прикипали к Северу. И то сказать, снабжение там было очень и очень. Таких товаров, какие мы там встречали, на материке не было. Прошло уже тридцать лет, а китайский свитер из верблюжей шерсти моя матушка носит до сих пор. Вот такие качественные товары продавались там. Один тамошний житель рассказал, что они с женой приехали на заработки «года на три», да и остались там. В качестве показателя их зажиточности он приводил в пример во-первых, квартиру в Белой горе, а во-вторых три шубы своей жены, причем меха он настрелял сам: это из зайца, из песца и из чего то еще более дорогого, не помню, что-то из куньих.

Тридцать лет назад это было сильно.

Но в основном, конечно, те края населяли люди проблемные. И неудивительно, поскольку край ссыльный и людям, которые вышли на свободу, деваться по большому счету было некуда, так и оставались. Естественно это отложило отпечаток на простоту нравов. На дебаркадере, о котором я уже упоминал, ходила девочка пяти лет и распевала на мотив знаменитой песенки Шаинского : « От бутылки станет всем светлей…». Никого это особенно не задевало. По крайней мере в каком-либо из оттенков негативного смысла.
Особая категория- бичи. Т.е. люди без постоянного места жительства и рода занятий. В основном это не ущербные внешне люди. Однажды мы грузили гравием СТК и моим собеседником оказался один такой. Т.е. он красиво рассказывал о своей прошлой жизни, а я не мог поначалу сообразить, что он бич в самом классическом проявлении этого смысла. Жил он прямо на теплоходе с поварихой, немолодой уже и рыхлой женщиной, питался как-то отдельно от команды и капитан ничего не мог сделать- с поварами была напряженка. Были и другие варианты жизнепопадания и жизнеустройства бичей. Их когда любили, когда нет, но в целом не гнали от себя, видимо в душе исповедуя мудрость, что все мы под богом ходим.

Один такой изгой все время как-то крутился около нас. Был он в свое время руководителем танцевального ансамбля в Якутске, да спился, неоригинальная русская традиция, и в результате каким то чудом очутился здесь. Он как мог развлекал публику, даже танцевал. В столь отдаленных местах и это казалось каким-никаким искусством. Перемещался он как хотел от парохода к пароходу. Когда мы улетали, он просил поклониться Ленинграду. Вообще к Ленинграду у людей было, да и сейчас есть, особое, высокое, отношение.

Были неоконченные интеллигенты. Очень много людей с неоконченным высшим. В частности наш механик крана, четыре курса МГУ. Встречались и другие. Один, как сейчас помню, с философского факультета, кстати, тоже МГУ. Они как могли дистанцировали себя от остальной публики.

С властями я не сталкивался, но думаю, им приходилось нелегко. Хотя, властям всегда нелегко.

Развлекались так же по особому. С учетом специфики, так сказать. Однажды один человек поспорил на ящик коньяка (элемент специфики!) что разобьет грецкий орех, извиняюсь, детородным органом. Он рассчитывал на то, что грецкого ореха ни у кого в поселке не найдется (Еще один элемент!). Так ведь нашелся и именно один. Он не стал ничего пробовать, сразу пошел в магазин.

И на всех уровням воровство было одним из главных занятий. Способы и нажива были самые разные. Классический способ воровства коньяка или других напитков крепких и не очень это опустить контейнер со спиртным с немного большей скоростью, чем требовалось. (знаю, знаю что все знают!). Бой актировался, а что осталось, делилось между участниками процесса. Были и прямые хищения всего, что плохо лежит. Я уже упоминал про отнюдь не купленные финики, но ящик (!) с половниками, который, почему то, валялся на одном плавсредстве это все-таки чересчур, но было, было…

Сразу оговорюсь, что этот грех меня чудесным образом миновал…

Быт был устроен- Спарта отдыхает. Хотя бы потому, что в Спарте было относительно тепло. В тамошних условиях, когда все строительные материалы кроме песка и гравия завозились по Северному завозу, жилья просторного не построишь. А если и построишь, то есть риск вылететь в трубу из-за расходов топлива. Отопление было в основном угольное, а уголь тоже с пароходов. Поэтому дома местных жителей смело можно было бы назвать домишками, но, учитывая все вышесказанное, люди радовались и этому.

Но пора вернуться к началу рассказа. Я имею в виду основательно забытую за пересказом деталей тему про Северное сияние.

В августе нас перевели грузить уголь для одного из поселков. Название его Дружина и он располагался южнее Белой горы километров на 300. Т.е. еще ближе к Оймякону. Несмотря на невинное и теплое слово «август», на самом деле наступали приличные холода.

Начался ледостав. Льдины, которые спускались с гор были чрезвычайно плотными, а потому удары от них изрядно сотрясали корпус ПК-5 (построен на Жатайском СРЗ, толщина обшивки 6 мм). Мы стояли на вахте, сменяя друг друга, к тому времени мы успели изрядно надоесть друг другу, обнаруживая друг в друге скрытые положительные и отрицательные качества, естественное поведение людей в замкнутом пространстве, тем более с непривычки. Мы инстинктивно старались разделиться друг от друга, занимая вахту какими-либо делами. Никому уже не надо было ничего доказывать. Мы уже были своими на этом маленьком отрезке времени и пространства. Каждый для себя что-то определил и что-то доказал. Работа шла по накатанной колее, вплетая в себя неожиданные проблемы. Мы уже спокойно подменяли иногда гуляющих крановщиков. Короче, я попал на ночные вахты. Тут то я и понял, что такое настоящее Северное сияние. Конечно, я взялся за неблагодарный труд, описать всю эту красоту.

Северное небо не балует жителей красотами. Зимой, понятное дело, звезды. А в основном облачно. Тем замечательнее чистое  небо. Именно там я загорел как никогда ни до ни после. Во время заполярного лета утомляет солнце. Оно не хотело опускаться и старалось догнать Луну, которая так же находилось на небе. На северном небе радуешься даже маленькой тучке, плотность которой отлична от окружающих облаков и поэтому чуть пропускает какой-то свет. Вот этот нежно розовый свет на общем безнадежно сером глубоком фоне я почему-то продолжаю помнить. Но северное сияние во время ледостава, значит осени, поражает свое воображение богатством красок и их подвижностью. Игра цветов тем интереснее, чем дольше смотришь на нее. Устает шея. Но только тогда я ощутил именно физическое воздействие цвета.

Цвет не имел размера, но имел звук и массу.

Подходила к концу наша практика. Лед зверел прямо на глазах а судно с углем задерживалось. В конце концов, пришло и оно и разгрузив его как можно скорее, и погрузив, оборвав трос, в трюм судна пятитонным краном 11тонный ЗИЛ а также приняв на кран местного правителя торговли с печеньем, подлежащим списанию в Белой горе, мы двинулись в сторону Белой горы. Путь оказался не очень-то и простым. Дело в том, что к осени уровень коварной Индигирки значительно понизился. (Но не понизился ее коварный нрав!)  Плоские льдины, которые успели напаковаться к плоскому днищу, здорово мешали движению. Т.е. наш ПК-5 являлся приличным тормозом при прохождении так некстати обнаруживающихся время от времени перекатов. Первый мы как-то преодолели со второго или третьего захода. Со вторым пришлось повозиться т.к. он оказался мельче, чем предыдущий. Использовались разные приемы, и отработка винтами, и неуспешные попытки протаскивания тросов под днищем, помогало все это мало. Закончилось тем, что пришлось вызывать взрывников. Они прилетели на вертолете на следующий день. Быстро и деловито поставили заряды и рванули. Куски льда действительно стали выныривать из под днища, однако видимого эффекта это не дало. Кран по прежнему не двигался с места. Тогда они заложили заряд под кран побольше и рванули еще раз. На сей раз тряхануло, так тряхануло. Льда уже побольше вынырнуло и мы, наконец, двинулись.

За все то время пока мы занимались освобождением себя из ледового плена, а процесс этот оказался затяжным, (мы даже уже были готовы начать зимовать на просторах) мы вынуждены были питаться чем придется, так как не рассчитывали за такой затяжной ледовый плен. В ход пошло списанное печенье с не менее «свежим» коровьим маслом. Чая и сахара, слава богу, было достаточно.

Немного про еду. При всем богатстве фауны, разнообразия в питании особенного нет. Обильно поедается консервированная пища, чай пьется тоннами, там я привык пить чай черный как смола. Для вахты подходило пачка чая на чайник и 5-6 ложек сахара на кружку 200 мл (или как говорили 200 грамм). Только так можно было взбодриться. На гарнир только крупы. Картофель в страшном дефиците и почете. Хранится консервированный картофель довольно долго. Однажды мы раздобыли банку с сушеным картофелем пяти или даже шести летней давности. Он был темным, но все равно ушел «на ура». Консервы, как правило, быстро приедаются и люди стараются перейти на свежатину.

И печенье с маслом я с тех пор больше не ем. По крайней мере очень редко.

После взрыва мы обнаружили раскуроченный компрессор, без работы которого запуск двигателя представлялся проблематичным. Поэтому решено было двигатель не глушить в принципе и поэтому масло, которое обильно текло через сальник масляной помпы, собиралось в тазик и сливалось обратно в двигатель через воронку, вставленную в отверстие для щупа.

Наконец мы прибыли в Белую гору. Занятия в институте уже давно начались. Был сентябрь и 10го уже лед полностью встал и даже машины стали ходить через реку. Сделав необходимые формальности, получив чек на очень приличную для студента сумму, мы отправились домой. Пролетая над Якутией я сумел увидеть тотемную бабу. Истукан, стоящий на холме мелькнул под АН-2 и все…

Деньги, полученные мной за практику я бездарно потратил.

Ну и ладно…